Прагрессоры Атлантики

о.

глава 1. 'Время летит вперед, и мы летим вместе с ним'. Майк Науменко

Попаданцы бывают разные. Наша компания — самые нелепые и никчемные недотепы-попаданцы. Два третьекурсника с иняза и — слава всем богам и прочим высшим — медик, медик с лечфака, реально специалист и 'лучик солнца на горизонте'.

История началась с того, как в декабре 2011 года со мной связался знакомый саксофонист: Витя Колтрейн — он фанатеет от этого джазмена и творческий псевдоним себе не долго выбирал — и предложил 'реально фантастический тур'. За штуку баксов месяц походить по Карибам. Зима, погода самая курортная, снорклинг, дайвинг, все радости 'пиратских островов'. Самый бонус бонусов — яхта — если верить словам Вити, 'это Харлей в линейке байков', 'Роллинг Стоунз в блюзе', его мечта мечт и прочий кусочек рая на грешной земле. Яхту ему сдал в аренду голландец, у которого нарисовались дела в штатах. Холлберг-Расси 53... посмотрел я картинки этой яхты... это не яхта, это отель под парусами, шикарно выглядят каюты.

В отпуск мы полетели втроем: я, Костик и Ринат. Прикинув и так, и эдак, пришли к выводу, что штука гриндяев, это не цена за месяц на Карибах. У Костика была заначка. Он копил на новую бас-гитару. Я был категорично против. Лещенко рассекал на 'Ириске'. Гитаре было лет сорок, чехословацкая, из старых, добрых времен социалистического содружества, когда в наглую перли у капиталистов секреты и штамповали свои пиратские копии всяких полезных в хозяйстве вещей. Все честно, буржуи тоже у нас секреты воровали. 'Ирис' была копией с 'Фендера телекастера' — модель уникальная, волшебная звуком. А Костик мутил измену и хотел купить себе 'честный фендер' — ересь и мракобесие! Он был согласен с тем, что инструмент у него уникальный — дожить до наших дней в приличном состоянии, это говорило о многом. Но теперь он стал мечтать о покупке честного контрабаса. Уговорили его потратить зеленые на новые плавки и презики — Костя был потрясающий парень, девчонки на него вешались, как под дождем. Завидно было, чего уж там. Ринат Галимарданович Аматов смог вырваться с учебы. Медики не чета нам, пронырам с педа, медики учатся упорно. Но Ринат был 'фантастичный медик', 'бонтудуй', как я называл людей прирожденных для какого-нибудь дела. Костя был бонтудуй басист. Витя на саксе дудел. Я пел прикольно, у меня получалось внятное подражание голосу Сэтчмо, а какой же русский не любит Армстронга? Конечно, у Луи был неповторимый голос, напоминающий дребезжащую по булыжной мостовой железную бочку, а у меня так — канистрочка, но нам хватало для успешных выступлений. 50 тысяч стоил перелет, а остальное там решили потратить. Витьке — оплатить стоимость мазута, и чуток сверху приплатить, как капитану. Там видно будет.

Самолеты это зло и проклятие для любого благоразумного человека. По старой привычке, я сутки до посадки провел на ногах. До Нью-Йорка проспал, как суслик. А до Нассау летели пару часов.

Витя встретил нас в аэропорту — в разноцветных шортах, солнцезащитных очках, но при белой сорочке и галстуке — сразу видно молодого джазмена. На такси мы добрались до поселка, где стояла яхта. Что сказать? Три мартышки начали обследование непонятной штуковины на предмет 'а что это у нас тут выросло'. Волшебная яхта, с теликом, видиком, интернетом, звуковая система... о, какие басы! Витя посматривал снисходительно, но крепко указывал на правила поведения на борту. Пока не удостоверился, что мартышки стали напоминать сухопутных крыс, а значит — вполне пригодны для катания под парусом — никуда мы не поплыли. На берегу торчали пару часов, покушали жареной рыбки, посетили туалет, 'сбросили балласт', как Витя выразился, и поплыли.

Маршрут у нас был на остров Эльютерру, на его северную часть. Там можно пару суток зависать. Там знаменитый пляж с розовым песком и некая 'пещера священника'.

Плыли мы долго. Витька сказал, что 'все учтено могучим ураганом', и к вечеру мы заякоримся в уютной бухточке, спокойно переночуем, и с утра можно отправляться на прогулку.

Приплыли мы ночью. Витя врубил дизель и начал шаманить, подкрадываясь к берегу. Потом он минут тридцать маялся с якорем. А мы забрались в 'большой зал' и готовили ужин. Ринат уселся смотреть видик. Мы с Костей шуршали на камбузе. Если не качает, на яхте можно жить с комфортом солидного отеля — отличная кухня, просто шикарная. Заделали салатика миску, три куска мяса поджарили, хотели спагетти отварить, но отказались — вся команда до ужина активно пожирала бутерброды с колбасой и копченой местной рыбой.

Когда покушали, Витя принялся названивать местным знакомым. Без секса мы не останемся — это он гарантировал. Этот суматошный уже этой ночью подрывался на берег с саксофоном. Оказывается, у него был четкий бизнес, он на местных танцульках работал. Прибыльное дело — в эти электронные 'упсы-упсы' вплетать звук живого саксофона. Никуда мы его не отпустили — бред какой-то — после перелета через половину земли и дня в море, устали все страшно. Уснем как мертвые, а яхту грабить приплывут... ему это надо? Ничего, ночь перетерпит без секса. Так и успокоились.

Проснулся я под утро, поднялся на палубу, а там Витя сидит, курит трубку и медитирует.

— Привет, Вить. Давно проснулся?

— Пару часов. Ты куда собрался?

— В океан поссать. Я осторожно, с кормы.

— В океан с кормы поссать, это святое, — негромко отметил Витя. — Это, как у костра от ветки прикурить. Ты там осторожней, за борт не свались.

Сходил я помочился, и уселся с Витей болтать. Он рассказывал про этот островок, про знакомых местных...

* * *

А потом нас торкнуло. Препоганое ощущение. Мерзостное. По телу словно судороги прошлись, не больно, но противно как-то... секунд пять трясло, ох и гадостное ощущение.

Как только отпустило, Витя прыгнул к штурвалу и начал ругаться, что-то щелкая по кнопкам пульта управления яхтой. Потом он рванул вниз, и я услышал очередной взрыв ругани, на этот раз матерной. Витя практически никогда не ругался матом, встречаются такие люди, не терпят матерных выражений — и мне сделалось неуютно, похоже яхта сильно поломалась и мы встряли на валюту, ремонт придется вскладчину оплачивать.

Внизу в салоне бурчали на Витю разбуженные Ринат и Костик. Я потянулся к термосу и налил себе очередную чашечку кофе. Утро добрым не бывает.

Вылезла компания в рубку, и я попытался навести порядок:

— Капитан, если что сломалось от этой магнитной бури, то ты не волнуйся. Я в доле, и на ремонт денег подкину.

— Какая буря? — Витя присел рядом и начал возиться с набиванием трубки. — Плохо всё. Всё очень плохо. Дурь какая-то с электроникой. Рация молчит, мобила вне зоны связи, и вся навигация сдохла. Сдох весь интернет. Полный писец ребята.

Костя полез вниз, проверять свой мобильник, а Ринат спокойно уселся напротив нас, достал пачку 'Житан' и тоже стал дымить.

— Но ведь свет есть, — заметил он очевидное, свет в салоне яхты горел исправно.

— Электричество есть. Мотор фунциклирует. Джипиэс вырубило, Ринат. Вообще нет интернет связи. Я и комп проверил и планшет... и рация молчит, по всем каналам тишина в эфире.

— Нет, Витя. Нет никакого света. Вон там, на берегу был домик, там твои знакомые местные живут. Там светилось окно. Сейчас свет погас, — поправил его я.

И вот в этот момент ясность внес Костик, поднявшийся к нам с кружкой в руке:

— Долбаные пиндосы! Они облучили нас с орбиты — у меня тоже сеть накрылась, и связи нет.

— А при чем тут амеры?

— Ну, ты же не веришь во весь этот бред с бермудским треугольником? Нас чем-то облучили из космоса, я проснулся уже и все чувствовал, меня как током ударило.

— Отдохнули, блин... мы хоть до порта доплывем? — начал злиться Ринат.

— Да спокойно дойдем, — пробурчал Витя. — Я же проверил, вся электроника яхты в норме. Как они нам связь отрубили? Это вообще круто.

— А ты как хотел? Военные разработки цветут и развиваются.

— Да бред вы несете. Как это так можно? Электроника в порядке, а связи нет...

Так мы и встретили рассвет, спорили о военных прибамбасах, и злились на америкосов, испортивших нам отпуск. И только при свете солнца мы ясно поняли: это не тот остров, не те Карибы, и вообще все не то... а я первым понял, что мы — попаданцы.

А как иначе, если на берегу сплошные заросли и нет никакой связи с миром? Мы точно попали.

Тема была всем известная, знакомая, но мы сразу спеклись. Спросив у Вити разрешения, взяли из бара бутылку виски и начали пить. Ринат сказал, что это нормально, пусть стресс зальется и заткнется. С Ринатом все было нормально, он у нас самый спокойный, будущий хирург это дело такое, суеты не терпит. Родители его были старенькие, нефтяники, где-то вообще не в нашей области нефть добывали. Костя молчал, нехорошо так помалкивал. А мы с Витей были 'отрезанные ломти'. Мы подружились с детства, одинаковые мы были. Папики наши были одноклассники, оба сделали отличный бизнес после распада СССР. Отец Вити, дядя Сережа, был ученым, что-то придумал дельное с технологией нефтедобычи, получил благодарность и тихо, спокойно удержался на плаву. Мой отец рубил в электронике, где-то что-то хитро продал, 'мозгопродавец', как его дразнил дядя Сережа. А сблизило нас с Витей одно — мы не вписывались в 'золотую молодежь'. Я просто не понимал этого кайфа: тусовки, танцульки, легкая наркота, выпивка... а от поведения некоторых знакомых реально тошнило.

Витя легко ушел, он с детства был гениальным музыкантом: в легкую научился играть на фортепиано, гитаре, барабанах, саксофоне, трубе. Закончив школу, он улетел в Америку и каким-то образом вписался в джазовую тусовку. Написал несколько грамотных композиций, издал диск — деньги смешные, но маленькую известность он заработал. И все три года он занимался 'яхтингом'. О море он мечтал с детства. Когда дорвался, прошел курсы какие-то, и стал плавать попутчиком-матросом, потом выучился на шкипера, гонял взад-вперед через океан по Европейским джаз-клубам, везде честно прогонял тему: 'Пишу океаном, только в открытом океане настоящий свинг', пиарил себя честно, зарабатывал на свою яхту. Три года так уже жил.

А у меня все коряво по жизни выходило. В школе я обнаружил полную неспособность в точных науках: математику, физику, химию, геометрию я кое-как вытягивал на 'хорошо'. Хорошо шли гуманитарные науки и прочая 'география'. Диплом я решил получать на инязе, иностранные языки это дело полезное. На первом курсе со мной произошел страшный случай, решил узнать, как студенты веселятся, пошел в клуб и нарвался на драку. От суда меня откупил отец. Я покалечил двух парней. Они сами были виноваты, пьяные, борзые... вот только меня это не извиняло, я чуть не убил двух человек. И я не знал, как это вышло: я просто потерял сознание, разум потерял, мозги отключились, 'тут помню — тут не помню'. Дело мое выгорело: ребята реально были сами виноваты. А мы с отцом решили выбивать клин клином — я стал заниматься айкидо. Почему айкидо? А там нет поединков. Тебя учит тренер, ему ты навредить не можешь никак — сделает как котенка. И главное — я стал чувствовать свое 'состояние берсерка', стал учиться его контролировать. Мой тренер знал мою историю, ему было со мной интересно. Да и мне в кайф пошли восточные заморочки с медитациями. И в плане языка было интересно: спикал я с детства, немецкий и французский с легкостью поднял за пару лет, а вот японский... это другой образ мысли, другой языковой принцип, про иероглифы вообще молчу. В секции я познакомился с Ринатом, хитрый татарин стал единственным моим напарником для дополнительных тренировок. Айкидо меня зацепило. Я узнал детали и сделал вывод: можно в это дело влезть, можно этим заниматься. Меня кто-то подставил в Педе. Мне не светило учителем работать — узнали про нашу драку, мы с парнями потом четко все разобрали, здоровались при встрече. Но мне о карьере препода можно было забыть. Да и ладно! Я вкупился в тему спортивной секции. А что? Заработок небольшой, но стабильный, здоровый образ жизни, что еще надо для счастья? В качестве хобби исполнять популярные джазовые хиты — это стильно. Меня все устраивало...

Витя подорвался первым, с шипением: 'Восход проспали, крысы сухопутные' — он метнулся вниз в свой уголок капитана. Вылез с секстантом и принялся мудрить с этой штуковиной. Ринат улыбнулся, впервые с самого утра и подмигнул мне:

— Повезло нам с Витей.

— И с Витей, и с тобой, — согласился я с ним. — От нас с Костяном толку мало будет, из таких как мы, недоученных преподавателей получаются очень фиговые попаданцы.

— Не скажи, Леша. Ты просто не видишь этого. Тебя дети любят, Уважают. Ты настоящий препод, растешь в настоящего сенсея, в секцию ты вписался грамотно. Если что, нам с тобой выкручиваться придется. Я фильм вспомнил, 'Апокалипто'...

— Суровая картина. Мел Гибсон. Дядька незаурядный. Лапа Ягуара того парнишку звали. Помнишь, как он колючки отломал, натер ядом с кожи жабы, и плевался через трубочку в этих майя, ацтеков... путаю я их.

— Опасные тут 'чингачгуки', добреньких точно нет. И как у Колумба прокатило?

— У Колумба было три корабля, там свора бандитов приплыла. Половина были настоящие убийцы, их из тюрьмы вытащили и предложили: или казнь, или плывите с этим сумасшедшим далеко и надолго. Другая половина были наемники. Местные испанские торгаши наняли головорезов. Кого за золото, кого шантажировали. Отправили на поиск возможного нового пути в Китай — чтобы на обратной дороге аккуратно Колумба прирезать, и секрет короткого торгового пути, чтобы достался торгашам. Сюда приплыла банда! У них даже священника не было! Ты понимаешь, на такое дело пойти и без священника — отчаянные ребята. Дикари, они люди с пониманием, чуют, когда надо улыбаться и ручками по ногам хлопать, приседать и Ку делать. Нас четверых сожрут за милу душу. Хотя нет, здесь не жрут... не важно — свободы точно не видать. Разденут до нитки. Яхту разберут на амулеты. Нас окрутят, оженят, и будем тут под пальмами потихоньку цивилизацию внедрять. Уплывать надо.

— Согласен, — кивнул головой Ринат.

Витя закончил свои погляделки и записи, посмотрел на нас и добавил:

— Ребята, вы тут не шумите, слушайте берег. Никуда мы до полудня отплывать не будем. Мне надо замеры сделать. Нам очень повезло, что у Патрика секстан был. И я не по приколу с ним обучался. Фигня вот в чем, нам таблицы нужны, но их нет — и год неизвестен, и век непонятно какой. Я воду попробовал — ребята, мы встряли! Все не так! Мне трудно объяснить, но это не те Карибы, которые я знаю. Ох, и штормит меня... Главное, я точно знаю наши координаты. Сделаю замеры. Потом потихоньку пойдем на островок, есть тут рядом один, спокойно на берегу зашашлычим, и думать будем.

— Как скажешь, капитан.

— Леш, не зли меня, — сразу вскинулся Витя. — Я не капитан, я шкипер прибрежного плавания. Недоучился я до капитана, денег пожлобил, идиот. Ты посиди пока, следи за берегом. Я записи сделаю и поднимусь с пушкой, а ты тогда мясом займешься. Холодильник отключать надо, энергию экономить. Синкопу мне в жопу, если мы попали, без аппаратуры мы сдохнем.

— Витя, спокойней. Кругом джунгли непорезанные. Значит нет еще из Европы Колумбов всяких. Может ты и недоучка, но сам подумай: в это время ты самый крутой из всех мореплавателей, у тебя самый крутой борт. Так что, капитан это звучит гордо, к месту, всем нам спокойней.

— Логично, — спокойно согласился он со мной. — Ладно, пошел я, сиди тихо. Посчитаю один рейс. Сначала до Керрента, потом до Роуза... главное, чтобы там этих ваших 'лап ягуара' не было. А вообще, здесь реально трусливые индейцы, пацифисты. Забыл, как племя называется. Но, ты прав Зубрик, я готовился, у меня по Карибам много записей на компе. Туристов катать, надо много баек всяких знать. Я все вам рассказать смогу.

Посмотрел я вокруг, заросли сплошные на берегу. Никакой тебе цивилизации. Плюнул за борт и пошел в каюту, доставать спрятанный подарок для нашего капитана. Купил я ему бинокль. Сто тысяч отдал. Вите не жалко, он реальный фанат моря. Обязательно себе купит яхту. А такие 'глаза' считаются вечной классикой. Карл Цейс Морской — специальный бинокль для использования на море и водном спорте. Вернулся на палубу и стал смотреть по сторонам — прикольно, вообще классно, так бы и не отрывался, не соврали рекламщики, надежная вещь, и весил бинокль прилично — высунет индеец свою любопытную морду из кустов, тут я ему и залеплю по шпионской мондре, нечего тут вынюхивать, нам самим ничего не понятно.

Погано. Немного страшно. Родаки с ума сойдут. Блин, поехали кататься.

И Витя револьвер зажал. Прозвищ у него со вчерашнего дня стало два: Колтрейн и Кольт, но второе — вовсе не сокращенное от первого. Он похвастал своей пушкой. Купил себе пушку грязного Гарри, пневматическую реплику знаменитого Кольт Питон Смит и Вессон 586. В руках подержать дал, а пострелять — зажал баллон. Прикольно! На десять пулек в барабане револьвер, я думал у них шесть в оригинале. Нарезной ствол, громадная дурында, пульки вставляются в барабан, мы поигрались, но Витя не дал пострелять, сказал, что не надо баловством маяться на яхте, на берегу пошумим по банкам.

В начале января в семь утра начало светать. К рассвету мы устали психовать и успокоились, собрались в рубке.

На данный момент мы признали, что у нас в экипаже есть главный моряк, он же шурупчик — Виктор Павлов. Оказывается, на яхтах постоянно все ломается, и надо уметь делать ремонт своими руками, а не то окажешься посреди моря в надувном плотике, с тоской в глазах. Витя всегда в точных науках соображал. Ринат точно будет главврачом. Нам с Костей он быстро мозги промыл. Спокойно сели и признали: нюни не надо распускать. Да и кто его знает, может быть в любой момент зашвырнемся домой. Всем хотелось обратно в родной двадцать первый век.

— Витя, мы в Европу можем доплыть? — спросил Ринат.

— Можем, — нахмурился капитан. — Только не сразу. Понимаете, ребята, в наше время Атлантика изучена вдоль и поперек. Многие яхтсмены живут по кругу, зиму проводят на Карибах, с комфортом и удовольствием. А весной уплывают в Европу. Это только в фильмах здесь летом солнечно и удобно пиратствовать. Летом тут паршиво, штормит, дождит и всякая такая непогода. Хотя, на юге, на Маргарите отличный закуток!

По весне спокойно, с попутным ветром, по течению пересекают Атлантику. На восток сложней 'трансат', так пересечение Атлантики сокращают. Короче, месяц в океане, потом лето на Средиземном море, можно у Африки прикольно походить. А на зиму вернуться на Карибы. Так и живут по кругу. Повторяю для себя, для тупых. В конце марта, а лучше апреля, нам надо быть у побережья Америки, на широте Чесапикского залива, это на юг от Нью-Йорка. Обратный путь через Атлантику, в восточном направлении, считается более рискованным, чем плавание на запад. Лучшее время для такого перехода — май. Две — три недели. С этой стоянки я могу весной доплыть до Чесапикского залива за пару недель — это средний срок. Вот у нас уже пять недель в море. Три месяца нам на Карибах загорать надо. Только не нравится мне погода местная. Прохладно. Теплей вчера было. Сегодня холодней.

— Так утро же, — встрял Костик.

— Нет, Костя, слишком прохладно. Я хорошо это чувствую. Если мы провалились в другое время, климат изменился. Ветра поменяли направление, течение не слишком, Гольфстрим особо не повернешь. Но меня волнуют ветра. На моторе мы далеко не уплывем.

— Мотор надо как-то законсервировать, пока не научимся добывать соляру. Более-менее топливную, чистую соляру, а пока надо экономить топливо, — Ринат улыбнулся Вите и пояснил свою мысль. — Надо поискать в книгах Патрика. Как хранить мотор. Он ведь не круглый год рассекал на этой малютке. Может там маслом надо залить...

— Можно и маслом, — согласился Витя. — Но консервировать мы ничего не будем. До Азор будем экономить топливо со страшной силой. Не вытянем мы без дизеля. У берегов безопасно только на винте, аккуратно, не спеша. Хорошо, что я в шведок влюбился — Холлберг-Расси — надежные, крепкие девочки. И управлять легко. Костя, надо тебе учиться. Из Лешки никакой старпом, он с математикой не дружит.

Костя обрадовался:

— Давай, здорово! Тоже буду парусами рулить.

— Будешь, будешь, — улыбнулся Витя. Посмотрел на Рината и спросил. — Ринат, ты чего думаешь?

— О времени думаю, — начал вслух собирать мысли в кучу Ринат. — Радио нет, значит три варианта. Первый — дорадийная эпоха. Второй: постапокалипсис, может война была, джунгли зарастают моментально. Сейчас три тысячи любой год может быть. Третий вариант совсем глупый: мы умерли и видим общий сон. Это так, на уровне бреда. А насчет прохлады — это плохо. Это может быть прямо в доколумбовы времена мы попали. Возможно это малый ледниковый период. Похолодание в средние века. Теплеть начало с двадцатого века примерно. Но! Приятно это или нет — не знаю — тогда сейчас не древние времена. Македонского точно не встретим, или там Юлия Цезаря. Если мы вообще на Земле!

— Ешкин кот, а я как-то и не думал, что мы в даль такую попали. Я много книжек читал альтернативной истории. Про древность редко пишут, — признался я парням.

— Это хорошо, что ты начитанный. Будешь нам помогать планы планировать.

— И думы думать, — хмыкнул Витя.

— И это тоже, — улыбнулся Ринат. — По времени ничего не ясно. И нечего глупости фантазировать. В сторону предполагаемой Европы надо уплывать. Но пару месяцев можно и тут поторчать с пользой для дела. Ясно, что Витя наш адмирал, главный по всем морским делам. Я буду врачом и химиком. Без химии мы быстро тапки завернем. Костя станет генералом...

— Чего? С какой это стати? — перебил его Костик.

— Кость, у тебя это семейное. Ты со своими эльфами, и разными орками в герцога играл. Ты католик, рыцарь, в военном деле разбираешься побольше нашего.

— Ничего я не разбираюсь, Ринат, это не шутки. Генерала нашел...

— А кто кроме тебя? Лешку только в шпионы отправлять. Мы с ним на пару будем из себя Рэмбо изображать, но это несерьезно. Ты на себя возьми главную координацию. Начальник штаба. Мы все думать будем, но главный сухопутник должен быть. Без приказа не воюют.

— Что-то ты сразу за войну заговорил, татарин. Чингисханова кровь просыпается, — усмехнулся я над рассуждениями Рината, обидно стало: один в Менделеевы метит, другой — адмирал, Костя — генерал. Я один остался без большого назначения! Не предложат же мне стать их главным королем, да и нафиг надо такое.

— Тимурова, — усмехнулся Ринат. — А насчет войны ты сам все понимаешь, Зубр. Мы тут лишние. Нам или в рабы, или в серьезных людей надо устраиваться. Ты же не хочешь делиться, Леша?

— С кем? — возмутился на его слова.

— Ты конкретно против европейцев? — уточнил улыбающийся Аматов.

— Конечно, против! В гробу я видал всех этих крестоносцев. То есть, пока они с гробом Христовым возились — нормально все. А как сдулись с крестовыми походами — к нам полезли — нет уж, давай, Ринат, изобретай автоматы и мы им Кузькину мать покажем. Они за Севастополь нам ответят!

Костя уже не мог сдерживать смех и заржал во весь голос. Остальные тоже рассмеялись. Когда успокоились, Ринат серьезно спросил у Костика:

— Наш Витя, хоть и по Америкам разным шастает, патриот упорный. Я тоже не фанатею от их цивилизации. Костя, ты католик. Серьезно, ты с нами? Без проблем?

— Погодите, — нахмурился Лещенко. — Вы что серьезно?

— А чего непонятного? С этим сразу надо разобраться, — влез в тему я. — Миром мы не договоримся, а европейцы ребята сильные, культура у них мощная. Давить будут серьезно.

— Я против и царизма, и против Европейских выкрутасов, — спокойно высказался Витя. — Самим надо соображать. Строить свое государство. Мозгов у нас нет. Зато вспомнить чужие ошибки можем. С Ринатом согласен — нельзя нам никуда высовываться. Сразу загребут в цепи, посадят в одиночку и все мозги высосут. Я не подписываюсь. И прогибаться не смогу. Не мое это. Ты тоже, Лешка, не сможешь, проходили уже.

— Идите в задницу, проходчики! Вы что решили войну объявить всему миру? Вы ненормальные? С этими попаданствами мозги сдохли?

— Костя, спокойней. Мы без объявления войны обойдемся, — серьезно заметил Ринат.

— Точно, — согласился с ним я. — Еще чего, навыдумывали всякой политической ерунды. Я за политику Цезаря: пришел, увидел, победил. Все они варвары.

— И грязные притом, — добавил Витя.

— Заблуждение, — поправил нас Ринат. — Богатые люди в любые времена за гигиеной следили. Бедные всегда были грязными.

— Неправильное мы что-то напридумывали. Я пока не готов вот так, в оригинальничание играться. Глупости это.

— Почему, Костя? Вы с Лешей и займетесь главным делом на ближайшие годы. Это не химия, не физика, — снисходительно уточнил Ринат. — Это то, чему вы учились. Отставь в сторону трепотню и глупости. Ты учился, ты получал высшее образование. Я лично твои знания уважаю. Это не шутки детей учить. Людей нам кто воспитает? Вы с Лешей воспитаете. Обучите детей. Вы ведь педагоги. Вот и займетесь главным делом своей жизни. Ты генерал. Значит, Зубриков станет министром просвещения. Образования. Как он мозги может пудрить, мы все знаем, в этом он мастер.

— Эва как, — я улыбнулся на это заключение.

— И максимально для нас безопасное разрешение проблемы: с кем дружить, на кого рассчитывать, кого и прогрессу обучать, — согласился Витя.

— Так что, Костя, никаких войн. Никаких прогрессорских штучек. Никакой благотворительности никому, — закончил Ринат.

— Я только за, — согласился Витя. — Пока вы мне пушки не сделаете... а на нашу малышку и пушку не поставишь. В-общем, пока не вооружимся до состояния бронепоездов, сидим спокойно, кипим тихонько, как и положено чайникам.

— Нормально. Согласен, — Костя успокоился и покачал головой. — А то начали разговоры разводить: всех убьем, всех нагнем, всю Европу покараем.

Все замолчали. Мне опять стало муторно от всего этого попаданства. Физически плохо — как с похмелья, только трезвый — неуютно, отвратно, это не мое время, я вообще тут лишний, не должно меня здесь быть.

— Но ведь покараем, — улыбнулся Костику.

И Костя хмыкнул в ответ:

— Шаловливые загребущие ручки мы, однозначно, завернем.

— Америка для русских. Это даже не обсуждается, — сразу уточнил я.

— Далась тебе эта Америка, — рассмеялся Витя. — Юг Африки и богаче, и компактней для концентрации производства.

— Леша, займись маринадом, — попросил Ринат. — Ты же можешь мясо подготовить. Вдарим по шашлыкам. Надо разгружать холодильник. Электричество у Вити не резиновое.

— У нас все не резиновое, — вздохнул капитан.

— Кроме кондомов, — фыркнул Костя.

— Золотой ты человек! — я сразу проникся темой. — Костенька, поделишься запасами. Тут сифилиса кругом много.

— Отличное завершение первого совета попаданцев, — согласился Витя с нами. — Должности разделили, будущие владения поделили, приступаем к раздаче презервативов.

— А вот презервативы придется сдать мне, — сразу перебил веселье Аматов. — Это стратегический запас. Аптека дело серьезное. Я за вас серьезно возьмусь. Мы вместе с Лешей, — поправился он. — Быстро вам наладим физкультуру.

Так мы и болтали и фантазировали до полудня. Я мясо замариновал. Ребята по яхте шуршали. На берег не стали сходить — ну их, этих индейцев! Витя что-то измерил по солнцу в полдень и они с Костей подняли якорь и мы поплыли на какой-нибудь тихий островок. Спокойно покушать на твердой земле. Попытались разобраться со временем. 5 января неизвестного сейчас года, маловато будет данных! Витя нас конкретно обломал, заявив что, по звездам он вычислить дату не сможет. И какой из него после этого Нострадамус? Но если оставить шуточки в сторону, надо признать, что капитан нас здорово выручил. С Колтрейном все мутные мысли сразу пресекались на корню.

Витя очень хозяйственный, самостоятельная жизнь за рубежом его научила самостоятельности. Я был домашний. Костя и Ринат жили в общагах, вот они тоже были хозяйственные, сразу уселись в рубке и начали сверять запасы и восторгаться их количеством на яхте. Колтрейн рулил — руль у яхты большой, солидный, смотрится здорово. Меня тоже увлекло слушать Витины уважительные замечания в сторону Патрика. Как я понял из нескольких замечаний Вити, Патрик был адвокат, ирландец с голландским гражданством. Очень странная комбинация, но мне не понять этих европейских выкрутасов. Патрик оказался настоящим ирландцем.

Я не хочу обидеть славных парней с Зеленого острова. Ирландцы всегда милы русскому сердцу: у них отличное пиво, забавная музыка, они рыжие, и недовольны политикой Англии. А еще ирландцы долго были бедными, наверное, поэтому, довольно прижимисты и склонны к бережному отношению к вещам. Яхта была в отличном состоянии. Почему адвокат ирландец сдал личную яхту в аренду русскому джазмену? Ответ прост: Витя с Патриком свои юридические проблемки в штатах разгребал. Спецом нашел юриста любителя яхтинга — Витя умный и дружелюбный. Второе нас очень выручит.

Яхты можно делить по разным способам. По размерам, по цене, по дальности заплыва, по комфорту обстановки — наша яхта была круизер, то есть, создана для дальних плаваний, например, для кругосветок. Шведы славятся надежностью своих продуктов. Яхты Холлберг-Расси — блин, как славно звучит, прямо как 'Харлей-Дэвидсон' — были странным сочетанием надежности, удобством в управлении, и повышенным комфортом. Витя сказал, что есть несколько фирм высшего уровня, и все яхты одинаковые почти по уровню. У шведок есть маленький плюсик, прикол, они реально готовы в условиях северных холодов плавать — есть любители, среди айсбергов шнырять, в зимнюю навигацию ходить. Это не понять сухопутным. Это особое хобби. Шведка просто капельку прочней корпусом и всякими мачтами. А может быть это психологический трюк: доверься потомкам викингов — они рулят.

Еще вчера Витя меня убил простым фактом, что современной яхтой один человек может управлять нажатием кнопочек! Там и тросы потянут паруса, и сами паруса станут сворачиваться, под действием электромотрчиков. 'На якорь становиться сложно в одного', — грустно улыбнулся тогда Павлов. Теперь у него был помощник — Костя с радостью увлекся морскими прибамбасами.

Удачей стало Витино желание 'понтануться'. Чтобы удивить и поразить 'сухопутных крыс' комфортной и благоустроенной жизнью на яхте, Витя по максимуму затарился энергоснабжением, чтобы запускать опреснитель. 'Энва' — опреснитель выдавал пять тысяч литров в день — и это оказалось нормально для 'сухопутных крыс и крысок'. Сами яхтсмены не грязнули, но бережно расходуют пресную воду. На яхте все просто: или сиди в большом зале и смотри в окна, или выходи на палубу, но там брызги, ветер и прочее веселье. Мыться постоянно приходиться, смывать соленую воду в душике. А это — расход технической пресной воды, питьевая вообще хранится в отдельном большом баке.

Уже в самом начале наших приключений, наслушавшись Витиных пояснений о жизни на яхте, я быстро понял, что Витя не просто умник, он 'вумумник', вуму это сокращение от фразочки 'Все Учтено Могучим Ураганом' — у нашего капитана не все, но многое было учтено. На вопрос Рината: 'А где наш 'сундук Робинзона Крузо'? Есть же здесь, на яхте, топорик, пила... для добычи дров на берегу, что, где, когда? Витя, где наши сокровища?' — Витя улыбнулся настоящей голливудской улыбкой, а этим он не пренебрегал, зубы специально отбеливал в своей Америке, и поманил Ринатика к себе. Там он ему что-то показал на экране компа, и Ринат выпал в осадок:

— Да мы не пропадем! Братцы, мы реально спасены. Витяус, ты нас выручил.

На наши с Костей вопросы на тему 'Что там такого вкусного нахомячено' нам предложили посмотреть на списки оборудования и инструментов. Впечатляло. Много всего было попрятано по уголкам трюма.

Потом Ринат подробней рассказал про ледниковый период: оказывается, у них, в Европе, и зимы не было раньше. Вокруг Средиземного моря всегда тепло. В центре Европы тоже без снега зиму проводили. Потом стало холодать. Самые ужасы на четырнадцатый век пришлись: и дожди, и холода, и чума поголовная! Народу вымерло просто жуть — миллионы человек. Потом стало теплей, но Ринат сказал, что прежних курортов не стало. Для Западной и Центральной Европы снежные зимы стали обычным явлением. Осень стабильно пришлась на сентябрь и последующие несколько месяцев.

Вот тогда Витя и внес ясность с Америкой. Колумб приплыл в конце пятнадцатого века. В девяносто втором году. Первая его экспедиция в составе 91 человека на судах 'Санта-Мария', 'Пинта', 'Нинья' вышла из Испании 3 августа 1492 года. От Канарских островов повернула на Запад 9 сентября. Пересекла Атлантический океан и достигла острова Сан-Сальвадор в Багамском архипелаге, где Христофор Колумб высадился 12 октября 1492 года. Это официальная дата открытия Америки. Два с половиной месяца плыли.

Никакого присутствия нормальных европейцев мы не видели. Мы уже четыре острова в бинокли рассматривали — есть аборигены! Мы их видели! Невысокие, загорелые, совсем не страшные, голые они! Вот это был ужас... раз голые — они же дикари! Никакое это не жуткое будущее — люди голыми ходить не станут, всякие артефакты прошлой цивилизации будут носить до упора. Точно — попали — нет цивилизации. А если верить Ринатке и чуйке Вити — сейчас уже это самое похолодание во всем мире — мы в крайнем случае в до-колумбовой время провалились, до 1492 года!

Как дураки начали рассуждать на тему, как нам не повезло. Таким неприспособленным, как мы, удобней было бы поближе к древности: к всяким Македонским и Цезарям — нам было бы веселей. Там бы всем задали жару. Рим ведь можно было обдурить! Ринатик на отлично знал латинский — медик! Лечфак нас спасет! 'Он нас везде спасет!' — дошла до Костика мысль, что нам всем будет полезно выучить и улучшить латинский. Если мы не в древности — очень жаль, у древних европейцев можно было бы взять технологии, чего-нибудь полезного, и рвануть на территорию Мадейры — остров и от Европы близко, и от Африки, и климат там отличный, и нет никого из аборигенов.

'Необитаемых островов рядом с Европой всего два и оба отличные, климат там курортный: Мадейра и Сан-Мигель из группы Азорских островов. Все Азоры необитаемы. До Португалии максимум пять дней хода, если с ветром не повезет', — Витя сразу дал расклад по перспективам.

И тут меня осенило!

— Ребята, я читал! Совсем наша ситуация. Один дядька классно написал. Они с другом в Австралию попали, правда уже Петр первый был. Нам надо как они — сядем на необитаемый остров, и найдем себе аборигенов, детей если учить, они же маленькие, ничего не понимают, и шифроваться от них проще. И притворяться не надо. И жить станем по нашему — не как эти феодалы, нормально.

— Лешка, ты хорошо начал, но криво кончил. Идея отличная принципиально, — спокойно начал обсуждать мое предложение Ринат. — Но где ты детей найдешь? У родителей красть? Ты же не свинья.

— Из рабства выкупать будем, — вдруг тихо сказал Костик. — Парни, мы будем выкупать детей из рабства. Они нам по гроб жизни будут нормальные помощники. Только детей надо не старше шести лет. Лешка помнишь лекции по подростковой психологии? У них пустые головы, ребята, все страшное прошлое забудут. От нас зависит, кем вырастут, в кого мы их выучим.

— Солидно, мужик, — кивнул головой Витя — Рабство это чума. Я конкретно вписываюсь против рабства поработать.

— Деньги. Не смотрите на меня, — Ринат улыбнулся. — Принимаю на все сто. Педагоги — классно сработаетесь. И бросьте морды кривить! На современном уровне, до времен Ренессанса мы самые продвинутые в плане науки и техники. Про яхту вообще молчу — мечта. Я повторяю о земном и грязном, братцы — деньги! Где взять деньги на выкуп детей из рабства.

— Я костюмы купил для подводного плавания, мечтал ведь на все эти кораллы посмотреть, — вдруг вспомнил про свои покупки. — Витя, ты мест крушений не знаешь? Если не глубоко — можно понырять.

Витя покачал головой: 'Нет, Леша, здесь, на Карибах я знаю места, но нет вокруг никаких галеонов. Ты же не видишь их. Мы вообще, может быть, провалились в древний Египет. Рабы есть. Галеонов нет'.

— Все большие состояния вы сами знаете как начинались, — вздохнул Костик.

Мы замолчали. Поганая тема. Он на криминал намекнул, не спиртом же торговать? Читал я про одного попаданца: мужик попал в пограничника, при царизме, он начал с киднеппинга, паскудника одного на выкуп обул, а потом и банк ограбил в Европе — классный подход, надо будет Ринату рассказать.

Аматов поставил точку:

— Я за себя скажу, и мы прекратим эту тему. А то мозги вскипят, как в титане, а мы не титаны мысли, парни. Мы подумаем каждый обо всем этом. Куда спешить, мы в анусе Вселенной. Я лично готов ограбить местных преступников. В любом месте. В любое время. А они все люди нехорошие. Мы с Лешей одного человека сможем заломить. Узнаем цены, узнаем время, даты точные и будем решать.

Глава 2. 'Распалась связь времен' Уильям Шекспир

Первоначальное решение было принято: не лезем никуда наобум. Тихо сядем в норку и оглядимся по сторонам. Иначе все отберут, все украдут местные жлобы. А что мы можем? Три третьекурсника и 'двадцатилетний капитан'.

Ринат остался у Вити, который рулил яхтой, присел и они продолжили свои терки по точным наукам. Витя соображал в математике, и физику он неплохо в школе знал. Да на яхте, оказывается, есть пара маленьких станочков — чиниться по мелочевке!

Мы с Костей спустились в прохладу салона, сели на диванчики у маленького столика, я колбаски настрогал и хлеба, мы принялись сговариваться. Тема была серьезная. Главная тема, если честно. Опасная. Реформа христианства. Без религии никак идеологию не выстроишь. Ринат и Витя доверили нам с Костей начать разбор с идеологией. Против христианства как основы идеологии никто не был против. Категорично решили обойтись без должности главного попа. Коллегиально порешаем важные вопросы. Четыре человека это уже не 'три дебила', это сила помощней — на одного придурка больше:) И власть тоже разделим, как и ответственность.

Забавно, триумвират — союз трех мужчин — был явлением не частым, но привычным, термин ведь образовался, прижился. А вот с правлением четверых уже не прокатило. Это понятно: четыре человека могут разбиться на два лагеря и тогда труднее будет сговориться. Но мы были в положении мерзком, кроме нас самих — никто нам не поможет.

А от меня все эти европейцы получат трендюлей обязательно — они мне за Севастополи реально ответят, за оба: и за Крымскую войну, и за Родину в дыму. Почему был такой злой на иностранцев? А я всех уродов ненавижу. Европа уродлива. Красота это гармония, симметрия, соразмерность. В Европе нет баланса между меркантильностью, жаждой денег, потребительством и чистотой, честностью, честью, возвышенным бредом, не знаю как выразиться. Мы сами не ангелы, но, отняв у мерзавца деньги, мы выкупим ребенка из рабства. Хотя, с таким методом обогащения надо быстро кончать, искать честный путь добычи денег.

И еще не нравилось мне вся эта жуть попаданская. Не верил я в возможность внезапного возвращения домой. Нафиг, надо быстро автоматы Калашникова и Кольты настрогать, и устроить 'последний и решительный бой' — может повезет и меня быстро укокошат. Все лучше, чем здесь разбираться с глобальными проблемами. Но про эти свои мысли я помалкивал.

Мы с Костей согласились, что христианство нам в самый раз — для тех, кто хочет спрятаться, первые верующие тоже по катакомбам шифровались. Христианство удобно: с его 'миролюбием' и 'нет эллина и иудея' — это идеальная религия для основания разведки и контрразведки, шпионажа — а значит власти над мирскими царями и прочими военными. Папа — глава мощнейшей группировки по контролю власти.

Христианство на 'тайне исповеди' поднялось. Исповедь хороший инструмент влияния — мы оба не верили в 'тайну исповеди', не было никакой 'тайны исповеди' — значит, священники узнавали секреты, имели тайную власть над мирянами. Ведь это просто, если кто-то знает твой секрет, твое преступление — он может манипулировать тобой.

Я рассказал Косте прочитанное, что в самом начале становления христианства исповедь была не тайная, а публичная! Грешник каялся в грехах не только перед священником, но перед всеми членами общины, составляющими в совокупности Тело Христово — Церковь. Но это мешало увеличению числа христиан, страшно это — перед всеми признаться в паскудном проступке. Вот тогда, при падении желания прихожан к исповеди, Церкви и приняли решение утвердить тайный формат исповеди. Пересмотр характера исповеди требовал установления особого, доверительного отношения между священниками и паствой. Попы добились главного! Они добились от государства проявления уважения к сакральному смыслу процедуры исповеди. Вот тогда и навязали всем сказку про 'тайну исповеди'. 'Никому не скажу, даже в полицию не донесу о преступлении, приходи кайся на здоровье', — всем гарантировали священники.

Падения интереса прихожан к исповеди на раннем этапе становления и укрепления христианства это плохо для христианства, это понятно, что надо рекламировать религию. Но! Что мешало к возврату к публичному покаянию потом, когда христианство окрепло? Нет, делиться властью никто не захотел. Церковь получила инструмент влияния на мир — факты исповеди, как данные для интриг, осторожного проведения своей политики.

У нас будет честно — публичная исповедь. И никаких рабов, ни божьих, ни человечьих.

Костик тогда мне жестко сказал:

— Дурак ты, Зубриков. Всякой дури напридумывал!

— Наивный мурзилка! Попов надо уважать, и я их уважаю. Поп никогда не раскроет тайну исповеди — не спорю! Но Костенька, исповедь можно подслушать! Священнику и не надо никого предавать, за него это сделает слуга Церкви с острым слухом, сборщик сведений.

И Костя присел на измену, пробормотав задумчиво: 'Реальное коварство. Тогда да — схема твоя работает. Никакой тайны исповеди!'

Костя был отличным католиком. Он и на латинском вполне сносно трещал с Ринатом. Да он псалмы пел! Завидно мне было, со своим французским, английским, немецким и верхушками по всем европейским языкам, я понимал их неторопливый разговор. Но раньше Ринат всегда постоянно поправлял Костину грамматику. Мне и Вите он уже пообещал курс обучения вечно живой мертвой лингва латине. Я с радостью согласился. Лингва латина нон пенис канина — очень хороший язык, и красивый, мне нравился своим звучанием. И вообще после фильмов 'Спарта' и 'Гладиатор' я почитал книжек, и проникся — Спарта была в плане педагогики интересной моделью, полезной. А успехи Рима... легион это мощно. В любую эпоху. Сериал 'Рим' с чего начинается? С наказания одного из героев легионеров! Рим на дисциплине стоял — это очень круто. Половина книжек про попаданцев фигню описывали — главное, это дисциплина и порядок, которые попаданцы в армию устанавливали. А пулеметы — это вторичное. Нет порядка — завтра в тебя выстрелят, и никто не узнает, кто пульнул из куста.

До прихода Рината мы решали вопрос с выбором мифического отца основателя нашей версии христианства. Фигура апостола Фомы выглядела милой и привлекала чем-то невыразимо симпатичным. Костя сказал, что Фома похоронен в Индии. Но это ничего, мало ли где он путешествовал. Трогать Матфея, Марка, Луку и Иоанна не стали — это канон, это святое, пусть их всякие остальные утешаются. Нет, это не дело апокрифы сочинять на такие памятники. Я, болтушка и дуремар, у меня на ноутбуке было мало книг: 'Мастер и Маргарита' Булгакова, 'Игра в классики' Кортасара, взял перечитать 'Анну Каренину' Толстого (неприятный типок, но писатель от бога, гений, не могу года представить без желания перечитать что-нибудь из Толстого), Гоголевские 'Вечера на хуторе', Панасье и Савицкий это завсегда. Еще несколько любимых пустышек жанров альтернативной истории и фанфикш. Сплошной худлит. Витю я послушал перед поездкой, и все рабочие материалы перенес на домашний комп — сломается бук, зачем потом нервничать, а Витя предупредил, что туристы ноутбуки первыми ломают — не влажность, так неаакуратность, воды кругом много. Да и что себя обманывать! У меня и на домашнем компе мало полезного. Игра 'Герои меча и магии 3: клинок Армагеддона', там редактор карт! Пара фильмов, что с торрентов скачал. Порнушки папка. Музыка. Материалы к дипломной и курсовым. Литературы немного. И все. Интернет обеспечивал всем необходимым. Ничего я не взял в поездку толкового, полезного.

