Малохольный экстрасенс

Он не чувствовал себя оскорбленным: давно уже минул тот день, когда он отчетливо осознал, что не любит жену. То, чему он только что стал свидетелем наверху, происходило между ними редко, а в последние недели и вовсе сошло на нет. Права ли была тогда Лика, или же он просто уставал, но их супружеские отношения в эти недели трансформировались в чисто деловые, и жена (он сознавал это даже сейчас) в принципе имела право на то, что он не мог ей дать. Но все равно было неприятно и противно...

Он еще не докурил сигарету, как за стеклянной дверью кухни мелькнула тень. В следующее мгновение в щели между дверью и косяком показалось виноватое лицо Миши.

— Входи, садись, — кивнул Панов на свободный стул, и Миша, неслышной тенью скользнувший в дверь, осторожно присел на краешек. — Что скажешь хорошего?

— Дмитрий Иванович, вы... — Миша бросил на него взгляд исподлобья и опустил голову, — вы на меня... Честное слово, не знаю, что сказать, — закончил он виновато.

— Тогда я спрошу, — Панов внезапно ощутил в себе какую-то веселую ярость. — Давно это вы?

— Как вы в отпуск уехали... (Миша не поднимал головы.)

— И кто был инициатором?

— Оба, наверное, — Миша взглянул на него покаянно. — Она как-то пожаловалась, что вы с ней никак... Ну, это... Как-то все само собой получилось.

— Ладно, — Панов растер сигарету в пепельнице. — Ее я еще могу понять — раз уж я с ней никак... Но ты? Ты ж ей почти в сыновья! К тому же жена дома молодая...

— Беременная жена, — Миша снова опустил голову. — Вот и... Сами понимаете...

— Ладно, иди, — он махнул рукой.

Миша осторожно посмотрел на него:

— Людмила Викторовна сюда заходить боится...

— Скажи, чтоб не боялась.

Миша все еще смотрел на него.

— Не бойся, ничего я с ней не сделаю! — сказал Панов, раздражаясь. — Неужели я похож по-твоему на ревнивого мужа, что будет гонять ее топором?

Миша, подумав, покачал головой.

— Ну так чего же?..

Помощник кивнул и тихонько вышел. И почти сразу же в дверном проеме появилась жена. Она не вошла — стала у косяка, с тревогой глядя на него. Лицо ее кривилось: то ли она хотела заплакать, то ли обругать его. Панов подождал, пока в прихожей щелкнул замок входной двери. Он уже принял решение и знал, что ему делать.

— Принеси деньги, — сказал он отрывисто.

— Какие деньги? — насторожилась она. — Нет у меня ничего!

— Я сказал: принеси! — холодно повторил он.

Она упрямо замотала головой, и Панов вдруг ощутил, как воздух перед ним становится твердым и тяжелым. Он еле успел метнуть взгляд в сторону — толстое узорчатое стекло в кухонной двери вдруг с пушечным громом треснуло и мелкими осколками ссыпалось на пол.

— Я счас, я счас...

Жена исчезла и скоро появилась снова с пухлым старым портфелем дочки. Он молча вынул портфель из ее трясущихся рук, щелкнул замком крышки и перевернул его над столом. Толстые зеленые пачки, перехваченные посреди разноцветными узкими резинками, жирно застучали по клеенке, покрывавшей стол.

Бросив опустевший портфель на пол, Панов некоторое время изумленно смотрел на груду бумаги перед собой. Он предполагал, что неплохо зарабатывал в эти недели (это было заметно по многочисленным дорогим вещам, что стали появляться в квартире), но он даже не предполагал, что денег окажется так много.

— Боже, сколько же вы с них брали? — хрипло вымолвил он наконец.

— А что? — взвизгнула жена, делая шаг к столу. — Они за здоровье платили, а некоторые и за жизнь. Их никто не заставлял. В больнице бесплатно — могли туда идти!

Он с интересом посмотрел на нее. Лицо жены порозовело, она, не отрываясь, смотрела на валявшиеся на столе деньги.

