Княженика_6

— Вы что там, еще и рабовладельцы?! — возмутилась я. — Как плантаторы?

— Куда нам до плантаторов, — ухмыльнулся жестко Ярослав. — Это только ближе к вашим временам научились все соки из людей жать. А у нас сегодня ты с полоном — а завтра на тебя самого колодку наденут и овец пасти приставят, если набег не отобьешь. Ну и вообще, зачем тогда в поле ходить? Цветочки нюхать?

— А не ходить, — мрачно сказала я. — Дома посидеть, репу поокучивать. Или морковку.

— Это в Киеве можно дома сидеть. Киев торговыми пошлинами живет. Правобережье торки заслоняют от половцев. Между Киевом и Переяславлем всего два брода через Днепр, Витичевский да Зарубинский. Переяславль укреплен хорошо, опять же Киев за ним со всей его мощью, если что — помощь придет быстро. А на левом берегу открыто все. Особенно в Северской земле, вот смотри.

Он ткнул пальцем в разноцветье русских княжеств в атласе.

— Здесь, конечно, ничего не видно. Но вот смотри: граница с Половецким Полем в Переяславском княжестве — река Сула. До нее еще добраться надо по своим землям. А вот Северская земля. Течет здесь река Семь, у вас она Сейм. По Семи — Посемье. За Посемьем — Половецкое Поле сразу. В Посемье Святославличей и вытеснили добрые родственники, загородились ими, как живым заслоном. Путивль, Рыльск, Ольгов, Курск — наши городки. В Путивле — сын князя Игоря Владимир, да и сам он с семьей здесь любит жить. В Рыльске, Ольгове — Святослав Ольгович, сын старшего брата князя Игоря, Курск, как и Трубчевск на Десне отдан младшему брату князя Игоря Всеволоду. А Курск держать — это тебе не в Новгороде Великом пировать. Он на самом краю Руси, недаром поговорка среди Мономашичей ходит: "лучше смерть, чем курское княжение". В Курске князь в седле спит, меча не выпуская, брони ни зимой, ни летом не снимает. Граница. Вот так Посемье и живет. Вышел князь с полком по весне в поле, пощипал половцев — глядишь, летом-осенью они к нему не придут, побоятся. Захватил людей — есть на кого своих обменять. Размен пленными дело обычное.

— То есть, половцы захватывают наших, наши захватывают половцев, а потом меняются? — уточнила я.

— Да. Купцы этим занимаются, специально в степь ездят, договариваются. У разных пленников цена разная. Кого-то родственники выкупают, кого-то свои обратно отбивают. По всякому бывает. Вот пошел князь Игорь года за два до нашего похода за Мерл — вежи половецкие пошерстить, а навстречу ему четыре сотни степняков с Обовлы Костуковичем во главе, с той же целью, только не вежи половецкие, а деревеньки русские пограбить. Узнал, что князь Игорь в Поле — быстро повернул. Наши хвост ему чуток распушили — и обратно.

— А вежи — это что?

— В вежах половцы живут. Шатры или палатки, или юрты — не знаю, как назвать, вежи они и есть вежи. Жилища половецкие. На телегах их перевозят.

— Благородные древнерусские князья, по твоим словам, грабежом жили, — подытожила я.

— Алиса, я же тебе говорил, что нашу жизнь вашими мерками нельзя мерить! — возмутился Ярослав. — Вам может не нравиться, как и чем мы жили, но это наша жизнь. Тогда она была такой, по-другому нельзя. И князь Игорь был одним из лучших воев, в смысле полководцев. По делам, а не по льстивым записям. Только он не побоялся принять Владимира Галицкого, брата жены своей, когда тот с отцом рассорился и, боясь Ярослава Владимировича, все родственники перед ним ворота захлопнули. А Игорь не захлопнул, принял с честью, с отцом помирил.

— А что имеешь в виду, когда говоришь "по делам, а не по льстивым записям"? — заинтересовалась я. — Ты уж договаривай, раз начал. Пока я поняла, что князь Игорь был пограничником. Воевал хорошо. Не боялся поперек общего мнения идти. Так?

— Так, — подтвердил Ярослав.

— А кто воевал плохо?

— А давай смотреть, — затрепетали хищно ноздри у Ярослава. — И считать.

Тык-с, опять я куда-то вляпалась, уж очень он обрадовался.

