Командир кровавых вдов

Костер напомнил Василию о последней ночи на Земле. Чем дольше он разглядывал беснующееся пламя, тем сильнее погружался в странное чувство, сравнимое со сновидением наяву, когда одной ногой в реальности, а второй заступаешь расплывчатую черту мира фантазий и грез. Нечто подобное можно испытать, если на целые сутки с головой уйти в компьютерную игру или проглотить разом два-три сезона лихо закрученного сериала.

В такие моменты ощущения притупляются, а мозг начинает спорить сам с собой, ведь вроде бы все вокруг неотличимо от настоящего, но в то же время поверить в это настоящее почти невозможно. Парень сталкивался с подобным не раз, но никогда прежде эфемерность бытия не давила так сильно. Чтобы окончательно не порвать связь с явью, какой бы сказочной она ни была, Вася решил проведать рыбачку — любое занятие, от сбора хвороста до высматривания притаившегося в хвое ха'хира, помогало справиться с гнетущим наваждением.

К удивлению пришельца, девушка как ни в чем не бывало вышло из дома, сжимая в ладони побуревший от крови лоскут. Сцилла выбежала следом и попыталась вернуть больную в постель, но та с присущей отрешенностью пропустила уговоры мимо ушей.

— Поможешь? — тихо спросила эльфийка.

— С чем? — удивился землянин.

— Для начала успокой ее.

— И не пытайся! — возмутилась целительница. — Я не знаю состав порошка и никогда его не испытывала. Рана может открыться в любой миг!

— Откроется — закроешь, — равнодушно отозвалась рыжая. — С этим же справишься?

Вася хмыкнул.

— Закрыть-то закроем... наверное. Но лучше бы тебе отдохнуть, чтобы уж наверняка.

— Ничего, я в порядке. Но мне нужно вспомнить.

— Что?

— Все, чему научил дедушка.

— Прямо сейчас? Это так важно? — продолжила нудить Сцилла. — Важнее твоего здоровья?

— Да, — рыбачка кивнула, глядя в огонь. — Дед служил валхаларом. Его знания бесценны, особенно сейчас.

— То ха'хир, то валхалар... Надеюсь, это кто-то вроде колдуна? — с улыбкой спросил пришелец. — Я бы не отказался узнать немного магии.

— Нет. Не колдун. Лазутчик. Следопыт. Тайный убийца.

— А, понял. У нас таких асассинами называют. Или ниндзя. Хочешь расскажу, как сделать скрытый клинок? — он согнул безымянный палец.

— Не хочу. Хочу, чтобы ты не двигался.

Элира туго затянула повязку и обошла поляну. Каждый раз, когда девушка оказывалась в шаге от костра, Вася вскидывал руку и морщился, но соратница двигалась так, словно никакой тряпки на лице и не было.

— Валхалару не нужны глаза, — произнесла она, подойдя вплотную к пришельцу. — Никогда не любила играть с дедом в прятки. Ударь меня.

— В смысле? — Вася изогнул бровь и на всякий случай отступил на шаг.

— В прямом. Бей.

— Куда?

— Куда хочешь.

— Сильно?

— Чем сильнее — тем лучше.

— Уверена?

— Еще слово — ударю сама.

— Но...

Он так и не понял, как оказался на траве. Никакой боли, будто его бережно уложили на мягкую перину, но пошевелиться парень не мог, как ни старался. Острые коленки надавили на крестец и затылок, обездвижив все тело до кончиков пальцев. Несмотря на это, прием Василию скорее понравился — есть в нем что-то расслабляющее, как от добротного массажа, однако нутро подсказывало: пара движений — и умиротворение превратится в страшные муки.

Элира помогла сопернику подняться.

— Здорово, слушай, — похвалил он, оттряхнув толстовку и джинсы.

— Не восхищайся. Если бы я промахнулась, ты бы остался калекой.

Парень кисло улыбнулся и на всякий пожарный подвигал руками — все работало как надо... вроде бы.

— А знаешь такой удар, после которого враг умирает не сразу, а спустя какое-то время? Например, через день или даже два.

