Ловелас

Маддалена сидела с ногами на лавке подле стола, завернутая в огромный овчинный тулуп. На столе перед ней стояла большая глиняная кружка и бутыль с тряпочной затычкой, полупрозрачная жидкость внутри которой навела Мая на определенного рода воспоминания. Колдун вытащил тряпочку, щедро плеснул жидкости в кружку и сунул пойло Маю в руки. Сивушный аромат пошел по всему дому. Судя по блестящим глазкам Маддалены, она этого эликсира уже отведала.

— Не бойтесь, не отрава, — ободрил Мая колдун. — Его варят внизу в деревне, и он бывает полезен, когда кто-то заблудится в снегах.

Стукнув зубами о край кружки, Май одним глотком вылил в себя ее содержимое и некоторое время стоял с открытым ртом, чтобы восстановить дыхание. Средство было смертельно крепкое, но действенное. Тепло ему стало почти сразу.

Повернув за плечо, колдун подвел Мая к скамье и усадил рядом с Маддаленой. После чего Юрген Юм решил, что настало время провести расследование.

— Итак, — сказал колдун, — теперь объясните мне, кто вы такие и как вы попали ко мне в ледник?

— Я Маддалена Беган из Обежа, — скромно сказала Маддалена.

Колдун приподнял одну бровь — имя было ему известно.

— Ипполит Май, — сказал Май, — путешественник.

Вторая бровь Юргена Юма поползла кверху вслед за первой. Медленно переведя взгляд с Маддалены на Мая, колдун взял единственную на троих кружку, налил туда своего горлодера и с бульканьем хлебнул. Посмотрел на Мая снова и отхлебнул еще. После чего потер переносицу и уставился в заросший паутиной темный угол.

— Как поживает ваша драгоценная матушка? — спросил он. — Она здорова? Надеюсь, у нее все благополучно?

Май открыл рот, закрыл, и на несколько секунд прижал пальцы к губам, чтоб не сказать чего зря. Ему было тогда лет шесть-семь, но этого человека он сейчас вспомнил.

Сколько жил, Май боялся, что кто-нибудь из близких друзей его матери однажды скажет ему: да ты же сын шлюхи. И Маю придется этого человека убить. Потому что... Потому что, во-первых, нравы общества не всегда соответствуют требованиям чести. А, во-вторых... Истина, бесспорно, существует в мире, но ведь не обязательно произносить ее вслух?..

Шанс услышать именно эти слова от колдуна у него сейчас был. И еще какой шанс.

Но колдун ничего такого не сказал.

— Не обессудьте, я живу здесь один и гостеприимством никогда не был знаменит... — проговорил он. — Я могу вам предложить лишь свой убогий завтрак и постель.

Хозяин выставил на стол горшок с вареной рыбой, подсохшие кусочки сыра на треснувшей тарелке, хлеб и воду.

Маддалена оживилась, она была голодна. Маю после встречи с оборотнем и блужданий в леднике еда в глотку не шла. Ему казалось, что он не был пьян; деревенское зелье только слегка приглушило его беспокойство.

Май стал осматривать жилище: на верстаке в темном углу оборудование для алхимических опытов — дорогая стеклянная посуда, покрытая паутиной и пылью; внизу толстые фолианты стопками лежат на полу; пол подметен наполовину, веник брошен под окном; на краю стола разлинованная для записи нот бумага, песочное сито, чернильница, отточенные перья...

Двадцать пять лет назад колдун был молод, печален, довольно-таки красив, но безденежен, и, кроме того, он не боялся выглядеть смешным — Май рассудил это потому, что бедолага совершенно не скрывал своих чувств. А быть романтичным и влюбленным, и тем более, признаваться в любви, тогда было не в моде чуть ли не более, чем сейчас. И вот, над ним смеялись. Он этого не замечал и твердил слово "любовь" — смешное и немодное... В общем, Май решил на эту тему с Мастером Магии Зеркального Ключа не заговаривать. Кто знает, что о тех временах хранит память этого человека: плохое или хорошее?

