Сев на место, Толик наткнулся на взгляд Вадика. "И этот", — с досадой подумал он. Вадик смотрел на него торжествующе-довольно и одновременно с нескрываемой завистью. Не было никакого сомнения, что не только Вика с Валей заметили происходившее.

Вадик был у учителей на хорошем счету, никто из парней не учился лучше его. Впрочем, учёба давалась ему легко и больших усилий не требовала. Одно мешало ему стать примером для других и, соответственно, вызывать неприязнь класса — Вадик с выдающейся находчивостью отлынивал от любой общественной работы. Даже от такой безобидной, как сбор металлолома или макулатуры. В школе устраивалось соревнование, кто больше соберёт, в школьном дворе росли груды ржавого хлама — отдельная груда у каждого класса, торжественно взвешиваемая. То же самое с макулатурой, но она складировалась в сарае за спортивной площадкой.

— Мусор должен лежать в мусорке, — заявлял Вадик, — и незачем его оттуда вытаскивать.

Вообще-то это был перебор — собирать металлолом было даже интересно. Как-то Толик с Игорем приволокли длинную секцию металлической ограды. Пьяный водитель погнул её, частично вывернув из земли. Толик предложил Игорю вытащить её окончательно.

— Так ведь она практически целая, — возразил Игорь.

— Но погнутая.

— Ну и что, погнута не сильно, можно даже не выгибать — и так сойдёт. Подкрасить только. А можно и не подкрашивать. Укрепить опять и всё.

— Зато представь, сколько она весит.

Аргумент был решающим. Она вывернули из земли вторую "ногу" ограждения (первая уже была практически вывернута) и понесли её в школу, остановившись по пути для того, чтобы кирпичом содрать краску и придать ей таким образом старый вид.

В тот раз их класс занял по сбору металлолома первое место, о чём было торжественно провозглашено на линейке, а Толику с Игорем, первенствовавшим в личном зачёте, вручили в качестве приза какие-то книги про героев-пионеров. У Толика его экземпляр, кстати сказать, выпросил Мишка из класса старше.

— Эта лабуда тебе всё равно без надобности, я подложу под ножку, а то слишком сильно шатается.

И Толик легко отдал. Эта лабуда ему действительно была без надобности.

Под какую такую ножку надо подложить, Толик тогда спросить не успел, что-то отвлекло, и только много позже, когда уже сам стал пользоваться известным лежаком в школьном подвале, увидел сунутую для большей устойчивости под одну из его ног ту самую книжку.

Так вот Вадик во всех этих мероприятиях участие не принимал никогда. И только его хорошая учёба заставляла учителей сквозь пальцы смотреть на такое вопиющее попрание священного принципа коллективизма.

В целом, если бы не его "пунктик", Вадик был бы нормальным парнем.

Гораздо, гораздо позже Толик понял, что это была настоящая сексуальная озабоченность. Не исключено, что болезненная. Хотя кто ж разберёт.

А тогда он лишь в очередной раз рассмеялся, когда, встретив Вадика в воскресенье на улице, услышал вместо приветствия (ведь не виделись же сегодня), словно в продолжении начатого разговора, его коронную фразу:

— Ведь Б-класс трахается постоянно! А мы?!

Но для Вадика этот смех над ним был, что с гуся вода. Сокрушенно вздохнув, он отправился дальше по своим делам. Его высокая фигура, заканчивающаяся головой на тонкой шее, удаляясь, покачивалась из стороны в сторону то ли потому, что он, торопясь, шёл в развалку, то ли потому, что он всё сокрушённо качал головой: "Вот, мол, Б-класс трахается постоянно, а мы?".

Вадик практически любой разговор мог повернуть в интересующую его сторону.

— Интересно, — завершал он, например, разговор о футбольном матче, имея в виду футболистов, — а они своих прямо в раздевалках трахают?

