3.Корнет из нашего времени. Часть 3

* * *

* * *

*

... — Ногу, ногу тяни..., прямой...

— Левой — блок, правой тут же удар, паузу делать не надо! ...

Тренировка, а в реальности — "занятия по повышению физической подготовки и улучшению бойцовских навыков чинов Дворцовой полиции" продолжается. Хотя сегодня особая группа, так сказать, собранная из представителей разных ведомств. С ними же занимаюсь еще и "теорией". Все, как и было обговорено с начальником Дворцовой полиции, он же руководитель специального, секретного отдела Департамента полиции Министерства Внутренних Дел Российской Империи, занимающегося, как он сам выразился, "...явлениями, выходящими за грань общедоступного понимания, и другими "странными случаями". С полковником Отдельного корпуса жандармов Его Императорского Величества Герарди Борисом Андреевичем.

Да, теперь он в курсе моей "необычности". Нет, я конечно не стал полностью и откровенно раскрывать себя, свое происхождение, время, в котором жил и сам способ перемещения. Думаю, это ему знать и не к чему, во всяком случае, пока. Выдал ему некий "промежуточный вариант" с "не знаю, откуда взявшимися навыками диверсанта и элитного бойца". Он сделал вид, что поверил, хотя подозреваю, догадывается, что я не полностью откровенен с ним. Ну, да ладно, как там у классика, "...он знает, что я знаю, что он знает ...". Надо сказать, эта его позиция делает честь ему, как специалисту своего дела. Умение сдерживать эмоции и не податься вполне естественному желанию выяснить все сейчас же и немедленно говорит о выдержке, уме и профессионализме полковника.

Понимая, что рутину службы в полку я "перерос" и будет не очень рационально не попытаться использовать "те знания и умения, которыми я так неожиданно овладел" для решения "более специфических задач", он решил принять мои предложения. Хотя вернее будет сказать не мои предложения, а то, к чему мы вместе пришли по итогам нашей беседы.

А решили мы вот что!

Для начала меня откомандировывают в распоряжение начальника Дворцовой полиции, а эта структура здесь играет роль "Федеральной службы охраны" моего "того" времени или знаменитой "девятки" времени советского(9 управление КГБ СССР — подразделение в составе Комитета Государственной Безопасности, отвечающее за охрану высших государственных и партийных лиц). То есть, я откомандирован в распоряжение самого Герарди, для организации "занятий по повышению физической подготовки и улучшению бойцовских навыков" его штатных подчинённых. Но это так, официальная версия, витрина моих новых обязанностей. На самом деле, выслушав мои предложения, пожелания и озвученные мысли о применении на практике моих "чудесным образом приобретенных специфических умениях", Борис Андреевич решил попробовать, что получится и только потом выходить в высшие сферы с предложением о создании чего вроде ДШГ — десантно-штурмовых групп будущего. Да, именно это я и предложил.

Нельзя сказать, что это было чем-то новым в русской армии. Как тут не вспомнить знаменитые рейды "летучих отрядов" под командованием Дениса Давыдова, Сеславина, Фигнера и других офицеров в войне 1812 года? А знаменитые пластуны в казачьих войсках? Как самостоятельные боевые единицы в виде отдельных подразделений казачьих войск они появились еще в ходе Кавказских войн середины прошлого века, участвовали в обороне Севастополя в Крымской войне, русско-турецкой войне 1877 — 1878 г.г. Да и в текущей компании на Дальнем Востоке показали себя с наилучшей стороны.

Так что здесь в армии уже имелись подразделения, которые можно считать прообразом современного армейского спецназа. В армейской пехоте это были егеря, в казачьих частях — уже упомянутые команды пластунов. Отдельные подразделения, которые выполняли функции спецназа МВД будущего стали появляться и в жандармерии и полиции. Все верно. Но это был, так сказать, армейский спецназ, можно сказать, штатные армейские подразделения, которые действовали во время боевых действий в тылу врага, в том числе, особенно в войне 1812 года, в глубоком тылу. Что-то вроде спецназа ВДВ моего того времени. Или же прообраз будущего ОМОНа применимо к полиции и у жандармов.

Я же имею в виду подразделение несколько иной направленности, для выполнения более специфических задач, в том числе и в "мирное" время против "заклятых" друзей из "стран-партнеров", как говорили в "том" времени, и на их территории. Да и на территории, империи, думаю, работа найдется. В тех же Прибалтийских губерниях, где под шумок революционных событий не просто стало создаваться националистическое подполье, оно уже начало переходить к активным действиям. Для наведения порядка там даже решено задействовать армейские подразделения. Ходят слухи, что в состав сводной группы будет выделен даже полуэскадрон нашего полка. На Кавказе обстановка опять же накаляется. Не всегда удобно привлекать для решения тех или иных определенных задач армейские подразделения в случаях, когда полиции не под силу навести порядок. Порой просто необходимо решать эти некоторые "специфические" задачи, так сказать, точечно, кардинально, и не афишируя по тем или иным причинам авторство исполнителей, а тем более принадлежность этих исполнителей к государственным структурам. Что-то вроде спецназа ГРУ моего "того" времен. И использоваться эта группа должна как в интересах обороны, так и для обеспечения внутренней безопасности государства. Исходя их этого, можно кратко сформулировать и задачи этого подразделения, а именно:

— силовая разведка и проведение диверсионных операций против предполагаемого противника, в том числе и в мирное время и на его территории или территории третьих стран.

— оперативная и агентурная работа, в том числе и за рубежом,

— участие в противодиверсионных акциях,

— борьба с террористическими и бандитскими группами,

— диверсионные операции против повстанцев, в том числе и акты индивидуального террора в отношении наиболее активных лиц в их рядах.

А уж целей для подобных операций в современном мире предостаточно. Словом, для предполагаемой группы открывается широкое поле деятельности.

Именно это я тезисно и предложил полковнику, как руководителю одного из ведущих подразделений "силовых структур".

Изначально эта идея ему не очень понравилась, особенно вызывали смущения предложения о диверсиях в стане предполагаемого противника в мирное время и диверсионные операции против повстанцев. Ну не принято сейчас действовать в "мирное время, тем более на своей территории" такими методами. Как говорится, страна должна знать своих героев. Эх, не знакомы здесь еще с методами "священной борьбы за независимость" лесных братьев в Прибалтике, бандеровцев на Украине, и таких "борцов за свободу", как Шамиль Басаев, Салман Радуев и иже с ними на Кавказе!

А пока ... Что бы ни говорили в будущем о беспринципности и кровожадности представителей жандармского корпуса, но те "знатоки", мягко сказать, несколько "приукрашивали" действительность. Здесь это, видите ли, невместно, "это же противоречит самому духу ведения войны"! Армия и жандармерия должна действовать открыто, скрывать на своей территории свою принадлежность — это низко! Хотя как потом "кусают локти" эти же поборники "благородных методов", когда выясняется, что ликвидация одного, двух, да может и десятка так называемых "борцов за свободу", могла бы сберечь жизни куда большего числа не только служивых, но даже и того же мирного населения.

Герарди поморщился, но выслушал меня до конца. Было видно, что он несколько скептически относится к моим предложениям. Понятно, что решение этого вопроса не в его компетенции, для этого есть другие инстанции. Но вот стоит ли идти с этим в высокие кабинеты, а если и идти, то что предлагать? Этот "бред" юного корнета? Это даже не смешно. Возраст мой не дает основания серьезно воспринимать все это, а способы овладения "специфическими знаниями" молодым офицером широкому кругу тех, от кого зависит решение этого вопроса раскрывать никак нельзя, в это может быть посвящено только ограниченное число особо доверенных лиц. Но чутье и профессионализм не только опытного сотрудника "спецслужб", но и просто бюрократа, вынужденного вращаться в чиновьечей среде, с присущей ей тяге к "системе сдержек и противовесов", когда только и гляди, чтобы тебя не затерли более удачливые и дальновидные коллеги и сослуживцы, не позволяет ему просто отмахнуться от меня. Ну, во-первых, в этом "бреде" есть кое какие "проблески здравого смысла". Обстановка в империи и у ее границ действительно буквально вопит о необходимости как то по новому реагировать на происходящие события. Просто отмахнуться не позволяет и моя принадлежность, не побоюсь этого слова, к элите общества по рождению. А тут еще и "засветка" в событиях, имеющих широкий резонанс в обществе является определенным фактором, который нельзя не учитывать в подковёрной борьбе за влияние между отделами, службами, группами и группировками и в Департаменте, и в Министерстве в целом.

Ход его мыслей понятен: конечно бред, я отмахнусь, но отмахнуться ли в других кабинетах? А в том, что герой будет принят в самых различных кабинетах, не приходится сомневаться. Он и так уже обласкан вниманием власть предержащих. Один только его подвиг по спасению императора, что он совершил на Пасху и последующий ужин в кругу венценосной семьи делает его желанным гостем и в высоких кабинетах, и в первых домах. А там есть, кому слушать.

Как говорится, и хочется, и колется ...

Вот и решили то, что решили. А именно, я временно откомандирован в распоряжение полковника с оставлением в штате Кирасирского полка. Положения "Свода военных постановлений. Прохождение службы по военному ведомству" позволяют это, причем без ограничения по продолжительности этого откомандирования. И занимаюсь теперь с чинами Дворцовой полиции, тренируя их. Но это, так сказать, в "свободное время", а в "основное" мне поручено создать особую группу. Временные рамки очень жесткие, где то за месяца два — два с половиной, примерно на Петра и Павла (День святых первоверховных апостолов Петра и Павла-церковный праздник, который отмечается 12 июля. Назван в честь апостолов Петра и Павла, проповедовавших христианство по всему миру), я должен показать ему и еще нескольким должностных лицам империи возможности диверсионно-разведывательной группы нового поколения, созданной мною.

Конечно, от меня не требуется сделать из "курсантов" "волчар спецназа" за столь короткое время, все понимают, что это не возможно. Я должен лишь обозначить направления, показать перспективы подобных групп. Как сказали бы в XXI веке, сделать презентацию. Да и не с улицы я должен был набирать состав. Офицеры Конвоя, Преображенцы (военнослужащие лейб-гвардии Преображенского полка), кандидаты из других элитных полков, ставку делали именно на гвардейские части. Офицерский состав армейских полков состоял в основном из представителей обедневших дворянских семей, денежное довольствие, надо признать, мизерное. Вывод напрашивается сам по себе — в военные училища идут не самые лучшие представители дворянской молодежи, скорее по неимению возможности проявить себя на другом поприще. Конечно, есть и исключения, и в текущей русско — японской войне, и в скором будущем, на полях Первой Мировой представители армейских полков показали себя и как грамотные военачальники, и как храбрые патриоты. Но это те исключения, которые лишь подтверждают основную тенденцию. Именно поэтому в элитных частях в основном столичного гарнизона я и старался набирать претендентов в свою группу. Вопреки царившему в будущем мнению, здесь служат не только молодые повесы — представители "золотой молодежи", мажоры, как их назовут в потом. Хватало и вдумчивых офицеров и отчаянных головорезов и настоящих патриотов. Главное, грамотно замотивировать будущих спецназовцев, убедить их в полезности и необходимости новой службы. В этом, кстати, я ожидаемо столкнулся с определенными трудностями. Что правда, то правда, ну не любят здесь представителей Отдельного корпуса.

Хотя ничего нового в этом и нет, как там у пророка " ...Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем ..." (Ветхий завет, Книга Екклисиаста или проповедника, глава 1, стих 9). Это же как надо разжижить мозги обывателям, чтобы они с презрением стали относиться к людям, которые по роду своей деятельности должны защищать их. Общаться с ними — моветон, и напротив, критиковать их, ругать при всяком удобном случае — признак хорошего тона. В той, прошлой — будущей жизни сам конечно не застал, мал был очень, но читал о вакханалии конца 80-х — начала 90-х годов, когда разгоняли "Контору", изгалялись при этом в основном над честными служаками, как окружали ореолом "борцов за правду и свободу" откровенных предателей и сволочей в их рядах. Ну и к чему пришли? Теракты, взрывы, засилье "зарубежных советников и специалистов" во всех мысленных и не мысленных сферах жизни, во всех структурах. Причем основная цель этих советников — именно развалить, размыть, "демократизировать и либерализовать" до полного уничтожения. И ведь никого не смущало, что почти все эти "специалисты" — действующие сотрудники спец.служб стран, мягко сказать, не питавшие особых симпатий к нам. Вроде потом спохватились. Но нет же, все равно морщим носик при упоминании "конторы". Но позвольте, спец.службы — непременный атрибут любого государства, даже самого "бананового", ибо даже в сбор бананов могут и захотят вмешаться "дружественные" соседи.

Так и здесь. В целом есть понимание роли организации, осуществляющей охрану политического и общественного строя, безопасности государства. Да и попасть туда ой, как не просто. Потомственное дворянство, безупречная репутация, только православное вероисповедание, в том числе и для родственников кандидата, полное отсутствие долгов, причем не только личных, но и у членов фамилии, выпуск из училища только по первому разряду. Кстати, вот в гвардию допускались и выпускники по второму. Стаж службы в офицерских чинах не менее шести лет. Только после этого кандидат допускался к слушанию четырехмесячных курсов и последующим экзаменам. И только по их итогам, высочайшим указом, офицер переводился в Отдельный корпус. Понятно, что после такого отбора оставались лучшие из лучших. Но все же, все же ... стереотипы!

А тут перспектива продолжить службу под командованием целого жандармского полковника. Слава богу, разобрались, люди не глупые, понимают разницу между Дворцовой полицией, Отдельным корпусом (жандармами) и "особым отрядом", именно так пока "обозвал" я сводную группу.

Вот и занимаемся потихоньку, вернее сказать по расширенной программе, и не потихоньку, а усиленно ...

... — Ногу, ногу тяни..., прямой...

— Левой — блок, правой тут же удар, паузу делать не надо! ...

* * *

* * *

*

Сегодняшняя тренировка проходила в узком кругу — я сам и костяк "особого отряда".

— Петр, левая нога зависает! Подтягивай!

— Георгий, подборок ниже ..., спрячь его, правую руку выше держи...

На "ты" обращаться здесь не принято, но "инструкторское" прошлое не отпускает, определенные фразы, команды въелись твердо, на подсознательном уровне. "Курсанты" предупреждены, что не всегда буду соблюдать этикет и субординацию, а здесь присутствуют и старше меня по званию. По этому вопросу пришли к согласию.

После общей разминки и работы парами по отработке ударов переходим к основной теме занятия. Сегодня я решил познакомить своих подопечных с основами самбо.

— Господа офицеры, — обращаюсь к строю курсантов, — я успел убедиться, что Вы далеко не новички в единоборствах. Все верно, чувствуется, изрядное мастерство, причем приемы, которые Вы применяете, многообразны и должен сказать, весьма эффективны, — сделал я комплимент присутствующим, — казалось бы, что можно еще добавить, и стоит ли? Ведь известно, что "лучшее — враг хорошего", — обвел взглядом расправивших плечи после похвалы офицеров.

— Но Вы же сами убедились, что приемы эти, как я уже отметил, весьма многообразны, и Вы, занимаясь в группе, многое переняли друг от друга, дополнили свой арсенал приемов новыми, которые Вам показали коллеги. Можно сказать, что мы совместно создали какой то общий, новый стиль. Но как говорят англичане, Nothing new under the sun. (англ. "нет ничего нового под солнцем"). Нашлись люди, которые специально на протяжении длительного времени изучали различные стили и виды борьбы у многого числа народов, попытались унифицировать эти стили, объединить их, систематизировать. И у них получилась новая система боевой, если так можно выразиться, борьбы, основной упор в которой делается на противодействии вооруженному противнику, защите от его нападения.

Почти полтора десятка молодых людей с интересом слушали меня.

— Не мудрствуя лукаво, эту систему и назвали "самбо", что значит "самозащита без оружия". Попытаюсь разъяснить Вам основы этой борьбы.

Я попросил выйти из строя старого знакомого, Петра Ольхового, "названного братца". Он, как узнал, что я организовываю специальную группу для "глубокого изучения новых стилей единоборств", а именно так на первом этапе был назван процесс отбора в группу, не трубить же на всех углах об истинной цели проводимого "конкурса", буквально атаковал меня просьбами обязательно включить себя в ее состав.

— Если обобщить, то можно сказать, что все виды борьбы, различных единоборств, кулачных боев, объединяет одно — это различными способами так или иначе вывести противника из равновесия, — Тут я схватив Петра одной рукой за плечо, второй в районе локтя, обозначил намерение чуть пошатать его, — это достигается рывками, — чуть повернувшись и заведя ногу за его бедро, обозначая намерение сделать бросок, — бросками, — отпуская Петра и тут же обозначая хук правой, — или ударами, как в боксе или в кулачном бою. Главное, это вывести из равновесия, изъять, так сказать опору из под его ног.

— Ну, это понятно, — загалдели присутствующие, — расшатай противника, тут и все, вали его!

— Ну а вот как здесь, — показываю я на Петра, — он килограмм на 10 больше меня, попробуй, ушатай такого! И что тогда?

— Ну так тут и апперкотом можно, — подал голос молодой подпоручик из Павловского полка, как я понял, поклонник боксерских поединков. Уж очень он сетовал, что не удалось принять участие в в зимнем boxing competition, или это возброняется?

— Да нет, почему же, в настоящем бою ничего не возброняется, но согласитесь, всякая бывает ситуация, не всегда можно провести удачно удар, — отвечаю ему, — да и это не выход, габариты то разные!

— Ну так что, главное сила и вес? — спрашивает мой однополчанин, Федор Вольф, — но это же, раз Вы спрашиваете, не так?

— Вот! — поднимая указательный палец, восклицаю я, — совершенно верно! Всякий вид борьбы, и самбо в частности — это целая система, основанная на знании анатомии человека. Надо знать, куда ударить или как толкнуть, чтобы вывести из равновесия. Это и знание психологии — поколебать его желание и возможность победить. Ведь лучшая победа — это победа без боя. Это и знания физики, — я достал из кармана деревянный нож, специально выструганный для занятий, и метнул его в грудь Федора, — знать хотя бы основы баллистики при метании, учитывая вес и форму ножа или другого предмета.

Юра Лишин, куда же без него, не мог отказать старому другу, хотя, честно сказать, не планирую серьезно рассчитывать на него в реальном деле, подобрал учебное пособие.

— А по-моему, была бы сила, — еще один знакомец — сосед, подпоручик, точнее уже поручик, днями получивший очередное звание, Николай Иванов из 4 лейб-гвардии стрелкового батальона, — против силы то не больно то и выстоишь!

Мне не очень понравился его чуть насмешливый тон и легкая ухмылка, но я не подал вида, обращаясь к нему: — Извольте, поручик. Вне всякого сомнения, Вы сильнее, габариты у Вас более внушительные, говорю это без всякой иронии. Ну так попытайтесь свалить меня, способ — на Ваше усмотрение!

— Ну, это мы умеем, это пожалуйста! — опять с легкой усмешкой процедил поручик, делая шаг навстречу и пытаясь схватить меня где то в районе плеча. Я же не стал ждать, когда он осуществит задуманное, резко шагаю на встречу и схватив за грудки, дергаю его на себя и чуть в сторону, успевая при этом прокомментировать: — вот, чуть толкая противника влево. Он на инстинктах сопротивляется и тянется вправо. Помогаю ему в этом, тяну туда же ..., И тут он теряет равновесие ..., одновременно с этим подсекаю его по ногам, чуть поворачивая в его полете ...

Массивный поручик грохается на пол и не спешит подниматься, видно, дыхание сперло, удар о пол был сильным. Я же спокойно делаю шаг назад и поворачиваюсь к строю. Все молчат, находясь под впечатлением от скорости проведения приема, вернее не скорости, а резкости, что ли, если так можно выразиться.

Иванов продышался и кряхтя, стал подниматься, бурча себе под нос при этом:

— Не-е, ну это случайно все, не понял я просто, что сразу показывать будете ...

— Извольте, можно еще раз попробовать, и даже могу медленнее показать ...

Теперь поручик был настороже, собранее и внимательно следил за мной. Я же чуть изменил направление и амплитуду при расшатывании его на первом этапе приема, ну а потом так же — подсечка, бросок через бедро. На этот раз проделал я все это медленнее, как и обещал, что, правда, не сильно помогло Иванову. Единственно, он продержался на ногах чуть дольше, ну, секунды на три, по сравнению с первым разом.

Второй попытки ему хватило, опять кряхтя и поглаживая бок и бедро, он побрел в строй.

— Ну, вот как то так. Единственно, что хочу отметить, я показывал прием этот в замедленном темпе. Ваша же задача добиться выполнения этого приема автоматически, буквально на рефлексах, не дожидаясь, что противник проведет контрприем, — сделал небольшую паузу, — Ну, а теперь продолжим ..., Георгий, — обращаюсь к подпоручику — павловцу, — прошу на исходную ...

И продолжил объяснять и показывать саму систему и приемы захвата:

— ... захват на корпуса ..., ...захват за плечо..., запястья ..., далее рывок..., подсечка...

Через несколько минут Георгий уже практически перестал сопротивляться, превратившись в Ваньку — встаньку, причем "встанька" включалась все медленнее и медленнее, а выражение его лица становилось все более страдальческим. Под конец я и вовсе "добил" его, показывая завершающий этап приема — удар ребром ладони в область шеи или ключицы.

Вспоминается мой инструктор в учебке, майор — отставник Малеев Асхат Сабирович. Уникальный был человек! Крепыш, рост даже ниже 170, возраст, лет под семьдесят. Все упражнения, кроссы, приемы проделывал на равных, вместе с нами, молодыми здоровыми курсантами, показывая все только на личном примере. А обязательное предупреждение перед каждым занятием? — это просто классика!

— Ну что, орелики, больные, хромые, пустым мешком прибитые имеются? — в начале, когда были неопытными, бывало, отвечали: — так точно!

— Так, что с вами, температура? Ну и что, у всех температура! Что, 38? Нормально, это значит организм борется с болезнью, а ему надо помогать! Так что — бегать! Ну а у вас что, рука? Так бегают то ногами. Вперед, бегать! А у вас нога? Так и у меня нога, и у всех нога, и даже две! Бегать, а отделению, вначале помогать — подгонять, а потом, если надо — нести!

Самым большим наказанием в учебке было назначением дежурным на занятия у Асхата Сабировича. Это было что то, особенно на занятиях по рукопашному бою. Все приемы он показывал на дежурном и в полную силу. После таких показов этот дежурный почти наверняка лишался, как минимум, клока волос, даже будучи почти лысым. Вывихи рук, синяки и кровоподтеки даже не считались чем-то особенным.

Кремень был мужик, вечная ему память!

Ну, мне до Асхата Сабировича еще далеко, мои познания в педагогике не так обширны, поэтому я все же сдерживался при демонстрации различных приемов. Но не думаю, что это как то помогало Георгию.

В строю оживленно комментировали каждый бросок, искренне сочувствуя при этом моему "спарринг — партнеру". Особенно эмоционально высказывался Юра Лишин, при этом крутя в руках подобранный ранее деревянный нож. Тут настал и его черед быть "наглядным пособием".

— Ну, Юра, прошу ..., пригласил я его к нападению, которое он принял с большим воодушевлением. Мы с ним уже не раз проводили подобные тренировки, и ему ни разу не довелось достать меня, но он не оставлял попыток сделать это. Ожидаемо, не удалось это и сейчас. Я или просто отводил нож, коротким тычком меняя направление удара, или вообще вышибал оружие из его рук. В какой-то момент ему это надоело, он вспылил и просто бросил нож в меня, тут же, правда, устыдившись своего поступка.

— Браво, господин корнет, браво! — успокоил его я, и уже обращаясь к наблюдавшим за нами остальными "курсантами", — корнет сделал все правильно, и вот почему. В реальном бою нет места никаким правилам. Точнее правило одно: или ты его, или он тебя. Все остальные правила оставим рыцарским поединкам, boxing competition и потешным боям на масленицу (восточнославянский традиционный праздник, отмечаемый в течение недели перед Великим постом, сохранивший в своей обрядности ряд элементов славянской мифологии), хотя и там правил почти нет. Надо использовать все, что может привести к победе ...

Начавшую дискуссию о правильности такого подхода поддерживать не стал, но старался прислушиваться к высказываниям на эту тему. Это же тоже своего рода тест "на профпригодность".

* * *

* * *

*

До некоторого времени полковник не спешил знакомить меня ни с другими сотрудниками "специального отдела", ни с его структурой. Не скажу, что это сильно напрягало меня, но по меньшей мере, казалось странным, не больше. Впрочем, через какое то время я вообще перестал думать об этом.

И когда Герарди предложил составить ему компанию для поездки в Петербург для встречи с "весьма интересным человеком", я "не проникся" важностью этого события, учитывая обыденность тона, которым было высказано приглашение. Мол, так, легкая прогулка, типа проветриться, а при этом еще и познакомиться с интереснейшим человеком.

Забегая вперед, надо сказать, "проветривание" получилось весьма интересным.

И вот, по прибытию в Петербург, выйдя из здания Царскосельского вокзала и наняв экипаж, покатили потихоньку, беседуя на отвлеченные темы, я так понял, в сторону Выборгской стороны. Проехали Литейный, впрочем, сейчас еще Александровский мост, выехали на Нижегородскую (в настоящее время улица академика Лебедева). Знакомые места, основные корпуса Военно — медицинской академии, или как она сейчас называется, Императорская Военно-медицинская академия. Вот в этом здании, в клинике госпитальной хирургии, я лежал после ранения, а здесь, на кафедре полевой хирургии проходил комиссию при увольнении. Повернули на Нюстадскую, которая уже сейчас начинает поглощаться Лесным проспектом.

Вот тут я немного и заволновался. Как я помнил из своего прошлого — будущего, именно здесь находится кафедра нервных и душевных болезней Академии. При комиссовании из армии заходил сюда, заполняя обходной лист. Это что же, в "дурку" везут, что ли?

— Борис Андреевич, Вы так и не сказали мне, куда это мы направляемся?

— Разве? — изобразил удивление полковник, — о, прошу извинить меня, но я же говорил, хочу познакомить с очень интересным человеком. Это, можно так сказать, внештатный научный руководитель нашего отдела. Уверяю Вас, это будет чрезвычайно интересное знакомство. Должен сказать, удивительный человек и без преувеличения, выдающийся ученый.

— Да? И позвольте поинтересоваться, кто этот интересный человек?

— Бехтерев Владимир Михайлович (Владимир Михайлович Беехтерев, 1857-1927г.г. выдающийся русский психиатр, невропатолог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии и патопсихологического направления в России, академик. Тайный советник, генерал-майор медицинской службы царской армии), Вы должно быть, помните его, он осматривал Вас после ранения.

— Хм-м, — задумался я, припоминая, что действительно, после моего пробуждения осматривал меня какой то там медицинский светило, в высоких чинах, солидный такой, с окладистой бородой, в генеральском мундире. Я связал тогда это с хлопотами отца, поднявшего излишний ажиотаж в связи с ранением единственного сына, и не особо интересовался личностью посещавших меня. Посчитал какой то "шишкой" из военного ведомства, тем более задал он мне всего каких то пару ничего не значащих общих вопросов. Но видно, не все так просто. Это что же, с самого начала, чуть ли не с первых дней у "компетентных органов" были сомнения в моей "нормальности"? Да, и вправду, разговор предстоит интересный! Ну, как говорится, будем посмотреть!

Знакомое еще по XXI веку трехэтажное главное здание клиники в стиле "русского классицизма", к которому по обеим сторонам примыкают двухэтажные флигели с хозяйственными службами, спортивным залом и зимним садом. Традиционный для Петербурга литой чугунный козырек над главным входом, с крыльцом в пару ступенек, у которого нас и высадил кэбмен (извозчик, возница).

Едва успев сделать шаг под этот козырек к широким дубовым дверям, как они распахнулись и нас встретил пожилой швейцар из старых отставников, по всей видимости, бывший санитар, оставшийся, так сказать, "при деле" после "списания" со службы. Поднявшись по широкой мраморной двухмаршевой лестнице на третий этаж и пройдя, в сопровождении отставного служивого, по коридору, мы вошли в небольшую, но светлую комнату, выполняющую роль приемной. За небольшим столом сидит молодой человек, судя по темно-зелеными погонами с красной окантовкой и с серебристым просветом на вицмундире, слушатель старших курсов. Секретарь, а молодой человек, видимо выполнял здесь именно эти обязанности, "терзал" монстрообразный агрегат, как я понял при ближайшем рассмотрении, прообраз пишущей машинки будущего, тыкая пальцем на клавиши, заглядывая при этом в лист бумаги, лежащей на столе. При нашем появлении он с облегчением бросил свои мучения и важно, с достоинством, но учтиво, осведомился:

— Здравствуйте! Вам назначено? Как изволите доложить Владимиру Михайловичу?

