— Можно? — неуверенным голосом спросил Шварцман.
Председатель внимательно посмотрел на него.
— Интересно, я когда-нибудь тебе отвечал, что нельзя? — задумчиво проговорил он. — Заходи, дорогой, гостем будешь, — он широким жестом показал на стул перед императорским столом. — Присаживайся. Что нового?
Шварцман все так же бочком пробежался по комнате, словно краб, осторожно положил на стол свою кожаную папку и плюхнулся на указанный стул, жалобно скрипнувший под его весом. Хороший стул, по спецзаказам делавшийся, но явно не императорский. Двести лет он точно не продержится. Особенно, если такие слоны, как Шварцман, на него станут плюхаться с разбегу. Председатель невольно хмыкнул, но тут же придал своему лицу фальшиво-радушное выражение.
— Ну, Павел ты наш Семенович, — протянул он вялым голосом, — не тяни. Чего хорошего скажешь?
Павел наш Семенович посмотрел на него одним глазом и ничего не ответил. Он прекрасно разбирался в оттенках начальственного голоса и знал, что фраза не требует реакции. Пока не требует.
— Молчишь... — продолжил Председатель. — И правильно делаешь, ничего у тебя нет хорошего. Заговоры под боком зреют, студенты волнуются, саботажники продукты от народа укрывают. Бардак в твоем ведомстве, дорогой товарищ Шварцман. А? Не так?
— Жисть моя жистянка, шеф, — скромно потупился Шварцман. — Не поверите, совсем текучка заела, на серьезные дела даже и времени не остается, — он развел руками. — Все больше на мелочи время уходит.
Шварцман сокрушенно вздохнул, придав лицу скорбное выражение.
— Но насчет заговоров и саботажников вы, Александр Владиславович, зря, — на его лице к мировой скорби добавилась еще и легкая обида. Совсем легкая, чтобы шеф ненароком не обиделся сам. — Здесь работа у нас идет, кипит, можно сказать. Ищем и находим, ищем и находим. Настоящих, в отличие от ведомства господина Дровосекова, без дураков и провокаций. С Комитетом поддержки порядка сотрудничаем активно, с ОБХНС в первую голову. Вот статистика по спекулянтам и несунам за последний месяц...
Начальник Канцелярии потянулся к своей папке.
— Не надо спекулянтов, — остановил его Треморов. — Ты мне лучше про студентов расскажи. Про тех, которые волнуются.
— Да не так уж они и волнуются! — всплеснул руками Шварцман. — Мы нервничаем больше. Крикуны молодые, в массе — прямо волки, а как поодиночке на доследование вызовешь — овцы овцами. Только и заботы у них, как бы побыстрей до мамочки добраться.
Он изобразил притворное сочувствие.
— Ну да молодые они еще, горячие, опыта жизненного никакого...
— До мамочки, говоришь? — раздумчиво пробормотал Председатель. — До мамочки... да... — Он внезапно наклонился вперед, его глаза впились в лицо начальника Канцелярии. — А вот скажи ты мне, друг милый, как же так на последней акции усмирения солдаты погибли? А? Как доблестные усмирители умудрились под свои же танки влезть? И на кой вообще туда танки прорыва погнали, объясни мне на милость? С сахарской армией вторжения воевать, что ли, собрались?
Лицо Шварцмана на мгновение стало абсолютно бесстрастным.
— Суворов, дубина, перестарался... — уже нормальным тоном, с досадой в голосе ответил он. — Дровосеков через мою голову с Тропинкиным скооперировался, а я и не уследил, кого Тропинкин отправил. Генерал наш непобедимый, ему бы оловянными солдатиками командовать, не живыми людьми! Я тоже виноват, само собой. Тропинкину ясно сказали — стандартные средства борьбы с толпой плюс что-нибудь бронированное для устрашения. А он танкист бывший, долбоё..., так для него "бронированное", как оказалось, означает исключительно "Коровиных". Вот и отдал приказ Суворову. Знал бы, сам бы операцию провел, своими силами.