Именно у него первого в классе появились порнографические фотки. Чёрно-белые, они ошарашивали своей откровенностью. Толика, когда он впервые увидел их, после нахлынувшего возбуждения, вдруг потрясла мысль: как эти девки не стесняются, что их лица все увидят и могут узнать при встрече? И целую неделю на улице заглядывал женщинам в лицо, тайно ожидая увидеть одну из тех, на фотках. И замирая от предвкушения такой встречи, не зная, как себя при этом вести.

В этом возрасте жизнь меняется быстро. Не так уж времени много прошло, и Толик, видя возле танцплощадки в парке сидящую на скамейке девушку в намеренно высоко отдёрнутой юбке на закинутой одна на другую ноге и покачивающей туфелькой с надписью на подошве "3 рубля", воспринимал это совершенно нормально.

Но тот факт, что ему самому никого ещё не удалось трахнуть, вызывала у него отчаяние. Все его попытки оканчивались неудачей. Откровенная нацеленность на это дело вызывала у ровесниц отторжение, а вступать в отношения с возрастным женским контингентом, среди которого пышущий неудовлетворённым желанием юнец мог вызвать интерес, а тем более с профессионалками, он не решался. По-настоящему самой большой проблемой Вадика было то, что он в этом отношении был очень робкий человек.

Вадик всё время тёрся вокруг девушек, выказывая постоянное желание залезть им под подол или за пазуху, не пропускал не одних "зажимок", когда, например, после уроков — в школьном фойе или, особенно в тёплую погоду, на улице около школы — собиралось группа парней и, обступив парочку-тройку девушек, под хохот и визг с обеих сторон начинали шарить у них по всем местам. Часто подруги попавшихся пытались их вызволить, это всегда заканчивалось вовлечением в забаву и их; как правило, ради этого те и приходили на помощь. Вадик всегда был в самой гуще таких событий, но больше пусто суетился и шумел.

Как-то во время такой зажимки Наташка из параллельного класса вдруг оттолкнула Вадика:

— Ну что ты вечно лепишься?! — заорала она так, что все остальные замолкли и обернулись к ним.

Вадик стоял перед ней с медленно угасающей на лице улыбкой.

— Хочешь? На!

Наташка резко подняла платье, открыв трусы. Все замерли от неожиданности. Секунда зависла и протекла медленно-медленно.

Вадик густо покраснел и отступил на шаг. Наташка так же резко опустила платье, презрительно хмыкнув ему прямо в лицо.

По правде говоря, присутствующие толком не поняли, что произошло. Поэтому выходка Наташки была оценена как прикольная шутка, и парни и девчонки вокруг загоготали. Веселье продолжилось. Никто и не обратил внимания на то, что Вадик исчез.

Кроме Вики.

Она, отойдя в сторонку, задумалась. И когда Толик, подойдя к ней сзади, запустил ей под юбку руку, первые секунды даже не среагировала. Рука Толика замерла, он растерялся.

— Ты чего? — тихо спросил он.

— А? — казалось, Вика только сейчас его заметила. — Ничего.

И отмахивающим движением она выбила его руку из-под своей юбки:

— Отстань.

И быстро ушла. Толик подал плечами, выбросил это из головы и присоединился к остальным.

Такие забавы, если они происходили в школьном коридоре или на улице, воспринимались легко и походя. Просто выход энергии. Другое дело, если подобное происходило в подвале. Тогда уже не каждая девушка шла на это — там не просто "щупали", по негласным правилам, парни в подвале имели право рассчитывать на большее.

Поэтому в подвал шли только "давалки". Понятно, что Вадик был непременным участником всех таких сборов, но никогда его не видели уходящим в боковые коридоры с кем-нибудь из девчонок.

Эти боковые ответвления основного длинного коридора, проходящего в подвале под всем зданием школы, практически не освещались, и хоть и были короткие, но вполне укромные, чтобы уединиться. Там, бывало, выпивали. Целовались. Или больше.

Поэтому, когда Валя мягко толкнула Вадика в один из таких боковых коридоров, его бросило в пот и даже возбуждение внезапно спало.

