Сегодня, 21 июня в 12-м часу дня на перроне Царскосельского вокзала совершено было покушение на жизнь обер-прокурора святейшего синода К.П.Победоносцева. Когда К.П. вышел из вагона, к нему быстро направился неизвестный молодой человек и хотел выстрелить в него из револьвера. Прибывший с тем же поездом пассажир в форме поручика лейб-гвардии Кирасирского Его императорского Величества полка схватил злодея и передал в руки полиции. Только самообладание, находчивость и быстрота пассажира, отказавшегося даже назвать свое имя, избавили К.П. от смерти.

* * *

Вчера опять отличился представитель родного Кирасирского полка, поручик Вольф, занимающийся в моей группе. Об этом уже писали газеты и было объявлено на общеполковом построении, куда, в виду особого случая, пригласили и меня. Из списков то я не исключен, просто откомандирован. Случай на самом деле, можно сказать исключительный. Не обошлось и без моего участия, правда на этот раз лишь косвенного.

Возвращались мы с Федором Вольфом в субботу из Петербурга. Я накануне ездил Питер, надо было заскочить домой, дел накопилось и по наследству, и так, по мелочи. Федор же, по его словам, ездил проветриться, погулять, ну и на ночь остался, по всей видимости, на рюмочку утреннего кофе у какой-то молодой вдовы. Во всяком случае, по его довольному виду можно было сделать именно этот вывод. Случайно встретились на вокзале и ехали в Царское вместе. По прибытию я что то замешкался на выходе, Федор же сразу покинул вагон и ждал меня на перроне. Как сам он мне рассказывал потом, только, говорит, собрался прикурить, ожидая тебя (имеется в виду меня), вдруг чудик какой-то выскакивает, визжит, слюной брызжет, револьвером размахивает и на старикашку такого солидного кидается. Ну, говорит, я и скрутил его, применив тот хитрый прием, что ты (я то есть) показывал в прошлый раз. Честно сказать, и приемом то это назвать нельзя, так, некоторые движения, руку с оружием там поддеть вверх, чтобы случайный выстрел не попал в прохожих, зафиксировать болевым приемом, обездвижить нападавшего, а лучше подсечкой сбить с ног. Ну и конечно, контрольный удар, чтобы злодей не расслаблялся. И не задумывался, говорит, все как то само получилось, можно сказать на инстинктах.

Сам я всего этого не видел, уж очень быстро все произошло. Вышел из вагона, вижу, Федор присел, коленкой кого-то прижимает к земле и руку ему выворачивает. Рядом старик стоит в пенсне, с бледным, как мел лицом и как то растеряно смотрит на происходящее. Еще двое в пару шагах от этой компании так же застыли. Ба, да это же сам обер-прокурор Святейшего Синода (должность светского чиновника, назначавшегося императором и бывшего его представителем в Святейшем правительствующем Синоде — высшим органе церковно-государственного управления Русской церковью в синодальный период (1721-1917) .Объявлял Синоду высочайшие указы, повеления и резолюции на доклады Синода, подносил на высочайшее усмотрение доклады и определения Синода, руководил всеми учреждениями при Синоде) Константин Петрович Победоносцев! (1827-1907г.г.русский правовед, государственный деятель консервативных взглядов, действительный тайный советник. Главный идеолог контрреформ Александра III. В 1880-1905г.г.— обер-прокурора Святейшего Синода. Член Государственного совета). Судя по самой личности объекта нападения — классический террористический акт, а это значит, у злоумышленника могут быть подельники. Краем глаза убеждаюсь, что помощь Федору на первом этапе не требуется. Подскакиваю, по ходу локтем сбиваю одного рядом стоящего, второго бью сапогом в район коленной чашечки, оба падают, скуля. Кто знает, чего от них ждать, пусть лучше полежат спокойно. Оттесняю остолбеневшего и полностью потерявшего ориентацию Константина Петровича снова в вагон, прикрывая его по-стариковски щуплую фигуру своим телом. На перроне тем временем все приходит в движение, кто-то истерично закричал, к месту схватки бежит, тяжело топая подкованными сапогами и непрерывно дуя в свисток полицейский, слева, со стороны великокняжеского павильона спешат в нашу сторону два жандарма.

