Остров Луга

"Откройтесь, откройтесь все!" — попросил Ярослав и погрузился в глубины чародейских миров. Бездна заклятий, заговоров и заклинаний поплыла перед его глазами.

Корчились колдуны и ведьмы, истязаемые безжалостными словами и жестами; рассыпались в прах мерзостные создания, вышедшие, казалось, из самых кошмарных снов; голубые, сиреневые, зеленые, словно виндзорская трава или изумруды всех оттенков, оранжевые, словно апельсины, красноватые, желтые, алые, как тюльпаны, поля расцветали пред мысленным взором, то расплываясь, то собираясь в огромные сферы, то зауживаясь до острого клинообразного луча. Все, что хранилось в чародейских книгах дружины, было предоставлено в его полное распоряжение. Картины мелькали перед ним, словно кадры видеохроники. Одни он пропускал, почти не разглядывая, другие задерживались, иные возвращались как-то сами собой.

Особенно поразило его одно видение, возвращавшееся раз за разом. В центре огромного бездонного болота, на крохотном клочке суши горит синий в лучах заходящего Солнца костер, несколько высоких рыжих людей, облаченных в кожаные штаны и грубые дерюжные одеяла, застегнутые на правом плече, хмуро следят за кровавым диском, тонущем в далеких осоках трясины. На широченных кожаных ремнях висят широкие прямые мечи, в ушах поблескивают серьги с разноцветными бисеринами, рыжие космы венчают медные и золотые обручи, также украшенные жемчугом, медные и золотые гривны с шей свисают на грудь. Чем глубже погружается Солнце в болото, тем мрачнее становятся бородатые лица.

Ярослав и сам ощутил тревогу, переполнявшую их. В безднах болота что-то ворочалось, смрадные пузыри всплывали и лопались вокруг островка, на глазах жухла и рассыпалась зелень болотной растительности. Было как-то неестественно тихо, даже стервятники, задолго и издалека чующие поживу, не решались приблизиться. Испарения курились вокруг, сгущались с каждой минутой. В полном безветрии они свивались в неясные, но полные угрозы сумрачные призраки, затевая чудовищный хоровод "противосолонь".

Сидящие воины все сильнее утопали в этом зловещем тумане. Усилием воли Ярослав приказал видению приблизиться. Теперь туман окружал его самого. Он ощущал тошнотворные запахи, витавшие над болотом, видел гнусные морды нежити, проплывавшие так близко, что казалось — протяни руку и прикоснешься, видел гаснущие угли костра и белые жемчужины в серьге предводителя отряда — плотного длинноногого бородача.

С последним лучом заходящего Солнца предводитель встал и раскинул руки, будто хотел обнять весь свой немногочисленный полк. Его серьга изливала вокруг неясное белое сияние, охватившее поднявшихся воинов. Из губ его, закрытых ржаными завитушками усов, понеслись звучные, ритмичные слова, складывающиеся в подобие стихов. Ярослав попробовал мысленно произнести их.

Напрасный труд — гласные и многие из согласных звуков не имели аналогий ни в русском, ни в английском языках.

"Это архаика, — вдруг услышал он мысленный посыл Чаупьи. — Таких звуков уже не осталось".

Обстановка на болотном островке между тем резко изменилась: свет белых жемчужин на глазах набирал силу, окутывая не только сушу, но и часть трясины. Отброшенный белым сиянием туман скапливался за его пределами, густел, но в самом центре островка свет сгущался тоже, образуя фигуру мощного рыжеволосого латника в серебряном панцире, блиставшем жемчужинами, с серебряным обручем на голове и браслетами на руках. Длинная белая рубаха из-под панциря ниспадала ниже колен Луга, по низу подола шел прихотливый серебряный орнамент из сочетания крестов, листьев, птиц и зверей.

Дальше Ярослав смотреть не стал, ибо главное ему было известно — "Заклинание Азии" для дружины потеряно. Ни он, ни его побратимы не произнесут надлежащих слов. Он открыл глаза и очутился в сфере белого сияния собственного талисмана. Сфера занимала мало не половину острова. В этом пространстве дышалось легко и свободно, пахло соленым морским ветром и не ощущалось наружной угрозы.

