Выбирая судьбу

Я медленно двинулась следом. Коридор, по которому я шла, через пять метров разделился на два противолежащих коридора, каждый из которых закачивался дверью. Получалось, что двери друг напротив друга, но на приличном расстоянии, к чему бы это? Следуя логике, откуда пришли — туда иди, там люди, я повернула налево. Никто не встречает, буду вежливой. Постучала, в ответ тишина, ну, я дверь открыла, а там толпа женщин сидит, не мигая, на дверь смотрит, точнее, уже на меня. Резко захотелось захлопнуть дверь и сбежать, ну ее, эту информацию, так добуду. Но мамины уроки не прошли зря, вежливо улыбнулась и решила поинтересоваться, вдруг я не туда пришла.

— Извините, я на встречу женского клуба, можно?

— Да! — выдохнули ближайшие дамочки, и все они резко заулыбались, такое ощущение, что душу заложила и не поняла, когда.

Я осторожно зашла внутрь, прикрыв за собой дверь, хотя было желание сбежать, вдруг не догонят.

— Мы очень рады, что вы выбрали именно наш клуб, — а что, есть варианты? Начала приветственную речь одна из тех, кто стоял впереди.

— А есть еще другие клубы? — дамы нахмурились, и все та же говорившая, тяжело вздохнув, поведала мне интересную вещь.

Оказывается, клубов фактически два, не зря двери так расположены, вот только мужчины не хотят этого признавать, поэтому они расположены на одной территории, что (ой-ой, и пару минут причитания, хорошо, хоть мне вручили чашку с отваром и усадили, при этом, правда, окружив, видимо, чтобы не сбежала). Так вот, изначально клуб был один, но чем больше стало появляться женщин из местных (я была права, это мои соотечественницы и соседи, но никак не пришедшие норманны), тем более разгорались разногласия в клубе. Были консерваторы, которые считали, что пришедшим нет места в клубе, ведь это только для настоящих женщин, эти возмутились, мол, чем мы хуже и понеслось. Состав создателей клуба раскололся, точнее, ушла Анита, теперь она поддерживает новый клуб. Еще одна женщина уже очень стара и не принимает активное участие в жизни клуба, только во время обрядов (каких обрядов? Не время еще задавать вопросы вслух, поэтому слушаю и отвар попиваю), ну и естественно, есть та, которая и настаивала на 'чистоте' клуба.

Эта непримиримая война длится уже не одно поколение (что странно, ведь местные, и правда, стали частью норманн, но не для вредных женщин), правда, теперь идет переманивание бойцов в каждый отряд, для честности нельзя никого заманивать в конкретный клуб, каждый решает сам. Я послушала их еще минут десять, об их борьбе (незримой и без жертв, хотя, как сказать) и задала самый главный вопрос:

— Так чем вы тут занимаетесь? — вроде простой вопрос, но они как-то сдулись, и все та же говорливая после небольшой паузы честно ответила.

— Да ничем особо важным, разговариваем, идеями рецептов делимся, обсуждаем, — о, как краснеет, то есть сплетни полным ходом, — больше ничего и не делаем, мы за бортом, всем заправляет второй клуб. Так что если хочешь, что-то решать, тебе стоит пойти туда.

Хороший вопрос, решать мне лично ничего не хочется, вот только теперь в школе будет учиться мой ребенок, возможно, мы станем частью этого народа, да и ситуация с Юнасом меня очень беспокоит, то есть, право голоса очень важно. Хочу ли я общаться с такими, как единственная Ханса? Да ни за что, значит, вытекает логичный вывод, решать хочу, в тот клуб не хочу. Значит, надо этим клубом что-то решать, я обвела взглядом собравшихся женщин, а их не так и много, человек двадцать, интересно, какая армия у противника. Они как будто услышали мои мысли, дверь резко распахнулась на пороге стояла красивая блондинка, справа от нее все та же, поминаемая лихом, единственная Ханса, и еще несколько за их спинами, не разберешь.