А вот у Костика была отличная библиотека по истории христианства, по средневековью, по всяким рыцарям, и фэнтези у него было много. Все это ерунда. У него было несколько апокрифов. И от Фомы был! И когда я быстро пробежал глазами я испугался — наш человек! С самого начала зацепило:

'Иисус сказал: Пусть тот, кто ищет, не перестает искать до тех пор, пока не найдет, и, когда он найдет, он будет потрясен, и, если он потрясен, он будет удивлен, и он будет царствовать над всем'.

Нам искать не переискать, потрясения это по нашему, удивляться дальше некуда, и свое царство четырех потеряшек мы обязательно построим. Фома был славный кекс. Я скачал себе его апокриф и принялся изучать.

Костя с Ринатом перешли на тему многоженства и гарема. Быстро сговорились, что обойдемся без обрезания, многоженство принимается, Аллах велик, и Магомет пророк его, Коран это великая книга. А идея джихада нам обязательно пригодится — мы всем, кому наша версия христианства не понравится, уши надерем.

Если уточнять по личностям, Костик и Ринат были верующие скромные, но какие-то настоящие, без фанатизма, но надежные. Витя был безбожник, там все неясно было, он не упирался в религию и веру. Я был неверующий православный. В детстве окрестили. На исповеди один раз был, исповедался и понял — пустое все это. В храмы не ходил, не интересно. Любоваться архитектурой я не любил, не понимаю этого. Один раз решил для себя: смогу перед смертью попа вызвать, может быть и вызову.

Мне были приятны языческие прибамбасы, многие другие религии, буддизм вставлял только держись! С христианством меня роднило одно: я поминал имя святое всуе. Есть такая черта у людей, когда их резко напугать — они либо чертыхаются, либо непроизвольно бога поминают. Я всегда вскрикивал: 'Матерь Божья!' Мария это католическая фишка. Но я был более спокоен, как Майк Науменко: 'Мария, я что-то не вижу нимба над твоей головой'. Костя знал, посмеивался надо мной, но не пудрил мне мозги, я тоже честно уважал его католичество. И мусульманство Рината мне нравилось.

Мир во всем мире мы не устроим, любовь у нас тоже будет избирательная и придирчивая. Но мы постараемся.

А кончилось все хохмой. Все у нас через истерику решалось. Заметно это было, как мы не хорохорились друг перед другом — всем было погано на душе. И страшно. Как страшно... без оружия, четыре сопляка, не желающие идти 'на поклон в цивилизацию' — да нас пытать начнут, посадят в камеру и будут выпытывать, как автоматы Калашникова делать. А мы промежуточный патрон нифига не можем сделать! Я сразу сказал, что Высоцкий — это святое — мы его песни обязательно споем, и Святой Владимир у нас уже есть в святых. Никто не был против. А потом я спросил насчет промежуточного патрона и пистолетов. И Ринат нас сразу расстроил. Четыре нагана они с Витей сделают, не спеша, но сделают. И капсюль он нахимичит, и порох, даже бездымный — правда очень мало. А вот патрон... только ручная работа, только малюсенькую партию. Про автоматы можно забыть — там технология, там материаллы на порядок выше, там металловедение и металлургия!

— Костя, все просто шикарно. Фома честнейший кекс. Там Еванглие — реально мистика и поле непаханное для работы. Ты мне вот что скажи, брат, апостол Константин, — я ему шутливо поклонился. — Как мы веру назовем? Христианство — Фоминианство... коряво звучит. Католичество — Фомичество, вообще на 'хомячество' похоже. Блин, Фома же — Хома — он хомяк! Наш кекс...

— Православие — Фомославие, тоже не подходит, — усмехнулся мне в пику Костя.

— Буддизм — Фомизм, прикольно, но мало солидности. Мусульманство — Фоминианство, а что-то в этом есть...

— Стой, Зубриков! Буддизм — Фомизм... неплохо... Томизм это целая наука...

Мы сидели и молчали, а потом я заржал. И самое удивительное, что Костя меня понял, это было волшебство, я сразу сообразил! Единство мысли...

'Вы чего с ума сходите 'отцы-основатели'? Чего вы тут напридумывали', — заглянул к нам Ринат.

Костик кивнул на меня, я не стал отказываться, реально ведь жуткая вещь пришла нам в голову: и смех и грех, и моща, против которой не попрешь:

— Мы название для нашей Веры придумали, — и в лоб ему с места в карьер выдал. — Фоминизм.

Ринат замер. Глаза метнулись по нашим лицам, но мы уже устали смеяться. Потом он присел и абсолютно серьезно сказал:

— А я не понял. А что смешного? Очень. Очень красиво и культурно звучит. А феминизм у себя мы никак не допустим. Нашим мальчикам понадобятся девочки. Мы и девочек возьмем на воспитание, — он сплюнул, перекосившись лицом. — Тьфу, как подумаю об этой дряни: 'выкупать детей из рабства' — шайтан мне дед, жалко, что автомат Калашникова не можем сообразить. Перестрелял бы всех шакалов.

— Рин, не надо, всем противно. Гнилая тема. Но, я рад, я честно рад, что мы не 'мерисьюшники', хотя мы реальные мерисьюшники, с компами, яхтой, модель револьвера есть. С автоматами наперевес нас бы быстро перерезали. Круто, что тебе вкатило про Фоминизм. Это синергия, чувак. Совпадение энергетик сознания — я читал, это понимать надо.

Доплыли к обеду до островка, до большого острова Розы не стал тянуть Витя. Отличный типичный островок Карибского моря: пальмы, сосенки мелкие, ненастоящие какие-то, и много цветов и всяких лиан. Но не джунгли, не влажно, ветер с моря продувает насквозь. Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья — навсегда! Шашлыки и ананасы. Бананов не было видно. С кокосами возился Ринат, и даже что-то наковырял в миску, чтобы добавить вкуса к маринаду. Они с Костей как дикари суетили по островку, маленький он был в несколько футбольных полей площадью, никаких родников, ручейков, но растения зеленели — непонятно. Я над углями и мангалом шаманил. Шашлык это серьезно. Жаль, что Ринат уже наложил мораторий на овощи, помидорок не хватало в маринаде. Но Аматов прав — никто не спорил — у нас будет банк семенного фонда! Все местные сорта отдыхают, Витя — красавчик родной, заразился в штатах идеями экологически чистого питания, овощи прикупил фирменные, посмотрим, что эти амеры по пакетам напихали.

Павлов заякорился и решил нажраться. Бывает. Я его понимал. Присосался Витя к бутылке и только успел начать нытье на тему: 'Какой же я дурак! Три года фигней страдал, в джаз игрался и по Атлантике на яхтах гонял, дебил, синкопу мне в жопу! Лучше учился бы, как батя предлагал — на нефтехимика, сейчас бы всех выручил... Химия же царица наук, и муж у нее Математик!'

Ринат сразу подскочил к нему и забрал бутылку:

— Витька, ты же говорил, что не бухаешь. Придурок, по жаре, без закуски, погань всякую глотать из горла. Пробку отдай, — он взял протянутую Павловым пробку, сделал глоток сам, выдохнул шумно и завинтил горло бутылке. — Витек, сейчас, брат, все вместе припьем. Сейчас Лешка зашашлычит мясцо. Он жрачку готовит классно. Правда только салаты, плов и шашлыки!

Мы втроем рассмеялись. Я мог немногое сварганить на кухне, Ринат еще забыл, что я умел готовить классные 'морковчу и хе' по корейским рецептам, меня кореец учил.

А мозги мы ему промыли под горячее, выдумал бред какой! Он капитан — у него корки есть — три года сходить с ума по яхтингу... он псих, конечно, я над ним всегда посмеивался — от зависти.

Витька в детстве подслушивал разговоры отца и был первым, кто мне сказал, что у нас обычный капитализм, что Россия хочет быть как весь мир, поэтому СССР перестроили. Но там очень страшно, в бизнесе этом. Наши отцы не лезли никуда — урвали кусочек и тихо прижали попы, в компании таких же как они интеллигентов — 'КПП', как отец шутил, 'Клуб Пьющих Патриотов'.

Витька после школы решил честно глянуть на этот самый Западный капитализм. Его отпустили. Он глянул и признался мне, что погано ему там. Яхту он купит, и будет у него 'дом под парусами'. Начнет жить как рантье, с процентов от папиного капитала, но поднимется — даже яхтой можно на жизнь заработать, туристам экскурсии делать. Яхты перегонять. На саксофоне вроде чутка он смог на сигареты себе надуть.

Мы все не бухали по жизни, ребята бутылку допили и хватило. Витя сбегал на яхту, в душе мозги себе прополоскал. Вернулся бодрячком и сразу начал нас настраивать на обустройство базы у моря-океана. Не интересно ему было лезть на сушу. Он прав. Он был чертовски прав — на яхте всегда можно удрать от неприятностей, нашу красавицу никто не догонит. И необитаемый остров это отлично, и Мадера, и Азорские острова тоже хороши: климат мягкий, теплый, всегда весна. Азорские круче, там их много!

Потом Ринат сказал, что химию он гарантирует! Потихоньку, очень не спеша, но с химией все будет хорошо. Вот с физикой и инженерией у нас плохо. Мы согласились. На наших компах и ноутбуках не было ни энциклопедий, ни справочников по... да ни фига не было, кроме материалов по яхте и навигации. Книжки у меня были по альтернативной истории — очень смешно, обхохотаться можно. Хотя, были альтернативщики, упертые в факты. Я не любил их читать, не книжки а набор цитат из Википедии: где какие ресурсы, какие ТТХ у оружия — сейчас нам такие книжки пригодятся. А про экшоны нам не надо заливать — в гробу я видал такие экшоны и приключения, как с нами случилось.

Шашлык поспел. Я громко позвал друзей: 'Садимся жрать, пожалуйста!' Уселись на песке, у мангала, листья заменили скатерть, принесли посуду и зашашлычили. Мясо жрали как проглоты, это от стресса, наверное. Беседовали на важные темы. Кто виноват? Обойдемся без поисков виноватых и судей. Что делать? Выживать будем и жить в свое удовольствие.

Свою точку зрения на ситуацию всего этого прогрессорства я постарался выразить четко, фигвам всем чужим дядям:

— Я тотальный патриот. Россия мое отечество. Это полный дурдом, с языком так дружить. Патриот, это от патрос — отец, мужского рода. Отечество — среднего рода. Родина — женского рода. Отчина, Отчизна — вообще загадочные слова, вроде про мужчину, но женского рода. Ладно, не отвлекаемся.

Тотальный, значит полный, абсолютный. У меня есть Родина и другой мне не надо. И не понимаю тех, кто недоволен иностранцами. Не понимаю, по каким причинам их ругают, ненавидят. С какой целью негативят на иностранцев — это уже вопрос другой, конкретный, там детали знать надо, кому выгодно других грязью поливать.

Главное вот в чем — возьмем конкретно англичан, потому что нам русским всегда 'англичанка гадит'. Наглы — достойны уважения, они враги России. И это нормально. Англичанин просто обязан любить свою Англию, и все остальные страны рассматривать противниками интересов Англии. Все на этом держится: люби свою Родину и гноби иностранцев. Не правильно сердиться на дождь за то, что он мокрый. Русский император, тот еще рыболов который, высказался очень прямо, недопустимо прямо для политика такого уровня, назвал кошку кошкой: 'У России только два верных союзника — ее армия и флот'. Эту часть цитаты знают все. Но все, почему-то, не припоминают откровенное, даже циничное, продолжение цитаты: 'Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас' — прямым текстом русский император указывает на врагов своей страны.

Самое страшное в том, — я вздохнул и закончил продуманную мысль. — Что нет теперь у меня здесь никакой Родины. Вон моя родина — на якоре стоит.

Я кивнул головой в сторону яхты и продолжил:

— Создадим Отечество для людей — честь нам и хвала. А остальных давить надо, просто потому, что они иностранцы.

— Жесток. Бескультурен, — хмыкнул Костя.

— Нет, Костенька, — не согласился с ним. — Ты еще увидишь мою культуру общения! О, я буду улыбаться, я буду выражать искреннее внимание к иностранцам. Но только с ножом за пазухой. И при первом удобном случае я задавлю любого иностранца ради выгоды нашей Родины.

— В истории ты всякие веришь, Леша, цитируешь нам слова царя Александра, — улыбнулся хитро Ринат. — Я номер его не помню, но я знаю, что он Миротворцем назван в народе. Только, признаюсь вам честно, парни, вот не верю я в историю. Пишут победители, переписывают новые победители, и нет этому конца и края. Факты настоящие — вообще не подлежат разглашению. Жуткие просто потому что. За родную сторону не пожалеют и жену. Тарас Бульба вон сына расстрелял. На уровне большой политики все надо держать в секрете. Навсегда. Если мы решим укокошить какого-нибудь короля. Мы же его реально сможем исхитриться и 'тогось'. Надеюсь понятно, что об этом будем знать только мы четверо и все. Да, блин, ребята — вы новое христианство выдумывать собрались — это же вообще страшное дело. А без религии никак. Нам вера строить и жить помогает.

Витя вдруг рассмеялся:

— Мы тупые! И это хорошо. Мне страшно подумать, что мы могли бы натворить, будь мы специалистами в металлургии, химии и прочей машинерии, инженерии. Мы не прОгрессоры. Мы прАгрессоры. От слова 'агрессия'. У вас все мысли движутся на развитие технологии убийства. Но я понимаю. И мне это не нравится. Терроризм это вонючее дело.

— Терроризм не наш метод! — даже вскочил с места Ринат и погрозил, почему-то в мою сторону, пальцем. — Можно сделать мощный огнестрел, у тебя в запаске стальных трубок полно оказывается! Можно располовинить бинокль и сообразить оптический прицел. Но нельзя! После нескольких убийств подумают на нас. Терроризм сразу объявляет нас врагами всему миру. А оно нам надо? Наш метод — это тайна — диверсия и шпионаж! Допустим, есть объект — Ришелье, гений политики и управления. Он за свою родную Францию никого не пожалеет. Сначала его агитируем за нашу власть. А если не сдается — травим! Именно тихо ликвидируем и запускаем слухи об 'убийстве мудрейшего кардинала его врагами и завистниками'. В стране врага растет анархия и бардак. А нам только и польза. И мы белые и пушистые.

— И прошу не путать, — добавил я на это. — Терроризм это подло, это жутко — убивать мирных людей. 'Лес рубят — щепки летят' — это вообще подлейшее оправдание для политика. Политик — это уже не мирный человек. Взялся за власть — не бойся пропасть. Точка. И да — я за Джеймсов Бондов — шпионаж, мы все такие из себя красивые, мы им принесем радостей полные штаны.

— Наркоту я синтезировать не стану, Зубриков, — нахмурился наш фармацевт.

— Что ты, что ты! Окстись, татарин, какой ты грозный доктор, — завопил я во весь голос. — Никогда. Никакой. Наркоты. Первый закон нашей... нашего государства. С этой дрянью свяжешься, сам по уши испачкаешься. Вы что, мужики — поверьте нам с Костяном, ужасы, детская наркомания это хуже, чем ужасы. Я после того, как с темой ознакомился, спать не мог от кошмаров. Наркота не лечится.

— Никакой наркомафии, — согласился Костя. — Изобретайте автоматы, хоть бомбы, но без наркоты.

— У тебя и сравнения, — удивился Витя.

— Витя, бомбы они сразу выдают умника, изобретателя, — пояснил Костик. — Наша пара Штирлицев на бомбы не согласятся. Они давно спелись. Представляешь, они против гарема!

— Я за многоженство, — поправил я Костю. — Я не знаю, что такое гарем. Выглядит симпатично, но там очень серьезные надо устанавливать порядки. Восток дело тонкое. Нет, не надо с этим связываться. А две-три жены... это еще можно разрулить. Вспомните культуры общения. Два человека это слабо. Троица, уже начало солидной компании. Фоминизм одобряет.

— Два придурка, — рассмеялся Витя, но добавил. — Фоминизм, дело нужное. Без опиума для народа никак. И ты зря, Костя меня за неверующего держишь. Вы крысы сухопутные, океана не видавшие.

Витя отложил шампур и серьезно нам рассказал:

— Все эти моря, заливы и проливы — все это ерунда. Мы люди ограниченные. Мы цивилизованные — горожане, одним словом. Нас окружают стены. Со всех сторон ограничивают нашу точку зрения. В квартире, в коридорах, на улицах — стены домов, машины ездят, деревья стоят, люди организованными группами ходят. Мы привыкли к ограниченности, и нас это не колышет. Это как оправа у очков. Человек с плохим зрением не парится, не замечает ее. Океан все ломает. Ты уходишь от берега и попадаешь в иной мир. И этот новый мир, он потрясающий. Он безграничный. Яхта не мешает — она, как та оправа. Ты сроднился с ней, ты сразу чувствуешь, если непорядок: ты слышишь яхту, она не молчит, она разговаривает. Проходит всего пара дней вдали от берега и вот тогда... 'не бывает атеистов под огнем'. В открытом океане хорошо по мозгам бьет. Вам быстро в извилинах порядок наведут.

После его слов мы помолчали. Потом Костик выдал:

— Атлантида — отличное название для нашего государства — древнее слово, тяжелое, мощное — отличное название. И легенда приклеивается: мы потомки древних римлян, застрявших в Атлантиде.

Это он здорово придумал все согласились — Атлантида это круто.

— Ринат, ты про огнестрел говорил, — вспомнил я о важном. — А ты уже и порох сможешь химичить? А какой состав?

— Состав пороха это бред в нашем положении, — усмехнулся Ринат. — У каждого алхимика свой состав пороха, и дело не в количестве, а в качестве ингредиентов. Селитра разного качества, уголь разный, насчет серы сложно сказать. Но селитра точно разнится по качеству в разных местах проживания. Пока нет технологии производства — все рецепты это филькины грамоты и ерунда. Я собираюсь, как ты выразился, химичить бездымный порох. Аккуратно, но постепенно развивая химическую... хотел сказать'промышленность', практику я буду нарабатывать. Химия — наука, эксперимент важен одинаковостью результата. Факты буду копить. Химическая реакция позволяет фактики нарабатывать.

— Ринат, нам нужны пушки побольше! Ты реально патроны можешь заделать?

— Леша, я уже сказал, что за вопросы? Довезете меня до нормального острова, я с капсюлями разберусь. Я за несколько часов сделаю — но яхту качает! Не надо меня шугать. Все будет. Но это будет маленькая партия. На крайний случай, штук двадцать, тридцать патронов сделаю. Витя выдал мне из сейфа Патриковский револьвер Глетчер Смит и Вессон шесть. Оказалось, что это отлично выполненная копия, у нее оригинальные вес, схема работы, и она использует фальшпатрон. Гладкий ствол, не как у Витиного 'умарекса'. Гладкий ствол это отлично — барабашки можно сообразить. И думать о ружьях. Я не механик. С Витей будем соображать модельку. Про всякие автоматы-пулеметы забудем. Надо быть инженером технологом, разработчиком оружия, мастером по ремонту автоматики, чтобы запустить серьезное дело по вооружению автоматами.

Потом стали мудрить о том, куда мы направимся.

— На юг надо, — сразу заявил Ринат. — К Венесуэле. К нефти поближе. По мелочевке я поджигов наделаю отличных. Без гранат обойдемся. Соляру начну мутить. У нас два месяца на Карибах. Надо их с пользой провести. Материала набрать, которого нет в Европе. Ценное найти, может и не придется никого грабить. Попытаемся обменять свой товар на деньги. А на север, к Нью-Йорку, плыть незачем. Там и дикари опасней, и нефти нет, и золота нет. Парни, мы здесь пряностей можем насобирать! Но пряности это опасно. Это своя мафия была по торговле. В этом я уверен. Одну партию можно будет толкнуть, а потом лучше не связываться. Себе оставим всякие перцы и мускаты — очень полезно для здоровья! Для кулинарии просто необходимо. Мы тут пошарим по берегам, соберем гербарий.

— Ну, ты и этот самый... Паганель! — рассмеялся над Ринатом. Все у него схвачено.

— Здесь родина какао-бобов, а это шоколад. Все лучшее детям — мы же отцы атлантической демократии, — выдал Витя.

— Мы же не против власти народа? — резко начал политическую тему Костик.

— Это вопрос серьезный, — задумался Витя. — Я скорее за власть бывших военных и моряков. Ветеранов.

— А это и есть демократия, — уточнил Ринат. — В самом ее изначальном греческом смысле. Защищаешь полис, свой родной город, от врага с оружием в руках — ты часть народа, имеешь право голоса. Рабы и женщины не народ, они вне политики.

— Но с женщинами не правильно, — сразу возмутился Костя.

— Солидарен, — подхватил я его возмущение. — Мы все прекрасно знаем, что женщины это великолепно, гордо, в них все прекрасно, и душа и тело. У них особенное мышление. С физиологической точки зрения женщины уникальны. Судя по опыту наших предков, готов признать — женщины достойны равноправия и политического равенства с мужчинами. И насчет защиты полиса — кинуть камень с крыши, это меткость надо — женщина может, значит она политик.

— И не будет мороки с феминизмом, — облегченно воскликнул Витя, и добавил с усмешкой. — Что вы с лесбийской любовью будете делать?

— Вы знаете, я категорично против педерастии, если не убивать, так изолировать таких надо. Но я странным образом, симпатизирую лесбиянству, — напомнил я друзьям.

— Это сложно Леша, — задумался Ринат. — Никаких гомосексуалистов однозначно. Но вот с розовыми леди как быть...

— Вы о чем думаете, бояре? — рассмеялся Витя. — Однополая любовь — угроза демографии. Симпатии и антипатии засовываем в глубины нашей памяти, где храним коллекцию избранной порнушки. Гомоменов и гомоледи всех изолируем, казнить не будем. Любви все возрасты покорны, она зла и чувствам не прикажешь — подберем им островок, пусть там и совокупляются до самой смерти. Курорт, простая и здоровая пища. Свой рай на земле.

— Носители информации, — заметил я. — Проще в тюрьму мягкого режима. Реально мягкого, как в Америке. Но контролировать будет проще.

— Верно, — дал обратный ход Витя. — Остров контролировать сложней. Согласен на мягкий режим.

— Глупости вы говорите, — поправил Ринат. — За себя начните думать, не думайте о посторонних и предполагаемых. Мы нормальные. Детей надо растить нормальных. Не верю в биологическую закладку гомосексуализма в человеке — это противоестественно. Дальше. Согласен: человек пять, очень ограниченное число, мы взрослых подберем — ремесленники нужны. Трудовая практика и дисциплина — это класс! Вот кандидатов будем строго высматривать. А гомосека разглядеть можно.

— Все правильно. Армия опасна этим всяким гомосексуализмом — там ведь особая ситуация, без женщин. А в армию женщин как? Как они ветеранство заработают? — начал уточнять Костя.

— Костя, почетный ветеран демократического труда это отличное звание. Ты что думаешь, что сто процентов мальчишек уйдут в легионеры? Да зачем нам такая морока! Половину, которым не дано воевать, которые для мира рождены — разберем по прогрессорским направлениям. Всем ассистенты понадобятся. И в армии женщины могут себя проявить. Хотя... не хотелось бы слишком с этим перегибать. У войны свои претензии. Женщины физически не всем требованиям смогут соответствовать. Я не буду вам читать лекции о влиянии месячных на психику, это наука, вам не понять, — серьезно заметил Ринат.

— Тема вообще архиважнейшая. Вписать женщин в общество — это не религию основать. Ой, братцы тут сто раз надо думать, перед принятием окончательных решений.

— Ринат, с какого возраста реально набирать детей? — уточнил Костя.

— Господин студент педагогического университета! Вы детей с какого возраста в школу принимаете? Что за вопросы? Это опыт поколений педагогов, не нам на него плевать.

— Оптимальный возраст начала школьного обучения — не ранее семи лет, не менее шести лет и шести месяцев, — задумался Костик. — Вот только они же все без свидетельств о рождении. Как мы их отбирать будем?

— А вот это на ваш страх и риск, — заметил Витя.

— Ну, риск здесь небольшой, контроль мы поставим хороший. Многоступенчатую систему установим, — я сразу успокоил его. — Костя, а ты к чему про возраст спросил?

— Время обучения. Когда девчонок подтягивать. Институт брачных отношений продумать, — перечислил он вопросы, возникшие у него.

— Посмотрим по кондиции, — сразу внес ясность Ринат. — Главное, здоровый образ жизни организовать. Не спешим, лет восемь нужно работать на школу. Конечно, с отпусками для хулиганских выходок вдали от подопечных.

— Главное в другом, — высказался я об одной тонкости. — Где мы детей найдем? Сейчас по любому рабы есть везде. Допустим, сейчас зима 1492 года, в этом году по осени сюда приплывет Колумб. В это время даже в Европе еще можно встретить рабство в чистом виде. Арабы всякие нам могут помочь, но как с ними найти общий язык? Хотя, золото — лучший переводчик. Кого покупать будем?

— Детей. Мы будем выкупать детей из рабства, — спокойно ответил Костя.

— Всех подряд? Я вот, честно, евреев боюсь. Загадочный народ. Не хочу с ними вообще связываться, — признался я в своем осторожном антисемитизме. — И без негров лучше обойтись, а вот арабы всякие вполне сгодятся. Европейцев всех забираем.

— Расизмом все это попахивает, Леша, — сразу отметил Витя.

— Я не расист. И уж тем более не нацист, — спокойно не согласился с обвинениями. — Нацизм это очень ущербная позиция. Кричать о том, что твоя нация лучше других — это просто ненормально. Можно быть богаче, жить сытнее, иметь больше институтов образования, промышленности — но это не делает лучшими. Особенными — да, интересными — да, полезными и сильными — да. Но не лучшими. Кричать о том, что чужая нация хуже других — просто бесчестно. О мертвых либо хорошо, либо оставь их в покое. Возьмите, к примеру, итальянцев. Да над ними потешались все подряд: и вояки они слабые, и экономика у них дутая. Только песенки распевать и способны. Конечно, труп мертвого орла может пнуть любой шакал. Но великий Рим был гениальным творением итальянцев. Как так пропал? Загадка. Нам макаронники пригодятся точно.

А насчет расизма тоже не согласен. Белые ничуть не лучше и не хуже других. Вообще расизм это смешное понятие. Расы — настолько огромные массивы всяких разнообразных явлений, что сравнивать их друг с другом просто несерьезно.

— С расами все проще, — усмехнулся Ринат. — Нет уже чистых рас. Метисы выжили. Да и к нациям это относится. Чего там немцы надрывались? Деньги только тратили на пропаганду. По этой бедолаге Германии тысячи лет взад и вперед, туда-сюда, шастали толпы иностранных наемников. Там вообще германцев в-принципе нет.

— Ты о народе говоришь, — поправил Костя. — Нация это не народ.

— Ошибаешься, Костя, — возразил Ринат. — Нация это иногда даже синоним народа, я точно разбирался. Но я понял твое замечание. И даже согласен с ним. Народ это основа нации. Нация это народ с мощным набором идей, достижений культуры, экономики. Но в основе наций двадцатого века — метисы.

— Ты странный расист, Ринат, — задумчиво добавил Витя. — Ты расист на почве превосходства метисов. И нацист к тому же.

— Витя, это очень интересно, но метисы они смески, и кто тогда в доме папочка?

— Не понял, — признался Витя.

— Ну, когда столько крови намешано, уже не разберешь, чья лучше. Вообще смысл расизма и нацизма исчезает.

— Хитро, — улыбнулся Витя и спросил. — Ты почему так против евреев, Зубриков?

— Да просто они слишком умные, — завопил я в ответ. — Нам слишком умные не надобны, как и слишком верные. Нам нормальные нужны, гармоничные.

— А евреи не нормальные...

— Гениев у них слишком много, — перебил я Костю. — Ты что поспоришь с культурным наследием, которое мы знаем?

— Блин, они реально гениев штампуют, как из ружья, — согласился Лещенко.

— И даже провалившись, черт его знает в какое время, мы таки паримся за еврейский вопрос!

И все дружно рассмеялись. Я решил спросить о прикольном:

— Слушайте, а вы как считаете, чем прогрессор отличается от прагрессора?

— Ерунда все это, Лешка, — сразу рассмеялся Ринат. — Слова латинского языка с разными приставками. Зри в корень. Грессус — шаг, ходьба. Прогресс — движение вперед, к успеху. Агрессия — нападение. Римляне с малого городка начинали, и построили Империю. И кто они после этого? Воины. Пока оставались воинами — жила Империя.

Где грань между прогрессорством и прагрессорством? В слова ты играешься, Зубриков. Надо дела делать. Но! Если тупо упираться в буквоедство, мы — пра-грессоры. Нам ближе старинные, пра-пра-пра-дальние методы древнего Рима и Спарты, и Афин. Мы хотим шагать вперед с их позиций, с их помощью. А так... люди не любят авторитеты признавать: 'прабабушка моя, конечно, крутая, но, и без её мудрости можно прожить'. Никому не нужны все эти праведники и правильные — каждый своим умом жить хочет.

Делом мы занялись после нашего первого симпозиума — так древние греки называли обжираловки — собирались на пир и разговоры на умные темы разводили.

Витя решил идти на один из островков рядом с Кубой. Там и аборигенов могло не оказаться, и золотишко там было, он знал место, его на экскурсию возили. А нарыть золотишка было делом нужным. Костя быстро 'обморячился', помогал сниматься с якоря, торчал рядом с Витей у штурвала и учился ветер чувствовать.

Меня улыбнуло, когда он первый раз назвал меня 'сухопутный крыс', второй — позабавило, а на третий раз, я подмигнул Ринату и ответил

— Так и есть, товарищ морсвин!

Костя опешил на несколько секунд, соображалка у него работала, и сейчас он делал более благозвучный или, наоборот, страхозвучный подбор обзывалки, выбрал:

— Крысухам не понять!

Мы рассмеялись, так и пошло: морсвины в кокпите наверху, крысухи в салоне.

Витя присел на измену уже на второй день. Мы все немного заволновались. К вечеру, когда мы приплыли к Андросу, света заходящего солнца было достаточно, чтобы рассмотреть и аборигенов и побережье. Витя нас конкретно озадачил, заявив:

— Это не Багамы. Это, бигдец, не Андрос, — он посмотрел на нас с видом запутавшегося человека и добавил. — А может это вовсе не настоящая Земля?

— Витя, может быть, за несколько сотен лет рельеф изменился? Это же остров! Маленький остров, на карте и вовсе мелким выглядит, — вмешался Ринат.

— Так сильно рельефы не меняются, — чуть не кричал Витя. — Я здесь десятки раз был. Здесь питьевой водой все в регионе закупаются. Два острова в наше время! Два! Между ними болота. А тут холмы, с лесами, сами видите, полный порядок. Леса можно извести, пираты они не экологи, им плевать. Но холмы каким ураганом сдуешь?

— Так плохо? — поинтересовался Костик.

— Кто его знает, — чуть успокоился Павлов. — Остров на месте, практически по карте. Рифы на месте, глубина правильная. Я просто боюсь теперь картам доверять. Отвлекусь и всех утоплю, как котят. На мель здесь не сядешь — риф сразу борта пробьет.

— А ты не отвлекайся, капитан, мы никуда не торопимся, — успокоил его Ринат, — Плывем себе на остров где золото есть, и хорошо. Нет там острова — невелика потеря. Другой найдем.

* * *

Остров Хувентуд оказался на месте, рядом с Кубой. Витя сказал, что высадит нас на пляж Бибихагва — уникальный пляж острова, который прославился своим черным песком. Мы ознакомились с картой. До устья реки Касас и будущей местной столицы будет всего шесть километров. Павлов категорично настоял на нашем вооружении пневматиками, хоть мне эта игрушка только мешала. А вот фонарик был к месту. Сигналы мы обговорили. Постоянный лучик света от нас означал: 'Шеф, все пропало! Рвем когти!' Ребята быстро готовились к аварийному отплытию, два неудачника добирались до борта, и мы уплывали от этого острова попугаев.

Проголодались, в туалет сходили, водные процедуры прошли, морды намазали сажей, посохи за спинами, ножики в ножнах, поплыли диверсанты — черные чучундры на черный-пречерный песок пляжа.

глава 3. 'Нашим тщательно продуманным планам — конец'. Джим Моррисон

Только вылезли на берег и спрятались в кусты, как я завел старую шарманку:

— Блин, Ринат, че-то мне сыкотно.

— Я тебе сейчас палкой дам по голове! Зубриков, я не понял, ты реально дуркуешь? И зачем перевираешь сцену. Это же про мальчишек, которые презики не могли купить?

— Ну да, — согласился с ним.

— Врун, надо говорить: 'Че-то я очкую'. А я тебе тогда отвечу: 'Да ты не беспокойся, я так сто раз так делал!'

Мы тихо захихикали. Поправили нервишки. Совсем не тих карибский вечер. Лошадей тут точно нет, но нас сразу спалили какие-то суслики и попугаи — заверещали со всех сторон — предатели! Сразу мне понравился воздух: соснами пахнет, хвоей и еще какими-то вкусностями, должно быть пряностями. Ринат с Костей выяснили, что в этом районе можно круто затариться знаменитым кайенским перцем! Точнее, красным перцем 'Чили', мы уже находили на двух островках перчики — огонь! Ринат сказал, что мафия по поставке пряностей в Европу нас будет долго вылавливать, когда мы им монополию на сорта нарушим. Но мы уже оранжерею наладили, Ринат сколотил аккуратные ящички, и в салоне прибавилось кустиков. За гевеей очень хотелось ему сплавать, но джунгли, они гады опасные, не лапы ягуара, так змеи кругом и всякие ядовитые пауки, ну их, эти джунгли. Витька всем напомнил, что на юге все индейцы — каннибалы. А на севере — более мирные — таино. Ни капельки не таинственные — простые, как чукчи, то есть доверия им нет ни на гайку без болта.

* * *

Накануне мы устроили друг другу славную головомойку. Наших морских волков осенило: а зачем на месте сидеть? Плавать надо, обойти весь регион, одним островом сокровищ сыт не будешь. И во всякие конфликты можно не встревать. На резонное замечание, что рано или поздно встрянем на разборки, Витя согласился, но заметил:

— Вот и пусть будет поздно, вы куда спешите? Лавры Рэмбо спать не дают?

— Да плевать на 'рано-поздно', главное, чтобы не неожиданно, — возразил ему Ринат. — Нападай первым и будет тебе счастье. Это не обсуждается. Отложенная война — к пользе противника. Яд опасная штука, очень меня беспокоит, а остальное... мы Зубрилку и калекой будем уважать, я тоже одноногим пригожусь.

— Сплюнь, татарин, нельзя наговаривать, — возмутился на его слова я.

— Я тебе сплюну, нельзя на палубу плевать, — пригрозил Костя. — Но слова обидные. Ох, как все непросто...

Самое смешное было в том, что на берег никого не манило. Кому он нужен этот берег? У нас туалеты с унитазами на борту, душ, кухня, телик с огромным экраном и музыка играет, когда Витя на саксофоне не отрывается! Джаз мы обязательно заделаем, и блюз и рок-н-ролл своей участи не избегнут. Без Nothing else matters мы не проживем, а остальное неважно:) Хотя, у Метлы полно важного, в черном альбоме меня всегда волновал вопрос, они специально заделали оба медленных хита практически одинаковыми по длине?

С музыкой мы не бедствовали, вот на этом фронте все были богаты на перемены, запасы фонотек у всех были отличные.

Единственный вопрос, достойный спора — время разведки — под утро обшарить окрестности, или под вечер. И вот я был за утренник. А Ринат настаивал на вечерний забег. Кто ходит в гости по утрам тот поступает мудро. Моряки в один голос меня поддержали: в случае чего при свете удобней уплывать. Ринат соглашался, но настаивал на вечере: и свет костра выдаст скопление народа, и сами незаметными потихоньку подползем, не ползком, конечно, но пригнувшись. А спасаться по способности и вечером можно, семь вечера не полночь. Уговорил, черт красноречивый. Да и ладно.

* * *

Присели в кустиках. Затаились и стали выслушивать, поглядывать и вынюхивать. Меня колотило от адреналина, наверное, я чуть не заржал, когда Ринат изобразил классический жест 'Смотри в оба' — двумя пальцами указав на свои глаза, а потом в сторону моей зоны наблюдения. Из всей этой программы я точно запомнил 'Собрали задницу в кулачок' — ладонь сжалась в кулак над плечом впереди идущего, значит все — не спокойно впереди, приплыли.

Мы не спешили, потихоньку, продвигались на север. Ногами не сильно трещали по веткам, и то хорошо. Никакого света вокруг не было видно. 'Куда мы забрались, не видно ни зги. Иди и не парься, не трахай мозги'. Взобрались на холм, довольно густо поросший сосняком. Можно тут было лавировать — не чащоба, но заросли всякой кустарной дряни. Увидели реку. И правда, довольно широкая река в устье — наша малышка спокойно проплывет. Но по мне, ширина тут в устье была смешная, в сравнении с привычными нам реками. Нет никого в округе. Ни костров не видно, ни шаманских бубнов не слышно — благодать. Я разулыбался, но Ринат мне погрозил пальцем — рано радуемся — дальше двигаемся:

— На ту сторону поплыли.

— Давай, Василий Иваныч, достала морская водичка, — согласился с ним.

— Типун тебе на язык, Петрушка, — улыбнулся Ринат. — Давно курить надо было бросать. Все носы прокурили. Не чую я ничего кругом.

— Пфи, много ты учуешь! Таино и канибы с детства не курят, у них нюх как у собаки.

— И глаз, как у орла, — согласился он со мной.

— Стой, — остановил я его на берегу. — А крокодилы?

— Ты что, Чебурашка? По крокодилам соскучился?

— Укусят!

Ринат ткнул меня и напомнил:

— Рядом с морем нет крокодилов. Мы чего крадемся? Я сам за нож держусь. Витя говорил, что нет здесь крокодилов. На юге они. И завозные.

— Ладно, поплыли, покормим пираньев.

Ринат покачал головой и пошел к реке. Мы разобрались с фауной местной. Из крупных кошек можно, наверное, нарваться на ягуара. А может и скушали их давно, остались одни мышки и ящерицы. Аборигены они безбашенные и голодные — весь крупняк на островах подмели. Нет, чтобы свинок достать и выращивать сальце, дикари. Хотя, мужикам надо свою власть устанавливать — охота рулит — кто добытчик, тот и прав, у того побольше прав. А свиноводам слово не скоро дадут. Не понять дикарям красоту диалектики: свинки разные нужны, свинки разные важны — и на охоте добытые, и на сальце выращенные.

Переплыли речку. Какая это река? Касас — по испански значит 'дом, домашняя' — глубоко, от берега в метрах пяти уже поплыли. Но ширина детская — метров сто, сто пятьдесят, с холма и еще более узкое место было заметно, метров пятьдесят.

Стали на новый холм ориентироваться. И там осюрпризились по полной программе.

Короче, спеклись мы. С вершины холма были хорошо заметны несколько домиков таино, местных аборигенов. В отдалении от леса, на берегу речки они поставили несколько домов, больших, невысоких, в которых и жило человек... сорок. Только по обнаженным грудям и можно было, при отблесках пламени большого костра, отличить мужчин от женщин. И дети... чертовы спиногрызы! Детей было немного, но эти чертенята шныряли вокруг домов, к большому костру, к взрослым они не лезли с дурацкой беготней. Вот мы и сдулись.

— Плохо, Леша. Без провокации я не готов обострять, — присел на корточки Ринат.

— Согласен, — сразу согласился с ним. — Ринат, мне напряжно. Напасть, девчонку украсть — это я понимаю. По ходу дела отбиваться — мне плевать, как выйдет. Но вот так... да еще и старики всякие, женщины и дети. Блин, они и так впроголодь живут, еще мы им добытчиков подсократим. Ну их нафиг, пошли домой.

— Бери шинель, — усмехнулся он в ответ. — Фиговые мы вояки оказались.

— Согласен. Я никакущий вояка. Поэтому склонен к подлости и гадству. Мне рыцарство не в тему. Ринат, у меня на этих 'пятниц' зла не хватает.

— Хватит трепаться, пошли к нашим, волнуются ведь, парни.

* * *

Ребята обрадовались. Витя сразу погнал Костика на уже привычное: 'С якоря сниматься!'— 'Якорь чист!' — 'Ставить стаксель!'... отошли мы буквально на несколько километров всего. К отличному островку. Запалили костерок, я принялся уху соображать — бульончик похлебать очень полезно для здоровья, и нервы успокаивает. Ребята в очередной раз крутились вокруг вопроса: 'Что делать'.

— Нет никакой необходимости лезть на обострение, парни. Здесь нищая земля, нет крупных месторождений ценных ресурсов, а если есть — это крупные острова. На Кубе тысячи таино. Войной не решить вопрос.

— И вообще, решили же на яхте жить. Комфорт, удобство — это раз. Присмотр — это главное, это два. Мобильность — это три. Девчонок видели, — подтолкнул меня Костик в спину. — Как они?

— Да как сказать, чтобы не обидеть, — я, честно говоря, не разглядывал их, сразу глаза отвело. Пробурчал ему, что вспомнилось. — Такие же как везде тут. Голые. Маленькие. Черненькие. На чукч похожи. Или на якуток. Не русские, одним словом. Не красавицы.

— Завтра глянем подробней. Здесь в округе есть несколько небольших островков, это архипелаг лос Канариос. Сами видите, нам много места не надо, воду свежую найти и переночевать. Кайманы посмотрим. Найдем мы место для стоянки. А хотите ножиками своими помахать — черт с тобой, Ринат, поплыли на юг. Через Ямайку, заглянем и на нее. Только осторожно, там тоже должно быть много индейцев. Уже не таино, кажется, ближе к всяким карибам. Не знаю точно.

— На джунгли смотреть никакой радости не вижу, — серьезно заметил Аматов. — Гевею там разыскивать... я даже не знаю, как она выглядит. У меня нет ботанических справочников, она не лекарственная. Я думал мы золота поднароем. Хотя, вы понимаете, золото тоже надо чистить, плавить. Самородки не везде встречаются. Свинец очень нужен. Трубки на несколько стволов есть. Селитра — не проблема оказалась, здесь полно загаженных птицами мест. Сера... сера нужна для кислот. Я хочу сразу, потихоньку, малыми партиями, но нарабатывать технологию бездымника. Кислоту нам сварганить просто. Посуду у Леши отнял уже, ты видел.

— Не отнял, а получил в распоряжении химической лаборатории, — сразу поправил его. — Я не больной, пользу химии понимаю. Без химии мы никого не нагнем. Мне меньше проблем: меньше посуды мыть.

— Сера это вулканы. Вулканы это хорошо. Дикари их боятся. Интересно выходит. Так парни, что у нас по картам, — Витя достал из сумки одну из карт и начал думать.

Мы замолчали. Мне было спокойно на душе. Хорошо, что драка отменилась. С места в карьер бросаться свои правила устанавливать — не дело это. Пока сил не накопили, нечего дергаться. В Европе Витя обещает спокойные несколько лет вдали от континента, расписывает Азорские острова, на западных из них и во времена Колумба никто не жил. Непонятно, но на европейцев я был настроен агрессивно, карибы эти, которые каннибалы — тоже жуткие ребята, без разговоров стрелять надо первым. Майя и ацтеки — они, кажется разные, но одни точно жуткие кровопийцы, ритуалы у них с человеческими жертвами — Гибсон отличный фильм снял — блин, жуткие воины. Там был эпизод, когда они пленников выпускали по одному, мол, добежите до леса — можете бежать дальше, свободны. Пленники убегали, а воины их убивали — копьями, из лука — очень меткие паскудники.

Витя оторвался от карты:

— Ерунда все это. Много островов вулканического происхождения, с действующими вулканами. Точно помню: есть такие. Есть богатые на серу. На малые Антильские плыть надо. Вот там карибы злые. Опасные места кругом. Глаз да глаз нужен. Но у нас удобная ситуация. Мы сейчас собираем ресурсы. В одном месте обломаемся — в другом спокойно возьмем. И на Азорах серы полно, и селитры достаточно. Там китов полным-полно! А киты это жир, Ринат без заготовок для кислоты ты не останешься.

— Азоры, азоры, до них далеко и не скоро, — пробурчал я на старую Витину песню. — Прошу к столу, это не уха, но сами знаете, получается здоровский супчик.

* * *

А с индейцами мы потом смахнулись. Не надо искать неприятностей, они сами тебя найдут. Ничего интересного. Мы тогда высадились на небольшой островок, самый вредный тип островков — насквозь просматривается, хоть и пальмы есть, и местные породы других деревьев, очень ценные породы, кстати, ребята высмотрели. Первыми на берег всегда начали сходить мы с Ринатом. Вот и сошли. По одиночке мы не ходили никогда. И тогда я шел чуть впереди, когда на меня выскочили три индейца и один сразу решил меня отоварить дубиной по голове. Увернулся я совершенно машинально, и так же на автомате двинул посохом в лицо. Посохом я сразу учился тыкать. Не надо им махать — это все вторично. Как копьем — раз — выпад в лоб и все, нокаут, в лучшем случае нокаут. А тогда и Ринат подскочил, без ножей обошлось. Сразу отоварили трех индейцев. Под шипение матерной руганью связали этих недобитков, свистнули парней и начали осматриваться на полном серьезе. И нашли еще двух местных, на этих уже сами без разговоров накинулись, и в несколько ударов уложили на землю. Каноэ и пять дикарей, одному не повезло — не очухался. И все дела. Мне лично глаза у этой четверки не понравились. Никаких убийств — каноэ им топором напрочь продырявили, ножики у них каменные были, вот и пусть сидят на острове, и рыбу бьют — не умрут с голода. Дождутся местных — сами пусть с ними разбираются.