Начальник Канцелярии тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя хорошо осознанную вину. Ни он, ни сам Народный Председатель ни на грош не верили подобной демонстрации раскаяния, но Шварцман считал необходимым время от времени демонстрировать хозяину осознание своей виноватости. Ну, если демонстрирует, значит, боится — и правильно.
— Ничего страшного, в общем-то, не случилось. Ну, влез вояка из внутренних войск под танк по собственной неосторожности, делов-то! Газеты мы уже придержали, так что ни о чем, кроме дебоша пьяных распоясавшихся студентов, публика не узнает. Тут все путем. Только вот шут на непонятной машине...
Шварцман исподтишка бросил взгляд на Треморова. Однако тот предпочел никак не отреагировать.
— Дело в том, что у меня нет даже предположений, кем он может оказаться. Вот уж, Александр Владиславович, хоть казните на месте или в отставку отправляйте — не смогли мои ребята никаких следов найти, ни за какие ниточки уцепиться. Не смогли, и все тут. Впервые такое за много лет...
Шварцман нервно потер руки и попытался устроиться на стуле поудобней. От внимания Председателя не укрылось, что новая нервозность уже не казалась наигранной. Так-так. Старый волк, с характером саутическим и стойким, хладнокровный и всегда себе на уме — такие, как он, в Войну за Перешеек на сахарские "коотэцу" с одной гранатой бросались. Если уж ерзает, как сейчас, либо нервишки пошаливать начинают, либо действительно прохлопал что-то серьезное. Либо в какие-то свои игры играет. Впрочем, в любом случае признак того, что стареет, хватку теряет...
"— Он слишком много знал, — сказал шпион Сидоренко". Народный Председатель улыбнулся возникшей в голове фразе из какого-то старого, еще времен Большого Рывка, детектива. Интересно, кстати, как наш рыцарь плаща и кинжала воспримет такую усмешку? Ну ничего, начальник должен оставаться слегка загадочным, насколько возможно со старым соратником, держать подчиненного в неуверенности, а то какой же он начальник... Того и гляди, подчиненный решит, что сам все знает и понимает, а то и задумается, нужен ли ему вообще такой шеф. И не стать ли ему самому шефом...
— Так, говоришь, не в курсе? — обманчиво безразлично проговорил Треморов. — Не знаешь... Ну и ладно, подумаешь, эка невидаль. Мало, что ли, у нас тут неизвестных шляется, кто с помощью собачьего свистка танковую атаку остановить может. Останавливают, и хрен с ними. Так, что ли?! — гаркнул он во все горло. Горло обиделось на такой неделикатный переход и надсадно засвербело, что по-настоящему разозлило Председателя. Он повысил голос, распаляя себя. — Болван недоделанный! Ты представляешь, о чем вообще речь?! Непонятно кто, непонятно как, непонятно чем вырубает роту пехоты и танковый взвод в течение нескольких секунд, а ты даже предположить не можешь, кто и как! Вдруг нам Сахара, мать ее за ногу, диверсии устраивает, полевые испытания какой-нибудь новой хрени проводит? Тут второй войной пахнет, и масштабами отнюдь не как за Перешеек, а ты не знаешь? Я тебя вообще зачем держу?
Председатель откинулся в кресле с побагровевшим лицом и несколько секунд тяжело дышал, в упор глядя на начальника Канцелярии.
— Месяц прошел после инцидента — и ты до сих пор ничего не знаешь? Ну, что молчишь? Хоть что-то ты сказать можешь, или мне тебя прямо сейчас на досрочную пенсию отправить?
Шварцман исподлобья поглядел на Председателя. Тот ответил не менее мрачным взглядом. Видимо, начальник КНП понимал, что его отставка — не пустая угроза, и если сейчас же он не придумает, что сказать, то, вполне вероятно, его песенка спета. Треморов знал за собой привычку к импульсивным решениям, о которых потом жалел, и даже частенько зарекался, что больше никогда, но меняться так и не менялся.