— У вас новенькая? — вот это голос, мелодичный, красивый, тут она посмотрела на меня, и дальше голос стал не особо привлекательный, — опять побродяжка из прибившихся, — я отварчик попиваю, я спокойная, спокойна, я сказала! — мы готовы тебя принять к себе, у нас много работы, и кому-то надо и полы мыть, да и отвар готовить и подавать, — благодетельница нашлась, — ты что, ущербная, молчишь? — тебя, мымру белобрысую слушаю.

— Дамы, а что это за женщины сюда пожаловали? — да не девушки, не леди, и даже не госпожи, а женщины, моя мама всегда вспыхивала, когда соседки друг друга так тонко оскорбляли, интересно, эти поймут? Поняли.

— Ты права, Эмма, — о, как зовут единственную Ханса, — это нам не подходит даже для прислуживания. Поздравляю вас, на одну ущербную стало больше!

— И вы утверждаете, что в этом городке знают про правила хорошего тона, только единицы, все это прискорбно, дамы, — я продолжала игнорировать уходящих, но они мою реплику естественно услышали, и все та же Эмма стала жаловаться, правда, тихо, не расслышать.

— Как они бедные ядом-то своим же не травятся, загадка... — прокомментировала я их приход и повернулась к притихшим женщинам. — Так что, будем знакомиться? Хелена Вивальди, рада знакомству.

-Хелена, Линда, та, что говорила, учительница в школе... — больше и говорить не стоит, девушки все правильно поняли, я с ребенком, значит, пойдет в единственную школу, а там эта, может отыграться.

— Тронет моих детей, все патлы повыдергиваю, то есть, разъясню, что такое поведение некомпетентно в среде работников образования.

— Я же говорила, она очень смелая! — восторженно ахнула женщина, та, которую я в магазине коктейлей видела, только почему детей, ведь вроде был один ребенок или уже того? — она выразительно глянула на мой живот, я на него тоже посмотрела, потом на женщину, опять на живот, и покраснела, — ага, значит, нет, так откуда другой ребенок?

— Мари, давай ты не будешь давить на Хелен, а мы попросим, если, конечно, она сама этого хочет, рассказать нам свою историю с самого сначала.

— И поподробнее... — влезла все та же Мари, а я улыбнулась, голодные до информации женщины настойчивы в своем желании чего-нибудь узнать.

Будет им рассказ, заодно выясню, что они знали про Юнаса, и то, что с ним произошло, и нет ли больше похожих ситуаций. Стоит ли говорить, что мой рассказ сопровождался охами, ахами, вздохами, они даже всплакнули на моменте нашего побега, спасении нас Кьеллом и истории Юнаса. Очень благодарная аудитория слушателей, я прямо стараться начала, когда увидела такой отклик на мои слова.

— Теперь вы понимаете, почему я очень интересуюсь вопросом детей и похожих ситуаций?

Ингрид, негласный лидер оппозиционного клуба и их глас, мне честно сказала, что они про это не знали, но вообще-то именно в полномочиях клуба устраивать детей, которые потеряли родителей. А сами женщины и не знали, что кто-то способен выгнать ребенка из дома. Они так стали страдать и подвергать себя самобичеванию, что не углядели и не досмотрели, что мне даже неловко стало, вон, как женщины страдают, поэтому ляпнула, не подумав:

— Мы должны такое пресечь и выяснить похожие случаи, если они имели место быть!

— Да! Мы все узнаем и не позволим повториться такому беспределу! — поддержали меня женщины, даже с мест подскакивали. — Если не мы, то кто?

— Хватит терпеть этих грымз!

— Это война! — ой, больше и мыслей не было, они разбушевались и уже собрались идти за волосы трепать оппонентов, а их, между прочим, как я поняла в три раза больше.

— Это партизанская война! — на мой голос отреагировали, посмотрели заинтересовано, чувствую себя комедиантом, причем, крайне популярным, вон какое веселье придумала.