Я тогда даже от выпивки отказался. Какие нервы? Какие переживания — всегда бы так — я не я, и палка не моя — кто насмерть шваркнул? Неизвестно. Эти таино, карибы все на одно лицо, фигуры у них разные, по-разному носы продырявлены, и палочки в ушах разные, но морды одинаковые совершенно, если не приглядываться, и не встретить калечного, трудно их на лицо различать. Мы потом еще четыре раза встречали группы шальных охотников, может и людоедов, зубы у них рассматривать я не лез. Один раз и ножом отмахнулся, под руку пришелся ножик. И как-то... без озверения все. С этими простыми парнями все просто оказалось — встретились, добром не можем разойтись — пошла драка. Мы расходились без трупов. Сами не хватались за ножи специально, и нас уже было не так просто покалечить. Костя — получил новую должность — стал нашим министром обороны. Оказывается, он лучше всех разбирается во всяких доспехах. Сам он не маялся у станочков, он просто был назначен главным по доспехам, а сверлить, точить, и собирать всякие наручники и налокотники стали Ринат и Витя — эти 'винтик, шпунтик и шурупчик' имели руки, растущие из правильного места.

* * *

Импорт это важно. Импорт всегда привлекает внимание. Даже дрянь — если она импортная — из разряда 'ведь сразу заметно, что дрянь' переходит в разряд 'прикольная безделушка, может и пригодится куда-нибудь'. С импортом мы не спешили, я перечитывал книжки про попаданцев в альтернативную историю, Витя шерстил свои заметки, Ринат и Костя тоже ориентировки выдавали. Из этой области нужно было прихватить много полезностей. Подсолнух! Подсолнечное масло — для нас было продуктом на уровне хлеба, как без него? А местные подсолнухи оказались чахленькими, но масло давали, очень странное, пахло круто, но вкус был горьковатый. И вот так мы каждый день обнаруживали новые возможности для улучшения нашего положения.

Успокоились мы — смирились с нашим попаданством и приняли факт, как он есть — надо двигаться дальше.

Собрав мысли в кучу, наши ботаники просветили нас, что три продукта нам необходимы, с ними всю Европу можно нагнуть. Кукуруза, Подсолнечник и Картофель.

Картофан — это второй хлеб, голод отдыхает, картоха прикольный клубень, может много народа спасти, и более неприхотлив, чем зерновые. Картоха, это вообще вне обсуждений!

Подсолнечник это масло, это более неприхотливая замена оливкам. А масло это круто, и вкусно, и семечки можно щелкать. Я абсолютно уверен в том, что семки это афродизиак, спросил у Рината. Он сказал, что таким как я и три корочки хлеба — афродизиак. Я не догнал, тогда он пояснил, что нам не нужно стимулировать, желудок набил и хватит — готов к постели.

Кукуруза — прикольная, Ринат объяснил, что тема кукурузы она непростая. Сама кука для питания не фонтан, хотя да, полезна, сытна и удобна в обработке. Но главное в другом, кукуруза — топливо сельского хозяйства. На кукурузе можно животноводство так поднять, что никакому сену и не снилось. Так что, кукурузу он будет высматривать пристально, ее нам придется селекционировать, у нас не было образцов зерна для семенного банка. Но если смотреть глобально, с кукурузой можно здорово вмешаться в зерноторговлю, а это вековые связи, на хлебе поднялись сильные фамилии. Там будут интересные интриги у нас.

Отдельная речь о сахарном тростнике, он хоть и не из Америки родом, но сахаром Европа обкушалась именно благодаря американским плантациям. Может оттого и мысли шибче забегали у европейцев? Хотя нет, там больше приток золота и серебра заставил мыслить быстрее, в оригинальном направлении, чаще. Сахар — это глюкоза и фруктоза — для мозга важно питаться аккуратно. Ринат в диетологию не загружался, но был сторонник разнообразного умеренного питания. Нашу ставку на возню с детьми он обязался поддержать составлением грамотного меню, чтобы тело и душа были молоды — обжирайся как встал. Проснулся — и с утра получай полстакана отвара шиповника, и кусочек сала на закуску — все, день проживется бодро и весело. Шутка, конечно, но насчет грамотного меню это здраво придумано.

Насчет остальных гербариев не спорили. Все эти: помидоры, бататы, сладкий, и горький, и душистые перцы, какао, ваниль, кабачки, тыквы, маниоки, авокадо, земляные орехи, пекан и кешью — все это ерунда, годная на витамины и для гастрономических изысков. Витаминов и в Европе полным-полно. Ягодку можно покушать и все счастливы. И бабушкам прибавка в кошельках. Я Вите сказал, что лимонники точно крутанули аферу с лимонами. Шиповник в сто раз круче по содержанию витаминчиков, но ведь на шиповнике бабла не сделаешь — а так, кто-то кого-то подмазал, и все морячки зажевали лимоны, а сэры из адмиралтейства набили карманы. Русская клюква вообще бомба — смерть цинге. Ринат хмыкнул и подтвердил, что шиповник очень мощен — витамина С в шиповнике в десять раз больше, чем в черной смородине, в сорок раз больше, чем в лимонах. Поэтому с ним меру знать надо, комбинировать с клюквой, лимончиками, непростой он растений.

Говоря о непростых растениях, мы согласились, что ананасы, это отдельная тема, есть в них нечто сакральное, буржуинское, с ними надо долго разбираться.

На всякие оригинальные американские цветы мы плюнули.

Все наши скромные овощные запасы сразу разложили на семена — Костенька и Ринат что-то мудрили там в уголке юного мичуринца. У нас свекла была! Я не понял, с чего её Витя зацепил. А он просто ответил: 'Винегрет люблю, думал ты не борщ, так хоть винегрет напластаешь. Огурчики ведь не только под водку куплены'. И по части всех этих огурцов и морковки Костя сразу сказал, что впереди Европы всей будем, у них все еще чахлое и не откультивированное, у нас породы ценные, лишь бы без химии всякой семена были.

Ладно, хоть никаких таких особенных животных в Америке не было, без индеек мы обойдемся, не хотелось яхту превращать в зоопарк, даже попугаев решили не трогать, ну их, этих болтунов. Потом можно будет подурачиться, появится очень вредный противник, можно будет обучить попугая обзывалкам и выпустить в свет, чтобы он антипиарил мерзавца. Так и представляю, летает над столицей попугай и орет: 'Король, грязное жывотное, любовницу отравил! Не виноватая она, он сам пришел, и не смог'.

Где импорт там и экспорт, но на этом поле у нас было все хорошо, нужным и полезным американцам мы подкинем зерновых и рисика, чтобы не голодали. Фруктиков им подтянем обязательно, пусть витаминчики кушают, а может и умнеть начнут. И животноводство им поднимем. Жить им станет сытней и веселей в плане политики, когда не охотники, а хозяйственники во власть полезут. Они ведь наверняка на женщин заботу о коровах и свинок скинут, вот и будет им феминизм. Хотя у них матриархат еще цветет. Витя рассказывал про жуткий матриархат, да я и сам знал про порядки в районе больших озер северной Америки.

* * *

Однозначно согласились — всяких 'колумбов и васкогамов' будем топить, Витя давил на жалость, задавил — если будет возможность, высадим моряков на необитаемые острова, а не будет — команду Колумба тюрьмой не исправишь, всех на дно и тыщу футов над килем.

Не нужно Европе лишнее золото и серебро — только хаос и бардак от него. Нечего экономику раскачивать. Там черт ногу сломит, если подумать. Испанию и Португалию до добра богатства Америк не довели, а всеобщую озлобленность усилили. От борьбы с арабами отвлекли. Кругом непорядок.

Если немного фантазию включить — Европа с ума сошла после открытия Америк. Реально ведь 'новый Свет'. Это на уровне, как если в 2011 году, в Москву прилетят инопланетяне, и просто портал оставят: 'Там вам планета чистая на той стороне, живите и колонизируйте, как хотите, а мы улетаем. Пока, дикари без нейросетей и космических кораблей продвинутых'. Это же чума начнется! И в средние века ничуть не проще было. Они были люди попроще, но и уровень экспансии им выпал попроще. И зашевелились европейцы интересно...

Без колоний они аккуратней станут жить дома, дипломатию по-другому выстраивать начнут, чтобы нас прижучить. А мы лет через десять засветимся. Наверняка выдадим себя.

Мы будем дружить с арабами против европейцев. И с европейцами против европейцев и арабов. Сельское хозяйство обязательно приподнимем — чтобы простой народ не так страдал, копил жирок.

Без войны нельзя. В идеальный мир никто не верит. Война не просто двигатель прогресса. Война двигатель прогресса армии. Пока бойцов кровью не проверишь, в бою не проверишь, они не бойцы, а так... любители. Поэтому внешний враг нужен, но желательно в единственном числе. И пусть будет Англия. Любая Англия. Она на околице. Ирландцам да шотландцам поспокойней станет.

Мы решились первой глобальной авантюрой устроить оловянную революцию.

Корнуолл... просто фантастика! Орать на весь свет, что Костя потомок короля Артура не будем, хоть он из нас самый благообразный на вид — джентельмен и рыцарь. Но британское олово можно попробовать отжать. Вот тогда Европа взвоет, тогда ей не до Америк и Индий сразу станет. Опухнут они без олова. Попартизаним, пулеметов мы горцам и шахтерам не дадим, но и арбалет тоже сила в грамотных руках. 'Болтом вам прилетело и тю-тю' — хорошая тема, рыцарей пугать. Корнуолл это горы, а горы это пикты, а пикты это страшно. Пикты они как баски в Испании, никогда не сдавались, жаль, с футболом у них не выгорело, как в Барселоне.

Беда нарисовалась сразу. Как мы не воображали, но пришли к единому мнению: без опыта великих не обойтись. Будем устраивать остров-мастеров. И никакой жалости. Без вариантов, поступим жестоко и некрасиво, как венецианцы. Никто не знал про остров Мурано, но все знали: на нем в секрете держали монополию на зеркальное производство. Сделаем старым мастерам, вроде пенсионеров, предложение от которого они не смогут отказаться: три года учишь учеников мастерству. Потом золота получишь реальную сумму, и вали на все четыре стороны. Посмотрим, приглядимся. Тупые мы очень. Нигде не металлурги, не гончары, не плотники, не... да мы вообще ремесленники никакущие. Ох, беда. Кругом измены.

Яхту мы упрячем в сухой док, ангарчик, первым делом выстроим замаскированное укрытие для нашей спасительницы. Размеры небольшие, справимся руками, пусть привыкают к топорам.

* * *

Ринат продолжал нас смущать историями об истории. Он сразу сказал: 'Википедию пишут кто угодно. Кто зарегался, тот и может вносить статьи. И править статьи. Вся история — это художественная литература, а не наука. Точнее — наука эстетическая'. Мы уже признали некую ценность 'Краткого курса истории России, под редакцией Рината Галимардановича Аматова'. Вчера они с Костиком зарубились по Александру, свет Ярославичу, которого он пообещал лично придушить, если время выпадет.

— Ты не видишь главного Костя, а оно перед самыми глазами. Кто такой Александр? — насел он на Костика.

— Вы про Невского? — уточнил я.

— Вот, — усмехнулся Ринат. — Словами ребенка глаголет истина. Он 'невский'.

— Ринат, все знают, кто такой Невский. Тебе он чем не угодил? — рассмеялся Костя. — Ведь за наших сражался, за русских.

Ринат глумился, как на мартышек неразумных посматривал на нас с Костиком. Витя молчал, он умел делать вид отстраненный и хитрый, капитан, ему наши сухопутные бредни были как бы не важны.

— Не будем про наших, и не наших распространяться. Я тебе медленно разжую информацию, — поудобней устроился на диване Ринат. Посматривал он на Костю, а я вовсе был этому гаду не интересен. — История вышла грязная, как и всякая большая история.

Началось все с очередного плана европейцев напакостить новгородцам, пустить кровь, бизнес развалить. К одному из ловких и уже известных князьков североморского бассейна пришли добрые спонсоры. Принесли они золото и идею: нанять отряд и можно даже прикрыться идеей крестового похода, раз эти православные не чешутся, католики должны за веру побороться с язычниками. И князек согласился. Понятно, что золото он решил несправедливо поделить. Даже имя главы шведской стороны не ясно толком для историков, шведы вообще про этот поход не стали распространяться. Пусть будет Биргер. Хитрый, грамотный политик. Подготовку провел отличную. Новгородцы сразу узнали о походе. Не надо считать их дураками, разведка доносила точно. И торгаши взвыли. Ситуация вырисовывалась больно неприятная. Это не просто Новгород со шведами зарубался, наши бравые ушкуйники жгли Стокгольм запросто, и сам Новгород регулярно огребал — все честно. Но Биргер кинул клич по всему побережью. И случилась нам бяка. Откликнулись 'дартаньяны' со всей северной Европы. Парни, рыцари, третьи сыновья. С пяти лет они только фехтовать учились и с конем обращаться. Кроме меча и чести у них ничего не было. И надежды — захватить кусочек земли, построить замок и ура. И новгородцам такой противник не понравился. Перерезать на своей территории захватчиков — да запросто, они так постоянно отбивались. Но убить наследников семей со всей северной Европы... это уже наглость, с кем они торговать потом будут, если на них окрысится весь Балтийский регион? Новгородцы наверняка мутили измену, могли пытаться откупиться, но опоздали. И сделали ход конем. Ход Александром. Глупый, молодой княжич, одни девки и забавы на уме, он полностью устраивал новгородцев. Интригу провели тонкую, Александр не стал просить помощи у отца, выступил с малой дружиной своих раздолбаев собутыльников. Прикол в том, что осторожные новгородцы потом кричали: 'Ай-яй-яй, мы не успели с ним выступить, такой быстрый, такой смелый княжич'. Но с Александром пошла и нормальная морская пехота Новгорода — ушкуйники были мастера. Нам надо учиться, добыть ветеранов викингов, ушкуйников и мы справимся, с палубы воевать это тема особая.

— Не отвлекайся, — поправил его Витя, и зажевал ананасик, без курева мы немного пухли.

— А теперь главная тема вопроса. Костя, ты помнишь ход Невской битвы?

— Напали, потеснили, окружили, разгромили, — задумался Костик.

— После этого побоища, княжич на весь свет получил поганое прозвище 'Невский'. Это для нас он нормально воевал, а в те времена он просто плюнул в душу всей европейской аристократии. Он напал утром! Без объявления, внезапно. Это было недопустимой подлостью в те времена. Рыцари не успели одеть доспехи, их резали, как поросят. Хотя, не буду врать, их в плен брали, выкупились потом все, новгородцам в интригах верными союзниками на все времена стали. Ты понял мою мысль, Костик?

— Ты передергиваешь, это не серьезно.

— А вот и нет, — улыбнулся Ринат. — Когда Европе выгодно — мы для них варвары и дикари. Война уже стала делом маневренным. Бред вообще восславлять Святослава за его фишку 'Иду на Вы'. Это нормально! Небо голубое, вода мокрая, нельзя нападать бесчестно, если ты не разбойник и мерзавец.

— И шпион! — сразу влез я.

— И шпион, и интриган, — согласился Ринат. — Да все и так знают загодя, кто против кого этим сезоном воюет. По молодости он куражился. Святослав красиво сказал другое: 'Мертвые сраму не имут'.

— Интересно, но неприятные у тебя акценты, Ринат, — задумался Костик.

— Какие есть... да не про княжью честь, — добавил серьезно Аматов. — Новгородцы после такой победы его быстро выкинули из города. И на весь свет оправдываться стали: 'Нам такой не нужен, больно горячий, так дела не делаются'. Торгаши — вывернулись.

Нам все эти итальянские торговые республики главными врагами будут. Они мореплаватели, и в честном бою арбалетчики, и с ядами любят возиться, они готовы на подлость, нам с арабами дружить придется обязательно против итальянцев.

— Невский потом и на Ледовом побоище из засады ударил, — вспомнил я про крестоносцев.

— Это не тот случай, — строго заметил Ринат. — Донской со своим засадным полком. Невский с камнем за пазухой — это нормально. Главное было сделано по цивилизованным правилам войны: назначили место битвы, и там уже сам дурак, если разведка слабая. Да знали все всё про засады!

— Интересный у тебя ход мыслей, Ринат, — заметил Витя. — Неожиданный.

— Почему неожиданный? Рюрикова кровь сильна. Как не разбавляй, а раз в сто лет нарождался откровенный безбашенный головорез, настоящий викинг. А они не вписывались в правила просвещенных мореплавателей и торгашей.

— Торгаш и мореплаватель хорошее сочетание, сами к такому стремимся.

— Витя, у нас молодая дурь в головах. Планы наполеоновские. Блин, шайтан! Вот почему ты, Леша не юрист? Нам бы студент правовед очень пригодился. Дров мы наломаем...

— Дрова штуки полезные, баньку можно сообразить. В баню хочу, — скуксился на придирки вредного татарина.

— Потом пивка, — мечтательно улыбнулся Костя. — И чаю, с веточками, можжевеловыми.

— Да, — согласился Ринат. — Надо тебе попариться перед свадьбой. Кособокую парильню запросто можно заделать. Для здоровья очень полезно. А эстетики никакой.

* * *

За пару месяцев мы привыкли к Карибским островкам. На большие не заглядывали, нам и мелких хватило, чтобы загрузить яхту полезностями. Ринат таки сообразил первый 'слонобой'. Никакие пушки нельзя использовать на яхте, опасно для целостности конструкции. И Ринат с Витей сообразили ружье. Тяжелую мощную конструкцию, стреляющую далеко и довольно точно — с главным предназначением — топить суда противников.

Далеко на юг мы не заплыли, не нужна нам пока нефть. Обошлись и без места постоянной стоянки. Какая стоянка? По морям, по волнам, сегодня Ямайка, завтра Кайман.

На предложение Вити сплавать на материк мы ответили дружным отказом. Не надо нам этих майя. Все они одинаковые: жуткие и мастера человеческих жертвоприношений. Я окончательно разобрался в разнице между крутыми племенами.

Инки — они жили в Южной Америке, и пусть себе там живут дальше, до них далеко. А вот майя и ацтеки жили по соседству напротив Кубы, на перемычке между северной и южной Америк.

Майя — это которые маялись дурью на полуострове Юкатан, устроили там несколько городов-государств и воевали друг с другом, пока в конец не разорились от бесконечных войн. Вот тогда к ним в гости пришли ацтеки.

Ацтеки — это древние мексиканцы! Мексы занимались своими жертвоприношениями северней от майя, потом решили навести порядок у соседей, пришли и захватили оставшиеся целыми города. Майя разбежались по горам, попрятались там и обиделись. Вот потом и приплыли конкистадоры, и всех победили. Уважаю, отчаянной смелости были солдаты. Кортес фигура неоднозначная, странная, но в историю вошел не зря. Сумел испанцам дорогу проложить на Юкатан и ацтеков прижал крепко. Он юрист был — что показательно, умел крутиться между интересами разных племен.

Нам все эти тольмеки-чучмеки были не важны, все они дикари, и спокойно мириться с их желанием безобразничать мы не собирались. Человеческие жертвоприношения это совсем ненормальная практика. А попробуй, отними? Не поймут. Значит, надо учиться правоведению, или изобретать воздушный шар и лететь бомбить их пирамиды. Вот с кем связываться не хотелось абсолютно. И поэтому мы не согласились плыть в Мексику. Рано. Незачем. Своя кукуруза разная есть, и какао. В салоне было славно. Деревца всяких разных пород стояли в ящиках, мне было уже немного напряжно спать — ароматно очень, необычно, но принюхался.

В середине марта мы решились уплывать на север, по восточному побережью северной Америки пошарить. Но искать там было нечего. Ничем особенным, как это не странно не была богата северная Америка, что нам птичек этих индеек везти через океан? Очень смешно. Хотя была такая идея, индейки вроде бы крупные из себя. Витя морщился, разводить курятник ему не хотелось. Оранжерея — это стильно и чисто, если присматривать за ней с повышенным вниманием, а от живности всегда переполох. Так и решили — встретим на островке у побережья индеек, попытаемся наловить и сообразим им клетушки. Бегать на материке за индейками опасно, получить томагавком по башке — очень просто — кругом чингачгуки шляются. А на островке, почему не поискать птичек, им и убегать некуда. А островки там будут, Витя морщился, но островки обещал. Я лично ждал с удовольствием и предвкушением такую забаву: возможности погонять за индейками по кустам — прикольно. Может, и выживут при переходе через океан. В плане 'паганельства' там, на севере, тоже ничего экзотичного и сверхценного не было. В тропиках все вкусности были, в ящичках перчики поспевали! Золота намыть тоже не светило, это надо куда-то в Аппалачи эти лезть, нет уж, спасибо.

Осталось дело за малым — украсть невесту Костику. А для этого мы поплыли на Кубу, где проживали самые цивилизованные местные индейцы — таино. Больше всех проиграл Ринат! Когда он понял, что спать ему негде, он обосновался на 'моем диване' в салоне. И ладно, все равно мы редко спали в одно время — график у всех был ненормальный — спали пару раз в сутки, но по два-три часа. Как отшибло привычку спать по шесть-семь часов. И вроде бы ничего, живы здоровы, бодры. И готовы плыть на Азорские острова.

Глава 4. 'Там живут несчастные люди-дикари'. Леонид Дербенёв

Если взглянуть издалека на деревушку таино, с их светлыми домиками, сразу возникает мысль о несерьезности этих ребят. Они игрушечные какие-то. Ясность в этот вопрос внес Витя. Он объяснил все просто: 'Так ураганы бывают. Очень сильные шторма'. И тогда я понял весь фатализм этих бедолаг. А зачем упираться, что-то строить, если налетит ураган и все твои постройки разметает по всему острову? А лезть в землю, валить лес и возводить срубы они не хотели почему-то. Так и ютились в легких домиках. Самые крупные домики были высокие, метров пять. Там принцип был простой: у пальм ствол ровный и растет часто ровно, без наклонов, не скособочившись — вот таино и возводили вокруг ствола пальмы свой редкий частокольчик, к которому привязывали большие циновки из листьев. Прохладно, от дождика укрывает, комфортно до первого шторма. Сразу бросалась в глаза эта особенность деревенек таино: два, три крупных домика и вокруг него стайка мелких, невысоких. Выглядело все чистенько, экзотично и мило. Туристы они были по жизни, все эти островитяне. Жили без напряга, не волнуясь за судьбу, не думая о новых инструментах, и прочих улучшениях быта. И я не считал их лентяями и упертыми тупицами. Может они и глуповаты, и просты, но не тупицы. От Кубы до всяких ацтеков на материке было рукой подать. И заносило штормами тамошних аборигенов.

У материковых индейцев более серьезно все было с цивилизацией. У них были настоящие, особенные цивилизации — они в городах жили, в многотысячных городах, а это надо уже на продвинутом уровне мозги включать, чтобы не умереть и жить комфортно в условиях такого скопления народа в одном месте. И материковые индейцы неплохо с инструментом были знакомы: и бронзу они плавили, и известняк они выжигали, и пирамиды возводили. И ураганов они не боялись. Хотя я не знаю, может они в глубине материка строили города? Подальше от побережья...

Дело не в этом, все было глубже и мрачнее. Океан внушал фатализм. Витя уже в чем-то все нам доказал. Есть такая поговорка: 'Война план покажет'. До войны нам жить да жить, да силы копить. А океан был вот он — под боком круглый месяц. Так вот, 'Океан план покажет'.

Я лично в какой-то момент сдулся, спекся, а когда меня спросили: 'Чего смурной? Леха, поделись сомнениями, не держи каку в себе, сходи на горшок', я честно ответил: 'Фигня все наши идеи и болтовня. Потонем нафиг, вот и вся наша жизнь'. Мне тогда хорошо мозги промыли от фатализма и упадничества.

Дали по ушам. Главное, настроили на то, что все в меру хорошо: и дурь выдумывать, всякую новую жизнь планировать, и серьезно относится к окружающему вокруг злобному миру. В гармонии жить надо! В гармонии, значит с наглой мордой валить лес, и серьезно просить прощения у леших всяких. Переть буром через Атлантику, в абсолютной уверенности 'переплыву обязательно', и уважать Посейдона, как Витя уважает Нептуна.

И с европейцами надо в гармонии жить. Не совсем они примитивные, из пещер и нор уже вылезли, города построили. И хоть они отстают от нас: и в скорости соображалки, и в запасе всяких технических новинок и смутных представлениях о науке и технике, но яд в любое время — яд, а стрела, в любое время — стрела. Расслабимся, не проявим должного уважения к европейцам — нам быстро крылышки подрежут и упекут на кострах, как рябчиков. И настрой у европейцев правильный, просто еще не развитый.

У нас это сильней в мозгах прописано: 'Не ждать милостей от природы, а брать', а бедолаги таино и другие дикари, вроде европейцев — не получат от нас плюшек и подарков, пусть себе потихоньку развиваются, нам же только хорошо, спокойней. Да и не браконьеры мы, не геноцидники, хотя, браконьерством наша выходка очень попахивало, грязным таким браконьерством, в смысле 'людоловством'. Но устаканили эту тему: нам много не надо, не убудет от могучего народа таино, если мы себе одну таинянку свистнем.

— Может, как-нибудь по хорошему? — в который раз засомневался Костик, которому не нравилась сама идея воровства невесты.

— Костя, но вот представь. Перед нами опускается космический корабль. Из него выходит типа человек, протягивает руку, а на ней лежит что-то блестящее. И показывает на одну из наших девушек — намекает, 'хочу'. И что ты будешь делать?

— Это все понятно, но нам с ней жить.

— Тебе, — поправил я друга. — Тебе с ней жить. Нам — рядом с ней. Мы за братиков. Понятно, что судьбу ломаем девушке. Но тут уж сам решай. Твоя идея, идея хорошая, перспективная.

— А что сам?

— Мне и мастурбация пока сгодится. В Европе тоже девушки найдутся.

— Врешь, ты боишься, — усмехнулся Костя.

— Есть и такое, — честно кивнул ему. — Вообще не догоняю. Жена, дети начнутся.

— И что? Будет ждать, верить.

— Совет да любовь, — я пока в свободном плавании. — В эту вашу 'любофф' я не очень верю. Мне 'Детектива' нужна, а не эта ваша, 'Любофф'.

Эта тема непростая оказалась. Сначала мы разобрались с тем, что пару индеанок на свой страх, риск и наглость можно 'осчастливить' — жизнь в нашей компании будет всяко лучше, чем в племени. Для нас лучше, для нас полезней.

Потом встал вопрос сифилиса. С этим американским сифилисом, действительно, страшно связываться. Зато намек от истории послужит хорошим уроком: не надо всяким разным в Америки плавать. Всех 'колумбов и васкогамов' топить надо немилосердно. А самим карантинами озаботиться — сифилис не пройдет! Ринат усмехнулся и заметил: 'Диагностика не мой конек, но не беспокойтесь. Кандидаток тщательно осмотрим. Симпатичная физиономия это важно, красота это полезный инструмент для жизненного успеха. Это только в сказках мужчина может быть чуть симпатичней обезьяны, глупости все это, красивый человек всегда имеет преимущество. Поэтому Зубриков будет главшпионом, он невзрачный. Я мужчина в самом расцвете красоты, вы знаете. Витя и Костик красавы, парни видные. С таким генофондом не пропадем'.

— У меня нос картошкой, но девушки не жаловались, — обиделся на его слова.

— А чего не исправил?

— Я что, девчонка, переживать из-за внешнего вида? У них это остро, а мне параллельно, я симпатичный, классный, вы же знаете, — усмехнулся над предложением.

— Ты пронырливый, голосистый и ленивый, — улыбнулся Костя. — Тип безалаберного сыночка. Материнские чувства пробуждал.

Вопрос с невестами разбирали долго, предельно собравшись с мыслями. Много там тонкостей открылось. Долго мы соображали, но выгода заполучить носительниц языка пересилила. Карибы полезный регион, придется его устаканивать. И северный материк важен. Хорошо, что у меня нашлась пара книжек про попаданцев, которые заинтересовались Америкой и навели в ней свой порядок.

Нашли мы для себя оправдания, оправдания нашему грабительству, гаденько собирались поступить. Но никак не выходило без обострений связаться с таино. Да не поймут нас просто, никто из нас не верил в добреньких, простеньких, добросердечных аборигенов с улыбками на лицах, с бататом на скатертях и самокрутками в руках: добро пожаловать, дорогие белые люди, извольте откушать и покурить на здоровье... бред это все. Разбегутся. Потом начнут из кустов ядовитыми стрелками плеваться. И никакие ракушки на промежности не спасут — сгинем не за понюшку табака.

Витя сразу дал полный карт-бланш на лодочку и бензин! Даже посоветовал на электромоторе доплыть, тогда вообще тихо подкрасться можно. Лодочка была надувная: тузик или динги, я не разобрался.

Тузик, это от английского 'ту' лодочка на двоих. Если под парусом, то лодочка называется динги, и она уже не лодочка, а шлюпка. Я не понял глубокого смысла этих разных слов. Тузик — собака, динги — собака-динго, разница важная, но не очень, ведь, оказалось, что и на тузик, и на динги можно присобачить мачточку и поднять маленький парус. Но нам это было без разницы, мы моторчик могли использовать! Лодочка была маленькая, самая маленькая из ряда Зодиаков. Зодиаки это вещь! На зодиаках спасатели рассекают. Французы лепят надувнушки уже около ста лет — мастера. Витя похвастал лодочкой, но не показывал ее. Она хранилась в аварийном отсеке, там три сумки было, три непотопляемых баула: лодка, плот, неприкосновенный запас. Витя уже на второй день нам все показал, пояснил. Каждый получил рюкзачок с неприкосновеннкой и пояс-непотопляшку. Но лодку мы пока даже не надували.

Дорвались, мне поручили давить насос — понятно, что самое важное кому попало не доверишь. Я жал на педальку, парни тихо переговаривались.

Мы нашли удобное место для диверсии. Там речка впадала в Мексиканский залив. До будущей Гаваны не доплывали километров полста, Витя сказал, что это будущие река и порт Мариэль, нам понравилось название, а то полно каких-то заковыристых в этой области 'гваделупа, квантананамеру, коста-рика', хотя место названое в честь Богатея Костика мы оставим, он и разбогатеет к тому времени, когда мы вернемся.

Отличные ребята проживали в этой самой деревушке Мариэль — штук сорок домов, народу тьма — тысячи три там было, так примерно мы подсчитали. Но это все психологические загрузки, на самом деле, три тысячи человек спокойно поместятся на половине баскетного поля. Не надо грузиться. Надо утречком, со стороны моря гудеть моторчиком — мы взяли электрический, чтобы экономить бензин до последнего. Кто его знает, в качестве чего он пригодится — настоящий, честный бензин, из которого можно столько поджигов наделать, что утопить непобедимую армаду будет плевым делом.

В семь утра начинало светать в апреле на Кубе, до берега было метров триста, Витя не парился, дрейфовал по течению, потом возвращался к месту встречи. Мы собрались на юте, и присели на дорожку.

— Запевай, Мурзилка! — попросил Ринат.

Черти полосатые давно узнали мое школьное прозвище и все его производные, от Зубрикова до зубрилки рукой подать, но каким боком ко мне Мурзилка прилепился я не знаю, это происки особо извращенных особ. Но запевать я любил, каюсь, грешен, собрался с духом, врубил в голове мотив и завел:

'Я вижу любимых и друзей,

и только они видят меня,

Ради них я иду на смерть.

Остальное неважно!'

'Quod nihil momenti!' — подхватили ребята.

Буйная песня, мы по ходу дела вспомнили фильм с Бандеросом, где он в роли араба помогал викингам воевать с дикарями. Там классическое обращение воинов перед боем было, воззвание к предкам, богам и всякие такие самогипнозы и самовнушения. Мы прониклись, и ловко переписали текст Метлы на латинский, хотя он и в оригинале был предельно живой, нас просто язык не устраивал. Подсели мы уже на латину. Волшебный язык, в нем были все классные фишки европейцев: мягкость и кошачесть мурлыканья французов, немецкое гавканье — в полный рост! — только знай, командуй.

Мы с Ринатом были в гидриках, нам придется поплавать, а Костя был одет в джинсовые шорты и курточку с капюшоном. Рассчитывали мы следующую диверсию: к рассвету залечь на берегу реки и высматривать таинок, они по утрам у реки находили себе занятие. У Рината был бинокль. Он у нас главный селекционер, вот пусть и высматривает особь поздоровей и пофигуристей. Подплыли мы близко к устью и стали на якорь. Костик залег на дно лодочки, а мы поплыли шпионить. Я улегся у бревнышка, Ринат рядом затаился. Крокодилов здесь не было, скушали таино крокодилов. Собак у них не было, скушали они собак. А вот обезьянки у них были — шпионили кругом и верещали на врагов. Но обезьянок мало было, их, наверное, тоже кушали. Непонятные они были — таино — безалаберные, и все у них было поверхностное, не серьезное развитие хозяйства. Точно что-то с питанием связано, с развитием мозга, есть что-то в этой идее Рината.

* * *

Таинок пришло четыре, даже мне было видно, что парочка — не наши клиентки, грудастые, крупненькие — точно с детишками, без таких обойдемся. А вот две подружки были прикольные, что-то чирикали и даже хихикали о своем, о женском. Вот Ринат парился, выбирая... а он потом признался, что серьезно подзавис, они обе были хороши. В итоге он всех напугал, меня точно Кондратий хватил, когда он вскочил рывком с земли, в несколько прыжков дорвался до бедняжек, и с ходу двинул в грудь одной девушке. Сразу подхватил тело на руки и побежал к воде:

— Костя! Ходу!

Я очухался и собрался реагировать на неприятности, а неприятности начались: женщины завопили и дернули от реки в деревню. Вот и ладно, бегите себе, неудачницы, не быть вам мисс Карибы в этом году, и вовсе никому вы не нужны. В лодочке было места всего на троих, максимум на троих, четверо это уже перегруз, не стали мы дурковать. Я зашел в воду по колено, присел, надел ласты и поплыл к лодке. Костя уже принял ценный груз, усадил на скамеечку, гладил по голове, приходящую в себя таинку, при этом хмурился на Рината, но Ринат был спокоен, как удав.

Мы не стали рисковать. Когда встал вопрос об 'анестезии', он пообещал аккуратно двинуть клиентке в солнечное сплетение. Мы с Костиком возмутились, и тогда он просто спросил: 'Проверим?' — и двинул мне в живот, и я задохнулся. А когда начал нормально дышать, Костик уже на кресле каюте отдыхал. А Витя только головой качал: идиоты! Ринат сказал, что никаких нокаутов в голову — мозги еще пригодятся — вот солнечное сплетение место подходящее, дыхание сбивает, и травмы можно избежать, если осторожно ударить. Он умеет осторожно. На вопрос, чего это он умелец такой выискался, он ответил:

— В голову бить опасно. А сбивать уродов мне приходилось, — он усмехнулся зло. — Думаете, если татарин, значит не черный?

Вот уж мы присели.

— Ринат, да из тебя татарин, как из меня русский, — рассмеялся я.

И было над чем. Ринат был странный татарин, почти блондин, глаза не узкие, ничего монголоидного, я больше на татарчонка смахивал, черные волосы, хотя глаза не узкие, но у меня была дурацкая привычка щурить левым глазом. И нос конечно не татарский — у Рината был правильный шнобель, чуток с горбинкой, морда у него была не узкая, не хищная, а кругловатая, и вообще — располагающая к себе физиономия. Ему запросто можно было довериться, Ринат легко захватывал внимание компаний, чувство юмора у него было отличное, он влет реагировал на ход беседы остроумным приколом, шуткой. Да... видать хорошо ему кто-то позавидовал, раз так наехал, обозвав 'черномазым'.

Успокоил он нас, никуда не денешься — не возиться же с наркозом в самом деле, эфир это та еще дурь — не надо глупости придумывать, все будет чики-пуки, главное вовремя ноги в руки и 'фить-фить'.

— Какой милый котенок, может, мы ее Катей назовем?

— Отстань от моей Тани, — сразу возмутился Костик. — Заведи свою, и называй как хочешь.

— Радистку Кэт он захотел, — рассмеялся Ринат. — Правильно, правильно Зубр, выращивай в себе Штирлица, а то болтливый ты слишком.

— Дикари, необразованные дикари, — покачал я головой. — Только девушку пугаем. Плывите уже домой, джигиты.

— И ты шевели ластами, Леха, — Ринат кивнул Косте. — Присматривай за ней, Костя, она ведь убежит. Дикая еще.

— От меня еще девуш... нет, чуть не соврал, была одна, убежала.

— Она вообще из города уехала, а не от тебя, — вспомнил я одну из его пассий.

Я отправил парней к яхте, Костя уже отсемафорил фонарем в сторону залива — груз на борту, встречай контрабандистов! Ринат присел за мотор и они зажужжали к яхте.

Я поплыл следом — хороша водичка утром, загадочно, жутковато, дно сумрачно и пугает всякой ересью, там у дна неизвестно какие 'лох-несские' морские змеи могут плавать, кто их знает, страшно. А от поверхности уже бирюза светлеет, самый прикольный цвет, не голубой и не салатовый, а красивая смесь, очень позитив возбуждает. Плыл я не торопясь, время от времени выглядывая из воды для ориентации. Приятно было размять ноги, мы не очень много занимались плаванием, хватало дел на яхте — все вроде как важное, не мелочи, вечно чем-то занят, постоянно что-то делаешь. Плавать я ходил на стоянках, рыбку наловчился гарпунить. Костя давно спрятал свою модель в упаковку, и мы решили пользоваться моим арбалетом, насколько его хватит. Потом меня подхватил Ринат — делать нечего, аккумулятор садить на зряшную заботу! Но я так гундел, для проформы, устал немного. Недобирали мы на яхте с физкультурой, не хватало движухи.

— Ринат, фигово с физкультурой на борту.

— Пфи, спохватился! Беговой дорожки нема, месье Грицацуев.

— Мне до знойного мачо долго отъедаться, но физкультуру надо хоть как-то наладить.

— Не стони о пустом, Леша, — улыбнулся Ринат. — Яхта не место для резких движений. Не будем дергаться. Месяц стерпится. Тема важная, мы же спарринги работаем. На большее не надо рисковать.

* * *

На яхте я первым делом рванул в душ, костюм промыть, самому сполоснуться. Вышел из душевой и увидел нашу сладкую парочку. Она такая потешная была, взъерошенная, и злая, насупилась, как мышь на бананы. Я присел перед ней на корточки и улыбнулся, не показывая зубы, потыкал в себя пальцем и представился:

— Леха, — потом показал на нее. — Таня?

Она молчала и дулась, эдакая фифа, кстати, не уродка, совсем не уродка, страшненькая, но... как европейка страшненькая, вроде и не красивая, но некрасивость обаятельная, прикольная. Как у меня! Я — юноша с обалденным шармом! Или шарм это только женское... непонятно, но и ладно.

— Кость, не сидите здесь, идите к себе, привыкайте друг к другу, вам же обоим страшно. Вот и бойтесь там втихушку. Душ ей покажи, туалет... девчонка купится на эти прибамбасы!

— Без тебя уже все знаю, отстань Зубр, — и тут он встал, подошел к девушке и ловко ее подхватил на руки. Умеет ведь черт гусарский девок клеить! Она даже не пискнула. 'И в лес ягненка уволок'.

Мы не уходили в сторону Флориды. Решили поторчать часов пять, может шесть на месте, в километрах пяти от берега. Не шутка это — если вовсе дело не срастется, высадим эту 'пленницу совести' к ее племени, другую найдем, полно таинок хватит нам для наших прагрессорских замыслов.

* * *

'Прагрессоры, какое-то неправильное слово, неприятное', — заметил как-то Костик.

— Ты ведь свою прабабушку не назовешь пробабушкой?

— Нет, — согласился Костя.

— Так причем тут про-гресс? Причем тут а-грессия? Смотри в корень! Грессус — значит 'шаг вперед', 'путь к успеху'. Пра-гресс — идти к успеху древним путем, древним рецептом воспользуемся.

— Точно! Мы наш, мы новый Рим построим. Кто был никем, тот станет всем.

— Никчемушники нам не нужны, — сразу возразил я. — Кто был рабом, тот станет всем!

Посмотрел на Костика, усмехнулся. Давно заметил за собой одно увлечение. Есть такая фраза — начало всех начал. В моем начале было Слово. Я не педагог. Не мое это. Дети меня любят. Я не люблю детей. Дети ранимы. Боюсь причинить вред. Я филолог, необразованный, тупой любитель задумываться о смысле слов. К чему это я? К тому, что меня раздражало то, что улицы родного города однажды навели меня на мысль об оккупации: больше половины надписей на улицах была на иностранном языке. Но английский язык я обожаю! Есть смиренное уважение перед стальной четкостью, точностью, краткостью выражения мысли. Английский язык доминирует в мире. Но это ерунда — там от англов (северных германцев) и бриттов капля коренных слов: все перемешано — франция, латынь, германия — везде такая музыка в речи, во всем мире. Сейчас латынь может рулить — отлично — язык прикольный, 'квод нихиль моменти'.

* * *

Они сошлись, два пламенных борца за справедливость, и освобождение от рабства предрассудков и просто рабства. Уже к вечеру соблазнились друг другом, визг стоял бесстыдный, и рев нахальный. Витя однозначно и окончательно решился на включение в экипаж 'леди Покахонтас'. Мы с Ринатом не возмущались, плоть слаба, но крепок дух — нас не смутить голым бюстом. Но польза от девушки сразу обозначилась, в душевой сразу перед глазами вставала фигурка этой чертовки — и все, мастурбейшн финита эст! И не надо никаких Скарлетт Йоханссон вспоминать, нам и без всяких Джениффер Попес попочкой виляют.

* * *

Пока плыли до Чесапикского залива, прояснили и отношение к 'чингачгукам'. Североамериканские индейцы странные ребята. Вроде бы и земля богатая кругом, не островки посередине моря, как у карибов всяких, а толку никакого. За несколько тысяч лет ничего цивильного не сообразили. Городки у них появились, но несерьезные. Сплошное лентяйство и дурачество однобокое. По лесам охотиться и друг с дружкой воевать — вот и все развитие их цивилизаций. Даже окультуривание кукурузы не очень помогло, сельское хозяйство так и велось каменными и костяными, и примитивными деревянными инструментами.

А потом пришли белые, и индейцы начали права качать: 'Это наша земля, вы сволочи. Давайте еще огненной воды и бусиков, и уплывайте к себе домой, за новыми бусиками'. Никакой совести у дикарей. Земля — ничья, она сама себе своя. Успел покуражиться, оставить свой след на шарике — гордись и не стони, раз профукал наследие предков. Итальянцы тем и сильны — в душе они гордые, и ребята талантливые. Леонардо да Винчи, загадочная фигура, точно попаданец! Радио вроде как Маркони изобрел. Искусство выдумывать тоже не простое дело.

Настроились мы не доверять поутанам и 'чингачгукам'. Плыли мы, вроде бы как, в район племени поутаны. Похихикал над Витей: 'А мы едем, а мы едем за поутаной, за путаной и за запахом тайги'. Он рассмеялся, заценил песенку.

Запах тайги это нечто! Когда мы дорвались до первых нормальных, в нашем понимании, островков с деревьями привычного вида — вот было удовольствие! Пальмы это не наше, что мы мартышки от пальм фанатеть? Меня один раз подняли на смех, со своими старыми приколами. Я удивился: 'А где бананы?' Ответ был ясный и мгновенный: 'Извини, Леша, бананьев нема!' Оказалось, что они и не растут в Америке, их привезли из Индий.

Сосны, березки, тополя, дубы... Дубы, вообще прикольные деревья, есть в них нечто суровое, надежное, крепкое. Ох, дорвемся мы до белых дубрав, к ним направляемся.

И охота пошла веселей, без разговоров, стали высаживаться на берег и аккуратно с Ринатом охотились. Все по графику.

Витя 'собачился' исправно вставал на собачью вахту, чтобы к самому рассвету подбросить нас к новому островку у побережья. На нем мы вставали на якорь и уплывали на материк. Без лодки, без ласт — а вдруг сопрут ушлые индеанки. Настоящие индейцы поспать любят наверняка. А нам удобно, обшарили местный лесок и, если повезет, добыли суслика. Суслики стали попадаться жирные, олени начали появляться. Убить олененка оказалось жутким делом. Я спекся, а Ринат — настоящий мужик — первым добыл оленинки. Охотились мы с небольшими копьями — дротиками, со стальными наконечниками. Дело сложное, дело, не терпящее суеты, а шпионского настроя. Подкрадываться надо уметь, 'скрадывать зверя', вот мы и учились. Тихонько шумели по округе, на цыпочках, но что-то стало получаться, за неделю добыли двух 'сусликов': какого-то свиненка, и олениху небольшую. Потеряли два дротика, Витя был недоволен такой безалаберностью.

Но мы нарвались на местных землевладельцев. Индейцы оказались честными дикарями. Ку — это солидно. Ку — это их, североамериканских индейцев прибамбас, доблесть в бою показать: первым дотронулся до противника — получай Ку и перо в волосы, теперь ты уже не 'Сопливый криворучка', а 'Сопливый криворучка, с одним прямым пальцем'. Охотников мы не боялись. Здесь, на севере, стало холодней, не такая теплынь, как на юге. Мы стали носить рубашки, футболки и курточки. Витя даже предложил из запасов парусной ткани выделить толику на пошив новых курточек с усиленной защитой. У нас была пара — но не для беготни, не для охоты. На это предложение мы махнули рукой: 'Что ты! Парусина это святое! Что у нас, простых куртофанов нет?' Молиться на изделия из родного двадцать первого века мы не собирались.

Нарывались мы на местных, драки начинались без разговоров. Никакого доверия к индейцам не было. Разные мы. И честно все было, у них дубинки и томагавки — ну их, эти томагавки, бескультурное оружие. Приделают камень поострей, костяшку покрепче и норовят зацепить, мерзавцы. Там одной антисанитарии на лезвии — заражение крови обеспечено, никакого яда не надо. Четко разбегались.

* * *

У входа в Чесапикский залив трое суток куковали. Место очень красивое, удобное для строительства, обязательно вернемся. Не хотелось здесь хулиганить. Но пришлось. Девушку для Вити украли отличную. Опять Ринат высматривал кандидаток, три рассвета высматривал, высмотрел девчушку. Еле убежали от индейцев.