— Матушка оставила сцену четыре месяца назад, — счел нужным сообщить Юргену Юму Май. — Теперь она будет заниматься семьей.

Колдун только кивнул: он тоже не хотел ворошить прошлое. Кажется, ему все было понятно. Между ними настало молчаливое согласие.

* * *

Кровать в доме у колдуна оказалась одна, а спальня устроена так, что иначе, нежели вместе, спать не ляжешь. Впрочем, Маддалена устала, была пьяна и засыпала просто стоя. Да и Май тоже. Он мог не спать по трое суток, но не в таких бредовых условиях, как сегодня.

В спальне было темно. Май молча помог ей расшнуровать платье и корсет, стащил с Маддалены туфли, получил по рукам, когда машинально полез за подвязками под рубашку, загнал ее под одеяло к стене, забрался сам и, едва коснувшись головой подушки, уснул сном праведника. Без сновидений.

То есть, потом ему показалось, что все происходило достаточно глупо.

Ведь он приехал в Обеж с намерением так или иначе, но колдунью в постель уложить. У него было предчувствие, что это не невозможно.

Теперь Май лежал на спине, Маддалена мирно посапывала у его плеча, а он накручивал на пальцы ее тяжелый темно-каштановый локон и размышлял, когда он в последний раз лежал в одной постели с женщиной и ее не тронул. Получалось, что он такого подвига за собой не помнит.

Где-то наверху, над спальней, тихо, с долгими перерывами, тренькал клавесин. Юрген Юм записывал только что сочиненную музыку.

Колдунья вздохнула. Личико ее было грустным. Мраморная щечка, точеный носик, мягкие, еще припухлые по-детски губы. Май провел пальцем от середины ее лба к виску. Почему он не запомнил, какого цвета у нее глаза? Какая небрежность. Он наклонился, чтоб ее поцеловать. Фальшиво тенькнул клавесин. Колдунья вздрогнула, и Мая слегка оттолкнуло. Не извне, а неясное внутреннее чувство.

Он вернул на подушку теплую прядь волос, вылез из-под одеяла и стал собирать свою одежду.

Какие-то деньги, в каком-то Котуре. Будь они прокляты.

Будущего не существовало. Не существовало вообще. Завтрашний день мог настать, и мог не настать. Кто обещал, что они доживут до ночи? Почему все верят тому, что будет? Это же неправда. Люди живут сегодня. Прямо сейчас.

Беда только в том, что Май не привык так жить. Он не мог не быть самим собой. Он всегда был Ипполитом Маем, и больше никем. Может, колдун объяснит ему, что с ним сейчас творится?..

Он не обращал уже внимания, на то, что за маленьким окошком сиял ясный полдень, что комната, в которой они вчера — или не вчера? — не то ужинали, не то принимали завтрак, выцвела и изменилась — камин оказался в другой стене, на полу прибрано, стол состарился и припал на одну ногу, подгрызенную кем-то чудовищно-зубастым, прочая мебель изменила очертания, а невесть откуда взявшаяся лестница вела наверх.

Клавесин смолк. Май почти бегом поднялся на второй этаж и вошел в Зеркальный Зал. О том, что это святая святых волшебного дома, мастерская хозяина, он понял с первого взгляда. Здесь Май увидел все, о чем читал в книгах, и многое такое, о чем не читал. Чучела диковинных и страшных созданий, огромные древние фолианты, бутылки с зелеными и бурыми зельями, метелки трав, какие-то странные инструменты, похоже, взятые из арсенала палача, связки сушеных летучих мышей, сонные скользкие жабы в банке, пауки размером с тарелку в своих тенетах, сплетенных из толстой бечевы, и прочие страсти со всех сторон окружили Мая, неосмотрительно переступившего порог. Он было испугался, пока вдруг не понял, что на самом деле в комнате ничего этого нет. Там стояли два стула, клавесин, небольшой стеклянный шар в лепестках серебряной подставки на крышке инструмента за пюпитром, а все стены закрывали огромные, от потолка до пола, зеркала в резных полированых рамах. Некоторые из них потемнели и стали коричнево-желты, другие пошли пятнами, как от кислоты, третьи потрескались и были склеены полосками бумаги, а в зеркале, прикрепленном на месте двери, не отражалось ничего из-за клубящегося внутри молочного тумана.