— Это как? — Мари не могла усидеть на месте, все время ерзая.

— Кто обладает информацией, тот обладает всем, в войне всегда выигрывают более осведомленные, и даже число противника не важно.

— Ага, — протянула все та же Мари, — понятно...

— Дамы, нам нужна вся информация.

— Будет! — уверенно сказала Ингрид и посмотрела на каждую, как будто мысленно давая задания.

Откуда мне было знать, что наш разговор подслушал один очень ретивый воин, который тихо вздыхает о все той же юной девушке, которую я встретила в коридоре. Именно он побежал докладывать в штаб, о том, что я начала войну против норманн и завербовала женщин. И да, он был на запретной женской территории, но только потому, что изначально меня подозревал, а вовсе не из-за любви к милой девушке.

В штабе все схватились за головы, особенно сильно схватился за голову Кьелл, который думал, у него есть пара часов поработать спокойно. Но нет, после появления этой женщины, ни спокойствия, ни стабильности, ни понятности в его жизни больше нет!

Пока мы с девушками придумывали тактику ведения партизанской войны и договаривались о следующей встрече, мужчины думали, как нейтрализовать меня, как партизана. Кто-то даже предложил кардинальные решения с летальным исходом, но этот вариант быстро пресекли, и было решено следить за новенькой. А остальным мужчинам вменялось аккуратно разузнать все у своих женщин и постараться минимизировать ущерб и будущие потери. Потери кого — осталось неизвестным.

В эту ночь многие женщины подверглись допросу с пристрастием, вот только почему-то ни одна не раскололась, да и мужчины быстро забыли, что там надо было делать.

Я шла домой довольная собой, девушки мне очень понравились, а главное, у меня появились союзники. Кто-то бы сказал, что я лезу не в свое дело, вот только мне тут жить, значит, и дело мое.

В гостиной меня встретил только Кьелл, мальчишки разошлись по своим комнатам, почитать перед сном.

— Как прошло знакомство в клубе? — до этого он изучал какие-то документы и оторвался от них, только когда я зашла в комнату.

— Нормально, — я пожала плечами, думая о том, что мужчины в силу своей природы даже не догадываются про творившееся вокруг них.

Помню, давно мама рассказывала, когда мы приходили с какого-то дня рождения или встречи, она комментировала разные ситуации, взгляды, намеки, а папа, он как будто был на другом мероприятии и не видел из этого абсолютно ничего. Так и здесь, мужики живут в своем мирке и не видят ничего.

* * *

В душе Кьелл психовал. Что значит это ее 'нормально', пожатие плеч и задумчивый взгляд, ему очень хотелось встряхнуть ее и заставить рассказать все, но он держал себя в руках и с каменным выражением лица изучал эту странную женщину. Неизвестно сколько бы еще продолжалось это молчание, но в дверь постучались.

* * *

Я обернулась и пошла открывать, но Кьелл был быстрее, так что я сделала всего шагов пять, а он уже дверь открывал, на пороге стоял Вепрь.

— Завтра ночью пройдет обряд, Анита только что передала.

— Здравствуй, — я решила быть вежливой и выглянула из-под руки Кьелла, на меня строго посмотрели оба мужчины. Ну не хотите, как хотите, я вежливо улыбнулась и, развернувшись, пошла в ванную.

О чем дальше говорили мужчины, я не слушала из-за шума воды, когда вышла, Кьелл был уже один и по-прежнему изучал какие-то документы. Думала заговорить с ним, но не решилась, поэтому отправилась к себе в комнату, но на пол пути лестницы остановилась, обернулась и встретилась взглядом с этой ледышкой.

— Как так могло получиться, что Юнас оказался никому не нужен, почему вы допустили такое? — не знаю, почему спросила это у него, вроде он один из тех, кто не дал мальчику пропасть, но меня все равно что-то гложет.

Кьелл, не мигая, изучал меня, а потом, как будто встряхнувшись, спокойно ответил.