Зато потом плюнули на все эти Америки и погнали на Витю: 'Вези на Азоры, извозчик!'

Индеанка Виктору понравилась. Я чуть не испортил всю свадьбу! Когда она более-менее очухалась на борту, мы уже рвали когти на север. Витя поднял оба паруса, и это было очень быстро, очень качало, но мы не стонали, привыкли уже к качке. И тут меня черт дернул за язык. Я подсел к новенькой, которую утешали Костя с Таней, и по бумажке прочитал вопрос: ' Поутан? Вахансонакок? Опечанкануг? Утта матомаккин? Чесапик?' У нее глаза как у няшки-анимашки сделались: раскрыла очи и уставилась на меня, как на ненормального. Костя меня прогнал от греха подальше. Но я не самодельничал, никакой самодеятельности, с капитаном все было обговорено: я ценные сведения собирал. Не вышло сразу договориться — ничего, мы терпеливые, мы подождем. Костя уже чирикал на таинском несколько фраз. Составлял словарь.

Мы обзавелись новыми погонялами. Таино не дружат с сочетанием согласных, не любят они всякие подряд идущие наборы согласных букв. Костя стал 'Кося'. Я стал 'Лека', шипеть и букву 'х' Таня не любила. Витя остался 'Витя'. А Ринат стал 'Рина' — бесполезно он уламывал ее добавить букву 'т' к имени. У нее все наши имена стали простые, сама на 'Таню' отлично реагировала. Ринат нас всех убил, когда скромно этак заметил, что его имя не татарское, не надо воображать. Его имя имеет латинское происхождение, образовано от 'renatus' и означает 'заново рожденный', 'возрожденный'. Мы реально припухли — как он всех на хромой козе обскакал, имя у него очень нашей ситуации подходящее. Здорово тогда позабавились, но не стали себе имена коверкать, приводить в латинский стандарт.

Очень скоро, уже на вторые сутки, между собой девушки что-то шушукаться начали. От этого места можно было рулить на восток. Мы пошли через океан. И это был кошмар.

глава 5. 'Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, вот все, что хочу сказать'. Пол Маккартни

На яхте произошло переселение семейных. Хватит беспорядков и учтивостей для туристов. Капитан с женой заняли каюту на корме, Лещенко с супругой поселились в двуспалке напротив удобств: душевой и туалета. Имя у поутанки было несуразное, нескладное, не укладывалось в переделку. Витя улыбнулся и сказал, что хотелось бы звать ее Еленой, я сразу поддержал: Элла Ивановна Фитцджеральд была славная певица, и Елена имя знаковое, сильное. Лена, так Лена — хорошее имя.

Одиннадцать суток в океане всех утихомирило. Мы точно признали факт — бог есть и он един во многих лицах, и одно из его лиц — лик морского бога, Посейдон, Нептун — не важно. Но Витя был прав, накрыло нас капитально. Девочки посерели лицами. А мы только и делали, что подбадривали себя и других — Европа уже близко, там вкусняшки, там цивилизация. Там разберемся.

С девчонками было все хорошо, в который раз не пожалели, что девушек выбрали. Можно было 'пятниц' в плен взять — а дальше? Что им предложить? Миску вкусной каши с мясом и дать посмотреть в биноклю, кином удивить? Ерунда все это. Девчонки теперь при молодых парнях, и сразу видят, что мужья у них не оболтусы, а серьезные, уважаемые люди. Без шуток, вопрос морской дисциплины принимался всеми спокойно и даже с удовольствием: яхтой управлять, это не языком ворочать, если не дано — помогай и не хрюкай.

Меня волновал вопрос с питанием. Но все оказалось просто и нормально. Всякие вкусности и витаминчики, припасенные в тропиках мы скармливали девчонкам, чтоб им улыбалось побольше. А сами... один раз сели и перетрещали этот вопрос: жуем сублиматы и не выпендриваемся. Витя немного отпустил тормоза, и запустил холодильник, который мы набили рыбным филе, самые мясные кусочки нарезали. Скупердяйство в нас играло, хотелось сэкономить сублиматы — кто его знает, когда пригодятся, прикольные же штуки, долгого хранения, в пакетиках, которые уже цепляли взгляд своей ненормальностью, необычностью. Так и тратили спирт на кипячение воды, чтобы намутить рыбного бульончика и сублиматы запарить.

Плитка была классная, двухконфорочная, спиртовая. Запас спирта был ограничен, всего на три месяца было пластмассовых канистрочек. Но Ринат сразу сказал — нормальный спирт он сможет получить запросто. Кто бы сомневался! Самогон любой русский попаданец прогрессорствует в первую очередь, без самогона промежуточный патрон не получается никак. Самогон это только начало прогресса. Для стартового рывка в рассвете цивилизации. Спирт нужен для наведения особой спиртовой шлифовки внутренней поверхности гильз — я знаю, там без спирта никак. Витя кивнул головой, можно питьевым спиртом топить печку, спирт надо экономить аккуратно, без скуперфильдства.

Азоры отстояли далеко на запад от всех европейских берегов, к северо-востоку от них, еще дальше, были Британии и Ирландии — вообще не близкий свет. Еще в пути, Витя рассказал нам довольно подробную историю 'открытия' и Канар, и Мадейры, и Азорских островов. Открыты все они были еще в древности, мореплавателями финикийцами, египтянами, и римляне, и карфагенские моряки, да все подряд мореплаватели знали об этих островах. Они никому были не нужны, далековаты от берегов, далеки от метрополий, ни золота, никаких других ценных ресурсов там не было. Штормы сносили к островам неудачников, а потом они, после ремонта, пополнив запасы питьевой воды, возвращались на восток, к цивилизации.

С Азорами все было ясно: пока не было сильной власти, никто не организовывал экспедицию. Никому не нужен вассал, который вдали от метрополии — а неделя плавания это время, это прилично — сможет почти бесконтрольно проворачивать свои делишки.

Кстати! Витя нам прочистил мозги! Своей морской заразой, всякими 'милями и узлами, кабельтовыми' он нас не заразил, но я четко стал масштабировать ситуацию. Европа была большая, но страны на ней были маленькие. Очень маленькие! Остров — он в море, за ним трудней шпионить и приглядывать, послал шпиона — а его видно на корабле, это тебе не по кустам подкрадываться к городу.

Португальцы, по распоряжению принца Энрике Мореплавателя, отправились на Азоры в 1427 году. Португальцы были такие настырные в мореплавании по простой причине: у них не было портов в Средиземном море. Именно оно с древних времен связывало Запад и Восток — там уже сложились торговые компании, союзы, фамильные организации — португосы никому не были нужны, своих хватало.

В плане истории, наверняка, на запад уходили всякие неудачники и сволочи, недостойные жизни в приличном городе — их гнали прочь — они убегали далеко на запад, а дальше Пиренейского полуострова не убежишь. И Европа помнила — всем этим португосам веры нет, не надо их пускать в солидный бизнес, все они предатели и мерзавцы!

Вот и поплыли португальцы в разные стороны, особенно на юг — путь к Индии искать, вокруг Африки, не спеша, вдоль бережка, а там известное дело: Канары, Мадейра. Только открыли, местных успокоили — сразу начались претензии сильных и ленивых, испанцы своего не упустят, там сложно все было, но поделили пирожки.

Наглость несусветную выдумали! Провели черточку вокруг глобуса и поделили мир пополам: к северу испанское, а к югу португальское владение — совсем нечестное и неправильное решение. Правильное решение мы придумали: все пирожки будут наши, а им и своих земель достаточно, не маленькие — обойдутся.

На азорах чуть не посадили Колумба. Он, возвращаясь из своего путешествия в Америку, сделал остановку на одном из азорских островов, Санта-Марии и прослушал мессу в церкви Девы Вознесения, выполнив, таким образом, обет, который он дал в море. По приказу губернатора острова он был сразу арестован, поскольку власти приняли его за пирата, либо сообразили, что из хитрого капитана надо выбить детали плавания на запад и все донести своим властям. Колумб за испанцев плавал, а Азоры были португальскими владениями. Ему пришлось доказывать свою невиновность, и после этого он был освобожден. Выкрутился, чудом ушел.

Потом Азоры стали центром торговли между Европой и Америкой. Их гавани принимали на временную стоянку галеоны, груженные золотом и сокровищами, вывезенными из Америки, а на сладкое приплывали пираты всех родов и портов — со всех уголков Атлантики, весело там было.

'Азоры, Азоры, на мордах узоры, дадим по башке всем конкистадорам!'

Витя рулил на остров, который знал хорошо, бывал на нем раз пять. Бывший Сан Мигель, заранее названый Атлантисом, был островком маленьким, за день можно пройти с востока на запад, а с севера на юг три часа хватало, чтобы пересечь остров. Атлантис, как сосиска, имеет протяженную форму, по карте видно, что тянется с запада на восток на шестьдесят четыре километра в длину и восемь — четырнадцать километров в ширину.

Но это в теории он был проходим, а на самом деле: заросли ужасные, горы высоченные, озера с чистой и с желтой, горячей водой, холмы, и между холмами будущие пастбища и фермы можно расположить. Очень много чаек, зато нет комаров. И туманы постоянно. Как в Британии, наверное, совсем нехорошо. Но Витя сразу обломал мне нытье, сказал, что Азоры, и Мадейра — это острова вечной весны, а не лета. Могут быть дождики, может быть прохладно и штиль, и шторм, океан может быть прохладным или холодным — но все терпимо, все ровненько, в меру.

Местные пляжи были чистые, без мусора, это уже не капало на мозги своей неестественной натуральностью. Водичка прохладная весной, в гидрике было удобней. И везде темный песок, даже непривычно, но Витя сказал, что это вулканическое происхождение островов сказывается, и потрясти еще может, очень даже может. На западной стороне даже были места 'Горячего океана' — это считается редким явлением. Во время отлива горячее дно прогревает воду и можно купаться в горячей воде, пока терпится, а потом отплыть в место, где прохладней.

Настораживала вся эта вулканическая активность. Земля Санникова тоже была прикольным местом, а потом как все зашаталось под ногами — и привет, все наши труды пойдут пеплом нового Везувия. Витя категорично дал по ушам — очень расстроился на мой пессимизм, успокоил — нет исторических сведений о большом извержении вулканов на Сен Мигеле. Мы и сели в место подальше от гор, в области низкой, ровной, риска почти нет. И пострашней проблемы наживутся. Согласились с ним, нет мест абсолютно идеальных, работаем с тем, что есть, и радуемся хорошему, выискивая лучшее.

От этого вулканизма экономия на этом острове была потрясающая! Экологически чистое питание, никаких холестеринов и канцерогенов, если готовить в кастрюлях, закопанных в горячих камнях, рядом с озерцами с горячей водой. Мясо тушиться около четырех часов, а всякие каши вообще быстро. А принять горячую ванную в озере — просто блеск, и пусть вода была железистая, даже не желтая, а рыжая, это ничего, потом можно было ополоснуться в чистенькой.

С едой было классно, главное, она была разнообразная: рыбы в океане была тьма-тьмущая, из монстров мы видели кашалотов и усатых китов. Не стали разводить браконьерство. На дельфинов гарпун поднять даже мысли не было. На предупреждение Вити, я даже не сразу сообразил, как возмущаться. Потом сказал, что дельфины — это очень странные существа, и кушать дельфинов можно в случае крайней степени голода, дельфинов кушать это людоедство, что мы не понимаем? Не вчера с пальмы слезли, плавали — знаем. Витя погрозил пальцем и успокоился. Предупредил, что на кашалотиков и китят тоже не даст яхту. Не хочется ему карму 'Глории' омрачать. Мы согласились — Мобидиков тут плодить не будем, кашалотину и китовину добудем потом, пока нет никакого желания пробовать их на вкус.

С мясом были напряги. Горы были, а горных антилоп, коз и козлов не было. Кроликов не было. Змей не было. Сусликов и мышек не было. Как они так вымерли, сами собой скушались? Непонятно. Очень неприятная ситуация с мясом. Придется исправлять. Птичек было много, больше всего чаек и мелких всяких пичужек. У чаек мясо не вкусное, рыбой отдает, нехорошее мясо.

Насчет главной опасности в воде Витя предупредил. Плавала здесь очень ядовитая медуза — Португальский кораблик, если присмотреться, то в сторону от нее идет розовый след — это ее щупальца, они могут быть вокруг нее в радиусе 10 метров. И мы видели этих монстриков! С купанием решили осторожничать.

Океан был богат морепродуктами. Полно было на побережье крабов, черепах, омаров, ракушек и моллюсков, на прибрежных скалах океана можно было насобирать много чего вкусного. Водоросли тут нашлись съедобные, мне морская капуста всегда нравилась. Рыба встречалась разная, крупняка навалом: рыба-меч, тунец, селедка тут была в полметра длиной — мы не дурковали, на еду били и хватит.

Главным местом выбрали бухточку Дельгада, сразу переименовали ее в Глорию — не нужны нам всякие гады, знать их не хотим. Бухта была редкая, такие встречаются не часто, от океана она была отгорожена косой, естественным волнорезом, и вода в ней всегда была спокойна, только отливы и приливы волновали.

От восточного берега было далековато — километров сорок. До западной оконечности острова километров двадцать. Нормально, пусть будет спокойная гавань, где и у предков установилась столица острова. Гор не было рядом, с юга на север тянулись холмы и низины, заросшие лесом. Здесь интересные породы росли, и знакомые, и незнакомые, но корабельным лесом не пахло — все какое-то корявое, хоть и внушительных размеров. На парочку парусников можно было нарубить дров, но нам это не надо было, и у итальянцев можно прикупить корпуса в самом начале.

Сразу мы впахали не слабо: первым делом строили пирсы-причалы, чтобы на яхту можно было пешком ходить. Потом занимались вырубкой леса и плантациями. Копать было трудно, много всяких азорских колокольчиков вокруг было — сирень карликовая: и розовые и голубые колокольчики на стеблях с метр высотой, жуткие растения. И других цветов хватало. Без трудовых мозолей обошлись — перчатки и отличная сталь лопат и топоров с пилами нас выручила, но попотеть пришлось хорошо. Пока не рассадили все наши 'какавы', перцы, картошки, кукурузы, подсолнечники и помидорки... ох и взмокли ленивые рабские лентяи, я блюзов насочинял на век вперед, дудел на гармошке в часы отдыха. Гитару не взял в отпуск. Не жалел, гитару всегда купить можно.

Даже водопадики были на острове. Больших водопадов не было, и речки были мелкие, короткие. Были небольшие водопадики — добраться до них через заросли было сложно, но можно было пробраться и полюбоваться — красиво. Два-три водопада было довольно больших, может и приспособим на пользу дела, один был красивым, рядом с Кальдера Велья — там можно было купаться прямо под водопадом. И на севере, около Сантаны, но там было не удобно для купания. Некоторые названия мы оставили — почтили память, как без Сантаны — славный же гитарист, а Санта-Барбара... это был такой сериал, навроде 'Рабыни Изауры' и 'Богатые тоже плачут' — очень мелодраматические истории, просто печаль и восторг домохозяек.

Построив самые необходимые постройки и посадив все важные посадки, отплыли в Европу. Три дня, четыре дня — это уже был не срок для тех, кто пересек Атлантику, расстояние детское.

'Пираты!' — раздался крик Кости, заставив метнуться по ступенькам лестницы наверх, на палубу.

— Смотрите, пираты, — от восторга он чуть не подпрыгивал на месте. — Настоящие пираты.

— Почему сразу пираты? — не понял я.

— А они все пираты. Мы тоже, — спокойно заметил капитан. — Галера. Не торговцы. Матрос Аматов, к стрельбе подготовиться.

— Есть, капитан, — спокойно ответил Ринат и пошел вниз.

Вернулся с ружьем. Ушел вперед, к носу яхты. Где улегся на палубу, пристроив ружье на специальную треножку. 'К стрельбе готов'.

— Просто топи.

— Понял, — он прицелился. Потом рявкнул звук выстрела. Еще один.

Сначала я не заметил, попал он или нет. Это же не пушка — дыру в метр не делает в борту. Но вроде щепки полетели справа — точно! Вах... приплыли, португосы — а может это и не португальцы были, но не арабы, флаг был с башенками.

Мы даже не подплывали к тонущей галере, трофеев там нет, незачем возиться, а приближаться к тонущим морякам — не надо, пусть себе спасаются по способности, берег близко, доплывут.

До побережья Португалии было близко. Витя сказал, что за трое-четверо суток можно доплыть до Лиссабона, Порту — это большие города, древние, люди там должны быть. Там реки впадают в океан, наверное, и железо всякое есть в округе, но раз там еще финики селились, по пути к олову Британии — найдем мы португальцев.

На север к Испанцам решили не соваться. Испанцы они наглые, они богаче португосов, они с французами давно шуры-муры нянчили против итальяшек. Вообще неприятные они типчики — испанцы. Баски — крутые перцы, но тоже нам не друзья. А португальцы как-то с англичанами снюхались, против испанцев и французов — там жуткая банка интриганов на Пиренейском полуострове. Как португосы раньше испанцев объединились в большое королевство? Неизвестно — но факт — Витя сказал, что португальцы быстрей испашек прогнали арабов и стали мирно восстанавливаться, пока им все вокруг палки в колеса пихали. Испанцы долго жили своими королевствами раздельно и весело, интригуя напропалую.

Вот и решили мы плыть в сторону северной Португалии, в сторону Порту, посмотрим, как там живется. Там древние королевства, еще римских времен, когда всякие готы, остготы и прочие франки римлян прогнали. Поспокойней там будет, чем на югах. Да и судя по карте — побогаче там с ремеслами, гор много, железо отличное, сталь там плавили с древних веков хорошую.

С легендой лишнего не мудрили. Откуда мы? С севера, монастырь к северу от Дании, на норвежской земле у Кристиана. Кто мы? Монахи. Куда мы? В Рим, по вопросу доставки старых рукописей, может они в Риме пригодятся, а у нас неспокойно, все пожечь могут. Девчонки — золотые ручки! Не то, что мы, криволапки. Нам за пару недель сделали две мешковинистые робы из стеблей каких-то растений. Жуткие, корявые, но аутентичные, и с капюшонами. Идея капюшонов девочек поразила — они не знали капюшонов! Бывает.

Решили не спешить. Витя нас забрасывал на пару недель для сбора первичной информации, потом видно будет: где мы, когда мы, кто кругом все корицу с плюшек слизал.

Но дальше преступных замыслов мы не продвинулись. Первоначальный капитал решили набрать способом подлым — трясти тайники с аристократов! У каждого графа Монте-Кристо просто обязан быть тайник в укромном месте, не все фамильные сокровища хранятся в замках под замком, и банкам не все доверишь — отдай награбленное и вперед, на свободу с чистой совестью. С киднеппингом решили не связываться, слишком сложно потом выбивать выкуп: зачем светиться с посредниками, всякие хитрости выдумывать?

Был и другой вариант — продать часть запаса перца, а перца мы набрали довольно много, несколько мешков, но это требовало выхода на крутых торговцев, а это мафия, и с идеями Рината я не спорил, дураку понятно, что такие ценные товары под строжайшим контролем торгуются.

* * *

Топ-топ, топают монахи по жаре, по дороге пыльной. Зла не хватает на местных. Пейзане — бандидосы, все обидеть норовят, никакого почтения к монахам. Оказывается, это если ты свой местный монах — то тебя уважают, а всякие остальные пилигримы вовсе и не пилигримы, а шпионы и прочие мерзавцы. Не было бы счастья, да несчастье помогло — у нас были лица не похожие на хитрованов, и ручки, хоть уже и побитые трудом, но без 'мозолей воинов' от многолетнего владения мечом. Но рады нам не были, денег у нас не было, а когда появились деньги — легче не стало.

Деньги появились быстро. Мы только поднялись на взгорок от побережья и высматривали удобней путь в сторону Порту, как мне прилетело камнем из кустов. Блинские давиды с их пращами, но, спасибо, что не стрелой угостили, не болтом арбалетным. Ринат сел, где стоял, но быстро очнулся и побежал по кустикам, я тоже в себя пришел. Пополз к ближайшим кустам. Куда там — выскочил бандит мерзкий с дубиной. Где выскочил, там и заскочил, с отбитой промежностью много не наскачешь. Посохом я тыкал, и Ринат меня не мог убедить в пользе фехтования. До свидания фехтования — учи меня выпадам, уколам. Итальянская школа? Кто сказал про итальянскую школу? Я только рад за римлян. Я вообще от фильма 'Ахиллес' балдел, а он оказался в видеотеке. Не знаю, насколько хореография боев с копьями была натуральна — но смотрелось жутко, четко. Я сразу парням сказал: фигня ваше фехтование — вы время сожмете, вы сталь наплавите для коротких клинков-гладиусов. Чего вы мне пропагандируете ваши длинные клинки? Рыцари не пройдут, а мушкетеры без шпаг обойдутся.

Вот и сейчас, с выдохом добавил в голову, чтоб наверняка успокоить и быстро метнулся к Ринату, а там жутковато было: два тела лежат, два скачут, и кто-то верещит в кустах. Я в сторону верещуна побег. Мелкий. Двинул по голове, но попал по плечу. Хрустнуло противно. Мелкий начал кататься и вопить от боли. Побежал к Ринату, а там уже три тела лежат, и Ринат ворчит, и морщится от боли — получил по боку. Тоже камнем. Содрали с одного крепко выглядевший плащ и побросали в него ножи, два тощих кошелька, кожаные сумки, даже не разбираясь с содержимым. И пошли на север, в сторону города.

— Что за мерзавцы! Так и убить можно, камнями швыряются больно, — возмущался на проходимцев я.

Ринат морщился и помалкивал. Вышли на дорогу широкую, наверное, старую римскую, сразу увидели повозки, пристроились к одной и потопали дальше. Ни одна добрая душа не пригласила присесть в повозку, спросят на своем португальском что-то, пока сообразим, что они имеют в виду, на нас уже холодно поглядывают. А морды у всех не цивильные, суровые, хоть народец не богатырского сложения — худощавые, но и пузаны встречались взгляду.

Пока монахов не встретили — совсем тошно было. Монахам мы обрадовались честно, подбежали и начали плакаться: не местные мы, судно потопло, не доплыли до Рима, беда, помогите люди добрые до монастыря добраться, а то кругом злобные бандиты мирных монахов так и норовят побить. Три монаха сразу остановились. Выслушали, мы им отдали плащ и с трофеями и повинились — как-то так оно само в руки подобралось. Но мы с севера, один из нас, брат Алексус, неслух и совсем негоден к дисциплине и порядку — это я! я сын князька! я из шалопаев — а вот брат Ринатус при монастыре вырос, и он старший. А отец Иоанн потонул, горе у нас.

Монахи с места в карьер проверили нас на 'патер ностер' и 'кредо ин деум патрем омнипотентем' но это дело мы уважали и знали назубок. Я им сразу еще и 'Домине' пропел из будущих напевов — сразу по глазам увидел, прониклись, еще бы не прониклись, там мелодия цепкая. Слов оригинальной песни никто не знал, Костик вспомнил прикольный хит, но слова предложил классические: 'Domine Deus Omnipotens in Cuius Manu Omnis Victoria Consistit', сразу перевел как 'Господь Бог Всемогущий, в руках чьих находится вся победа'. Это была часть старой английской молитвы, которая относилась к периоду предшествующему нормандскому завоеванию. Вот и славно. Нам всякие древности нужны, чем древней — тем лучше. Нам не страшно показаться простоватыми странниками из тьмутараканского захолустья.

Монахи подобрели к нам, наверное услышали по словам, что мы никакие не англичане, не французы и не испанцы, а какие-то замызганные старомодные католики.

Ринат больше слушал, чем говорил, я вовсе изображал из себя жизнерадостного недотепу. Монахи хотели вернуть нам вещички бандитов, но мы отказались, хоть кожаные сумки выглядели прикольно. Они цеплялись к ремням и свисали сзади на задницу, забавные поясные сумки — наверное, они назывались 'напопники'.

Когда кушали, а от угощения мы не отказались, я восторгался хлебом — жуткая дрянь темного цвета, овес и рожь — наотрез отказался от вина, выпросил пустую деревянную баклажку и сгонял к ручью за водой. Ринат оскоромился, похвалил вино, сказал, что на севере очень плохо с вином, но братья варят пиво. И с хлебом плохо, и вообще — жизнь тяжелая, но вся жизнь есть страдание, и страдать надо молча, ибо нефиг.

В городе Порту было интересно. Мы устроились в одной церкви, в монастырь нам не надо было, на временное пристанище нас устроили к церкви, где нам выделили по комнатушке, и нашли работу по хозяйству.

Ринат быстро выяснил главное: нас на семьсот лет закинуло — сейчас был тысяча четыреста восемнадцатый год.

В Португалии было спокойно, но и всякого мутного хватало.

Все было славно, пока я не испортил всю малину. А во всем виновата женщина. В моем случае виновата оказалась Белочка.

Славная блондинка, с чуть великоватой парой передних зубиков, но улыбка у нее была классная, и сама она была молодая, цветущая, изящная, но крепкая всадница, задорница — Белочка-Изабеллочка. Все бы хорошо. Вот только она принцессой оказалась. Я не сразу понял, пока мне Ринат не пояснил, что дочь такого графа — это не графинька, а вообще-то принцесска. Но нам обоим уже плевать было, мы снюхались! Так это называется у порядочных людей.

Альфонс I Португальский был внебрачным сыном короля Португалии Жуана I Ависского. Инфант Афонсу, граф Браганса, участвовал в осаде и взятии португальской армией города Сеута в Марокко. Было ему уже сорок лет. Династия Браганса была королевского рода, даже несколько очень сильного и мощного — Капетинги.

Именно время осады и взятия Сеуты стало отправной точкой для нашей привязки ко времени. С датами творились сплошные измены: от падения Рима, от начала царствования славного Жуана первого, испанская эра, юлианский календарь и анно домини — кто на что горазд.

Сеута была взята в 1415 году. Три года назад. Странная операция, не принесшая Португалии ничего хорошего, точнее говоря, овчинка выделки не стоила. Захватили крепость на побережье Средиземного моря почти в 'гибралтарском проливе'. Получили прилавок для расширения торговли? Нет. Прижали арабских пиратов? Нет. Стали контролировать пролив? Нет. Получили бездонную дыру, куда стали уходить деньги, оружие, люди — Сеута была далековата от берегов Португалии, а крепость пришлось оборонять от постоянных набегов арабов.

Но это все проблемы португосов. У нас все складывалось отлично. Даже рабы нашлись в Порту — только не очень молодые ребята, не торговали детьми в Португалии, а рабство было, хоть порицалось. Кстати, это было странного типа рабство — рабы были обязаны работать на хозяина, а вот их дети уже рождались свободными. Мы пошныряли по рынкам, мастерским, узнали цены. За неделю мы разнюхали все нужные нам сведения. Придется нам на юг пробираться — никак мы рабов детей не найдем на севере.

Уже собирались отчаливать на сговоренное место, чтобы Витя нас подхватил и доставил до окрестностей Лиссабона, как я повстречал Белку.

Встретились мы в церкви, где и полагается встречаться молодым людям. Португальские женщины аристократки не носили мантилий, это была 'мавританская зараза', и вееров никаких не было в употреблении, как и всяких платочков на лице, уберегающих от загара. Встретились — я поклонился и посмотрел ей в глаза. А это было наглостью с моей стороны.

Мы уже узнали, что мы крутые, супер-пупер бонды, потому что мы удачливые штирлицы, а это вам не ежик чихнул. Нас здорово выручила задумка прикинуться монахами. В средние века жили дикие, абсолютно ушибленные на голову европейские дворяне — они не перенсили взгляда в лицо от простолюдинов. Это расценивалось как оскорбление, как вызов. Мы несколько подзависли от таких тонкостей. По мелочевке нас уже проверили, даже доверили пописать немного в местные хозяйственные списки, на уровне 'Принял три кувшина оливкового масла от Педру Гамарры из Порту'. А вот так серьезно мы не задумывались, насколько мы разные с местными. Мне все эти графья были по барабану — дикари они и буржуи. А выходило, что мы вечно нарывались на неприятности: глаза отводить... да бред какой-то.

В глаза я девушке посмотрел, красивые глаза, веселые, шальные. И улыбнулся с пониманием: наш человек, понимает толк в эротике, и флирте, кошачьей породы.

Вызнал имя. И дурканул не слабо. Гитару я увидел. Мы иногда уже рисковали и шастали по Порту в местном прикиде, все равно скоро уходить, не нужный нам город — крупный, нам помельче нужен городок для возможной базы в Португалии. Гитару я увидел пятиструнную, испанскую, с двойными струнами, строй был забавный, пришлось подстраивать под свою руку.

Жила моя отрада в высоком терему в пятидесяти километрах к северу от Порту, в городке Барселуш на берегу реки Каваду. Городок был основан еще римлянами. Именно отсюда разошлась по стране знаменитая легенда об ожившем жареном петушке, ставшем национальным символом Португалии. Легенда забавная.

Когда-то давно, шли паломники в Сантьяго-де-Компостела и остановились на ночлег в маленьком городке Барселуш, что на севере Португалии. Но тогда это был не просто городок, а столица первого графства независимой Португалии и резиденция основателя династии рода Браганса. Среди паломников был некий молодой галисиец, который очень понравился хозяйке постоялого двора, и она всячески домогалась его. Но паломник стоял на своем и отказал женщине. Разозленная хозяйка решила отомстить юноше и подкинула ему свое столовое серебро, а утром подняла крик: 'Украли, украли!'. Стали проверять всех постояльцев, и в скромной суме галисийца обнаружилась пропажа. Юношу схватили, и местный судья приговорил его к смертной казни (такие суровые законы были в Барселуше в то время). Перед казнью паломник попросил аудиенцию у того человека, который приговорил его к смерти. Последнюю просьбу узника уважили. Галисийца отвели в дом служителя Фемиды, где в этот момент шла дружеская пирушка. Здесь странник снова настаивал на своей полной невиновности. Когда он окончательно понял, что переубедить судью невозможно, то указал тому на блюдо с жареным петухом, и в отчаянье воскликнул: 'Я настолько безвинен, что когда меня будут вешать, этот петух закукарекает!'. Судья пренебрежительно отодвинул блюдо с птицей в сторону и, как ни в чем не бывало, продолжил трапезу. Но, когда наступил час казни, жареный петух вдруг ожил и прокукарекал. Потрясенный судья вскочил из-за стола и побежал на место казни. Там он увидел, что палач плохо завязал узел на шее осужденного и узник все еще жив. Несчастного немедленно освободили из петли и отпустили с миром.

Галисиец через некоторое время вернулся в Барселуш и поставил крест в благодарность 'сеньору Петуху'.

Барселуш славился своими мастерами гончарами, глиняные фигурки черного петуха стали делать только в двадцатом веке, но они приобрели известность. Таких же петушков захотели иметь жители окрестных городов. А кончилось тем, что расписной петух стал одним из символов Португалии. Ярко раскрашенные петушки продаются по всей Португалии как символ удачи.

Я узнал церковь, где стоял тот самый крест на удачу, сходил, поклонился, пожелал удачи Деве Марии, где бы она ни была. И отправился хулиганства безобразить и ночной покой смущать. Про серенады я не знал ничего, по ночам в Порту песен не распевали, но если я стану родоначальником новой традиции — это будет круто! Никаких таких пошлостей! Ничего бесстыдного, все пересочинялось изящно и волшебно. Я даже компаньона себе нашел! Заранее отрепетировал партию трубы из двадцати нот с местным мастером — ох, и понравилась ему музыка, но я его уговорил помалкивать в тряпочку, пока не исполним премьеру номера, не надо светиться.

Песню для переделки я выбрал отличную, далеко ходить не надо, Битлы были те еще романтики. Их любовные песни потрясают своей гармонией сочетания тонкости и простоты. Вместо 'Мишель' начал с 'Изабель' и слово за слово подобрал текст. 'Изабель, так красива, что ангелы с неба поют для нее'. Главный финт был в припеве, в бесцеремонном душераздирающем восклицании: 'Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!' — а потом наглый уворот от всех упреков и претензий, 'Господи, как я люблю стоять и молиться тебе, рядом с Изабель'. Дальше там шла очередная порция на тему 'чистая душа, чистая красота, ангелы в слезах, все счастливы, танцуем ламбаду'. И вопль о любви к Господу, пусть иезуиты и инквизиторы не привязываются — я пиар делаю, сына Марии я уважаю, честный бог.

Кстати, иезуиты еще не появились, школа такого шпионажа станет нашей школой. А вот инквизиция — работала исправно. Мы на самом деле не то, чтобы верили в Христа, но вот понимания, уважения и принятия всей полноты идеи христианства нам было не занимать. В глаза нам было бесполезно смотреть, выискивая ересь. Я вообще тупил напропалую, жаловался на язычников, только верой можно, только верой.

Подкрались мы с Никколой к стенам большого дома, замок, не замок, но неприятная громадина, хоть и украшенная завитушками и статуэтками. Как не украшай доспех воина цветочками, от этого он только нелепей выглядит. Здание сразу говорило: храню покой своих господ. Вот этот покой мы и нарушили. Только на величие гения Маккартни и Леннона можно списать наше спасение от неприятностей. Замки не спят, никогда не спят, даже ночью. За стенами слышны шаги караульных, свет факелов и фонарей мелькает иногда, там стукнуло, здесь пукнуло, не спят охранники.

После первых аккордов песни — а там шикарная, волшебная партия аккордов — все затихли, и не мешали мне петь во весь голос своего 'какой-ни-есть-вот-он-весь' баритона. В финале вступила труба... ох, молодец Никколо, я увидел, что мужчина плачет. Эти итальянцы совсем ненормальные на музыку. А потом мы дунули оттудова, со всех ног. Я выдал трубачу золотой, и разрешение дудеть мелодию где угодно, но строго указал: слова песни не менять, не надо шутить с такими вещами. Это вопрос диалектики, диалектического эстетизма, понимать надо. Но вся фишка в том и была. В двадцать первом веке фиговые песни о любви писали — мудрили слишком, сложно выражались. А вот Элвис, битлы и остальные гении пели простенькие слова. И найти эти простенькие слова совсем не просто, если возьмешься сочинить любовную песенку.

Никколо я оставил в Барселуше, а сам вернулся в Порту уже на следующий день, больно надо там томление изображать, да и не было никакого томления. С сексом в Португалии все было просто и отлично. Я отрывался в пригородных поселениях, с молодыми женщинами, по старой испытанной веками схеме: исповедь, отпущение грехов, и сразу, не отходя от кассы, новые грехи помогал нажить.

Выловили меня, выискали, и вызвали на правеж, пригласили в гости, в этот самый Барселуш. Ринат за голову схватился:

— Ты ненормальный, Зубриков! Они же тебя прирежут, и скажут, что не было никакого монаха, 'какой-такой монах-в-штанах'. Уходить надо, Зубр. Все дела решили, отпускаем бороды и усы, плывем в Лиссабон, работать надо, Леша.

— Да как-то несуразно выйдет, Ринат, — не согласился с ним я. — Ничего постыдного не сделал. Не солидно. Да и не убьют. Пинка под зад дадут — вали в свой Рим, и не смущай нам девиц.

— С ней не все так просто, Лешка, она в девках сидит, потому что нет для нее жениха достойного. Ей уже шестнадцать лет...

— Вах, совсем старуха! — ухмыльнулся на его замечание.

— Давай решать. Уходим?

— Ринат, давай вдвоем в гости к графу. Два дартаньяна к кардиналу. Вдвоем веселей.

— Ну, ты и наглец, — восхищенно улыбнулся Ринат. — А пошли. Рискнем. Квод нихиль моменти.

глава 6. 'Я сбил тебя с толку, это сущность моей игры'. Мик Джаггер

Совсем не задалась поездочка! Впервые мы знатно получили по ушам. За мной прислали коляску, неблизкий путь — пятьдесят километров, в чем сами португальцы меряют расстояния я даже не парился. Вот только не доехали мы до Барселуша. Мы даже из Порту не смогли выехать нормально. Сидели с Ринатом, никого не трогали, помалкивали в черте города, впереди ехал сопровождающий дядька, никакой не дворянин, обычный дядька на коне, без меча, но с кинжалом и с флажком графа Браганс, чтобы все знали кто его господин.

Из проулка на нас выскочило человек семь, я толком не разглядел, меня сразу отоварили по голове.

Пришел в себя в нашей келье, Ринат сидел рядом и сразу дал мне нагоняев:

— Получил, брат Алексус? Будешь знать, как в дела всяких вмешиваться.

— Ринат, а что это было?

— Да откуда я знаю? На кого угодно думай, — он сморщился. — Мне тоже досталось по ребрам. Это и сам граф мог возмутиться, и его противники ему подгадить, и кто угодно. Уходить надо.

— Ты что! Вот так им спустить? — мне хотелось рвать и метать, рвать и метать. — У тебя же есть план, мистер Фикс?

— Тихо, — сразу остановил меня Ринат. — Никаких мистеров и прочих месье и донов. Но план у меня есть. Ты как, голова в порядке?

Я зажмурил глаза. Нормально вроде бы, болит голова, по затылку треснули. Я потрогал шишку и удостоверился в том, что повезло мне, черепок крепкий, не подвел. Почесал лысинку — а тонзурки нам Костя выбрил еще с месяц назад — чтобы жизнь медом не казалась.

Ну, держитесь, гады. План у нас был. Все было готово для гадского мафиозного злодейства.

Ринат встал с моей лежанки и, встав на коленки, достал мой посох:

— Пошли, болезный, дела сами себя не сделают.

И мы спокойно вышли на улицу, никто нас не останавливал вопросами о самочувствии, будто это нормально, когда монахов-странников, паломников колотят на улицах Порту — все эти местные монахи — лицемеры, и каша у них гадкая, и хлеб невкусный, и вино я ихнее не пил, но Ринат успокоил — дрянское винцо дают мелкотне, вроде нас.

Спасибо этому дому, а мы пошли к другому. А другой дом у нас был, дней пять, как был в наличии, так сказать. Не знаю, насколько успешно мы игрались в бондов, но немного игрались. Мы просто не гадили сразу вдвоем — один присматривал за другим. Сначала я заходил в укромный уголок и быстро снимал рясу, и оставался в местной простецкой одеже темного цвета, колпак на голову и вперед — в сторону. Присмотреть, чтобы Ринат замаскарадился без проблем. А потом — шастать по городу, не влезая в неприятности. Так мы и обнаружили несколько подходящих хибарок — два старых моряка, и старик, бывший купец, неудачливый купец, пьяньчужка, не везло ему по жизни, словно специально кто-то ему гадил исподтишка. Вот старик Педру был забавный дядька, симпотный, жалко его было. А два знакомства со старыми моряками были запасными вариантами, уж очень старики были пройдошисты, крепки, злы на жизнь, и драчливы сверх меры, особенно по пьяному делу. Но моряки и купцы хорошо знали латинский, дико латине — на латинском славно трещали, хоть дикция была та еще, мы их исправно спаивали.

Присели в укромном уголке. Полдень еще даже не пробили на колоколах в местных церквях. Кушать хотелось немного.

Ринат прищурился:

— Есть два довольно гнусных типа, выбирать нужно. Ты обоих знаешь: мутные купчики.

— Буржуи! Это ты про Себаську и Альфонсика?

— Да. Оба мутят что-то, недолюбливают их местные бизнесы, — Ринат недовольно покачал головой. — Охрана у них слабая, они не шифруются. Но живут в разных сторонах. Кого брать будем?

— Пошли тощего высматривать, тащить будет легче, — предложил я. — Себастьяну потяжелей выглядит.

— Тоже неплохой критерий для выбора, — улыбнулся Ринат.

И мы пошли в район, где проживал купец Альфонсу, по фамилии Саку — мешок, значит, есть у него богатства припрятанные.

План был простой, рассчитанный на наглость, натиск, быстроту и нахальство. Подскочили, отоварили, связали и в мешок. А дальше тащить и надеяться, что не привяжутся местные полицейские. По городу ходили не милицейские, но их суррогатные прародители: из городской службы следящей за порядком, работа у них была — не бей лежачего, бей стоячего, но наглого и вредного.

Что сказать? Дела шпионские требуют сильной воли и спокойствия духа: мы ожидали появления клиента в удобном месте. Улицы в Порту, в большинстве своем были узкими, дома двухэтажными и выше. Альфонсик жил рядом с перекрестком, но народ нечасто ходил взад и вперед, так дела не делались, в большинстве своем люди не шастали попусту по городу. Мы ждали. Хорошее место, старик Педру уже получил два кувшина крепленого вина — кстати, портвейн уже пили, местный виноград был какой-то особенный, и вина получались крепкие.

Купца мы повязали быстро. Мне достался сопровождающий, я здорово ему треснул по кумполу — вот вам, интриганы за мою больную голову! Ринат в пару ударов обездвижил купца. Дальше быстро, заранее тренировались — Ринат меня вязал на скорость — кляп в рот, руки за спину, спеленали молодчика и в грязный мешок! Потом на плечо и вперед к родному дому старого Педру.

— Бонджорно, синьор Панталони, — гнусавым голосом прогундел коротышка в красном колпаке, натянутом до самого подбородка. Колпак был испорчен двумя дырками, из которых теперь поглядывали вредные глаза бандита. От этого взгляда купец поежился. А может и от холода, ведь после того, как с него сняли мешок, два ловких коротышки снова ударили его в живот больно, а потом срезали с него всю одежду и заново связали. Кляп они не вынули, их, похоже, мало волновало возмущение купца Альфонсу. — Тебе передает привет Себастьян Перейру, торговец черным золотом.

— Я, я, нятюрлих, — добавил второй коротышка. — Ты есть жядный.

Альфонсу попытался вспомнить всех знакомых Перейру, но не мог вспомнить, а вот Себастьянов было несколько. Но коротышки не дали ему собраться с мыслями.

— Ты есть неверный, я сделять тебе обрезянь, — и коротышка показал маленький ножичек.

Второй что-то негромко прошептал напарнику. Тот поблагодарил:

— Данке шен, герр Штирлиц.

— Майне намен ист Бонд, Джеймс Бонд.

— Вери гуд, — кивнул головой другой коротышка и достал пару платков. Одним он обмотал рукоятку своего ножичка. Другой оставил в левой руке и повернулся к Альфонсу:

— Твой петушок немного чик-чик будет.

После операции обрезания, купцу — наконец-то, освободили рот от кляпа — влили в рот грязную кружку плохого вина и сделали предложение, от которого он не смог отказаться. Двести дукатов. И никакого серебра — полновесных золотых монеток.

Потом я искал место захоронки, и рылся в земле, как старый крот, но купец не соврал, нашел я кожаный мешок, отсыпал в свой мешок монеток двести-триста, я их не считал, нагребал ладонью. Нам много не надо было. И лишнего не взял — мы же не бандиты, а честные экспроприаторы. Когда вернулся, похвалил купца:

— Синьор Панталони, ты не жадный, ты глупый. Завтра перепрячь остатки, там больше половины мешка осталось. Нам чужого не надо. Нам свое подавай.

Потом мы его спеленали как мумию, и оттащили по сумеркам в одну из подворотен, где разрезали веревку на руках и предложили развязываться самому. И не переходить дорогу Себастьяну Перейру.

На маленькой рыбацкой лодочке мы спустились по течению Дору и дальше пошли пешком вдоль побережья океана на юг, там было меньше рыбацких поселений, вообще на побережье мало селилось рыбаков — пираты всех национальностей не спали, постоянно плавали вдоль побережья и грабили друг друга. На ночь все они приставали к берегу, и редко это оканчивалось добром для местных жителей.

Прошли часа два и засели ужинать. Приготовили костер, укрытый с трех сторон от постороннего взгляда, только в сторону океана можно сигналы подать, загородив пламя на несколько секунд.

Дождались, перемигнулись со светом фонаря с яхты, дождались и лодки, какой-то лентяй жег аккумулятор. Костик выскочил на берег, мы потолкались в приветствиях. В лодке не терпелось рассказать новости. Новостей хватало. И для нас с Ринатом.

Яхта встретила нас разрухой в салоне. Его просто не было! Пропали все красивости и удобства — пол, стены, потолок — вот все удобства. Вышли наверх в рубку и стали обсуждать новости. Первая была о временах, о нравах.

На волнах стояло начало пятнадцатого века. Даже в установивших централизованную власть королевствах было смутно и мутно, интриганы не спали. В Португалии было относительно спокойно, король Жуан был хитрый жук, крепко держался за власть. Англия и Франция начинали новый виток войны — мы решили, что это знаменитая столетняя война. Битва при Азенкуре состоялась, но победы англичан не было — превосходящие силы французов порубились с англами, робингудов с длинными луками вырезали за милую душу. До этого, на какое-то время, страны помирились, чтобы выписать люлей возмутителям спокойствия дома. Умер Тимур! Честно говоря, я знал только Чингисхана и Тимура из великих кочевников. Тимур надавал по шее туркам! Молодец, восстановил баланс сил в вопросе с Константинополем. Турки бились с Константинополем, они его пока не взяли, но осаждать — уже осаждали. Греки, македонцы, болгары, и более мелкие местные тамошние 'братья-славяне' партизанили до последнего, рабов из тех мест везлось тьма-тьмущая. Рыцарям надавали при Грюнвальде — литовцы и поляки укокошили магистра Тевтонского ордена.

Про Россию мы узнали, что там страшная чума — и никто не лезет с войнами. А по Европе чума стихла, хотя карантины не все убрали, и даже установили постоянные в крупных портах. С католичеством долго был беспорядок — папы менялись как перчатки. Потом собрались мудрые католики на Собор, где постановили собираться время от времени и приводить к дисциплине очередного Папу, заодно и сожгли Гуса — в Чехии остались очень недовольны, гуситы продолжали что-то там с кем-то воевать.

Испания захватила Канарские острова — это был факт. Но союз испанских королевств был шатким, боролись за главную власть, мутили против португальцев, за торговые выгоды, с арабами. Там вообще арагонцы были крутыми, а кастильцы возникали нагло, но юг еще не отбили у арабов, чего тогда вонять?