— А тебе зачем столько?

— Это тебе никогда ничего не надо! — вдруг заплакала она. — Всю жизнь в нищете, когда у других — все... Люди давно поняли, как надо жить, один ты... У тебя дочка растет, о ней ты подумал? Замуж выйдет, зятя в дом приведет, где мы тут поместимся? Люди давно детям квартиры купили, я уже одну присмотрела... И о цене договорилась... — она плакала, не отрывая взгляда от стола.

Он молча выбрал из груды три пачки, отодвинул их в сторону. Остальное сгреб обратно в поднятый с пола портфель. Она перестала плакать и испуганно следила за его движениями. Он щелкнул замком крышки.

— Держи!

Она поймала портфель и обеими руками прижала его к животу.

— Дочке скажешь, что я уехал в командировку. На Север. Очень и очень надолго...

Он встал, рассовал отложенные деньги по карманам. Она во все глаза смотрела на него. В один миг попыталась было что-то сказать, но не посмела и опустила голову. Он молча прошел мимо, у самой двери на мгновение остановился. Пошарил по карманам — и тощая связка ключей, слабо звякнув, упала у порога. Он не помнил, как шел по лестнице, выходил из подъезда. И пришел в себя, когда на его пути возникли две тяжелые фигуры в цветастых спортивных костюмах.

— Ты Панов? — спросил один из цветастых и пояснил: — Ну тот, что лечит?

Он машинально кивнул...

14.

Человек с гладко выбритым не запоминающимся лицом молча смотрел на другого, с седоватой бородкой, сидевшего напротив. Охранники, доставившие в кабинет гостя, ушли. Хозяин кабинета отослал их тут же — понял, что не понадобятся.

Гость не понравился хозяину с первого взгляда, а теперь, после длительного взаимного разглядывания, нравился еще меньше. В седобородом не было ни холодной, внушающей страх значительности палача, принявшего у него заказ; ни даже напыщенной важности целителей, побывавших здесь прежде. По заключению хозяина кабинета в нем не было вообще ничего — обыкновенный мелкий человечек, к тому же слегка напуганный. Неужели он действительно делал то, о чем ему так много рассказывали?

— Ты Панов, который лечит? — спросил человек с не запоминающимся лицом, будто не веря сам себе.

— Меня уже спрашивали ваши дебилы! — огрызнулся гость. — На какой помойке вы их нашли?

Хозяин кабинета еле заметно кивнул. Кажется, первое впечатление было обманчивым.

— Ты действительно можешь определить, чем человек болеет, а вылечить его? — продолжил он как ни в чем ни бывало.

— Если захочу! — снова огрызнулся гость.

— Тогда скажи, чем болею я?

— Умственной недостаточностью!

Гость явно задирался. Хозяин кабинета нахмурился — это уже было чересчур.

— Те, которые здесь были до тебя, не хамили, — кротко сказал он, и в этой смиренной кротости даже самый толстокожий услыхал бы угрозу. Но этот не услышал.

— Вот и целуйтесь с ними! — гость встал и сжал в кулачки свои жалкие ручонки. — Я к вам не набивался! Так что, будьте добры, отвезти меня туда, где взяли. Ясно?

Человек с не запоминающимся лицом вдруг понял, что этот колченогий с бородкой сейчас упрется — и тогда все. Хоть рви его на части.

— Идемте! — он встал. — Сейчас я вам все покажу.

Они вышли из кабинета и по широкой мраморной лестнице поднялись на третий этаж особняка. Здесь, как и этажом ниже, прорезал здание широкий коридор со стенами, выложенными тем же светлым мрамором, с высокими дверями красного дерева. Возле одной из них хозяин остановился. Рысивший следом за ними охранник в цветном костюме торопливо подскочил и распахнул дверь.

— Прошу! — хозяин отступил на шаг.

Комната, в которую они вошли (охранник почтительно остался за дверью), была небольшой, но светлой, с высоким потолком. В центре ее стояла кровать. Маленькая. Но даже она казалась большой для худенькой бледной девочки, лежавшей здесь под кружевным одеяльцем. Она встретила посетителей любопытным взглядом.