— А, — сказал Юрген Юм, бледно улыбнувшись Маю. — Вот и вы.

Май покосился на самое темное зеркало. Нет, из него не выглядывал сушеный крокодил, а наблюдать в нем можно было только то, что у Мая не все в порядке с костюмом, не больше.

— Прошу прощения, что прерываю ваши занятия, — выговорил Май, поспешно оправляя одежду, — но не могли бы вы спуститься вниз? Мне необходимо с вами поговорить...

— Я думаю, в наших общих интересах поговорить здесь, — сказал колдун. — Мне это тоже необходимо. Присядьте.

Май медленно подошел и опустился на один из стульев перед клавесином. Юрген Юм снял с пюпитра ноты, опустил над клавишами крышку. Рука его коснулась стеклянного шара и за гладкой поверхностью взметнулась снежная карусель.

Колдун опять улыбнулся своей странной бесцветной улыбкой, которая двадцать пять лет назад скрывала смущение, а сейчас — неизвестно что. Он сказал:

— Как вы попали в ледник, я отследил. Осталось выяснить, как вы попали в Ведьмин Холм и что там делали. Из некоторых особенностей мироустройства, — последовала пауза, особо подчеркнувшая значение последнего слова, — я догадываюсь, что история ваша не может быть обычной. В Туманной Долине не происходит случайных вещей, и то, что вы мне сейчас расскажете, должно быть интересно, а, может, даже важно. Итак?..

Май помялся, не зная, с чего лучше начать. Потом осторожно, выбирая слова, поведал про свою охоту за деньгами, про поездку в Обеж и чем она закончилась. Рассказал про Максимилиана, свадьбу оборотня, дуэль в саду, последние слова Бергнарда Пелерина и ледник. Не упомянул только, зачем ему нужны были деньги.

Юрген Юм задумчиво теребил уголки нот в папке.

— Вы думали о том, что счастливым образом избежали смерти? — спросил колдун.

Май кивнул.

— А о том что это происходило с вами трижды за два дня? — продолжил колдун.

Май немного растерялся. Нужно было посчитать. Корчма. Дуэль. Ледник.

В самом деле?..

— А о том, что каждый раз все происходило не само по себе?

— Почему вы так решили? — спросил Май.

— Потому что меня уже обвинили в убийстве двух путников, шедших через перевал. Якобы я их заманил внутрь и заморозил в ледяной пещере, чтобы скрепить свои чары. И, я готов признать, так оно случилось бы, если б девочка не умела бить зеркальные заклятья. Я присматриваю за дорогой через перевал по верху ледника, но никак не изнутри.

— Да? — сказал Май. — Странно.

— И вам еще что-то кажется странным? — пожал плечами колдун.

Май кивнул. Странным было все.

Начиная от смутившей его мысли о злокозненности намерений Береники. Надо же, в кои это веки на женщину так не подействовало его обаяние, что она трижды пыталась его убить. Чужими руками, чтоб избежать преследования со стороны закона и Цеха, но сути это не меняет. Сукина дочка. Чертов идиот. Надо было смотреть ей в глаза, а он пялился за корсаж. Надо было запоминать прошлое, а он пытался заглядывать в будущее...

...И заканчивая разрушительными способностями Маддалены — если судить по жалобе Юргена Юма на погибшую работу и тому, что Май собственными глазами видел в саду — оставшимися без изменений...

Рука Юргена Юма вновь коснулась стеклянного шара, и вместо снежной метели Май увидел в нем синюю пленочку моря. Игрушечный кораблик на волнах, вдруг со звуком "пффф" выдохнул с одного из бортов перышко пуха. В крошечном городе на берегу произошли немедленные разрушения. С трудом их можно было связать с этим легким перышком.