— Вряд ли Сахара имеет к случившемуся отношение, — раздумчиво произнес Шварцман. — Они же у нас Великая Республика, а в великой республике без решения парламента их задрипанного даже осень не начнется. Прошла весна, настало лето, спасибо партиям за это... В парламенте же про войну никаких разговоров не велось — до вчерашнего вечера, во всяком случае, сегодняшние отчеты до нас еще не дошли. Ни бюджеты не увеличивались, ни генералы не активизировались... А если история без парламента раскручивается, то не стали бы они — кем бы они ни были — так рисковать своей шкурой раньше времени. А то ведь Военный комитет у них даже Верховного Маршала из кресла вышибет, если тот чихнет неправильно. Да и потом, новое оружие применять не на поле боя, а при подрывной деятельности — ну не полные же идиоты у них там сидят! Ну, и другие детали...
Шварцман сделал паузу, как бы откашливаясь.
— Ну, ну, продолжай, голубчик, не тяни, — бархатным тоном промурлыкал Председатель. Он напоминал Шварцману кота, играющего с мышью, то выпуская, то втягивая когти. — Какие у тебя еще детали?
— Например, его машина. Ни у нас, ни в Сахаре такие не делают. Более того, мы прокрутили пленку — ну, с полицейских телекамер в саду — нескольким экспертам по автомобилям. Знатокам, так сказать, экстра-серии.
Шварцман развел руками.
— Так вот, знатоки утверждают, что обычный автомобиль на современных гравиматрицах в принципе не может подняться выше трех метров от поверхности, не говоря уже о полете прямо в зенит. Что-то там с напряженностью полей и прочей технической тарабарщиной. И даже у поверхности ни одна машина такого класса — если судить о нем по размерам и обводам двигательного отсека — не способна выдать ускорение около тридцати "же". Просто не существует компактных источников энергии, способных выдать необходимую мощность. Наконец, военные эксперты клянутся, что в мире по пальцам можно пересчитать пилотов истребителей, кто может выдержать ускорение больше пятнадцати единиц в полном сознании, да еще и хоть как-то управлять агрегатом. А ведь та уродская штуковина перед исчезновением крутанула пару "бочек"! — Шварцман достал из кармана платок и вытер им вспотевшую лысину. — Шеф, он словно издевался над нами! Может...
— Говори, говори, — подбодрил его Председатель. Он уже не походил на кошку и что-то прикидывал в уме.
— Может, они просто демонстрируют силу?
— Зачем? — коротко спросил Председатель.
— Возможно, они хотят пойти на переговоры, — от волнения Шварцман поперхнулся, на сей раз по настоящему. Треморов терпеливо дождался, пока начальник Канцелярии прочистит горло. — Они чего-то хотят от нас, но не желают идти на контакт без козырей в руках. Они показывают, на что способны. Я думаю, в ближайшее время они выйдут на связь, а если нет, то я найду их. Они засветились и теперь уже не могут, да и не станут скрываться. Я найду их!
Шварцман замолчал. Председатель некоторое время смотрел на него изучающим взглядом.
— Найди их, — наконец проговорил он. — Переверни всю Ростанию. Задействуй агентуру в Сахаре и ее сателлитах. Перетряхни Австралийский Архипелаг, если потребуется. Подкопайся под Американскую гряду. Переверни каждый камешек на каждом задрипанном ничейном островке, но найди. Не сумеешь — извини. И еще, — Председатель замолчал, на сей раз надолго. — Имей в виду — мы должны вступить с ними переговоры. Никакого насилия, даже никаких приказов — исключительно просьбы, слезные и униженные. Они должны прийти к нам, полностью уверенные в нашем дружелюбии — и слабости. А дальше мы посмотрим. Посмотрим... Как, ты сказал, тот парень в парке назвал себя? — неожиданно спросил он. — Хранитель?
— Хранитель, — согласился Шварцман.