— Ну, давай. С чего начнем?

— Давай открутим назад на несколько лет. Посмотрим, что написано про предыдущие походы.

Уж слишком равнодушно это Ярослав сказал, чтобы можно ему было поверить.

— Стой! Ты сначала скажи, кто тогда у вас был главным! — потребовала я.

— Ха-а-ароший вопрос, — фыркнул Ярослав. — Где — главным?

— В самом главном месте! — не сдавалась я.

— После долгой войны за Киев Рюрик, Роман и Давид Ростиславичи смоленские, сыновья покойного Ростислава Мстиславича, великого князя киевского, вдребезги разбили Святослава Всеволодовича черниговского, после чего посадили его на киевский стол великим князем киевским. Такой ответ тебе подойдет? — прищурился Ярослав.

— А зачем они это сделали?

— Киев давно не любит сильных князей, сильные князья давно не любят Киев. Ростиславичи взяли Киев в клещи, укрепившись в Вышгороде и Белгороде. А в Киев, который Ольговичей ненавидит, посадили Святослава, внука Ольгова, всем на радость. Как старейшего в князех, все по правде.

— А почему Киев не любит сильных князей?

— Так он и сам сильный и богатый. Ему уже давно князья нужны лишь для того, чтобы половцев от днепровских волоков отгоняли, когда купеческие караваны идут. А называется эта защита торговых интересов очень маленькой части киян по старому: постоять за всю Землю Русскую, за отний златой стол, ради чести и славы, дойти до края Поля Половецкого, испить шеломом Дону Великого. Прямо как сто лет назад, во времена Мономаха.

— Кияне — это кто?

— Киевляне. Отний — значит, отеческий. Великий киевский князь призывает князей со своими полками. Когда я тебе про военную добычу читал, тогда под рукой Мстислава Изяславича в Поле вышло четырнадцать князей с полками, не считая других сил. Тот поход считается образцовым, принесшим великую честь и славу. Правда, по окончании похода князья рассорились насмерть сначала из-за коней, потом из-за земель, потом из-за Новгорода Великого, но это, опять же, дело обычное.

— Ты далековато забрался, — заметила я. — Разговор был про несколько лет.

— Хорошо. За два года до похода Игоря, в феврале выдвинулись в степь постоять за Землю Русскую великий князь Святослав Всеволдович и князь Рюрик Ростиславлич. Тогда, по слухам, половцы решили идти в набег, но узнав о том, что великий князь в Поле — устрашились и ушли, — ехидно сказал Ярослав. — Старшие князья мерзнуть в степи не захотели, Святослав послал за Игорем, велел ему взять его полки под свою руку. Рюрик тоже самое велел переяславскому Владимиру Глебовичу. Помнишь, мы о нем уже говорили?

— Этот, который "туга и тоска сыну Глебову"? — вспомнила я.

— Угу. Ну вот. Главный над всеми силами — князь Игорь. Он самим великим князем поставлен. А Владимир Глебович просится со своим полком впереди быть — передним больше добычи всегда достается, место выгодное. И безопасно опять же — позади основные силы идут, тылы крепкие. Игорь отказывает. Владимир благородно гневается, свои войска уводит — прямиком в Северскую землю, города игоревы жечь, хоть здесь добычей поживиться. И поживился. А у Игоря под рукой киевский полк, великим князем вверенный. Такой же боеспособный, как лихие полки Владимира Глебовича. Пришлось его отпустить, приставив к нему Олега Святославлича, сыновца. А с теми силами, что остались, пошли на половцев, до Хирия дошли, но река разлилась из-за теплых дождей, переправляться через нее не стали, взяли пленников на этой стороне и вернулись. Много ли пользы было Игорю с того похода и с того воеводства? Это, я напоминаю, за два года до...

— И что, он ничего не сделал, что ли, за то, что его города разграбили? — изумилась я.

— Взял Переяславль на щит. Ко всеобщему — то есть летописному — осуждению. Но об этом позже. Ведь не успели Святославличи от февральского, богатого на события похода оправиться, как бог не замедлил вложить в сердце великому князю Святославу и князю Рюрику благую мысль снова идти на половцев всеми силами. Уже по теплу.

— Так это, по твоим словам получается, что у Игоря земли разграблены на тот момент?