— Полковник Герарди Борис Андреевич и корнет Белогорьев, — ответил Герарди за нас обоих, — его превосходительство ждет нас.

— Да, он предупреждал, — уже с интересом разглядывая нас, ответил секретарь — студент, — одну минуту ..., — и скрылся в дверях кабинета, впрочем, практически сразу вышел и пригласил нас, пропуская в кабинет.

Довольно таки обычное для своих целей помещение, напротив входной двери три окна без штор, поэтому светло. Торцевая стена слева — один широкий, во всю стену, и уходящий почти под потолок книжный шкаф, заставленный сплошным рядом различных книг и фолиантов. Часть центральных полок выделена под собрание случайных предметов, по всей видимости, имеющих какое-то значение для хозяина кабинета.

Напротив — удобный диван, обитый кожей, с валиками по бокам и высокой прямой спинкой, в углу — камин, рядом — два небольших кресла. Пол покрыт паркетом, на пятачке у входа ковер с коротким ворсом.

Массивный дубовый письменный стол, покрытый зеленым сукном. К нему, образуя классическое кабинетное "Т" и заваленный сейчас книгами, брошюрами, какими то приспособлениями, примыкает длинный рабочий стол, так же с обитой сукном столешницей. По краям — ряд стульев.

Навстречу нам с открытой и приветливой улыбкой и дружелюбно распахнув руки, шагнул представительный мужчина в генеральском мундире. Крупные черты лица обрамленного чуть всклокоченной окладистой бородой, "купеческая" прическа, придавали профессору какой то простоватый вид. Но черные глаза, сверкавшие из-под нависших бровей, смотрели упорно и с каким-то лукавством, в них так и сквозила острая проницательность, энергия и недюжинный ум.

— Ну, наконец то, други мои! — нарочито радужно воскликнул он, обнимаясь с полковником и пожимая мне руку, — соизволили, наконец, посетить старого книжного червя! — и так же широко улыбаясь и приглашая к дивану, — рад, очень рад! Прошу Вас, располагайтесь ...!

Я, соблюдая этикет, подождал, пока старшие располагались и усаживались, после этого профессор опять обратился ко мне:

— Ну-с, юноша, гляжу, даром время не теряете, — при этом глаза его, несмотря на видимую доброжелательность и веселость, смотрят из под густых бровей пытливо и твердо, глаза в глаза, словно заглядывая в меня. И этот взгляд завораживал, пронизывал насквозь, буквально заставлял поежиться, — вона как, везде отметились, отличились, смотри как, царя-батюшку спасли, опять же ..., ну, герой, как есть герой...!

Мне не очень этот нарочито веселый тон и в тоже время контрастирующий с этим взгляд.

— Э-э, простите, — несколько сухо протянул я, желая "сбить настрой" профессора, — я не представлен Вам ...

Но этот номер не прошел, так ж широко улыбаясь, но окидывая меня цепким взглядом, ученый — генерал привстал и приобнял меня, — Ну-у, давай-ка, юноша без официоза, мы люди простые, ты не смотри на погоны то, это все так..., — это несоответствие взгляда и тона беседы, а так же постоянный переход с "вы" на "ты" при обращении, несколько сбивали с толку, но я понимал, что "светило" именно этого и добивался.

— Давно хотел поговорить, да вот все дела, дела. Суета сует, воистину сказано ... — взяв меня за локоть он ненавязчиво стал подталкивать меня, направляя к другой конец кабинета, к двум креслам у камина, — а нам, думаю, есть о чем поговорить, не правда ли, юноша?

Ну и как на это реагировать, на "юношу", на "дружеский тон" и в то же время на генеральский мундир этого "доброго дядюшки" с холодными глазами? Да, удалось все-таки сбить меня с толку. Но ничего, еще поборемся!

— Так точно, Ваше превосходительство!... — буквально гаркнул я, при этом освобождая локоть и одновременно изображаю прищёлкивание каблуками. Он решил поиграть в добренького и простоватого, а я поиграю в мягко сказать, весьма ограниченного служаку, — есть поговорить с Вами, Ваше превосходительство! Осмелюсь поинтересоваться, о чем говорить, Ваше превосходительство?

Пятки вместе, руки по швам, корпус чуть наклонен вперед, подбородок задран, глаза такие умные, умные, при этом, правда, ровным счетом ничего не отражающие,взгляд — преданный. Ну, прям, хоть на плакате изображай "Служи по уставу, завоюешь честь и славу", висел такой в учебке! И ко всему к этому, все сказано ну очень громким голосом.

Генерал отстранился, пристально посмотрел на меня вдумчивым взглядом, как бы оценивая и что-то решая, помолчал пару секунд и уже нормальным тоном продолжил:

— Даже так? Ну ладно, так даже будет несколько легче, — и обращаясь уже к Герарди, — Борис Андреевич, прошу Вас, мы тут поговорим с нашим героем, это займет некоторое время ...

Полковник понял, что будет мешать нашему "тесному" общению ...

— Да, конечно, Владимир Михайлович, не буду мешать Вам, тем более должен еще прибыть на Фонтанку (Санкт-Петербург, наб.р. Фонтанки,16 — здание Штаба Отдельного корпуса жандармов), на доклад к Дмитрию Федоровичу (Дмитрий Федорович Трепов, в это время командующий Отдельным корпусом жандармов) проговорил он, поднимаясь с дивана, — Александр, я не знаю, на сколько задержусь в штабе и по всей видимости, сегодня мы больше не увидимся. Вы как, потом вернетесь в Царское, — прощаясь, обратился он ко мне, — или останетесь у себя на Васильевском? — имея в виду мой фамильный особняк.

— Поеду к себе, — уже нормальным тоном ответил я, — надо дать указания по хозяйству. А Вы, если будет желание, подъезжайте, утром вместе и вернемся.

Он ненадолго задумался, как бы вспоминая что-то, — Спасибо за приглашение, я бы с радостью, но не знаю, как получится со временем, — и поворачиваясь к Бехтереву, — Ваше превосходительство, честь имею! — кивком головы изобразил поклон, прощаясь с генералом.

После того, как Борис Андреевич оставил нас, Бехтерев уже нормальным тоном обратился ко мне:

— Ну да ладно, Александр, признаюсь, немного неудачно я начал наше общение. Но теперь, когда нам никто не мешает, мы можем поговорить и нормально, — при этом жестом приглашая располагаться в кресле.

— Что Вы можете сказать мне об этом? — подавая мне массивный серебренный кулон в в форме глаза на ажурной цепочке, который он достал с одной из книжных полок в шкафу.

— Хм-м, а что я должен сказать? — повертев его в руках и положив на столик, проговорил я.

— Ну как же, очень интересная вещица, — несколько возбужденно подскочив к столу и взяв в руки кулон наклонился ко мне профессор, — вот посмотрите, посмотрите, какая четкость, какие линии, — он держал кулон за цепочку. Кулон покачивался перед носом, серебряный "глаз", смотрел прямо на меня, завораживал, притягивал взгляд.

— Смотрите, смотрите, то, что я показываю очень интересно для вас. Посмотрите, как блестит в лучах солнца ...

Вкрадчивый голос профессора обволакивал всего меня, его монотонность, убаюкивала, заползая в мой мозг, лишая воли. Обстановка в кабинете стала затягиваться какой то дымкой, окружающие предметы стали терять свои очертания, а голос все врывался в мой мозг..., чувствую, что отключаюсь ...

Гипнотизер хренов, цирковые номера надумал устраивать! Ну уж нет, так не пойдет. Мысленно встряхиваюсь, отгоняя наваждение, поднимаю глаза на профессора в генеральском мундире

— Ваше превосходительство, я так понял, сейчас глаза мои должны застекленеть, взгляд потерять осмысленность и я должен монотонным голосом отвечать на Ваши вопросы? Ну так задавайте их, прошу!

Профессор вздрогнул, резко отстранился от меня, постоял молча, глубоко вздохнул ...

— Ну и фрукт! Ты смотри на него! Но силе-е-н, силе-е-н, ничего не скажешь! Ну да ладно, будь по Вашему! — он подошел к шкафу, откуда то из его закромов достал бутылку коньяка, пару бокалов, тарелочку с дольками лимона, принес и поставил на столик около кресел.

— Рассказывайте!

— О чем, Владимир Михайлович, что Вы хотите от меня услышать?

Он молча смотрел на меня, держа в руках бокал. Сделал глоток, посмаковал, поставил на столик, и задал уж очень неожиданный вопорос:

— Как там?

— Где, простите? — не понял я.

Он встал, подошел к окну, стал рассматривать что-то на улице. Не поворачиваясь ко мне продолжил

— Право, не знаю, — повернулся ко мне, — там, откуда Вы ..., — чуть улыбнулся какой то мечтательной улыбкой, — не знаю ..., но как же хочется знать, увидеть ...— чуть ссутулившись, прошел по кабинету, — может это другой мир, — опять недолгая пауза, — а может и этот же, многие годы спустя.

— Не знаю, о чем Вы, Владимир Михайлович

— О чем я? — так и не повернувшись ко мне, спросил профессор — так сразу и не сказать, -наконец оторвался от созерцания улицы, опять прошелся по кабинету, присел напротив меня.

— В таком случае, если хотите, начну издалека, так Вам будет легче понять...

Он опять плеснул себе коньяка, пригубил его, явно затягивая начало своего повествования, а может просто собираясь мыслями. Я все это время сидел молча, вертя в руках бокал и наблюдая, как колышется в нем янтарная жидкость, ждал начала повествования.

— Батюшка мой, Михаил Николаевич, — как то отрешенно начал профессор, — будучи представителем старинного, но обедневшего дворянского рода Бехтеревых, на государственной службе больших чинов не достиг. К сорока годам, ко времени своей смерти, будучи коллежским секретарем, исполнял должность станового пристава в одном их уездов родной для нашей семьи Вятской губернии. Смолоду отличался весьма слабым здоровьем, а тут еще чахотку прихватил. Господь прибрал его и оставил он нас, меня и двух братьев моих, на попечении матушки. Мне было всего-то около трех лет. Тяжело приходилось, несмотря на древность рода, особых богатств не было, хотя и нельзя сказать, что с хлеба на квас перебивались.

Он опять замолчал, занявшись еще одной порцией коньяка, сделал небольшой глоток, посмаковал его, наслаждаясь вкусом, занюхал долькой лимона. И только после этого продолжил.

— Окончив гимназию, хоть и за казенный счет, но по высшему разряду и досрочно, решил посвятить себя медицине. По итогам вступительных экзаменов в Медико-хирургическую академию получил право на бесплатное обучение с обязательством после выпуска стать военным врачом.

Опять на мгновение задумался, и продолжил

— Занимался много, на износ, иначе можно было распрощаться с пансионом от военного ведомства, а оплачивать обучение семья была не в состоянии. Как итог, на втором годе обучения от перегрузки получил нервное расстройство, и оказался в академической клинике, где меня наблюдал профессор Балинский Иван Михайлович (1827-1902 г.г.,российский психиатр, действительный статский советник, профессор медико-хирургической академии, один из основоположников психиатрии в России, основатель петербургской школы психиатров). Вам это имя, разумеется, ни о чем не говорит, — продолжил рассказ профессор, — но поверьте мне на слово, весьма занимательная личность, воистину, должен сказать, знаток человеческих душ. Долгие беседы с ним и определили мою будущую специализацию — нервные болезни и все, что связано с расстройством умственных способностей человека.

Мне стало это немного надоедать. Подозреваю, что профессор не оставил попыток "усыпить" меня, расслабить. Иначе как расценивать этот "очень интересный и подробный" экскурс в его биографию, тем более излагающийся тихим, чуть приглушенным голосом и прерывающийся частыми паузами.

— Очень интересно, Владимир Михайлович ..., — решил "подстегнуть его я, сбить с настроя, если, конечно у меня не паранойя, и может я просто сгущаю краски.

— Спасибо! — улыбнулся профессор, — я, с Вашего позволения, продолжу. — Так вот, Иван Михайлович, кроме того, что является основоположником психиатрии в России и основателем этого медицинского направления, сам весьма увлечен был, и меня заразил одной, поистине, страстью. А именно изучением, как он сам выражался, "параллельного или иного, необычного, особенного сознания, иногда встречающегося у отдельных обывателей".

— Да, и что же это такое? — вскинув брови, "пошел в непонятку" я, уже догадываясь, что он хочет поведать мне. Но это нисколько не сбило его с намеченной темы.

— Ну — у, не надо, Александр, не надо! Сейчас Вы явно, переигрываете! Все Вы хорошо понимаете! Во всяком случае, про "параллельное сознание" все Вы понимаете! Ведь именно то, что Вы сами подпадаете под это понятие "необычного, особенного сознания" и послужило причиной интереса к Вам и Бориса Андреевича, а следом и Вашего покорного слуги, — этаким вальяжным тоном оборвал меня уже не добрый кабинетный ученый, а генерал, тайный советник.

— И так, я продолжу, — теперь, после одергивания, мой собеседник преобразился, стал более строгим, что ли, — я, по примеру своего учителя, так же стал интересоваться различными "невероятными и загадочными" случаями. Вначале просто из познавательного интереса, потом, по мере погружения в проблему, стал рассматривать имеющие достоверные, доказанные факты с научной точки зрения. Видя мой интерес, Иван Михайлович познакомил меня с большой картотекой подобного, имеющей в архивах Специального отдела, с которым он плотно сотрудничал.

Но профессор Балинский, если так можно выразиться, был теоретиком, кабинетным ученым, что, естественно, отнюдь не умаляет его заслуг перед наукой. То, что он "упорядочил", дал подробные и точные определения этим явлениям, создал, своего рода, четкую классификацию "чудес", поверьте, это дорогого стоит. Я же, будучи больше практиком, решил, по мере сил своих, продолжить дело, которым был увлечен мой учитель, но уже с практической точки зрения, стараясь, если конечно это возможно, лично наблюдать за каждым таким случаем.

Профессор опять встал и зашагал по кабинету, я не прерывал его.

— Почему я заинтересовался Вашим случаем? Отвечу! Несмотря на относительную легкость Вашего ранения, Вы пережили клиническую смерть. Этот медицинский термин означает, так сказать, переходный период между жизнью и физической смертью, когда прекращаются дыхание, работа сердца, другие признаки жизни человека. Если этот период не превышает 3-4 минут, то вполне возможно выживание человека. При более длительном времени в организме происходят необратимые процессы и шансов выжить нет.

Профессор остановился и пристально посмотрел на меня.

— Вам этого не говорили, но Вы были в этом состоянии 9 минут, что сами понимаете, не дает оснований считать Ваш случай обычным. После такого не живут.

Ну нифига себе, это что же получается ..., прям как в книгах ...,

— Руководство госпиталя, согласно инструкциям, немедленно связалось с Борисом Андреевичем, тот привлек меня, помните, я осматривал Вас?

— Да, конечно, но я не придал этому особого значения...

— Ваш случай редкий, но не единичный, в нашей картотеке встречалось подобное, — продолжил рассказ профессор, не обратив внимания на мою реплику. — умирает, к примеру, некий господин "Н", причем, необходимо отметить, исключительно насильственной смертью, при этом все признаки летального исхода не подлежат сомнению. Потом, через какое то непродолжительное время жизнь возвращается к умершему, и он начинает дышать. После этого окружающие, кто был знаком с этим господином, отмечают, что поведение его не просто изменилось, но по их мнению, это уже совсем не тот человек, что был прежде. Внешне — тот же, но будто с душой другого человека, причем вполне осознанного, если так можно выразиться, самостоятельного, вполне такого цельного, если Вы понимаете, о чем я.

— Да, да, это очень интересно, — нейтрально ответил я.

— Я думаю, что именно в момент этой клинической смерти и происходит обмен. Душа человека одного мира вселяется в другую оболочку, занимает эту другую оболочку — тело определенного человека другого мира. Все Ваше поведение после попадания в госпиталь, не говоря даже о Вашем чудесном выздоровлении полностью объясняется этой моей теорией.

Он сел в кресло, наклонился ко мне и молвил:

— Так вот, я и спрашиваю, как там, Александр, там, откуда Вы? — помолчал некоторое время и продолжил, — это уникальный случай... Ваши души, того, человека другого мира и молодого князя, по всей видимости, слились, взаимно дополнили друг друга. Вы полностью адекватны, в рассудке Вашем нет причин сомневаться, с Вами можно вести серьезный разговор. Это уникальный шанс для науки, — с жаром продолжил профессор, — выслушать рассказ очевидца, непосредственного участника всего процесса, рассказ не малограмотного обывателя, а человека, отдающего себе отчет о чрезвычайной важности происходящего...Прежде всего для науки, для всего человечества, — чуть ли не захлебываясь, напирал на меня ученый, — я уверен, Вы понимаете всю важность этого. Во всяком случае, все Ваше поведение после ранения, а мы, не скрою, наблюдали за Вами, говорит о Вашем благоразумии и ответственности.

Я молчал. Машинально, не задумываясь, одним махом опрокинул в себя коньяк, бокал с которым до этого вертел в руках. Профессор тоже замолчал, пристально, и с какой то надеждой глядя на меня. Пауза затянулась.

— Не знаю, что и сказать Вам, Владимир Михайлович, — нарушил я молчание, — то, что Вы поведали мне, мягко сказать, весьма впечатляет. Не знаю, не знаю, Ваше превосходительство...

— Корнет, — перебил Бехтерев, — признаю, в начале беседы я не правильно повел себя, признаю свою ошибку. Но поверь, я старался ..., желал ..., все это во благо науки ..., ты должен осознавать, как важно все это!

Я то осознаю, но боже ж мой, вся чуйка так и вопит об опасности, недопустимости подаваться на провокацию профессора. А то, что это еще один акт спектакля, устроенного Бехтеревым, не приходится сомневался.

Так, что мы имеем? Они знают, знают а о чем то еще и догадываются, это ясно. Принимаем как данность. Тогда что они хотят, подтверждения? И зачем им это, это же не суд, когда требуется доказательство? Вопрос! Допустим, я подтверждаю мою "иномирность". Вернее, не это, в этом никто не сомневается, тем более после признания Борису Андреевичу. Бехтерев настаивает на признании именно осознанности перемещения. Вот оно! Им нужны "послезнания"! Отсюда и попытки гипноза, и столь настоятельные просьбы открыться. А оно мне надо? Что это дает мне? И чем грозит? Ну не хочу, не желаю быть Касандрой! После разговора с Герарди все для себя вроде решил. Во всяком случае, на данном этапе. А значит что, будем подождать, как говорил мой командир? Да, пока так и действуем, открыться я всегда успею!

— Владимир Михайлович, — выдерживая паузу, начинаю я, — я ошеломлен! То, что Вы сказали, это невероятно! Но это многое объясняет. Я сам чувствую всю ненормальность происходящего, — "заливаюсь" соловьем, Станиславский отдыхает, — после ранения, после того, как очнулся в госпитале, я, право, не знаю, что происходит. Эти знания, доселе неведанные мне, навыки. Откуда все это? Не знаю! Вот и сейчас, ну не знаю, почему я так отреагировал на Вашу попытку получить информацию изнутри меня. Это происходит помимо меня. Я и вправду не знаю, откуда ... Вы очень помогли мне. Могу заверить Вас, что осознавая всю важность всего этого, всего того, что произошло, готов ответить на все вопросы, которые возникнут у Вас, — с жаром воскликнул я. И уже чуть устало и задумчиво, — мне надо разобраться в себе, Владимир Михайлович, для меня все это так неожиданно ...

Бехтерев как то весь сник, сдулся, запал его куда то пропал. Видно он до последнего надеялся найти со мной общий язык.

— Ну что же, корнет, отрадно, что Вы понимаете это! Надеюсь, Вы не откажите еще побеседовать со мной, когда разберетесь в себе?

— Несомненно, Ваше превосходительство!

— Ну тогда не смею Вас задерживать, корнет. Думаю, мы скоро увидимся.

— Честь имею, Ваше превосходительство!

* * *

* * *

*

— Ну, и еще раз здравствуйте, Борис Андреевич, — приветствовал полковника профессор Бехтерев, — прошу Вас ...

Как и было обговорено заранее в ходе предварительной беседы, полковник Герарди к концу дня нанес повторный визит исправляющему обязанности начальника Императорской Военно-медицинской академии генерал-майору медицинской службы Бехтереву Владимиру Михайловичу. Дабы в спокойной, так сказать обстановке, без посторонних, обсудить 'феномен' в лице молодого князя Белогорьева. Или того, кем этот 'феномен' на самом деле является. Как говорится, подвести итоги и сверить позиции. Ну и конечно, определить дальнейшие шаги в работе с этим самым 'феноменом'. Надо сказать, что заботы, которые навалились на собеседников к концу дня, а день уже клонился к вечеру, изрядно повлияли на их настроения. Для Бориса Андреевича это пустое хождение по кабинетам должностных лиц Штаба Отдельного корпуса, различные согласования и обсуждения, так называемые 'серьезные разговоры' с начальством, впрочем, по существу, не несущие никакой смысловой нагрузки, но неизбежно возникающие при посещении кабинетов власть предержащих бюрократов, а их хватает даже в такой весьма специфической организации. А попробуй только не посети какой кабинет — это ж страшно подумать, что получится! Как же, подчиненный, хоть даже и номинально, был рядом и проигнорировал? Это что же, уже и на начальство плевать вздумал? Вопиющие безобразие! С далеко идущими последствиями, между прочим!

Для Владимира Михайловича же это рутина хозяйственных и административных вопросов обеспечения жизнедеятельности академии, которые необходимо решать исправляющему обязанности ее начальника, коим генерал-майор Бехтерев с недавних пор и являлся, хотя и категорически отказывался штатно занять эту должность.

Но здесь встретились профессионалы, поэтому настроения и усталость не могли влиять на совместную работу этих, без громких слов, выдающихся людей. К тому же они давно знали друг друга, поэтому обходились без чинов, обращаясь друг к другу по имени — отчеству.

— Благодарю, Владимир Михайлович, прошу извинить за задержку, — проходя к креслу и непроизвольно потирая виски, проговорил полковник, — посещения начальства не всегда удается распланировать по временным рамкам.

— Как я Вас понимаю, Борис Андреевич, — жестом руки приглашая собеседника располагаться в кресле, посетовал профессор, — все эти выбивание разрешений, резолюций, согласований! Воистину, эта бюрократия погубит нас! — и уже другим тоном, — тогда может чаю, или может чего покрепче ...?

— Не стоит беспокоиться, Владимир Михайлович, благодарю Вас ...

— И все же рискну предложить, тут мне по случаю Бадмаев Петр Александрович (1851-1920г.г.врач тибетской медицины,крестник императора Александра III; лечил членов семьи Николая II и Григория Распутина) коробочку презентовал. Ручаюсь, Вы такого и не пробовали, называется 'белым' (вид чая, подвергающийся слабой ферментации (окислению).По классификации по степени ферментации стоит на втором месте после зелёного, примерно 5-7 % ферментации). Уверяю, такого Вы и у Высоцкого (Вульф Янкелевич Высоцкий, купец 1-й гильдии, основатель одной из ведущих чаеторговых фирм в России 'В. Высоцкий и КR', контролировал в это время до 35% чайного рынка,имел в Петербурге несколько 'элитных' чайных высшего разряда. Видный идеолог и пропагандист сионизма в России) непробовали.

Выглянув из кабинета и отдав распоряжения, он так же расположился в кресле. Буквально через пару минут женщина средних лет, судя по форменному белому фартуку — прислуга, внесла и поставила на стол поднос с большим, стакана на 3-4, довольно таки необычным, глиняным заварочным чайником, двумя чайным парами, кувшинчик с молоком, (как же, на Руси, и чай без молока!) и блюдечко с колотым сахаром. После того, как она, разлив напиток по чашкам, вышла из кабинета, разговор продолжился.

— Ну что Вам сказать, Борис Андреевич, — задумчиво молвил профессор, — весьма интересная личность, этот Ваш молодой князь, весьма ... Полковник вопросительно приподнял брови, ожидая продолжения.

— Да, это именно молодой Белогорьев, хотя я и не особо знал его раньше, — продолжил профессор, — но это несомненно он. И в то же время это и другая личность. Пока не знаю, как объяснить это, в записях моего покойного наставника (профессор Балинский Иван Михайлович) не встречается подобный феномен. Без всякого сомнения, здесь я наблюдаю отнюдь не замену личности, и даже, подозреваю, не просто слияние личности молодого князя и, скажем так, неизвестного, — профессор сделал паузу, о чем-то задумавшись, — а взаимное дополнение, что ли, обогащение знаниями, мыслями, навыками, качествами, наконец, двух отдельных личностей. Бехтерев встал и стал прохаживаться по кабинету, жестом показав собеседнику, чтобы он продолжал сидеть.

— Да, бесспорно, в этом теле уживаются, мирно сосуществуют две отдельные личности. И как я понял, вполне себе мирно сосуществуют, не вступая в конфликт друг с другом.

хотел что-то спросить профессора, но тот опередил его

— Поразительно, но в нашем архиве я не встречал подобного. Дело в том, что до сих пор бытовало мнение, что при 'вселении', личность — agresseur (лат.), будучи более сильной и исходя из того, что исходный пациент в это время находится в 'пограничном' состоянии, следовательно, ослаблен, в том числе и духовно, мягко сказать, подавляла изначальную. Если по какой либо причине это не удавалось, то рассудок несчастного, назовем его матрицей, или что более близко, просто сосудом, оболочкой, не выдерживает конфликта двух этих ипостасей. Происходит так называемый эмоциональный взрыв и срабатывает своего рода предохранитель, и по-простому говоря, мозг отключается, — профессор попал в свою стихию, энергично вышагивая по кабинету и отчаянно жестикулируя при этом, будто читал лекцию в аудитории, — В народе это называется помутнением рассудка. Здесь же, я ни на сколько не сомневаюсь, в теле молодого князя каким то непостижимом образом уживаются две личности, а именно самого князя и неизвестного пока нам, назовем его аноним (греч.безымянный, не назвавший себя). И уживаются, как мы видим, вполне себе мирно. В рассудке же князя сомневаться не приходится.

— Владимир Михайлович, прошу прощения, — видя, что профессор явно все больше и больше скатывается в научную сторону при рассмотрении проблемы и стремясь вернуться к практической стороне вопроса, — уверяю Вас, все это весьма занимательно, — сделал он небольшую паузу, — но пока меня интересует один, сугубо практический вопрос. А именно, кто он, этот аноним, как Вы сказали, что нам от него ждать, насколько опасен он для общества.

— Ну, Вы, батенька и вопросы задаете! — усмехнулся профессор, — все как всегда, все сразу и немедленно ответ!

Он еще раз прошелся к окну и обратно, присел в кресло и взял в руку чашку с чаем. Беседа на некоторое время прервалась, — а теперь, давайте поговорим серьезно, полковник! — пристально посмотрел на своего собеседника. И это был взгляд уже не просто несколько чудаковатого ученого мужа, а генерала, пусть даже и от науки, но человека, ощущающего за собой право принимать решения и давать указания.

— Я понимаю Вашу озабоченность, господин полковник, — как то устало, после небольшой паузы начал Бехтерев, — то, что Вы рассказали мне, да и своих источников у меня хватает, говорит о том, что этот аноним, в своем мире, или времени, чего там, ну, ни суть, — опять ненадолго замолчал, сделав глоток из чашки, — по меньшей мере, хорошо знаком был с различными способами лишения жизни себе подобных.Без всякого сомнения. это связано с его профессиональной деятельностью, навыки эти умением любителя назвать трудно.

— Так я и говорю, ...— вскинулся Герарди, — так Вы узнали, он рассказал Вам ... ?

— Нет, Борис Андреевич, — отставив чашку, проговорил профессор, — ничего я не узнал.

Опять поднявшись, стал вышагивать по кабинету. Повторил:

— Ничего я не узнал, ничего!

— Но как же ...?

— А вот так, полковник, вот так! Не знаю, кто он, не знаю, откуда он. Рано еще, не следует нам давить. Не следует, если конечно мы хотим с ним работать ... Герарди аж привстал от возбуждения, или возмущения, не знаю, чего здесь было больше

— Но, Ваше превосходительство, Владимир Михайлович, ...

— Успокойтесь, Борис Андреевич, успокойтесь! Я понимаю Вашу озабоченность, но и Вы поймите меня! Это уникальный случай, уникальный, — профессор опять завелся, — мы не можем не воспользоваться этой возможностью .... Это ж какие перспективы, какие возможности ...! Поразительно! Две вполне самостоятельные личности спокойно уживаются ... Да, я не сомневаюсь в этом ... — казалось, что профессор разговаривает сам с собой, — и как там, откуда он! Да и откуда? Из будущего, или это иной какой мир? Как же интересно ... !