Хозяин сделал легкий жест рукой, и женщина в белом халате на кушетке в углу (ее гость сразу и не приметил), встала и вышла.

— Дядя!

Девочка улыбнулась и протянула человеку с не запоминающимся лицом худую прозрачную руку. Тот осторожно взял ее обеими ладонями.

— Как ты, малыш?

— Хорошо. Тетя доктор сделала укол, и сейчас ничего не болит. Она мне вставать запрещает, а мне хочется. Мы бы с тобой поиграли... А это кто?

— Это тоже доктор, — хозяин отступил в сторону, чтобы гость мог подойти поближе. — Он будет тебя лечить.

— А почему он не в белом халате? — спросила девочка, с любопытством глядя на гостя. — Я поняла! — вдруг обрадовалась она. — Он будет шептать и махать руками. Как те, что уже приходили. Да?

— Да, — коротко подтвердил человек с не запоминающимся лицом. — А сейчас помолчи, лапочка, — он повернулся к гостю: — Приступайте!

Тот молча кивнул и провел ладонью над головкой девочки, затем — над кружевным одеяльцем. Лицо его вдруг скривилось, как от боли. Он поднял вторую руку и обеими ладонями стал водить над одеяльцем, словно обволакивая что-то. Девочка следила за ним с интересом.

— Ой, холодно! — вдруг взвизгнула она.

Гость нахмурился и положил ей ладонь на бледный лобик. Глаза девочки медленно закрылись, и она ровно задышала. Гость убрал руки. Хозяин кивнул.

— Идем! — вновь пригласил он.

Тем же путем они спустились в кабинет.

— Ну? — спросил человек с не запоминающимся лицом, когда они расселись по прежним местам.

— Рак печени. Третья, а может уже и четвертая стадия. Опухоль неоперабельная, — хмуро отозвался гость и добавил: — Метастазов нет.

Хозяин кабинета удовлетворенно кивнул:

— Значит мне про тебя говорили правду.

— А вам не говорили, что я таких случаях ничем помочь не могу? — все также хмуро спросил гость.

— Говорили, — подтвердил хозяин. — Я и не прошу, чтобы ты ее вылечил — знаю, что это невозможно. Но я знаю и другое. Не так давно ты был у одного мальчика. Ему помочь тоже было невозможно. Но ты с ним говорил и что-то делал — он умер через два дня во сне, улыбаясь. Эта девочка — моя племянница. У нее нет родителей, а у меня — детей. И если ее нельзя вылечить, то я хочу, чтобы она хотя бы умерла, улыбаясь. Понятно?

— Да.

— За работу я всегда хорошо плачу. А за такую — тем более! — человек с не запоминающимся лицом выдвинул ящик стола.

— Не надо! — гость встал. — Я сделаю все и так.

Хозяин кабинета бросил на него долгий тяжелый взгляд. Гость ответил ему таким же. С минуту, не мигая, они смотрели друг на друга. Затем хозяин задвинул ящик обратно.

— Я только хочу вам сказать, — промолвил гость, вставая, — что если бы ваши дебилы приехали чуть позже, они меня никогда бы не нашли.

Еле заметная усмешка тронула тонкие губы человека с не запоминающимся лицом.

— Ошибаетесь. Это намного проще, чем та работа, за которую вы беретесь. Что вам нужно для нее?

— Будет нужно — попрошу.

Хозяин встал, и тут же в дверь вскочил цветной охранник...

* * *

Поздним вечером тот же охранник осторожно заглянул в кабинет.

— Спит! — коротко доложил он от порога.

— Давно? — поднял брови хозяин.

— Только что, — охранник спешил, глотая слова. — Я в глазок смотрел, как приказали. Сначала он все руками над ней водил. Поводит-поводит, потом посидит на ковре немного — и снова. И так это... — охранник с трудом подбирал слова. — Как бы вытирает что-то. Никогда такого не видел. Аж жутко, блин! А потом совсем упал. Я заглянул — спит!