— Женщина — это хранительница очага она защищает и заботится о детях, решение приняла женщина того дома, где он жил, а вместе с ней решение принял и отец мальчика, значит, это верное решение, — как глупо и просто, приняли решения двое, остальные с себя ответственность сняли.

— Как удобно, ребенок мог умереть, но у вас все строго, женщина, которая в реальности злая гадина, выгнала малыша, а отец, который должен был защищать своего ребенка, и слово поперек юбки не сказал. Как вы можете так жить?

— Наши женщины никогда не оставят ребенка в беде, неважно, чей это ребенок, — он что не пробиваемый? Почему разговаривая с ним, меня начинает трясти?

— Ваши, — я выделила это слово, — знали про эту ситуацию, или ты думаешь, что Эмма не сказала Линде? В вашем городе куча женщин, разных женщин, не знаю, как было там, откуда вы пришли, но сейчас у вас противостояние женщин, а вы этого даже не видите, закрываясь порядками старой родины.

— Так война будет против тех, женщин, которые знали, но ничего не сделали, чтобы помочь Юнасу? — он даже чуть вперед подался.

— Откуда ты знаешь про войну? — я нахмурилась, — Подслушивали, — я сузила глаза...

— Проводили разведку, — парировал он.

— Я запомню, как это теперь называется...

— Ты не ответила! — да чтоб ты растаял, ледышка отмороженная.

— Да, будет война, вдруг таких детей много? Что тогда, жить и делать вид, что все хорошо?

— Женщина... — он простонал это слово и опустил лицо на руку, я возмутилась.

— Мужчина!

— Тебе не стоит так обращаться, если кончено ты не подразумеваешь то, что говоришь, — что за?

— Подразумеваю, что ты мужчина? Так это бесспорно, ты же не женщина... — что-то я устала от этих странных мужчин, и всего этого, даже слово подобрать не могу.

— Когда ты обращаешься к кому-то не по имени или прозвищу, а просто 'мужчина', ты тем самым выражаешь свою заинтересованность в нем, как в партнере... — молчим, я пытаюсь осознать, он, по идее, ждет, когда до меня дойдет. Дошло.

— Это что, теперь Вепрь думает, что я того, хочу его? — моему ужасу не было предела, — и не только он, мамочки... — Ты почему, ледышка бессовестная, мне этого раньше не сказал, теперь сколько народу думает, что их... того... рассматриваю? — даже вниз сбежала бегом и сейчас стояла, нависая над этим тихушником, развалившемся на диване, при этом я упёрла руки в боки, просто чтобы не сорваться и не оттягать его за ирокез!

Ох, мамочка, я не леди, ты была права, я слишком много общалась с мальчишками, часто проводила время с кухаркой и больше понимала обычный народ, чем всю эту аристократию вместе взятую.

— Поэтому я и предлагал тебе пойти в клуб и узнать все нюансы нашей жизни, — почему он невозмутим? Как гадская скала, а я море, которое бушует вокруг, у него вообще эмоции есть или как?

— Так надо было список вопросов мне написать, чтобы я знала, о чем спрашивать! — все я сорвалась, я практически кричу на него, — Что там еще из идиотских правил, глаз от пола не поднимать? Что? А то ненароком еще чей-то рабыней стану.

— У нас нет рабства, и все прекрасно поняли, что твое обращение было по незнанию, чем реальное предложение, а сейчас я это сказал, чтобы ты в дальнейшем понимала.

— Спасибо, — прошипела я, продолжая уговаривать себя не выдирать ему последние волосы.

— Почему мне кажется, что ты сейчас меня не благодаришь, а мысленно убиваешь?

Я ничего не ответила, я занята была, выдирая его волосы мысленно, но мне прям легче стало.

— Что за обряд завтра?

Он чуть наклонил голову, пытается, видимо, мысли читать. Ага, шиш тебе, а не мои мысли.

— Принятие Дани и тебя в наш народ.