И тут он опять обратил внимание на своего собеседника:

— Могу Вам со всей ответственностью сказать, Борис Андреевич! Полностью уверен в этом, скажу больше, я настаиваю, господин полковник! Он должен стать нашим союзником! Да, нашим! Это значит и моим, как ученого, и Вашим, как представителем органов, определяющих безопасность Империи. А сейчас, бесспорно, он и является Вашим союзником.

Он вплотную подошёл к полковнику и продолжил

— Так что же Вам еще надо? Работайте с ним, применяйте те навыки, что имеет он, пользуйтесь его знаниями, а знает он не мало, сами видите! Если сами не будете делать из него врага, он и не будет им. А пользу Империи и именно Вашему ведомству он может принести немалую.

Герарди молчал, ожидая продолжения. Бехтерев же отошел к окну, стал что то высматривать сквозь стекло. Через несколько мгновений продолжил ...

— Ну не мог я давить на него, не мог! Специфические приемы мои он раскусил с ходу, это оказалось просто для него. И тут же закрылся, прям будто ощетинился весь. Не рискнул я продолжать ... Давить дальше — нет, нельзя, испортим все. Мягче тут надо, тоньше ...!Будем дальше работать! Надеюсь, он станет союзником и мне.

Помолчал немного и обращаясь как будто сам к себе

— Но какие возможности, какие возможности, боже ж ты мой!

* * *

* * *

*

Всю дорогу до Царскосельского (Витебского) вокзала полковник Герарди то напряжённо хмурился, то замирал и откидывался на спинку пролетки, то мерно покачиваясь в такт движению, погружался в раздумья, не замечая ничего вокруг. Буквально на автомате прошел в здание вокзала, совершенно машинально приобрел билеты, у мальчика — разносчика купил несколько газет, хотя и не собирался читать их. Сидя в вагоне и смотря в окно на проплывающий мимо пейзаж, перебирал в памяти разговор с профессором Бехтеревым.

Владимир Михайлович человек, несомненно, авторитетный, и его мнение, несомненно, будет учтено при любых раскладах, но вся ответственность за дальнейшее развитие событий лежать будет именно на нем, начальнике Дворцовой полиции и руководителе специального отдела департамента Министерства Внутренних Дел. И это очень беспокоило полковника.

Не прошло и двух месяцев, как он официально принял дела и должность руководителя этого секретного подразделения Министерства, в течении полугода до этого временно исправляя эти обязанности. И так уж получилось, что принимал он эти дела практически одновременно с назначением на должность начальника Дворцовой полиции. Окрыленный доверием, оказанным ему и размышляя о перспективах на новых должностях, он, конечно, допускал, что сфера деятельности этих двух организаций может пересекаться. Но был уверен, что это возможно только чисто теоретически. Да и вообще, круг вопросов, входящих сферу интересов секретного отдела рассматривал несколько абстрагировано. Нет, он нисколько не сомневался в гипотетической возможности переноса сознания от одной личности к другой и безусловно доверял информации о таких случаях, содержащей в архиве отдела. Но уж как то было все это расплывчато, что ли, неосязаемо. Как говорится, '... дела давно минувших дней, преданья старины глубокой ...', чтобы верить, что подобное может быть реальностью в наши дни. Но служебные инструкции — это служебные инструкции, они для того и писаны, чтобы их исполнять. Будучи человеком военным, это он понимал, это было у него в крови. И когда получил сообщение из Царскосельского военного госпиталя о 'весьма странном происшествии, случившемся с корнетом лейб-гвардии Его Императорского Величества Кирасирского полка князем Белогорьевым', без промедления прибыл туда, на Волконскую (в настоящее время ул.Парковая).

Случай действительно уникальный, это можно было понять, даже не особо разбираясь в медицинских вопросах. 9 минут в состоянии клинической смерти — это явно отклонение от нормы. Как и было предписано, он уведомил о происшествии профессора Бехтерева, 'приписанного' к отделу мирового медицинского светилу в области психологии, нервных болезней и всего, что с этим связано. Тот, будучи человеком осторожным и предпочитающим принимать решения только после того, как не будет никаких сомнений в чем либо, настоятельно рекомендовал присмотреться к молодому корнету, но при этом не обозначая явно этот интерес. Вот полковник и присматривался.

Но попробуй тут не обозначь интерес после всего, где отметился молодой князь. Тут и самый убежденный скептик заподозрит явную неправильность, ненормальность в поведении корнета и при наличии достаточного воображения вполне может и задуматься о его возможном 'иномирном' происхождении. Но несмотря на столь очевидные факты, сам Борис Андреевич до последнего старался сомневался в очевидном. Нет, не потому, что был таким упертым скептиком или лишенным этого самого воображения, отнюдь. По службе ему положено было сомневаться, работа такая. Пройдя различные должности в Отдельном корпусе он много, чего повидал и уподобиться доктору Рагину (персонаж повести А.П.Чехова 'Палата ?6, глав.врач больницы для душевнобольных,после общения с пациентами сам оказывается в их роли) отнюдь не желал. А риск быть признанным '... малость не от мира сего...' был вполне реальным. Ну кто же в здравом уме всерьез поверит в это 'переселение душ' если он начнет открыто говорить об этом! Но заниматься приходится, должность обязывает.

Владимира Михайловича можно понять. Вернее понять его интерес как ученого, интерес с научной точки зрения. Как же, живое доказательство возможности переноса сознания. Да, в отделе собран обширный архив о подобном, но последний случай датирован еще серединой прошлого века и по прошествии стольких лет воспринимается уже как некая легенда. А тут вот оно, живое доказательство!

 Полковника же Герарди интересовала совершенно иная сторона этого 'феномена'. Можно сказать, исключительно практическая сторона, приземленная, что ли. А именно, представляет ли этот 'феномен' угрозу обществу. А в свете последних событий на Пасху, когда этот 'феномен' так отличился и попал в круг общения высочайших особ, этот вопрос стоит особенно остро.

 Вот и случилось то, вероятность чего допускал он только гипотетически. А именно, сферы интересов двух руководимых им отделов пересеклись.

 Ну и что дальше? Как должностное лицо, отвечающее за безопасность первых лиц он не вправе допускать какого либо контакта потенциального источника опасности к этим охраняемым лицам. А 'феномен', бесспорно, является этим самым потенциальным источником опасности.

 Да, пока нельзя сказать, что молодой князь, или тот, кто скрывается под его личиной, имеет опасные для общества намерения. Но, с другой стороны, кто знает, что у него в голове? При таких то знаниях и навыках ... ! То, что он показывает на так называемых занятиях — аж оторопь берет! А эти его 'лекции по теории'? Это ж каким, можно сказать, извращенным складом ума надо обладать, чтобы додуматься до подобных вещей. Ведь практически из всего, что попадет ему в руки, он способен сделать орудие убийства. Да что там говорить, он и сам по себе — живое орудие убийства. И как такого допускать до венценосных особ? Хотя, истины ради, надо отметить, предложенный им замысел создания особой группы весьма интересен, весьма. Во всяком случае, перспектива чувствуется. Вот и Дмитрий Федорович (Трепов) сходу одобрил эту идею. Поначалу, правда, очень удивился кандидатуре руководителя, но, позже, видимо сопоставив данные и приняв во внимание мою вторую должность, понял истинную причину столь странного назначения.

 По должности руководителя специального отдела, — размышлял Борис Андреевич, — я должен удостовериться в реальности 'ненормальности явления' (каламбур), оценить возможности этого 'феномена' и создать условия 'для принесения максимальной пользы от деятельности этой личности (если конечно можно назвать его личностью) для Империи'. Вот и пытаюсь нащупать возможность этой предполагаемой 'пользы'.

 А тут еще и государыня негодует, герой — спаситель, а все еще не отмечен ни чинами, ни наградой. Да и общество в недоумении от такой несправедливости по отношению к истинному патриоту и храбрецу. А в глазах общества корнет несомненно храбрец. Сегодня уже никто и не сомневается, что именно он расправился с бандитами весной, хотя официально это и не подтверждено. Бр-р, как вспомнишь обстоятельства, так оторопь берет от жестокости исполнения. Хотя и вызывает некоторое уважение быстрота и жесткость ответа обидчику. Что-то тут от истинно мужского, первобытного, что ли, безвозвратно канувшего в лету. Но, право дело, варварство то какое, ХХ век на дворе, мы же цивилизованные люди!

 Государь — император опять же, буквально в восторге от своего спасителя, но пока хоть согласился обождать с награждением, понимает ситуацию, он в курсе работы специального отдела, знаком с задачами, стоящими перед ними. Сразу же после покушения он был проинформирован о личности своего спасителя, о негласном расследовании, которое ведется в отношении него. По всей видимости и профессор Бехтерев был у государя с докладом, хотя в разговоре и не обмолвился об этом. Но такое впечатление, что Его Императорское Величество не очень то и верит во все это, считает неким забавным казусом, курьезом. Да и вопросы свои во время доклада изволит задавать в шутливом тоне.

 Мысли об этом всю дорогу до Царского Села не давали покоя полковнику.

 

 

* * *

* * *

*

 Да, я стал звездой. Полгода назад, только появившись в этом теле, осмысливая ситуацию, в которую попал и строя планы на дальнейшую жизнь в новых реалиях, я немного по-другому представлял все это. Нет, конечно понимал, что жизнь гвардейского офицера, потомка виднейшего дворянского рода имеет свои нюансы и публичность — одно из ее составляющих, но не до такой же степени!

 Жизнь Александра Белогорьева XXI века, мягко сказать, проходила в другой обстановке. Детдом, потом казарма, полевые лагеря — конечно, это не серые будни, в полном понимании этого слова, развлечений хватало. Но уж очень они были специфическими, эти развлечения. С точки зрения 'высшего общества', разумеется.

 Корнет также не был избалован вниманием этого 'высшего общества'. Конечно, ребенком он иногда сопровождал отца в моменты 'выхода в свет', когда тот посещал различные мероприятия и наносил визиты. Но было это нечасто и единственно, что запомнил, так это скукотища и отвращение от щипков за щечку от противных тетенек и похлопываний, тоже почему то по щеке от важных дяденек. Ужасно это раздражало и злило! Ну а потом кадетка, Николаевское училище, а там — не положено! После выхода в полк — пару раз был на званных вечерах, и не только в Царском, в самом Петербурге тоже еще не забыли фамилию Белогорьевых. Но это так, дежурные визиты. Конечно, это еще не высшие слои, но тоже весьма достойные семьи, приличные салоны, где обычно собирались все сливки общества. Пока к молодому офицеру только приглядывались. Впрочем, так же, как и ко всем молодым, и очень даже может быть перспективным офицерам. Интерес у каждого из приглашающих мог быть разным. У кого дочь на выданье, у другого — коммерческие интересы к состоянию семьи, третьи — просто посмотреть, приглядеться, составить мнение, оценить потенциал и перспективы.

 Сейчас же, после весенних событий, статус приглашающих заметно вырос. Высшие чиновники, старая аристократия, элитные салоны — стало просто модным пригласить молодого офицера к себе. Мало того, что я герой — аристократ из знатного рода, хотя и этого вполне достаточно, чтобы, так сказать, засвидетельствовать и почтить. Спаситель венценосной семьи, принятый даже в Палисандровой гостиной, а это много, чего значит. Немного конечно настораживает то, что кроме этого ничем пока не отмечен. Наградами и чинами имеется в виду. Но это, несомненно, не заставит себя ждать. Уж очень подвиг значимый, свет долго об этом только и говорил, первые полосы газет целую неделю посвящены были.

 А тут еще оказывается у героя помимо этого масса и других достоинств, позволяющих ему быть воистину той изюминкой, которая так необходима всякому великосветскому салону. Если конечно хозяйка оного не желает, чтобы ее детище скатилось в заурядную гостиную с банальным совместным чаепитием. Романсы, исполняемые им, до того времени абсолютно не известные даже истинным ценителям музыки, просто бесподобны. Молодой князь, помимо этого, и собеседник, говорят, весьма eruditus (латин.), и на серьезные темы поговорить, и шутку поддержать может. Ах, а какие anecdote (франц.) он рассказывает, а еще, говорят порой даже и довольно таки piquant (франц.). Ну конечно же не абы где, только в узком кругу, среди своих. А так он весьма серьезен, весьма, воспитание блестящее, одно слово — порода!

 Я даже как то и растерялся от такого количества желающих принять меня в своих салонах, домах и дворцах. Елизавета докладывает, посыльные, лакеи весьма достойных и знатных семейств, прям так и зачастили с карточками — приглашениями. В Петербургском доме та же картина, с посыльным через день переправляют сюда и обычные приглашения, и оформленные в официальные письма, на многие из которых приходится отвечать. Попадаются даже карт де визит(визитная каточка с фотографией владельца, обычным размером 3,25 на 1,125 дюйма). Некоторые приглашения можно было проигнорировать, на большую часть необходимо что либо ответить, иначе не поймут. Придумывал дежурные отмазки, типа того, что весьма рад, просто жажду, но вот в этот день ну ни как, но вот как только, так и сразу, и т.д. и т.п. До поры до времени как-то выкручивался, но всему приходит конец, дальше игнорировать эти приглашения стало просто неприлично, в противном случае рискую прослыть этаким затворником, а там бог весь что могут и напридумывать дальше. Как говорил (или скажет) 'самый человечный человек' (поэма Владимира Маяковского 'Владимир Ильич Ленин'), ... Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя ... (В. И. Ленин, статья 'Партийная организация и партийная литература' 1905 год) , если уж назвался груздем, так будь добр, полезай ... Итак, решено, в ближайшую же субботу лезу, то бишь 'выхожу в свет'!

 А вот чье приглашение принять, да так, чтобы и других приглашающих не обидеть — здесь надо подумать. Понятно, что популярность того или иного салона, или же приоритетность выбора посещаемого 'вечера' зависит от 'веса' хозяев. Разумеется общественного или политического 'веса'. Тут играет роль и 'тематика, направленность' салона или вечера. Каждый из них, как правило, имеет свои традиции, правила поведения. Разумеется, негласные. Иными словами, во-первых, не скомпрометирую ли себя, нанеся визит. А поводов попасть впросак множество, вплоть до того, в какой день нанесен визит, какими приглашениями в этот день пренебрёг, и многое другое. Во-вторых, какое общество здесь собирается, будет ли интересно и уместно там находится именно мне.

 Начну с Царского. Что тут у нас на субботу? Данини (Сильвио Амвросиевич,1867-1942 г.г.,главный архитектор Дворцового управления Царского Села) прием устраивают по случаю награждения главы семейства орденом св.Владимира IV степени(орден Российской империи.Учреждён в честь князя Владимира Крестителя в 1782 году. Награждались военные от полковника и чиновники среднего звена.Представляет собой крест золотой, покрытый красной финифтью; в середине лицевой стороны, на горностаевом поле-вензелевое имя Св. Владимира под Великокняжескою короною, на задней стороне,дата учреждения ордена— 22 сентября 1782 года.Носится в петлице на ленте) во внимание к трудам по постройке здания Образцового приюта и Школы нянь государыни имп. Александры Федоровны(Царское Село, Красносельское шоссе 9.В настоящее время общеобразовательная школа ?409),торжественное освящение которого состоялось недавно в Высочайшем присутствии. Милейший человек, интелегентнейшая семья, занимавшая первый этаж отдельного дома на Оранжерейной улице. Но это так, дежурное приглашение, дань моде на меня. Они прекрасно понимают, что я не смогу его принять. Как же, практически первый выход, и не к аристократам? Это будет натуральный mauvais ton (франц.дурной тон,поступок,не принятый в обществе) в глазах общества, некоторые сочтут чуть ли не вызовом себе и форменным фрондерством.

 Дальше — званый ужин у Енгалычевых (Павел Николаевич (1864-1944 г.г.-генерал-лейтенант,командир лейб-гвардии гусарского полка,6 сентября 1905 года назначен и. д. дворцового коменданта. Был женат на фрейлине Маргарите Алексеевне урожденной Стенбок-Фермор) по случаю зачисления в свиту. Тоже, можно сказать, дежурное приглашение, послали, и не расчитывая на положительный отзыв. И что я там буду делать, явно для меня будет не совсем comme il faut(франц.комильфо). Званием не вышел для этой компании, собравшейся по такому случаю, да и возрастом — молод еще. Но на приглашение надо ответить, принести извинения, посетовать на невозможность засвидетельствовать почтение лично и т.д.

 О, а вот это должно подойти! Салон баронессы Мейендорф, или 'тети Веры', как ее называют за глаза (Вера Илларионовна Мейендорф, урожденная княжна Васильчикова,супруга командира Собственного Е. И. В. Конвоя барона Алексаандра Егоровича Мейендорфа). Самый статусный в Царском, и туда уже третье приглашение. Кроме того мне не раз намекали, встречи со мной давно уже ищет одна весьма знатная особа, которая часто посещает этот салон. Особо оговаривалось, что даже если особа сия будет с не менее знатным мужем, то это не должно смущать меня, ибо никоим образом не будет являться препятствием нашему общению, так как отношения в этой семье чисто платонические. И вообще, муж этой весьма знатной особы по другой части, что давно является Le secret de Polichinelle (фр. 'секрет Полишинеля'-фразеологическое выражение, обозначающее секрет, который всем и так известен, мнимую тайну, 'секрет — на весь свет) для общества.

 Ольга Александровна (Романова), дочь покойного императора Александра III, младшая сестра государя-императора Николая Александровича, супруга герцога Петра Александровича Ольденбургского, пару месяцев назад принявшего командование лейб-гвардии 4-м стрелковым батальоном Императорской Фамилии. Познакомился я с ней недавно, на ужине в Палисандровой гостиной с царской семьей.

 В обществе бытует мнение, что вдовствующая императрица намеренно выдала дочь за Петра Ольденбургского, известного своей гомосексуальностью, из эгоистических соображений — чтобы дочь больше уделяла времени одинокой матери, а не своему мужу. По видимому из за подобных слухов, та, переехав в Царское Село, по месту службы супруга, не часто выходила в свет, ограничившись общением с братом и его семьей, с которыми особо сблизилась в последнее время. Исключение составляли нечастые посещения упомянутого салона 'тети Веры'. Полностью прекратить выходы не позволяло высокое положение обоих супругов, необходимость хотя бы формально, но придерживаться определенных рамок поведения, установленных в обществе.

 Я в курсе, что заинтересовал Ольгу Александровну, но эта заинтересованность несколько напрягала меня. Ну да, приятная молодая женщина, всего на два года старше меня. Видно, что одинока, несмотря на замужество. Но какие — то отношения ...? Не могу представить хоть что то, что могло сблизить нас, хоть какие точки соприкосновения, общие интересы. Хотя, честно говоря, что знаю я о ее интересах и увлечениях? И все же пока я не в большом восторге от этой заинтересованности и не готов ответить взаимностью ...

 Что за мысли, это что, ищу причину отклонить приглашение? Да нет, конечно, почему и не пойти? Пожалуй, на этом и остановлюсь, promenade (франц. в конце XIX -начале XX века это слово использовалось в значении лёгкого ужина в салоне, ресторане, визит на званый ужин) в субботу проведу в салоне баронессы Мейендорф. Тем более, зная хозяйку салона, Веру Илларионовну, как даму честолюбивую и взбалмошную, дальнейшее игнорирование весьма чревато, 'тетю Веру' обижать не стоит.

 А что, общество — все свои, 'сливки' Царского Села. Будут, конечно, и гости из столицы. Двор сейчас в Царском, да и дачный сезон на дворе, а среди высшей знати Империи принято проводить лето здесь, среди парков и дворцов, тем более в непосредственной близости от Двора. А уж баронесса не упустит возможность заполучить к себе на вечер какую либо значимую персону. Но это не страшно, как говорили в моем 'том' времени, Петербург тоже маленький город, все друг друга знают.

 

* * *

* * *

*

Эти оставшиеся дни перед посещением салона мадам Мими ..., тьфу ты, заговорился! Конечно же не то хотел сказать, хотя те заведения тоже зовутся салонами. Но там особой подготовки не требуется, только настроение и необходимость 'унять томление в чреслах', как выражается поручик Коленкин. Именно он взял на себя заботу о просвещении молодого корнета в столь деликатном вопросе и несколько раз провел тематические экскурсии в это заведение в первые недели после выхода того в полк.

Кстати, он тоже приглашен в субботу.

Так вот, должен сказать, эти оставшиеся дни перед посещением званого вечера выдались насыщенными. Ежедневные тренировки по физической подготовке и рукопашному бою, химические опыты с так сказать, 'специфической направленностью', теория по основам диверсионной работы и многое другое. Отдельных занятий по морально-психологической подготовке не проводил, но в ходе разбора тех или иных заданий, в разговорах и беседах старался касаться философских вопросов 'ложной и истиной морали', определения понятий добра и зла, границ этих понятий, пытался на исторических примерах показать лицемерие 'джентльменов из просвещенной Европы', присваивающих себе право устанавливать так называемые правила ведения боевых действий и требующих соблюдения морали в ходе их. Но обычно вспоминающих об этом только после того, как очередной раз получат 'по мордасам' при очередном же нападении на 'варварскую' Россию с 'благородной целью приобщения ее к цивилизации'. Ну а то, что 'приобщение' это осуществляется 'огнем и мечем' ничего же не значит. Ничего страшного, с варварами же это допустимо, для них же стараемся. Благо, далеко за примерами ходить не надо.

Нельзя сказать, что собеседники не выражали сомнения и безоговорочно соглашались со мной, отнюдь, но мыслить в нужном направлении начинали. Главное, как говорил в будущем один исторический деятель, страстно желающий, кстати, приобщиться к этим 'ценностям', что процесс пошел.

Сегодня первые занятия в составе группы по 'стрелковой подготовке'. Собрались мы на открытом стрельбище в заброшенном карьере в дальнем углу Баболовского парка. Тут в летнее время иногда проводятся стрельбы частями гарнизона, и местное население, зная об этом, обходило этот участок стороной. Оставили в самом начале, у входа сопровождавших нас денщиков разбираться с пакетами с провизией, что захватили с собой. Вчера еще решили после занятия устроить небольшой пикник на природе. Сами прошли в дальний конец стрельбища, по дороге подобрал обломки старого патронного ящика.

— На дальние расстояния стрелять пока не будем, это потом, а пока и этим обойдемся, — ответил я на читающие в глазах сопровождающих невысказанные вопросы об отсутствии мишеней.

Для начала следовало определить уровень подготовки группы. Понятно, что присутствующие, будучи профессиональными военными, несомненно знали, с какой стороны и что держать. И все же, и все же.

Попросил похвастать, показать, что у кого в наличии, рассказать, почему выбрали именно этот пистолет, чем он привлек владельца.

Как и ожидалось, весьма грамотно объяснил Иванов из 4го лейб-гвардии стрелкового, неплохо вышло у 'преображенца' и подпоручика 'павловца'. Оно и понятно, все-таки в пехоте больше внимания уделяется стрелковому оружию. Но и нельзя сказать, что остальные офицеры были дилетантами, обращались с оружием они на уровне. Но именно на уровне, полученном в училище и в своих полках. А здесь мало что меняется и измениться в будущем. Принцип один, в лучшем случае — патрон один пробный, три зачетных на занятие, а в остальное время — изучай мат.часть.

— Корнет, — обратился ко мне подпоручик — преображенец, правильно расценив мой скептический взгляд, — Вы с такой иронией смотрите, но поверьте, мы тоже стрелки не из последних.

— Не сомневаюсь, господа, не сомневаюсь, — усмехнулся я, — в таком случае прошу, приступим, — повтыкал в землю на расстоянии нескольких шагов друг от друга принесенные деревяшки, — это и будут сегодня наши мишени. Ваша задача — за как можно меньший промежуток времени поразить максимально возможное количество этих мишеней.

— Ну, кто попробует, прошу, можно начинать..., — отходя в сторону и увлекая за собой зрителей.

— Можно и попробовать, — усмехнулся преображенец, — и по моему разрешающему кивку выдернув из кобуры на поясе Luger P08(Люггер,Парабеллум,P08,Parabellum,Borchardt-Luger-8-зарядный пистолет калибра 9мм, разработанный в 1898г.Георгом Люгером), встал в стойку. Короткое прицеливание и не сходя с места ...

Бах! Бах! Бах!..., — маленькая пауза и новая серия ... Бах! Бах!

— Шесть попаданий из восьми возможных, — огласил я итог после окончания стрельбы, — ну что, весьма неплохо, очень даже ...!. Кто еще желает попробовать?

Пожелал Иванов, но у него результат оказался чуть хуже, упало пять дощечек.

Денщик, сопровождавший нас на тренировке, по моему кивку поправил упавшие 'мишени' и остался стоять там же. Я жестом попросил присутствующих отойти чуть подальше, повернулся и прошел вдоль импровизированного строя. И вдруг, неожиданно для всех, без подготовки, ...рывок в сторону ... ,

Бах! Бах! Бах!, прыжок с разворотом, приседание...

Бах! Бах!, кувырок и отскок ...

Бах! Бах! Бах! ..., еще кувырок, падают 'сраженные' обломки, пробежка, в левой руке появляется второй пистолет, еще выстрелы и вновь попадания, сухо щелкнул боек одного пистолета, следом второго, обозначая, что магазины пусты.

— Ну как то так, господа ...! — поднимаясь, не удержался и несколько картинно подул в стволы пистолетов. А что, есть основания для гордости, шестнадцать выстрелов, пятнадцать попаданий, и это с ходу, в движении и с обеих рук!

Федор застыл, боясь шевельнуться, покрытый испариной. Да, нелегко ему пришлось, это я, конечно не прав, так подставлять подчиненного, он же стоял у самих мишеней. Присутствующие были впечатлены.

— Александр, это было что то! — первым подал голос Юра Лишин, — просто нет слов ...!

— Да, корнет, Вы не перестаете нас поражать, это просто феноменально!

— Да будет Вам, господа, ничего необычного, — опять не удержался, чтобы не покрасоваться, и с чуть насмешливой улыбкой продолжил, — немного тренировок, и никакого чуда!

— Не скажите, Александр, парой тренировок такого не добиться. Тут, видно и попотеть пришлось, и не одну тысячу патронов сжечь, чтобы добиться такого результата!

— Так это Эристову тогда просто повезло ...? — задумчиво протянул Федор Вольф, видимо имея в виду мою дуэль весной.

— Ну почему повезло, — пришлось ответить, хотя мне было неприятно вспоминать об этом, — так и было задумано, не убивать же его!

— Вот и я об этом..., о том же и говорю ..., — продолжил Федор, но я предпочел вернуться к теме занятий.

— Ну а теперь предлагаю начать потеть, как Вы сами изволили выразиться.

Но меня не поняли, посыпались вопросы

— Как, прямо сейчас? Так мы же и патронов не захватили, вы же сказали, что штатного комплекта на пистолет достаточно?

— Совершенно верно, поручик, сегодня патроны нам не понадобятся, обойдемся пока без них, — и в ответ на недоуменные взгляды пришлось пояснить, — вот скажи, Юра, что ты увидел сегодня, наблюдая мою стрельбу?

— Ну как что? Конечно же поразительную меткость, почти абсолютный результат ...

— Все это, конечно так, — перебил его, — но уверяю тебя, в нашем случае меткость далеко не главное. Да, она нужна, необходима даже, ну, например, при стрелковых соревнованиях, не лишней будет и при дуэлях, хотя в этом случае это тоже вторично ...

— Позвольте, Александр, но как же тогда ...

— Да, да, господа, Вы не ослышались, в нашем случае меткость лишь дополнение, хотя и весьма нужное, но всего лишь дополнение к конечному результату, приятный bonus (латин.), как говорили древние. Конечно, мы к ней вернемся, но позже, позже, а сейчас это не главное...

— Не понимаем мы Вас, корнет, что-то Вы мудрите, поясните!

— Вспомните, как я сформулировал задание? 'за как можно меньший промежуток времени поразить максимально возможное количество мишеней'. Ведь так? А когда пошел отсчет времени? Правильно, после определения задачи! Поручик, — обратился я к преображенцу, — какие были после этого Ваши действия, можете повторить их?

— Пожалуйста! — пожал плечами поручик и потянулся к кобуре на поясе. Он даже почти успел добраться до своего пистолета, но замер, услышав щелчек спущенного курка.

— Можете не продолжать, поручик, — улыбнулся я, держа направленное в его сторону оружие, — будем считать, что Вы убиты.

На некоторое время зависло молчание. Первым пришел в себя Петя Ольховой

— Ну не все же такие меткие как Вы, надо же еще и прицелиться!