Ну а сама 'жертва покушения' постепенно стала приходить в себя, бледность проходит, лицо приобретает естественный цвет, глаза принимают осмысленное выражение, дыхание постепенно становится ровным. А быстро он, железный старик! Насколько я помню из истории — фигура эта насквозь реакционная, нам преподносили ее как чуть ли не символ мракобесия. Не знаю, может быть и так, но здесь я вижу обыкновенного дедка, несомненно, знающего себе цену, но отнюдь не ту зловещую личность, которая, якобы, на протяжении четверти века подавляла все прогрессивное в общественной жизни России того времени. Нормальный, такой, строгий дедок, лет под восемьдесят, при виде которого нельзя сказать, что так уж и появляется непреодолимое желание помочь ему перейти дорогу, но и откровенной жути от него не несет.

— Благодарю Вас, корнет, — едва отдышавшись, вымолвил он, — удачно как Вы тут появились, а так бы пришлось отменять встречу, на которую спешил, хм-м ..., по независящим от меня обстоятельствам! Кстати, мы не представлены друг другу, а учитывая столь деликатные объятия, — я все еще обхватывал его довольно щуплую фигуру, перекрывая доступ к возможному повторному нападению, — по моему, самое время познакомиться!

Да-а, он еще и шутить пытается, я же говорю, железный старикан!

— Прошу прощения, Константин Петрович, корнет Белагорьев, честь имею! — не выпуская его из своих 'объятий' пытаюсь изобразить что то вроде короткого поклона.

— Белогорьев, Белогорьев ..., никак князя Николая Александровича покойного сынок! Наслышан, наслышан, юноша ...! — и кивая в сторону дверей, — а тот герой кто?

— Поручик Вольф, Ваше высокопревосходительство ...

— Вольф? Вольф ... Нет, не слышал. Но должен сказать, весьма достойный молодой человек. Особенно учитывая его способность être au bon moment au bon endroit (франц. оказаться в нужно время в нужном месте), — продолжил в том же тоне Победоносцев, — особенно для меня!

На перроне же в это время жандармы и полиция развили бурную деятельность. От нашего вагона оттеснили оставшихся пассажиров и зевак, которые имеют свойство возникать будто из ниоткуда, злоумышленника перехватили у Федора подоспевшие полицейские, которыми руководил какой то субъект в цивильной одежде. Все три выхода из вокзала были взяты под охрану, в нашу сторону уже бежал жандармский ротмистр.

— Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить, — едва отдышавшись, попытался выговорить он, — ротмистр Дедюлин, помощник начальника Царскосельского уездного жандармского управления!

Это был старый знакомый, полковник Герарди представлял меня ему зимой после стычки с бандитами. Узнав его, я наконец освободил Константина Петровича из 'своих объятий'

— Здравствуйте, ротмистр, — одёрнув старомодный сюртук, спокойно ответил ему Победоносцев. И уже более строго, — потрудитесь обеспечить мне проезд, уж очень спешу, доклад у Его Императорского Величества, а тут, вон какая оказия (непредвиденный, редкий, из ряда вон выходящий случай; неожиданность), — кивая в сторону перрона.

— Так точно, Ваше высокопревосходительство, — вытянулся ротмистр, кося взглядом в мою сторону и тоже узнавая меня, — разрешите обождать всего пару минут, сейчас мне доложат ...

— Да, да, конечно, занимайтесь, я все понимаю, не смею задерживать Вас, пожалуйста. Но все же прошу поторопить своих подчинённых ...

— Так точно, Ваше высокопревосходительство!