— А кого это волнует, когда великий князь созывает на "обчее дело"? Святославличи отказались: "не можем свои земли пусты оставить". Это ж надо опять границу свою оголить, привести полки под Киев, ждать, пока все соберутся, потом вниз по Днепру неспешно идти, в любой миг ожидая, что Святослав на Игоря все дела перевесит, как в прошлый раз. Сказали, что если князья к Суле идут — они к ним прямо там присоединятся, напрямую пройдя. Великий князь Святослав так разгневался, что даже собственных сынов не дождался, гордо пошел вперед. Перешел Днепр на левую сторону и встал на Орели. В этот раз Владимир Глебович переяславский таки выпросил себе место в первых рядах, добился желаемого.

Ярослав умолк, начал рыться в летописи. Раскрыл второй том Полного Собрания. Потом достал "Историю Российскую" Татищева.

А потом сказал:

— Чаю хочу. Горло пересохло.

— Хорошо, сейчас поставлю.

Это была хорошая идея, с чаем. У меня тоже все пересохло, особенно мозги. Запуталась я в этих князьях и их бесконечных походах.

За чаем мы оба молчали. Я про себя тихо радовалась, что говорить будет Ярослав, значит, я могу еще одну чашку тихонько в это время попивать. Может быть, под чай я лучше соображать начну.

— Ну вот. Идет майский поход, — снова утвердился за верстаком Ярослав. — Под знамена Святослава и Рюрика собрались десять князей, да галицкий полк с воеводою. Владимир Глебович выпросился в навороп, то есть в передовой отряд, дескать, чести он хочет и славы, да и земли его опустошены, не мешало бы ополонится. Святослав придал ему младший князей: своих двух сынов, чтобы и им без добычи не остаться, двух Мстиславов, Романовича и Владимировича, Глеба Юрьевича да черных клобуков полторы тыщи. Владимир Глебович повел передовые полки, а Святослав с Рюриком остались поджидать основные силы.

— Ага, значит, разделились? — вставила умное замечание я.

— Да. Между ними день пути. Передние полки наткнулись на половцев, обратили их в бегство. Но преследовать долго побоялись, гнали до полудня. Собрали пленников, отошли и встали у Орели, на том берегу, что к Киеву. Основные силы — позади. Половецкий князь Кобяк собрал уцелевших воинов и повел их обратно. Подошел с той стороны реки на заре. Начал обстреливать. Владимир Глебович стал старших князей о помощи взывать, дескать, погибаю, половцев много.

Ярослав снова умолк. Пододвинул книги к себе поближе.

— И вот тут такая интересная у нас штука, — сказал он задумчиво. — В Киевской летописи, которая у вас зовется Ипатьевской, запись короткая. В "Истории" Татищева она длинней. И там есть одно отличие. Вот слушай: "А половцы, от часу умножаясь, Владимиру немалые утеснения чинили, но, увидев идущую помощь, подумали, что все войска русские идут, ибо чрез плененных уведали, что Святослав и Игорь недалеко, тотчас стали отступать" . В Киеве летопись поправили: "и мнѣша тоу Ст҃ослава и Ририка".

— Какого Ририка? — изумилась я.

— Да Рюрика. Но половцы-то стали отступать, когда решили, что Игорь со Святославом недалеко. Почему Святослав так и гневался, что заменить Игоря некем: одно его имя половцев заставляло уходить, не оглядываясь. Владимир же Глебович только помощь просить был горазд. А дальше еще интереснее дела идут. Опять же в Киевской летописи почти ничего нет, все вычистили, а вот что нам "История" говорит: "На сем бою и на станах взяли половецких князей: Кобяка Каллиевича с двумя сынами, Билюлковича и зятя его Тавлыя с сыном; да брата его Такмыша Осолукова, Барака, Тогра, Данила, Содвика Колобицкого, Башкарта и Корязя Колотановича, да побили Тарсука, Изуглеба Тереевича, Искона, Алака, Атурия с сыном, Тетия с сыном и Турундия; к тому других много из них без числа погибло. Взяли же в плен всех до 7000, а кроме того множество русских пленников освободили. Даровал Бог сию победу июля 1-го в понедельник на память святого Иоанна воина" . То есть, по "Истории" в плен захватили тринадцать знатных половецких мужей. Да девять убили, да еще и много других. Семь тысяч пленников взяли. Русского полону множество освободили. По Киевской летописи убили двух, Корязя Колотановича и Тарсука. О тысячах пленников и освобожденных соотечественниках летопись, почему-то, стыдливо умолчала. Просто упомянула, что Святослав и Рюрик с великой славой и честью возвратились.

