Мирон сын Мирона

— Конечно, вас ждут, господин Мирон, армия ждёт...

* * *

Она уже лежала в постели, когда в комнату вломились вооружённые солдаты, глядела на них удивлённо огромными глазами. "Что это?.. Что случилось?"

— Вставайте!— приказал один из рыцарей.

— Куда? Что всё это значит?— Аэлла сидела в постели, подтянув к груди одеяло.

— Вставайте, пока вас не вытащили силой!

— Что вы себе позволяете?— она повысила голос.

— Как хотите!— рыцарь подошёл в несколько шагов, рывком сдёрнул одеяло, и, поймав княжну за локоть, сорвал её на ноги.— Пойдёмте!— толкнул впереди себя к другим в руки.

— Не трогайте меня!— она дёрнулась, пытаясь освободиться, но пальцы на локтях превратились в клещи, сдавили до синяков.

— Что вы делаете?— это появилась Эл, бросилась защищать госпожу.— Как вы можете? Кто дал на это приказ? Госпожа больна и неодета...

Рыцарь, что вырвал Аэллу из постели, окинул княжну глазами сверху вниз, дёрнул за шнурок, развязывая тесёмки ночной рубашки на груди, отдёрнул в бок, открывая верх вздымающейся в волнении груди с тёмной уходящей вниз ложбинкой. Аэлла вспыхнула, сверкнув глазами:

— Вы ответите...

— Виселица принимает и больных, и неодетых, уж поверьте мне...

— Не-ет!— закричала Эл, но её отбросили на постель грубо и стремительно.

От возмущения и неожиданно навалившихся страха и отчаяния Аэлла не могла вымолвить ни слова, только ноги подкосились, отказывая держать её.

— Вперёд!— приказал рыцарь, и остальные, подхватив княжну под руки им поудобнее, потащили вперёд. Аэлла хрипло дышала, еле-еле перебирая босыми ногами по каменным плитам пола, смотрела вокруг огромными ошарашенными глазами, и не верила тому, что это происходит с ней. Как?.. Как же так?.. Идвар, ты же обещал... Ты говорил, что не убьёшь меня... Я не хочу, я боюсь... Боже... Нет...

Безвольную, почти невменяемую, её стаскивали со ступенек лестницы, поднимали вверх куда-то, она не видела ничего! Опомнилась лишь наверху Городской стены, в свете костров, на самом высоком месте, где даже не было зубцов, и всё просматривалось на милю вокруг. Стояли люди, трещал огонь, слышно было, как переговариваются лучники, внизу, под стенами, горели костры, расцвечивая ночь ярким светом.

И даже когда ей связали руки спереди, она не верила, что это с ней, смотрела отсутствующим взглядом, хрипло дыша больными лёгкими. И лишь, когда на её шее затянули грубую скользящую петлю, Аэлла испугалась настолько, что из глаз потекли слёзы.

— Нет... Нет... Нет...— шептала она, ища по лицам окружающих её людей, всё искала его, ждала его, хотела увидеть, но встретила лишь лицо седовласого человека с тёмными пугающими глазами. Он подошёл к ней и встал рядом. Аэлла прошептала ему в лицо:— Чей... Чей это приказ?.. Кто...— она в отчаянии закачала головой, не отводя взгляда от чёрных глаз.— Нет... Пожалуйста...

Мирополец поймал пальцами переброшенную на грудь косу из светлых необычных волос, покрутил, разглядывая, потом отбросил, коса качнулась тяжело и снова легла на грудь княжны.

— Не убивайте меня... прошу вас...— Аэлла смотрела ему в лицо, а слёзы сами текли и текли на щёки, срывались на шею.

Мирополец молчал, разглядывая её в упор, и Аэлла отвернулась, снова бросилась взглядом по лицам, искала, искала его! Но лица все, отсвечивающие алым в свете костров, были чужими, враждебными, безразличными.

— Мирона ищешь?— мягко спросил незнакомец, наклоняясь к самому лицу, но Аэлла даже не глянула на него, смотрела мимо отсутствующим взглядом, хрипло дышала через распахнутые губы.— Зря ищешь, его здесь нет, он вон там,— указал подбородком вдаль, в черноту, где метались огни,— воюет с твоим братом...