Выходя из вагона, он разменулся с Федором. Подойдя к нам, тот не узнал обер-прокурора, так как был возбужден после всего случившегося, и не обращая на Константина Петровича никакого внимания, обратился ко мне

— Представляешь, Александр, — начал он шумно, — смотрю, совсем эти рЭволюционеры совесть потеряли, уже и на стариков кидаются! — и обращаясь к спасенному, — честь имею, уважаемый, поручик Вольф, к Вашим услугам. Надеюсь, этот негодяй не успел навредить Вам? Я уже и так, и этак моргаю Федору, украдкой киваю на Константина Петровича, закатываю глаза, пытаясь как то жестами подсказать ему о необходимости быть как то сдержаннее в выражениях, проявлять большую почтительность присутствующему здесь постороннему. Он понял, что происходит что-то не то, замолчал, недоуменно глядя то на меня, потом на Константина Петровича.

— Э-э, Александр, ...а-а ..., — не зная, как себя вести.

— Поручик, — вступил в разговор Победоносцев, — я очень признателен Вам, и поверьте, умею быть благодарным, — и протягивая руку Федору представился, — Победоносцев Константин Петрович, к Вашим услугам!

— Э-э, виноват, Ваше высокопревосходительство! — забавно было наблюдать за массивным Федором, как он самым парадоксальным образом умудрялся одновременно и тянуться 'во фрунт' и стараться выглядеть как можно незаметнее, меньше, ниже своего могущественного собеседника, — я, это ..., так сказать ...

— Да, поручик, Ваше вмешательство оказалось как нельзя своевременным, иначе, боюсь, все закончилось бы для меня весьма печально! — и уже обращаясь к нам обоим, — Так что, спасибо, орлы, спасибо, я очень благодарен Вам! — тряся по очереди нам руки. Тут в вагон зашел ротмистр Дедюлин в сопровождении двух недовольных мужчин, прожигающих меня злыми взглядами. Тех, кого я так 'деликатно' отсек от Федора, занятого террористом и обер-прокурора и при эвакуации последнего сразу после покушения. Как оказалось, это были гражданские чиновники Святейшего Синода, сопровождающие Константина Петровича на доклад к царю.

Жандарм доложил Победоносцеву об окончании предварительных 'разборок' на перроне, проведенных, так сказать, по горячим следам, сообщил, что Константина Петровича уже ожидает специально вызванная из дворцового управления карета с сопровождающими казаками из Царского Конвоя. Пожилой чиновник не пожелал выслушивать подробный отчет жандарма, отговорившись спешкой, что впрочем, даже и обрадовало ротмистра, и еще раз поблагодарив нас с Федором, откланялся и оставил нас. Я с Федором тоже не стали задерживаться надолго, ответили на его вопросы и убыли по своим делам.

Ну а в понедельник нас обоих через нарочных вызвали на общее построение в полк, где всем было объявлено, какие мы герои.

* * *

14 июля был назначен смотр, или как сказали бы в будущем, квалификационные испытания моей группы, по результатам которых и должно было быть принято решение о ее будущем. День святых первоверховных апостолов Петра и Павла (празднуется 12 июля), когда я должен был представить свои наработки, являлся праздничным, а значит и выходным днем, поэтому день 'презентации' и был перенесен на ближайшую пятницу. Все мероприятие я предложил провести, говоря казенным языком моего инструкторского прошлого, в виде комплексных контрольных занятий.

Полковник Герарди, а именно он должен был представлять нас высокой комиссии, имея некоторый опыт общения с начальством такого уровня, различными проверяющими и инспектирующими, внес в мой, довольно таки сухой и насквозь официальный план некоторые коррективы.