— Петр, но мы же не на соревнованиях, где надо целиться. В нашем случае надо быстро выхватить пистолет и поразить цель. И все! На таком расстоянии нет смысла целиться, главное увидеть эту цель и поразить ее. Давай попробуем, доставай свой.

У него оказался десятизарядный Маузер К96 (нем. Mauser C96 от Construktion 96,т. е. 'образца 1896 года'немецкий самозарядный пистолет, разработанный в компании 'Маузер' инженерами братьями Федерле в 1895 году), простая и эффективная штука, правда, на мой взгляд, несколько тяжеловата. Хотя, это на любителя, Петя значительно массивнее меня.

Теперь — смотри, попробуй поводить стволом, вот так, — я придерживал его руку, стоя почти вплотную, — а вот смотреть надо двумя глазами, не щурься!

— Ну как не щуриться, — воскликнул он, — я же так и мушку не увижу ...

— А зачем тебе ее видеть? Она сейчас нам не нужна, нам надо видеть цель, а не мушку, мы же не в нее стреляем!

Послышался ропот со стороны строя

— Корнет, это же не правильно ..., это же азы стрельбы, навести оружие на цель, совместить на одну предполагаемую прицельную линию от глаза стрелка через мушку к цели и тогда произвести выстрел, — как по писанному проштудировал поручик — преображенец.

— Показываю еще раз, — и обращаясь к Ольховому, — Петр, разреши, — дождавшись, когда он передаст мне свой маузер, заряжаю его с помощью обоймы, толкаю вперед затвор, подготавливая пистолет к стрельбе.

— Ну что же, я готов, — опускаю руку вдоль тела, — поручик, командуйте к стрельбе

Почти сразу же услышал

— Огонь!

Вскидываю руку в сторону очередной мишени, одновременно снимая с предохранителя. Выстрел, цель поражена! Какая-то секунда, не больше, на все про все.

— И так, господа, на что обратили внимание?

— Вы действительно не целитесь, — раздались голоса, — на самом деле, поднял пистолет и выстрелил!

— Вот! совершенно верно, это я и пытаюсь Вам объяснить. В этой цепочке, что Вы, поручик нарисовали, — повернулся я к преображенцу, — наиболее важен последний элемент, а именно цель! Главное — ее видеть!

— Ну, это понятно, мы об этом и говорим, что смотреть надо...

— Нет, господа, не совсем так, вернее совсем не так! Смотреть на цель и видеть именно цель, это разные понятия. И когда мы поймем эту разницу, когда будем видеть именно цель, как цель, тогда и ..., — сделал я паузу, — понадобятся нам патроны, — улыбнулся своей же шутке, которую офицеры оценили, правда не сразу поняв, о чем я.

— Ну так вот, это все мы будем изучать позже, а пока что же, пора переходить к первому вопросу сегодняшних занятий?

— Как это позже ..., к какому первому вопросу ..., а чем мы тогда все это время занимались ...? — послышалось в ответ.

— Ну как чем? Я показал, к чему мы должны стремиться, а вот как достичь этого ..., тут есть еще вопросы, ими и будем заниматься.

— Шутите, корнет, какие еще вопросы ...?

— Какие шутки, господа? Просто думаю, что нам надо вначале научиться стоять правильно, двигаться правильно, разворачиваться, ходить. Работы — непочатый край! А вы говорите, патроны не взяли, — улыбнулся я.

— Ну а пока предлагаю перекусить, денщики, вон докладывают, что все готово!

* * *

* * *

*

Ну что, вот и настало время выправить уже почти утвердившее мнение обо мне как затворнике, избегавшего Общества. Именно так, Общества, с большой буквы. Сегодня у меня визит в салон баронессы Мейендорф.

Как и положено, я немного припозднился. Так, минут на пятнадцать. Прибыть вовремя, не говоря уже раньше назначенного времени — ужасный mauvais ton. Опоздать на более длительное время — это бросить вызов хозяйке салона и Обществу. Ну, или в крайнем случае, проявить некое фрондерство. Это ни к чему. А так — в самый раз, все в рамках приличий. Это, разумеется, не касается завсегдатаев салона, лиц, особо близких к хозяевам. Те, на правах 'почти родни', обычно прибывали заранее, чтобы успеть обсудить предполагаемых гостей, наметить, так сказать, сценарий вечера. Но я не завсегдатай, я приглашенный, гость.

Не успела коляска остановиться у подъезда, как дверь распахнулась и швейцар в темно-синей ливрее приветствовал меня учтивым поклоном, умудряясь при этом иметь вид важный, преисполненный достоинства. В небольшой прихожей-вестибюле пожилой лакей, я так понял, из отставных служивых, принял у меня фуражку и перчатки, смахнул только ему видимую пылинку с моего мундира и пригласил к лестнице, ведущей на второй этаж

— Прошу Вас, Ваше сиятельство, ...

Кивнув в его сторону, что несколько расходилось с общепринятыми нормами, в аристократических домах принято подчеркнуто не замечать прислугу, я, одернув мундир и пригладив волосы, ступил на ступеньки.

Наверху меня встретил еще один лакей, который отворил дверь, пропуская гостя в гостиную.

Довольно большое светлое помещение, вдоль стен расставлены стулья, кресла, пара ломберных столиков. Отдельно — две рядом стоящие софы, оббитые зеленым бархатом. В дальнем углу на возвышении — импровизированных подмостках — роскошный черный рояль, так же покрытый зеленой бархатной тканью. Картины, мраморные статуи в углах, бронзовые статуэтки и другие игрушки, расставленные на лакированных этажерках. В общем, уютная атмосфера аристократического клуба. Приглашенные гости — это придворные, аристократы, военная и чиновничья знать. Все они хорошо и давно знают друг друга, собираются, общаются, мирно беседуют, обмениваются новостями. Это свой круг, в который трудно попасть человеку стороннему. Для этого надо принадлежать к элите, быть своим в этом кругу. Здесь все знали всех, и мало того — зачастую еще были в очень далеком, но все же родстве.

Персоны собрались, надо признать, довольно значимые, некоторых я знаю. Вон в дальнем углу, например, о чем то беседует с мужем хозяйки, Александром Егоровичем (Мейердорфом) влиятельнейший вельможа, Танеев Александр Сергеевич (1850-1918,г.г. Статс-секретарь,обер-гофмейстер императорского двора, камергер.В1896-1917г.г.,потомственный главноуправляющий собственной Е. И. В.канцелярией,эту должность последовательно занимали и его дед,и его отец.Член Государственного совета. Композитор-любитель,произведения которого пользовались успехом в России и за границей). Рядом его супруга с молодой девушкой моих лет, по-видимому дочь. Чуть в стороне — чета Ольденбургских. Ольга Александровна чинно расположилась в кресле, за ней, положив одну руку на подлокотник, другую заложив за отворот мундира, ее супруг, командир лейб-гвардии 4-м стрелкового батальона, герцог Ольденбургский Петр Александрович, о чем-то беседуют друг с другом. В принципе, все знакомые, узнаваемые лица.

Народу собралось человек десять, не больше. Причём молодёжи пока мало, в основном господа и дамы в возрасте от тридцати и выше. За редким исключением, конечно, вроде упомянутой выше дочери камергера, или Ольги Александровны, Великой княгини. Она, насколько я понимаю, года на два старше меня. Но это ничего не значит, думаю, молодежь еще подтянется. Я слышал, приглашения получили еще человек пять молодых офицеров, достойных, по мнению хозяйки салона, быть представленным в 'приличном обществе'. Тот же Саша Коленкин из моего полка. Не ошибусь, если предположу, что подойдут еще одна — две супружеские четы солидного возраста с красавицами — дочерьми на выданье. Для равновесия, так сказать в молодежном кругу. Где же еще знакомиться им, если не на таких вот 'мероприятиях'. А вообще, обычно на подобных вечерах присутствуют человек двадцать, не больше. Разумеется, это зависит от возможностей хозяев приема.

Не успел я оглядеться, а на встречу ко мне уже спешит хозяйка этого вечера, баронесса Мейендорф.

— Здравствуйте, князь, ну, наконец то Вы приняли мое приглашение, рада видеть Вас, — с улыбкой протягивая мне руку для поцелуя, буквально излучая при этом радушие и доброжелательность, — Вы мало бываете в обществе, нельзя так пренебрегать светской жизнью. — Ну что Вы, Вера Илларионовна, — оторвавшись от руки, ответил я, — просто не хотел злоупотреблять Вашим гостеприимством, думаю, чином не вышел, да и возрастом, для столь солидного общества.

— Ах, негодник, — шутливо хлопнула сложенным веером по руке, — это Вы так изящно назвали меня старухой!

— Ну что вы, баронесса, и в мыслях не было, — чуть смутился я своей оплошности, — я имел в виду, что пока не достоин столь высокого общества!

— Ну, не скромничайте, князь, не скромничайте, весь свет только и говорит о Вас, а Вы '...недостоин...!', — улыбаясь и взяв под руку, увлекает меня вглубь гостиной, не забывая по пути представлять меня присутствующим.

Хозяйка салона, баронесса Вера Илларионовна Мейендорф, урожденная княжна Васильчикова. Чуть полноватая, смешливая женщина, напрочь лишенная какой либо аристократической утонченности. Напротив, показательно простовата, не понятно, правда, игра это или на самом деле, несколько взбалмошна. С постоянной доброй такой улыбкой на лице, всегда куда-то спешит, о чем-то хлопочет, что-то устраивает. Смысл её жизни заключается в содержании своего салона, и этому делу она отдает все силы, заставляя принимать участие в этом даже занимающего значительную должность своего доброго и симпатичного для всех супруга. Буквально каждый прием у нее — это отдельный спектакль, где она — главный режиссер, распределяющий роли, задающий тон и общую направленность бесед и разговоров, пусть зачастую пустых и бесполезных, не важно, здесь главное — сам процесс. Она 'сервирует' каждый прием 'новыми лицами', способными, на ее взгляд, стать той основой, тем стержнем, на который будут нанизаны все остальные составляющие вечера.

Ну, а пока меня что-то гложут смутные подозрения, кто сегодня будет основным блюдом 'сервировки'. Уж очень крепко хозяйка держит меня за локоть, как то излишне победно и с чувством удовлетворения оглядывает присутствующих.

Поймав на себе внимательный взгляд герцога Ольденбургского, остановился у великосветской четы, поприветствовав их.

— Здравствуйте, корнет, — вполне доброжелательно ответил мне герцог, — рад видеть Вас.

— Весьма польщен, Ваша светлость, — и обращаясь к Великой княгине, которая с улыбкой смотрела на меня — мое почтение, Ваше высочество!, — касаясь губами протянутой для поцелуя руки.

— Князь, наслышан о Вашей 'специальной группе', должен сказать, я некоторым образом обижен на Вас. Вроде соседи мы по расположению, а из моих только Иванов у Вас занимается. Как я понял, вольтижировку Вы не практикуете, в основном в пешем порядке действуете, тут и сам Бог велел больше моих орлов привлечь.

Да, конечно герцог отчасти прав, к кавалерии мой отряд мало имеет отношения, а в 4м батальоне могли найтись еще кандидаты. Но тут уж человеческий фактор сыграл, ничего не скажешь. Соседи мы конечно соседи, но нельзя назвать это соседство добрым. Нет, ничего такого, никаких скандалов, так, некоторое соперничество, ревность, легкая неприязнь. Да и в воспоминаниях корнета осталась пара неприятных моментов о поведении коллег в первые дни офицерской службы. Не очень красиво повели себя стрелки-гвардейцы по отношению к молодому корнету, соседу по Кадетскому бульвару. Так что и одного Иванова мне с лихвой хватает, с его постоянной ухмылкой на лице.

— Но, Ваша светлость, Вы преувеличиваете уникальность моей группы. Уверяю Вас, это не более чем своего рода клуб любителей спорта. Думаю, поручик, если на то будет Ваше дозволение, и сам способен организовать в Вашем батальоне нечто подобное.

-Хм-м, а ведь верно, князь, — задумчиво произнес герцог, — интересная мысль, об этом определенно стоит подумать!

— Ну, Петр, — не выдержала Ольга Александровна, — вечно вы, мужчины, только о службе и говорите, будет еще у вас время на это! Князь, — обращаясь уже ко мне, — я действительно рада Вас видеть. Все вспоминаю тот вечер во дворце. Вы знаете, дети были в полном восторге, мы сейчас разучиваем ту музыкальную пьесу, что Вы показали нам. Весьма оригинальная трактовка в Вашем исполнении. Вы просто обязаны еще раз порадовать нас своим талантом.

— Ну что Вы, Ваше высочество, — смутился я, — какие там таланты. Я уж корил себя потом за тот непочтительный courage (франц.), что позволил себе в присутствии императорской четы.

— Да что вы говорите, Александр! — воскликнула молодая женщина, — Вы ведь позволите называть Вас так! Все было просто чудесно! Александра Федоровна, не поверите, пробовала даже разучивать несколько этюдов из той сказки. Профессор Ирецкая (Наталья Александровна, профессор Санкт-Петербургской консерватории по классу вокала, давала уроки пения императрице Александре Федоровне) просто была в восторге, когда услышала...

— Могу подтвердить, князь, — к нам подошла чета Танеевых и Александр Сергеевич присоединился к разговору, — я тоже имею некоторое отношение к музыке, и то, что довелось мне слышать из Ваших сочинений ... да, да, Ваших, не скромничайте, в этом уже никто не сомневается, — остановил он мою попытку возразить, — эти романсы, просто чудесны! Да честно сказать, и сегодня я вырвался сюда, конечно, при всем уважении к нашей милой хозяйке, — поклонился он подошедшей Вере Илларионовне, — в том числе и потому, что слышал, и Вы приняли приглашение ..., и надеюсь услышать воочию. Да, кстати, позвольте представить, моя супруга, Надежда Илларионовна, — взял под руку он приятную женщину лет сорока пяти, — а это моя старшая, Аннушка, тоже, можно сказать, поклонница Вашего таланта.

Чуть полноватая, что ее абсолютно не портило, брюнетка, примерно моих лет, с застенчивой улыбкой у самых уголков губ, с двойным золотым камер — фрейлинским шифром с инициалами МА (золотой,усыпанный бриллиантами знак отличия придворных дам в должности фрейлин. Представляет собой брошь в виде инициала императрицы или же двух сплетенных инициалов вдовствующей и здравствующей императриц,этот знак назывался 'двойным'. В данном случае инициалы Марии и Александры Федоровны), приколотым слева к пышному платью, смущенно зарделась и изобразила что-то вроде книксена. Я поклонился в ответ, изобразив прищелкивание каблуками.

Ну конечно, как я сразу не вспомнил, это же та самая Анна Вырубова, ближайшая подруга и фрейлина императрицы, в недалеком будущем преданейшая поклонница 'святого старца', Григория Распутина. Или нет, еще пока не Вырубова, замуж она выйдет, не помню, в следующем году, как то так. Но это все потом, это еще предстоит ей, а пока передо мной немного закомплексованная милая девушка, делающая первые шаги в высшем обществе.

— Мое почтение, сударыни, — и обращаясь к девушке, — весьма польщен вниманием к моей скромной персоне.

— Мы надеемся, князь, — вступила в разговор мать молодой девушки, — что наши ожидания не окажутся напрасными и Вы порадуете нас.

— Да, да, Александр, мы будем ждать, — напомнила о себе Ольга Александровна, — должен же Александр Сергеевич, как специалист, оценить Ваше творчество.

— Ну, не знаю, господа, я не ожидал такой оценки моих опусов. Но, если предоставиться такая возможность, не смею отказать прекрасным дамам ...

— Господа, господа, — пришла мне на помощь Вера Илларионовна, — не смущайте корнета. А то, иж, как набросились! Там видно будет, думаю, Александр еще порадует нас... А вот и молодежь уже собирается!

Действительно, народ прибывает. Поручик Коленкин, вон оглядывается в дверях, меня высматривая, буквально перед ним прошли сотник и молодой хорунжий лейб-гвардии Конвоя. И более старшего поколения прибавилось, как и ожидалось, с красавицами — дочерями, разумеется.

То и дело замечаю направленные на себя оценивающие взгляды и потенциальных невест, и их родителей. Но все так, в рамках приличий, в пределах нормы. Их можно понять, молодой корнет, конечно, вызывает интерес, но все же, все же! Можно сказать, первое появление на таком уровне, а 'экспертная комиссия' в лице признанных столпов аристократического сообщества свой вердикт еще не вынесла. Конечно, это формальности, уже самим фактом своего рождения он, несомненно, достоин составить партию любимой доченьке. А то, что не любитель салонной жизни — так это еще плюс к достоинствам, это говорит о скромности. Правда, обратная сторона — вопрос, а чем тогда занимается молодой корнет в свободное от службы время? Но так вроде ни в чем предосудительном замечен не был, в волочении за юбками тоже, было бы слышно, если что. Это что же, скрытен? Вернее будет сказать осторожен. И это еще плюс к его достоинствам, ценит мнение общества, заботится о репутации. Ну, как ни как аристократ высшей пробы, воспитание достойное, порода, одним словом!

Воспользовавшись тем, что общество 'любителей музыки' отвлеклось, я поспешил присоединиться к господам офицерам. С казаками был знаком, хотя и шапочно, встречались в их Собрании, Александр — тот и вовсе свой, однополчанин, еще подошло человека три-четыре примерно нашего возраста, компания подобралась достойная. Здесь уже пошел обычный мужской разговор: служба, лошади, конечно, о женщинах, как же без них!, анекдоты. Я тоже парочку историй рассказал, слушатели оценили. Окружающие развлекались кто чем, народ постепенно стал разбиваться на кучки по интересам. Между этими островками гордо несли себя привычно невозмутимые ко всему происходящему лакеи с подносами, уставленным бокалами с шампанским, зельтерской водой, но по всей видимости, из местных минеральных источников, с шорле (фр. Chaurlet -напиток из вина, разбавленного, обычно в пропорции 1:1, с лимонадом, либо с соком с минеральой водой).Угостились и мы холодным 'Родерер Силлери'(марка элитных шампанских вин). За ломберные столики не садились, годами не вышли, не по чину это в подобном обществе, это привилегия более старшего поколения присутствующих, предполагается, что мы свое наверстаем в другой обстановке.

Вера Илларионовна, как опытный дирижер умело вела партию, не упуская нити управления вечером, с милой улыбкой постоянно перемещалась между группами, ненавязчиво 'тасовала' их при малейшем подозрении об окончании там интересных тем, где словом, а где интересным монологом умело поддерживала любой затухающий разговор, заставляя его возобновиться вновь.

Примерно через час, когда народ освоился, почти все новости обсуждены (у старшего поколения) и анекдоты пересказаны (в кругу молодых офицеров), а намеченные пары представлены друг другу и мило общаются, правда, еще пока под бдительным присмотром папенек и маменек, настала кульминация сегодняшнего вечера. Была объявлена лотерея, с тематической, так сказать направленностью.

Вера Илларионовна в последнее время увлеклась новой идеей, вот же неугомонная женщина, вдруг прониклась глубоким состраданием к судьбе 'братьев наших меньших', все носиться с созданием приюта для бездомных собак, кошек, другой живности. (В действительности, патронировала открытие первых подобных приютов в России. Состояла председательницей Главного правления 'Российского общества покровительства животным'.В 1906г. организовала в Петербурге общество 'Майских Союзов', в котором детям школьного возраста прививались любовь и милосердие к животным и природе). Весь доход от проведения этой лотереи и предполагалось перечислить в созданный 'фонд покровительства животным'. Ну а в качестве приза победителю полагалось самому же что-нибудь спеть или продекламировать, изобразить. Все, что угодно, лишь бы было связано с животными. Ну, прямо первый класс, вторая четверть, нет слов! Вроде взрослые все люди, но вот принято здесь так развлекаться, все в порядке вещей.

Как то так получилось, хотя в случайность вериться с трудом, фанты с заданиями достались почти исключительно молодому поколению присутствующих. Саше Коленкину выпала честь изобразить сокола. Честно сказать, он меня удивил. Потребовав карандаши и бумагу и присев за ломберный столик довольно быстро, скупыми стремительными штрихами и довольно профессионально изобразил на листе гордую птицу. Рисунок оказался настолько хорош, что было решено объявить его дополнительным лотом лотереи.

Анне Танеевой, которая в будущем будет зваться Вырубовой, выпала фанта с обозначением собачки. Недолго посовещавшись с отцом, она прошла к роялю и исполнила что-то отдаленно знакомое, как было объявлено потом, 'Вальс маленькой собачки'. (Фредерик Шопен, вальс ре бемоль мажор op. 64 ? 1.Утверждается, что картина пёсика возлюбленной композитора, сочинительницы Жорж Санд,— Маркиза, гоняющегося за своим хвостом, вдохновила Шопена на написание этого вальса). Это было довольно мило.

Кто-то прочел стихи, молодой хорунжий, не мудрствуя лукаво, под смех присутствующих, мяукнул несколько раз, изображая кошечку. Мне выпал фант с картинкой, изображающей лошадь. Ну не ржать же, по примеру казака. Хотя и это здесь в порядке вещей и никого бы не шокировало. Но от меня ждут вполне определенного исполнения, не буду разочаровывать уважаемых гостей. Над номером думал не долго, тут еще эта лотерея как раз прервала обсуждение в нашем кругу новых фаворитов Семеновского ипподрома, 'Иртыша' и 'Резвого'. Вот и будет в тему 'Иноходец' из Высоцкого. На том и остановился. Принесли гитару, народ занял места, ...ну я и выдал,

Я скачу, но я скачу иначе, по камням, по лужам, по росе...

Бег мой назван иноходью значит, по другому, не как все.

Мне набили раны на спине, я дрожу боками у воды.

Я согласен бегать в табуне, но не под седлом и без узды!

Мне сегодня предстоит бороться. Скачки! Я сегодня — фаворит.

Знаю — ставят все на иноходца, но не я — жокей на мне хрипит!

Он вонзает шпоры в ребра мне, зубоскалят первые ряды.

Я согласен бегать в табуне, но не под седлом и без узды.

Нет! Не будут золотыми горы! Я последним цель пересеку.

Я ему припомню эти шпоры, засбою, отстану на скаку.

Колокол! Жокей мой на коне, он смеется в предвкушеньи мзды.

Ох, как я бы бегал в табуне, но не под седлом и без узды!

Что со мной, что делаю, как смею — потакаю своему врагу!

Я собою просто не владею, я прийти не первым не могу!

Что же делать? Остается мне вышвырнуть жокея моего

И бежать, как будто в табуне, под седлом, в узде, но без него!

Я пришел, а он в хвосте плетется, по камням, по лужам, по росе.

Я впервые не был иноходцем, я стремился выиграть, как все!

Да, я сознавал, что и манера исполнения, и сама музыка, ее экспрессия были новы и непривычны для этого времени, но уж очень в тему пришлось, пусть не судят строго. Как говорится, 'не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет'. В данном моменте я не пианист, но суть не меняется. Слушатели приняли номер неоднозначно. Молодежь была в восторге, старшее поколение раздумывало, ждало, когда выскажется присутствующий здесь специалист, коим, без сомнения, являлся Танеев Александр Сергеевич.

— Не могу однозначно сказать, Александр, но что это оригинально, весьма оригинально, этого не отнять! — задумчиво глядя на меня, проговорил он, — эти рубленные фразы, рваный ритм ... , интересно, да, определенно интересно, а какой реализм, поразительно, просто поразительно!

И после короткой паузы продолжил, — Нам просто необходимо встретиться в более спокойной обстановке, разобрать Вашу музыку. Я, без ложной скромности должен сказать, что понимаю в музыкальных сочинениях, и определенно готов утверждать, бесспорно, у Вас талант, Александр, бесспорно. И прятать его — не дело!

— Какой там талант, Александр Сергеевич, так, на досуге, или как сейчас, в кругу друзей побренчать, вот и все, чем я располагаю. В таком ключе и поговорили несколько минут, под заинтересованными взглядами окружающих.

Определение победителя лотереи несколько затянулось, но через какое-то время было принято соломоново решение признать победителями меня и Анну Александровну. Это с одобрением было встречено гостями. К этому времени народ разогрелся, вошел во вкус, стали требовать 'продолжения банкета'. Сходу изменили условия конкурса — лотереи, кто-то предложил победителям исполнить парный номер. Ну, прям 'Поле чудес', супер игра! Предложение вполне ожидаемо было принято с восторгом.

На подготовку нам отвели минут десять, пообещав не мешать творческому процессу своим вниманием и главное, советами. Девушка, конечно, была смущена, но довольна, общение со мной доставляло ей удовольствие, да и родители, это было видно, поддерживали любимое дитя.

У нее было классическое музыкальное образование, исполнять то, что предлагала она, на мой взгляд, было несколько скучновато. Мои же предложения были чересчур уж оригинальны для этого времени. Тогда вспомнил очень старую мелодию, для моего того возраста, разумеется. Когда первый раз услышал, тронула душу, хотя и излишне слезливая, приторная, но для этого времени, в самый раз, должна подойти. И главное, по теме, уверен, должно понравиться. Анна была весьма впечатлена, когда я в полголоса напел ей два куплета, глаза ее были полны слез. Вспомнилось Шуриковское 'Птичку жалко !'. Эх, циник я законченный, однако! Нет, ну правда, должно подойти, все к мету! Мелодия не сложная, в куплетах повторяется почти полностью. Решили, она будет аккомпанировать, я же попытаюсь пропеть. Пару раз наиграли, прошлись по тексту, и вот, мы заняли места у рояля, зрители собрались вокруг, объявлен номер, первые аккорды, протяжно ...

Над землей летели лебеди Солнечным днем.

Было им светло и радостно В небе вдвоем,

И земля казалась ласковой Им в этот миг..

Вдруг по птицам кто-то выстрелил, И вырвался крик:

Что с тобой, моя любимая? Отзовись скорей.

Без любви твоей Небо все грустней.

Где же ты, моя любимая? Возвратись скорей, Красотой своею нежной Сердце мне согрей.

В небесах искал подругу он, Звал из гнезда,

Но молчанием ответила Птице беда.

Улететь в края далекие Лебедь не смог,

Потеряв подругу верную, Он стал одинок.

Ты прости меня, любимая, За чужое зло, Что мое крыло Счастье не спасло.

Ты прости меня, любимая, Что весенним днем

В небе голубом, как прежде, Нам не быть вдвоем.

('Лебединая верность', текст Андрей Дементьев, музыка Евгений Мартынов)

Нельзя сказать, что зал рыдал, нет, этого не было. Зал просто молчал. Но уж очень часто дамы подносили платочки к глазам. Да и мужчины нет нет, да и смахивали предательскую слезу. Да, эта демонстрация сентиментальности произвела впечатление, но на то и рассчитывал, время такое, '...В закатном блеске пламенеет снова лето, и только небо в голубых глазах поэта...', 'вальсы Шуберта и хруст ...' и так далее ...

Было тихо, мы с молодой Танеевой ждали реакцию на выступление, пауза затягивалась. Вера Илларионовна пришла в себя первой. Подошла ко мне, с минуту смотрела на меня, ничего не говоря, потом так же молча приобняла, встала на цыпочки и поцеловала меня в лоб.

— Ничего, мне можно, — почти шепотом, но чтобы все слышали, — меня не заревнуют!

Тут будто все очнулись.

— Браво, браво, князь!

— Это было превосходно!

— Какая сила, это просто гимн любви! Я кивком головы изобразил поклон, и жестом показывая на Анну

— Позвольте поблагодарить мою партнершу, — девушка вся зарделась, изобразила книксен, потом, видимо для верности еще поклонилась, — ее игра была просто превосходной, без этого бы у нас ничего не получилось!

И опять

— Браво, Браво! — теперь слова восхищения адресовались Анне. Гости были в полном восторге.

— Александр, Вы ведь напишите мне слова, — прошептала она, — это было так красиво, так трогательно, ...

— Конечно, Анна, я передам через Александр Сергеевича ...

— А разве ..., — тут она осеклась. Видно девушка надеялась на личную встречу, в принципе, я не против. Но официального приглашения не было. Нельзя же слова господина Танеева о том, что нам надо встретиться, принимать за это. А так все может быть, пригласят, приму, а самому навязываться — статус не позволяет.

Поймал на себе взгляд Великой княгини. Такой взгляд никак по-другому понять нельзя. Без всякого сомнения, взгляд влюбленной женщины. Тут же опустила глаза, увидев, что я тоже смотрю на нее. И тут же подняла, но теперь взгляд ее был направлен на мою партнершу. А вот этот взгляд при всем желании нельзя было назвать добрым. Супруг ее, герцог Ольденбургский, смотрел вполне доброжелательно, улыбаясь, кивнул, приглашая к разговору.