В этот раз в подвал пошли человек шесть, возня была какой-то мимолётной. Вадику удалось залезть за лифчик одной девчонки, на секунду нащупав торчащий сосок, и под платье другой, но и в первый и во второй раз его руку быстро отшвырнули, так что под платьем он даже не успел коснуться трусов, лишь на мгновение задрал подол.

Но и это ему, в принципе, было достаточно. Вернее, он привык, что это — всё, что ему будет позволено. И, видя, как тает компания, кто по парам уединяясь в боковые коридоры, кто, наоборот, покидая подвал, Вадик стал потихоньку отходить в сторону, рассчитывая облегчить нестерпимое возбуждение где-нибудь в тёмном угле. Если очень повезёт, подглядывая при этом за одной из парочек.

Именно в этот момент его плеча коснулись и, обернувшись, он увидел Валю.

В первое мгновение он удивился, поскольку не мог припомнить, что видел её здесь до этого. Но взгляд его упал на её грудь и тут же всё остальное перестало для него существовать. Две верхних пуговицы белой блузки были расстёгнуты, и глубокая щель между двумя выпуклостями был так близко от него, что он внезапно для себя нагнулся и приник к ней губами.

Вадик ожидал, удара по голове, толчка, даже пинка. Но Валя стояла, ничего не предпринимая. Вадик задержал дыхание, не веря удаче, и схватился обеими руками за грудь девушки. И почувствовал, что на ней нет лифчика. За тонкой тканью блузки шло мягкое тело, которое он бестолково мял пальцами. У него мелькнула мысль, что именно сейчас, пока Валя не опомнилась и не оттолкнула его, и нужно сбросить, пусть и в штаны. Тем более что он вот-вот и так это сделает. Вадик опустил одну руку к своей ширинке, и именно в этот момент Валя подтолкнула его из главного коридора в боковой, возле которого они стояли.

Оттащив его на пару шагов вглубь — он по-прежнему держался одной рукой за её грудь, а второй за ширинку — Валя прижалась спиной к стенке. Со сладким ужасом Вадик не смел поверить в то, что происходит. Вот тут-то он и почувствовал испарину по всему телу, а бугор в штанах опал.

Валя прижала Вадика к себе.

— Ну давай, — просто и буднично сказала она.

И от этого обычного тона, как будто ничего особенного не происходит, Вадик внезапно успокоился. И возбуждение тут же вернулось. Вадик даже не успел испугаться его внезапному спаду.

Он всем телом прижался к Вале, ощущая под одеждой изгибы женского тела. Рукой он сжал ширинку, чувствуя, что вот-вот кончит.

Прошла минута.

Валя вздохнула — если бы Вадик весь не ушёл в свои ощущения, то он подумал бы, что этот вздох был похож на вздох человека, которому предстоит сделать то, что он предпочёл бы переложить на другого — и, чуть отстранившись, быстро и ловко, как делается всё привычное, много раз проделываемое и отработанное до автоматизма, сняла трусы, засунув их себе в карман.

Затем Вадик почувствовал, как её руки коснулись его ширинки — он скорее почувствовал на своём лице, чем увидел её усмешку, когда на наткнулась на грозящий порвать штаны бугор — так же ловко и умело, как перед тем сняла с себя трусы, Валя расстегнула его брюки, тут же упавшие к ботинкам, и стянула почти до колен трусы. Вадик стоял как в ступоре, не смея и шевельнуться. Валя поставила свою ногу на какой-то ящик, валявшийся здесь, и Вадик почувствовал, как рука девушки направила его туда, где его охватила влажное тепло, а затем, уже обе её руки легли ему на ягодицы и мягко подтолкнули вперёд. И, чуть отпустив, нажали вновь. Вадик успел сделать всего пару движений. Напряжение разрядилось быстро и обильно, и он, опустошённый, чуть не повис, опёршись на Валю, прижатую спиной к стене.

Та замерла, дожидаясь, когда он закончит, потом отстранила его, достала из кармана трусы, задрав подол юбки, несколько раз подтёрлась ими, каждый раз складывая их пополам.

— Ого, — уважительно оценила она количество, снизу — потому что в этот момент нагнулась, — глянув на Вадика.