Точный год был не ясен — слишком много календарей, но решили согласиться с юлианским — так удобней, проще, кажется, что 'юлианский' был солидным календарем, нам пятьсот девяности три года отмотало по времени.

Ринат помялся, потом пощупал мою голову и сделал важное заявление:

— Вчера мне могли ребро сломать. У Лехи гематома была не слабая. По голове получил наш нарушитель авторских прав. У битлов воровать! Совсем совести нет у дурака, — он решительно прервал начавшееся обсуждение моих косяков. — Потом обсудим. Я повторяю: сегодня, еще и суток не прошло, я себя уже хорошо чувствую. Пока уходили, как-то забылось о боли, сейчас вообще не чувствую. У Леши нет шишки на голове, а ему хорошо прилетело дубинкой.

— Я тоже поранился топором сильно, — сказал Костя. — Думал, что ногу отрубил. Затянулось за несколько часов. Это ненормально, мы с Витей хотели тебе потом рассказать.

— Ясно, — вздохнул Ринат. — Ясно, что ничего не понятно.

— Нечего тут понимать, — сразу заметил я. — Нас энергией переноса шваркнуло. Мы на клеточном уровне изменились. Ринатусы — заново рожденные — как горцы, только голову нельзя отрубать, то есть терять.

— Хм, вероятность возможна, — согласился Ринат. — Обойдемся без опытов и анализов. Нет у меня лаборатории.

По экономическим вопросам все новости были приятные. Товары недорогие, натуральный обмен почти задавлен на корню, деньги всем нужны. Товаров полезных кругом много — просто рынки незакупленные.

Ребята объяснили причину беспорядка на яхте. Сели они, подсчитали, и решили очистить помещение для будущих выкупленных из рабства мальчишек. На замечание, что раньше решили не рисковать, не допускать детей на яхту, Витя отмахнулся:

— Мы можем купить небольшое судно, каравеллу, нао. Мы обязательно поставим отличный такелаж — чтобы с парусами стало удобней работать, и справились вы втроем. Но, путь от Азор до побережья может затянуться на десять дней. Несерьезно. Да, заманчиво раз сплавать и сразу привезти сто ребятишек, но мы решили: спокойней, надежней за месяц три раза смотаться в рейс. Переживем. Все изолировано от шаловливых ручек. А гарантии на успешное плавание я даю. Сезон хороший. Без разницы, хоть в Лиссабон, хоть в Танжер поплыли.

— В Танжер можно, — согласился Ринат. — С рабами детьми напряженно в Португалии. Рабство не поощряется, даже ликвидируется постепенно. Их вообще не должно быть — детей рабов — но продаются иногда, если некому приютить после смерти родителей. Здесь у рабов дети уже свободными рождаются. Вообще крестьяне крепкие, арендаторы земли, нормально хозяйствуют. Нам в Танжер можно. Война войной, а торг по расписанию. Нравы забавные: война это дело знатных господ, а крестьяне обязаны пахать, торговцы обязаны торговать. Правда после обострения с Сеутой португальцы нацелились на Танжер — но это у них вряд ли получится.

— А не опасно будет соваться к арабам? — спросил Витя.

— Конечно, опасно! Я за рейсы на яхте, сможем увернуться от галер. Пираты держатся берега, — Ринат пояснил свою точку зрения. — А вот монахов разыгрывать очень удобно. Зайдем в Лиссабон, возьмем разрешение в специальном церковном хозяйстве, уплатим пошлину, получим документы. У нас обет — выкупить из плена христиан. Но это дело надо согласовать с португальцами. Нормально — на взятку и покупки деньги добыли. Трясанули одного купца. Леша сказал, что нарыл там двести-триста золотых. Надо точно подсчитать. Так. К вопросу об опасности — нет никакой опасности для монахов. Арабы приветствуют: приплывай, плати, выкупай, уплывай. Ждут с новыми денежками. Все честно. Есть четкие компании по обмену пленных на выкуп.

— Погоди, мы же не пленных будем выкупать, — засомневался Костик.

— А кто они? Военнопленные и есть. Дети войны. Витя мы муку принесли и зерно.

— Здорово! Зерно какое? — сразу завелся Костик.

— Пшеница, рожь, ячмень, — ответил нашему главмичуринцу. — Взяли всего понемногу, но я высматривал крупненькие зернышки, на посадку ведь.

— Хлеб это классно, — обрадовался Витя. — Достало без хлеба, на одних кашах сидеть. Кстати, Ринат все растет отлично. Костя с женой там возятся, присматривают.

— Девчонок надо везти, — вздохнул я. — Может, купим большой корабль человек на двести?

— Леша, это очень крупная партия, нас накроют при такой покупке. Надо быстро: приплыли, забежали, закупились и рванули в океан, — вздохнул Витя и добавил. — Корыто на двести человек ворочать непросто. Не серьезно. Мы по любому возьмем судно тонн на сто. Малышку, как у Колумба были две маленькие подружки 'Санта-Марии'.

— Стотонник — от ста до двухсот золотых, — сразу донес данные Ринат. — Я узнавал. Как ты учил. Бочками меряют. Но я по длине и ширине прикидывал, один к трем, двадцатиметровки — полно таких, считаются мелочью. Есть выбор. Покупать надо честно. Оформить документы. Иначе ни один порт не примет. Но продать могут хоть черту лысому, главное, чтобы он был католик, при деньгах и выглядел приличным человеком. Нам продадут.

— Разброс цен большой.

— Так они разные. По старости, по бортам, они уже вгладь делают борта, не только внакрой, — уточнил Ринат.

— А у нас сколько тонн?

— Длина шестнадцать с половиной, ширина четыре с половиной, почти двадцать четыре тонны, — ответил мне Витя и добавил. — Не волнуйся, для перевозки маленького отрядика сойдет. Не надо волноваться, парни. Мы больше не прогулочная яхта. Работать надо. Все, что сняли, аккуратно складировали в надежном месте. Кормовая спальная — под замком, там все удобства. Кухня, мой шкиперский уголок изолирован надежно. Передние туалет и душевая тоже закрыты. Намаются мальчишки. Но три дня ада придется потерпеть.

— Почему ада? Наоборот, чистилища, — сразу возразил я на это. — Отмывать будем в душевой, под приглядом. Брить, все такое. Космические мартышки это дело серьезное. Блин, как хочется 'Бойцовский клуб' посмотреть.

— Остынь, кинолюб, — сразу дал мне подзатыльник Ринат. — Серьезно, Леша, не вспоминай, тем более по таким пустякам.

— А что он там натворил с битлами? — вспомнил Костик.

— О, это забавная история. Наш Ромео высмотрел себе Джульетту королевских кровей. Принцессу он решил охмурить...

Ринат стал рассказывать про мои проделки. Ребята не одобрили. Ничего не понимают в высоких чувствах. Ничего. Я с Белкой еще увижусь, странная она, чем-то зацепила меня, а всего три раза поговорили.

На острове нас ждали. Странно было встретить такое внимание от девчонок, они переживали за нас с Ринатом, проехались им по ушам парни, наплели про то, что мы ушли к незнакомцам узнавать всякое полезное. Девчонок мы обрадовали свертком с тканью. Выбрали однотонную, мягкую, светло-зеленого цвета, не толстую ткань, для платьев посимпатичней. Шортики это нормально, но девочки их не приветствовали. Они быстро разобрались с тонкостями гардероба, и просто конфисковали наши запасы одежды и перешили себе на платья — сочетание в общий набор кусков разных одежек приводил их в восторг. Иголки и нитки они полюбили всей душой, сразу отобрали, спрятали и ладно. Нам министры легкой промышленности тоже нужны, пусть заведуют пошивом одежды.

С этим уже был скандал скандалов и потеря потерь века — на яхте не было швейной машинки. Они часто бывают в комплекте, чтобы паруса чинить, но не у всех. Набор игл, специальные нитки, и даже наперсток были, а вот машинки не было. А это была страшно сложная конструкция — наши 'винтики-шпунтики' осознали, что не все в лесу рояли нам упали под кусток.

Самое главное наши девочки пошили. Это был жутких размеров чехол для маскировки яхты. Сети плести они умели — это оказалось частью обязательного курса воспитания для молодых индеанок. Вот и сплели мелкую сеть из каких-то местных растений. Получилось странная маскировка. Яхта выглядела ненормально — возвышение кабины в центре корпуса никак не спрятать — а это было абсолютно чуждо для современного судостроения. Но выглядела 'Глория' в маскировке довольно примитивно, непонятно, и перестала казаться космическим кораблем рядом с этажеркой времен раннего самолетостроения.

С мукой мы не парились, как главный повар по колонии, разумеется, после девчонок, я внес свой главный вклад: прочитал им рецепты выпекания всякого мучного. Девочки еще плохо читали, учить их учили, но они, похоже, пахали как пчелки по округе. Они тут уже и коптильню новую выстроили, и плантации подчищали от сорняков, которые полезли в полный рост, и продуктовый склад пополняли всякими местными травками. Нечто хлебообразное мы сообразили, получилось не хлебно, но вкусно. На мою реплику: 'Это не хлеб' — девочки покивали головами и стали экспериментировать с тестом. Во всем были виноваты яйца чаек! Вот чего насобирать было можно в достаточном количестве. Пока женская аудитория занималась своими делами, мы строились и приводили яхту в состояние малого, секретного, боевого катера-транспортника. От конструкции лежанок решили отказаться — не плотники мы, шатко все выйдет, развалится от качки, нечего мудрить. Человек двадцать пять мы могли взять на борт — это неплохо, за недельку вкинуться такой группой детей.

Ринат соображал третий ствол, последний, капитан всегда у руля, пока трое будут гадости причинять водоплавающим бандитам. Патронов было мало, только одна 'мухобойка' была для капсюльных самодельных патронов. Две другие снаряжались по старинке, с пыжами, с пулями отдельно от пороха. Поджиги были от зажигалок.

Огнестрел европейцы уже ваяли: жуткие короткостволы с поджигом от фитиля, и никакущим поражающим действием. Грохот, дым, а толку мало, только лошадей пугать. Арбалет был надежней против доспехов. Арбалеты встречались разные — вот они реально пугали, встречались изящные, дорогущие, но отличные модели оружия. Итальянцы были впереди планеты всей, они вообще держали планку самой сообразительной и ловкой на выдумки породы европейцев. Про Леонардо да Винчи никто ничего не слыхал, спрашивали мы о знакомом имени. Вот и славно. Не нужен нам никакой Леонардо.

С рабами все было ясно. Это дело курировалось высшей властью. Но нам на руку играло то, что, оказывается, основной возраст был от одиннадцати до пятнадцати лет для рабов. Жили тогда недолго, лет тридцать. Поэтому пятнадцать лет считалось расцветом, началом самого трудоспособного возраста. Мы совсем об этом забыли. Нас не совсем устраивал возраст в десять-одиннадцать лет — это была максимальная возрастная планка, хотелось помоложе ребятишек взять — лет семи, восьми, а вот они уже считались детьми, непригодными к тяжелому физическому труду, поэтому цены на детей были втрое меньше, чем на подростков — у меня не укладывалось в голове считать пятнадцатилетних взрослыми.

Мы себя взрослыми не считали. Двадцать лет — это уже возраст начала взросления. Ринат был краток и абсолютно прав со своей, медицинской точкой зрения. Человек растет, организм изменяется со временем. Всякая биохимия и физика важны — это наука, это не вопли: 'Я уже взрослый!' под воздействием химии в организме, мало ли чего не напридумает подросток под кайфом, его надо внимательно выслушать и поберечь его психику. Детский возраст — от рождения до начала периода полового созревания — до тринадцати лет. Подростки — это те, кто растут в половом смысле, половое созревание — самая бойня химии, гормонов в мозгах — от тринадцати до восемнадцати лет. Вот не нужны нам были такие буйные и неспокойные. Юность — от шестнадцати до двадцати пяти — это наше время, ни то, ни се, уже не подростки, еще не взрослые. Взрослый человек — человек со стабильным процессом обмена веществ в организме — от двадцати пяти до сорока лет. Не попрешь против химии, это наука, это не зависит от всяких фантазий, и питанием не остановишь, только помочь можно человечку вырасти полноценным человеком.

За пару серебряных реалов можно было купить ребенка, а это примерно двести пятьдесят динейров, серебрушек несолидных, не то, что реальный реал. С деньгами я вовсе не дружил, путаясь во всех этих сольдо, ливрах, реалах и динарах. У монеток ведь еще были всякие жаргонные прозвища, они и выпускались иногда в честь какого-нибудь события, там раздолье для менял, а честному торгашу нечего ловить. Я запомнил добрую монету — золотая, качественная, она так и называлась 'добра'. Шесть ливров она была равна. Оказалось, что это венецианцев винили в начале чеканки монет смешанного состава, когда в серебро добавляли всякую добавку. Да пускай хоть грязь добавляют, меня возмущало то, что напридумывались все новые и новые меры денег. Жуан выпустил свой реал — новый реал, королевский, ага, очень интересно: почему он был совершенно оригинального соотношения к ливру и всякой мелочи вроде сольдо? Нет, я понимаю цена золота и серебра меняется. Так контролируй цену на продукты! А в реале должна быть стабильная величина сольдо. Путаница, более всего важная для торгашей, любителей долго спорить о цене и назначать все новые и новые стоимости — это веселое и очень полезное умение, торговаться, но вот у меня в минусах оно было. Ринат был славный торгаш — вот она татарщина! — он за лишнее сольдо мог продавца с грязью смешать, но свое выценить, а потом еще и винца пойти распить с довольным торговцем. Это надо уметь. Без Рината никак на берегу, толково он там шпионил, я так... погулять вывели.

Мы с интересом вслушивались в слова охочих до болтовни людей, чтобы попытаться найти смысл в политике на Пиренеях. Ситуация выглядела странно.

Самые забавные пиренейцы жили на севере — Галисийцы — они не знали арабского вторжения, они были уверены в своей избранности, но вот политического влияния у них не было. Говорят, в Галисии все поголовно считают себя аристократами высокого рода, ведут свои рода от вестготов, остготов и прочих нарушителей покоя Римской империи. Свою 'игрушечную' независимость они как-то незаметно проиграли Кастильцам, которые подняли знамя освободительной войны, собрали все плюшки от Рима и неплохо приподнялись. Но южную область Пиренеев — Гранаду — еще не освободили, заключили перемирие и выжидали. Чего? Неясно. Кастильцы мешали жить Португалии.

Португальцы ухитрились ловко прогнать арабов, дошли до юга и замирились, лезть через пролив в Африку дураков не было. Пока не случился с Португалией нынешний король — и на старуху бывает проруха и на Жуана случилась Сеута — уверен, во всем виноваты Кастильцы! Они войну воевали против католиков, они нагло лезли с войсками, когда в Португалии были смуты. Это вообще наглость неслыханная, получил по ушам, продул политическую партию — сиди тихо, копи силы для новой партии — нет! Надо бежать к родственникам в Кастилию и собирать иностранцев для мести 'ненавистным хазарам'. Европейцы... дикари!

Кастилия очень сильна, там все схвачено с Францией, а Франция солидная страна — там много наработок от великого Карла еще живо, удивительная по мощи страна.

Португальцы с англичанами снюхались — совсем ненормальные, нашли союзников — хуже не бывает, хотя, что-то там Португальцы поимели, ведь отбились от кастильцев и сохранили свои границы.

Забавно, но Португальцы не лезли в Гранаду. Они с ней дружили, они с ней торговали в полный рост. А иначе было никак. Итальянцы и будущие испанцы объявили португальцев персоной нон-грата на средиземноморских рынках. Никто не хотел раскачивать лодку. Там и своих дрязг вековых хватало.

Арагон... вот это была Империя. Арагон владел половиной Италии, южной половиной, восточным побережьем Пиренеев и массой островов в Средиземном море. Арагонские правители не мнили себя императорами, но тихой сапой удерживали власть над многочисленными вассалами. Но Генуя уже захватила контроль над торговлей в Средиземноморье, подвинув Арагонских купцов. Кастильцы на Арагон даже не рыпались, Кастильцы быстро задавили Галисийцев и мутили беспорядки в Португалии. Арагон просто жил, торговал, воевал с арабами на морях, воевал с итальянскими кланами.

По всей вероятности понадобилась мощнейшая интрига кастильцев, чтобы прижать под каблук Арагон. Кастильцы учли несколько фактов, они вовремя отравили Арагонского короля, и устроили брак своей правительницы и Арагонского правителя. У кастильцев была Изабелла — я о ней ничего не знаю, но я однажды видел фильм про Колумба с Фей Данауэй, она играла королеву Изабеллу — абсолютно убежден, Арагонский муж был подкаблучником. Наехали в Арагон кастильские родственники и подмяли арагонцев. А доводить дело до крови не решились арагонцы — сели, поделили тортик и создали Испанскую империю, и быстренько арабов прогнали, и пошло, и поехало, и поплыло испанское влияние во все стороны света.

Именно в Порту я открыл для себя 'тайну мадридского двора' — смысл европейского королевствования и высшей аристократии. Принято считать, что все аристократы Запады этакие фифы, которые брезговали заниматься хозяйством, мол, не барское это дело: торговлю торговать и поля агрономией улучшать. Все это чушь. Одиссей греческий был купец, пират, морской король Итаки и жил отлично, и был уважаемым королем. Римские патриции все поголовно рвались получить посты в Египте, чтобы влезть в торговлю хлебом. Всякие Карлы Великие тоже наверняка держали в кулаке торговлю и хозяйство. Но там такие смутные времена были, что только историки имели ясное понимание тонкостей правления раннего средневековья. А вот наше — среднее средневековье, до Возрождения — было просто и понятно. Дворянин не должен был работать. Но, при согласовании с королем и дворянин работать мог! Но это были неудачники. Остальные крупные феодалы цепко держали за горло торговцев. В северной Италии процветали города-центры торговых империй. Там вообще все было конкретно и честно, по буржуински — если не делец — ты не аристократ. На Пиренеях все было кулуарно, но поддерживался строгий порядок — самые доходные отрасли бизнеса курировала королевская власть и высшие аристократы.

Мне было удивительно, я вспоминал, Петра первого, который купцам реверансы давал и промышленность продвигал, а бояре носы воротили. Хотя... русские князья с детства были воспитаны в нормах лествичного права, этакими пофигистами, которые в компании друзей сверстников дружины шлялись от удела к уделу и облизывались на великий Киевский стол. Не правильно это. Я читал в одной книжке, как князь жалостливо оправдывался: 'Жаль мне младшеньких, как же их без уделов оставить кровиночек?' Непонятно. Почему без уделов? Воспитай воина, с командой друзей, верных оруженосцев, и только повзрослели — пинка под зад! На восток! Там земли много, не сможешь местных аборигенов примучить — пришлем смердов, поможем по-родственному. До Тихого океана, без казаков, могли бы добраться ко временам Петра первого. После смерти Рюриковичей (а были ли они эти Рюриковичи?) князья плодились как кролики: все эти олеговичи, игоревичи, святославичи, всеволодичи, владимиричи и прочие. И все были бездельники и разгвоздяи. Не чета европейским князьям. Мы точно попали в другую Землю. Не могу я поверить, что власть может отпустить вожжи и дать волю торгашам. Торгаш всегда шпион, торгаш всегда думает о выгоде.

И не было еще политических народностей, не было официального единства, запросто дворяне шныряли по миру, становясь вассалами разных господ, а куда деваться мальчишкам со старыми дедовскими мечами? Подвернется случай, и шведу поклонишься.

Это было хорошо. Просто прекрасно. Был шанс, что в крови мальчишек осталась муть прежней крови, не было упертой привязки к родным землям, к своим народам. И вишенкой на печенюшке выглядело наше желание выстроить нелепую страну: без рабов, без господ, воинов и тружеников, одинаково уважающих работу друг друга. Такую страну, чтобы в голове не укладывались ее принципы у современных правителей, чтобы не думали даже брать на вооружение наши приемы политики, когда получат знания про нас. А крестовый поход мы ожидаем. Приплывут они к нам, обязательно пожалуют. Ох, не стоять Риму целым на нашем веку... несчастный город, но мы его не больно погромим, после Венеции, и Генуи.

Решили в очередной раз операции внедрения проводить по новым правилам. Моряки нас подбрасывают к Лиссабону и уходят на сутки в океан, дрейфовать и ждать от нас семафора с берега, с новостями. Мы должны были попытаться быстро впарить взятки и выкупить бумаги для спасения пленных из лап поганых басурман. Можно было рискнуть. Нужно было рискнуть. Нам Лиссабон вообще был не нужен, ох и мутное место — самая клоака интриг, круговерти заговоров, разборок между торгашами, знать там окопалась и выцыганивала свои взятки, дворянам работать запрещалось, дворянин только на вымогательствах жил, на выплатах за аренду своей земли, и с военных трофеев. Дело хорошее, дело понятное, каждый устраивается, как может. Мы могли и собирались действовать по-римски: пришел, увидел, взял свое.

глава 7. 'Так наставь мне рога и пришей мне хвост, вперед, детка, не взорви мой мозг'. Майк Науменко

Во всем виноваты моряки! Это они замутили скандал на тему: надо что-то делать! Нельзя отдавать им Мадейру! Надо спасать леса! Гринписовцы, просто смех и грех.

Началось с того, что Витя просмотрел свои записки 'начинающего капитана', был у него блок заметок об истории важных точек на карте: Карибы, Азоры, Мадейра, Канары, чтобы просвещать знакомых попутчиков и прочих туристов. И вот он обнаружил факт, в реальной истории португальцы в следующем году 'откроют' Мадейру. Накануне отплытия по делам в Лиссабон, ранним вечером, у костра, Витя и озадачил всех проблемой. И тогда мы стали разбираться с вопросом: что за Мадейра, а что делать?

В 1419 году два португальских дворянина, отправленные к мысу Бохадор — Жуан Гонсалвиш Зарку и Триштан Ваш Тейшейра — были отброшены бурей далеко на запад и случайно пристали к необитаемому островку, сплошь покрытому лесом. Находка заинтересовала принца Энрике, знавшего, что в этой части океана, уже в середине четырнадцатого века, итальянские моряки достигли острова, названного ими Леньяме, 'Лес'. Отправленная Энрике в 1420 году на островок экспедиция, руководимая теми же дворянами, вскоре нашла в 50 км к юго-западу сравнительно большой остров, тоже необитаемый и покрытый густым лесом. Принц назвал его Мадейрой (по-португальски madeira — лес). Расположенная в 900 км к юго-западу от Португалии, Мадейра была отдана в феодальное владение счастливым дворянам, случайно открывшим ее. Они зажгли лес в районе, выбранном для первого заселения, и огонь постепенно распространился по всему острову и истребил первобытную растительность. Взамен португальцы привезли на Мадейру виноградную лозу, скот, сахарный тростник и много заключенных в качестве поселенцев. Так началась португальская эксплуатация колоний...

— А еще на Мадейре Криштиану Роналду родился, — в конце рассказа добавил Витя.

Мы ждали продолжения рассказа. Ринат смотрел на камни, выложенные Витей на земле: Азоры, Мадейра, Канары, Танжер и Лиссабон. От Мадейры во все стороны было двое суток на яхте, до Канарских островов всего сутки плавания.

— Мы же пшеницу высадили, — вздохнул Костик.

— И что? Пусть растет. Мадейра курорт, мировой курорт, там климат не хуже, — заметил я на эту провокацию.

— Там климат лучше, — заметил Витя. — Я там три раза был. Остров не меньше нашего.

— Я категорично за перенесение базы на Мадеру, — начал я высказывать свои доводы. На самом деле мне претили туманы Азор, не острова, а Англия какая-то. — Сменить надо это винное название, кстати. Мы почему решили осесть на Азорах? Мы решили спрятаться в норку и тихо наращивать мускулы, и незаметно шуршать по окрестностям. Я согласен — с нами будут дети и надо беречься. Но, я предлагаю положиться на судьбу. Мадера — пункт ключевой. Нельзя давать европейцам выхода на юг. Они приплывут, обязательно приплывут. И получат свое. В условиях партизанщины, в условиях герильи — кажется, это означает партизанщину в джунглях — мы сможем обороняться, мы сможем 'играться в Рембо'. Даже дети. Арбалеты детям не игрушка. Двое суток до всех ключевых точек: Португалия, арабы, Канары — это очень хорошо. И закончу словами древних: Лиссабон должен быть сожжен — я имею в виду порт.

— Леха, чем тебе Лиссабон не угодил?

— Надо давить. Надо провести диверсию и все спихнуть на испанцев, — высказал я внезапно пришедшую мне в голову идею. — Давайте наварим горючки и спалим Лиссабонский порт.

— Лешка, ты такой смешной, — рассмеялся Ринат. — Проблема примитивных возгорающихся в том, что они не только горючие, они еще и вонючие! Я расскажу тебе технологию процесса, ты за неделю нагонишь сотню литров скипидара и дегтя, смолы там подсобираешь, селитры по пещеркам. Намесим мы с тобой поджиги. А как мы их доставим на точку воспламенения? С запасом вонючки не спрятаться. Ты знаешь, почему ворота измазанные дегтем были наказанием?

— Позорник там жил потому что.

— Нет, потому что смыть и удалить деготь можно, но вонь останется очень надолго, — Ринат подвел итог. — Ты бонд, или погулять вышел? Нельзя себя выдавать.

— А как тогда напакостить?

— Диверсию проведем. Дело выглядит полезным. Думать надо. Я не против базирования на Мадейре, мы еще не пустили корни здесь. Стратегически верно. Через север европейцы до Нового света долго добираться будут. А через юг, как я понял из Витиных рассказов: в нужное время можно на маленьком паруснике доплыть по течению и по ветру в Карибы от Канар. Канары надо гасить.

— Главное, не диверсия, а результат диверсии, — заметил Витя. — Стравить португальцев и испанцев выглядит заманчиво. Пусть отвлекутся от южного направления. А усилиться одному из них никто не даст. Португалия довольно слабое государство, на отшибе цивилизации, без выходов в Средиземное море. А сильная Испания никому не нужна. Англия сейчас с Францией сцепилась — время интересное для конфликта в Пиренеях.

— Не считайте их дурней себя, — добавил Костя. — Разведка есть у португальцев, шпионы есть и у испанцев, страны старые, римской закалки, шпионы есть у всех. Смотрите, парни, не заиграйтесь в штирлицев.

— Зря мы вдвоем с Альфонсу работали, — задумался Ринат. — Я и один мог справиться. Теперь есть следок: исчезли два монаха, было два карлика.

— Каких еще карлика?

— Мы, Костик, на корточках и гуськом там хулиганили, очень трудно, карликов изображали, — улыбнулся я, похваляясь своей придумкой.

— Ну, вы и монстры, — с уважением заметил Витя.

— Ага, прикольно, но тяжеловато. Маскировка была во главе угла. Альфонсик будет молчать, куда он после обрезания денется? В Гранаду убежит скорей всего, а то инквизиция выловит его, настучит на него любовница. Кость, что скажешь по Мадере?

— Название, действительно никчемное. Давайте ее в Атлантиду перекрестим. Атлантис — мужского рода, будет и женского рода база. И да — согласен. И с возможностью герильи, и с главным — мы будем жить в напряжении. Иначе расслабимся, можем пропустить удар. А так — всегда начеку.

— И наши чеки летят в стороны, а гранаты в ваши окна! — обрадовался я полному согласию по этому вопросу. — Витя, а в Канарах так мутно?

— Не знаю, — честно признался капитан. — Испанцы сто лет давили аборигенов. Половина племен продалась сразу за зеркала. Половина билась до последнего. Внезапная чума пришла к индейцам — просто, как всегда, приплыли белые, готовься к чуме.

— Если там сутки плыть до них, мы им покажем с Костиком чуму, гидрики они полезные для подводных диверсий, мы им все днища расколупаем, будут сидеть в блокаде, доны-примадонны.

— Днища расковырять будет прикольно, — согласился со мной Костик. — И надо на португальцев всех собак спустить.

— Это мы в Лиссабоне прикупим заранее местных португосских фишек, и станем подбрасывать их, чтобы на них и подозрения упали. Ринат нам нужны гранаты!

— Обезьянкам гранаты не помогут, — рассмеялся главный Менделеев.

Уже в океане, порешали, что на Мадере мы не будем торопится и отходить от бухты. Бухту Витя надеялся встретить старую, проверенную поколениями, хорошо ему знакомую, на которой столица Мадейры стоит. Приняв тот факт, что дальше бежать просто некуда, только сбегать на Азоры, мы решили Мадейру осваивать с учетом наших милитаристских планов. То есть, заранее найти хорошие места для тренировочных площадок, где будут потеть будущие легионеры. Сидели рядом с Витей, который вел 'Глорию', погода стояла отличная, чуть повышали голос, окончательно разбирали детали:

— Пехота и только пехота! Легион будем собирать, — сразу подвел главный итог нескольких бесед Костик. — От центурии к центурии. По сотенке бойцов, по сотенке. Конница — это не главное. Пушки — фигня. Вот мины... надежней, проще, убойней. Это, как мы понимаем, от Рината зависит. Главное — от обороны действовать. А сил для спланированных атак у нас долго не будет.

— Арбалет — народу. Огнестрел — легионерам, — добавил я свою каплю дегтя.

— Арбалет это тупик, согласен. Хотя с нашими станочками по дереву, как на заказ, мы можем довольно быстро изготовить качественные модели арбалета. Причем нормальным конвейерным способом. Мальчишки потянут простые операции, — улыбнулся Ринат. — А огнестрел развивать и развивать. Это нам задача для химии и металлургии, сталь и химия рулят. Нужно примитивное оружие массового поражения. Ответ на поверхности — граната. Но! Граната опасна в обе стороны: убивает и своих, и чужих. Защита от гранаты? Ответ на поверхности — щит. Именно старый, римский, большой щит. Умение собраться в черепаху — подвижную микро-крепость. Против тяжелой конницы не работает. Против дикарей победа гарантирована. Граната это дело математическое — там считать и считать. Главное, соотнести дальность броска и радиус поражения осколков. Будем считать. А против коней, Костик, ты чего так негативно настроен?

— Ринат, я поддерживаю Костика, это мы с ним соображали, — я сразу встрял в тему. — Острова наша главная опорная база. На много лет. А по ним на конях не порассекаешь, не выйдет скакать. А пешкодралом и ползком мы везде проникнем. Кони на войне нужны для рывка и преследования бегущих трусов. Преследовать... а зачем? Что мы, звери, добивать трусов? А рывок — не наш метод. Кто рвется — тот всегда нарвется. Мы из засад действовать должны. Малыми группами, большими гранатами, и мин нам побольше надо. Коней в сельское хозяйство надо, тяжеловозов для пахоты, тракторов не будет долго. Навоз — для удобрения, наверное, пригодится, я не знаток в этом. Для души, конечно, понимаю, надо добыть арабских иноходцев и других красавцев.

— Совместить опыт викингов и легионеров. Морская пехота и спецназ, — подвел итоги Витя. — Мне морпехи понадобятся. Абордаж дело особое. Когда на море качка, это надо уметь абордаж работать.

— Витя, ты что думаешь про Мадейру?

— Все тоже, со своего места, с позиции главмора — нельзя давать им возможность приобретать опыт морской навигации. Они каботажники, вдоль берега плавают, Канары это чушь, сами видели по карте, там до побережья Африки сто километров всего. Поймите, Средиземное море, оно море внутреннее, там моряки от стариков к внукам передают правила плавания: ветра, течения, мели — и ничего не меняется в глобальном смысле, горы не сходят с места, климат правда поменялся, но это еще можно стерпеть. В океане они все, как щенки, тонут и боятся океана.

Колумб был хитрый и умный итальянец, он женился на дочери губернатора острова рядом с Мадейрой, и жил там, ведя подробный дневник смены направления ветров, чтобы уменьшить риск пересечения Атлантики. Сядем на Мадейру будем иметь шанс перекрыть каботажникам развитие: в океане мы более оснащены, подготовлены к войне, конечно не против Армады. На суше... партизанщина и всякие ловушки — думать надо. Пока нет профессиональных армий — благородные люди не примут такие правила войны. А вот наемники — запросто сыграют егерями по правилам вашей герильи. И опытным охотникам, рожденным для охоты, мы проиграем, детей погубим.

— Четко заметил, капитан, — согласился Ринат. — Очень грамотно заметил. Хорошо, что Испания и Португалия консервативны до ужаса, долго будут в рыцарство играться. Но ты Витя не учел меня мерзавца! Точнее — вонючку! Это в гости я не хочу рисковать с поджигами ходить, а вот дома я наварю отличного бензина и с дизельным топливом четко будем разбираться. Нефть торгуют в полный рост. Нефтью топят огни на маяках — она товар не секретный, не стратегический, хозяйственный. Дороговата — но ничто не дороже жизни. Витя — как приплывут, так и сгорят. На моторке, под примитивной броней от арбалетных болтов — всех сожгем, запуляем в легкую поджигами. Никто не уплывет домой обиженным. Все здесь потонут. И никто не расскажет о наших методах ведения военных действий.

— Ужас, — пробормотал Витя. — Это решает. Ужас, когда не знаешь ничего. Уплыл флот и с концами. Это ужас. Посчитать надо.

— Как на Мадейре этой с вулканами? — спросил я про важное.

— Никак, Леша, спокойно все, стабильно, горы хорошие, высокие, можно и порыться там, — Витя вспомнил одну деталь и поднял палец. — 'Горячего океана' нет, термальных источников тоже нет. Переходим на нормальное костровое и печное питание.

Вот так, неожиданно, но мы 'подпоясались' за двое суток, и поплыли в Португалию. Доплыли быстро, за трое суток, Витя десантировал нас внаглую, на рассвете, подошел к побережью северней Лиссабона, между двух поселений рыбаков каких-то и мы поплыли на лодке, на бензине, чтобы быстрее, потом Витя один вернулся на 'Глорию', которую бросил на несколько минут дрейфовать. Мы вышли на берег, шмыгнули в кусты и переоделись в сухую одежду, достав ее из полиэтиленовых мешков. Пошли в город.

* * *

Лиссабон мне сразу не понравился. Я согласен, просто был заранее настроен против этого города. Лиссабон вонял! Я все понимаю, это от течения реки зависит, чем сильней, тем быстрей смывает всякую дрянь, сливаемую в нее. Лиссабон вонял, и это раздражало. Но вот странная штука: дела в нем делать было приятно. Без всякой суматохи: пришел, представился, отдал деньги — получил бумагу с допуском к своим проектам. Наши планы даже не церковь курировала, точнее, она именно курировала: мы внесли пожертвование в пару храмов — но бумагу покупали в солидном здании королевского управления по делам выкупов из плена. Это была серьезная служба: вопросы выкупов иногда непросто разрешались, уже встречались всякие мошенства, и обострения вроде 'Так жалко, вы золото привезли, а ваш клиент повесился от скуки'.

Наша компания, а Костика мы взяли с собой, тоже выбрив ему макушку и обрядив в рясоподобную хламиду, разбилась по интересам: Ринат утряс дела с бумагами, а мы присматривались к рынкам. Нашли несколько отличных оптовых контор, где заправляли португальские купцы. В порту купили за семь золотых рыбацкую лодку с парусом. Купили по всем правилам, получили бумагу от посредника, все честно. Лодка была небольшой, всего шагов десять в длину, но Костик заверил: с косым парусом он справится, если четыре месяца учиться реагировать на ветер, то кое-какие навыки можно прихватить. Сети и всякие другие рыбацкие приблуды нас мало интересовали, но прикупили набор сетей — очень даже пригодится на Мадере (вот ведь дурацкое название, радость выпивохи, и Атлантидой называть как-то... рано еще, вот впахаем там хозяйство — будет солидное место, тогда и можно весомое название упоминать).

Жулики всякие крутились вокруг нас, как без этого. Мы сразу отметились у службы порядка, пилигримы, с обетом, все дела, даже временные писульки получили с указанием наших позывных: братья Алексус, Ринатус и Константинус. Никто не препятствовал, не докапывался, в Лиссабоне было полно пилигримов в Рим, которые отдыхали после одного морского перехода и набирались сил до плаванья в вечный город, в гости к Папе.

Набраться сил, это не просто очухаться от качки и прочих тягостей плавания на море, это реально собрать сильную компанию, в три судна как минимум и не бояться пиратов. Мы не светились у паломников — своих дел хватало. Перегнали пескобарку (не песочную, а пескаторную, значит 'рыбацкую' на латинском) на место платных стоянок для желающих и потихоньку стали набивать два укрытых от воды отсека своими покупками: мукой мы затаривались и зерном. На вопрос одного из чинуш: 'А зачем?', ответили коротко 'Кто раздает хлеб, обретает милость Господню'. Голодных мы кормить любим — такие вот мы, доброхоты. На самом деле, мы не особенно выбивались из общего потока пилигримов. Меня честно немного корежило от того факта, что у нас есть золото. Ведь это же золото! Классные монетки! А для окружающих что золото, что серебро — не драгоценный металл, а обменный металл. И наши траты выглядели смешно по сравнению с некоторыми пилигримами, которые бухали в гостиницах, грехов набирались, чтобы потом всю кучу отмолить в Риме.

Сбылась мечта идиота! Вечером мы обсудили новости и решили — диверсию можно устроить. И быстро, не придется Вите поскучать в океане еще сутки. Река Тежу в районе впадения в океан была настоящей рекой — на несколько километров расширялась, огромный такой залив, удобный для моряков. Порт это понятие относительное. Это несколько крупных мест для стоянки кораблей. И все места со своими тараканами, у всех разная степень охраны, но по ночам не допускалось плавание на лодках — с этим было строго, только смотрители не зевали против всяких контрабандистов.

И пара мест стоянки португальских торговцев выглядели очень даже симпатично: вечерние и ночные караулы и вахты милиционеров охраняли довольно плотно стоящие группы судов. А вот склады рядом они пасли менее внимательно. То, что надо. Долго не телились. Чего выжидать, если днем закупились, отложили несколько испанских монеток, для отвода глаз на вредных соседей.

Спать легли на лодочке вечером, Костик сторожил, он днем прихватил четыре часа на сон. Разбудил он нас поздней ночью.

Первым делом мы переоделись в темное, колпаки натянули на уши, усы наклеили, кстати усы на смоле держались мертво, потом замучаешься оттираться от нее, настоящий растворитель приходилось тратить.

Мои нероновские замашки ребята сразу высмеяли и даже серьезно вообразили, что я такая сволочь, которая способна решиться на поджог мирного города. Я возмутился: 'Что я, нелюдь? Понимаю, что там нормальные люди живут, женщины всякие, дети и старики'.

Потом стали куксить тему 'Серьезную диверсию долго готовить и сложно провести малым количеством диверсантов. Зачем гадить по мелочевке? Только насторожить местных удастся'. Но я возразил. Именно бросить искру в бочку с порохом! Именно! Никто не любит кастильцев. Вот и подставить их. А конкуренты будут рады устроить беспорядки — без нас найдутся дикари погромщики, бандиты и поджигатели домов-лавок мирных купцов. И пусть не расслабляются, ибо нефиг! Мы и на Рождество приплывем, за нами не заржавеет устроить им подарочек на Рождество.

В Порту мы нагляделись на портовое хозяйство: можно высмотреть складик для поджога, или там компактную группу кораблей, близко стоящих друг от друга.

Идею с провокацией уже серьезно приняли, вот тогда и начали планировать операцию.

Нам был нужен склад с удобной для проникновения крышей, складов с деревянными стенами было немного, опасность пожаров все учитывали, камня хватало. Солидные компании строились монументально и охраняли склады хорошо. Нам был нужен склад с запасами корабельными: парусина, канаты, все эти парусные и такелажные дела пропитывались смолами, дегтем, чтобы не гнило хозяйство. Вонючки к вонючкам — главное пробраться внутрь, а там уж мы устроим им побудку по-нероновски.

Вот и лежали мы на крыше одного из вонючих складов и 'пилили гирю', прекращая шуршать, когда приближался караул. Пропилили дыру в досках и по канату спустились в склад. Неудобно ночью диверсантствовать — темно, на ощупь, при свете свечки, никакой радости, никакого куража, возились, как негры в шахте. Тяжко: собрать в кучу всяких канатов, кусков парусины — она очень тяжелая — потом все это дело поджигать, вот где начало потряхивать от беспокойства, разгорается все хорошо, но при свете пламени началась суета, от одного места к другому. Потом, один по канату на крышу, а за стенами уже что-то громко кричат на тему: дым идет, пожар, горим — потом я ждал Рината, и мы рискнули — прыгнули с высоты шести-семи метров, потом побежали и вот здесь начался драйв.

Увидев трех человек спешащих нам навстречу, мы с Ринатом приняли их на дубинки — никаких ножей, не хотелось убивать — и монетку среди трех тушек, и бежать дальше, прокричав во весь голос: 'Кастильцы подожгли склады!'

На одном из перекрестков было место для полуночников, там ночные бдители порядка собирались у костра в жаровне, попивали винцо и закусывали маленькими порциями. Мы не стали выскакивать на группу человек в десять, а просто швырнули пару камней в милиционеров. 'Кастилия вам еще покажет!' — проорал я и швырнул еще один камень в бедолаг, чей ранний утренний завтрак был прерван такой безобразной выходкой. И вот дальше мы рвали когти со всех ног, потому что за нами гнались охранники порядка с факелами. Но на этом наша гастроль закончилась, нет дураков бегать по улицам, рискуя словить арбалетный болт в спину. Мы добежали до реки и быстро занырнули подальше. Не сильно мы рисковали, маршрут выбрали напряжный и наглый, но не смертельный. Арбалеты — это да, это опасно, остальное — неважно.

За нами не погнались на лодках, не оказалось поблизости лодок, а мы по течению, тихим брассом, без брызг и маханий руками над поверхностью воды, гребли в сторону нашей стоянки. Вода была холодная, хоть и лето началось, но не Азоры с их горячей ванной в паре бухточек, холодно без гидрокостюма. Вылезли мы на берег очень скоро, и стали пробираться в сторону, где нас ждал Костик. Закладок с сухой одеждой не сделали! Пожалели, приняли к сведению. Но обошлось. Добрались до укромного места рядом с платными стоянками и переоделись в свои балахоны. Смолу эту дурацкую с волосиками оттирали друг у друга с лиц. Не понравилось нам диверсии такие проворачивать. Убегать, уплывать — дурь какая-то. Оказалось, что неприятно это, даже после того, как сделали ноги с места поджигания. Да и ладно! Теперь уплыть бы без особых напрягов — и все, не жди меня, Массачусетс!

Добрались до лодки и устроились отдыхать. Я уснул. Ринат с Костей что-то рассчитывали в своих планах на день. До рассвета оставались еще пара часов, там видно будет, может вообще запретят уплывать из Лиссабона.

Утром оказалось, что ничего подобного. Плывите себе куда хотите. Но резонанс от наших хулиганств начался. И мне лично понравился блеск возмущенных глаз у португосов в кабачке, где мы решились позавтракать горячим, свежим хлебом и послушать новости.

'Ай-яй-яй!' — 'Да это, что это такое?' — 'Да как же так!' — 'Как не по-соседски!' — мы знай, корчили скорбные морды и причитали, соболезнуя местным, но провокаций дальнейших не поощряли. У меня лично голова разболелась с утра от всех этих беспокойств ночи. Мы с Костей спели им хит сезона 'Домине', народ чумел, и, кстати, проникся еще большим воинственным духом, и жаждой 'отмстить ненавистным арабам'.

Португальцы они странные, они очень ревностно относились к своим военным успехам. Победили — с нами Бог, и никто против нас. А чего стоила победа, что победили, какие выгоды с войны — это народ не волновало, главное, у арабов порт захватили, теперь мы им всем покажем! Очень обидно, что Витя ничего не знал о фактах реконкисты. Сеуту взяли, потом на Танжере сильно обожглись — а вот когда? Не знали мы этого. Касабланка — это культовое место, чего уж там, кино прикольное — это город, который построили португальцы, после того как сожгли там арабский, в пятидесятых годах. То есть они теперь на полвека ввязались в обострение с арабами. Надо им, бравым парням еще подкинуть горячих соперников.

Точно! В ближайшее время надо испанцев пожечь, и донести ясно, чтобы до всех дошло: 'Это вам за Лиссабон!'.

— Ринат, я тут подумал, надо у испанцев чего где поджечь и свалить на португальцев, — сразу поделился горячей мыслью с коллегой по шпионствам.

— Зубриков, потом поджечь арабов и свалить на португальцев. Потом еще про итальянцев не забывай, там много чего можно и свалить, и поджечь. Ты чего разбуянился? Делать нечего? Бери мешок — пошли домой.

Мою идею с диверсией на Канарах разгромили потом вдрызг. Под португальцев не закосишь. Раз португосы, значит приплыли. А где корабль? Кто видел корабль? Нет его — надо искать. Вот не надо нам в четырехстах километрах от дома разводить поисковые операции, двойка вам по планированию шпионских пакостей, Зубриков. Молодцы. Согласен. Так и надо работать: один дурак предложил, умные люди разобрались и отказались от глупостей.

Раз можно уплывать, не стали мы рассиживаться, впряглись в весла и погнали на запад, к океану. Потом подняли парус — это бред какой-то! — так пусть рабы на плантациях рыбачат и плавают, да никаких перчаток не хватит, никаких сил не хватит эту дуру-рею ворочать и парус поднимать. Я вспомнил, как мне промыли мозги.

Я очень обрадовался, что нам помогут и наделают всяких блоков. Мне объяснили, что блоки будут, но блок это не главная помощь. А главная помощь — это таля. Хоть голландцев еще нет и в помине как великих мореплавателей, и они еще не изобрели талю — это ихнее, голландское слово. Таль — женского рода... я вот слышал это слово, и по какой-то бредовой ассоциации, связывал с блоком — значит с мужским родом. Оказывается, блок ничего не дает в выигрыше сил, а вот таля может силы экономить, там физика какая-то, в два раза, в три раза будет легче паруса поднимать и рею ворочать.