— Прекрасно, князь, прекрасно! — пожал он мне руку, когда я подошел к ним, — кстати, в первых числах августа мы устраиваем прием. Так, можно сказать приватный, будут все свои..., вот и Ольга Александровна, — кивнул он в сторону супруги, — мы официально просим Вас принять приглашение ...

— Да, Александр, — присоединилась к разговору его супруга, — Вы мало выходите в свет, слишком мало, это недопустимо! Почему вы отклоняете все приглашения?

— Почему же, вот Ваше приму с огромным удовольствием, почту за честь!

Достигнув полного согласия в этом вопросе, мы перекинулись еще парой ничего не значащих фраз, после чего я был атакован вниманием остальных гостей.

Вообще, подводя итоги этого приема, должен признать, что отношение ко мне, ожидаемо было вполне благожелательным. Я вызывал интерес, впрочем, интерес вполне понятный. И не только самим фактом своего происхождения, вернее не столько этим фактом, хотя и этого не мало, но и своими 'подвигами', получившими большой резонанс в обществе. А вот как мне самому к этому относиться, плохо это или хорошо для меня? Но приходится признать, что над этим рассуждать уже поздно. Как будут говорить в будущем, засветился, так засветился!

* * *

* * *

*

Л Ъ Т О П I С Ь У Е З Д Н А Г О Г О Р О Д А

Превращение Царского Села в императорскую резиденцию накладывает известный отпечаток на повседневную жизнь нашего города. Здесь отдельный мир, в который право на вход имеет только ограниченное число людей. Это легендарное, можно сказать, сакральное место. Для лояльных монархистов это своего рода рай, местопребывания земных богов. Для революционеров это зловещее место, где жаждущие крови тираны строят свои козни против невинного народа.

После того, как Государь император принял решение о постоянном месте жительства царской семьи в Александровском дворце, в Александровский парк публику не пускают, в остальные же — Екатерининский и Баболовский — вход для всех свободен.

В парке, более чем на трехстах гектарах зеленого бархатного луга, рассыпаны статуи, обелиски и триумфальные арки. Искусственное озеро, достаточное даже для маленьких парусных шлюпок, может быть опорожнено и наполнено, словно ванна. Чтобы охранять этот рай, ухаживать за его лугами и сажать цветы, следить за лошадьми и автомобилями, натирать полы и застилать постели, протирать хрустальную посуду, прислуживать на банкетах и в бане, одевать царских детей и делать многое другое, требовается сотни рабочих рук.

Вокруг высокой железной ограды императорского парка день и ночь несут непрерывную службу бородатые казаки в алых мундирах, черных меховых шапках, верхом и с шашками наголо. Помимо казаков, постоянный гарнизон из 500 солдат, набранных из разных полков императорской гвардии, обеспечивает караул во дворце и патрули в парке. 30 часовых постоянно стоят внутри дворца: в его вестибюлях, коридорах, на лестницах, в кухнях и даже в винных погребах. Охрана пополняется переодетыми полицейскими, которые следят за слугами, торговцами, рабочими, ведут запись всех, кто приходит и уходит.

В самом городе сохраняется чинность, тишина и порядок. Много полиции, повсюду военные. Здесь Гусарский полк, жёлтые кирасиры, стрелки императорской фамилии. Много свитских военных, конвоя, специальной дворцовой полиции и шпиков. В связи с отсутствием фабрик и заводов, рабочего люда почти нет. На улицах кроме военных видны дворцовые служащие, домовладельцы, пенсионеры, чиновники, 'благонадёжные' ремесленники, прочий проверенный люд.

(ИЗ ИСТОРИИ ЦАРСКОГО СЕЛА, ЛЕТО 1905 год.)

Это был официальный, парадный мир. Но как всегда бывает, случались и определенные накладки, недоразумения, неувязки. Иногда даже и по объективным обстоятельствам. Хотя гораздо чаще виной являлся пресловутый человеческий фактор, безалаберность, халатность конкретных лиц. И помешать этому ничто не могло. Ни необходимость усиления бдительности в связи с проживанием в городе первых лиц империи, ни общая тревожная обстановка в стране, ни близость Петербурга с его продолжающими забастовками рабочих, митингами по различным поводам, террором представителей различных радикальных течений. Ну, так в России же живем, принцип, 'авось пронесет' никто не отменял.

Поэтому порой и здесь случались знаковые происшествия, тревожащие спокойную, парадную жизнь этого чинного мирка, в местных газетах, в череде и вполне обывательских новостей об уездной жизни, и официальных объявлений о пребывании императорской семьи, нет — нет, да и проскальзывали сообщения об инцидентах, являющихся отголосками бурной политической жизни столицы.

Газета "Царскосельское дело" (еженедельная политическая, общественная и литературная газета с особым отделом, посвященным местным нуждам и интересам города Царского села и его уезда,издвалась в 1905-1916 г.г.),

раздел 'уездная и городская жизнь Царского Села в июне 1905 года'

 Торжественное освящение Образцового приюта и Школы нянь государыни имп. Александры Федоровны состоялось 1 июня. в Высочайшем присутствии. В этот день Государь Император 'всемилостивейше соизволил пожаловать архитектора Данини кавалером ордена св. Владимира IV степени во внимание к трудам по постройке здания Школы нянь в Царском Селе'.

 Его Величество Государь Император с Государыней Императрицей Александрой Федоровной изволили в среду, 03 сего июня смотреть новый военно-санитарный поезд ее имени на платформе Царского павильона.

 13 числа состоялись у нас шоссейные гонки велосипедистов. Пускались последние от угла Волхонского и Царскосельского шоссе. Дамы, собравшиеся посмотреть на "пожирателей пространства", убегали без оглядки прочь, так как некоторые гонщики явились буквально в одних декольтированных фуфайках и трико выше колен, т.е. почти голыми. Думается, что такие "гонки" удобнее всего устраивать ночью, когда никого нет кругом".

 Шестые автогонки по Волхонскому шоссе прошли 18 числа, организованные Санкт-Петербургским автоклубом, несмотря на революционные потрясения, начавшиеся в Санкт-Петербурге. Были установлены новые рекорды с двигателями малой мощности. На мотоцикле 'Минерва' 3 л. с. — среднюю скорость 69,8 км/час показал Сергей Корибут-Кубитович. На автомобиле 'Ришар-Бразье' 12 л. с. среднюю скорость — 57,7 км/час показал Константин Капустин.

 Сегодня, 21 июня в 12-м часу дня на перроне Царскосельского вокзала совершено было покушение на жизнь обер-прокурора святейшего синода К.П.Победоносцева. Когда К.П. вышел из вагона, к нему быстро направился неизвестный молодой человек и хотел выстрелить в него из револьвера. Прибывший с тем же поездом пассажир в форме поручика лейб-гвардии Кирасирского Его императорского Величества полка схватил злодея и передал в руки полиции. Только самообладание, находчивость и быстрота пассажира, отказавшегося даже назвать свое имя, избавили К.П. от смерти.

* * *

* * *

*

Вчера опять отличился представитель родного Кирасирского полка, поручик Вольф, занимающийся в моей группе. Об этом уже писали газеты и было объявлено на общеполковом построении, куда, в виду особого случая, пригласили и меня. Из списков то я не исключен, просто откомандирован. Случай на самом деле, можно сказать исключительный. Не обошлось и без моего участия, правда на этот раз лишь косвенного.

Возвращались мы с Федором Вольфом в субботу из Петербурга. Я накануне ездил Питер, надо было заскочить домой, дел накопилось и по наследству, и так, по мелочи. Федор же, по его словам, ездил проветриться, погулять, ну и на ночь остался, по всей видимости, на рюмочку утреннего кофе у какой-то молодой вдовы. Во всяком случае, по его довольному виду можно было сделать именно этот вывод. Случайно встретились на вокзале и ехали в Царское вместе. По прибытию я что то замешкался на выходе, Федор же сразу покинул вагон и ждал меня на перроне. Как сам он мне рассказывал потом, только, говорит, собрался прикурить, ожидая тебя (имеется в виду меня), вдруг чудик какой-то выскакивает, визжит, слюной брызжет, револьвером размахивает и на старикашку такого солидного кидается. Ну, говорит, я и скрутил его, применив тот хитрый прием, что ты (я то есть) показывал в прошлый раз. Честно сказать, и приемом то это назвать нельзя, так, некоторые движения, руку с оружием там поддеть вверх, чтобы случайный выстрел не попал в прохожих, зафиксировать болевым приемом, обездвижить нападавшего, а лучше подсечкой сбить с ног. Ну и конечно, контрольный удар, чтобы злодей не расслаблялся. И не задумывался, говорит, все как то само получилось, можно сказать на инстинктах.

Сам я всего этого не видел, уж очень быстро все произошло. Вышел из вагона, вижу, Федор присел, коленкой кого-то прижимает к земле и руку ему выворачивает. Рядом старик стоит в пенсне, с бледным, как мел лицом и как то растеряно смотрит на происходящее. Еще двое в пару шагах от этой компании так же застыли. Ба, да это же сам обер-прокурор Святейшего Синода (должность светского чиновника, назначавшегося императором и бывшего его представителем в Святейшем правительствующем Синоде — высшим органе церковно-государственного управления Русской церковью в синодальный период (1721-1917) .Объявлял Синоду высочайшие указы, повеления и резолюции на доклады Синода, подносил на высочайшее усмотрение доклады и определения Синода, руководил всеми учреждениями при Синоде) Константин Петрович Победоносцев! (1827-1907г.г.русский правовед, государственный деятель консервативных взглядов, действительный тайный советник. Главный идеолог контрреформ Александра III. В 1880-1905г.г.— обер-прокурора Святейшего Синода. Член Государственного совета). Судя по самой личности объекта нападения — классический террористический акт, а это значит, у злоумышленника могут быть подельники. Краем глаза убеждаюсь, что помощь Федору на первом этапе не требуется. Подскакиваю, по ходу локтем сбиваю одного рядом стоящего, второго бью сапогом в район коленной чашечки, оба падают, скуля. Кто знает, чего от них ждать, пусть лучше полежат спокойно. Оттесняю остолбеневшего и полностью потерявшего ориентацию Константина Петровича снова в вагон, прикрывая его по-стариковски щуплую фигуру своим телом. На перроне тем временем все приходит в движение, кто-то истерично закричал, к месту схватки бежит, тяжело топая подкованными сапогами и непрерывно дуя в свисток полицейский, слева, со стороны великокняжеского павильона спешат в нашу сторону два жандарма.

Ну а сама 'жертва покушения' постепенно стала приходить в себя, бледность проходит, лицо приобретает естественный цвет, глаза принимают осмысленное выражение, дыхание постепенно становится ровным. А быстро он, железный старик! Насколько я помню из истории — фигура эта насквозь реакционная, нам преподносили ее как чуть ли не символ мракобесия. Не знаю, может быть и так, но здесь я вижу обыкновенного дедка, несомненно, знающего себе цену, но отнюдь не ту зловещую личность, которая, якобы, на протяжении четверти века подавляла все прогрессивное в общественной жизни России того времени. Нормальный, такой, строгий дедок, лет под восемьдесят, при виде которого нельзя сказать, что так уж и появляется непреодолимое желание помочь ему перейти дорогу, но и откровенной жути от него не несет.

— Благодарю Вас, корнет, — едва отдышавшись, вымолвил он, — удачно как Вы тут появились, а так бы пришлось отменять встречу, на которую спешил, хм-м ..., по независящим от меня обстоятельствам! Кстати, мы не представлены друг другу, а учитывая столь деликатные объятия, — я все еще обхватывал его довольно щуплую фигуру, перекрывая доступ к возможному повторному нападению, — по моему, самое время познакомиться!

Да-а, он еще и шутить пытается, я же говорю, железный старикан!

— Прошу прощения, Константин Петрович, корнет Белагорьев, честь имею! — не выпуская его из своих 'объятий' пытаюсь изобразить что то вроде короткого поклона.

— Белогорьев, Белогорьев ..., никак князя Николая Александровича покойного сынок! Наслышан, наслышан, юноша ...! — и кивая в сторону дверей, — а тот герой кто?

— Поручик Вольф, Ваше высокопревосходительство ...

— Вольф? Вольф ... Нет, не слышал. Но должен сказать, весьма достойный молодой человек. Особенно учитывая его способность être au bon moment au bon endroit (франц. оказаться в нужно время в нужном месте), — продолжил в том же тоне Победоносцев, — особенно для меня!

На перроне же в это время жандармы и полиция развили бурную деятельность. От нашего вагона оттеснили оставшихся пассажиров и зевак, которые имеют свойство возникать будто из ниоткуда, злоумышленника перехватили у Федора подоспевшие полицейские, которыми руководил какой то субъект в цивильной одежде. Все три выхода из вокзала были взяты под охрану, в нашу сторону уже бежал жандармский ротмистр.

— Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить, — едва отдышавшись, попытался выговорить он, — ротмистр Дедюлин, помощник начальника Царскосельского уездного жандармского управления!

Это был старый знакомый, полковник Герарди представлял меня ему зимой после стычки с бандитами. Узнав его, я наконец освободил Константина Петровича из 'своих объятий'

— Здравствуйте, ротмистр, — одёрнув старомодный сюртук, спокойно ответил ему Победоносцев. И уже более строго, — потрудитесь обеспечить мне проезд, уж очень спешу, доклад у Его Императорского Величества, а тут, вон какая оказия (непредвиденный, редкий, из ряда вон выходящий случай; неожиданность), — кивая в сторону перрона.

— Так точно, Ваше высокопревосходительство, — вытянулся ротмистр, кося взглядом в мою сторону и тоже узнавая меня, — разрешите обождать всего пару минут, сейчас мне доложат ...

— Да, да, конечно, занимайтесь, я все понимаю, не смею задерживать Вас, пожалуйста. Но все же прошу поторопить своих подчинённых ...

— Так точно, Ваше высокопревосходительство!

Выходя из вагона, он разменулся с Федором. Подойдя к нам, тот не узнал обер-прокурора, так как был возбужден после всего случившегося, и не обращая на Константина Петровича никакого внимания, обратился ко мне

— Представляешь, Александр, — начал он шумно, — смотрю, совсем эти рЭволюционеры совесть потеряли, уже и на стариков кидаются! — и обращаясь к спасенному, — честь имею, уважаемый, поручик Вольф, к Вашим услугам. Надеюсь, этот негодяй не успел навредить Вам? Я уже и так, и этак моргаю Федору, украдкой киваю на Константина Петровича, закатываю глаза, пытаясь как то жестами подсказать ему о необходимости быть как то сдержаннее в выражениях, проявлять большую почтительность присутствующему здесь постороннему. Он понял, что происходит что-то не то, замолчал, недоуменно глядя то на меня, потом на Константина Петровича.

— Э-э, Александр, ...а-а ..., — не зная, как себя вести.

— Поручик, — вступил в разговор Победоносцев, — я очень признателен Вам, и поверьте, умею быть благодарным, — и протягивая руку Федору представился, — Победоносцев Константин Петрович, к Вашим услугам!

— Э-э, виноват, Ваше высокопревосходительство! — забавно было наблюдать за массивным Федором, как он самым парадоксальным образом умудрялся одновременно и тянуться 'во фрунт' и стараться выглядеть как можно незаметнее, меньше, ниже своего могущественного собеседника, — я, это ..., так сказать ...

— Да, поручик, Ваше вмешательство оказалось как нельзя своевременным, иначе, боюсь, все закончилось бы для меня весьма печально! — и уже обращаясь к нам обоим, — Так что, спасибо, орлы, спасибо, я очень благодарен Вам! — тряся по очереди нам руки. Тут в вагон зашел ротмистр Дедюлин в сопровождении двух недовольных мужчин, прожигающих меня злыми взглядами. Тех, кого я так 'деликатно' отсек от Федора, занятого террористом и обер-прокурора и при эвакуации последнего сразу после покушения. Как оказалось, это были гражданские чиновники Святейшего Синода, сопровождающие Константина Петровича на доклад к царю.

Жандарм доложил Победоносцеву об окончании предварительных 'разборок' на перроне, проведенных, так сказать, по горячим следам, сообщил, что Константина Петровича уже ожидает специально вызванная из дворцового управления карета с сопровождающими казаками из Царского Конвоя. Пожилой чиновник не пожелал выслушивать подробный отчет жандарма, отговорившись спешкой, что впрочем, даже и обрадовало ротмистра, и еще раз поблагодарив нас с Федором, откланялся и оставил нас. Я с Федором тоже не стали задерживаться надолго, ответили на его вопросы и убыли по своим делам.

Ну а в понедельник нас обоих через нарочных вызвали на общее построение в полк, где всем было объявлено, какие мы герои.

* * *

* * *

*

14 июля был назначен смотр, или как сказали бы в будущем, квалификационные испытания моей группы, по результатам которых и должно было быть принято решение о ее будущем. День святых первоверховных апостолов Петра и Павла (празднуется 12 июля), когда я должен был представить свои наработки, являлся праздничным, а значит и выходным днем, поэтому день 'презентации' и был перенесен на ближайшую пятницу. Все мероприятие я предложил провести, говоря казенным языком моего инструкторского прошлого, в виде комплексных контрольных занятий.

Полковник Герарди, а именно он должен был представлять нас высокой комиссии, имея некоторый опыт общения с начальством такого уровня, различными проверяющими и инспектирующими, внес в мой, довольно таки сухой и насквозь официальный план некоторые коррективы.

Ну, во первых, он заранее разослал по соответствующим адресам, туда, где это может быть интересно, краткое описание моих 'смертоносных поделок'. В собственной типографии корпуса жандармов было отпечатано и также по представлено соответствующим должностным лицам в виде краткой брошюры мои предложения по созданию и применению диверсионных групп. При этом не упоминая, конечно, мое авторство. Так, много объясняющая подпись 'коллектив авторов' под его руководством.

Кроме этого, учитывая, что для подобной категории высоких должностных лиц при принятии решений не последнюю роль играет внешняя атрибутика, можно сказать, зрелищность мероприятия, решили и добавить этой зрелищности, внести, так сказать, элемент шоу. И первым элементом этого шоу должны были стать показательные бои. Конечно же, с предварительной разминкой, которая тоже, моими стараниями, обещала быть зрелищной. Все действо часа на два, боюсь, если будем задерживать гостей дольше, они заскучают. За это время кроме самих боев они увидят и 'снятие часового', и 'проникновение на охраняемый объект', другие какие фокусы. Дальше по их желанию, или 'алхимические опыты', включая минирование из подручных средств, изготовление 'на коленке' разных смертоносных штучек из вполне обыденных предметов. Это тоже часа на два. Если им хватит выдержки, то следующий этап — показательные стрельбы. Но вполне возможно, этот этап будет перенесен на следующий день. Ну а в завершении, и это будет самым главным, основным для принятия решений, это то, что я должен буду быть готовым к обстоятельной беседе с теми, от кого и зависит это принятие решений. Смогу ли я довести до них свои доводы, убедить приглашенных начальников в необходимости 'узаконить' специальную группу, может даже 'обкатать' в реальном деле, благо, мест применения и моих умений, и тому немногому, чему удалось за это время обучить 'коллег', в сегодняшней России найти не трудно. Если уж совсем предаваться мечтам и строить планы, то, к примеру, в Прибалтике можно попрактиковаться, на Кавказе. Хотя там, объективности ради надо признать, рановато еще. И не только имея в виду нашу подготовку, но и знание местной специфики не в меньшей степени.

Эка, куда меня занесло с планированием. Как бы не получилось, как в той поговорке о способе насмешить Бога (Если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах). Пора опуститься на землю и задуматься о насущном. А насущное в данный момент — это встреча высокой комиссии и смотр.

А встречать гостей и показывать себя на первом этапе 'презентации' предстояло в зале Придворного манежа, где мы и тренировались и проводили занятия.

По словам Бориса Андреевича, комиссия ожидалась хоть и немногочисленная, но весьма представительная. А вот о ее персональном составе даже гадать и прогнозировать не приходится. Уж очень интересное время наступает.

Русско-японская война, хотя и завершается не столь катастрофически для России, как представлялась еще буквально три-четыре месяца назад, дело спасли дипломаты, в том числе это и заслуга покойного отца, весьма наглядно показала истинное состояние дел в российской армии. Органы военного управления, вся военная политика империи, сама военная мысль нуждалась по меньшей мере в пересмотре самой оборонной стратегии, определении новых целей, а следовательно и выработке иных тактических приемов. Кроме этого обстановка в самой Империи, события в Прибалтике, на Кавказе, в Польше, все больше заставляли задумываться о такой досель крамольной мысли, как применение армии не только против внешних врагов, но и для наведения порядка и внутри страны. И эта реорганизация происходила буквально в эти дни. Создаются новые органы управления и реорганизуются старые, перераспределяются полномочия и ответственность между ними, на высокие должности назначаются новые лица.

Поэтому и предугадать состав комиссии весьма затруднительно. Будет ли это военный министр, а может начальник Генерального штаба, возможно Трепова Дмитрия Федоровича (шеф жандармов) привлекут. Ну а там, учитывая мою 'засветку' в высших кругах, не исключена вероятность визита и 'гражданских' сановников (хотя в империи сановников называть однозначно 'гражданскими', даже если удастся таких найти, можно очень условно), с последующим их докладом императору. Последнее слово всё равно будет за ним.

И вот, пятница, но не 13, а всего лишь 16 июля, 'условно' спортивный зал в Придворном манеже.

К небольшому скверу перед Пальмовой теплицей гости стали прибывать почти одновременно. Подъехали Великий князь Николай Николаевич младший, председатель буквально на днях созданного Совета Государственной обороны с исправляющим обязанности военного министра генералом Редигером. Почти следом генерал-лейтенант Палицын, всего лишь неделей ранее назначенный начальником вновь созданного Главного управления Генерального штаба (в результате преобразований военной области в 1905 году образовано Главное управление Генерального штаба, высший орган оперативно-стратегического управления ВС Российской империи, выведенный из прямого подчинения Военного Министерства, ведало, в том числе, военной разведкой и контразведкой).

Остановились перекурить у входа в манеж, ожидая задерживающихся и собираясь полным составом. Почти сразу к ним присоединился командующий отдельным корпусом жандармов генерал-майор Трепов. Вот все они вместе тепло приветствуют министра двора барона Фредерикс Владимира Борисовича. Борис Андреевич занимает их беседами 'за жизнь' и постепенно вводит в курс дела. Оказывается, не все они ясно представляют, почему, собственно в самых высших кругах им настоятельно рекомендовали посетить сие мероприятие. Судя по их вопросам и особенно по недовольным лицам, по их мнению, в своих кабинетах, на своих рабочих местах, они бы с большей пользой провели бы это время. Несомненно, это так и есть. Наверное. Но все они люди военные, тем более в таких высоких чинах. Назначено место, определена задача, извольте исполнять! Вот они и исполняют.

Именитые гости чинно расселись за небольшим столиком, сопровождающие их адъютанты и порученцы — по скамьям вдоль стены.

Как то незаметно к ним присоединился генерал от медицины Бехтерев. Владимир Михайлович уже во время выступления Бориса Андреевича скромно вошел и присел на скамью у самого входа, приветливо кивнув мне. Как раз в это время полковник Герарди вкратце вводил гостей в курс дела, рассказав о планах по созданию 'особой группы', предполагаемых задачах, которые должно решать вновь создаваемое подразделение и что вообще сегодня предстоит им увидеть. Представил меня, как 'старшего' группы, предложив при этом задавать вопросы непосредственно, как он выразился, главному инициатору ее создания.

Меня узнали, но это не сильно прибавило оптимизма 'высокой комиссии'. Ну не выглядел я солидно, несмотря на 'проявленные подвиги', о которых, конечно же, осведомлены были присутствующие. Да, герой, спасший царя, да, что то слышали об 'эпопеи' с бандитами. Недавно говорят, опять отличился во время покушения на Побеносцева. Весьма активный юноша. Вот именно, юноша! Ну что дельного может рассказать молодой корнет таким умудренным 'зубрам'? Показать искусство силовой борьбы? Ну, так тут специфика другая, лавры Поддубного и Заикина (известные русские борцы конца XIX — первой половины ХХ века) здесь не очень востребованы.

Вопросы были общие, так, для проформы, совсем уж героя игнорировать как то не стоит. Вскоре перешли к самим показательным занятиям. Начали с разминки. Гости честно пытались сдерживать снисходительные улыбки на своих лицах, всем своим видом демонстрируя скептицизм.

— Ко-гх-нет, — первым не выдержал Великий князь Николай Николаевич, — я конечно люблю балет, но, м-м-м, знаете ли, п— х -едпочитаю в женском исполнении!

Их улыбки можно понять, они ожидали увидеть качающих мышцы спортсменов, в крайнем случае 'толкания' и 'захваты' единоборцев, а здесь растяжки, кувырки, приседания. Действительно, на первый взгляд, все это более уместно на разминке балетной труппы. Конечно же, специалист увидит здесь и приемы, развивающие быстроту реакций, и улучшающие координацию движений, выносливость. Но таких специалистов здесь не наблюдается.

— Это всего лишь разминка, Ваше Императорское Высочество, сейчас же, позвольте приступить к самой демонстрации ...

— Конечно же, ко-гх-нет, конечно, не тяните время, по-хг-а уже ..., — он демонстративно, достав из кармана часы, щелкнул крышкой.

— Господа офицеры, — привлек я внимание группы, — закончить разминку, прошу встать в строй! Первыми выпустил две пары, на мой взгляд, наиболее подготовленных для этого показа, Петю Ольхового с Федором Вольфом и поручика Свиридова из Преображенского полка с Ивановым из 4 лейб-гвардии стрелкового, по габаритам они подходили друг к другу. И надо сказать, они не подвели, было на что посмотреть. Жесткие захваты плавно перетекали в серии болевых и удушающих приемов, мощные броски тут же стремительно сменялись резкими выпадами руками и ногами из казалось бы, не мысленных позиций. Особенно, и это было видно по их лицам, гостей впечатлило условное добивание поверженного противника, резкий удар рукой или ногой из стойки, остановленный буквально в сантиметре от головы 'оппонента'. Так сказать, финальный аккорд очередной серии, в котором виделась какая то дикая красота в этой чудовищной жесткости, на грани жестокости, какая то боевая грация, изящность в этих, хоть и резких, но плавных и грациозных движениях бойцов. И все это сопровождалось моими пояснениями в ходе схваток о цели того или иного движения, приема, его ценности и уникальности.

Ну и 'добил' гостей мой спарринг сразу с тремя противниками. Здесь уже я показал себя во всей красе. На меня нападали и с ножом, и с кинжалом, и с шашкой. Нападали по одному и вдвоем, и парой и сразу всей тройкой. Я же показывал технику перехвата, атакуя в ответ, 'условно нанося' противникам резкие и эффективные удары. Не забывая при этом, конечно, когда это было возможно, комментировать свои действия. По тому, как гости смотрели на бойцов, было видно, что увиденное, по меньшей мере, поразило их. Скептические улыбки почти сразу сменились сначала недоумением, а потом и восторгом. Это были мужчины, воины и их не могла не привести в восторг настоящая красота схваток, которые они наблюдали. А это и была та подлинная красота, которую могут оценить мужчины на подсознательном уровне, вне зависимости от их происхождения, статуса и возраста. Это как зов предков, память крови. Это идет из глубин веков, когда само право на жизнь завоевывалось способностью одолеть врага наиболее эффективным способом. А что может быть красивее, чем эффектный способ этого?

В зале повисла тишина. Первым ее нарушил опять Великий князь Николай Николаевич:

— Да, ко-гх-нет, — грассируя, произнес он, — впечатлили Вы нас, впечатлили, это было сильно!

— Браво, Александр, браво! — Владимир Борисович, на правах старого друга семьи обратился ко мне по имени, — это было замечательно ...

Остальные гости стали о чем — то перешептываться между собой, очевидно разбирая разные моменты 'представления. Я заметил, что профессор Бехтерев совсем не принимал участия в этих перешептываниях, весь 'уйдя в себя', только изредка что — то по ходу всего 'действа' записывая в свою тетрадь, что он держал перед собой.