— Вот такие дела, братцы, — сказал Ярослав с досадой. — Улыбнулось нам заклинание.

— Да уж, — разочарованно молвил дагон, усаживаясь на корточки. — Что делать будем?

— А чего делать... — Стойчо пожал плечами и усмехнулся. — Мы под надежной защитой. Тьме до нас не добраться. Заметили? Чем сильнее воздействие Зла, тем большее пространство захватывает Свет. Яро, серьга не жжет?

Ярослав мотнул головой.

— Вот видите! Не исключено, что жемчуг, по закону Перехода, начнет с Землей резонировать — тогда и вовсе прекрасно.

— Умница ты наш! — вскипел Патрик. — Прямо "парадоксов друг" какой-то! Резонанс действует, пока мы рядом! Все Шестеро — рядом! Стоит одному отлучиться и — шабаш! Надолго ли нашей энергии хватит, башка твоя безмозглая! Мы обречены сидеть тут, пока кто-нибудь с голодухи ноги не протянет. А в следующую минуту остальным — конец.

— М-м-да-а, — сказал Свен. — Вот положеньице-то... Заметили? Этот длинноногий вроде бы стихами говорил... Может, ты, Яро, свои прочтешь?

— Да ну тебя! — махнул рукой Ярослав. — Нашел время!

— А что? — снова воодушевился Стойчо. — Нам времени не жалко — делать-то все равно нечего! Давай,братушка, не стесняйся.

— Да я всего одну строфу и сочинил-то, — сконфуженно проворчал Ярослав, краснея от застенчивости и честолюбия, как и подобает начинающему поэту.

Обиженный вой Левиафана раздался неподалеку от Острова. Его чудовищное тулово появилось на вспухшем вале Живой Волны.

— Опять начинается! — сказал Свен и выругался. — Мало ему одного ведовского меча, еще моего захотелось!

— Не-ет! — ехидно протянул Стойчо. — Он больше близко не сунется! Яро, братушка, посиди на месте, пока мы Червяка поближе не подманим. А как на берег вылезет, бегом к нам. Тут мы ему такую баню устроим — до самой смерти не забудет!

— Ну, иди! Иди сюда, гнусная тварь!— взревел Свен, потрясая огромным мечом. — Сюда, убийца!

Рядом с гигантом-германцем выросла напряженная фигура ирландца, следом примкнул Стоян, сверкая желтыми глазищами. В молочно-белом сиянии жемчуга их волосы реяли оранжевыми кострами, литые плечи рисовались контурами факельных чаш.

Поддавшись общему исступлению, Ярослав вскочил на ноги и крикнул, срывая голос:

— Вам, побратимы, посвятил я свои стихи! Слушайте!

Теплые плечи друга крепче каленой стали.

Синие очи друга острые, как алмаз.

Волос — ржаное пламя —

Ветры гасить устали!

Встань же, дружина, в поле

В черный Предвечный Час!

В воодушевлении, охватившем их, они упустили момент, когда свет за их спинами сгустился, закручиваясь спиралью, и из этого светового смерча сначала туманно, потом все более явственно выступила мощная фигура Луга-воина.

— Зачем вы звали меня, дети? — услышали они звучный глубокий голос и обернулись, невольно оробев.

— Тьма наступает, отче, — почтительно сказал Чаупья, кланяясь в пояс. — Великая Тьма! Лучшие ведуны Света сложили головы в борьбе с нею. Иссякают и наши силы. Шестеро нас, будь Седьмым, отче!

— А-а, это ты насчет предположения, высказанного Беловолосым Тью, — Луг широко улыбнулся и посмотрел на дагона. — Твоим родичем, Годо.

Ярослав во все глаза разглядывал своего бывшего попутчика. Вот он — бог во плоти; протяни руку — и можешь дотронуться. И ничего необычного, ничего величественного нет в его облике, за исключением экзотической одежды и синих искр, мерцающих в оболочке глаз. Ростом он не превышал Годо и, уж во всяком случае, сильно уступал Свену. И все-таки что-то особое светилось в нем, в его спокойной уверенности. Ярослав закрыл глаза и всем своим существом окунулся в несокрушимое могущество, которому не находилось названия.