Но Аэлла никак не прореагировала, будто оттого, что с ней случилось, она тронулась рассудком, ничего не видела, не слышала, не чувствовала. Даже, когда герцог ущипнул сильными пальцами за грудь через ткань рубашки, княжна лишь хрипло застонала, но даже не глянула в сторону источника боли — смотрела куда-то в сторону. Герцог Вальден усмехнулся.

* * *

Всё произошло так, как он и рассчитывал: они столкнулись в долине как раз в сумерки, когда день сменился вечером. Удар двух армий получился сильным, первые ряды буквально смело, перемешав под ноги и копыта следующих. Середины двух армий увязли, а усиленные фланги миропольской армии начали теснить противника, медленно отодвигая его назад. И хотя армия Райронского князя была больше, в узком месте долины она не могла развернуться в полную силу. Некоторые части попытались обойти справа, вошли в реку, но пока подобрались через неё на помощь своим, перевес в бою был уже на стороне противника. Заметив это, райронцы вернулись обратно в реку и тут же попали под перекрёстный огонь миропольских арбалетчиков и дальнобойных лучников, стреляющих с холма. Отходили они поспешно, бросая в шуме боя и плеске воды раненых и утопающих. В это время фланги миропольцев сомкнулись, зажав в кольце у себя в тылу центр райронской армии, в пылу боя всё ещё сражавшийся с центром миропольской.

Разрозненная армия князя начала отходить, понимая, что штурмовать в лоб армию рыцарей не имеет смысла. В темноте шли личные поединки лишь в центре, да иногда пролетали короткие арбалетные стрелы — болты. Дальнобойные луки уже не стреляли: никто не хотел тратить драгоценные стрелы в полумраке, разя вслед уходящему противнику.

Метались раненые люди, обезумевшие кони рвались с поводов, горели факела, звенело ещё оружие в единичных поединках, кто-то кричал от безумной боли, и многие, многие ещё продолжали умирать, хотя бой уже был практически остановлен.

С самого начала Идвар, как и хотел, попал в центр атакующей армии, там, где было тяжелее всего. Он ничего не видел, ничего не слышал, надеялся на своих командиров на флангах, надеялся, что они сумеют пробиться вперёд, используя преимущество.

Он отбивался со всех сторон, знал, что телохранители всегда будут рядом, а значит, он будет не один, а поэтому рвался вперёд, разбрасывая лёгких ополченцев грудью коня, закованной в броню. Там, впереди, были рыцари и, возможно, именно там был князь Райрона, брат Аэллы... Лучше бы ему погибнуть в бою, в плен он брать его не хотел...

А вот и первый рыцарь, чёрный орёл на щите, чёрные перья на шлеме, какой-то знатный богач, аристократ местный. Идвар столкнулся с ним в поединке, и он был сложным, чуть не стоившим ему жизни. Рыцарь был умелый, сильный, и, видно, с хорошим боевым опытом. Легко отбивал удары меча, правильно принимая его на лезвие. Кони крутились по кругу, хрипя и втаптывая копытами в землю зелёную траву. Идвар не сводил глаз через прорезь забрала, следил за каждым движением сильного противника. И тут конь его споткнулся, упал на колено и завалился на бок, придавливая Идвара к земле. Он выронил щит, но пальцы продолжали стискивать рукоять длинного меча, скрипнули металлическими костяшками перчатки.

Идвар на локтях попытался выбраться из-под коня, упёрся ногой, вскинул голову, заглядывая вверх, на нависающего над ним рыцаря.

Рядом закричали:

— Господин Мирон!.. Мирона спасайте!

Идвар ничего вокруг не замечал, только глаз не сводил со своего противника, и, кроме него, казалось, никого больше не существовало. Они двое на всё поле, и время, словно, замедлило бег.

Рыцарь спросил:

— Мирон?.. Так я убью самого Мирона?

Длинная мощная стрела пробила латы на его груди, отбросила рыцаря на землю, и Идвар облегчённо выдохнул, наконец-то, в бой вступили лучники, и вовремя.