— А что, господин корнет, — с какой то иронией в голосе спросил генерал Палицын (Фёдор Фёдорович Палицын (1851 -1923г.г., русский военный деятель, генерал от инфантерии, начальник Главного управления Генерального штаба, полный кавалер ордена Святого Владимира), — и что нового Вы предлагаете в стратегическом, так сказать, — он снисходительно улыбнулся, — плане. То, что Вы и Ваши коллеги показали нам, это, конечно, впечатлило, этого не отнять. Но думаю, что пластуны — казачки так же, при желании могут продемонстрировать подобное. Может и не так зрелищно, — он опять улыбнулся, — но на поле боя, знаете, ли, нужна не зрелищность, а нечто другое, пусть и не такое красивое. — Да, господин корнет, — добавил молчавший до этого генерал Редигер (Алексаандр Фёдоровичд Редигер 1853-1920г.г.,российский военный деятель, генерал, участник русско-турецкой войны 1877-1878 годов, член Государственного совета, 1905 — 1909 г.г. военный министр Российской империи), война, к Вашему сведению, это хоть и искусство, но несколько в другой области, ближе к драме, так сказать ..., — он сделал небольшую паузу и кивнул в сторону зала, где группа, закончив занятия, по укоренившийся военной привычке, построилась в шеренгу, — я согласен с Федором Федоровичем, что нового Вы хотели нам показать, ведь не только же эти, без всякого сомнения, весьма значительные способности и Ваши лично, и Ваших подопечных ... ?

— Господа, господа, — вмешался шеф жандармов, — давайте не делать поспешных выводов, — по всей видимости, он, как и полковник Герарди, и профессор Бехтерев, был в какой-то мере в курсе моей 'исключительности'. Может и без подробностей, а как говорится, 'в части касающейся', все таки по должности положено. Поэтому и попытался сгладить ситуацию, — я так понял, что это все прелюдия, так сказать, введение нас в проблему, — он пристально взглянул на меня и продолжил, — я думаю, корнету есть, что сказать нам помимо всего этого представления, — и обращаясь непосредственно ко мне, — не правда ли, Александр Владимирович? Великий князь удивленно посмотрел на него, обернувшись всем корпусом, но промолчал.

— Ну а что, господа, — растерянно и с какой-то детской непосредственностью выдал милый Владимир Борисович, — и чем Вы недовольны, Его Величество настоятельно рекомендовал со всем вниманием отнестись к предложениям Александра, а я смотрю, и впрямь, показывает он поистине capacités phénoménales (франц. феноменальные способности).

На мгновение в зале повисла тишина, Николай Николаевич недовольно поморщился, остальные постарались скрыть недовольство на своих лицах.

Старый барон по своей наивности, это вероятно уже старческое, выдал секрет Полишинеля (фразеологическое выражение, обозначающее секрет, который всем и так известен, секрет — на весь свет), вслух произнеся то, что было и так ясно. Да, всем им настоятельно рекомендовали посетить сие мероприятие и выслушать молодого корнета. Кому это было высказано лично, кому через вторые руки, но было понятно, игнорировать эту 'просьбу' весьма чревато. И не только потому, что рекомендации эти шли от самого государя. Вернее, не только и несколько потому. Всем им явственно дали понять, что рекомендация эта исходит от самой ...! А всем известно, что государыня — императрица Александра Федоровна — дама не злопамятная, отнюдь! Но очень не любит, когда рекомендации ее царственного супруга, тем более отданные по ее совету, и даже высказанные не прямо, а завуалировано, не принимаются немедленно к исполнению. Нет, ничего такого, но на карьере такого 'непонимающего' чиновника это отразится непременно. Да что там чиновника, тут вон родной дядя императора, Великий Князь Владимир Александрович (1847-1909 г.г., Великий Князь, младший сын императора Алексндра II, командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа), несмотря на все уважение к нему императора, граничащее порой даже с преклонением, говорят, со дня на день лишится своей должности и подвергнется опале. Причина весьма простая, а именно, младший сын Великого Князя, Кирилл Владимирович (1876-1938 г.г., Великий Князь, второй сын Великого Князя Владимира Александровича, третьего сына императора Александра II, и великой княгини Марии Павловны, двоюродный брат Николая II.Несмотря на то, что после февральской революции поддержал свержение самодержавия и одно время даже щеголял с красным бантом на груди, находясь в эмиграции, 31 августа 1924 года превозгласил себя императором Всероссийским под именем Кирилла I.В настоящее время его наследники имеют юридически равнозначный титул Главы Российского Императорского Дома) 'всего лишь' не только не внял совету прекратить отношения, длившиеся уже несколько лет со своей возлюбленной, принцессой Викторией-Мелитой Саксен-Кобург-Готской, по странному совпадению оказавшейся разведенкой, бывшей женой родного брата государыни-императрицы, Великого Герцога Гессенского и Рейнского Эрнста Людвига Гессенского, но даже собирается вступить с ней в законный брак. Императрица посчитала себя оскорбленной даже не столько самим этим фактом, сколько причиной, объявленной невесткой для развода. Любовники не нашли ничего лучшего, как обвинить Великого Герцога Эрнста ... в гомосексуализме! А то, что бывшие супруги имели двоих детей — не являлось доказательством 'нормальности' герцога. Надо сказать, вариант получился беспроигрышным. Вы вот можете себе представить, что Великий Герцог будет бегать по всей Европе и доказывать, что он не педераст? С другой стороны и Александру Федоровну можно понять! Вот Владимир Александрович и почувствовал 'незлопамятность' императрицы. Ну а что, раз не смог убедить родного сына в нежелательности этой связи ..., а может и не захотел ... ? Есть повод засомневаться в благонадежности!

Так что причина как минимум посетить Манеж и выслушать нового фаворита царской семьи, а что это возможный фаворит, весьма вероятно, у присутствующих была. Но вот признаться в том, что они вынуждены отрываться от 'важных дел' и отправляться смотреть на борцовские поединки молодых офицеров, хотя надо признать, это было довольно таки занимательно, было неприятно. А тут старый маразматик, которого очень ценит царская семья, выражается об этом так прямолинейно! И главное, абсолютно не понимает, почему это все переглядываются с недовольным видом.

Возникшую неловкость спас начальник царской полиции полковник Герарди Борис Андреевич, тактично переведя разговор на другую тему. Он просто предложил высоким гостям, без помощников и адъютантов пройти в отдельную комнату, чтобы более конкретно ознакомится с 'предложением о создании диверсионных групп'.

* * *

* * *

*

— Ну-с, господа, — Николай перестав читать, отложил несколько верхних листков, захлопнул бювар (англ. blotting pad — настольная папка, род портфеля или тетради с листами) и посмотрел на присутствующих, — что Вы имеете добавить мне по данному делу ... ?

Присутствующие на 'показательных занятиях' должностные лица по итогам своего визита уже высказали письменно свои мнения об увиденном, но государь — император соизволил лично выслушать доклады лиц, 'посвящённых в тайну, связанную с князем Белогорьевым'. В рабочем кабинете императора в Александровском дворце, перед огромным письменным столом за которым и сидел хозяин кабинета, стояли те, кто был посвящен в эту тайну.

— Владимир Михайлович, — обратился он к Бехтереву, — предлагаю начать с Вас, — недолго помолчал и продолжил, — что Вы скажите об увиденном? и пожалуйста, подробно, ...

— Так точно, Ваше Императорское Величество, — профессор, хотя и сугубо гражданский по своей натуре человек, но все же в генеральском чине и форме, непроизвольно подтянулся и одёрнул полы мундира, — исходя из моих обязанностей по 'специальному отделу Департамента', я уже чуть более полугода наблюдаю за этим, можно сказать, выдающимся явлением и уже имел честь докладывать Вашему Императорскому Величеству свои выводы по этим наблюдениям.

Профессор сделал короткую паузу, глубоко вздохнул и продолжил

— Осмелюсь еще раз напомнить, это выдающийся случай, который требует весьма пристального изучения! И должен сказать, что увиденное вчера полностью подтверждает мои предыдущие выводы. Мы имеем дело не просто с заменой одной личности другой, подобное, согласно сведениям из архивов отдела, хоть и уникально само по себе, но, тем не менее, эти случаи известны науке. Здесь же, а я вынужден признать свое прежнее некоторое заблуждение, не просто органичное слияние двух отдельных личностей, как я предполагал ранее, — Владимир Михайлович с победным видом обвел взглядом присутствующих, — здесь мы имеем, а я полностью убежден в этом, это ... одна личность! Да, да, Ваше Императорское Величество, несомненно, одна личность!

Император чуть улыбнулся одними уголками губ столь горячему выступлению профессора

— И что это нам дает, уважаемый Владимир Михайлович?

— Ну как же, Ваше императорское Величество! — Бехтерев чуть ли не подпрыгнул от возбуждения, — это же, это же значит ..., да это много чего значит, Ваше императорское Величество!

— Позвольте, Владимир Михайлович, — первым сообразил генерал Трепов, — Вы разрешите? — он посмотрел на Николая.

— Да, да, Дмитрий Федорович, пожалуйста ...

— Ничего не понимаю, Владимир Михайлович, Вы говорите, — шеф жандармов повернулся к Бехтереву, — что молодой князь Белогорьев на самом деле именно им и является?

— Совершенно так, Дмитрий Федорович, именно ... !

— Ну а в чем тогда, как Вы говорите, уникальность всего этого? — он обвел взглядом присутствующих. Николай откинулся в кресле и тоже вопросительно посмотрел на профессора.

— Ну как же Вы не понимаете, господа, — воскликнул профессор, — это же какие возможности! — Но видя недоумение в глазах собеседников стушевался и через минуту продолжил уже более спокойным тоном.

— Совершенно точно можно утверждать, в сознании молодого князя Александра Белогорьева нынешнего времени присутствует, если так можно выразится, сознание Александра Белогорьева какого либо другого времени.

Он вновь обвел взглядом присутствующих, как бы желая убедиться, поняли ли они его.

— Так это что значит, Владимир Михайлович, — первым отреагировал на это разъяснение Николай, — я так понимаю, что в теле этого молодого человека уживаются две личности, х — м, да, князя Александра Белогорьева и другого, но в тоже время и того же самого Александра Белогорьева? — он вопросительно посмотрел на Бехтерева, — что то Вы нас вконец запутали, уважаемый профессор!

Бехтерев тяжело вздохнул, обведя взглядом на собеседников ...

— Я думаю, — продолжил император, — Владимиру Михайловичу придется действительно подробнее разъяснить нам суть происходящего, — и усмехнувшись, соизволил пошутить: — уж такие, оказывается непонятливые студиузы здесь собрались! — и вновь посмотрел на профессора, ожидая продолжения его объяснения.

— Если позволите, Ваше Императорское Величество, — уже спокойно начал Владимир Михайлович, — то я изложу по порядку

И дождавшись утвердительного кивка продолжил

— И так, что мы имеем? — спросил он, и сам же ответил, — а имеем мы следующее: молодой князь Белогорьев, а что это именно он, это априори (лат. a priori — буквально 'от предшествующего' — знание, полученное до опыта и независимо от него), в этом сомневаться не приходится, и я буду исходить именно из этого. Так вот, после ранения, полученного во время событий 9 го января, и пережитой после этого клинической смерти, данный individuum (латинс.неделимый — отдельный организм, который существует самостоятельно, в частности человек, личность) стал вести себя несколько необычно для себя прежнего. Нет, его поведение не изменилось кардинально, в рассудке его тоже сомневаться не приходится. Да, окружающие обратили внимание на эти изменения, но это можно было отнести к некого рода чудачествам и списать на молодость и эксцентричность, свойственную его возрасту. При всем при том, при этих изменениях в поведении, это был, несомненно, тот же молодой князь. Просто у него, помимо изменения характера, привычек, обнаружились новые знания и умения, досель не только не имеющиеся у него, но порой и неизвестные в нашем времени. При этом необходимо отметить, что это именно новые знания и умения, но у ТОГО же князя Александра Белогорьева, родившего в 1884 году от рождества Христова.

Присутствующие внимательно слушали генерала от науки, не прерывая его рассказ своими вопросами.

— Я с самого начала этой истории наблюдаю за этим молодым человеком, имел несколько бесед с ним разной продолжительности, последнюю — вчера, после так называемой тренировки, — он сделал небольшую паузу, — и полностью утвердился во мнении, что в теле, если это слово понимать как м-м— сосуд, оболочку, вместилище, если хотите, души, вполне себе мирно уживаются две личности одного individuum, живущих, а вернее сказать, существующих, в разных, простите, временах, или, если позволите, в разных ипостасях.

Он замолчал, о чем-то задумавшись, кивнул сам себе, и очевидно придя к какому то выводу, продолжил

— Нет, скорее всего, в том мире эта оболочка умерла, а личность осталась, вот и произошло это слияние.

Надо сказать, и профессор, глядя на собеседников это ясно видел, присутствующим все эти объяснения были мало понятны. Он еще раз вздохнув, продолжил

— Как я уже отмечал, да и сам Белогорьев хотя и косвенно, это подтверждает, в этом теле находятся две личности, вернее два сознания. Но дело в том, что абсолютно чужое сознание никак не смогло бы полностью слиться с сознанием, уже имевшимся в данной оболочке. Я уже не говорю о неизбежном конфликте при этом, неминуемо приведшим бы к потере рассудка individuumа. Но предположим невероятное, что две личности как бы ужились. Но даже и в этом случае не просто само поведение, а и обычные естественные телодвижения Белогорьева были бы абсолютно другими. Господин Павлов (Иван Петрович Павлов,1849 -1936г.г., русский и советский учёный, физиолог, создатель науки о высшей нервной деятельности, лауреат Нобелевской премии по физиологии или медицине 1904 года) очень убедительно доказал, что простейшие движения живой организм проделывает без включения мыслительного процесса, на так называемых рефлексах (от лат. Reflexus-отражённый — стандартная, одинаковая в разных условиях реакция живого организма на какое-либо воздействие (раздражитель), проходящая с участием рецепторов и под управлением нервной системы), а они, в свою очередь, переходя в привычки, развиваются, совершенствуются не один год. Вот Вы, к примеру, проходя мимо церкви, совершенно естественно осеняете себя крестом, порой не задумываясь об этом, будучи погруженным в свои мысли. А можете себе представить, ну например, мальчонку магометанина их какого далекого дикого горного аула, никогда не видевшего других людей, и вдруг попавшего в Петербург и проходящего мимо Казанского собора, чтобы он так же не задумываясь, перекрестился? При всей своей вере в божественный промысел, думаю, что пример превращения воинствующего грешника Савла в апостола Павла здесь бы не повторился (Римский гражданин из знатной иудейской семьи Савл участвовал в преследовании первых христиан. На пути в Дамаск от внезапного ярчайшего света с неба ослеп, но услышав укоризненный голос Иисуса, уверовал в Него. В результате этого исцелился и стал проповедовать учение Христа под именем Павла. Вместе с апостолом Петром признан 'первоверховным' апостолом)

Присутствующие, вероятно представив эту картину, чуть заметно улыбнулись и Владимир Михайлович продолжил

— Иными словами, если бы это были две не связанные между собой личности, это обязательно отразилось бы на том, как он двигается, на его речь, наконец, на другие элементарные вещи, которые мы делаем, не задумавшись, рефлекторно. Его речь была бы отрывиста, движения как бы скачущие, прыгающие, ну, как допустим, изображения, что мы видим в синематографе. Здесь же мы наблюдаем движения плавные, естественные, я бы сказал, опять же рефлекторные, отточенные, смею думать не за один год. Движения, если говорить о конкретном случае, профессионала, для которого военное дело и все, что с этим связано и очевидно, не раз побывавшего в смертельных переделках, стало просто нормой жизни. Но опять же это ни в коем случае не движения молодого рафинированного корнета, визуально стоящего перед нами, они не могли принадлежать ему, прежнему.

И после короткой паузы,

-Да и мысли и поступки его не соответствуют, я думаю, мыслям и поступкам, присущим ему же до того памятного случая.

В кабинете ненадолго повисла тишина, присутствующие пытались осмыслить то, что им рассказал профессор.

— Я Вас правильно понимаю, Владимир Михайлович, — первым нарушил молчание государь — император,

— Вы хотите сказать, что эта вторая сущность личности Белогорьева принадлежит ему же, но живущему в другой реальности? Уж очень фантастически это звучит, господа, чтобы быть правдой, — скептически заметил он, — Как такое может быть?

— Не знаю, Ваше Императорское Величество, не знаю! — развел руками профессор, — божественный ли промысел это или иное какое чудо. Проверить эмпирически это не возможно, наука тут бессильна. Сознание человека — это такой массив неизведанного, полностью изучить который, думаю, не удастся никогда.

— Да, Владимир Михайлович, нагнали Вы тут тумана. Ну да ладно, оставим пока научную сторону, у нас еще будет время обсудить это. А что скажете Вы, господа, — обратился он к 'представителям спец. служб', — обо всем этом? Дмитрий Федорович, ...

— Звучит это все, конечно фантастически, Ваше Императорское Величество, если бы сам не увидел, ни за чтобы не поверил, но научную сторону данного феномена комментировать не готов, это епархия уважаемого Владимира Михайловича, — он на мгновение задумался, — остановлюсь на его 'специфических' предложениях. Должен отметить, некоторые моменты, изложенные корнетом весьма интересны. Его предложения о тактике борьбы с так называемыми 'лесными братьями' в Прибалтийских губерниях, с бунтовщиками в Польше и абреками (люди, ушедшие в горы, живущий вне власти и закона, ведущие партизанско-разбойничий образ жизни.Термин был распространён на Кавказе и в Закавказье)на Кавказе заслуживают внимания и мы уже работаем над этим. Весьма странно, конечно, слышать такое из уст молодого корнета, здесь чувствуется немалый опыт истинного профессионала. И в связи с этим, Владимир Михайлович, — повернулся он к Бехтереву, — никак нельзя определить, в каком мире жил тот второй Белогорьев, откуда он прибыл в наше время? Было бы весьма интересно более подробно обсудить с ним все эти вопросы.

Взоры присутствующих вновь обратились на Бехтерева.

— Конечно, выяснить можно, но с одним условием, он сам должен сказать это. Помимо его воли это узнать никак нельзя, — он ненадолго задумался, повисла пауза, — поймите, Дмитрий Федорович, внешность обманчива! Вы видите перед собой молодого корнета, рафинированного аристократа. Но это маска, оболочка, как я уже говорил! Борис Андреевич не даст соврать, — он повернулся к Герарди, как бы ожидая от него подтверждения своих слов, — это очень серьезный собеседник, знающий себе цену и уверен, х — мм, знаете, были попытки, — хмыкнул он, — не подающийся внушению. Я не вижу, Ваше Императорское Величество, — опять обратился он к государю, — способа заставить его сделать что либо без его воли. Если, конечно, хотим и дальше продолжать работать с ним, — уточнил он свою мысль.

На антресолях послышался какой то шорох и сдерживаемое покашливание (помещение 'большого' или 'нового' кабинета Николая II в Александровском дворце Царского Села оформлено было таким образом, что из него был выполнен переход через антресоли на половину императрицы, которая, зачастую, могла слушать доклады сановников государю — императору). Присутствующие, будучи осведомлены о привычке императрицы иногда 'инкогнито' присутствовать на докладах своему царственному супругу, сделали вид, что не слышат этот скрип и кряхтение. Лишь Николай с неудовольствием покосился в сторону раздавшего шума.

— Я услышал Вас, Дмитрий Федорович, — кивнул он шефу жандармов и обратился к полковнику Герарди, — Борис Андреевич, что Вы скажите нам?

— Да, Ваше Императорское Величество, осмелюсь доложить, — прищёлкнув каблуками и вытянувшись в струнку, начал доклад полковник, — мне было поручено наблюдение за данным лицом. По докладу офицеров L и N, приятельтсвующих с корнетом и входящих в состав его 'специальной группы', крамольных высказываний о существующим строе от него слышать им не приходилось. По моей просьбе они специально начинали разговор о революционном движении с целью выяснить его позицию по этим вопросам.

На антресолях опять послышался какой-то шорох, Герарди невольно скосил взгляд в сторону шума, Николай недовольно поморщился, остальные присутствующие опять ничего 'не услышали'.

— О главарях антиправительственных выступлений высказывался пренебрежительно, называя их, — он посмотрел в свои записи и зачитал, — 'подлыми либерастами, торгующими оптом и в розницу страной', боевиков — 'кровавыми маньяками', а выступления на окраинах империи — 'националистическими выступлениями, ничего общего не имеющими с борьбой за счастье народа'. Развивать свои мысли по этому поводу не стал, но выражение лица при этом становилось злым. Думаю, здесь что то личное, даже не имея в виду убийство отца, князя Николая Белогорьева ...

Полковник чуть ослабил позу, переступил с ноги на ногу, будто ожидая вопросов, но так и не дождавшись их, продолжил

— Расследование, по Вашему указанию проведенное в относительной секретности, негласно, относительно убийства главаря бандитов в Царском Селе в феврале ..., — он бросил взгляд на своих спутников, как бы сомневаясь, стоит ли говорить при них, и после небольшой паузы продолжил, — ... тут я с полной уверенностью могу сказать, это сделал именно корнет. В этом у меня нет никакого сомнения. По докладу ...

— Да, я понял Вас, Борис Андреевич, — перебил его император, — оставим это на потом, у нас еще будет время поговорить об этом. Продолжайте, пожалуйста, что интересного еще выяснили о юном князе с помощью его ближнего окружения?

— Стоит отметить, в общении с нижними чинами, по сравнению с периодом до своего ранения, стал вести себя, как бы это сказать, более душевнее, что ли, хотя и раньше грубости по отношении к ним не допускал, чуть ли не на равных, не опускаясь, конечно, до панибратства. При этом необходимо отметить, поведение это для него, по всей видимости, вполне естественно.

Он опять слал небольшую паузу, его никто не перебивал, отдышался и продолжил

— С домашней прислугой ведет себя ровно, отмечается привязанность к сынишке домашней работнице в доме в Царском. Со старой прислугой в фамильном особняке особых изменений после ранения не наблюдается. Но здесь особый случай, он, фактически, вырос на их руках, ...

— Что-то еще, полковник? — вдруг прервал его государь, и видя замешательство на лице Герарди, уточнил, — как мне докладывают, это чуть ли не Марс (в римской мифологии — бог войны) современный. Так ли это на самом деле? -

Совершенно верно, Ваше Императорское Величество, — в вопросе единоборств, должен отметить, ему нет равных, — и тут же уточнил, — особенно в том, что связано с обезвреживанием противника.

Он немного помолчал, и видя, что присутствующие ждут разъяснений, продолжил

— Такое впечатление, что он сам и есть самое совершенное орудие убийства. Что он вытворяет на своих тренировках — это просто уму непостижимо! Если сказать коротко, все предельно жестко, эффективно и как бы ни парадоксально не звучало, по своему красиво.

— Но как же, полковник, — перебил его государь, — как мне рассказывал любезный дядюшка (Великий князь Владимир Александрович), на том знаменитом boxing competition (соревнование по боксу, франц.) он, помниться победил не единолично, лавры победителя были разделены с его opponens (латин.возражающий).

— Да, Ваше Императорское Величество, совершенно верно, — согласился Герарди, — но как он сам признался, вот, — нашел он нужную запись в своей книге и зачитал, — его цитата, извольте, — ' ... здесь же спорт, определенные правила. Но я запрограммирован не бороться, а убивать. Убивать любым способом и любой ценой', — и добавил, — ' ...правило тут одно — никаких правил'.

— Да, интересно сказано! Тут смотрю, уже не Марс получается, — усмехнулся Николай, — а целый Арес (в древнегреческой мифологии бог войны. Отличаясь вероломством и хитростью, предпочитал войну коварную и кровавую, войну ради самой войны. В литературе отождествлялся с самим понятием войны и смертоносным оружием) выглядывает!

Присутствующие сдержанными улыбками угодливо поддержали усмешку государя. Борис Андреевич бросил взгляд на Трепова, как бы ожидая его поддержки, и продолжил

— Здесь, Ваше Императорское Величество, скорее он — мужское воплощение Афины Паллады (в древнегреческой мифологии богиня честной и справедливой войны, антипод вероломного и коварного Ареса), — и тоже позволил себе ответить улыбкой государю.

— Давайте, полковник, оставим excursus (латинс.отступление от главной темы изложения для освещения побочного или дополнительного вопроса) в мифологию и вернемся к нашему корнету, или кто он там, на самом деле! — одёрнул Николай полковника, — у Вас еще что есть сказать?

— Да, Ваше Императорское Величество, прошу простить, — Герарди чуть слышно щелкнул каблуками и коротким кивком изобразил поклон государю, — так вот, то, что он показывает на своих 'тренировках', как сам он называет эти занятия, это что то! И это при том, что он явно сдерживает свои умения, беспокоясь о соперниках. Я даже не уверен, действовал ли он в полную силу при нападении на него зимой.

Полковник опять замолчал, ожидая вопросов и не дождавшись их, продолжил

— Отдельно хочу сказать об огневой подготовке. Впервые он проявил себя на дуэли с князем Эристави...

Государь нахмурился, вспоминая, как возмущалась Аликс (императрица Александра Федоровна) о поведении ' ... наглово корнета, компрометирующего милую Мэри Шервашидзе, новую ее фрейлину...'. Правда, после геройского поступка этого самого корнета на Пасху, это ее возмущение поменялось на прямо противоположное. Ну да, сам он тоже выразил тогда свое неудовольствие командиру этого молодого офицера, тогда еще полковнику Рауху о недопустимости решения подобных вопросов подобными методами. Ну а форменный démarche (франц. протест), устроенный маменькой по этому поводу? Как оказалось, дядя молодой фрейлины и родственник второго участника дуэли штабс — капитана Эристави (они там, у у себя на Кавказе, все родственники), князь Георгий Шервашидзе! (обер-гофмейстер (заведовал двором и канцелярией) императрицы-матери.С 1907 года — гражданский муж Марии Федоровны, в 1917 году вступил с ней в морганический брак). Да уж, какие страсти тогда кипели! Он и не припомнит, когда до этого еще эти две самые родные для него женщины объединились бы в своем желании 'показать мальчишке его место'! А как оказалось, тот 'мальчишка' совсем не прост!

— Продолжайте, полковник, — отвлекся от своих воспоминаний государь

— Так точно, Ваше Императорское Величество, вновь заговорил Герарди, — выстрел молодого князя оказался весьма удачным, штабс-капитан получил ранение, не позволяющее продолжать дуэль, но серьезно он не пострадал, лишившись лишь части мизинца. По рассказам очевидцев, присутствующих на дуэли других лиц, знакомых с сутью этого случая, произошла весьма приятная случайность. Ведь действительно, трудно поверить в умысел корнета закончить дуэль именно таким образом.

Присутствующие внимательно слушали Бориса Андреевича.

— Уже потом, присутствуя на стрельбах, которые проводил корнет, — с каким-то даже торжеством, словно это его личная заслуга, продолжил доклад Герарди, — я пришел к неоспоримому выводу. Да, я уверен, как бы это фантастически не звучало, но корнет специально выстрелил именно туда, куда и планировал, именно в рукоятку пистолета, при этом с минимальным ущербом для своего vis-а-vis! То, что он вытворяет на стрельбище — это просто цирк какой, это просто какое-то чудо! Такое впечатление, что он образует одно целое с любым огнестрельным оружием и вопрос поразить или не поразить цель является для него риторическим!

— Хм-м, полковник, — улыбнулся государь, — Вы, я вижу, сами под впечатлением молодого корнета?

— Поверьте, Ваше Императорское Величество! — несколько смутился Герарди, — я нисколько не приукрашиваю, все это действительно так!

— Могу подтвердить слова Бориса Андреевича, — вступился за своего номинального подчиненного командующий Отдельного корпуса генерал-майор Трепов, — мне так же по другим каналам докладывали об этом. Повторюсь, знания и умения корнета весьма интересны и специфичны. А порой даже и крайне опасны...

Государь вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения

— Мне пришлось вмешаться и запретить его так называемые 'лекции о способах изготовления смертоносных штучек', это его слова, Ваше Императорское Величество! — уточнил генерал — майор, — из подручных материалов'. Тетрадь с его записями я изъял и отдал распоряжение Борису Андреевичу, — он обернулся в сторону полковника Герарди, — настоятельно рекомендовать корнету более не делиться с кем бы то ни было этими знаниями.

— И что там, так все и опасно, что Вас так впечатлило, Дмитрий Федорович? — с улыбкой спросил Николай.

— Очень даже, Ваше Императорское Величество! — со всей серьезностью ответил шеф жандармов, — но самое страшное, в простоте всего этого — он на мгновение замолчал, но сразу же продолжил, — ...буквально из ничего, из обычных вещей, что можно купить в любой лавке, так легко соорудить нечто смертоубийственное!

Он покачал головой и продолжил задумчиво

— Это ж какой мир там должен быть, откуда пришел к нам этот корнет, чтобы до такого додуматься. Страшно даже представить!

С антресолей опять послышалось покашливание и звук удаляющих шагов

* * *

* * *

*

— Ники, это знак свыше! — императрица буквально ворвалась в кабинет, едва только посетители покинули его, — Господь не оставил нас в своем милосердии и шлет нам защитника...