— И ты, конечно, знаешь, почему летопись так сократили... — заметила я.

— Знаю. Потому что "Слово" появилось.

Ярослав вдруг протянул руку, взял мою кружку и сделал хороший глоток:

— Но слушай дальше, что в "Истории": "Святослав и Рюрик, видя к себе такую несказуемую божескую милость, и храбрость, а, кроме того, мудрость Владимира в воинстве, воздали на том месте Господу Богу должное благодарение, а Владимира во всех полках, выхваляя, прославляли и возвратились восвояси. В сем собрании половецких было 97 князей, а войска до 50000, кроме бывших на станах, и жен, и скота, из которых мало бегом спаслось. Пришедши же к Ворсклу, дали Владимиру в награждение всех тех князей и простой люд, которых его полком взяли, и оных отпустил он за тяжкий откуп".

— И что?

— Как что? Тебе опять с русского на русский перевести?

— Переведи, — сказала я.

— Перевожу: великий князь киевский по божьему, разумеется, вложению в сердце благой мысли, собрал десять князей, одного воеводу да союзных степняков и пошел постоять за Землю Русскую. Против них вышло девяносто семь князей половецких, да войск пятьдесят тысяч. И всех их русские князья во главе с Владимиром Глебовичем переяславским победили, тринадцать половецких князей в плен взяли, десять убили, полону взяли семь тысяч и всю добычу Владимиру Глебовичу переяславскому отдали за его мудрость в воинстве и бедность в хозяйстве.

— Хороший был поход, — аккуратно заметила я. — И что?

— Да пока ничего. Я же тебе и говорю — великолепный поход. С честью, славой и достатком. В это же время князь Игорь к Мерлу пошел, о чем я тебе уже говорил. И столкнулся с Обовлы Костуковичем. А сиди он в это время на Орели у Святославого стремени, как великому князю киевскому мечталось, вот бы половцы на Северщине порезвились...

Ярослав вторым глотком окончательно опустошил мою кружку.

Все понятно, надо снова чайник ставить...

— Перерыв, — попросила я.

* * *

И после перерыва "Слово о полку Игореве" продолжало скромно лежать в сторонке. Ярослав же прочно утвердил перед собой Ипатьевскую летопись и татищевскую "Историю". В своей футболке и штанах от камуфляжа он был похож не на отличника, ведущего глубоко научный спор, а на спецназовца, приготовившегося палить по-македонски: сразу с двух стволов. А третий, запасной ствол — Лаврентьевскую летопись — отложил в сторонку.

Я села.

Ярослав подытожил историю, которую рассказал до перерыва:

— Летний поход князей закончился победой в Иванов день, первого июля, в понедельник. Забыл тебе сказать, что вообще-то в это время половцы обязались великому князю мир хранить.

— Чего? — удивилась я.

— "Половцы, хотя обязались Святославу хранить мир, но усмотрев удобное себе время, пришли с войсками к Дмитрову с Кончаком и Глебом Тиреевичем. Но Божиим заступлением не учинили никоего вреда, поскольку, взяв одного купца переяславльского, довольно знаемого им, спросили о войсках. И оный сказал им, что князи все, собравшись с войсками, стоят за Супоем, чего они убоявшись, возвратились", — зачитал Ярослав. — Перевожу для отдаленных потомков: с половцами заключен мир. Но великий князь лучше знает об их гнусных намерениях. Ведь один переяславский купец сообщил, что половцы шли к Дмитрову, но он, купец, им сказал, что князья с войсками стоят неподалеку, после чего они испугались и вернулись, никакого вреда не причинив. Кроме этого купца половецких войск никто не видел. А купец — из Переяславля, где Владимир Глебович все радел в Поле сходить, людишками и скотом разжиться. На основании неопровержимых данных о намерениях врага князь Святослав пошел грудью отражать половецкий набег. Аж пять дней пришлось от Сулы вглубь по пустой степи идти, так коварно половцы свои неисчислимые войска на рубежах Земли Русской расположили. Так понятно?