— Помогите кто-нибудь!— закричал Мирон, и сразу же весь мир навалился на него, ожил. Появились люди вокруг, звенели мечи, кони ржали, кто-то кричал над ухом. Идвар сам выбрался из-под убитого коня, в груди его арбалетный болт застрял, пробив броню. Хороший был конь, его Идвар помнил по предыдущему бою, тоже с райронцами.

Он подобрал свой щит и тут же поймал на него меч пехотинца, ударил в ответ наискось через живот. Двигался он легко, как угадал, перед боем надел облегчённую кирасу, простые доспехи, поэтому-то и сумел подняться сам, без помощи оруженосца, хотя не мешало бы, чтобы он был сейчас где-то рядом.

Дальше Идвар продвигался пешком, стараясь выбирать пехотинцев, разил мечом, отражая удары щитом. Один из райронцев ранил его в руку, случайно попал лезвием меча между пластинами доспехов. Но ещё бо́льшую рану он получил при близком столкновении с одним из воинов, когда сошлись ближе, чем длина меча и добрались уже до кинжалов. Лезвие кинжала райронского рыцаря попало под мышку, как раз под доспехи, и, если бы Идвар не убил его первым, этот поединок стал бы для него последним.

Он смертельно устал, рана на груди, судя по всему, сильно кровоточила, шерстяная поддёвка под панцирем стала тяжёлой, причиняла постоянную боль.

Сражение подходило к концу, сумерки сгустились, кое-где горели редкие факела, их принесли райронцы. Всюду, куда можно было бросить взгляд, лежали мёртвые и раненые люди и кони, и глаза Идвара сами собой выхватывали яркие красные перья на шлемах.

Идвар перебросил меч в руку со щитом, обернулся, ища глазами сигнальщика с трубой. Тот был рядом, он состоял в свите Мирона, но за время боя она заметно поредела. Парень был занят стрелой под правой ключицей, и, как заметил Идвар, стрела была своя, миропольская. Это всё темнота виновата... Мирон постучал ладонью по шлему сигнальщика, пытаясь обратить на себя внимание. Закричал:

— Труби отступление!.. Труби!.. Мы отходим...

Сигнальщик обернулся, и в прорези забрала стали заметны его огромные удивлённые глаза, будто Мирона рядом он заметил только сейчас.

— Труби отступление!— закричал ему Идвар.

Сигнальщик попытался поднять трубу правой рукой, но она не слушалась, мешала и причиняла боль засевшая стрела, может, даже и сломанные кости ключицы: миропольские луки были очень мощными и, несмотря на расстояние, убойная сила стрел была огромной, они ломали кости, пробивали латы.

— Ну?.. Труби!..

Сигнальщик переложил трубу в левую руку, бросил щит, затрубил, немного не так, неудобно с левой руки, но похоже. Сигнал трубы зазвенел, разлетелся над долиной, рекой, холмами раскатом грома, перекрывая все остальные звуки. С таких труб со стен Мирополя каждый рассвет встречали, предвещали восход солнца. Для каждого миропольца звуки отрадные, сердце замирает, вспоминаются лица родных и любимых, и жизнь начинаешь ценить не так, как в начале сражения.

Воины начали отходить, собирали раненых друзей, ловили растерявшихся лошадей, пусть даже райронских, арбалетчики в полумраке выискивали свои стрелы. Кто-то смеялся, встретив живого друга, которого и не надеялся уже увидеть, кто-то плакал, найдя своего мёртвым. И многие ещё умирали, истекали кровью, теряли сознание.

Идвар поймал взгляд своего оруженосца, кивнул головой, и отбросил рукой забрало шлема. Ему тут же подвели коня из трофейных, высокого, статного, длинноногого. У райронцев хорошие кони, они ими славятся. Равнины, поля, поросшие густой травой, много воды, просторы. Вот они и кони такие.

Оруженосцы подсадили Мирона на коня. Разобрав поводья, он отдал приказ:

— Найдите графа Мардейна и барона Эйлура... из местных он...

— Да, господин Мирон.