Николай тяжело вздохнул и отставил в сторону трубку и кисет. С недавних пор Аликс стала ярой противницей курения и была весьма недовольна, когда он курил в ее присутствии.

— Мы разбираемся в этом Phänomen (немецк. феномен), дорогая, я думаю, выводы делать еще рано ...

— Ну как же ты не понимаешь, — императрица была возбуждена, — я слышала все, это бесспорно ..., ja оhne jeden Zweifel, , (немецк. да, без всякого сомнения,) это знак! Господь послал этого юношу нам ...! Какие еще доказательства нужны тебе, Ники?

— Успокойся, дорогая! — государь приобнял супругу, — Я ни коим образом не сомневаюсь в его иномирном, иновременном, хм-м, происхождении, но все не так однозначно! — он на мгновение замолчал, после чего продолжил, — ты же слышала все ..., его знания, способности ..., они опасны очень. Я читал доклады, это же просто само воплощение идеального орудия смерти. Это же страшно ..., кто знает, что у него на уме ... .

— Но, Ники ... ! — попыталась возразить императрица

— Он мне тоже симпатичен, Аликс, — перебил ее государь, — да, мы в долгу перед ним, да, он не давал повода усомниться в его преданности нам, но ... но не надо спешить! out vient à point à qui sait attendre (франц. кто умеет ждать, тот получает все)!

Николай улыбнулся и погладил супругу по плечу и продолжил

— Я понимаю, дорогая, что он нужен нам, понимаю,— он чуть отстранился и продолжил, — скажу больше, у меня большие планы на этого человека, но, ... но всему свое время, Аликс! — он помолчал, — и обещаю, награды и почести не уйдут от него!

— Да, но этот храбрый офицер никак не отмечен после своего подвига ... , в свете недоумевают ... Это неправильно, дорогой ..., он заслужил нашу признательность ...

— Я уже дал указания, в ближайшие дни князь будет произведен в поручики, а там и к 'Анне' можно будет представить 'за храбрость'. Надеюсь, Дума не будет против (по статуту орденом св.Анны 4-й степени награждались только за военные заслуги и знак ордена сопровождался надписью 'за храбрость'. Представленные кандидаты рассматривались Кавалерской Думой ордена, состоящей из наиболее выдающихся кавалеров, которые и выносили окончательное решение о награждении. Награда вручалась в торжественной обстановке один раз в году, 3 февраля).

— Но ...,

— Этого пока хватит, — улыбнулся государь, — поверь, так будет правильно ...

— Хорошо, дорогой мой, может ты и прав, — согласилась императрица, и продолжила уже спокойным тоном, — поступай, как считаешь нужным, но все равно мы должны хоть как то обозначить наше расположение к этому молодому человеку ...

— Ты права, дорогая, — на мгновение задумавшись, ответил государь, — ты определенно права ..., — он задумчиво прошелся по кабинету, — для начала можно просто организовать что то вроде чаепития, — и немного подумав, продолжил, — нет, не у нас, это пока лишнее, а так, по случаю, может ...

— Да, дорогой, конечно, — задумалась императрица и тут же вспомнив что то, улыбнулась, — тут, кстати, у милой Анечки Танеевой (Анна Александровна Танеева, позже, в замужестве, Вырубова, фрейлина и близкая подруга Александры Федоровны) на днях день рождения, мы собирались просто посидеть с нашими девочками, с Ольгой (Великая княгиня Ольга Александровна Романова, сестра царя), она ужасно скучает здесь, ты же понимаешь, — произнесла она многозначительно, — вот тебе и повод. Я попрошу, она пригласит князя. Тут говорят, на приеме у Веры Илларионовны они чудесно дуэтом исполнили очень грустную новую балладу, Ольга рассказывала, что даже не смогла сдержать слез ...

— Да, да, замечательно, — даже не дослушав супругу обрадовался государь, — тут и Александр Сергеевич (А.С.Танеев, статс-секретарь, главноуправляющий собственной Его Императорского Величества канцелярией, отец Анны Танеевой) намедни тоже восхищался его талантом, — довольный принятым решением, Николай машинально потянулся к трубке, взял ее, покрутил в руках, но, будто опомнившись, недоуменно посмотрел на нее и вновь отложил в сторону, — да, замечательно, так и поступим ..., — и вновь обернулся к супруге, — только прошу, без излишнего официоза, самые близкие ..., этого хватит, кому надо, узнают ... Так когда, говоришь, там у нее день рождения?

* * *

* * *

*

Оставшись после ухода супруги в полной тишине и в одиночестве, хозяин огромной империи глубоко задумался.

Ознакамливаясь при вступлении на престол с положением дел, да и самой работой различных министерств и департаментов огромной империи, он конечно обратил внимание на наличие столь специфичного отдела в Отдельном корпусе, но отнесся к этому как к своего рода курьезу. Ну а как еще относиться к 'преданьям старины глубокой' с ' ...почти достоверными' и ' ...можно сказать подтвержденными' данными о случаях ' ...с переселением душ и схожими с этим явлениях'. Нет, правда, ну как еще относиться к этому? Прям мистификация какая, расскажи кто, ни за что не поверил бы, да и поверить в это, будучи в здравом уме, не возможно. Но вот же оно, вернее он, Phänomen! В лице молодого князя Белогорьева. Кто бы мог подумать!

Император вновь потянулся к любимой трубке, покрутил ее в руках, отставил в сторону и достал из красиво инкрустированного ящичка орехового дерева сигару, понюхал ее, вдыхая чуть терпкий аромат туго скрученного листового табака. Тихо щелкнул гильотинкой в виде Щелкунчика (герой сказки Гофмана 'Щелкунчик и мышинный король'), обрезая кончик классического цилиндра Partagas (марка сигар), чиркнул головкой длиной спички. Затлел алый огонек внутри табачного листа и показался легкий дымок. Этот своего рода особый ритуал успокаивал, приводил в порядок мысли.

Итак, князь Александр Белогорьев, аристократ, последний представитель знатнейшего рода, корнет лейб-гвардии, отличился в событиях того январского воскресенья. Человек, которому он, можно сказать, обязан жизнью.

Впечатления, после общения с ним, самые благоприятные. Серьезный, эрудированный, душа компании, дети и жена просто в восторге после того вечера, Ольга вообще неделю только об этом и говорила, да и сейчас все время вспоминает. Но ее можно понять ..., вот удружила ей маман, так удружила. Но сейчас не об этом. По докладам лиц, кому поручено заниматься корнетом — патриот, крамольных мыслей не высказывал, скорее наоборот, сторонник решительных действий против противников трона. Но с другой стороны, это человек, обладающий поистине страшными знаниями и, по отзывам осведомленных лиц, выдающимися навыками и умениями в вопросах лишения жизни своих противников. Бесспорно, эти знания не этого мира. Бесспорно, они опасны, эти знания, опасны для этих противников князя. Но могут быть полезны для его друзей, соратников, единомышленников. А вот кого он считает или посчитает другом, соратником, единомышленником, а кого противником? И при таких знаниях дано ли ему право решать это? И как сделать так, чтобы, по меньшей мере, иметь влияние на эти решения? Иными словами, контролировать этот Phänomen. Тут напрашивается один вывод — приблизить его к трону. Но страшно же! Но и Аликс права, 'герой' не отмечен ни чем после того, как предотвратил покушение. Конечно, надо отметить, наградить, приблизить. Но ...! Вот как то неспокойно на душе, что-то не дает публично выразить свою благодарность, будто кто сдерживает эту вполне естественную реакцию на то выдающееся событие. А оно и было выдающееся, опасность была вполне реальная. До сих пор аж мурашки по коже, как вспоминается: я, Аликс с детьми и злодей с кинжалом. И ужас, который буквально сковал. Ужас от беспомощности, от осознания того, что именно сейчас случится это страшное, непоправимое, и ни кто не может предотвратить это. И чудо, чудо в лице молодого корнета. Может и права Аликс и это знак свыше, а я, подобно Фоме Неверующему (один из двенадцати апостолов Иисуса Христа, не поверил вести о воскресении учителя и сказал: 'Если не увижу на руках его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра его, не поверю')просто не способен поверить в это чудо? Нет, как император, я понимаю его полезность и для империи, да и для семьи. Он и вправду может стать тем ангелом — хранителем для родных, в присутствии которого, бесспорно, семья будет в безопасности. Память еще хранила события марта 81-го, когда убили деда, императора Александра II. То чувство безысходности, недоумение ' ... как так вообще могло быть ...?', и ' ... за что ...?'. Это потом, с годами пришел страх. Страх за родных, за близких. Этот страх не отпускает ни на мгновение. Вот и теперь, как мужу и отцу своих детей просто страшно, страшно, что это 'орудие смерти' будет находится рядом с моими любимыми. Во всяком случае, пока оно до конца не изучено. Нет, нужно время, время для того, чтобы еще проверить. Нет, не изучить, а именно проверить, испытать. Может и правда отослать куда? А там время покажет. Да и сам князь, вон, как докладывают, просит дать возможность проверить эту самую его группу 'в деле'. Но куда? Кавказ — воспримут как ссылку, не поймут, пойдут разговоры. Польша, Прибалтика? Может быть, может быть. Ну а пока наградим, затянули мы с этим, да и пообщаемся у Танеевых. Пока, думаю, этого будет достаточно!

* * *

* * *

*

... Боже! Создатель всех тварей, прилагая милость к милости, Ты соделал меня достойной быть матерью семейства; благодать Твоя даровала мне детей, и я дерзаю сказать: они Твои дети ... !

Из глубины алькова, где была оборудована небольшая молельня, доносились приглушенные слова молитвы. Молилась женщина, мать, супруга. Александра Федоровна Романова, урожденная принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен — Дармштадская, российская императрица, Sunny (англ.солнышко), как называла ее любимая бабушка, королева Виктория, при дворе которой, в Англии, она воспитывалась после смерти матери, 'Виндзорский лучик', как называет любимый Ники. А сейчас просто уставшая женщина, любящая мать и жена. Молилась за сына, цесаревича Алексея, больного гемофилией (редкое наследственное заболевание, связанное с нарушением процесса свертывания крови), за четырех дочерей, Великих княгинь, за мужа — императора огромной страны. Молилась страстно, неистово. Слова молитвы шли от всего сердца, из глубины души ...

... Потому что Ты даровал им бытие, оживотворил их душою бессмертною, возродил их крещением для жизни, сообразной с волей Твоей, усыновил их и принял в недра Церкви Своей ...

Целиком и полностью, всем сердцем принявшая русскую веру, принципы и устои жизни своей новой родины, горячо любимая детьми и мужем, самодержавным правителем огромной империи, но так и не ставшая 'своей' для поданных. Даже свита откровенно не любила ее, причём с самого начала тон этой неприязни задавала её свекровь, императрица — мать Мария Федоровна.

Властная при безвольном муже, неприветливая для окружающих, глубоко набожная. Но если в начале царствования за внешней холодностью и отсутствием приветливости на самом деле скрывалась банальная застенчивость и смущение при общении с незнакомыми людьми, то уже много позже эта холодность и неприступность стала нормой поведения, переходя в высокомерие, спесь и абсолютную нетерпимость к чужому мнению, переходящую в натуральную истерику при любой попытке возразить ей.

Переживания за больного сына, постоянный страх за мужа и детей, подогреваемый многочисленными мрачными предсказаниями, сделали ее не просто глубоко религиозной, а буквально экзальтированной особой, увлекли на путь мистицизма и оккультизма.

— ... Господи милостивый, спаси, сохрани и помилуй рабов твоих ..., — последние слова молитвы. В наступившей тишине хорошо слышно, как шелестят листья деревьев за окном, тихое жужжание — верно влетело в комнату какое-то насекомое.

Женщина присела в любимое кресло, глубоко вздохнула и задумалась. Задумалась о князе Блогорьеве, молодом корнете, которому, бесспорно, как минимум супруг ее обязан жизнью. Аристократ, несомненно, патриот, интересный собеседник, не по годам эрудирован, сложен, как Апполон. Истинный представитель высшего света. Он мог бы стать идеальным наставником, воспитателем для ее радости, для ее боли. Наставником и воспитателем Алексея, этого маленького zippy (англ.проворный, живчик). Мальчик растет, даст Бог, болезнь уйдет и он будет жить полноценной жизнью, станет настоящей опорой отцу, а придет время, и сменит его на троне.

- Боже, спаси и сохрани ..., — перекрестилась императрица.

И тогда весьма полезны будут ему преданные люди. Князь доказал уже свою преданность, куда еще более, на деле доказал. Нет сомнений, что это Господь в своем милосердии послал его нам! И то, что услышала сейчас, разве это не доказательство божественного промысла? Вот не понимаю Ники, какие могут быть сомнения в этом? Нет, никаких сомнений, нельзя противиться воле Господа! И если Ники не понимает этого, мой долг убедить его. Долг жены, долг матери, долг императрицы, наконец! И я обязана сделать все, чтобы исполнить волю Бога!

- Боже, спаси и сохрани, прости меня, грешную ..., — вновь перекрестилась императрица.

Сверху, из детской слышалась музыка и приглушенные веселые голоса. Старшие девочки с Ольгой (Ольга Александровна Романова, сестра царя) разучивают какую-то музыкальную пьесу. Ольга. Единственная из родни мужа, которая с симпатией относится к ней. Безумно любит девочек, а в маленьком Алексее души не чает. Бедная женщина. Эгоизм императрицы матери лишил чудесного человека женского счастья. А какими глазами она смотрела на корнета! Для нее это будет подарком, встреча с ним у Анечки. А там, кто знает, как все повернется, может и обретет свое счастье. А то это же надо, недавно рассказала, четвертый год замужем, а мужем и женой так и не стали. Это ничего, что старше молодого князя, ничего, как там у Пушкина, '...любви все возрасты покорны ...' (А.С.Пушкин. 'Евгений Онегин').А князь хоть и молод, но видно, человек серьезный, по отзывам, интересовалась, весьма добропорядочен.

Да и Анечка, видно неравнодушна к нему, и ее жалко. Ну да ладно, молодая еще, еще найдет свое счастье, объясню, поймет. С другой стороны, у Ольги это будет для души, Петр (герцог Петр Александрович Ольденбургский, супруг Великой княгини Ольги Александровны) не будет против, скорее наоборот. Слухи конечно же пойдут, куда без этого, но они и сейчас ходят, ничего страшного. Понятно же, что это только роман, не более того, а там пусть Анечка сама решает.

Извечное женское желание организовать счастье своим наперсницам отвлекло государыню от тяжелых мыслей, она успокоилась.

Со стороны лестницы послышался детский смех и топот маленьких ножек, — вот и младшенькие бегут, — улыбнулась императрица.

* * *

* * *

*

Александр повернул голову, приподнимаясь на локте и посмотрел на женщину, что лежала рядом. Грудь ее вздымалась от ровного дыхания, глаза закрыты, но веки чуть подрагивают, говоря о том, что она не спит.

— Прости меня, этого не должно было случиться, — не открывая глаз, едва слышно молвила она, почувствовав, что он смотрит на нее.

— Но случилось же, — после небольшой паузы ответил я, — и винить скорее следует меня!

Она как то напряглась вся, сжалась,

— Что будет дальше?

— А чего хотите Вы?

Она молчала, молчал и я.

— Мы зашли слишком далеко, — совершенно без эмоций первой прервала она это молчание.

Ну что я мог ей ответить на это? Она нравилась мне, нравилась как женщина. Нравилась. Но не более того. Ее нельзя было назвать красавицей, но чуть вздернутый нос и монгольский тип лица с четко выраженными скулами выкупался прекрасными зелеными глазами, что в сочетании с легкими веснушками на оливкового цвета коже придавали особую пикантность.

Она была замужней женщиной, старше него, хотя и незначительно, намного выше по положению. Жизненные принципы, которыми руководствовался Александр и в той, да уже и в этой жизни, совершенно исключали любые варианты развития каких либо сердечных отношений при таких условиях. Но тут прям наваждение какое напало.

Что было причиной этого, длительное воздержание? Хотя с Сашей Коленкиным они несколько раз посещали 'специальные' заведения, так сказать. 'высшего класса', такие имелись в Петербурге. Было и одно, можно сказать 'увлечение', в лице молоденькой балерины кордебалета труппы Михайловского театра. Но это так, можно сказать дань моде, необходимый атрибут для поддержания статуса офицера лейб-гвардии, ничего серьезного. Тогда может вскружил голову статус ее? Не знаю.

Он совершенно не помнил, как они оказались в постели. Ему предложили сопроводить ее. Экипаж доставил до небольшого особняка на Парковой, рядом с гарнизонной гауптвахтой и остался ждать, когда распрощаются. Довел до парадного входа, изобразил поцелуй протянутой ручки, но ее не торопились убирать. Предложили зайти, пришлось отпустить экипаж. Дворецкий открыл двери, пропуская нас и тут же куда-то исчез (где то на периферии сознания мелькнула мысль о неправильности этого). Герцога не было дома (а может и был?). На почему то темной лестнице, хотя на улице было относительно светло (белые ночи), случайное прикосновение бедром. В ответ рука отпускает локоток и перемещается на талию. Даже сквозь одежду ощущается горячее, полное нетерпения тело. Оно заводит, пьянит, вызывает ответное желание. Легкое касание губ. Руки сначала робко, будто изучающее поглаживают тела друг друга. И взрыв, ураган! Вот только что были на лестнице, а вот уже в одной из спален второго этажа, лихорадочно сбрасывают одежду, помогая друг другу, но не выпуская из объятий ...

А потом суровая проза жизни! ... и они проснулись в одной постели.

— Мы зашли слишком далеко, — повторила она, и после недолгого молчания продолжила, — и кажется немного перестарались ...

Это было произнесено совершенно без эмоций, спокойным голосом и поэтому я не сразу понял смысл сказанного.

— Но ..., э-э ... . — только и оставалось проблеять, когда до меня дошло, — извините, я не знал ...

— Как раз в этом смысле все хорошо, — улыбнулась она, — когда ни будь это должно было случиться, — и как то грустно усмехнувшись, продолжила, — все таки четвертый год вроде как замужем.

Опять повисло долгое молчание, я не знал, как себя вести в этой обстановке. Дама вздохнула, пошевелившись, поерзала и осторожно, как то робко прикоснулась к моей руке, придвинулась, прижалась всем телом и замерла без движения.

— Спасибо тебе, — чуть дрогнувшем голосом молвила она, — мне было очень хорошо...

Освободив руку, приобнял ее, поглаживая и прижимая к себе.

— Ты только не бросай меня, прошу, — обхватив меня обеими руками, так же монотонно и без эмоций, глядя куда то в сторону, продолжила она.

Я молчал, мысли путались. Чтобы как то успокоить ее и самому прийти в себя, вновь обнял ее, стал целовать мокрые от слез глаза, осушая их, разметавшие волосы, плечи.

— У нас все будет хорошо, — горячо зашептала она, — вот увидишь! Петр не будет против, он все понимает, мы с ним как брат и сестра, он даже будет рад за нас ...

Я замер, откинулся на подушки, отстранившись от нее. Ну что можно сказать, сам дурак, раньше надо было думать, когда в постель ложился. Оно же понятно, молодая, здоровая женщина, нерастраченная любовь, вроде как при муже, но муж, так сказать, при других пристрастиях, круг общения ограничен. А инстинкт на то и основной, что любить хочется, природа такая человеческая, против не попрешь. А тут вот он, молодой да красивый, так сказать, в шаговой доступности оказался! Я не льщу себе, именно оказался, и именно в нужное время и в нужном месте. Хотя, как и сказать, кому это нужное? Мне — не очень! Ситуация оказывается довольно таки щекотливой. Иметь в любовницах Великую княгиню, любимую сестру императора, это, как говорил один грузинский деятель начала 90-х, не лобио кушать! Развивая эту мысль, можно сказать, что и подавиться можно!

Ольга Александровна поняла это по своему, отстранилась от меня и с дрожью в голосе продолжила

— Ты не любишь меня, я знаю, — и после небольшой паузы, — это Анна, да? Я видела, как она смотрела на тебя, я видела! — и вновь слезы.

Боже мой, истерики тут только не хватало! Еще и Анна тут, это когда же такое случилось? Вот же меня угораздило, прямо нарасхват. Этак и в дамские угодники запишут ни за что, ни про что.

А ведь так вроде и нормально все начиналось. Все честь по чести, лакей доставил, как и положено, карточку — приглашение нанести визит Танеевым по случаю дня рождения их дочери, фрейлины императрицы, Анны Александровны Танеевой, который состоится ... и так далее, и тому подобное. И на словах было велено передать, что ожидается присутствие венценосной семьи, в том числе с детьми. Но подчеркивалось, что будут они так, в частном порядке, без всякого официоза, без чинов, по-будничному. При этом предполагалось, что игнорирование данного мероприятия не допускается. С таким то кругом приглашенных! Я и не проигнорировал. Причин, так сказать, не почтить и не засвидетельствовать, не было. Оно же понятно, просто так, на чаепитие, где будет присутствовать венценосная семья, не приглашают. Без рекомендации этой семьи, разумеется. Так что приглашение принял, почтил, засвидетельствовал, презент с наилучшими пожеланиями вручил, к ручке приложился.

Присутствовали хозяева, чета Танеевых, конечно, их дочь — именинница, император с супругой, их дети. Из приглашенных, собственно, только я и Великая княгиня Ольга Александровна. В последнее время она часто сопровождает императорскую чету. Супруг ее, герцог Ольденбургский был занят по делам службы, во всяком случае, так было объявлено.

Ну посидели, так сказать, за рюмкой чая. Но в том то и дело, что именно не за рюмкой, а самыми натуральными чашками фарфорового сервиза. Ну преподнес, как и положено, 'скромный' подарок, в виде щенка скайтерьера (порода собак), этакого предшественника модного в том, будущем времени 'йоркшира'. Здесь же это считалось оригинальным подарком, особенно девушке. А сколько визгу было, охов и ахов, восторгов и всего прочего! Причем и от детей, и от взрослых. Одним словом, угодил. Ну а дальше просто общались, пили чай с пирожными, дурачились (имею в виду детей), как и ожидалось, пели, в том числе и императрица исполнила романс.

Дуэтом с именинницей повторили 'Лебединую верность', внимая просьбе Александры Федоровны. Вот и все, можно сказать и не общались с Анной вовсе, если, конечно можно не общаться с именинницей в день ее рождения и у нее же дома.

На самом деле, больше времени уделял императорской семье, тем же детям. С той же Анастасией, как оказалось, крестницей Ольги Александровны, 'вел светскую беседу', пытались разучивать 'Улыбку', которую, разобравшись, подхватили все присутствующие. Вспоминали 'Бременских музыкантов', перепевая отдельные отрывки. Одним словом, веселились на славу! С главой семейства, Александром Сергеевичем Танеевым, камергером (немец. Kammerherr — дворянин комнаты, придворный чин и придворное звание высокого ранга) и крупным сановником говорили о музыке, о погоде, и 'прочих важных делах'.

Император, выбрав момент, когда мы остались наедине, сообщил, что в ближайшее время назначит мне аудиенцию. По его словам, нам о многом предстоит поговорить, а пока, мол, не стоит портить праздник имениннице. Прозвучало это как то зловеще, но было сглажено приветливой улыбкой и дружеским похлопыванием по плечу.

Нет, конечно я ловил на себе взгляды этой 'милой Анечки', как ее называла императрица, временами даже весьма многозначительные, порой ощущал 'случайные' прикосновения, когда передавал чашку за столом или вазочку со сладостями. А как она вздрогнула, нечаянно коснувшись меня бедром, когда мы пытались разучивать очередную музыкальную пьесу у фортепиано? Можно, конечно, расценить это как легкий флирт, и по женской логике, именно флирт с моей стороны, пусть так, но дальше этого ничего и не шло!

Но видно и этого хватило для такого 'логичного' вывода и начинающей истерики Ольги Александровны.

А так, в основном, подводя итог, можно сказать, что вечер прошел в доброжелательной обстановке, по-домашнему, было легко и весело. И завершился он весело. Можно сказать, чрезвычайно весело, ... в постели с Великой княжной, у которой начинается истерика. Ох уж эти бабы (если допустимо такое обозначение 'лучшей половины' в отношении Великой княгини и любимой сестры Императора Всероссийского), чуть что, так сразу слезы!

И остается главный вопрос, А ОНО, ВСЕ ЭТО, МНЕ НАДО?

* * *

* * *

*

— На предыдущих занятиях, господа, мы рассматривали работу, так сказать, со стрелковым короткоствольным оружием ближнего боя ...

После визита к Танеевым, который закончился весьма неожиданно для меня, прошло ничем непримечательных три дня. С Ольгой я больше не встречался, продолжения романтического вечера, вернее той ночи, не последовало. Но что-то мне кажется, пока не последовало, уж очень выразительным был взгляд ее при расставании. Занятия продолжались своим чередом, сегодня, по плану, стрелковая подготовка на огневом полигоне, выделенном нам, как я уже упоминал, в дальнем конце Баболовского парка. Конец лета, скоро зарядят обычные в это время года питерские дожди с неизбежными для этого слякотью и грязью. Надо, как говорится, ловить момент, вернее теплые денечки.

— ... сегодня же рассмотрим приемы, технику стрельбы из наиболее распространенного в настоящее время в современной армии огнестрельного оружия. Да, господа, совершенно верно, будем учиться стрелять из самой обычной винтовки, — взял я в руки доставленное денщиками оружие и продолжил, — должен отметить, что по сравнению со стрельбой из пистолета и револьвера, здесь имеются, конечно, существенные отличия, — офицеры снисходительно заулыбались, услышав эту прописную истину, — но имеются и общие, так сказать принципы

— Ну и чему тут учиться, корнет, — не преминул вставить свое слово Иванов, куда же без его 'отдельного мнения'! — палка да ствол, чего там может быть нового, в училище настрелялись уже!

— Так оно-то так, поручик, да не совсем! — и обращаясь к сопровождающему нас денщику, — Федор, передай господину поручику винтовку! — Иванов, хмыкнув, но без комментариев взял оружие в руки, привычным жестом, у военных это доведено до автоматизма, передернул затвор, убедившись в отсутствии патронов и с этаким вызовом посмотрел на меня.

— Ну так вот, поручик, начнем с азов, — и поворачиваясь к группе, — да и Вы, господа, разбирайте винтовки, прошу!

Дождавшись, когда денщики передадут винтовки своим офицерам, я продолжил

— И так, господа, перед нами самая обычная трёхлинейная винтовка образца 1891 года, эффективная дальность стрельбы — 1 200 шагов, прицельная дальность до трех тысяч двести шагов (на винтовке образца 1891 года прицел проградуирован в сотнях шагов.На прицельной планке имелось два целика, один для стрельбы на 400, 600, 800,1000 и 1200 шагов.Второй, при работе с которым надо было поднять прицельную планку в вертикальное положение, на 1300 и 3200 шагов), магазин рассчитан на 5 патронов. Самое распространенное, повторюсь, в настоящее время, — продолжил я, жестом при этом подозвав Федора и передавая ему свою винтовку, — оружие пехоты, да и легкой кавалерии в российской армии, предназначенное, и это цитата, 'для уничтожения различных появляющихся, движущихся, открытых и маскированных одиночных целей'. Конструктивно отличается от других видов огнестрельного оружия тем, что предназначено для удержания и управления при стрельбе двумя руками с упором приклада в плечо.

— Для кавалериста Вы неплохо разбираетесь в вооружении пехоты, корнет, — с улыбкой заметил Георгий Одоев, подпоручик из Павловского полка (лейб-гвардии Павловский полк, подразделение Императорской гвардии российской армии, сформирован в 1796 году, расформирован в 1918 году).

— Кстати, подпоручик, — ответил я на его реплику, — должен заметить, именно в кавалерии техника стрельбы на скаку имеет свои особенности, существенно отличающая от принятой в пехотных подразделениях. Мы к этому еще вернемся. Но согласен, это прописные истины, общеизвестные факты. Не сомневаюсь, они известны Вам еще с училищных времен, да и настрелялись там, на стрельбищах Вы изрядно, сам все это проходил. Но тем не менее, господа, тем не менее ... . Что там нам объясняли? Развернуть цепь, по возможности указать подчиненным цели (упс-с, вот не помню, в современном Уставе есть такое понятие, или нет, память корнета тоже молчит), подать команду 'пли'. И это правильно, господа, так велит устав, да и опыт, накопленный, за время боев говорит о правильности подобной тактики. Наша же задача состоит не в изучении тактики ведения боевых действий в составе пехотных подразделений, для этого существуют военные училища, где обучают всему этому. Перед нами, господа офицеры, перед нашей группой, стоят другие задачи, с момента самого создания нашей группы я неизменно это подчеркивал, другие цели, а следовательно и тактика действий существенно отличается от общепринятых, изучаемых в кадетских и юнкерских училищах. Да, оружие тоже самое, но вот как использовать это оружие, именно в ближнем бою, как применять, здесь уже свои особенности, свои нюансы.