Не дождавшись ответа, Юм сказал:

— Я должен доказать Цеху, что никого не морозил в леднике до смерти, и мне пока заказано пересекать границу между мирами, поэтому я вас прошу никуда не уходить с перевала.

— Границу? — рассеяно переспросил Май. — Тут еще и граница между мирами есть?

Колдун смотрел на свою папку.

— Вы оба нужны мне, как свидетели, — медленно проговорил он. — И попробуйте только сказать неправду. Мастерский Совет Цеха далеко, а я здесь, рядом. Даже когда меня рядом с вами нет.

При этих словах от колдуна на миг повеяло ледяным холодом, а в самом темном зеркале шевельнулся кто-то страшный с безразличными мертвыми глазами.

— В обмен, — прозвучал с порога голос Маддалены.

Тот, в зеркале, мгновенно закрыл голову лохматыми лапами.

— В обмен на что? — спросил Юрген Юм.

— На рассказ о границе.

Колдун усмехнулся.

— У вас нет выбора, чтобыставить мне условия.

— Вы уверены? — Маддалена склонила голову набок.

Юрген Юм из воздуха вынул огарок свечи на оловянном блюдечке и поставил на клавесин.

— Зажги, — предложил он.

Маддалена щелкнула пальцами. Ровным счетом ничего не произошло. Она нахмурилась. Потом на лице ее проступило похожее на обиду выражение.

Колдун продолжал улыбаться.

— А теперь спустись вниз и попробуй сделать то же самое. — Он толкнул подсвечник пальцем и отправил его по полированной крышке к Маддалене. — Я думаю, границу ты найдешь без труда сама.

* * *

Не то, чтобы Май разбирался в магии. Но он был неглупый человек, и кое-что понять сумел.

Основное недоразумение заключалось в том странном месте, где они оказались. Так объяснил Маддалене колдун.

Во-первых, Туманной Долины как бы не существовало, — во всяком случае, для тех, кто родился и жил вне ее. В Долину можно было вернуться, но очень трудно попасть в первый раз. Во-вторых, на Граагском полуострове помещалась целая цепь горных долин, откуда и пошли родом все колдуны на свете. И, ко всему, Туманная Долина оказалась знаменита не только сама по себе. Некоторые из знавших тайну ценили ее, а некоторые боялись оттого, что она выявляла в человеке истинные дарования и скрадывала мнимые. Истинный маг оставался магом по обе стороны гор, хотя его возможности распоряжаться собственной Силой претерпевали изменения. А вот когда человек занимался не своим делом — через день-два пребывания в Долине это уже становилось всем очевидно.

Май, у которого с языка готов был сорваться вопрос о себе, драгоценном, услышав такое, примолк надолго.

Маддалена ходила вверх-вниз по лестнице и щелкала пальцами пока не пережгла огарок в лужицу воска. Сбой происходил где-то между четвертой и восьмой ступенями. Очевидно, там и пролегала граница. Если колдунья, спускаясь, несла подсвечник в руке, свеча загоралась за четыре ступени до пола. Если оставляла свечу наверху, а сама шла вниз, свеча с задержкой, но загоралась тоже. Однако, в обратную сторону не получалось ничего.

Юрген Юм сначала наблюдал за ней через приоткрытую дверь, потом вышел из Зеркального Зала и сел сверху на лестнице. Маю ничего не оставалось, как последовать за ним.

Юрген Юм жил здесь потому, что один из мастеров Цеха обязательно должен вести наблюдение за Долиной. Он ткал туман, чтобы не была заметна принадлежность Долины к иному миру для тех, кто не посвящен в тайны Цеха. Он охранял границу, потому что не настало еще время ее разрушить...

Последняя подробность очень заинтересовала Маддалену. Она тоже уселась на лестнице, но на нижних ступенях.

— А ее можно разрушить? — спросила она. — Существуют маги, способные это сделать?

— Любой из мастеров Цеха может это сделать, — пожал плечами колдун. — Для того-то и нужен Цех — чтобы оградить миры от слияния.

— А я думала, — елейным голоском проговорила Маддалена, — Цех для того, чтоб говорить: того нельзя и этого нельзя...