— Я знаю удар, от которого враг сходит с ума и убивает своих же, — тоном Терминатора отчеканила эльфийка. — Но на тебе показывать не буду.

— Спасибо...

— Пожалуйста, — она то ли вообще не понимала сарказма, то ли отвечала им же, но таким тонким, что уже не понимал землянин. — Но ничего, скоро найду, на ком отточить навык. Главное — вспомнить. Вспомнить в точности. Жест. Дыхание. Взгляд.

— Эй, ты тут? Элира!

Чтобы вспомнить все необходимое, придется нырнуть на самое дно памяти, в черном иле которого погребено то, о чем вспоминать не хочется даже когда очень надо. Очень не хочется, но без искры не развести огня. Девушка вновь оказалась в родном поселке на берегу океана и увидела вдали лодку с серым парусом. Поднялся сильный ветер, прибой разбивался чуть ли не об порог, но ждать погоды никто не собирался, ведь буря могла бушевать целую неделю, а скудные запасы почти закончились.

Все случилось в считанные мгновения — вот лодка соскользнула с гребня волны, а вот исчезла в темной пучине. Тела родителей так и не нашли, соседи шутили, что они стали кормом для тех, кто прежде был кормом для них, и следующий улов будет с особой начинкой. Но девочка не верила злым языкам и каждый день до рези всматривалась в затянутый туманом окоем. Она не первая, чьих близких забрали водные духи, но отчаянное нежелание принять истину и смириться с утратой не лучшим образом сказывались на отношениях со сверстниками — особенно с такими же сиротами.

Сперва ее пытались образумить, но наталкивались на непробиваемый заслон. Скоро грубые слова сменились оскорблениями, уставшие от тягот непосильного труда подростки нашли отдушину в издевательствах над замкнутой девчонкой. Полоумная, сумасшедшая, чокнутая — это вполне могло сойти за лесть в сравнении с тем, что начали говорить позднее.

Но рыбачка стояла столбом, любуясь пляской пенных барашков, пока от соленого ветра не начинали слезиться глаза. А может дело вовсе не в ветре, но уж точно не в гневных речах, то и дело летящих в спину. Безучастность девочки злила детей, и на смену обидным выкрикам со временем пришли действия. Очень весело кинуть камень в того, кто не станет отвечать. Или столкнуть в воду. Или исподтишка засунуть краба за воротник. Тогда Элира уходила подальше от поселка — туда, где на галечном пляже лежала огромная востроносая ладья, одна из тех, что увезли эльфов прочь из охваченного войной дома.

Корабль частично разобрали на доски для хибар и лодок, а остов напоминал обглоданную тушу чудовища с торчащими ребрами шпангоутов. Под ними девочка и пряталась, но, как поняла однажды, выбрала не лучшее место, ведь на виду у взрослых подростки никогда не сделают то же, что и вдали от посторонних глаз.

Его звали Калеб — он, как и Элира, родился и вырос на Кан-Кирате и потому сохранил мало общего с благородными степенными эльфами, носителями великой многовековой культуры и традиций, большинство из которых сложили головы на Второй войне. Калеб по праву считался сыном забытого богами острова — такой же суровый, дикий и необузданный, вскормленный не мудростью и лаской, а потом и кровью. Несмотря на это, высокий коротко стриженный юнец никогда не травил рыбачку, лишь странно поглядывал издалека.

В тот день она поняла, в чем причина такой учтивости. Если бы Элира побежала, едва заметив парня, тот вряд ли бы сумел ее догнать. Но девочка осталась на месте и подпустила зверя слишком близко, потому что не знала причин его опасаться. Поздним вечером эльфийку нашли возвращающиеся с лова соседи и поначалу приняли ее за труп. Она лежала на спине, раскинув руки, ногами в прибое, голая и вся в крови. В остекленевших глазах отражались звезды, по слипшимся губам ползали мокрицы и мелкие паучки.