Костик умолял во весь голос: 'Тяните, братцы, поднимайте скорей! Не нравится мне здесь у берега'. Ох, и намучались мы с Ринатом. Веревки грязные, в какой-то смазке, руки от нее грязные, волосы грязные. Что поделать, я такой — тыковку чешу рукой.

Но мы резво запарусили на запад, в открытый океан. У Костика была рация. Ее он хранил в целлофановых мешочках — два штуки! И еще сверху три пакета полиэтиленовых. Очень боялись, что с ней мы спалимся, но нас не обыскивали.

Витя сразу вышел на связь, что-то там потрещал с Костей и мы стали искать друг друга. Наша допотопная лодочка просто рулилась на запад, в открытый океан. Потом мы убрали парус и ждали Витю. А потом был аврал. Не знаю, что на самом деле означает это слово, но для меня это значит 'время потаскуна', таскай, таскай, грузи, переноси. А потом я признался, что у меня голова разболелась, и свалился спать. Ринат обеспокоился. Дал мне каких-то таблеток, осмотрел. Чумой не пахнет, со всякими непотребными женщинами я не мутил, надо ждать.

А насчет пескобарки просто жабы всех душили. Бросить в океане было жалко. И денежки плачены, и ловкая лодочка, скрипя зубами, все, что можно приспособить к будущей пользе, сдирали, отбивали, переносили на яхту. Витя и так, и эдак рассматривал вопрос буксировки лодочки на тросе. Но что-то ему все не нравилось. Я еще успел услышать слова Рината: 'Чего ты мучаешься? Мы с нее все сняли почти, бери на буксир и если что — рубим канат!'

Пошел я спать, на свой уютный диванчик в салоне. Девчонкам настрого приказали — не надо лезть к Леке, ему нехорошо. С этим было строго — не дай бог, какой простудой заразятся от нас. Мы разговаривали на эту тему, было страшно. Ринат честно признался, есть возможность, есть риск чем-то повредить девчонкам. Мы приняли эти риски. Без женщин не выжить. Рано или поздно надо это принять.

Впереди был новый остров. Новый! Я слышал про эту Мадейру. Курорт. Говорите, Криштиану Роналду там родился, а он славный кекс, за 'Манчестер Юнайтед' играл. Хм, прикольно.

глава 8. 'Жизнь 'скоро, но не сейчас' меня не устраивает'. Шерил Кроу

Проснулся, чувствуя себя прекрасно, не то, что вчера — башка разболелась от этой суеты, может дыму нанюхался на складе? Мерзко там было, так шпионства проворачивать нельзя! Несолидно. О, Ринат! Жратеньки хочется, как на суде.

— Леша, ты себя хорошо чувствуешь? — присел он рядом со мной.

— Еще как! Ты чего? — не нравится мне его лицо, неправильное лицо, уж больно мрачное. Что я опять накосячить успел?

— Сегодня 10 июня. Мы на Мадейре. Уже четыре дня. Ты проспал неделю, — он улыбнулся скомканно и странно. — Ты не спал. Ты без сознания был. И сердце у тебя останавливалось несколько раз. Я случайно обнаружил, что у тебя пульса нет почти. Ты не проснулся через часов десять. Мы заволновались, стали тебя будить — бесполезно. Ты не просыпался. Оставили в покое. Потом вот я взял тебя за руку, а она прохладная. Я даже не знаю, что с тобой было.

Вот тебе и новости. Здравствуй, Долли, с Новым годом!

— Я что, совсем мертвый был? Я же живой! Вы меня за зомби не держите, пощупай, — я протянул ему нормальную руку. — Я теплый, чувствую себя отлично. Жрать охота сильно. Но мне твои мозги не нужны! То есть нужны, но, ты понял, Рин...

— Да не волнуйся ты так, — улыбнулся он уже более привычной славной улыбкой Рината Аматова. — Я просто в недоумении. Мы все не знаем, кто мы теперь. Похоже, мы словили какое-то облучение, обработку организма. Еще тогда, правильно ты как-то вспомнил — в январе, в самом начале. У нас, действительно, регенерация какая-то ненормальная появилась. Я тут на стройке хорошо поломался, ничего, через пять часов все вернулось в норму.

— Вы без меня что-то строите? Вау! Мы уже на Мадере! А чего я на яхте?

— Иди в душ, туалет, и не задавай дурацких вопросов, — Ринат встал и пошел на выход из каюты. Обернулся у двери. — Рад, что ты вернулся, Леха.

А уж я как рад! Душ! Туалет. Блин, у нас скоро бумага кончится. Надо что-то изобретать. Если мы все из себя стали такие супер-пупер регенеранты, чего нам не отрубили необходимость в туалет ходить? Хотя... это штука тонкая. И мозги не стали соображать быстрее. Факт. Я не плюсую в изучении языка, вообще в сообразительности. Да мне с парусами хочется научиться работать, но я очень торможу. Не дано. Но я своего добьюсь. Белку хочу! Жрать хочу! А жить как хочу... где там у нас 'Квины' находятся? Есть там пара-тройка песен из кинофильма 'Горец' очень в тему.

Вечером у костра я сразу заявил свое компетентное мнение, главного специалиста всякие книжки читать про альтернативную историю:

— 'Оллайзонми!' Все смотрим на меня, я все вам расскажу. Итак. Мы — как горцы. Главное, чтоб голову не отрубили. Сердце, наверное, тоже не надо давать проткнуть, и всякие там артерии и вены беречь надо. Раз мы регенерируем — значит все можем вылечить. Это к Ринату. Но, надеюсь, он не станет эксперименты втихушку проводить и нам яд подливать в стаканы. Еще есть момент дикий. Я в книжках читал. Мы можем застрять, как вампиры, в нашем возрасте. Мы навсегда теперь молодыми останемся!

Парни молчали. Витя первым подал голос:

— Двадцать лет это не молодость в эти времена. Принцу Энрике двадцать пять, кажется, он меня интересовал, великий магистр ордена крестоносцев, наследник тамплиеров. Двадцать лет в это время уже возраст солидный.

— Солидный для этих людей, — поправил его Ринат. — А я вам скажу честно: дури у нас в головах полно. И это не лечится. Мы в смысле половой зрелости не состоятельные мужчины. Не обижайтесь, сами знаете, какие выходки дурацкие каждый ухитрялся устроить. Сидишь потом и не понимаешь: 'Я что, совсем дурак был? О чем я думал?'

— Мы в полной заднице, — вздохнул Костик.

— И в тощей тоже, — согласился я с ним. — Есть минусы. Во всем есть плюсы и минусы.

— Нас же народ не поймет. Лет через двадцать все заметят, что мы странные, ненормальные, не как все, — Костик уточнил свои слова про 'полный швах'.

— Костик, не парься! С этим все отлично, — сразу успокоил я его. — Лет в сорок можно рвануть в Африку. Там в ЮАР копать — не перекопать. А поработав там лет двадцать, вернуться домой и заявить с наглой мордой: 'Привет, я Алесей Алексеевич. Сын Алексея-основателя'.

— И кому ты нужен, Алексеевич, — усмехнулся Костик. — Авторитет, наработанный десятилетиями, спустишь в унитаз.

— Все Костя правильно говорит, — согласился Витя. — Я бегать и скрываться не собираюсь. От своих воспитанников не убегу, Это вы, крысы сухопутные. А я ребят настропалю. Узнают, с какой стороны тросы тягать, и Машку брать за ляжку. Мои на все наши колонии приплывут-придут, везде меня найдут. Чего огород городить? Бессмертный — значит такой и есть. Пусть уважают.

— Ох, ты ж ёжики в лесу, — поразился я на его слова. — Но мы тогда огребем от всего света. Это уже не наши заморочки с устройством колонии, как нам нравится в политическом смысле. Хотя нас, за наши взгляды, давить будут все королевства и султанаты. Мы же на основы жизни покушаемся! Витя! Павлов, брат, ты сам подумай — если мы и взаправду не станем стареть — а регенерация может двинуть в эту сторону — нас же похоронят, потому что мы из всех норм выбиваемся. Мы, блин, боги в самом примитивном смысле их дикарских мозгов — раз бессмертные и вечно юные.

— Парни! Вы чего заполошились? Нет фактов для волнений, — успокоил нас Ринат. — Есть факты для внимательного отношения к себе, к другим. Лет через пять посмотрим. Да, мы разные, но у мужчин стабилизируется организм к двадцатипятилетнему возрасту. В тридцать лет все окончательно станет ясно: какие мы вечно молодые.

— Надеюсь, у нас дети нормальные будут, — спокойно кончил разговор Костик.

Вот это был полный писец. Я не стал скрывать:

— Читал про разное. Возможно, наша энергетика может близким людям жизнь продлевать.

Ребята посмотрели на меня с неприязнью. Не понравилось им что-то в перспективах новых. А я не грузился. Поживем — увидим. И так хорошо, и сяк — неплохо. И со всех сторон измены. Чего париться? Раны зарастают — ура! А лет через десять... надо еще прожить эти десять лет.

Первые впечатления от Мадейры были разные. Все у меня смешалось в голове: девчонки смущались меня, но погладили по голове, оказывается, на меня был карантин, их не пускали меня навещать. Парни только покачали головой, загадочный случай, потом разберемся. От работ меня освободили, я прошелся по округе и сгонял под воду с арбалетом. Мадера была забавная. Она воняла! Это был странный запах, какой-то кулинарный. Ясность внес Витя:

— Эта бухта, место, где в будущем станет столица Мадеры — город Фуншал. Фуншал, это вон те кустики. Это от них такой тонкий запах. Из их семян абсент делают. Очень полезные семена. Ринат подтвердит.

— Не жуй фенхель, Зубрилка, дурачком станешь, — подтвердил наш штатный Гиппократ.

— Я даже водку не пью! Пробовал я ваш абсент — прикольная гадость. Пива варить надо, и темное притом!

На Мадейре было богаче с разными птицами, чайки не так бросались в глаза вдали от берега. Как я услышал, богаче было с ящерками, змей ядовитых вроде не было видно. И горы здесь выглядели солидней. И леса волшебней. С лесами было забавно. Они выбивались из понимания. Вроде высится сосна. Но ты смотришь и понимаешь, это не реальная сосна, а какая-то удивительная. Эндемики — вымершие породы деревьев кругом водились в огромном количестве. И это нагнетало. Может, кому современному европейцу эти леса и было обыкновенные, но у меня в голове вертелись картинки тысяч всяких земных деревьев, я в жизни не видал секвойи, но увидев ее, я не удивлюсь особо. А тут иное. Совершенно из иного времени, и это давило на мозги — такое ощущение, как от просмотра качественного ужастика, знаешь, что кино, но все равно, кричишь вместе с подругой во время просмотра. В травках и цветах я не разбираюсь, но лес реально напрягал. Хороший лес — партизанский. Жутко чащобный и годный для засад.

Море было теплей, чем на Азорах. В море было больше черепашек — очень вкусных. В море водились тюлени! Вот это уже был бонус! Парни уже сходили на охоту, на запад, не отходя далеко от места стоянки и добыли мясца — рыбой не очень отдавало мясо, вкусное. Они уже коптилку соорудили и начали копченки заготавливать. Рыбсы встречались особенные. Морская черная змея! Никакая она не рыба-сабля! Пусть Витя не врет, я сразу понял, что это морские змеи. Классные такие, больше метра в длину, извиваются — я в первый раз увидел, просто замер от испуга — это же морские змеи, разве бывают подводные змеи? Костик подбил одну — вкусняшка. Я даже сырую сжамкал несколько кусочков. Сырую рыбу я обожаю, всякие там хе корейские и строганину сибирскую. Надо только иметь в запасе целлофановый пакетик, насыпал туда кусочков, соли добавил, перчика и уксуса и отложил в сторонку, жди, глотай слюнки, в предвкушении — очень вкусно получается. Я так и черепашек кушать любил.

Мне дали осмотреться и уже вечером обрадовали новостью. Плывем на Танжер. Не рискуем с ближним побережьем Африки, хотя там, наверняка, можно пленных найти. Танжер был хорошим рынком, арабы активно бились с европейцами на Греческом полуострове, там постоянно восстания случались — пленных много было. И с итальяшками арабы на море бились постоянно, это уже были купеческие заморочки, война за прибыли, итальянцы чаще вламывали арабам. Но пленных хватало, арабы пиратствовали много, приплывут, как викинги, нахватают рабов и в море, домой — сдать товар.

Только отплыли, на меня насел брат Ринатус:

— Не надо дурковать, — он сразу внес ясность в проблему. — Дальше Мадеры только за океан плыть. Этого мы не должны допустить. Я не об этом. Я точно покупаю себе официальную любовницу. Не готов я к женитьбе. Зубриков, до падших женщин теперь не часто сможем выбираться. Думай о гормонах! Нам не надо, чтобы тебе планку сносило. Это не шутки. Нужна нормальная, полноценная, постоянная и регулярная половая жизнь.

— Ринат, понимаешь, мне как-то... Вот с этим мне реально ссыкотно. Постоянная подруга, блин. А вдруг продаст? Мы же как в книжку попали, в фантастическую. Кругом измены.

— Странные ты книжки читал. У нормального героя всегда есть подруга героя и противник героя. Это классика.

— Ага. Мадам миледи у трех мушкетеров. И Констанцию отравила.

— Тьфу на тебя, Зубриков, — он погрозил мне кулаком. — Не валяй дурака и готовься к выбору подруги. Ребята отлично с девчонками живут. Да и по хозяйству пригодятся рабочие руки.

— Вот! Так бы сразу и сказал, — обрадовался его признанию. — А то развел тут про секос. С хозяйством согласен. Опять же, потом мелких девчушек привезем. Надо чтобы они старших уважали, Лея и Тая уже как свои, солидные подруги моряков, по дому я видел, как шуршат. Аки пчелки!

Стоит пояснить, что я лично внезапно понял, что Таня не Таня, а скорее 'Таис', древнее имя, в 'таино' есть нечто тайное, а значит — 'таисьевость', вот и стал в отместку называть Таню — Таей, а потом и подругу ее стал обзывать Леей, а что? Принцесска американская, нормальная, из маленького лука, как из бластера, всяких птичек вышибала. Стрелять она и Таю обучала постоянно, Пара амазонок! Наловчились на птичек охотиться, это очень странно, им нравилось птичье мясо, по мне так больше возни, вкус специфический, чайки — просто гадость.

— Вот я и говорю, надо хозяйственную подругу выбрать, — намекнул мне о важном Ринат. — Из простых, а не пленницу из аристократок. Осторожней с этим. Кровь сильна. Предаст. Рано или поздно предаст.

— Твою ж ты дивизию, Ринат, — возмутился над его прогнозами. — 'Ты старый контрразведчик, но ты не первый класс'. Это Майк, к твоему сведению. Все сложно у тебя.

— Беда придет обязательно. Это мы метим в Наполеоны, не связывая себя основными грехами. Мне вот твои джинсы нравятся и нож у тебя фирменный. Но украсть у тебя шмотку... бред какой-то. А наши мальчики начнут воровать и жен ближних возжелать. Без преступности никак. Намаемся еще.

— Ринат не надо так мрачно.

Но я согласился с ним. Против законов общества не попрешь. Это ведь великая непонятность — преступность. Понятно, что половина мужиков рождаются для мира, а другая для войны. Но зачем гадить своим близким, окружающим? Непонятно. Хочется чужого? Так это здорово! Вперед к соседям! И трофеев награбишь и новую рабыню приволочешь за косу в свою постель. И солидности своему полису добавишь. Нет, находятся странные лентяи, которым трудно сделать несколько дней похода и они предпочитают грешить с ближними. Ох, сложно это... а женщины? Их же не всех в армию забреешь! Блин, у меня вообще женская преступность в голове не укладывается. Может, их правда совсем мало было в процентном соотношении с мужской преступностью? Вот ведь чума на оба наших пола.

А с подругой — нечего меня науськивать. Я и сам, может, хотел себе рабыню Изауру выкупить. Белка это для души, а для дома нужна верная, умная, красивая, работящая, здоровая, сообразительная, рачительная, храбрая — милые бранятся, только тешатся — драчливая, защитница домашнего очага, меткая... надо записать в блокнотик, чтобы не забыть чего важного.

В Танжер я влюбился с первых минут пребывания в этом городке. Не знаю, сколько в нем народу живет, но все эти города древние — по старой памяти выглядят мелкими захолустьями по сравнению с знакомыми миллионниками. Начнем с того, что Танжер звучит абсолютно джазово! Во всех городах шум особенный, свой неповторимый гул есть у каждого города. У Танжера был джазовый тон. Ко всему прочему, там играли натуральный джаз на базарах и за стенами белых домов.

Я никогда не верил в то, что родина музыки джаз — Новый Орлеан. Переименовали древнюю музыку в штатах — не спорю. Но создать джаз? Не смешите мои валенки, что эти амеры могут создать приличного? Они способны создать только 'лучше всего продаваемое'. Родина джаза — древний Египет. И негры к нему имеют такое же отношение, как и арабы, греки, финики, персики и остальные народы, окружающие эту страну, и бросившие и свои нотки в копилку музыки всеобщего свинга. Негры в музыке сильны в одном: у них уникальное чувство ритма — с этим не поспоришь — конечно, века палками по бревнам колотить, вот и вся их 'музыка бедных', в кровь умение впитывается.

Танжер звучал настолько мило уху, что я сразу отметил: 'Не Танжер, а Танджаз'. Ринат только рассмеялся в ответ: 'Арабы его называют Танджа'.

Витя нас высадил у Геркулесовых столбов, как всегда на рассвете, практически в сумерках, мы дождались 'просветления' и потопали в город. Вокруг все зеленело и пустыней и не пахло, пахло вкусно, свой особенный запах был у этой зелени, крупных, высоких деревьев не было, но на метров пять высились и сосны, и какие-то лиственные, в окружении кустарников. Дорога была отличная, очень скоро начались дачи. Здесь жили богатые люди, дачи высились круглыми куполами над высокими стенами. Все было белое и выглядело пристойно. На нас не обращали внимания совершенно, но присмотр я чувствовал.

На душе было спокойно. Ринат все мозги проел парням на тему: арабы спокойные, клиента сразу не тронут, сначала поторгуются. Я вовсе рвался скорей увидеть пустыню. Арабы мне были симпотней евриков.

Все европейцы — лентяи! Арабы — труженики. Европеец всю жизнь поперву прятался в лесах, где под каждым под кустом ему готов и стол, и дом. Корешки пожевал, в суслика дубинку кинул — все, сыт, и можно гадить цивилизаторам, которые приперлись строить города на землю предков. А если что — шнырк в кустики и там 'ищи его, свищи его'.

Арабы жили в пустынях. Кстати, монголы и всякие там скифы тоже достойные кексы, хоть и хулиганистей. В пустыне и степи убежать и скрыться надо постараться — уметь надо. Характер иной, кардинально иной у народов, живущих на открытых пространствах. Они прямей, честней, благородней. Не то что мы — тихушники заморские. Поэтому я вовсе не волновался, а с Ринатом, который мусульманин, и в эту ихнюю мечеть даже ходил — пфе, чего смеяться, все будет тип-топ. Он мне даже паразитные выражения поправил, всякие там не 'Аллах акбар', а 'Аллаху акбар'. А кто спорит, действительно, велик, и Магомет пророк его. Он мне в лоб: 'Не поминай имя пророка, на ашшахаду нарвешься!' Ашшахада — это ихний символ веры, и, действительно, нехорошо выйдет, если я начну проявлять заинтересованность в смене веры, но звучит клево, как змеей шипится грозно: 'Ашшахада'. Разобрался я немного в этих 'Иншаллах — Машаллах', хватит, чтобы в ответ нормально 'Уаалейкум ассалямиться'.

Домишки белые, проемы проходов пробиты с куполами, прикольно, чисто. Танжер не воняет! Танджаз пахнет морем, кусты-вонючки тоже процветают: всякие лавры, лимоны. Цитрусы везде, и в Португалии, и здесь были двух сортов: лимоны и лаймы, желтые и зеленые — все мелкие еще, редкий лимон дорастал величиной с пачку сигарет. Конечно, городок и гадостью пованивал — но это нормально, дело житейское.

Мне хватило одного для спокойствия — город в древности курировали римляне — значит все там в порядке, пока европейцы не развалили. Арабы, они рачительные хозяева, в пустыне не побалуешь, она и какашки сушить заставит, чтобы костер развести. Хотя, римляне тоже не горшки обжигали. Римляне — варвары и дикари, потому и прочавкали империю. Архимеда убили! Дикари, да один Архимед стоил половины Рима. Я бы выкрал его, и поставил ему условие — ты и твои потомки правят Сиракузами, но ты сидишь в этом поместье у себя дома, у меня в гостях, и прямо сейчас изобретаешь мне... а изобрети ты мне водородную бомбу, Архимед, она, кажется, почище ядерной будет!

Римляне — воровайки — все лучшие изобретения у врагов они быстро принимали в оборот — в этом смысле они были мастера. Я не знаю ни одного римского ученого. Пифагора знаю, Архимеда знаю, тетка какая-то математикой занималась пока ее не убили в Африке, может даже и в Александрии. А римских ученых я не знаю. Я не спорю, специалист сразу найдет какого-нибудь там Фуфлония, изобретателя приспособления для ковыряния в носу, но это несерьезно. В войне они знали толк. В остальном — обычные дикари, начали с воровства чужих женщин, и кончили воровством из казны родной империи. Так и умер Великий Рим. Не сумел вовремя хотелку прижать и остановиться в росте границ, чтобы навести дома порядок.

Шли, никого не трогали, наглый Ринат, по каким-то ему известным признакам, выцеплял приличных арабов из групп неприличных и 'уассалямничал' достойным внимания танжерцам. Не улыбались нам, но ответно приветствовали, с утра хорошо в городе, еще не так жарко. Жара — это такая штука, которая пропитывает город в котором живет. Даже ночью, когда холодней всего, ты чувствуешь незримое присутствие притаившейся во тьме жары, она ждет своего часа, она спокойна и мудра. Своих детей она учит строго, наказывая жестоко за непослушание заветам предков.

'Дюна' была одной из немногих фэнтези, которые я обожал, понятно, что за каждым углом ожидал увидеть парней с глазами неестественно синего цвета. Но местные наркоши не показывались. Гашишем попахивало, курили без стеснения, прямо новый Амстердам, смех да и только.

Арабы, как и город, выглядели чистюлями — это, всего лишь, заскок в голове — раз белое, значит, чистое. Но белый цвет преобладал кругом, это настраивало на спокойное, но собранное, настроение — я врачей боюсь и опасаюсь. Кинжалы все мужчины носили поголовно — понятное дело, без кинжала ты кидала, а с кинжалом — человек. Латинский знали многие, язык довел нас до первого рынка специализирующегося на живом товаре, и мы присели попить чаю. Началась та дурь, в которой я ничего не соображал, и была она мне неприятна, честно говоря — спокойное, неторопливое попивание чайку под осторожную беседу с незнакомцами. Я в нирвану ушел, скромно сидел и потягивал напиток — странный местный чай. Нормального чая нигде не было, они его заваривали дико, ошпаривали листики всякие разные кипятком и сразу сливали по чашечкам. Иногда получалось прикольно, если смесь была диковинная, а иногда плеваться хотелось. Нас, наверное решили поставить на место и подали нам 'чай для бедных' : без разнообразия смеси. Ха, удивили аскета голой лепешкой, нам и без масла вкусно жуется. Хлеб был отменный, лепешечки не подкачали, ароматные, тонкие, с хрустками, но без подгоревших кусочков. Я сидел на жестком кожаном сверточке и не парился.

Ринат цедил латинский в час по чайной ложке, но и на мусульманском что-то вставлял. Похоже, к месту вставлял, пара арабов подтянулась к нашему коврику и беседа пошла более живая. Хорошо все складывалось. Будут нам детишки. Я еще в Португалии проникся хитростью арабов. Они уже устроили налог кровью, налог детьми на покоренных землях. И дети, забритые на службу, пахали везде! Чиновники тоже были из бывших европейцев — это было интересное решение, очень интересное, непонятное мне. Понятно — в армию забрить, там война, она крутая. Но в чиновники воспитывать — это серьезное решение правительства.

Ринат прямо сослался на мудрость Аллаха, и полный одобрямс политике девширме, а европейские короли — не понимают еще, что с них взять с лентяев мысли. Так и резал правду матку: мы люди бедные, на севере живем. Язычники лютуют. Нам свои янычары нужны. Сильна мудрость арабских правителей, отчего не приникнуть к чистому источнику чистейших знаний? Арабы прониклись нашим положением и мы отправились на специальный рынок, рынок малолеток. Ринат сразу признал возраст в восемь лет — отличным возрастом для начала праведного служения.

Вот на этом-то рынке меня и скрючило. Погано. Пару раз заглянул в детские глазенки и чуть не стошнило. Смесь пустоты и ненависти. Жуткое выражение. Звериное или сумасшедшее — в разной пропорции. Тяжелое дело — детьми торговать, психику надо железную иметь. Ринат взял специальную палку, толстоватую указку и принялся отбор вершить. Рядом с ним невозмутимо ходил местный приказчик с горшочком: когда Ринат делал выбор, он доставал из горшочка палочку и мазал лоб избранному мальчонке белой красилкой (потом мы узнали, что это сорт глины местной такой, безвредная и маркая глина, наверное, отлично стены ей красить, подновляя белый цвет домов).

Только Ринат мог спокойно этим заниматься — после анатомки, наверное, ему не было так противно, как мне. Детей было много! Мудрость султанов просекли и остальные подданные — дети были востребованы, но цена была довольно умеренная на них. Работать ведь не заставишь, учить надо, кормить надо — сплошные расходы на спиногрызов, вложение в будущее. Не все приветствовали. Рабы голодали — это было заметно, из одежды на них были только тряпочки на бедрах. Но сидели они в теньке. Сидели смирно, как болванчики, лишь глаза зыркали, или серели пустотой.

Плеваться хотелось. Но плевать в арабском городе?! Ищи дурака — чтобы я вам свою воду подарил? Не дождетесь рабовладельцы. Я себя отвлекал напряженной работой — вспоминал, как звали воинов пустыни в 'Дюне', вспомнил про 'хедайкинов'. Пусть будут 'хедайкины', приедем домой посмотрю. Из фэнтези у меня были только романы Герберта, Амберский цикл Желязны и цикл Перна Энн Маккефри, остальных авторов у меня не было никакого желания перечитывать.

Двадцать пять мальчишек выбрал Ринат. Согнали их в отдельный уголок. Никаких клеток. Что за глупости! Дереву и более полезное назначение найдется. Рабские рынки были отгорожены высокими стенами, три метра как минимум — не перепрыгнешь, даже не мечтай. Да и костлявые все дети были, но крепенькие мальчуганы. Мы отдавали предпочтнение мальчишкам из рыбацких семей. Набирали 'пескариков'. У них особый фатализм в крови. Есть у нас уже конченый капитан, морская душа. Всего три года врубался в яхтинг, семь раз пересек океан. Мне и одного хватило, и другого мне уже не надо было, но придется еще раз войти в эти воды. Витя иногда мог задвинуть такую телегу, что мозги винтом сворачивались от шока. Витя очень просил 'пескариков', ему юнги нужны. Всем юные нужны.

Мы пошли прикупить девчонок и закончить дела с покупкой мальчишек. В Танжере дела так и делались. Обозначили цену, товар пощупали, выбрали, пошли торговаться. Наше желание прикупить девушек не встретило никакого неодобрения. А кто будет за малыми убираться? Мужчина? Еще чего! Мужчина задирает нос и пьет свой кафф. Кофе уже пили, а не только жевали зернышки. Готовили его тоже придурковато, неумело, дикари! Мы не спешили раскрывать рецепты, и втихаря пару раз заделали по чашечке с Ринатом, побалдели и хватит.

В выборе девчонок решились не гадать, а положиться на судьбу, вдруг, действительно, там чего-нибудь 'нечаянно нагрянет, когда совсем не ждешь'. Будет прикольно. Я все равно Белку навещу, как только научусь под парусом ходить. Ха! Хомяки и жабищи торжествовали — эти пройдохи умудрились дотащить нашу 'пескобарку' до Мадеры. На время бросили — там возни очень много предстояло. По науке, с расчетами. чтобы все по уму, с талями вкусными, со стальными штучками на руле — работа предстояла непростая.

При покупке не обошлось без скандала. Это мы завсегда готовы устроить. Перемкнуло меня. Раздражение от впечатлений во время покупки рабов меня подвело. Ринат был татарин. Что-то он видел в людях этакое, точно 'тимуровские' корни наездников рабовладельцев в нем были: только пробежался глазами по стайке девушек соплюшек — и выбрал себе подружку. А я затормозил. Да они малолетки все несовершеннолетние! Я это 'чуйкой препода' сразу понял. И фигуристостями меня не обманешь, девчонки быстрей созревают телом, это все знают, но все одно — несуразно как-то. Вроде присмотрелся к одной: блондика, губастенькая, носик правильный, не стрижена, значит, не буянила. А тут какой-то араб начал ей во рту пальцами своими елозить — зубы проверять. Совсем наглый покупатель пошел! Знает же, что солидные люди тут торг ведут, всякий ширпотреб пусть в Китае высматривает, у всяких венецианцев, тех еще проходимцев-мимоплавателей. Здоровые тут девушки, фирма гарантирует. Покачал я головой и отодвинул араба плечом, вежливо извинившись: 'Иншаллах' — не судьба тебе купить эту модельку.

Только Ринат стал торговаться, как арабский жук начал цену повышать. Аукцион он решил устроить. Это было не совсем хорошо. А народ, стоявший вокруг, как всегда стал прислушиваться и приглядываться: спор ведь, мужчины неизвестно чем меряются. Ринат раз согласился поднять цену, три раза. Потом повернулся ко мне и на русском мне пояснил:

— Развод. Это нанятый повышатель цен. Хотят нас на золото обуть. Другую найдешь?

— Да без проблем, — усмехнулся я и повернулся к арабу.

— Уважаемый, Аллах велик. Он наградил тебя мудростью. Я вижу твой мудрый выбор охранника, — я кивнул в сторону крепкого араба, который молча стоял рядом с арабчиком-торгашом. Я сразу отметил. Нормальный мужик, не эта пустышка. — Положимся на волю Великих!

Я уже повысил голос и громко объяснил всем окружающим:

— Воин Аллаха и монах Распятого. Что может быть лучше зрелища борьбы в такой час, уважаемые?

И началась потеха. Мы отошли в сторону, народ начал ставки делать, Ринат сморщился недовольно, потом похмыкал, покачал головой и тоже вкупился в ставки.

Араб снял свою верхнюю халатообразную куртку до колен и рубашку, и остался в одних штанах и сапогах. Я снял хламиду и остался в одних труселях. Труселя были старые, четкие, настоящие, мужики стали что-то выглядывать у меня. Неприятно — нашли куда уставиться глазами, смущает немного. Трусов в это время не было. Даже микроштанишки не носили в Португалии, чистую полосу ткани хитро перевязывали в промежности и вокруг пояса. наверное, у арабов тоже эти портянки были в ходу.

'Летс мортал комбат бегин!' Араб не спешил, но первым начал движение ко мне, чуть вытянув вперед обе руки со сжатыми кулаками, забавный тип, это бокс какой-то? Плохо что верхнюю одежду сняли, мне было бы удобней. Ладно, готов и в эту игру сыграть. Араб чуть замер на миг и рванул ко мне. Не купишь. В глаза я ему не смтрел, на ноги тоже не смотрел, я вообще не смотрел глазами. Я видел по-другому. Глаза можно обмануть. И что он тянет кацапки? Ну, тяни, раз хочется. В сторону, даже не сбивая его руки, удар в голову. В висок. Жестко. Удар ногой по колену и араб присел. Потом прилег. Не получилось долгого бокса. Один сплошной 'Машаллах!', о чем я и провозгласил народу. Народ не сердился, покивали головами, поменялись золотыми. Ринат отвесил мне подзатыльник. когда я оделся. Мы прикупили мне девчушку и пошли большой торг торговать.

Была у нас заготовка, на всякий пожарный случай. Она сработала, еще как сработала! Пришли, присели, уже как уважаемые люди на белый ковер, с мохнатыми пуфиками-подпопничками. По чашечке чая выпили, лимоном пах напиток, вкусный. Подали горячее. Тут Ринат высмотрел мясное и зацепил пару кусочков своим столовым ножичком. Один пожевал с задумчивым видом. Потом изобразил удивление: 'Вах, вах, какой конфуз! Мясо-то не перченное'. Достал из пояса заготовленную перечницу. Из крепкого сучка сделали пару штук: аккуратно сверлом просверлили углубление, не повредив стенки и пробку подогнали, с одной стороны накрытую крышечкой, с классическими дырочками для посыпания приправы. Вот Ринат и посыпал свой кусочек перчиком и начал клоунаду, глаза закатил и стал нахваливать стол хозяина. Я тоже достал перечницу и вдарил по мясцу. Мариновали они его отвратно, даже в молоке вымачивали иногда. Бывали прикольные вкусняшки, но непривычные.

Хозяин не смутился, взял выставленную на стол перечницу, посмотрел, сообразил в чем дело, посыпал кайенского на свой кусок — заранее предупредили, сорт очень острый, пробуй не торопясь, зачем над человеком издеваться — пожевал и сразу затеял деловой разговор. Что за красный такой жгучий, вкусный фрукт намололи мы в деревянную коробочку? Ринат ответил, что фрукт купили в Лисбоне, у венецианцев, недорого, фрукт новый, грубый очень на вкус. Ничего не понимают в настоящей мужской еде эти венецианцы. Сердцу смелость придает. Остроту мысли придает. Хороший фрукт, очень полезен в дальнем путешествии. Можем продать недорого. И Ринат выставил на стол мешочек с перцем. Вот за это недорого они торговались как две старые, слезливые бабки спекулянтки, театр двух актеров — ругались, жаловались на жизнь. Было видно, что оба тащатся от процесса торга.

Ох, коммерция — великое искусство, не просто так, грабнул кого и продал мародерку. Сошлись в цене. Ринат навел мосты на будущее. Четыре месяца — нам надо четыре месяца, чтобы доплыть до севера земель Норвегов, а потом вернуться. В Лисбоне не спокойно. Ах, вы знаете? Кастильцы пожгли португальских конкурентов? Ах, они нехорошие торговцы. Так дела не делают уважаемые люди. Сегодня сжег, завтра тебе поджог. Зачем? Меняй-покупай-шалай-махалай — и всем будет радость. А что кастильцы? Ох, их тоже пожгли. Ай-яй-яй, это что за беспорядки, а таким приятным городом этот Лисбон показался.

С этим Джафаром ибн Сахиром мы решили дружить домами. До вечера он принял нас в гостевом дворике гостями. В дом, разумеется, нам хода не было. За наши деньги — любой каприз. Оплатили умывание для наших рабов. Оплатили обед и ужин. За три часа до заката вышли из города. У детей были веревки на шеях — связанные одной веревкой — произвол во всей красе. Плевать, потерпят. Нас сопровождали три слуги от Джавара. Но дорога была приличная, это нам уважение оказывали, не охраны ради, километров десять-пятнадцать мы спокойно прошли до Геракловых пещер, маяк там уже был, и домики стояли вдалеке от побережья. Ринат шел задумчивый, столковался он о нефти. Завозили ее в Танжер, но малыми партиями. Нефть на маяки уходила, а маяков в округе было три штуки и все были солидными: со стороны Атлантики, со стороны испанцев, и в Танжерском заливе был свой маяк: океану не прикажешь, как взволнуется — так и доплывешь, и ночью без маяка тяжко. В бухте стояло кораблей под тридцать. И штук двадцать выглядели солидными галерами, метров тридцать в длину. мы не проявляли интереса, так, глянули глазком и пошли себе дальше.

Вот и сейчас начиналась комедия. Витя рулил с наглой бесцеремонностью прямо навстречу берегу, вот убрал передний парус, вот стал сворачиваться большой. Яхта неслась на берег, чуть замедляя ход. Ринат постучал посохом по борту арендованной галеры-маломерки. Лучше переплатить, чем недобдеть. Загнали мальчишек на галеру и погнали веслами махая. В шесть весел, а скорость набрали махом! Витя хитрил, мотором дал задний ход, с нашей стороны не было видно, просто яхта резко затормозила и встала, но все в меру. Дальше было просто: заранее заготовленный трап из четырех досок и погнали мальчуганов в трюм, и наших красоток туда же. Ринат расплатился с капитаном галеры. Витя без разговоров поднял парус — пошли отсюда. Хоть темнеть начало, но не надо нам беспокойств. Пусть погоняются, больно хитрые всегда найдутся — вот пусть нас и ловят у побережья Португалии.

Витя поднял малый передний парус и только тогда спросил у меня:

— Как все прошло?

— Отлично, Витя! Ты не поверишь, Танджа — джазовый городишко, я там такую тему услышал, ну, прям синкопу мне в попу. Слушай...

глава 9. 'Некуда бежать, на пути в никуда'. Брюс Спрингстин

Закат на океане будоражит воображение. На земле ты спокоен, солнце скрывается где-то за горизонтом, ничего необычного — земля твердая, солнце не провалится сквозь землю, оно вернется завтра, земля вращается вокруг солнца, бла-бла-бла... Рядом с океаном все эта физика-шмизика пасует перед неким естественным страхом такой громады воды. Солнце тонет! Это огонь гасится водой. Это примитивно и естественно. И становится странно, сидишь и смотришь, как тонет солнце. Жить на небольшом острове, это вам не на метро в универ ездить, не сразу свыкаешься с ограниченностью. Прав Витя — давит океан, меняет он нас.

Зато жить стало веселей! Мы с Костиком начали сдавать экзамены и защищать практику на право быть педагогами. Водиться с этими сорвиголовами мне уже расхотелось. Мелкие чертенята сразу раскусили нас. Еще на яхте. Когда мы с Ринатом и Костей мыли их в душе, готовили им пайки — а как еще назвать эту жестокую бурду для поддержания организма на основе муки, кипятка, жиров и копченого мяса и рыбки — успокаивали. Мальчики не сразу отошли от шока. Даже те, кто едва лопотали на латинском, не сразу поверили, что они больше не рабы. Удивительное дело, знакомое дело: мальчишки мгновенно перехрюкали эту тему между собой. Маленьких поросят еще ждала встреча с кафелем душевой комнаты! Мне сложно представить себя в ситуации, когда я внезапно очнулся и понял: меня взяли в плен инопланетяне, я на их космическом корабле. И мне предлагают пройти в комнату, где сверкают сталью, блеском и неестественной стерильностью всякие штуки... да я бы обделался от страха. Мальчишки просто цепенели. Но теплая вода, улыбки мойщиков, и рассказы первых смельчаков сдвинули процесс санитарной обработки с мертвой точки. Это еще что! Мы их на следующие сутки всех наголо обрили! 'Настоящая космическая мартышка!' — с восторгом восклицал я, и давал ободряющий подзатыльничек очередному мальчонке. Ринат прекратил эти безобразия — палкой мне стукнул по спине больно.

Наши дамы... это был шок и трепет. В кормовой каюте, капитанском номере, свои отдельные туалет и душевая, да что там! Там даже туалетный столик есть дамский! С зеркалами! Бедные Витя и Костик, только оказавшись в их шкуре, я понял всю глубину той пропасти, в которую свалился. Мы поступили честно: сразу выделили полчаса Ринату с его подругой — 'молодолюбы', раз мы отказались от статуса 'молодоженов' — утрясали вопрос с социальным положением, и санобработкой. Потом Ринат с Марией проводили свои сеансы по релаксации маленьких освобожденных. Я и некая особа, с которой я связался, и отзывающаяся на имя Апфия, решали в каюте наши проблемы.

Она оказалась гречанкой, и это было очень хорошо, поскольку культурно интересно. Но она и на латинском немного щебетала, а вот это уже был бонус! Факт о своем новом социальном статусе она приняла неспокойно, ее трясло с минуту, пока я обнимал и гладил по голове, потом, просто предложил:

— Надо умыться. Хорошо?

Она кивала и кивала головой, и я понял, что девочка в своем мире где-то застряла. Ох, и намаюсь я с ней.

Ринат и Витя сколотили с нашей помощью сарайки. Внутри пещеры. Внутри пещеры пришлось им доски напиливать для пола, стен и крыш! Не знаю, может, у средневековых парней и были большие проблемы с их корявыми инструментами, но мы не парились с отличными пилами и топорами. А рубанок был вообще металлический, хромированный, жесть футуристическая. Хотя упахивались хорошо. Витя сразу установил пару ветрогенераторов. А остальные спрятал в пещеру склад. В пещерах микроклимат, они нашли с Ринатом, лазили с навороченными часами с яхты, там и термометр был, и влажнометр, и барометр. И с более хитрыми приборчиками Витя там вынюхивал. Он голову дал наотрез: 'Нет землетрясений и точка!'

Цех для токарных дел, по железке монтировали они долго. Станок у них был по железу, я посмотрел — американская приблуда какая-то. Мелкая, но, наверное, хорошая. Я узнал, что такое фрезерный станок! Сразу спросил у Вити, что за такой фрезерный станок, всегда хотел узнать. С ним револьверы надо делать и остальные ружья, я читал. Витя задумался, он знал, что я полный ноль в механике:

— Леша, ты разницу между токарным и фрезерным станком понимаешь?

— Нет. Токарный станок я в-принципе представить могу, на таком Петр первый что-то точил, я соображаю. А фрезерный... термин известный, а смысла нет.

— Слушай примитивный расклад, — стал пояснять Павлов. — В основе два элемента: резец и обрабатываемая деталь. Токарь крутит деталь и аккуратно работает крепко, надежно зафиксированным резцом. Фрезер — это токарь-наоборот. Фрезер крутит резец, обрабатывая зафиксированную деталь.

— Это же сверло ты описал, — я, кажется, понял, в чем дело.

— Сверло для дырок, а если надо канавку сделать — это уже фреза! Канавка это подшипник, а подшипник это гениально!

И тут я понял. А ведь все гениально и просто. Надо сверло крутить и сбоку у наганов такие впадинки вытачивать. И вообще, разработка моделей сверл — это круто — стволы для ружей делать все лучше и лучше. Да даже нарезы в стволах это, наверное, фрезеровкой подтачивают стенки. А подшипники это да — это прорыв.

— Тебе для пароходов надо будет систему делать, чтобы винт в воде крутился, а мотор внутри корабля стоял. Без фрезеровки не обойтись. Там подшипников много надо.

— Там всего надо, Леша, — с грустью посмотрел на меня Витя. — Наша беда в том, что у нас нет подробной документации по моторам. Есть три движка, есть зип — запасные изделия прилагаемые, запчасти, другим словом. Бензиновый и электродвижки могут сломаться в любой момент. Хотя фирмы солидные. Швед может вечно прослужить. Вечно — это сто лет. Мы с Ринатом в масло упремся, в топливо. Все ваши взрывы и поджоги — вторично. Нафига тебе взрывать, если потом ручки шаловливые не спасешь от погони? Но мы не рискнем разобрать дизель. Надо быть дураком, чтобы лезть в фирменный шведский дизель для яхты. На нашем уровне знаний.

— А сколько он дает скорости этот дизель?

— В среднем, без учета погоды, загрузки, без ерундовых придирок на тему 'при двух пассажирах'. До восьми узлов можно разогнать, без овердрайва. Никаких овердрайвов в нашем положении. Рвать движок нельзя. Забудь про движок, Леша, там расход топлива растет быстро. Я полчаса в сутки прогоняю, профилактики хватит. С выгрузкой вас на берег тоже могу на движке пройтись недолго. Якорь уже с парусом ставим.

— Вы там причал сообразили правильный.

— А то, причал всегда нужен, погрузка и разгрузка, мы бы замучались яхту разгружать без причала. Его в первую очередь напиливали и колотили.

— А Ринат, значит, себе отдельную нору сообразил, алхимическую, — добавил я по интересной мне теме.

— Там очень сложно, Леша, — согласился капитан. — Электричество ему надо. Но ему всего важней вентиляция. Мы ладно, кто его знает, что мы за черти теперь с какими легкими живем. А вот помощников надо сразу беречь. Там вентиляция, температура, вы еще умаетесь ему доски строгать и рубанком равнять. У него будет стерильно, он всю кровь из нас выпьет. Химия это наш шанс от всех оторваться. В химии он рубит. В механике и физике мы оба — лопухи. Немного по верхам что-то можем.

Витя тогда мне дал по ушам. Хорошо поговорили: за самую жизнь за мою вредную. Я попросил глянуть еще раз список всякого технического и удивился:

— Я вот одного не понимаю. У тебя здесь навалом всего по деревяшке: электролобзик, пила, станок шлифовки и инструментов горы. Витя, у нас на 'Глории' только мебель в салоне деревянная.

Он посмотрел на меня несколько секунд и хмыкнул:

— Ты, Зубриков иногда такое скажешь, что в лоб тебе хочется дать. Я понимаю, ты крыса сухопутная, все о себе думаешь. Представь, иду я на 'Глории' и узнаю координаты крушения, аварии. Я подхожу, а там мачта деревянная, корпус встречается деревянный. Что я отвечу? Руками разведу: 'Извините, ничем не могу помочь, у меня только мебель в салоне деревянная, нет инструментов'.

— Во как, — сразу просек я свое свинство. — Это да, это важно.

— Конечно, важно, Леша, — кивнул головой Витя. — Морской аварийный запас жизнями прописан и утвержден. Ты не смущайся, ты пошутил, я тоже посмеялся. Нас ведь двое сейчас, никто не тебя не слышал, всем весело.

После недели педагогической деятельности, я проклял все и пристал к Ринату:

— Давай сгоняем на Канары. Мне скучно, бес!

— Что делать, Фауст! — мгновенно отреагировал он. — А ты чего засуетился?

— Не могу спокойно сидеть тут на острове, хоть с мальчишками о спокойствии нельзя говорить, — я честно продолжил. — Ринат, нам надо активней. Тут такая коряга у меня в мыслях: грехи, нам надо поднабрать, чтобы потом, через семь лет, не было тошно, что мальчишками прикрываемся.