Пока ждал, оглядывался по сторонам, с высокого коня много чего было видно, поле, усеянное людьми, блестело оружие, и вода рядом шумела, даже издали угадывались стены Райрона. Герцог Вальден усиленно жёг костры под стенами и на них. Надо будет пройти совсем немного, чтобы увидеть их ясно и чётко, до каждого зубца.

— Господин Мирон?

Он повернул голову. Вороной жеребец настороженно обнюхивал трофейного, райронского, на котором был сейчас Мирон. На жеребце этом возвышался граф Мардейн, сняв шлем, разгребал пятернёй сырые волосы на голове, пригладил чёрную бороду.

— Какие у вас потери?

— Ещё не считали.

— Приблизительно?

— Каждый пятый, думаю, вместе с ранеными, что могут ходить... если считать. Мы удачно попали под защиту наших лучников, правда, есть раненые и от их стрел, но это из-за темноты.

— Какие позиции сейчас занимаете?

— Стоим по правому флангу,— дёрнул загорелым лицом назад, за спину,— они отошли далеко, но на всякий случай... Собираем пока раненых, господин Мирон, я приказал послать разведку вперёд, узнать, где они окопались...

— Молодец, граф, всё правильно. Ваша задача — продержитесь ещё немного.

— Мои люди устали, господин Мирон.

— Все устали, скоро вас сменят, как раз вернётся ваша разведка, и вы пойдёте отдыхать. Мы не можем отступать без прикрытия с тыла. Наберитесь терпения, граф, тем более, они вряд ли сейчас перейдут в наступление.

— Да, мы здорово потрепали их,— граф улыбнулся, глядя Идвару в лицо.

— Я надеюсь на вас, граф, выполняйте приказ.

Отвернулся и не видел, как граф отъезжал. Потом разговаривал с бароном Эйлуром. У них, у реки, было похуже, и потерь больше, и раненых, сам барон был ранен в шею и в голову, но выглядел уверенно: со своей задачей он справился, и к исходу сражения даже продвинулся вперёд, и сомкнул ряды с отрядами графа Мардейна. На приказ Мирона остаться на позициях и ждать — только вздохнул, но не сказал ни слова.

— Потерпите, барон, вас сменят,— кивнул головой.— Скоро сменят...— Обернувшись крикнул своей свите:— Отходим!

В нескольких местах затрубили сигнальщики, объявляя отступление, миропольская армия стала отходить к Райрону. Уже подъезжая к городу, к крепостным стенам, Идвар поднял голову и обомлел. Обомлел так, что губы распахнулись, и сердце ухнуло вниз, замерло, не продышаться... Нет! Что ты сделал, Вальден?! Ты не мог! Не мог этого сделать! Нет! Я не верю! Аэлла, милая... Нет!

— Что там... на башне?— спросил почти шёпотом, будто глазам не хотел верить. Один из оруженосцев поднял голову вверх:

— Девушка, господин Мирон. Девушка стоит...

— Живая?— он нахмурился, не желая верить ничему. Почему "стоит"?

— Живая...

Он всё-таки не посмел, он не казнил её. Вальден, будь ты проклят! А в глазах так и стоит: Аэлла в белом на самой высокой башне стены, какие-то люди кругом в свете костров угадываются. Как он мог? Как смел без приказа? Как мог её тронуть?

— Быстрее...— он толкнул коня шпорами, желая быстрее оказаться там, в Райроне, увидеть лицо этого герцога, ворваться с победой, быть смелым и решительным, таким, каким позволяет быть успех, эта победа, в которую никто не верил.

Ворота открыли заранее, и Мирон со своей свитой во главе первым влетел в город, бросил коня, и как был, в доспехах, с окровавленным оружием в ножнах, раненый, грязный, бросился вверх по лестнице. Но на башне не было уже ни княжны, ни герцога. "Где-то внизу...— ответили солдаты у костров,— А княжну вернули на место..."

Остановившимся взглядом Идвар скользнул по безликим лицам, по качающейся на ветру петле виселицы, по языкам огня. И тут же навалилась усталость, боль. Спускался вниз уже медленнее, собирая последние силы.

Герцога он нашёл в одной из комнат дворца, сразу же набросился:

— Как вы могли? Что вы себе позволяете? Как вы смели?