Затем вернула использованные трусы обратно в карман, оправила юбку и, улыбнувшись, коснулась кончиками пальцев его щеки:

— Всё?

Не дожидаясь ответа, она хохотнула себе под нос и быстро выпорхнула в главный коридор подвала.

Если бы Вадик не стоял в изнеможении (даже штаны он поднял не сразу, а лишь, спохватившись, минуты через три) и в какой-то для себя не понятной нерешительности — что что-то прошло не так, как должно было бы пройти — а если бы он поднялся вслед за Валей, то увидел бы, что на первом этаже, возле лестницы, её ждала Вика.

— Ну что? — тут же обратилась она к поднявшейся из подвала подруге.

— Ничего, — пожала плечами Валя.

— Что ничего? Дала?

— Дала.

— И как?

Рядом прошёл малыш из младшего класса, и Валя, оглянувшись на него, приблизилась к Вике и зашептала ей что-то в самое ухо. Вика прыснула, прикрыв ладонью рот, ответила подруге в свою очередь тоже на ухо и обе они заливисто расхохотались.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Рафаэль задумчиво смотрел на шушукающихся за своей партой в соседнем ряду Вику и Валю. О чём они шептались, он не представлял. Впрочем, мало ли о чём могут шептаться подруги, учащиеся в разных классах и получившие возможность встретиться на целых полчаса за счёт пропадающего урока.

На что это они там изредка оглядывались, Рафаэль видеть не мог. Он сидел впереди и ему не видны были последние парты его ряда, куда и стреляли глазами девчонки. Можно было, правда, встать и открыто посмотреть. Но, во-первых, как-то западло это для солидного парня, каким и должен быть старшеклассник. А во-вторых, не хотел он, чтобы Валя видела, такой его интерес. Потому что тогда бы она догадалась, что интерес этот возник из интереса к ней, что Рафаэль наблюдает за ней, что она интересует его. Не хотел он этого, потому и наплевал то, что это так занимало Валю с Викой там, сзади.

Валя, вообще-то интересовала многих, ей было не привыкать к вниманию. Парни пускали слюни, девчонки шушукались. Гордо и независимо проходила она мимо всего этого, искренне — или искусно делая вид, что искренне — не обращая никакого внимания. Вот это-та независимая свобода и перехватывала дыхание Рафаэля всякий раз, когда он смотрел на Валю.

Чуть выше среднего роста, всегда держащаяся прямо, с длинными, красиво падающими на плечи волосами — Рафаэль делал неимоверные усилия, чтобы Валя не заметила, как ему трудно отвести от неё взгляд.

С тех пор, когда она — год назад — пришла в их класс. Тогда он заметил новенькую, сидящую на подоконнике, в юбке, обнажавшей ноги значительно выше колена, и в лёгком свитере, широкий ворот которого опускался вниз, открывая беззащитную выемку внизу шеи. Новенькая думала о чём-то, совершенно отрешённая от происходящего вокруг неё, и лёгкая улыбка, не столько была видна, сколько угадывалась на её губах.

В отличие от других старшеклассниц, Валя не носила абсолютно никаких украшений. Странное дело, но это привлекало к ней Рафаэля ещё сильней.

Именно из-за Вали, пусть и косвенно, Рафаэль лицом к лицу столкнулся с моргунятами.

Это произошло в сентябре, сразу после начала учебного года.

Родители купили ему билет в оперный театр, где шла какая-то детская постановка, чуть ли не "Золотой ключик". На его недоумённый ответ, зачем ему это нужно, было дано разъяснение, что опера — эта высокое искусство, но понимание которого требует обучения. В виде регулярного с ним общения. Рафаэля насторожило упоминание о постоянном общении с высоким искусством, но зная по опыту, что воспитательный порыв у его предков никогда не длится долго, решил не волноваться раньше времени, а сосредоточиться на хороших сторонах момента. Их было две: ему давалась некая сумма денег на посещение театрального буфета, и вряд ли в оперном театре он встретит кого-нибудь со своего двора или с класса.