— Интересное мнение, — он задумался. — А ты чего не на общем собрании? Что за интриги?

— Рин! Ты можешь 'Пескарика' водить, доплывем до Канар! Я еще плохо с парусом рулю.

— А, так ты и без Вити с Костиком хочешь.

— А зачем им отвлекаться?

— А потом, значит, пусть мучаются, отправляя мальчишек в бой, — он усмехнулся. — Не бойся Зубриков, я с тобой. Поясню. Для разведки, даже разведки боем нас двоих хватит. А потом будем парней подключать. Ты архиважно прав, Зуб, я тоже думал про муки совести и проблеме 'чужой крови на перчатках генерала'. А главное, я думал о Канарах. Мы тогда тебя прижали верно, но неверно! Там нет португальцев, но там есть французы! Мы приплываем, вылавливаем испанца и допрашиваем. Ты ведь парлевукаешь на французском. Сгодится. Потом изображаем тревогу и уходим, а пленный спасется и на французов двинет обвинения. Потом и французов посетим. Там нашего запаса и латинского хватит.

— Красавчики! Ринат, я готов.

— Остынь, Леха, ты кого из мальчишек высмотрел в порученцы? Я — Николаса, который 'шустрый придурок'.

— Рин, совсем ведь дети, — я не задумывался над этим вопросом.

— 'Пескарика' сторожить много сил не надо, тревогу поднять смогут, дадим им парабеллум!

— С ума сошел, воздушку дать пацану.

— Хватит! Эти пацаны — дети войны. Сопли лишние тоже не надо включать. Извини, но я не вашего поля ягода — я не педагог. Я из Николашки еще годного хирурга выращу, аппендицит запросто удалит.

— Вот ты сволочь татарская. Мне Штефан, нравится. Упорный гаденыш, никак не хочет новое имя принять, все 'штефкает'.

— А просто дурью вы с Костиком маетесь. Нужны вам официальные имена латинского образца — так используйте в официозе. Штефан, вообще греческого поля ягода. К латинскому не имеет имя отношения. У нас из этих мальчиков с Балкан будет основная когорта. Нормально все.

— Официоз... что-то в этом есть. Усилим пропаганду. Степашку берем.

— Нормальный мальчик, дерзкий. Я поговорю с ним. Объясню политику. Дома может хоть 'штофиком' называться. А в поле — Степ и точка. Позывной должен быть краток, как момент оргазма, Зуб.

— Нятюрлих, герр Мюллер!

Уже вечером мы собрали серьезный совет и подняли тему. Сначала мы неторопливо начали, но дошли до способа вредительства и словно планку сорвало:

— Да подожжем мы им все корабли в порту, и пусть хоть удавятся, — указал я на свой старый план.

— Канары это не Лиссабон! Поселение испанцев на Канарах сжечь — запросто, — Ринат усмехнулся. — Вот только они тоже могут на вооружение этот прием взять, тактику выжженной земли. Мы сейчас начнем ручками, ручками вредить. А в будущем никакого огня: действовать будем с взрывчаткой. Учтите, это заявка в полный рост. Карты на стол — появилась некая, грозная сила, с которой они не знают, как воевать.

— А если они подожгут Мадеру? Один раз ведь сожгли, — улыбнулся Витя.

— За такое, без моральных угрызений — сожжем им любой порт. Реально подготовимся и подожжем город — все ответы дадим испанским врагам — они подожгли нас — атлантов — мы берем на себя ответственность за поджог их города. Повторяю — меня гражданские жертвы в данном вопросе не волнуют. Это уже принципиально. Они должны понять — непонятно, как им навредили, но свой ущерб они должны оценить очень реально, весомо. И мы их предупредим — еще один поджог — сжигать будем по три города в отместку за нашу территорию.

— Сурово. Жестоко. Но согласен. В идеале Мадрид сжечь надо, — добавил Костя.

— Мадрид не столица. Столица Кастилии — Вальядолид, — добавил я.

— А если пришлют армаду? — стал уточнять Витя.

— Повторяешься. И я повторю: будем топить армаду, — пожал плечами Ринат. — Это не сложно. Мобильное судно, на движке, на бензине, укрытое от арбалетных болтов, и способное донести возгорающиеся вещества до противника. Повторяю, главное — мобильность — абордаж нельзя допустить. Из арбалетов и луков пусть стреляют — это смешно, если мы укроем броней важные места на лодке. Сколько они вышлют? Витя, армада, на сколько кораблей была.

— Армада была испанская. А Канары — Кастильские. Большая разница. Армада была полторы сотни кораблей. Но там больше половины были торговые суда. Вы о главном не думаете, вы не заботитесь о политике, — внес еще один момент в обсуждение вопроса Витя. — Нельзя раскачивать лодку! Есть две испанские стороны: Кастилия и Арагон. И Арагон опасней, он империя. А Кастилия странное государство, но сильное, с французами дружит против Португалии. Как они захватили Канары, я не знаю! Это очень странно, кстати, там французы еще есть. Одним островом владеют. Повторяю, придавим кастильцев, их могут Арагонцы поглотить, и тогда образуется великая Испания.

— А как Кастильцы Арагон захватили? — сразу спросил я.

— Брак. Изабеллы и арагонского 'кого-то-там'. В любом случае — нам могут объявить крестовый поход, вот тогда...

— А какая разница, — я рассмеялся над словами капитана. — Нам и за Корнуолл поход светит. И пожечь всех крестоносцев в море — идеальный вариант. Так что, гоните бензин, атланты мысли. А нефтью арабы поделятся.

— В гробу таких подельников. Нефть надо самим качать, — усмехнулся Костик.

— Это Тринидад, а там канибы, — покачал головой Ринат.

— Нам вообще выгодно поддерживать западные анклавы Пиренеев: Галисийское королевство и Португалию, они контачат с французами, англичанами и североевропейцами: датчане, нидерландцы. А вот восточников стоит прижать — они богаче, они со средиземноморской торговли живут, — кончил свою мысль о важности политики Витя.

— Нам всех надо поддерживать и давить одновременно. Беспринципность — наше все, — улыбнулся Ринат.

— Неправильно мнение! У меня один принцип, — сразу влез я. — Есть Атлантида, а остальные — враги.

— А гражданское население на Канарах, с ним как? Пострадают же, — уточнил Костик.

— Индейцы никогда не убьют женщин и детей, — сразу высказался Ринат.

— С чего ты взял?

— Ты индеанок видел? С европейками будем сравнивать?

— Ну, ты и сволочь! — ничуть не обиделся Костик, поскольку серьезно уже надумал завести вторую жену.

— Парни, мы аппетиты раскатали, как губы, — добавил Витя. — Вы сможете тихо, 'ручками' с ножиками там обойтись?

— Об этом и начали разговор, чего на армады и поджоги городов снесли тему? Конечно, Витя начнем аккуратно, я намеревался, у них животных увести.

— Вот это правильно! Нам татарам все равно у кого стада угонять! — рассмеялся я на такой поворот темы.

— Не примазывайся, к нам, Зубриков, — улыбнулся Ринат.

— А животноводство поправить отличная идея, — согласился Костик. — Нечего золото тратить, и так его не осталось.

— На 'Пескарике' не много перевезешь, — засомневался Витя.

— Витенька, а мы и будем молодняк и мелочь тырить по амбарам.

— По стойлам.

— По стойлам, — поправился Ринат.

— По свинарникам, — сразу уточнил и я свой интерес. — Поросяток надо, сала хочу. Сало очень вкусное и полезное. Сала хочу.

— Дураки, ради двух-трех свиней рисковать...

— Овцы и свиньи, это вторичное, — сразу перебил Витю Ринат. — Диверсия против французов и испанцев — главная тема.

— А плывите вы хоть в Африку, — махнул рукой Витя.

— Арабов не хочется трогать, близко они очень. Легко на галерах достанут, если разозлить.

— Спасибо за одобрение намерения. Мы начнем прорабатывать диверсию. Ты злишься, Витяус, что мы без тебя хотим 'Пескобарку' в первой навигации обкатать.

— Я не злюсь, я сам поведу.

— Нет, Витя, — серьезно отбрил его Ринат. — Нам и четверым места мало, а зацепим добычу — вовсе подавимся. Пятый — лишний.

— Не дурим, Ринат, — я сразу объяснил свою точку зрения. — Идем: ты, я, Витя и твой порученец. Первый раз — не шутка, блин. Витя с парусом всех опытней.

— Ха, тогда согласен.

— А я? Я же лучше, чем собака! — притворно захныкал Костик.

— А ты, брат, за порядком дома проследишь.

Так началась наша первая экспедиция на Канары, с обсуждения операции и подготовки лодочки к рейду. Свинок привезти — это было гениально! Без сала не выжить. Мы, сибиряки все из казаков! И нечего нос воротить. Хоть капля той буйной крови у любого найдется старого сибиряка. А если сало любишь, и склонен к авантюрам и всякому геройству — точно наш, казак. И без овец не выжить — надо девочкам учиться всякому рукоделью ткацкому. А вот кони нам не нужны. Принципиально. Хотя... парочку кобылок и жеребчиков редкой породы можно свистнуть — и учиться ездить верхом. Для солидности. В походе может пригодиться. Но свинки важней всего!

С педагогикой было тяжело. Языковой барьер. Вавилон — это судьба — смешение языков в мире неизбежно. К девушкам мы относились со всем нашим уважением и сразу начали разговоры разговаривать на латинском. Но все морские дела уже велись на странной смеси русского и международного языка яхтсменов, на который мы махнули рукой — пускай моряки имеют свой язык, свои меры, свои причуды — это нормально. На земле будет метрическая система, привычная нам всем, без архаичных стадиев обойдемся.

Латинский понимали семь мальчиков, они потом на своем — мальчишеском — поясняли остальным. Мы начали с латинского языка и арифметики. Но мы ведь и главпопами отдувались, рулили вечерними исповедями, когда считающие себя виноватыми признавались в своих дневных грешках. Я понимал большую половину мальчиков, но мы упорно давили на латинский язык. Было прикольно. Я так и ответил Вите, когда плыли на Канары. Сидели у румпеля, можно было поговорить:

— Там жутко иногда Витя. Вот пример. На уроке арифметики один спрашивает: 'А когда вы освободите мою маму?'. Я посмотрел ему в глаза — чуть не заплакал. Как все жестко! Надо давить. Начал давить:

' Мы не будем спасать твою маму. Я не предатель. Посмотри на всех. Я вас не предам. Если я поеду спасать ваших мам, я год буду их спасать. А вы останетесь рабами. Кто вас будет учить, кормить, делать из вас воинов, пока мы плавать будем далеко? Вы останетесь слабыми ничтожествами, недостойными жить. От вас отвернулся бог. Мы вас вытащили на свет. Господь помогает верным. Ты видел рядом со мной мою маму? Я тоже скучаю без нее. Но это наш путь. Вырасти сильными, и чтобы никогда не было рабов у нас. Чтобы нас никто не победил, не сделал рабами. И вот еще что. Я золотыми монетками не какаю. Через три месяца нам надо снова выкупать ваших друзей. Вспомните, всего несколько дней прошло. Вы были вместе — рабы, плакали, голодали и мучались там у арабов. Ваши друзья остались там. Я знаю, где они, они близко — их я спасу. И они станут нашими братьями. В нашей новой семье. И сестренок мы выкупим. Нельзя без девчонок.

А сейчас возвращаемся к уроку арифметики. И продолжаем учиться считать до двадцати. Вот перед нами двадцать палочек. Это гадкие англичане. Почему англичане гадкие?

— Они своих в рабство заставляют, — сразу ответил один мальчик.

— Правильно, арабы честные гады — они рискуют жизнью, чтобы рабов добыть. А мерзкие англичане — еще свое получат. Важно научится считать. Почему?

— Чтлюбил он лишние телодвижения суетные и выдающие диверсанта. Я смотрел в оба. Подходит Рин к дверям и встает, как пень. С запором, наверное, возится — вот ведь фермер какой, прижимистый. Потом Ринат открыл воротца и юркнул внутрь. И я пошел следом с мешками. Подхожу, а там внутри уже война! Оказывается, стойла соединяются с жилой частью, мы про это знали, так во всех деревнях делают, чтобы зимой не морозится, бегая из дома ухаживать за животными своими. И даже без зимы было удобно и привычно — сэкономить на строении одной стены и пристроиться сбоку от дома. Вбегаю, а Ринат уже хозяина упаковал, связывает его какими-то местными веревками. Я начал лопотать свои 'Кастильепо! Рапи, нётюпа. Дьябль', обзывая их свиньями, и намекая, что убивать никого не будем, мы мирные любители свинины, и до чужого добра тоже любители. И тут вбежала девочка! Ох, дурдом. А Ринат с мужиком возится, а женщина в отключке валяется, коровы мычат и свинки хрюкают. И девочка сразу рот раскрыла. Я подскочил и в рот ей кляп! Она брыкается, ох, не приятно быть грабителем. Я ее держу, она извивается, пинается, мычит. Ринат освободился, встал перед нашей парочкой борцов за свободный бизнес свиноводов. Хмыкнул и ловко выхватил ручки ловкой шебутной девчонки, быстро связал в пару оборотов веревкой вокруг кистей. Помог мне уложить девчонку и окончательно упаковал, прихватив ноги. Потом метнулся к женщине. Взрослых он, наверное, сразу крепко вдарил. И начали мы грабить и мародерство воровать. Были поросятки! Просто день радости. Хватали самых маленьких, они легонькие, визжат, по два в два мешка. И в один все три вошли. Тяжеловато, килограмм тридцать было в том мешке, я в него специально малышей брал. Ринат помог мне прихватить мешки на плечах и выглянул на улицу. Никому мы не мешали, может это скандалист местный, а скорей всего — недолюбливали его, никто не любит удачливых и богатых соседей.

Так и вышли, тоже без беготни. До невысокого кустарника, росшего перед домом, было всего метров двадцать. Не было у местных четкой планировки улиц, немного кривовато стояли деревяшки.

А потом мы быстрым шагом, не особо таясь, ушли на север, дошли до баркаса и сгрузили поросяток в приготовленное стойлице. Воды везли четыре канистры! Рыбы наловили свежей и травы местной ножом накосили.

— Уходим? — весело улыбался Витя, блин, такой обаяшка, когда улыбается, на сердце становится веселей.

— Куда! Пошли за второй партией. Если что — бросаем все, и бежим со всех ног, уходим быстро.

— Режу канат, — Витя кивнул. — Нормально. Идите, ворюги. Как там все?

— Да фигово, Витенька. Буйная семейка. Но мы без крови. Без душегубства. Может, Ника оставим?

— С нами, — коротко бросил Ринат.

Этот пройдоха засиял. Дурашка еще, чему радуется? Но мы не далеко п2ам зачистить и выставить пост, но не более того. Можно незаметно подойти в сумерках рассвета. Но мы прозевали, протянули в океане, и вышли уже с рассветом. В бинокли не заметили никаких строений — но это не показатель.

Подошли к берегу и стали на якорь. Довольно бурные здесь течения были, качало немилосердно. Витя сказал, что стоять можно на якоре, но нам лучше поторопиться. Не нравится ему все это. Молодец, всегда надо построжить на сухопутных крыс. 'Там пара километров вроде до столицы' совсем близко'.

А оказалось, что километров три, и местность была изрядно изгажена: леса порублены! Мы втроем пробирались на юг, трудней всего было Николашке, мальчишку обрядили в мешок с дырками для головы и рук, на ноги ему кожаные обмотки пошли. Тюленей мы били регулярно, не мяса ради, кожа была полезней, девчонки себе быстро 'топотунчики' сделали. Мы были упакованы по современной общепринятой европейской моде: штаны, куртки из плотной ткани, нам кусты-царапки были нипочем, а парнишка мучился. Но молчал. Вот чему-чему, а молчать его Ринат сразу научил. Про его участие в вылазке не знал никто, кроме Степашки, но тот тоже помалкивал в тряпочку. Я ему просто сказал: 'Одно слово на сторону — вылетаешь из команды, думай, прежде чем рот открывать, мой маленький, пронырливый, болтливый братик'. Болтливость она как нож — очень важна, очень нужна, но в свое время. Болтун — это не скрыть, это диагноз, и люди любят болтунов, и могут сами проболтаться в общении с болтунами. Ринат великолепнейший болтун, я более поверхностный болтушка.

Мы шли аккуратно. Сначала вперед пробирался Ринат с биноклем, подавал знак и двое подкрадывались к нему. Так и добрались до Пальмосов. Но никакой столицы не было! Стояли жалкие десяток каменных домиков, только два были высотой метров пять. И все было огорожено частоколом, деревянным, с классическими заостренными верхушками. Такая благостная картина, я вспомнил фильм остров сокровищ, где фортик какой-то пираты штурмовали, там такая же стеночка была. Высотой в три метра — неудобно перелазить.

Но вся дикость ситуации была в другом! Мы так поняли — форт и стены, это для солдат. А рядом, у речки были деревянные домишки поселенцев. Хрюшки там! Без охраны. И мы растерялись. Мирных свиноводов не хотелось трогать. В смысле — допрашивать. Ринат двинет в лоб, мы поросят в джутовые мешки и бегом! Или не бегом, ведь поросятки тяжелые. Это вообще удивительное свойство всех мелких — мальчик выглядит крохой заморышем, но тяжелый, блин, если кости крепкие, был у нас такой — Филипп, отличный кроха.

А время уже утреннее настало. Сели. Ринат закрыл глаза и стал думы думать. Я озирался вокруг в бинокль.

Поселение просыпалось, но из домов не частили выходить жители.

Ринат принял решение и улыбнулся, поманил меня ближе:

— Ищем тебе поросят, на окраине, берем. Относим к морю. А потом уже и солдатами займемся, может, выйдет дозор на прогулку. За водой. Мало ли.

— Понял.

Свинки есть везде! Но здесь и коровки были — они мычали, мы решили ориентироваться на звук, может, и хрюшек услышим. Не услышали, но мы здорово попали! В самый рай животновода: очень рачительный и зажиточный хозяин здесь вел дела, домик для трех коров и многих свинок, был побольше, чем у соседей. Мы его выбрали, чтобы другим было не обидно, а с этого фермера не убудет.

Притаились, осмотрелись, и Ринат пошел к воротам. Не побежал, не пополз, а именно — пошел — не любил он лишние телодвижения суетные и выдающие диверсанта. Я смотрел в оба. Подходит Рин к дверям и встает, как пень. С запором, наверное, возится — вот ведь фермер какой, прижимистый. Потом Ринат открыл воротца и юркнул внутрь. И я пошел следом с мешками. Подхожу, а там внутри уже война! Оказывается, стойла соединяются с жилой частью, мы про это знали, так во всех деревнях делают, чтобы зимой не морозится, бегая из дома ухаживать за животными своими. И даже без зимы было удобно и привычно — сэкономить на строении одной стены и пристроиться сбоку от дома. Вбегаю, а Ринат уже хозяина упаковал, связывает его какими-то местными веревками. Я начал лопотать свои 'Кастильепо! Рапи, нётюпа. Дьябль', обзывая их свиньями, и намекая, что убивать никого не будем, мы мирные любители свинины, и до чужого добра тоже любители. И тут вбежала девочка! Ох, дурдом. А Ринат с мужиком возится, а женщина в отключке валяется, коровы мычат и свинки хрюкают. И девочка сразу рот раскрыла. Я подскочил и в рот ей кляп! Она брыкается, ох, не приятно быть грабителем. Я ее держу, она извивается, пинается, мычит. Ринат освободился, встал перед нашей парочкой борцов за свободный бизнес свиноводов. Хмыкнул и ловко выхватил ручки ловкой шебутной девчонки, быстро связал в пару оборотов веревкой вокруг кистей. Помог мне уложить девчонку и окончательно упаковал, прихватив ноги. Потом метнулся к женщине. Взрослых он, наверное, сразу крепко вдарил. И начали мы грабить и мародерство воровать. Были поросятки! Просто день радости. Хватали самых маленьких, они легонькие, визжат, по два в два мешка. И в один все три вошли. Тяжеловато, килограмм тридцать было в том мешке, я в него специально малышей брал. Ринат помог мне прихватить мешки на плечах и выглянул на улицу. Никому мы не мешали, может это скандалист местный, а скорей всего — недолюбливали его, никто не любит удачливых и богатых соседей.

Так и вышли, тоже без беготни. До невысокого кустарника, росшего перед домом, было всего метров двадцать. Не было у местных четкой планировки улиц, немного кривовато стояли деревяшки.

А потом мы быстрым шагом, не особо таясь, ушли на север, дошли до баркаса и сгрузили поросяток в приготовленное стойлице. Воды везли четыре канистры! Рыбы наловили свежей и травы местной ножом накосили.

— Уходим? — весело улыбался Витя, блин, такой обаяшка, когда улыбается, на сердце становится веселей.

— Куда! Пошли за второй партией. Если что — бросаем все, и бежим со всех ног, уходим быстро.

— Режу канат, — Витя кивнул. — Нормально. Идите, ворюги. Как там все?

— Да фигово, Витенька. Буйная семейка. Но мы без крови. Без душегубства. Может, Ника оставим?

— С нами, — коротко бросил Ринат.

Этот пройдоха засиял. Дурашка еще, чему радуется? Но мы не далеко от него ушли, в дурости — лезть во второй раз в один свинарник, это наглость.

И вот во второй раз нам повезло. Увидели испанца с мечом. Но несолидного. Не дворянина. Да и меч был короткий, не рыцарский. Вот здесь Ринат уже во всю мощу раздухарился. Испанец был в кирасе. Рин подскочил к нему и врезал ногой в промежность. Это очень нехорошо он поступил. Бедняга сразу спекся, Ринат его даже не связывал, мы его за ноги, за подмышки — хвать и оттащили в кустарники на север. Недалеко. Метров сто. Я продолжил выдавать французские простые слова на тему: 'Не убивай, кастильскую свинью. Дьявол с ним, пусть живет'. Парень был бесполезен.

Удивительный факт! В Португалии мы обнаружили потрясающий факт: подавляющее большинство солдат были нашими сверстниками, лет по двадцать. Ветераны были редки. Воевали без медицинской помощи, все было в зачаточном состоянии, либо не тратились на рядовых солдат, но молодежь была солдатней. Это здорово расслабило в смысле головы: они такие же, как мы, тоже без хвоста, только тупей нас немножко.

Пленный ни бум-бум на французском! Я и так, и эдак, не 'парлефран' он, вообще ни в зуб ногой на языке союзников. Что то мекнул на испанском, а в этом я был слабоват. Я на португальском уже едва-едва мог 'фали-мале-трали-вали'. А на испанском только-только словарик набивали мы с Витей.

А тут испанец обмочился, мы поняли, что надо с ним заканчивать, а то он еще и по большому обкакается. Привязали руки к ногам за спиной, кляп в рот, и пошли дальше поросят тырить. Ник пошел с нами. У него была одна задача: смотреть по сторонам, при опасности, не стесняться, и громко предупредить криком: 'Кастилье!'

Пришли, все суетятся на полу, это они зря. Не успеют освободиться, мы быстрые воришки. Похватали еще поросят. Я погрозил кулаком этим 'кастильпо' и мы спокойно удалились. Никому мы не мешали, никто не вопил о чужаках.

Наверное, индейцев в округе повырезали на приличное расстояние. Остров был с горами в центре, очень аккуратный остров, круглый по форме, и вот в горы и убежали аборигены войну партизанить. А по низинам, на побережье засели со всех сторон испанцы и сто лет потихоньку вылавливали сопротивленцев. Остров был маленький! Я спросил у Вити, тот прикинул и быстро мне сказал, что радиус двадцать два километра примерно. Это же смешно! Сто лет там вошкаться с аборигенами. Просто никто не напрягался. Обострили в самом начале, потом обостряли время от времени. А аборигены... сидели в горах и печалились. Трудно понять дикарей. Я и европейцев не понимаю.

Когда мы вернулись, Витя был счастлив. Мы даже якорный камень подняли, не обрезали канат. Поставили парус и домой.

Мне понравилось. Было суматошно, но ведь обошлось. Теперь и к французикам наведаемся. Надо подналечь на испанский, а то совсем, с этой педагогикой, забросил работу над языком. У французов уже можно и чего другого полезного прихватить — вот интересно, овцы есть у них, или они по козам любители?

глава 10. 'Кто хочет жить вечно? Вечность — наш сегодняшний день'. Брайан Мэй

Одну вещь Ринат выяснил совершенно случайно. Я не пил крепкий алкоголь вообще. В год мог раз пять по бокалу коньяка двинуть, и все. А парни могли крепко назюзюкаться иногда, с похмельем, совершенно сумасшедшей привычкой мешать водку, пиво и вино. Ринат вообще всех научил пить 'коктейль скальпель': пятьдесят грамм водки смешиваешь с пятидесятью граммами спирта, и ура! Так вот, они нажрались после того, как мы устроили мальчишек в их казарму на Мадере. Ринат заранее заготовил бражки и нагнал самогона четыре литра. Я отказался — дурь это все, сидел с ними, попивал бражку.

Сидим, выпиваем и тут Ринат заводит старую шарманку:

— Вы знаете мою теорию о причине распада СССР?

— Ну, наконец-то! — обрадовался я новой истории от Рината. — Мне, честно говоря, одинаково безразличны все эти Святославы, Рюрики, Петры и Грозные с Екатеринами, и Николашками — все они великие политики, которые не хотели соответствовать своему двору, и потому их ненавидели. А они держались, бедолаги, тянули страну... давай, Ринат, рассказывай тайну золотого ключика.

— Есть один ужасный, потрясающий мозг факт: развал Советского Союза шел параллельно с развитием Интернета. Научно Техническая Революция победила социалистическое государство и всю систему соцстран. А от компьютеризации нельзя было отказаться, это рывок в развитии человечества. Но мы все знаем банальный принцип интернета: это некая 'свобода'. Ты свободен получать информацию: знания, музыка, порнуха... такого падения границы холодной войны Советский Союз не пережил. Я не верю в тупость наших... политических структур. Спецы стали искать варианты как вывернуться из ситуации. И вот в итоге мы имеем Россию.

— Изрядно, — покивал головой Витя

— А урок от этой истории может быть только один. На рабстве далеко не уедешь. На дураках далеко не уедешь. Христианство нам не поможет никак, — добавил Ринат.

— Христианство оно богатое на идеи, — я сразу встал на защиту надуманного. Мы с Костиком столько думали, старались, а ему сразу 'не поможет'. — И не прикапывайся к нашему христианству, мусульманин! Ничего в нем нет такого особенного и оригинального. У всех все об одном. Нужно воспользоваться лучшим, все взять на вооружение.

Православие, к примеру, оно разное. Рабы и остальные... я категорично против рабства. Нам рабы божьи не нужны. Буквы надо переставить, все перевернуть с ног на голову. 'Раб' превратится в 'бра' — сокращенное от 'бразерса', рабство превратится в братство. Иначе я тоже против любого христианства. Вообще отказываюсь от главенства его имени. Мне проще к кому угодно другому прилепиться, к Будде, ему вообще плевать на всех из своей нирваны.

Еще немного вспоминали полезностей от разных религий. Потом я перестал понимать их дурацкий юмор и хаханьки, ушел спать. Мне и бражки хватило, понравилась, вкусная и ничего так — весело было, хоть не пьяный. А парни мне утром сказали, что алкоголь не цепляет! То есть, цепляет, но им четыре литра на троих не хватило. Совсем с ума сошли. Взяли на заметку — не увлекаться пьянством.

Потихоньку планировали рейд на восток. К самым крайним от нас Канарским островам, где заправляли французы. Когда Витя сказал, что это, вроде, нормандцы были, я сразу понял: эти могли! Нормандцы они такие, самые хитровыкрученные потомки викингов, и в Англии вписались, и вот на Канарах уже курорты обживают. Витя сказал, что французы очень миролюбиво своих аборигенов окрутили: ножики им плохонькие вручили, тряпочки, вкусняшки и бусики разные.

К французам я рвался — там горячий океан был, но мне сказали, что без закидонов обойдемся, нам на приличный остров надо, без всяких горячих океанов. И тратить время на купания — это излишество. Не сибариты, и жить торопятся, и чувствовать спешат, и ничего не соображают в гигиенических церемониях. Меня таращил не сам факт мытья в океане горячей водой — во всем этом был некий момент нирваны, единения со стихиями — но им не понять.

Баню мы сколотили. И получилось очень неплохо. Парилка вышла сносная. Дрянская, честно говоря, но факт в том, что пар она держала, хоть и недолго. Но кроме нас четверых никто не врубился в этот кайф. А мы не заставляли, не навязывали — ха, самим пару мало. Вот на северный остров Витя девчонок и мальчишек катал раз в неделю. К северу от Мадеры был маленький островок, но там был песчаный пляж, не камешки, как на Мадере. И Витя даже сказал на полном серьезе, что песок лечебный — в нашем месте народ там процедуры принимает песчаного очищения и всякой такой лабуды. Ринат подтвердил — вполне возможно, почему нет? А девчонкам только дай что-нибудь экзотическое и ненапряжное и тепленькое — котиков! Но пока мы без котиков :( А пляж им понравился, в песке тепло и приятно полежать можно.

Ринат серьезно меня охладил. Ему не нравился мой боевой настрой. Он считал, что все это глупости, которые можно себе позволить один раз — бросить спичку в склад ветоши, и не переживать за результат. Он упорно накачивался на более важные вещи: нам надо действовать против частников! Нам надо грабить золото у богатых людей. Золото многое решает. Я отстаивал точку зрения: нельзя высовываться с крупными закупками скота, ресурсов, да никак нельзя показывать себя крупными оптовиками — начнут вынюхивать на тему 'А где твоя ферма? А где твоя лавка?'. Торгаши они такие, все про всех хотят знать, информация тоже товар — они это знают.

И ведь компромисс мы не находили. Как не посмотри — со всех сторон коряво. Но бандитизм в шпионском духе безопасней выглядел. Только вот времени требовал на подготовку грабительства, и времени, проведенного там, в Европе. А у нас и дома поле непаханое дел и проблем.

Ко всему прочему, у меня не сложилась личная жизнь. Апфия запала на Виктора. Я это видел. Мы с ним присели, порешали. И он честно сказал: 'А давай!' Я рассмеялся тогда: 'Отдаю!' И счастливая гречанка переехала в домик адмирала. Она и с Леей уже мосты навела, и со всеми подружилась. А вот я не пришелся ей по сердцу. В постели мы отжигали, это было классно. Но в остальном. Не близкие мы оказались друг другу люди. Костик хмыкнул и сказал: 'Мастурбация это не заразно, пусть Лешка дурью мается'.

Ничем не мог нас порадовать капитан. Мы сами уже поняли, что океан план покажет. 'Пескарик' стал выдавать по десять узлов, восемнадцать километров в час. И Витя сказал, что для такого баркаса это неплохо. Но стабильности никакой не гарантирует. До французских Канарских островов можно плыть как тридцать, так и сорок часов. А десять часов это разница в половину суток, слишком большой разброс. А на тех островах французы дружили с аборигенами, нас сразу распознают, и раскроют, и донесут — опасно, напряжно.

'Глория' стабильно давала пятнадцать узлов, и это была отличное, комфортное плавание. Только один раз Витя посмеялся над нами. Тогда, в Атлантическом океане, когда мы уже третьи сутки шли на Азоры, он однажды позвал нас наверх и спросил: 'Можно дать приличный ход. Хотите посмотреть?' Мы, конечно, обрадовались. Светило солнце, ветер дул сильный, в корму и сбоку. И тогда Витя полностью стал разворачивать оба паруса, и уже через минуту мне лично стало тошно и неуютно. Все это сбоку посмотреть красиво. На яхте не так приятно, когда мчишь с большой скоростью. Сильный ветер — больше волнений волн — яхту сильней качает. И она начинает звучать очень странно: прежде всего, она звучит громче, потрескивает, хлопочет парусом, поскрипывает чем-то. Я понял, я сразу понял, что у моряков профессиональная травма головы, связанная с проблемой слуха — деревянный корабль постоянно шуршит, скрипит и трещит по всем швам — это как они терпят? Уже малыш 'Пескарик' изрядно действовал на нервы! Рядом с домашней бухтой, все вроде успокаивает нервы, но Витя разгонял его иногда до жуткого шквала звуков, и не помогал никакой деготь! Они там высмотрели с Ринатом чуть не ли не эвкалиптовую породу — вруны! Эвкалипты и кенгуру в Австралии, все знают — гнали деготь разных сортов и все вынюхивали, принюхивались. Я не насмешничал вслух — Ринат гнал основы для экспериментов с возгорающимися веществами, пусть химичит, нам поджиги нужны.

И аркобаллисту они мастерили. Все из материалов будущего, со стальными тросиками, с катушечками какими-то. Расчеты считали. Я главное понял: на небольшое суденышко нельзя пушку ставить — от отдачи развалится корпус, протекать начнет, а потом и вовсе шпангоуты отойдут от киля. Вредная морская тема мне не давалась! Я сразу просекал некие вещи, а в других жутко тормозил. Шпангоуты — ребра! Киль — хребет. А бейдевинд... ветер какой-то, а вот какой все путал. Считалки надо придумывать, как в школе: 'И солнце ярче блещет и веселей пейзаж, когда в желудке плещет С2Н5ОН' — а как еще формулу спирта запомнить?

Витя нам дал неутешительные факты про овец и коз. У него был альбом с гербами Канарских островов. Оказалось, что французы — козопасы, и коза даже на гербе есть! А мы против коз были несколько скептически настроены. Я неизвестно где прочитал, что там, где козы паслись, потом ничего толком не растет. Но было два более весомых факта за овец. Ринат сразу сказал, что есть такие мериносы — вообще классные овцы. Их из северной Африки арабы привезли на Пиренеи, и там успешно разводили, пока конкистадоры не прогнали. Испанцы сразу поняли, что овечки-мериносы ценные и под запретом смертной казни запретили их вывоз из Испании! Вот какие ценные мериносы. С другой стороны, как на англичан не злись и не фыркай — они великие, они империю создали один раз — а ставку они сделали на овец. Это все знают. Мы ничего толком не соображали в козоводстве и овцеводстве — решились прихватить козочек несколько штук, молоко у них полезное, а найти им место для выпаса можно, там и посмотрим, как травоядные могут губить экологию, что это за бредни Зубриковские мозги хранят.

Педагогическое чрезвычайное происшествие тоже не заставило себя ждать: драка Николашки и Панкрата. Николай не звездил, не трепался, но ему устроили мордобойку. Этого момента мы ждали. Готовы были воспитательные меры. Ведь и нагружали мальчишек на всю катушку, у них физкультуры было больше теории, пахали, как рабы на плантациях — все равно устраивали свои дурацкие проделки. По ночам они шастали по острову: ходили купаться, что-то там разыскивали в пещерах — дурковали, как и положено мальчишкам. Ох, и накручивали они километры по острову в наказание!

Мы серьезно отнеслись к будущей угрозе вторжения. Старые проложенные тропки были заброшены. От бухты Атлантида новые тропки к важным местам на острове пробивали мальчишки. А ростом они были 'метр с кепкой'. По этим тропкам, узким, виляющим, проложенным с расчетом на устройство будущих ловушек, мы большую часть проходили в полусогнутом положении — в кустарниках прорезались невысокие проходы, нижние ветви деревьев не давали разогнуться в полный рост. Только наши шустрые мальчуганы носились как угорелые, по делам, утаптывая тропинки. Нормально. Это только минут сорок от побережья такие неудобства, а потом уже более удобные проходы проложили.

После драки мальчики получили свои причитающиеся наряды по уборке территории, и торжественное головомойство на вечерней церемонии промывки мозгов. Скальпель мне Ринат не дал, но подточил острие моего честного футуристического 'Кресси'. Когда дети цеплялись взглядом за некоторые предметы из будущего, они ненадолго проникались к нам холодным чувством почитания, неприятное такое ощущение, дистанция возникала нездоровая, но быстро проходило у мальчишек и девочек. Мой нож с черным лезвием их в 'шок и трепет' приводил. Я их понимал, я держал в руках настоящий пистолет. Тяжелый. Но я бы на бластер из 'Звездных войн' тоже очумелыми глазками смотрел.

Вечером, на поляне церемоний — традиционно там исповеди рассказывали друг другу — Костя не спеша, с чувством, спокойно и негромко, в очередной раз пояснил что такое братство, что такое вера, и с какой стороны надо пробираться на поляну единоборств, чтобы посоревноваться в рукоприкладстве. Господь помогает верным. Мы поможем вредным — исправиться. 'Кто навредил брату моему и сестре моей — навредил всем братьям моим и всем сестрам моим' — смотри семнадцатый пункт кодекса Легиона. Закончив разрешенные речи, он кивнул мне, и мы приступили к церемонии кровного братания и сестрения. Дело было шаманское, сакральное, прикольное и веселое. Нас было тридцать три человека. У Вити были припрятаны пара ваз для цветов. Одну он выделил — отличная вещь — на пару литров, небольшая, цвета морской волны, стеклянная, с пупырышками. На пару бутылок вина я тоже дал добро. А когда Витя серьезно сказал, что без морской воды он пить не будет, я только обрадовался: Посейдон великий бог, и Нептун тоже славный бог, а я только рад сэкономить рислинг. Уж в винах я разбирался чуть больше, чем в водочке. И уже знал — в Европе пьют странные вина, непривычные, вкусом отличающиеся от нашей коллекции в семнадцать бутылок. У нас и крепкого было два ящика всяких разных бутылок: коньяк, виски, ром, водка. Мы все заскладировали в одной кулинарной пещерке, в сухости, прохладе.

Процедуру резать шрамы мелким пронырам доверили мне. Ринат мог лучше справиться, но не был главпопом. Костик рассмеялся и отвертелся, он за морские души в ответе, а это вопрос более универсальный — он вазу подержит. Я плюнул на них и в очередной раз убедился в том, что мы горцы: резнул себя не больно до крови, и шрамик зажил за несколько часов.

Провели церемонию скромно: подходили к человечку, он вставал, получал ножом по ручонке и садился. Собрав со всех кровушки, окончательно добавили морской води и вина. И все сделали по глоточку мерзкой на вкус жидкости. Соль весь вкус испортила.

На Канары уплывали с радостью. Авантюризм неистребим, тем более, если он опирается на чувство уверенности в грамотно составленных планах, в которых предусмотрены все неприятности и неожиданности.

Очень смешно. Приплыли, на ночь глядя. Встряли в штиль. Часа три ползли как черепахи, браться за весла не было никакого желания.

Во всех великих, гениальных планах есть прореха, мелкая помарка, недосмотр, которые способны все испортить к чертовой бабушке. Какие 'кастилье', какие 'франс'? Мы брились! А местные колонисты и солдаты все поголовно зарастали бородами и усами! Вот почему мы девчонок не ввели в военный штаб? Это же на поверхности. В Европе бриться было нормальным явлением. Монахи брились часто. Но бороды и усы были распространенными украшениями мужских физиономий. И что важно — молодые не брились поголовно! Отпускали усишки и бородки — солидности жаждали — понятное дело. Я сам был рад первой щетинке. Мы не просто брились, мы брились очень чисто — станки были отложены про запас. На 'Глории' была отличная модель 'Филипса' — электробритвы с подзарядкой.

Мне эта провальная часть наших планов пришла в голову, когда я смотрел на заросшую пьяную морду местного 'месье'. Когда мы выходили из воды, нас встретил вопль: 'Морские черти! Забирайте меня, я готов, прости меня Господь!' — и ненормальный, сразу вставший на колени. До этого он валялся пьяным вдрабадан на берегу океана, никто и не обратил внимания на эту кучку грязного хлама. Ринат сразу попросил перевод лопотаний местного пьянчуги:

— Чего это он?

— За морских чертей нас принял, — легко перевел я ему просьбы француза. — Готов с нами на тот свет отправиться.

— А он кто такой?

— Сейчас спросим, — повернулся к воняющему перегаром мужику. — Ты кто такой?

— Антонин, бедный Антонин из Марселина, — заплакал мужик.

— Ты выпей Антонин и перестань плакать, — сразу предложил ему я. Потом подумал, пусть опять до поросячьего визга накушается, кому он нужен, такой рвань? Быстро пояснил задумку Ринату.

— Правильно, пусть пьет, воняет от него как от свиньи, — сплюнул Ринат. — Никакие они не козопасы! Прирожденные свиноводы, и визжат как свиньи.

Стоявший рядом Степашка расхихикался и передразнил Антонина: 'Уи, уи'. На это я заржал в полный рост.

Мужик с радостью хлебал из кожаного бурдюка свое пойло и, перестав плакать, выдал все свои секреты.

— Плотник он местный. Плохо ему. Домой хочет. Алкоголик.

— 'Шарпенье' я и сам понял, — кивнул Ринат, потом добавил. — Интересно он плотник или столяр?

— А какая разница? — не понял я.

— Плотник по грубой деревяшке — плоты сколачивает, избы, а столяр мебель делает, более тонкая работа, — Ринат прищурился и добавил. — Даже в латинском есть 'тигнариус' и 'лигнариус'. Фабер лигнариус — столяр — обработка, продажа леса, хитрая работа с деревяшкой. Фабер тигнариус — плотник, более грубого помола, с брусьями работает, с тигнумами. И оба — карпентериусы.

— Шарпонтье, — подтвердил его слова пьяньчужка Антонин.

— Спроси его, он мебель может изготовить? Стол, например.

— 'Табль, бюро', — спросил я у этого папы Карло, того еще столяра, раз Буратину смог выстрогать.

Француз закивал головой и с улыбкой стал превозносить свои заслуги: он и столы, и кресла может делать, а не только грубую работу. Налицо был явный алкоголизм на почве душевных мук, на почве непризнания талантов, на почве отсутствия потребности к делам этих талантов. Денежки спущены в унитаз, лучше бы закопал их по пьяному делу и, протрезвев, не смог вспомнить место, где его клад зарыт.

— А ведь наш клиент, Рин, давай его с собой заберем, — я посмотрел на пьяного и добавил с отвращением. — Сдохнет от цирроза, совсем не жалко. И морда у него старая. Заслужил покой в тихой, уютной гавани.

— А ты хорошо придумал, — согласился Ринат. — Давай по делу допросим и оставим здесь. Я ему самогона дам хлебнуть, совсем разум пропьет.

Мы стали вызнавать местные новости и шокированный снова пьяный, Антонин рассказал нам все местные тайны Бетанкурского двора. Мы поняли, что жили бы французы спокойно, если бы не арабы. Вот она хитрость кастильская — три больших острова прямо у берегов Африки — арабам удобно, зачем куда-то плыть далеко, вот — часов пять греби и грабь тех неверных, которые под боком, а потом и до далеких доберемся. Есть четыре города, построенные по европейским стандартам. Но колонисты с удовольствием расселяются по всему острову, рядом с местными маоре. Эти маоре разделены на гизов и айозов, а французы хитро мутят между двумя племенами, и здесь себе 'гизов' нашли, ничего, будут вам и 'гезы' в подарок от нашего стола — вашему столу. Столица в центре острова, там живет королевич Бетанкур с женой из местных. А сам король в Европе королевствует. Хорошо устроились, коз пасут, но Антонин страдает, нет ему заказов, он не пьяница, просто ему обидно.

Все было ясно, с этим предателем интересов Бель Франс, и его не извиняло, что он Марсельский подданный. Гнусный тип, который выдал все их буржуинские тайны за полкружки самогона, даже без закуски, даже без печенек и варенья. Отличный будет пример для наших мальчишек: так жить нельзя. Степу я сразу это сказал: 'Следи за ним в оба. Мерзкий он предатель. Пригодится'.

Мерзко он выглядел: лохматый, бородатый и усатый, и вонючий. Вот тогда меня и осенило:

— Ринат, какие из нас испанцы, мы же бритые и чистые, даже после суток в море, небо и земля от этих вонючек отличаемся.

Он сразу присел. И стал зло на меня посматривать. Недолго думал:

— Зубриков, вот почему мы такие тупые?

— Начинающие, — сразу пришло мне в голову. — Неопытные. Учителей нет.

— Ладно, раз городишко их местный близко, пошли этих коз посмотрим. Отменяется мордобой. Там посмотрим по обстоятельствам.

Ага, как же, отменили мы и мордобой, и чуткий сон хозяев, и прочие недопонимания.

Вроде бы все тихо начиналось. Подкрались в темноте к дому, влезли в 'козлятню' — ведь специально прислушивались, там и свинки похрюкивали в некоторых местах. Но у нас был план по устройству легкой промышленности, одной свиной кожей не обойдешься. Ткани нужны. Девчонки не утруждались, хоть на мальчуганах все рвалось и трескалось, но они их быстро обучили себе новые подгузники плести.

Тихо в ночи, только не спят буржуи! И началось в колхозе утро: Ринат без разговоров в грудь хозяйке тресь — я только успел плошку с фитилем на полу погасить, Ринатус уже руки ей вязал. Я сразу к двери и сбоку встал — ученые мы, сейчас кавалерия пожалует, а потом и 'ВДВ' — 'вредные девчонки вопилки' — нет, мы их встретим на заранее подготовленных позициях. Хозяина все не было, Ринат уже огляделся, при свете фонарика, начал спокойно засовывать мелкое козлиное в мешок. И тут ему прилетело! Дверь распахнулась и оттуда стрельнули. Этого мы не ожидали. Не знаю, я прав или не прав, но я сразу рванул на этого стрелка, а не к Ринату, который вскрикнул от боли. В потемках, толком ничего не соображая, я увидел мужика, в серых штанах, который возился с арбалетом — дура была мне по пояс — нож как-то сам оказался в руке и я ткнул в грудь. Какие занятия? Все из головы вылетело. Как заведенный тыкал в мужика. Когда тот завалился, я с ножом стал шарить по углам. Тут этих арбалетчиков может, полон дом оказаться! Я счастливый человек. Такие потасовки в гробу я видал. Ребенок ведь мог встретиться. Когда вернулся к Ринату, тот сидел спокойно. Не дергался. Сразу все сообразил, я в крови был запачкан:

— Собирай козликов, Зуб.