— Пойдем!

Они поднялись наверх. Гость лежал на ковре. На боку, уткнувшись лицом в собственное плечо. Человек с не запоминающимся лицом наклонился над девочкой. Она спала, тихо посапывая носиком. Он потрогал ее лобик. Тот был сухим и теплым. Почувствовав прикосновение, девочка вздохнула и перевернулась на бок. Хозяин убрал руку и склонился над человеком на ковре. Дыхания его не было слышно. Он поднял пальцем веко лежавшего — зрачка под ним не было.

— Позови врача, — обернулся он к охраннику. — Она внизу. К нему. Потом пусть зайдет ко мне.

Он выпрямился и пошел к двери...

Через полчаса женщина в белом халате открыла дверь его кабинета.

— Ну? — поднял он голову.

— Такое впечатление, что полное нервное и физическое истощение, — заговорила женщина, волнуясь. — Странно: днем он выглядел абсолютно нормально. А тут пульс еле прощупывался, и дыхание...

— Ну и? — прервал ее хозяин кабинета.

— Сделала укол, поставила капельницу, — торопливо стала перечислять она. — Он и сейчас лежит под ней. На ковре, — она помедлила. — Он пришел в себя.

— Перенесите его в другую комнату.

— Мы хотели, — женщина вздохнула, — но он запретил. И даже обругал нас. Говорит, что еще не закончил, нужен еще сеанс...

— Тогда пусть остается, — сказал человек с не запоминающимся лицом. — Принесите только ему поесть.

— Но... — замялась женщина.

— Что еще? — поднял он брови.

— Если у него такой упадок после того, как он выглядел здоровым, то в нынешнем состоянии он не может что-то делать. Он просто умрет! Понимаете?

— И что из этого?

— Как вы можете?! — лицо женщины пошло пятнами.

— Могу. Я его не заставляю убивать себя — успокойтесь. Его пригласили для другого, того, что он делал без всякого упадка сил, выходил на своих ногах, да еще деньги раздавал, — он помолчал. — Я не виноват в том, что он решил сделать нечто иное и лежит сейчас на ковре. Меня, по правде говоря, это совсем не волнует. Только девочка. Как она?

— Хорошо, — медленно выговорила женщина. — Ей явно лучше. Я даже не стала делать ей обычную инъекцию — она спит спокойно.

— Вот это — главное! И не забывайте: вас пригласили ухаживать за ней, а не за ним. Он взрослый, и сам знает, что делает. Идите!

Она понуро повернулась к двери.

— За ним тоже можете смотреть! — крикнул он ей вслед, почему-то раздражаясь. — Если вам того хочется. Но работать ему не мешать. Ясно?

После ее ухода он еще некоторое время сидел, сердито вертя пальцами толстую тяжелую ручку с золотым пером. Ему было неприятно и обидно. И он в раздражении швырнул ручку на стол...

15.

Санитарка мыла пол в коридоре больницы и, размашисто двигая швабру с тряпкой по гладкому мозаичному полу, и сердито поглядывала на приоткрытую дверь ординаторской. Там опять сидели эти двое. Их следовало выгнать уже давно, чтобы убрать в комнате — заведующий отделением на этот счет был строг, но санитарка почему-то робела. И это еще больше злило ее.

"Завели моду в тихий час по кабинетам шляться! — сердито думала она, полоща тряпку в ведре с крупной надписью "Для пола". — На то он и тихий час, чтобы все отдыхали. Даже врачи в это время уходят. А эти сидят и сидят!.."

Она с сердцем шваркнула мокрой тряпкой о пол. И, словно в ответ, из-за неприкрытой двери ординаторской донесся смех. Смеялась женщина — легко и радостно.

— Если бы ты только видел его лицо! — воскликнула она и снова засмеялась: — Как он смотрел, когда я ему это сказала!

— По-моему у него вообще нет лица, — сумрачно отозвался мужчина. — Так, маска какая-то.

— Не-ет, есть! — не согласилась женщина. — И ты бы видел, как оно дергалось!