Дед долго выпытывал имя, но она молчала, безжизненным взглядом сверля потолок хижины. Тогда старик сказал, что пора вспомнить забытое и передать проклятую науку той, кому это действительно нужно. Через неделю обезображенный труп Калеба попался в сети, выглядело тело так, словно его пожевала акула. И хотя бессчетные порезы оставили явно не зубы опасного хищника, докапываться до истины никто не осмелился. В то же время дед взялся за обучение, но самое важное девочками позабыла — знания ушли вместе с памятью о том страшном случае. Но теперь пришла пора вспомнить. Вспомнить всё...

— Элира! Ты тут?

Чьи-то руки схватили за плечи. Ребро ладони машинально устремилось к кадыку, но замерло в миге от цели. Эти руки несли через лес. Эти руки берегли от холода. Эти руки изгоняли Зло. Руки друга, непохожие на те, что терзали в тени разбитого корабля.

— Я... она стянула промокшую повязку и глубоко вдохнула. — В порядке.

— Осторожнее со своим каратэ, — проворчал Василий. — Так и убить можно.

— Не волнуйся, — уголок губ дрогнул. — Тебя не убью.

— Бок не болит? Может, отдохнешь?

— Нет. Продолжаем.

* * *

В Горную гавань вела широкая, петляющая меж обломков скал дорога. За долгие годы ее так засыпало хвоей, что очертания едва угадывались под густым охристым ковром. Отряд из десяти опытных пехотинцев вел сержант Раджин. Известие о гибели лорда застало его перед самым походом, и теперь за каждым камнем, за каждым стволом мерещились ушастые убийцы с отравленными стрелами.

Несмотря на солнечный полдень, в лесу царил полумрак, а под камнями вились густые щупальца тумана.

— Ну и тишь, — пробормотали в последнем ряду. — Как воск в уши...

— Разговорчики! — рявкнул сержант.

— Слышал одну байку, — едва слышно произнес болтун с рыжими усами. — Про такой же лес. Целый полк в туман вошел — и с концами.

— Марис — еще одно слово и расстреляю, понял?

— Так точно! — побледнев, выпалил солдат.

— Бросьте, сержант, — вступился за соседа Ульфар — сухопарый мужик с рыбьими глазами и вытянутым лошадиным лицом. — И так давит, хоть беседой спасемся.

— Есть мысль получше, коль языки почесать неймется. Гимн Священной Герадийской империи за-пе-вай!

Над старым трактом загремел нестройный хор, в сравнении с которым пьяные кабацкие частушки — вершина музыкального искусства. Зато бойцы немного успокоились — от их пения разбежались бы не только эльфы и дикие звери, но и сами черти.

Спустя час марша отряд вышел к непроглядной белой пелене, высокой стеной перегородившей путь. Сержант в который раз сверился с копией найденной в библиотеке карты, но никаких пометок или замечаний не обнаружил. Но коль уж аборигены величали лес Туманным, значит в оном тумане нет ничего необычного и тем паче опасного. И все же острое чутье, благодаря которому невысокий и во всех смыслах невыразительный человек не только выжил на нескольких войнах, но и дослужился до офицерского чина, упорно твердило о притаившейся в густом мареве угрозе.

— Ханн, Роган — на разведку.

Солдаты нехотя покинули колонну и скрылись в дымке. Стоило им пересечь зыбкую грань, как скрип сапог и бряцанье ремней вмиг исчезли. Тревожное ожидание затянулось — прошло минут двадцать, а может и весь час — бойцы стояли недвижимы и во все глаза пялились вслед сослуживцам. Если бы кого-нибудь внезапно утащили, они вряд ли бы заметили пропажу, так сильно приковал их внимание странный туман. Ведь Карлос не потерпит нарушения приказа, и что бы ни случилось с разведчиками, какое бы зло не таилось впереди, похода в Горную гавань не избежать.