— Ты, бл.. офигел! Что там, куда попало?

— Не смертельно. Спокойно! Зуб, успокойся, — он дал мне по щеке несильно. — Я в норме. Собирай коз. Два мешка. Я не переносчик. Там тихо?

— Да.

— Пойду, гляну, — он чуть скособочился, поднялся и пошел в жилое помещение.

Какие козы? Уходить надо. Он ненормальный. Я что-то шипел от злости, хватал мелких этих коз и быстро двух сунул в мешок, и в Ринатовский добавил козленка. Они тихо мекали. Может быть, и уйдем тихо. Ринат появился с тюком на плече, он, похоже все тканное собрал.

Мешки я на плечи не взваливал — тяжеловато слегка, но я нес в руках. Пока быстро возвращались быстрым шагом, все вертелось в голове: 'Зарезал. Зачем мне все это ножомашество — если все ни к черту оказалось, не мое это, дошло дело до резни — тыкал как лопух. Как с презиком трахаться. Лишнее в руках тормозит, не тот кайф, не то! И мужика зарезал'. Не тошнило, но знобило. Потел я. 'Вот ведь противно как оказывается. И... сволочь такая, чуть Рината не убил, в голову бы попал и все. В сердце тоже страшно — не спасет никакая регенерация'.

Вернулись на берег, Степашка весь на изменах, тихим мышонком бежал впереди. До 'Пескарика' метров десять, глубина здесь была по грудь. Устали руки. Поднял первый мешок над головой и пошагал к лодке. Витя сразу замолчал.

— В Рината болтом прилетело из арбалета. Я там ножом его убил. Сейчас еще мешок принесу.

— Почему он не идет? Вода морская может попасть в рану! Надо ближе к берегу подойти, — засуетил Витя.

'Витя! Стой на месте. Мы еще раз сходим. Мне в грудь прилетело. Не смертельно. Руку отняло. Кровь вроде остановилась'.

— Ринат, уходим, — во весь голос крикнул капитан.

— Иди в зад! Сказал, все нормально, значит нормально. Перлись сутки зачем? Сходим еще за козами этими. Там вроде спокойно все.

Я шипел от злости на этого упертого татарина. Диверсанты хреновы. Он меня убил, когда улыбнулся и погрозил мне пальцем: 'Шесть мешков, Зуб, шесть'. И мы еще раз сбегали до дома, до хаты. Ринат там пару серебрушек испанских подбросил. Грязно все вышло. Женщина была в крепкой отключке, а может все поняла, и таилась молча. Ох, горюшко я натворил.

А потом на берегу, когда уже и Антония этого пинками разбудили, и заставили идти на баркас, я занимался раной. Делов было 'дерг и маленько' — рывком вытащить болт. А Ринат показал мне пару других от того арбалета — наконечники гладкие, против брони. Может кожанка под курткой остановила удар, но насквозь болт не пробил Рината. Он сказал, что это хорошо, меньше грязи. Я вымыл руки с мылом в океане, Ринат мне плеснул самогона сверху из фляжки. А сам не пил, но зубами прихватил рукав куртки. Ох, тряслись руки — рванул, сразу выдавил на дырку из тюбика какой-то 'антизаразин' из аптечки Рината. И сверху прикрыл чистой тканью и перевязал бинтом. Прошли мы уроки оказания первой помощи, и Витя нас дрючил, и главврач добавил.

— Теперь буду слушать себя, — улыбнулся Ринат. — Все хорошо, Лешка. Я в порядке. Повезло.

Подняли камень, возились со Степашкой с парусом. Потом коз этих вредных раскладывали. Потом ругались друг на друга. У меня паника была. Дома надо сидеть! Не шариться по гостям ночью. Кто с подлостью пришел — подло и схлопочет. Не нужны нам такие диверсии. Ладно, я — мелочь вредная, но ведь Рината можно потерять. Отбрасывая шутки в стороны, как чумы чураясь всего ответственного, я с радостью принимал командование и значимость Аматова. Со всеми нашими дружбами я не верил в согласное правительство. Я был за субординацию и единое командование. Тотальное единое командование.

Мой папахен был страшный зануда и тиран только в одном: он с детства пичкал меня своей субкультурой — не заставлял, но хитро подсовывал мне классные фильмы и книги своей юности. Не знаю, чего он добился, но там реально встречались отличные фильмы и песни шикарные. С книгами было хуже, не увлекался я литературой с патриотическим уклоном, мне и в школе хватало всяких Горьких. Они с дядей Сергеем были парочкой спокойных сталинистов: ровно относились и к минусам, и плюсам тоталитаризма, но в одном были убеждены прочно: сильное единовластие, это подарок судьбы стране. Это торт на день рождения, который надо скушать быстро, иначе испортится, и не обжираться тортами каждый день — вредно для здоровья. Я так и принимал Сталина и всю его команду во главе с Берия — а я и не знал там никого больше: Молотов, Жуков, армянин рулил в промышленности какой-то, Калинин... кончились все сталинисты в памяти. Уроки истории я не прогуливал, но не упирался в нее, как-то легко учился на 'отлично', выезжая за счет хорошей памяти.

Сталинизм — это день рождения страны. Всего один день в году жизни. А дни рождения у взрослых они такие: поутру иногда всплывают всякие недоразумения после пьянки. Коммунисты, они были веселые — море по колено. И еще они удачливые были. В начале революций, сто лет назад, они сгоряча расстреляли большую половину специалистов, профессионалов во всех областях хозяйства, государства. Правильно сделали! Там все хозяйство было на корне куплено европейцами, исправно работало на иностранный капитал. Единицы честных русских пахали, с расчетом на интересы России. Выстояли коммунисты, выжили — вырастили своих спецов за двадцать лет. Но матерые зубры смотали за границу. Интересно, сколько сотен покушений было на Сталина? Ему в книге Гиннеса самое место, а может он там и есть, не интересовался. Честнейший кекс, даже толстый Черчилль его уважал и боялся. А Черчилль был из породы старых интриганов и мерзавцев, достойный англичанин.

Все неправильно. Возвращались молча, не стали разборки без Кости разводить. Ринат сунул мне пару таблеток и конкретно приказал выпить и не спорить. Раз я самогоном брезгую. Антонин этот чувствовал, что попался он лихим незнакомцам, сидел и не отсвечивал, но воду хлебал обильно. Степашка суетился. Маленький придурок — прямой и честный как 'десярик' — сопел, сопел, родил признание: 'Не возьмете меня больше? Я несчастье приношу?' Совсем с этими суевериями здесь поголовный дурдом. Получил подзатыльник и четкие одобрямс от Рината. Все грамотно отработал: не ныл, под ногами не мешался. Я начал засыпать, сходил на горшок — помойное ведро это важная штука на баркасике, все продуманно, за борт не посправляешься по нужде. Прилег и расстроился. Надо думать. Все, обожглись дураки на козах — вот ведь вредные создания, не то, что свинки! Есть в мире некий высший смысл — не лежит душа к козам, так плюнь. Ищи овец. Нет овец? Плюнь и ищи дальше! А мы купились на пронырливость — и козы сойдут. Дураки нетерпеливые. Зато теперь я знаю цену человеческой жизни: двенадцать козлят, старый арбалет и ворох тряпья. С другой стороны — жизнь друга в придачу.

глава 11. 'Да, мир и любовь — это вам не хухры-мухры'. Майк Науменко

Вернулись домой, и сразу собрались суд вершить. Я честно сказал:

— Неправильно это. Попытка не пытка, но я против продолжения акций против мирных жителей. Они мелкие крестьяне, а я мужика зарезал. Ты, Павлов — главная сволочь, 'ненавижу тебя Чака!'. Ты ведь отговаривал, но почему так скромно. Мы грабнули женщин и детей. Я мог убить ребенка. Да идут они к черту. Есть богачи, аристократы богатые — их и надо прижимать. Взяли в плен — он в наших руках — без убийства можно обойтись, а пытки... это свинство с нашей стороны, но мне плевать. Мучения он сам выбирает, вместо того, чтобы поделиться золотом.

— Ты меня не слушал, — спокойно возразил Витя. — Думали самые ловкие? Вот и получили болт в задницу. Не впутывай меня в ваши сухопутные делишки. Я, честно, не понимаю вас. Развели тут гонку сельского хозяйства. Я говорил и повторю: Лиссабон нам необходим — перекресток путей на север, юг и восток. Вписывайтесь, вымогайте золото, нарабатывайте связи. Не спешите. Вам хотелось размяться, кровушки полить, в Рэмбо поиграться. Получили болт.

— Во главе угла — добыть еще золота, — четко сказал Костик. — Нам нужны новые ученики. Этот Антоний, посмотрим, какой он мастер по дереву. Вы притащили человека, как его изолировать от детей? Вы понимаете, что он им всякого наговорить может лишнего. Хорошо, что французский никто из детей не понимает. Но он ведь латинскому будет учиться, и болтать. Как пример поведения — он отвратительный пьяница. Что с ним делать?

— Невыездной, — согласился Ринат. — Я ему лично мозги прополощу. Зубриков поможет, ты Лещенко тоже ведь французский знаешь. Не надо из себя чистоплюев корчить — и таким надо мозги промывать от грязи. С алкоголизмом все просто. Будем контролировать. Нет у него возможности пить у нас в гостях. По акциям. Принимаю позицию Зубрикова. Женщины и дети — в зоне риска — все грабежи отменяются. Хватит, достаточно награбили. Насчет Лиссабона. Согласен с Павловым. Но там ведь на месяц придется застрять. Как вы без нас? И успокойтесь, я прекратил фамильничать. Просто вопрос серьезнейший встал.

— Аматов, вы не пупы земли, — тихо ответил Костя. — Именно сейчас, пока детей всего двадцать пять. Мы справимся. Один класс мы проконтролируем. Физкультура и борьба — это да, согласен, упустим капельку. Но им нормальной физкультуры хватит, укрепить организм, твои записи Ринат будут четко отрабатывать. Повторяю — сейчас самое время — пока у нас один класс, один набор мальчиков — попытайтесь вписаться в Лиссабон. Нам ведь и каракку покупать, и большие партии ресурсов. Ищите решение.

— А Костя прав, — признал я. — Давай рванем в Лисбон, Ринат. Тема аккуратности требует. Без ножомашества. Тихое шпионство. Накроем еще пару 'альфонсиков' — будет золото. Главное, что все под контролем, если аккуратно действовать. Неужели мы не обхитрим местную разведку и полицию?

— Операция сложная, — согласился Ринат. — Легализация это серьезное дело. Давайте думать.

Рейд к португальцам танцевали от погоды. В самом идеальном случае, надо было пройтись до Лисбона, там золота добыть, потом до Азорского Атлантиса и собрать урожай. И только потом разгрузиться на Мадере и идти в Танжер. Пара месяцев в запасе была. Можно было нам в Португалию уплывать.

Уже двадцать пять воспитанников это обуза. Это материальная обуза, накормить — нет проблем. А вот обуть и одеть — уже проблема. С тканью был затык. Мне и в голову не приходило хихикать над травяными и лиственными плетушками наших девочек, потому что прикрыть мальчишкам задницы они помогали. А потом на выручку пришла тюленья кожа. Мальчишки, которые крутились вокруг Вити, первыми получили комплекты кожаных штанишек и курточек — это было справедливо, там, в океане, прохладней, там опасней для здоровья. Кто бы сомневался, что девушка из племени североамериканских индейцев умеет примитивными способами выделывать кожу, Лена умела, не удивлюсь, если она и рыбью кожу сможет обработать. Но и другие малыши скоро обзавелись кожаными сандалетками и плащиками, точнее говоря, 'пончиками' — маленькими пончо, кусками кожи с отверстием для головы посередине. С тканями всегда был напряг.

Отдельной статьей расхода было оружие. Простенькие деревянные арбалеты мальчикам сделали легко. Болты тоже были из дерева. Главное, нарабатывать меткость и глазомер, и практику стрельбы из укрытий. С деревянными мечами и ножами тоже не было проблем, как и щитами. Весили эти дурынды тяжело, нормально для привыкания к весу. А вот с металлом мы встряли очень быстро. Запасы стали мы не спешили расходовать — это был материал для ремонта яхты, даже мыслей не было посягнуть на святое.

Мастер Антоний оказался мужчиной спокойным, хоть и вредным, тщеславие в нем было, но признавать его заслуги было легко: он очень помог, к тому же сразу, безоговорочно, влюбился в тот инструмент, с которым ему разрешили работать, и его вполне устроила наша легенда, как о наследниках древней цивилизации Атлантов. Он с топором чудеса творил, мы про расход металла на гвозди забыли, он все своими столярными 'штырьками' мог намертво скрепить, и рыбный клей не надо было тратить. Именно Антоний получил колоссальный втык от Вити, но в большей степени ему мы благодарны за переборку нашей 'Пескобарки'. А там пришлось все перестраивать по досочке буквально, все вылизывать, отшлифовывать и подгонять тютелька в тютельку. И потихоньку, слово за слово, Антоний стал меняться, не особо он раньше интересовался кораблестроением. А от бесед с Витей стал что-то схватывать в тонкостях строительства корабля. Начал уже мудрить с заготовкой леса для будущих построек. Я сразу просек, в чем смысл.

Для строительства и ремонта кораблей дерево нужно готовить. Это многолетняя заморочка. Я как-то чуток заинтересовался и был смущен фактом: дерево сначала замачивают в течение пары лет, рубят и держат в воде. А потом сушат в специальных помещениях, без лучей солнца, температуру поддерживают особую. В чем прикол? Непонятно. Не проще ли сначала основательно высушить дерево — а его еще рубить надо в особый срок — а потом долго пропитывать дерево каким-нибудь там... дегтем, маслом, чтобы гниль не приставала и жучки-короеды не вредили. Книжку с эпизодами про заготовку корабельного леса Витя почитал, усмехнулся: 'Интересно, логично. Я знаю, что для мачт дерево отмачивают. Запомни, Леша: для мачт — отмачивают. Но и дуб можно морить, чтобы лучше служил. Место ценное описано, обязательно в Чесапике надо верфь в будущем ставить. Белый дуб — отличный корабельный дуб. Норфолк там американский стоит, главная военно-морская база США в Атлантическом океане. Мы там тоже хорошо должны устроиться. А пока с Антонио заготовим ремонтный набор, лет пять пусть сушится'.

Не станем мы дурью маяться и по Пиренеям шастать — купим рабов постарше у арабов. Продавались там рабы особенные, на все вкусы. Выбирать придется долго, не спеша, но нам надо собрать себе не такую уж и большую команду мастеров, любая цивилизация зависит от нескольких важнейших начал. Подобрать надо три ремесленника: гончара, кузнеца и каменщика. Кузнец может долго сидеть без работы, но кузнецы, вроде бы, должны уметь себе уголь для работы заготавливать. Вот и будет только уголь выжигать про запас. А вот каменщик хорошо нас напряжет, зная толк в строительстве, отличный масон, всем прибавит физических упражнений. Гончар необходим. Это не просто посуда, это важно для милитаризации. Витя и Ринат ему чуть усовершенствуют конструкцию гончарного круга, и пусть мастер занимается своей работой. С ним больше всего надежд связывает Ринат. Они долго будут искать способ увеличения производства одинаковых по весу сосудов для гранат и поджигов. Стандартизация там возможна, и только она может помочь в деле примитивной артиллерии. Без нефти Ринат уже намудрил 'горючку' — мишени поджигались отлично. А вот с корабельным орудием, аркбаллистой для метания горшочков с поджигалкой, ничего у них с Витей не выходило.

Ринат не мог сообразить рецепт горючки, которая не тушится водой: мутил он со смолой, селитрой, скипидарами и дегтями, солью и известкой. Не выходил у него 'каменный цветок', хотя поджиги получались отличные.

И с машинкой тоже были проблемы. Сначала они замахнулись на дальность, но выбрав универсальным весом снаряда, трехкилограммовые заготовки они не могли их швырять далеко. Потом они плюнули и ограничили испытательный полигон длиной в двести метров — стало получатся лучше, но все равно несерьезно. В итоге они пришли к выводу, что с 'греческим огнем' мы пролетаем. Их тормозил исторический факт — за тысячи лет моряки не взяли на вооружение огнеметные машинки. До пороховых пушек никто серьезно не палил суда врагов. А в то, что у греков была некая, чудесная смесь — они не верили. Вранье все это. Секреты военных разработок долго не живут. Да за сто лет можно раскрыть любой рецепт.

В итоге они воплотили странную идею: во главе угла оставив маневренность катера на бензиновом двигателе, они мудрили над скоростной баллистой для запуска трех килограммовых снарядов на сто метров. Важна была точность и скорострельность. А защиту двух операторов: моториста и канонира от арбалетных болтов и стрел из лука они собирались решить бронированием. Витя спокойно относился к возможности пожечь бензиновый мотор. Ринат сказал, что бензин гнать это даже проще, чем масло. Даже топливо для дизеля тяжелей будет получить чистое. А бензин — это решаемо, этакую колонку они осилят. Я не лез в эти прото-артиллеристские заморочки. Мне и математики хватало с грамматикой. Сам развивал глазомер, чтобы не зависеть от бинокля, да и нагрузка от общения с мальчуганами возрастала месяц от месяца.

Мы долго думали, не могли придти к решению, как нам строить легализацию. Мы могли вновь сыграть в монахов — но надолго это не могло сойти. Не монашеское дело мутить всякие коммерческие сделки, если ты не для ближайшего монастыря закупаешься, а может там и вовсе у монастырей свои угодья и рудники — мы не знали, не интересовались этим, да и нагло это, лезть с такими расспросами. Мы ведь так... проходом в Рим остановились, привели себя в порядок и ушли. Что за вынюхивания? Подозрительно!

Можно было пойти от антимонашества — то есть разыграть карту нарушителей. Мы бывшие монахи, жили на севере. Нас послали, мы поплыли, вот доплыли и поняли: ну его этот монастырь, снега, язычников — мы к вам, к бандитам! Тоже хотим жить в теплой стране, а власти нас сдадут в местный монастырь, там запрут в келье навсегда, мы не хотим. Короче, мы можем преступным элементом прикинуться. Но это опасно. Могут кровью повязать. Быть пешками в чужой игре не очень хочется. А преступность серьезная — это организация крепкая, там новичков проверяют на способность душегубства выделывать. А на душегубства мы были не согласны. Но можно было рискнуть и полавировать.

Третий вариант — самый опасный — разыграть карту кайенского перца. Ринат стоял на своем, торговля пряностями это бизнес сверхдоходный, значит кровавый, клановый — вписаться со своим товаром очень сложно. Но если сможем — вот это будет бинго!

Пока плавали по Карибским островам, мы насобирали кустиков перца, и уже в мае там выросли перчики и покраснели, хоть и росли в жутких условиях на яхте, но, стояли они на солнышке, им хватило. Пересадив кустики на Азорах, мы прихватили с собой на Мадеру ящичков десять — высадили на солнышке и перчики прижились. Я называл их 'Капсикумчики' — в Европе не было такого перца, это были американские сорта. Можно было сделать ставку на нашу монополию, но и голову могли оторвать, чтобы забрать у нас монополию — никто не любит монополистов.

Главное, можно было включить штирлицев на полную! Вариант один: наглый и честный. Вваливаемся в контору главторгаша, предъявляем на пробу товар и условия встречи. Мы вас боимся. Мы опасаемся за свою жизнь. У нас есть еще товар. Давайте договариваться. И мутить дела, как наркоторговцы. Обменивать товар на золото с полной анонимностью, в полной секретности. Было страшно одно — власти всегда курируют высокодоходный бизнес, придут за нами с маузерами, и маленькой конторкой по починке примусов не отговоришься. Но если замутим бизнес — просто в шоколаде будем, а у нас и шоколадки уже подрастали! Но с какао все было сложней. Обойдутся европейцы без шоколада! Все лучшее — детям.

Вот и думали мы ходы по операции 'Капсикум' — как продать кайенский перец.

С пряностями мы еще в Порту разобрались, сходили в лавку, подивились, понюхали аромат и покивали головой на цены. Дорого, но не понятно. Система стоимостей не укладывалась в голове. Какая-нибудь ерунда вроде перца стоила дорого, а корова — не дорого. Ткани, одежда, у всего были какие-то свои особенности в цене, нам непонятные.

Черный перец в Португалии был, продавали специи только венецианцы, у них какие-то договоренности с папами были. Стоил перец дорого: 1 дукат — 100 грамм.

Палата мер и весов Аматова не на пустом месте выросла. Он учел и справочники по кулинарии тоже, составил свои таблички и набор мерных железячек. В чайной ложке было 5,5 грамм черного молотого, а вот красного совсем мало — полтора грамма! С этой мировой несправедливостью мы решили бороться — на острове нашли древнее дерево, с довольно приятно пахнущей корой, но не хвоей пахло точно. Вот размолотой корой с этого дерева мы и 'бодяжили' наш капсикумчик в пропорции один к одному — три грамма в чайной ложке уже будет солидней, в смысле сольдо больше перепадет. Но главная пакость была в том, что красного перца вообще не было в Европе — а вдруг не пойдет товар? Его ведь раскручивать надо, рекламу давать новому товару. Только раскрученные фирмы могли нам поспособствовать. И мы не знали, стоит ли делать ставку на португальцев, не забоятся ли они схлестнутся с монополией венецианцев. Серьезный вопрос. С нас взятки гладки — наш товар уникальный, мы не контрабандисты какие, нас ваши пряности не волнуют, у нас нечто свое — особенное, красное и жгучее, очень вкусно для тех, кто заценит. Главное, проверено, на мужскую потенцию влияет положительно. В европейской кулинарии были дыры, морковки у них не было! А у нас уже была! И картошка уже взошла. А еще у них лук был дорогой. Но мы не прогрессоры какие-нибудь, мы жадные, без морковки обойдутся. И картошкой мы не станем раскидываться.

Торговать пряностями было выгодно. Но не в нашем случае. У нас просто не было товара. Хорошо венецианцам, наладили связи и тягают через Константинополь бочками всякие пряности, растущие где-то там далеко целыми плантациями. А у нас было мало кустиков. Но дело выглядело перспективным. Серебро растет на кустиках — отлично! Главное, дело выглядело а политическом плане перспективным. Если мы сделаем Португалию монополистом по капсикумчику, венецианцы ей этого не простят, это какие войны начнутся среди торговых империй? Стоило закинуть кусочек сыра, почти бесплатного нашим Лиссабонским купцам, чтобы не дрожали от негодования на мерзких венецианцев.

Намололи мы всего 'полторашку' уже разбавленного корой капсикума. И хватит для начала.

Но мы оставались у корыта с вопросом легализации.

Чужестранцы, с нашим латинским прононсом — явные шпионы от итальянской торговой мафии. Кругом измена. Интересно предложил Костя, зацепившись за два факта:

— Нам ведь надо легенду найти для перчиков? Где выросли такие растения? Где вы их откопали? Там чем-то странным отдает ваша смесь, я чувствую примесь к перцу. Португальцы не поймут, если в жизнь красного перца не пробовали. Играть можно, но осторожно.

Это было здравое предложение. Куда обратить интерес европейцев? На запад — исключается. На юг не надо. На восток... а мы там ничего не знаем, кто на каких островах хозяйствует. Выдумать, что в горах маленького островка Монте-Кристо растут такие вот растения с красными листьями, а вдруг этот остров уже весь исхожен вдоль и поперек, и необитаем. Откуда мы там нарисовались, такие молодые и нахальные? Север... только не Балтика — не надо к нашим предкам, всяким русским внимания привлекать, пусть там новгородцы своими делами занимаются, пусть они и не предки нам, но все равно — своих забот им хватает. Норвегия... полная дурь! Дикий бред, в горах Норвегии растут такие вот кустики очень жгучие на вкус. Долго смеялись. Ничего толком не знали мы про Норвегию, там Кальмарское соглашение было какое-то, датчане сильны, шведы суетятся. Норвеги вообще в запустении. Трескоеды и бедняки. Но что-то было пригодное в этой идее. Самое неприятное: Витя по картам мог нам выдать десяток городков, которые и в это время могли существовать. Но документы! Полное незнание норвежского языка. Мы вообще не владели информацией по Норвегии. Витя в Швеции был пару раз — на том самом острове, где верфь яхты делает 'Холлберг-Расси'.

Решили мы не умничать. Из разговорника Вити можно было выучить фраз двадцать на норвежском, мне хватило. Ринат на двух кожаных клочках нарисовал нам паспорта, в примитивном стиле 'Алексус из Норнивиса', нивис — это снег, пусть там, в снегу поищут жгучие кустики. Этим придуркам взбредет в голову и путь в Индию через север искать.

Мы не спешили — отращивали натуральные усики и бородки. С монахами решили не связываться. Я дал честное слово Ринату, без его разрешения, с Белкой не связываться. Я ведь не совсем дурачок, дисциплину командую, субординации подчиняюсь. Первым делом — золотишко, ну а девушки? Не будем мы больше девушек обижать, хоть за Белку можно изрядно денег с папаши стрясти. Посоветовался с Ринатом. Он серьезно ответил: 'Она, конечно, согласится с тобой сбежать. Допустим, она глупая, страстная, не боится за свою жизнь. Но потом нас по всей Европе опозорят. Принцесс нельзя насильничать, Леша. И добром с ними нельзя. Жалко ее, конечно. Но... уродилась принцессой, жди принца. Ты не принц'. Тьфу, на него, всю романтику мне поломал, я уже и забывать стал, как она выглядит, эта Изабелла.

Доплыли мы с комфортом. Витя с женами уходил на Азоры, хотел по урожаю пройтись. Им втроем там будет нескучно. Потрясающей смелости Витька — ничего не боится. Я у него спросил:

— А вдруг там какие кораблекрушенцы?

— Перестреляю. Не волнуйся, у меня отличный арбалет, — капитан улыбнулся и подмигнул мне. — И девочки боевые и не криворукие.

Лисбон город небольшой, оттого режут глаза контрасты. Побывав в Тандже, я четче видел арабское былое влияние на некоторые дома, уголки города. Неприятный город, шумный и чересчур суетливый активностью, нахальностью. Порты мне не понравились абсолютно в качестве городов. Все там слишком нахально и дерзко.

Наша хулиганская выходка не имела далеких последствий. Кастильцев, проживающих в Лиссабоне даже не погромили, но подгадили им в некоторых местах. Мелочи все это, португальцы всем гадили по мелочам, выказывая себя хозяевами города, но делали это аккуратно, не распугивая торгашей.

Утром в лавку Диегу Мальдешу зашел скромно одетый человек и поставил на прилавок шкатулку, прошамкал: 'Передай хозяину' — и удалился. Молодой приказчик заглянул в шкатулку и увидел в ней мешочек, аккуратно пошитый кожаный мешочек. Он взял его, и сразу понял — что-то сыпучее, как песок — развязал завязки и понюхал. После этого он сразу завязал завязки и подошел к старому Гоншальво, отменному знатоку торговли пряностями Востока:

— Мастер Гоншальво, это важно, это пряность. Пахнет необычно. Просили передать дону Мальдешу.

Старый продавец и знаток, повторил процедуры молодого приказчика. Чему-то улыбнулся, достал из футляра тонкую серебряную ложечку на длинной ручке и зачерпнул маленькую порцию из мешка. Он обнюхивал ее, рассматривал, потом осмелился попробовать. После пробы глаза его сменили выражение с заинтересованного на ошарашенное. Продавец быстро привел все содержимое в порядок — свиток пергамента он не открывал — письмо предназначалось хозяину — но предварительно разобраться с вопросом он посчитал возможным.

Уже через четыре часа старый торговец восточными редкостями был допущен до принца Энрике, который занимался этими вопросами по соизволению отца.

Энрике, уже зрелый, цветущий мужчина, с задорно поблескивающими глазами, сразу понял, в чем суть дела:

— Загадочная записка. И загадочная пряность. Ты говоришь, что твой мастер утверждает, что она из молотого корня?

— Точно так, мой принц, из красного корня неизвестного растения, — с поклоном подтвердил коммерсант.

— Они осторожные люди. Мне это не нравится. Они хотят столкнуть нас с Венецией. Каковы наглецы: 'Треть — Короне, треть — Вам, треть — нам'. Что ты скажешь об этом.

— Они люди торговли, мой принц. Обратите внимание, как подробно они описывают все плюсы: наша страна получает монополию на торговлю никому неизвестной пряностью, на века в историю войдет 'португальский красный перец', а этот их рецепт соуса 'Лиссабон' восхитителен! Сразу чувствуется коммерческий склад ума — возможны очень интересные операции с таким продуктом, идея не нова, смешивать пряности в специи, но рецепт довольно оригинален. Мой принц, вам стоит попробовать мясо с этим маслом 'Лиссабон' — вкус отменный. Торговля будет выгодна нам, мы составим хорошую конкуренцию черному венецианскому перцу. Вопрос политики оставляю на ваше усмотрение, мой принц.

— Оставь меня, я буду думать, — улыбнулся Энрике.

Ему было о чем подумать, после того, как из одного из южных портов Португалии отплыла эскадра кораблей на захват Сеуты, порт Лагуш ожил, Энрике в нем понравилось, теперь встала необходимость поддерживать оборону Сеуты от арабов, и порт Лагуш стал важным местом, молодой принц там часто останавливался. В ближайшем западном порту Сагреше была основана школа навигаторов, на все требовались деньги. Да и дела Ордена Христа требовали денег на укрепление воинского братства. Наследие португальских тамплиеров было не столько финансовым, сколько политическим. Значительная часть финансов ушли в Рим, но тамплиеры не подвергались гонениям, они просто ушли в другой Орден. Томарские рыцари исправно выступали на стороне интересов королевской власти, и Энрике была приятна власть великого магистра военного ордена.

Энрике сразу понял, что эта новая пряность — ловушка — которая может вызвать конфликт со многими влиятельными торговыми компаниями Венеции. Смущали и авторы: 'Братья Карамаз. Грузим бочками'. Арабы... скорее, противники венецианцев из Константинополя. Но пряность ему понравилась, как и возможность дать своим умельцам тайных дел новую задачу. Посмотрим, что из этого выйдет, пока речь идет о начале обмена — увязнет птичка, и будет схвачена ловким птицеловом.

План был прост. Садимся на якорь в спокойном месте и высматриваем 'альфонсиков', забрасываем пробную порцию 'капсикумчика'.

С пропиской и жильем мы не стали мудрить и прямым ходом пошли в одну из гостиниц для пилигримов поскромней, где сняли комнату, записались в книге постояльцев, предъявили свои 'филькины грамоты' и заплатили последними серебряными монетками. Операцию 'Альфонсик' поставили во главу угла. И, присмотревшись к окружающим нас купцам и прочим торгашам-спекулянтам, просто растерялись: вор на воре сидит, и вором погоняет. Раздражал жуткий меркантилизм. Я понимаю венецианцев — честные сволочи, рискуют, ведь морские перевозки опасны, непредсказуемы. А вот тех, кто накручивает цены дома, не отходя от порога уютного домика, я не понимал. Лавки у большинства были на первом этаже дома, в котором на втором этаже проживали хозяева, хранился товар и выручка. Были банки, но связываться с ними не хотелось — наглым образом грабить — так мало нас, и мы не в тельняшках, без наганов. А подкопы рыть — смешно, это на несколько месяцев работы, а потом еще с тоннами золота и серебра возится — таскать замучаемся из этих сундуков, которые закрыты на замки в подвалах банков.

Нет, мы не жадные, хапнем сотни четыре золотых монеток и хватит. После тщательного подбора клиентов выбрали двух купцов, один был нормальным перекупщиком зерна у крестьян, другой — спекулянт голимый. Но они жили в удобных местах, можно было рискнуть и попытаться захватить заложника. Два раза все прошло по одинаковому сценарию: 'Бонджорно, синьоре Панталони' и обрезание, и оба раза пришлось забираться в дома торгашей, никакого местного пьянчуги с подходящим помещением для проведения вымогательства мы не нашли. Но мы и выбрали двух прижимистых сквалыг, живущих без родных, в компании нескольких слуг. Не знаю, кто из этих слуг был охранником, но мы не особо утруждались, отвешивая удары дубинками направо и налево. Я лично сразу пришел в себя в городе, это мерзкое место, настолько, что я просто озверел в душе. Как-то присел напротив Рината и смотрю на него, а он тусклый такой...

— Ты чего, Леха?

Я повернул голову и спросил: 'Скольких я убил? Одного, это точно. Но. Нет чувства вины'. Ринат задумался, потом ответил: 'Без него спокойней на душе'.

— А она есть? Душа?

Он долго не отвечал, и рассмеялся внезапно: 'Лучше бы была. Иначе мы сойдем с ума'.

Зла не хватало, там дел на Мадере полно, а мы тут золото выцарапываем пытками у буржуев.

С красным перцем, который мы прорекламировали, как смогли, вроде бы все пошло хорошо. Торговец вывесил красный вымпел на крыше дома, что означало — обмен возможен. Мы сделали тайник, в который заложили мешочек 'капсикумчика' и отправили гонца с запиской к торговцу. Об оплате мы даже не заикались. Нам некуда спешить. Мы предупредили, не будет золота — будут у венецианцев новые товары, вам на выбор.

У нас было две недели на свои грязные делишки. Мне хватило с головой. Неделю мы высматривали жертв для вымогательства. Потом пару дней возились с мучениками, отягощенными большими кошельками. Хорошо хоть кошельки оказались изрядными, мы неплохо набрались монетками.

Вот с мастерами, перспективными переселенцами и наставниками по важным специальностям было плохо. Совсем плохо. Цеховые свои сборища европейцы уже организовали, и было сложно понять: кто есть кто? Отличные пенсионеры были очень солидными буржуями, на которых пахали целые команды подмастерьев. И зачем нам такие сволочи? Проще ограбить. А мастеров неудачников не было. Все было устроено довольно прозрачно: или ты упираешься, как проклятый, и выламываешься в мастера. Или ты остаешься криворучкой, недотепой, способным только на подхвате работать. Такие нам, опять же, тоже не нужны. Мы поняли, что надо поменьше город искать, не в Лиссабоне высматривать специалистов — это столица, свои здесь стандарты жизни.

С трудом выжили тринадцать дней. Хотелось поджечь что-нибудь, Ринат серьезно рассматривал возможность изобрести акваланг и 'поковырять' у торгашей днища судов.

Какую мы красотку видели в порту! Мечта Вити! Даже я заценил обводы, формы, сразу понял — нам нужна такая красавица.

Не поймешь толком, это 'нау' была, или 'каракка', но двухмачтовая двадцатиметровая красотка сразу нам приглянулась. Стоила прилично, но мы точно сможем себе такие траты позволить. Главное, мы увидели, что не все крупные суда в это время выглядят как плавучие шкафы на удлиненном плоту — коряво выглядят корабли, если к ним вплотную подойти. Никакой романтики — плюнуть некуда, тошнит от вони рядом с судном — я сразу вспомнил, что ночной горшок можно называть судном. Но встречались и довольно странные конструкции, сделанные на заказ, специально ненормальными. Стандарты уже были у кораблестроителей, говорят, что в Италии вообще по лекалам уже строгали галеры! Они уже конвейер скоро придумают! Опасные типы там живут, ох они дождутся, Труфальдины нам не друзья.

И Буратины нам не помощники. Если подумать, а серьезно думать про сказки нельзя — все детские мечты вдребезги разлетятся. Но если подумать, Буратино очень странный типок. Учиться отказался! Сменял азбуку на билет в театр с пошлейшим репертуаром. Потом он порушил дело Карабаса, а что Барабас? Нормальный режиссер, он ведь плеткой гонял не крестьян, не честных подмастерьев, которых били немилосердно за пьянство и леность. Карабас строил труппу. А Буратино у него и золотой ключик выкрал, и дело всей жизни поломал. А дальше что? Жить с Мальвинами и Пьерами на берегу молочной реки с кисельными берегами и песни танцевать? Очень запутанная сказка.

Мы за несколько походов по портовой набережной видели пару изящных корабликов — вот бы такие прибрать к рукам... облизывались.

Накануне ухода из Лиссабона, совсем разочаровавшись в столичной жизни, сделав четкие выводы — место противное, но если необходимо — придется и здесь устраиваться. Перед самым отъездом из этого мерзкого городишки, мы провели финальную часть операции 'Капсикумчик'. Назначили место и время, в которое торговец восточными товарами должен был оплатить нам партию перца. Мы прекрасно понимали, что нас будут выслеживать — шпионы королевства они большие мастера. Да не на тех напали! Банки уже фунциклировали. Мы требовали вексель на предъявителя. Пергамент это не мешочек с золотом — с ним легко по городу шнырять. Мы две недели большую часть времени рассматривали маршрут, по которому планировали уйти и оторваться от хвоста.

Нервно все прошло. Ринат лихачил на поворотах: подошел к посыльному, сказал пароль: 'Красное жгучее', получил футляр, и ушел в отрыв. В одном месте я подхватил его на лодке, и мы гребли как рабы на галерах — без пощады, по течению, к океану — лодку потопили, ушли побережьем. Рискованно все. В чужой стране, в столице — за каждым пеньком, под каждым кустом и углом 'шпионы кардинала'.

Ох, отвратно посетили Лисбон — нигде нет удовольствия, прикольности в этом мире. Казалось бы — средние века, рыцари и всякие крестоносцы... очень грязно и неприятно от проживания в этих цивилизациях. И страшно. Люди вокруг жуткие, смерть принимают и раздают запросто, в драках, по пустякам, по делу. Долго нам привыкать к таким условиям. А может и не стоит привыкать?

Эпилог 'Может, мечта — это ложь, если она не осуществилась, или это что-то похуже?' Брюс Спрингстин

Накануне нападения на Англию мы сидели у костра и обсуждали детали. За семь лет, проведенных на Мадере — а так и не смог себя заставить называть ее Атлантидой, она еще не тянула на некую мифическую цивилизацию — наши посиделки в этом месте всем намекали: грядут перемены.

Начал разговор Витя, поскольку он отвечал за десантирование, но нес малую ответственность за все, что мы натворим на суше:

— Значит, без наследника короля Артура обойдемся?

— Да кому он нужен, этот Артур? Герой рыцарских романов, прогнал викингов, очень смешно, — отмахнулся от Витиных сомнений.

— Не викингов, а саксов, — рассмеялся Костя и добавил. — Я знаю, что 'вик' это морской поход за добычей.

— Вот, Виктор Сергеевич, не скроете вы свою морскую природу, мы вас насквозь видим, — усмехнулся Ринат.

— Блин, да точно викинг, Витяус, — я с удивлением посмотрел на друга. Причудливо тасуется колода. — Твои морпехи мальчики борзые, но могут, сразу признал, что могут.

В одном старинном фильме, Витя видел, как учились стрелять из пушек морские пушкари, он на качелях качались и палили из пушек. Идея проста, осуществление наших планов лежало на поверхности. Это не было тяжко, это было прикольно. Мы напилили отлично подобранных стволов и сколотили из них помосты, которые установили на массивных бревнах, сделав не качели, а качающиеся платформы, небольшие, зачем дурью маяться: четыре на четыре метра. И мальчишки регулярно на них мордобойство практиковали. Очень полезно для вестибулярного аппарата. И для боев на палубе тоже важно. Из самых крепких Витя формировал свою гвардию, морпехов, причем они были именно морские пехотинцы. Морское дело знали крепко, гоняли под парусом только в путь. Самые тупые шли в абордажников — пехморы. А вот башковитая элита по навигациям прикалывалась — морпехи, с заявкой на капитанов.

У нас было четыре каракки. Все оснащены по последнему слову техники: с талями, с двумя мачтами, с переборками! Правда, переборок было всего три. Но и это было хоть что-то. Каждая рассчитана на перевоз команды в сотню легионеров. В жутких, спартанских условиях. Разместить сто двадцать человек на кораблике длиной в двадцать метров и шириной в пять метров несложно, если взять на вооружение систему гамаков и разместить их на спальной палубе в 'два этажа'. В мозгах все дело! В дисциплине и четком понимании факта: легат сказал — легат сделал. Сказано: пять суток тошнить и не вякать — все терпят пять суток, и грызут шоколад.

Про английскую 'Грейс Дью' мы слышали, идиоты англичане сварганили громадину в 60 метров длиной и 15 шириной — нормальные пропорции, но постройка вышла корявая. 250 человек она несла, все ахали от восторга. Три пушки! видели мы эти пушки — бред какой-то и никчемная профанация.

Виктор Павлов был очень странный капитан. Он был... мне трудно подобрать определение его почерку капитанства, он был сторонник средних мер. Никогда не гнался за скоростью! Вот. Образовалась в нем какая-то цепкая прижимистость и экономность. Он редко гонял 'Глорию' на максимуме возможностей, понятно, берег главный ресурс: не давал нагрузок на мачты, корпус, паруса. Но с приобретенными каракками он поступал аналогично! Мы знали, что, развернув все паруса, малышки могли дать 12 узлов. Это было мощно, это было чуть меньше среднего, нормального хода 'Глории', круизера двадцать первого века. Но Витя на каракках строго держал скорость в десять узлов. Назвали малышек, а гадать долго не надо, именами первых атланток: 'Татьяна', 'Елена', 'Мария', 'Апфия'. Эта несносная гречанка стала капитаном 'Елены' — она была рождена для моря, и Витя ее оттаскал по полной программе, пока не выдал капитанский кортик. Признаю, мадам Павлова в математике меня обгоняла, расчеты вела побыстрей Костика.

Подходы к английским портам Витя за семь лет вызнал. Пять суток, в среднем там до любой точки южного побережья пять суток было. Довольно приличная карта у него и до Лондона была, в Лондон он ходил в нашей реальности два раза.

С ветрами было тоже понятно : начиная с мая до сентября дул самый 'вмордувинд'. А вот зимой с юга наяривало — самый попутный, и не надо мне выдумывать и мозги парить, я точно знаю, 'попутный', значит: 'ветер в попу, плывем в Европу'.

Смущал нас возраст мальчишек, примерный биологический возраст у них был тринадцать, четырнадцать лет, выглядели они хорошо, средний рост под метр семьдесят, крепенькие, борзые.

— Да они же мелкие совсем! Ссыкотно мне, подведут нас, обделаются, — в который раз я высказал свои сомнения.

— В четырнадцать лет они уже взрослые в этом мире. Имеют право на свободу выбора: кто не хочет, останется расти дальше, тренироваться. Ты же сам знаешь, Леха, там парни без страха и капли мозга в голове есть. Много таких — они рвутся в бой.

— Они подохнут, — вздохнул Костя.

— И пускай. Могилы выроем. Похороним и назовем их именами новые города. Вечные пенсии родственникам с дохода города. Костик, я не Чикатила, но они такие люди — время сейчас такое, — я честно высказался и добавил. — Не справятся. Могут посыпаться как доминошки. Один за всех и все за одного во всем. Один струсит и все за ним в кусты. У них стадный инстинкт на высоте. Настоящие мартышки.

— Согласен, они нифига не соображают, — признал Костя. — Может, подождем? Мы ведь воспользуемся их тупостью.

— Ну почему тупостью. Не такие уж они и тупые. Вопрос простой, тут много ума не надо. Или ты тянешься к морю, или не надо рисковать, занимайся ремеслами, мы с радостью примем в обучение. Ринат зашивается в лаборатории. Я за вторжение в Англию, — высказался Витя.

Мы давно решили: первый удар наносим по четырем английским портам. Две каракки ударят по Лондону, одна по Саутгемптону, другая по Пулу. Потом наносим удары вдоль побережья. Эксетер намеревались сильно пожечь. Девон нам был неважен — предполье перед Корнуоллом — самое место для маневров.

В Корнуолле решили жестко давить англичан и все силы бросить на поддержку идей 'независимого корнского сознания'. С обязательным вооружением шахтеров арбалетами. Не бесплатно. Мы везли пять тысяч арбалетов в трюмах каракк. И болтов было не сосчитать. Костик как-то сказал, что при Азенкуре англичане выпустили пять миллионов стрел, а может быть три — но миллионы это точно. Мы не заготовили миллион болтов. Но тысяч сто точно нарезали на простеньких токарных: такие простенькие в этом времени еще неизвестно когда появятся.

Корн земля гор и олова в горах, где олово — там шахтеры. Настало время внести чуток разнообразия и веселья в жизнь алых и белых роз: где шахтеры — там и партизаны. Кельты вернулись — бойтесь англы.

— Убьют этих шахтеров с арбалетами, — вздохнул за мирных жителей Витя.

— А мне пофиг. Раненых, женщин, детей переплавим на Азоры. Пусть там живут, выращивают себе потихоньку пшеницу, овец пусть разводят. С голоду не умрут, это невозможно, — отмахнулся я от его пацифизма. — А самое главное — за свободу надо бороться. И умирать. Ты что думаешь, они счастливы возиться в шахтах за гроши? Да плевать им на эти шахты, и это олово. Мы новые хозяева земли. За защиту потребуем плату — все по старине. Желаете ребенка отдать в легион — отлично! Прощайтесь с ним навсегда.

Ринат добавил очередную исламскую мудрость:

— Анвар Садат как-то сказал, что есть только одна арабская страна — это Египет, а остальные — это просто племена с флагами. Единственная страна Европы это Древний Рим. Нам нужны вассалы.

— Нам всем нужно высунуть голову из норки, — добавил я и подумал: 'А кто такой Садат?'

— Я не в норке, я на палубе, — улыбнулся Витя.

— Крысухам не понять, — покивал головой Костик. — Пошли спать, с якорей снимаемся рано.

23.12.2017

Читатель, спасибо что смог дочитать до конца первую книгу цикла. Книгу довольно слабую. Сплошная болтовня и размышления. Увы мне, нет ни времени, ни желания редактировать её по прошествии нескольких месяцев. Вторая книга уже на порядок лучше.

Больше никакой болтовни о 'судьбах мира' — приключения, бои и потасовки, откровенный боевик с юмористическим уклоном. Тема 2 книги — Нападение на Англию, захват власти в Корнуолле.