— А ты думал, что всевластие можно измерить в килограммо-метрах? — услышал он ироническое замечание Бога и открыл глаза.

Ведуны скучились вокруг Луга, точно детишки вокруг диковины. Ярослав ясно ощутил, что не одному ему хочется потрогать это удивительное существо.

— Вот что значит цивилизация! — сказал Луг не то с осуждением, не то с усмешкой. — Раньше люди непосредственней были; Бога реальностью воспринимали и ничему не удивлялись. А вы вроде бы и твердо знаете о моем существовании, а при встрече — сомнение берет.

— Так вы все-таки Бог? — осторожно спросил Ярослав.

— И да. И нет. С человеческой точки зрения, безусловно, Бог. С точки зрения Вселенной просто довольно развитое существо. Могу зажечь звезду, могу погасить. Создать планету, населить ее жизнью... могу уничтожить... И все-таки я всего лишь сын Вселенной, ее порождение.

— Значит, есть и более могущественные существа? — спросил Чаупья.

— Неугомонный вы народ! — вздохнул Луг. — Мало вам одного Бога, подавай все, что вам фантазия нашептала! Твой вопрос, сынок, меня самого давно занимает. Пока ничего определенного сказать не могу. Удовлетворись этим.

— Тогда позвольте изменить постановку вопроса, — почтительно сказал Патрик. — Вы подчиняетесь законам Вселенной или сами создаете их?

— Все течет, все изменяется. — Луг смотрел ясно и не напускал особой таинственности. — Одни изменения происходят сами собой, иные есть разумное творчество. Впрочем, детям трудно понять взрослые мысли... Вы звали меня, дети, я пришел. Мне безразлично то, что происходит, это — пустые детские страхи, но если уж я включен в состав Семи, придется вступить в борьбу. Только не требуйте лишнего! Зло неуничтожимо, потому что оно выступает в разных обличьях. Есть миры, устроенные иначе, нежели ваш, и они в том так же невинны... Я отгоню Зло, поставлю рубеж, раз уж вам оно противно... Боюсь толь ко, что со временем люди разрушат его.

Он вскинул руку, и ведуны с дрожью увидели, как жемчужный свет, скручиваясь в спираль, начал скапливаться в ладони Бога. Тьма окутала Семерых плотной ватной завесой.

— Иди! — сказал Луг. — Иди и побеждай, пока не остановят!

Ослепительный свет ударил в немыслимую высь, расширяясь с каждой секундой, и вскоре все небо заблистало всеми оттенками семи основных цветов.

— Вот это фейерверк! — ахнул Годо.

— Божественно! — воскликнул Патрик. — А вот и звезды. Боже, как я без них скучал!

— Прощайте, дети, — сказал Луг. — Было приятно порадовать вас. Мое воплощение доставит вас по домам, когда вы пожелаете. И не пытайтесь вызывать меня по пустякам.

— Исполни нашу последнюю просьбу, Боже, — почтительно молвил Стойчо, прикладывая руку к груди.

— Хочешь, чтобы я внушил неколебимую верность твоей Цветанке? — Луг улыбнулся совсем как обычный смертный острослов. — Или превратил в вино Серединное море?

Уязвленный Стойчо дерзко вскинул опущенные глаза:

— Это слишком ничтожные желания, чтобы досаждать Всемогущему! Мы хотели бы еще немного побыть на Острове. Нельзя ли подарить нам вязанку-другую хвороста для костра?

— Ох, Стойчо, Стойчо! — покачал головой Всемогущий, — не доведет до добра гордыня твоя! Впрочем, это не пророчество, а одна из множества вероятностей. Зачем тебе костер? — он вскинул руку, и розовая струйка плазмы брызнула из чаши, вспыхнув над островом маленьким искусственным солнцем. — Доволен? А сейчас проси, что хотел.

— Верни нам Тойво, — тихо промолвил Стоян.

Луг помолчал, глядя прямо в глаза дерзкому болгарскому ведуну, затем мягко положил ему на плечо руку:

— Я ждал этого, — сказал он печально. — Но тут и Всемогущий бессилен, Стойчо. То, что я здесь, — следствие. Подвиги ваших братьев — причина. Верни я Тойво — все повторится, и мы снова вернемся к тому, от чего ушли. Великие свершения без жертв невозможны. Налей нам, Чаупья, Чашу Победы!