Ну, во первых, он заранее разослал по соответствующим адресам, туда, где это может быть интересно, краткое описание моих 'смертоносных поделок'. В собственной типографии корпуса жандармов было отпечатано и также по представлено соответствующим должностным лицам в виде краткой брошюры мои предложения по созданию и применению диверсионных групп. При этом не упоминая, конечно, мое авторство. Так, много объясняющая подпись 'коллектив авторов' под его руководством.

Кроме этого, учитывая, что для подобной категории высоких должностных лиц при принятии решений не последнюю роль играет внешняя атрибутика, можно сказать, зрелищность мероприятия, решили и добавить этой зрелищности, внести, так сказать, элемент шоу. И первым элементом этого шоу должны были стать показательные бои. Конечно же, с предварительной разминкой, которая тоже, моими стараниями, обещала быть зрелищной. Все действо часа на два, боюсь, если будем задерживать гостей дольше, они заскучают. За это время кроме самих боев они увидят и 'снятие часового', и 'проникновение на охраняемый объект', другие какие фокусы. Дальше по их желанию, или 'алхимические опыты', включая минирование из подручных средств, изготовление 'на коленке' разных смертоносных штучек из вполне обыденных предметов. Это тоже часа на два. Если им хватит выдержки, то следующий этап — показательные стрельбы. Но вполне возможно, этот этап будет перенесен на следующий день. Ну а в завершении, и это будет самым главным, основным для принятия решений, это то, что я должен буду быть готовым к обстоятельной беседе с теми, от кого и зависит это принятие решений. Смогу ли я довести до них свои доводы, убедить приглашенных начальников в необходимости 'узаконить' специальную группу, может даже 'обкатать' в реальном деле, благо, мест применения и моих умений, и тому немногому, чему удалось за это время обучить 'коллег', в сегодняшней России найти не трудно. Если уж совсем предаваться мечтам и строить планы, то, к примеру, в Прибалтике можно попрактиковаться, на Кавказе. Хотя там, объективности ради надо признать, рановато еще. И не только имея в виду нашу подготовку, но и знание местной специфики не в меньшей степени.

Эка, куда меня занесло с планированием. Как бы не получилось, как в той поговорке о способе насмешить Бога (Если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах). Пора опуститься на землю и задуматься о насущном. А насущное в данный момент — это встреча высокой комиссии и смотр.

А встречать гостей и показывать себя на первом этапе 'презентации' предстояло в зале Придворного манежа, где мы и тренировались и проводили занятия.

По словам Бориса Андреевича, комиссия ожидалась хоть и немногочисленная, но весьма представительная. А вот о ее персональном составе даже гадать и прогнозировать не приходится. Уж очень интересное время наступает.

Русско-японская война, хотя и завершается не столь катастрофически для России, как представлялась еще буквально три-четыре месяца назад, дело спасли дипломаты, в том числе это и заслуга покойного отца, весьма наглядно показала истинное состояние дел в российской армии. Органы военного управления, вся военная политика империи, сама военная мысль нуждалась по меньшей мере в пересмотре самой оборонной стратегии, определении новых целей, а следовательно и выработке иных тактических приемов. Кроме этого обстановка в самой Империи, события в Прибалтике, на Кавказе, в Польше, все больше заставляли задумываться о такой досель крамольной мысли, как применение армии не только против внешних врагов, но и для наведения порядка и внутри страны. И эта реорганизация происходила буквально в эти дни. Создаются новые органы управления и реорганизуются старые, перераспределяются полномочия и ответственность между ними, на высокие должности назначаются новые лица.

Поэтому и предугадать состав комиссии весьма затруднительно. Будет ли это военный министр, а может начальник Генерального штаба, возможно Трепова Дмитрия Федоровича (шеф жандармов) привлекут. Ну а там, учитывая мою 'засветку' в высших кругах, не исключена вероятность визита и 'гражданских' сановников (хотя в империи сановников называть однозначно 'гражданскими', даже если удастся таких найти, можно очень условно), с последующим их докладом императору. Последнее слово всё равно будет за ним.