Но вот вдали замаячил силуэт. Высокая тощая фигура надвигалась из марева, сутулясь и пошатываясь. Казалось, у существа нет ни рук, ни головы, и тем не менее оно брело навстречу солдатам, без команды вскинувшим винтовки. Даже Раджин, который, несмотря на тщедушный вид, был далек от трусости, выхватил револьвер из кобуры. Сержанту стоило всей его выдержки стоять ровно и даже не помышлять шагнуть назад, ведь если бы дрогнул он, то остальные точно пустились бы наутек или открыли беспорядочную пальбу, а поймать в густом дыму пулю проще простого.

Но вот очертания незнакомца прояснились. Это было вовсе не таинственное чудовище, а понуро бредущий Роган. Едва покинув объятия тумана, он споткнулся и грохнулся плашмя под ноги командира.

— Чтоб тебя... Врача!

Полевой лекарь очнулся, услышав знакомый зов, и бросился к товарищу, на ходу расстегивая холщевую поясную сумку. За долгие годы Алан Анман повидал всякого — о богатом воинском опыте недвусмысленно намекали седые виски и бородка, хотя мужчина недавно разменял третий десяток. Поэтому разодранный, будто выкушенный живот бедолаги его ничуть не удивил, а вот сослуживцев лишь благодаря угрозам сержанта не охватила паника.

— Стоять, ослы! Круговая оборона, смотреть в оба! — в час нужды тихий голос Раджина гремел громче грома, приводя в чувство и последних трусов.

Пехотинцы подчинились — упали на колена и взяли на мушки вековые деревья. Вид растерзанного соратника больше не стоял перед глазами, и вспыхнувший страх потихоньку угасал, уступая место холодной сосредоточенности.

— Алан, что это?

Доктор поправил соскользнувшие по мокрой переносице очки и осторожно ощупал края раны.

— Точно не скажу. В него внутри словно граната взорвалась. Что-то похожее бывает, если поймать животом ядро, но рана тогда будет сквозная. Вдобавок, нет кишок — брюшную полость как ложкой выскоблили. Но если он мог двигаться, значит это случилось очень быстро, считай, мгновенно.

— Медведь? — с надеждой спросил сержант.

— Да, — медик глупо улыбнулся. — Молниеносный медведь-хирург.

— Чертовщина...

— Или магия. Какое-нибудь черное колдовство. На материке ничего подобного вот уж три века нет, а здесь... — Алан поднял голову и с прищуром осмотрел нависшие кроны. — Так или иначе, у нас потери. Не думаю, что Ханну удалось спастись.

— Есть только один способ узнать. И заодно отомстить, кем бы или чем бы ни была эта тварь. А ну — строй-ся!

— Хрена с два! — выкрикнул Крейн — самый молодой из отряда. — Я туда не пойду, понял? Что хочешь делай — хоть стреляй, не пойду!

Оглушительно грохнуло, и паникер растерял мозги на хвое. Раджин опустил дымящийся револьвер, но в кобуру убирать не стал, хотя все прекрасно знали, что он достанет его туда быстрее, чем успеешь моргнуть.

— Еще добровольцы? — с вызовом спросил сержант.

Добровольцев не нашлось. Стрелки построились и зашагали за командиром. Стоит отдать ему должное — в белую пелену он вошел первым, как и всегда ведя подчиненных за собой, а не прячась за чужими спинами. Спустя десяток шагов туман рассеялся, но бойцам показалось, что прошли целую милю. Дорога перед ними сужалась, широкой дугой огибая странный участок леса. Странность заключалась в полном отсутствии огромных глыб — склон был полностью очищен не только от обломков, но и от хвои — ушастые частенько наведывались сюда и наводили порядок. А судя по острым каменным пирамидкам, окружавшим деревья, и прибитым к коре табличкам, стало ясно, зачем. Подойдя поближе, Раджин прочитал красивую вязь:

Ни снег, ни град,

Ни хлад, ни зной

Не разлучат меня с тобой.

Навеки здесь нашел покой

Любимый муж и старый друг

ОЛОЙ.

На других табличках виднелись похожие стихотворения — где-то по одному, а местами и по два-три. Видимо, чем больше близких провожали усопшего в последний путь, тем чаще упражнялись в эпитафиях.