Он сделал глоток из наполненной раковины, передал ее Ярославу и исчез. Никто этому особенно и не удивился.

Не удивились они и тому, что в раковине оказалось вино изумительного вкуса и аромата. А как же иначе?

— Нектар! — убежденно сказал Стойчо, утирая губы рукавом. — Можете мне поверить, я в вине толк знаю.

Это — особое: глотнешь — будто к аккумулятору подключишься. Чуешь, Яро?

— Ох и сладостна ты, Чаша Победы! — вздохнул Годо. — Но печаль на дне твоем!

— А про Червяка-то мы и забыли! — спохватился Свен.

— Что-то не слыхать его, кстати, — подивился Ярослав.

Его и нельзя было слышать — гигантское чудовище медленно разлагалось в морской впадине, смертельно отравленное застрявшим в пасти ведовским клинком, заклятье которого вспыхнуло во всю мощь в присутствии божества. Дитрих, как и предсказывал эвенкийский шаман, свершил свой посмертный неслыханный подвиг. Отныне никто не узнает о Живой Волне — концентрированном Зле, окружавшем своего Повелителя: резонанс, полученный от Левиафана, постепенно гас, иные излучения разрывали злодейские связи, и прах густой пеленой осаживался на дно впадины, погребая останки Неистребимого Зла Мира.

— Пусто как-то, — пожаловался Чаупья с некоторым недоумением.

— В каком смысле? — Стойчо ловко выцепил раковину из огромной ладони шведа и отхлебнул.

— Будто выгорело все внутри.

Уж больно все просто, — согласился Патрик. — Тут, бывало, пока заурядный наговор снимаешь, мудришь и мудришь...

— А ты не мудри, — сказал Стойчо. — Чародейство штука несложная. Ведуну твоего класса пора бы знать, что усложнения специально задуманы, дабы слабых не искушать. Любите вы таинственность напускать по поводу и без. Чаупья, ты, кажется, интересовался фокусом с исчезновениями... Вот тебе шкатулка. — он протянул руку, и шкатулка оказалась у него на ладони. — Задумай слово позаковыристей.

— Ассамбахадор, — сказал Чаупья.

— А теперь вчувствуйся в то, что держишь. Чуешь?

— Ну...

— Развей по ветру!

Шкатулка исчезла.

— А теперь слово гони!

— Ассамбахадор, — сказал Чаупья, и шкатулка вновь оказалась в его руке.

— То же самое ключевое слово, — удовлетворенно пояснил Стойчо Борев. — Только примененное по пустякам.

— Действительно просто. — Чаупья недоверчиво посмотрел на собственную ладонь и несколько раз проделал фокус с исчезновением. — Яро, а ты ключевое слово задумал?

Ярослав пожал плечами:

— Так ведь меня вроде на "Бо-до-то" учили...

— Это злое воздействие стимулирует, — сказал Чаупья. — А тебе общий ключ нужен.

— Называть обязательно?

— Ну, своих-то можешь и не стесняться.

-"Спас".

— На дальнем расстоянии и нам ключ понадобится, — задумчиво сказал Свен.

— "Семеро"! — выпалил Ярослав.

Ведуны переглянулись.

— Неплохо, — одобрил Годо. — Но я хочу предложить другое: "Тойво и Илчин".

Все одобрительно кивнули, не сговариваясь.

— Вот сейчас разъедемся, — вздохнул Годо. — Когда-то еще увидимся... Полюбил я вас, братцы!

— А кто вам мешает собираться почаще? — послышалось из-за кузни, и на бывшей поляне показался робот-"Юрка".

— Хотите, схему нарисую? Для Чаупьи такой аппарат смастерить — раз плюнуть. И название простенькое: "генератор переменных волн класса Чао-Ио для трансцедентальных перемещений инновационного канала".

— Прибыли, здрасьте-пожалста! — проворчал Стойчо. — Слушай, ты, инновационный канал, давай без выпендривания, а то я хоть и не Алькуир...