— Хранитель, — эхом откликнулся Треморов. — Ну что ж, пусть Хранители. Ищи. А дальше посмотрим. Свободен.
25.11.1582, суббота
Ведущая протирает покрасневшие глаза и поднимает голову.
— Начнем, — ее голос сух и бесстрастен. — Робин, включай общую трансляцию. Прошу внимания Совета. На повестке дня один вопрос — предварительное рассмотрение плана восемь пятьдесят два дробь тринадцать. Скайтер, ты куратор, так что тебе слово.
— Спасибо, Суоко, — камера фокусируется на лице Хранителя. — В общем-то, план уже давно доведен до общего сведения, отзывы собраны. На мой взгляд, достаточно лишь еще раз пройтись по основным положениям, дополнив свежими деталями. Итак, экономический прогноз неблагоприятен. Показатели ростанийского народного хозяйства свидетельствуют, что переход в необратимо пикирующую стадию может состояться в ближайшие два-три года, а то и раньше. Косвенные воздействия на систему уже не дают должного эффекта. Дело уже не в отдельных жуликах и недобросовестных руководителях. Руководство страны пытается подавлять растущее недовольство дефицитом и скрытой инфляцией с помощью фатальных в перспективе методов, среди которых особо выделяется все возрастающие объемы распространяемых наркотиков средней тяжести, в первую очередь транитина, он же "аравийская муть". Сахарские колебания цен на сырье, включая углеводороды, имеют следствием перебои с поставками продовольствия и товаров группы "Б" в Ростанию.
Лица членов Совета мрачнеют.
— Погоди, Скайтер, — над местом одного из них мигает красный огонек. Его глубоко посаженные черные глаза над острыми скулами тяжело буровят говорящего. — Разве наркотики транспортируются с ведома Треморова? Почему данный факт не доведен до общего сведения?
— Я только на днях закончил отслеживать цепочки и получил точные доказательства. Все сказано моем в сообщении, — пожимает плечами тот. — Извини, Лангер, просто в голову не пришло, что нужно специально внимание обращать.
— И почему Треморов до сих пор не нейтрализован? — лицо спрашивающего темнеет, по щекам ходят желваки. — По-моему, самый тот повод, чтобы без дальнейших рассусоливаний вкатить ему парочку ментоблоков третьего уровня. Перманентных, нерассасывающихся.
— Погоди, не перебивай, — морщится Скайтер. — Дай закончить. Итак, выкладки показывают, что в течение ближайших пяти лет следует ожидать экономического краха с вероятностью в ноль девяносто девять. Способы, с помощью которых руководство пытается исправить положение, разрушительны для общества. Поскольку непрямые методы воздействия исчерпаны окончательно, считаю целесообразным нарушить Правило весов и пойти на явный контакт с Народным Председателем и верхушкой правительства. В силу всем известных особенностей личности Треморова скрытое манипулирование им невозможно, а высокоуровневые ментоблоки дадут непредсказуемый эффект — вплоть до буйного безумия или полного коллапса. Если же просто убрать его, ситуация взорвется немедленно. Ну, и шансов, что он уйдет сам, нет никаких. Так что у нас не остается выбора: мы должны как можно быстрее взять его под прямой контроль.
— Есть вопросы по предварительной раскладке? — ведущая обводит взглядом Совет. — Тогда...
— У меня вопрос, Суоко.
Фокус камеры переключается на шоколадно-черного негра с седеющими курчавыми волосами.
— Точнее, не столько вопрос, сколько утверждение. На мой взгляд, обычные методы работы отнюдь не исчерпали себя. Достаточно продуманная игра...
— Джао, — вздыхает Суоко, — ну сколько можно? Извини, ты в подавляющем меньшинстве. Если хочешь, проголосуем еще раз.
— Нет, Суоко, не надо, — Хранитель слегка покачивает головой. — Я действительно в меньшинстве. Но не забывай, что у меня как у любого Хранителя имеется право вето на такого рода решения.
— И ты намерен применить его? — брови Ведущей взлетают домиком.