Офицеры с интересом слушали меня, некоторые с улыбкой, но в основном серьезно, стараясь не пропустить ни слова.

— Итак, начнем, господа, — снимая фуражку и обращаясь к Иванову, — вот, поручик, будем считать, это цель! Прошу, попытайтесь прицелиться! Он хмыкнув, но четко, даже с каким-то изяществом вскинул винтовку и направил ствол оружия на донышко моей фуражки.

— Ну и как, поручик, видите цель?

— Конечно, было бы странно, если бы не видел, метр всего ...

Я резко отвел руку в сторону, — а вот так? — на мгновение зафиксировал цель, потом стал махать фуражкой в разные стороны, вверх-вниз ...

Иванов пару секунд пытался поспеть за этими перемещениями, но, не успевая за мельканием и поняв тщетность своих усилий, даже с какой то обидой произнес

— Но Вы быстро машите, корнет, — опуская при этом оружие.

— То есть, Вы потеряли цель? — и после утвердительного кивка обращаясь уже ко всей группе ...

— А почему, кто может объяснить?

— Ну, верно Вы быстро машите, Александр, — первым решил высказаться Юра Лишин.

— Ну, можно и медленно, прошу, — предложил я ему попробовать, и дождавшись, когда он приготовиться, медленно стал делать круговые движения рукой, держа фуражку за козырек. Пару секунд он успевал за этими движениями, но когда я стал изменять амплитуду и направление, так же опустил винтовку.

— Нет, все равно не уследить!

— Так, следовательно, не скорость махания виновата, может что еще? — и не дождавшись ответа, продолжаю, — а я вот думаю, как бы это странно не звучало, сама винтовка и мешает!

Офицеры удивленно смотрят на меня, ожидая объяснений ...

— Обратите внимание, господа, — и оборачиваясь опять к Лишину, — Юра, попробуйте еще раз, прошу!

— при этом опять начинаю махать фуражкой из стороны в сторону, но медленно и только в горизонтальной плоскости. Лишин, хоть и с трудом, но старается не отставать за этими движениями.

— ... вот так вот, вожу вправо-влево — еще можно прицелиться, — меняю направление движения, машу вверх-вниз, — и все, как говорится, 'мертвая зона', — Юра перестает ловить цель, но не опускает оружие.

— Вроде Вы делаете все правильно, как и указано в наставлениях ..., — и после небольшой паузы, — то есть видите то, что у Вас на мушке сидит. А если вот так, — резко поднимаю руку с фуражкой, — или вот так, — опускаю ее вниз, — все, ничего не видите, как я и говорил, корпус винтовки обзор и закрыл! А если добавить сюда передвижения противника на поле боя, да и Вы, верно на месте стоять не будете, что же тогда получается, как стрелять будем?

— А и верно, господа, — подал голос Федор Вольф, — одно дело в окопе сидеть и выцеливать, другое

— вот так вот, в движении.

— Совершенно верно, Федор, выцеливать времени нет, да и невозможно, Вы сами видели!

— Ну тогда все ясно, — 'догадался' Петр, — опять не целиться, как и с пистолетами! — и попытался, держа винтовку у пояса, поводить ею, — нет, все равно, ерунда получается ...

— Конечно, ерунда, Петр, — с улыбкой отвечаю ему, — хотя должен сказать, если уменьшить длину винтовки, вполне возможен и такой вид стрельбы ...

— Ну уж не томите, корнет, — вновь вступил в разговор Иванов, — мы же видим, что у Вас есть, что показать нам.

— Извольте, поручик, — вскидываю винтовку, упирая приклад в плечо, — прошу обратить внимание, сама конструкция предполагает удержание ее двумя руками с упором приклада в плечо. Так что, — обращаясь к Ольховому, — стрелять с пояса хоть и можно, но добиться нужного результата проблематично, — я еще раз вскинул винтовку, приложив приклад к плечу и вновь опустил ее, — а так и удобнее и эффективнее, согласитесь, это так!

— Ну и в чем разница, корнет? — с недоумением спросил Иванов.

-Федор, — подозвал я денщика, — подай патроны.

Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы зарядить магазин, в это время денщик с еще одним солдатом, по моему кивку расставили метрах в 30 от меня дощечки — мишени.

— Пожалуйста, поручик, — приложив винтовку к ноге и приняв строевую стойку, обратился к Иванову, — подайте команду.

Тот, выждав пару мгновений, скомандовал, — Огонь!

Как и за несколько минут до этого, вскидываю винтовку, упирая приклад в плечо, навожу на цель, практически одновременно с этим нажимаю курок ...

Бах!

Чуть опускаю оружие, передергивая затвор, вновь вскидываю ...

Бах!

Опять перезаряжаю ...,

Бах!

Три дощечки, одна за другой, разлетаются в щепки.

— Ну, вот как то так, господа, — и предугадывая возможные вопросы, объясняю, — винтовку держу двумя руками, приклад упирается в плечо, при этом не опускаю лицо на его щечку. Таким образом оружие фиксируется в своеобразном треугольнике — две руки и плечо, что обеспечивает его устойчивое положение. Поза моя свободна, ствол направлен именно туда, куда смотрят мои глаза, — перемещаю ствол право — влево, вниз — вверх, — сопровождаю слова действием, — оружие в устойчивом положении, цели в зоне видимости, на них направлен ствол винтовки. При этом обстановку вокруг контролирую полностью, готов моментально среагировать на ее изменение. Но заметьте, стоит мне опустить голову к прикладу, — показываю это движение. — тело напрягается, что сковывает возможность быстро двигаться, к тому же сектор обзора ограничивается точкой прицеливания. Хотя линия прицеливания не изменилась, ствол как смотрел на цель, так и смотрит, — опускаю винтовку к ноге, — так что, как Вы и видите, нет никакой нужды опускать голову к прикладу, и так все видно.

— Позвольте, корнет, — заинтересованно спросил Одоев, — Вы хотите сказать, что и тут прицеливаться не надо, как и при стрельбе с пистолета?

— Почему же, подпоручик, — возразил я ему, — я и не говорил, что прицеливаться не надо. Давайте вспомним теорию, что такое прицеливание? — и сам же отвечаю, — это, говоря по научному, придание оси канала оружия перед выстрелом такого положения, что бы пуля или снаряд после выстрела неизбежно встретились с целью.

— Браво, корнет, — опять встрял Иванов, но мне показалось, что в этот раз в его восклицании не было иронии. — браво! Вы как по писанному излагаете!

— Благодарю, поручик, но вернемся к делу. Что бы облегчить этот процесс, процесс прицеливания, на ствол крепятся различные приспособления. В нашем случае, — я показываю на винтовке, — это прицельная планка и мушка. Повторяю, для облегчения процесса эти приспособления крепятся на ствол, господа!

— Ну да, Александр, — хмыкнул Юра, — это понятно!

— Так я и говорю, на ствол крепятся, чтобы удобнее было направить этот ствол на цель. Как там, ... совместить три точки, целик, мушку и цель, мысленно проведя прямую линию от глаз до цели ...Этим и достигается придание определенного направления стволу. Все верно, на большие расстояния это на самом деле изрядно облегчает прицеливание, или, как я уже сказал, придание определенного направления стволу. Но на 20 -30 метров? Тут даже господин Лобачевский (Николай Иванович Лобачевский, 1792 — 1856 г.г., российский математик, геометр, создатель неевклидовой геометрии) не стал бы спорить, погрешность, на таком расстоянии, в разнице угла прицеливания от линии цели — близка к нулю. Поэтому пока убираем лишнее, а именно, вспомогательные приспособления — мушку и целик, упираем приклад в плечо, зафиксировав оружие, направляем ствол на цель, обеспечивая этим нужный угол прицеливания. И все!

— Браво, корнет, браво! — стоявший чуть в стороне с группой офицеров полковник Герарди захлопал в ладоши и направился к нам, — весьма исчерпывающее объяснение, весьма!

Они подошли всего пару минут назад, но остановились в стороне, видимо, не желая отвлекать нас. Видя это, я тоже не стал прерывать свои объяснения на полуслове.

— Господа офицеры! — кивком приветствовал он присутствующих, — корнет! — протянул он мне руку для рукопожатия, — рад Вас видеть!

— Приветствую Вас, господин полковник!

Подошедшие офицеры так же поздоровались, с заметным интересом рассматривая нас.

— Очень доходчиво, корнет, очень, — продолжал улыбаться полковник, — я, прям, как в родное училище попал, курсового офицера своего по Тифлисскому пехотному, подполковника Гукасова вспомнил. Исключительных достоинств был офицер, царствия ему небесного, — перекрестился он, — так же весьма доходчиво все объяснял. А как родной Тифлис любил ..., — но тут же перейдя на серьезный тон, — впрочем, я не о том, господа!

— Я весь внимание, господин полковник, — разрядив винтовку и передавая ее Федору, приготовился я выслушать, судя по виду гостей, какие-то новости, — слушаю Вас!

— О Ваших занятиях, корнет, только и разговоров ходит и у нас, — кивнул он в сторону сопровождавших его офицеров в синих мундирах, — да и в других ведомствах, в том числе и на высшем,... — он многозначительно поднял глаза вверх, — ... уровне. Но буду краток, — тон его сразу стал деловым и серьезным, — господа, государь император проявил интерес к Вашей группе и соизволил лично поприсутствовать сегодня на занятиях, — он обвел взглядом присутствующих, будто стремясь оценить серьезность сказанного, достав часы и щелкнув крышкой, продолжил, — прибытие его со свитой ожидается в течение часа.

Событие, конечно, неординарное, во всяком случае для меня. Не то, что я боюсь, как говорится, ударить в грязь лицом, нет, дело не в этом. Я так понимаю, определенные решения по мне приняты, или во всяком случае, намечен смысл этих решений. И сейчас, по всей видимости, будет сделан окончательный вывод. Вот интересно, по мне или по группе? Хотя может быть и по мне, и по группе. Ну что же, как говорится, будем посмотреть!

— Я думаю, господа, Вы понимаете всю серьезность данного события, — обратился он к офицерам моей группы, — я и ни в коим случае не сомневаюсь в Вашей благонадежности. Но из соображений безопасности вынужден запретить какую либо стрельбу в присутствии высочайших особ, а Вам, корнет, — повернулся он ко мне, — предлагаю продумать и предложить какую либо иную тему сегодняшних занятий, не связанную со стрельбой.

Убедившись, что присутствующие, так сказать прониклись серьезностью происходящего, продолжил — Ну, если вопросов нет, то мои офицеры осмотрят оружие и на время изымут патроны. Прошу понять меня правильно, господа, — как бы извиняясь молвил он, — обстановка требует повышенных мер безопасности,

— и продолжил уже нормальным тоном, — кроме этого, прошу дать команду младшим чинам построиться не далеко, в зоне видимости, сами определите место, с ними будет мой офицер.

* * *

* * *

*

Поменять тему занятий конечно можно, опыт инструкторского прошлого позволяет сделать это быстро и не в ущерб общей подготовке. Вопрос в другом, а именно, как я уже и говорил, в понимании, что окончательный вывод и лично по мне, да и по группе в целом будет сделан именно сегодня. И зависеть при этом он может от многих нюансов, поэтому и вопрос не праздный. Но и выбор, при этом небольшой. Ну что можно придумать на огневом рубеже, но исключая при этом саму стрельбу? Строевую подготовку и приемы с оружием отметаем сразу, статус группы не тот. Теория стрельбы и ТТХ винтовки Мосина — детский сад, штаны на лямках, это проходят в училищах. Остается только штыковой бой, а вот здесь есть, где развернуться. А что, в меру и зрелищно, и актуально. И при том, это чисто русская забава, еще Суворовым возведенная в некий культ. Как там его знаменитое: 'Пуля обмишулится, штык не обмишулится: пуля — дура, штык — молодец' (Из руководства по боевой подготовке войск 'Суздальское учреждение', написанного Александром Васильевичем Суворовым). Решено, так и поступим.

До прибытия императора со свитой я успел согласовать с Борисом Андреевичем и новую тему занятий, и вопросы безопасности. После эксцесса на Пасху и Царская полиция, и представители Особого корпуса значительно усилили бдительность, боясь повторения подобного, да и обстановка в стране не располагала к пренебрежению к этим вопросам. Понятно, что лейб — гвардия, отобранная группа, и так далее ... , понятно. Но, как говорится, береженного Бог бережет ...

И вот, наконец, со стороны правого холма — капонира показалась кавалькада в составе шикарного ландоле (тип кузова легковых автомобилей с открывающимся над задними сиденьями верхом) — красавца с непривычным для меня и того, из будущего, да и нынешнего, дизайном капота и круглой решеткой радиатора 'Delaunay-Belleville 40HP'( один из первых автомобилей премиум класса, производства компании' S.A. des Automobiles Delaunay-Belleville', основанной в 1903 году), конного экипажа и десятка полтора казаков конвоя. Обогнув край холма и по ходу солидно крякнув сигналом — лягушкой, автомобиль остановился метрах в десяти от нашего строя, следом, чуть в стороне, сопровождающий экипаж. Часть конвоя спешилась и взяли автомобиль в кольцо, остальные рассредоточились по стрельбищу. В это время солидный, 'фактурно сложенный полковник, выполняющий роль шофера, это был флигель — адъютант Орлов (Владимир Николаевич, 1868 — 1927 г.г., он является владельцем этого автомобиля и вот уже полтора года любезно представляет его в пользование царской семье), первым вышел и открыл дверцу задней площадки, где в качестве пассажиров сидели император и барон Фредерикс.

— Господа офицеры! — на правах старшего по званию подал команду Борис Андреевич.

И тут же я, как руководитель занятий, шагнул для доклада навстречу выходящему из машины императору:

— Ваше Императорское Величество, сводная офицерская группа частей лейб — гвардии в количестве двенадцати человек проводит занятия по огневой подготовке и штыковому бою. Руководитель занятий — корнет Белогорьев!

— Господа офицеры! — кивнул в сторону строя Николай, одергивая китель и протягивая мне руку, — здравствуйте, поручик! — приветливо улыбаясь при этом.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество!

— Здравствуйте, Борис Андреевич, — поздоровался он с Герарди и вновь обращаясь ко мне

— Нет, поручик, это не оговорка, — видя недоумение на моем лице, пояснил он, — именно поручик, поздравляю Вас производством! — еще раз пожимая мне руку и заглядывая через меня на строй офицеров, — наслышан, наслышан о Ваших 'занятиях', вот решили сами посмотреть, а то прям такое тут нарасказывали ... — я сделал уставной полушаг назад и в сторону, давая возможность пройти ему к строю, — ну, показывайте, что тут у Вас ...

— Поздравляю, Александр, поздравляю, я горд за тебя! — шепнул, выбравшись к этому времени из автомобиля Владимир Борисович (барон Фредерикс, министр императорского двора), дружески сжав мой локоть.

К нам тут же подошли прибывшие в конном экипаже командующий Отдельным корпусом генерал-майор Трепов и командир лейб-гвардии 4-м стрелкового батальона герцог Ольденбургский, супруг Ольги.

— Ваше Императорское Величество, — начал я доклад, — по плану, утвержденному полковником Герарди, группа проводила стрельбы из штатного оружия пехотных частей Российской армии, цель занятий достигнута. В настоящее время планируется, — тут я немного слукавил, — перейти ко второй части занятий, а именно, к отработке приемов противодействия противнику, вооруженному оружием с примкнутым штыком.

— Хм, очень интересно, поручик, очень! — с легкой улыбкой выслушал меня Николай, — как там у графа Суворова, ' ... пуля дура, штык молодец ...', хотя я, почему то считал, что этому учат еще в юнкерских училищах?

Свита с улыбкой слушала нас, а казаки Конвоя едва скрывали усмешку.

— Совершенно верно, Ваше Императорское Величество! — согласился я, — но в настоящее время мы проводим общую тренировку, так сказать, закрепляем навыки ...

— Ну тогда согласен, поручик, продолжайте занятия, прошу Вас ...

Гости отошли в сторону, о чем то переговариваясь между собой, изредка поглядывая в нашу сторону, я же, разбив офицеров на пары, продолжил тренировку. Минут через тридцать сделал перерыв, уточняя задания. Все это время император со свитой хотя и внимательно наблюдали за нами, но не вмешивались в процесс. Но тут мой 'молочный брат' (здесь в смысле супруг любовницы), герцог Ольденбургский, решил уточнить ...

— Поручик, поясните, будьте добры ...

— Слушаю Вас, Петр Александрович ...

— Вот Вы, сейчас показывали вроде обычные приемы, но как то немного не так, как принято, необычно как то ... Вон и казаки оглядываются ...

— А что тут необычного, это же простые упражнения '... основные приемы против противника, вооруженного винтовкой со штыком ...' как и учили, ничего нового, ... ну, почти ...

Император тоже заинтересовался нашим разговором и решил вмешаться

— А вот мы сейчас и посмотрим, князь, — улыбаясь, повернулся он ко мне, — новое это все или старое ... — вахмистр, — обратился он к коренастому казаку — ветерану, который так же внимательно наблюдал за нами, пряча усмешку в бороде, — а покажи ка, братец, чего там станичники стоят ...

Тот почтительно кивнул, обозначая поклон, этак степенно подошел, взяв протянутую ему винтовку, перехватил ее поудобнее, как бы примериваясь к весу, встал в левостороннюю стойку, что уже, изначально, делало его неудобным противником. Поза расслаблена, штык немного гуляет, сбивая внимание, взгляд цепкий, чувствуется, опытный товарищ. А казачок то, видать засланный, вон как улыбается свита, никак 'домашняя заготовка'? Вполне может быть.

Владимир Борисович, на правах самого опытного, как никак, ветеран, подал казаку команду:

— К бо — о — ю ... товсь! — и через мгновение, — штыком ко — ли!

Противник чуть напрягся, еле заметно, рефлекторно, явно собираясь сделать выпад и тут же, резко ...

Вжжик! — я еле успеваю отклониться. Это что же, на полном серьезе, без всяких ограничений? Ну — ну! Или он просчитал мой уход в сторону? Скорее всего. Да, силен дядечка!

Опять застыли в исходном положении, я жду его ошибки, он моей.

Мой выпад, имитирую попытку схватить винтовку за цевье, уходит поворотом и прикрывается прикладом и тут же штыком мне в грудь... Ну, на это и был расчёт, мы так и думали. Дальше как учили, шаг влево, чуть отталкиваю его винтовку плечом. Штык на мгновение идет вверх, но казак не теряется, по еле заметному подергиванию его руки чувствую, что сейчас огребу прикладом в голову.

Ух ты — ж, ну ты, дядечка и даешь, вот это реакция! Ну что же, тогда работаем по — взрослому!

Приседаю, полушажок теперь вправо, пропускаю ожидаемый выпад над головой, тут же вскакиваю, придаю ускорение его движению, толкая приклад дальше, одновременно — шаг ему навстречу, оказываюсь чуть сбоку и сзади. Винтовкой воспользоваться он не может, она теперь только мешает. Беру локтем на удушающий, одновременно тяну его вниз, другой рукой обозначаю тычок в глаза.

— Хр — р — р ..., — хрипит мой оппонент и хлопает мне по руке, однако и не пытаясь вырваться из захвата. Хотя чего пытаться, шея и рука в замке, опять же винтовка, ремень ее перекручен на руке, так просто не сбросишь. Так что пытайся, не пытайся — шансы на нуле!

Чуть ослабил захват, но не отпускаю

— Можно и так, — говорю спокойно, — а можно и шею свернуть.

Немного помолчал, изображая раздумывание, немного играя на публику, — а можно и проще, — свободной рукой вытягиваю кинжал из ножен на поясе казака и быстро изображаю удары в грудь и живот.

Пара казаков помоложе дернулись было в мою сторону, но встретившись со мной взглядом, оставили это желание, если оно, конечно у них было. К тому же я опять усилил захват, подтягивая вахмистра на себя. Он уже не хрипит, хлопанье перешло в судорожное поглаживание, легкая краснота на лице сменилась неестественно алым цветом.

Все замерли, немая сцена, я наконец оставляю казака, он опускается на колени, потирая горло и дыша с трудом, пытается прокашляться.

— Силен, Ваше благородие, — еле отдышавшись, хрипит он.

— Да и ты, вахмистр, не слаб!

Николай молчит, внимательно наблюдая за происходящим, только сильнее обычного прищурив глаза. Владимир Борисович пытается что то сказать, но настолько потрясен увиденным, что только молча открывает рот.

Однако, — первым приходит в себя командующий Отдельным корпусом, — как то резко Вы, корнет! О, простите, поручик! Так и убить можно!

— Виноват, Ваше высокопревосходительство! — бодро докладываю ему, — стараемся построить занятия, максимально приближенно к боевой обстановке!

Ну а на что, интересно, Вы надеялись, желая проверить меня? А что это была именно проверка — никаких сомнений нет.

Мои друзья заулыбались, довольные произведенным эффектом. Казаки хмурились, но смотрят с явным уважением.

— Шутите, поручик? — усмехнулся в свою очередь Николай, но не зло, по-доброму так, — имеете на то основание, — помолчал секунду — другую, и так задумчиво, ни к кому особо не обращаясь, но косясь на меня, — шею, говорите, можно свернуть, а то и попроще — ножичком? Ну, ну, при таких то знаниях! Да, впечатлили, ничего не скажешь! — и обращаясь уже к казакам, — ну что, станичники, впечатлил поручик? — и сам же ответил, — впечатлил, как есть, впечатлил!

— Силен, его благородие, Ваше величество! — отвечая за всех, и все еще потирая горло, просипел вахмистр.

— Ну да ладно, господа, — и как то совсем без перехода, обращаясь уже к Трепову и Герарди, — я с Владимиром Борисовичем поеду, ну а Вы, — бросив взгляд и на Петра Александровича, — можете пока и остаться, думаю, у Вас есть о чем поговорить.

— Ну а Вы, поручик, — после небольшой паузы вновь обращаясь ко мне, — я ознакомился с Вашей докладной, да и увиденное сегодня ..., весьма, весьма интересно, ... вот и обговорите детали ..., ... и еще раз благодарю ...

Император направился к машине, флигель — адъютант уже прогревал мотор.

— Это было потрясающе, Александр, — подошел ко мне попрощаться Владимир Борисович, — я потрясен, потрясен, — пожимая мне руку не переставал восхищаться он, — я горд за тебя, горд, — уже садясь в автомобиль, повторял он.

* * *

* * *

*

После отъезда царственного инспектора, а что это была именно инспекция, не вызывает сомнений, занятия подошли к завершению. Оставшиеся члены 'инспекционной комиссии', в лице командующего Отдельным корпусом Дмитрия Федоровича Трепова и герцога Ольденбургского, вполне предсказуемо пожелали уже более детально обсудить 'тактику действий особых групп' и вообще, возможную сферу их применения, но, конечно, уже 'не на ногах', а в более спокойной обстановке. Конечно же к нам присоединился и мой 'куратор' полковник Герарди.

И вот мы разместились в роскошном кабинете командира лейб-гвардии 4-м стрелкового батальона императорской фамилии, в том же особняке, где и проживал флигель — адъютант, командир этого батальона, полковник, Его Императорское высочество герцог Ольденбургский Петр Александрович со своей супругой, Великой княгиней Ольгой Александровной. В том самом особнячке, где я ранее провел незабываемую ночь. Денщик, по указанию хозяина кабинета разлил коньяк, от которого я, впрочем, отказался, расставил курительные принадлежности.

— Господа, — после того, как денщик оставил нас, начал разговор Дмитрий Федорович, — государь, соблаговолил ознакомиться с докладной запиской корнета, — он повернул голову в мою сторону и учтиво кивнул, — прошу прощения, теперь уже поручика, а также с выводами, предложенными мною по ходатайству Бориса Андреевича, — он кивнул в сторону полковника Герарди, — и в целом одобрил допустимость применения специальных групп в э-э-э, особых случаях. Не сомневаюсь, — продолжил он, — сегодняшнее посещение ваших занятий только укрепило государя в верности этого решения.

Командующий Отдельным корпусом взял сигару из шкатулки на столе, помял ее пальцами, не спеша прикурил и уже более сухим, официальном тоном, продолжил

— Государь соблаговолил согласиться с предложением направить может и не всю, — выделил он интонацией, — а только часть группы, наиболее подготовленную часть, — тут он обратился именно ко мне, — а здесь решение о персональном составе и численности будет приниматься на основе Ваших, поручик, рекомендаций, — я кивнул в знак согласия и сделал попытку привстать, но был остановлен взмахом руки, — так вот, предложено, в качестве experimentum (латин. проба, опыт) направить наиболее подготовленную часть группы в Эстляндскую губернию (административно-территориальная единица Российской империи, одна из трех губерний.Центр — г.Ревель(Таллин). Посмотрим ее в деле, тогда и будем принимать дальнейшие решения о перспективах. Нам же сейчас, господа офицеры, необходимо обсудить, так сказать, э-э-э, — помахал он сигарой, то-ли разгоняя дым, то ли обозначая обобщенность темы, — ... определить состав группы, конкретизировать цели, подчиненность, наконец ... И да, господа, предлагаю без чинов, в виде беседы ...

Да, как то резко все завертелось, то полное затишье, и вдруг на тебе, и звание внеочередное, и хоть какое обозначение ориентиров будущего группы. Нет, конечно, все это было ожидаемо, чего уж тут лукавить, но ожидание это несколько затянулось и утратило, если так можно выразиться, свою актуальность. Ну что же, все пока по плану, как я и предлагал, Польша, Кавказ или Прибалтика. В данном случае, это пожалуй, самый оптимальный вариант. Польша, а тем более Кавказ, честно сказать, еще рановато для моих подопечных.

Но вот интересно, а в каком качестве здесь присутствует герцог, вернее сказать, почему мы собрались именно в его кабинете. Не верится, что он в курсе моего 'попаданства', при всей близости его к императору, информация эта не его уровня. Мало вероятно, что в такой компании мы будем обсуждать и взаимоотношения в нашем 'треугольнике', я имею в виду себя, Ольгу и самого герцога. Да по сути, и 'треугольника' то никакого и нет. Во всяком случае, пока.

-Борис Андреевич, прошу Вас, Ваше мнение ...?

— Да, Ваше высокопревосходительство, — я, являясь, так сказать, куратором этого projectus (лат. выступающий, выдающийся вперёд — временное предприятие, направленное на создание результата) конечно заинтересован в том, чтобы и дальше группа входила в структуры моего ведомства. Поэтому и предлагаю узаконить нынешнее положение и приписать группу к Дворцовой полиции, выделив ее в самостоятельный отдел с широкими полномочиями. И не только по охране высочайшей семьи и высших чиновников империи, но, в данном конкретном случае, поручить охрану, хотя это, на мой взгляд, уже нельзя будет и назвать охраной в полном смысле этого слова ... , а если так можно выразиться, э-э, активным противодействием, причем противодействием на самом раннем этапе, praevenio(латин. превентивный, опережающий действия оппонента), на этапе еще только подготовки к планируемому злодеянию, любым попыткам всяких поползновений, направленных на подрыв безопасности охраняемых лиц. Формулировку можно придумать более точную, не это главное. Да, господа, этот вопрос назрел и стоит остро, Вы сами видите обстановку в стране. Поэтому считаю, что мы должны работать не просто на защиту охраняемых лиц, а и на воспрепятствовании самих помыслов, планов осуществления каких либо злодеяний. Я уже подавал Вам, Дмитрий Федорович, — обратился он к Трепову, — докладную записку о необходимости профилактических мероприятий по предотвращению террора, так вот, считаю, что группа поручика, — он обозначил поклон кивком головы в мою сторону, — может быть не просто карающим мечом, а если хотите скальпелем, да, именно скальпелем, высекающим эту скверну на теле империи. Да, это больно, да, может быть иногда и жестоко, но, на мой взгляд, порой необходимо проявить именно жестокость. Да это предполагает определенное количество жертв, да, это порой может выглядеть в глазах обывателей не всегда приглядно, но мы должны пойти на эти жертвы, дабы избежать еще больших жертв, пойти ради избавления всего организма от болезни!

— Хм-м, Борис Андреевич, — несколько удивленно протянул шеф жандармов, — не ожидал от Вас столь эмоционального выступления. Но мы несколько отвлеклись, конкретные решения будут приняты по итогам операции в Прибалтике.

Для меня, кстати, тоже такая экспрессия стала несколько неожиданной, всегда такой выдержанный, спокойный ... Петр Александрович так же смотрел на полковника, широко раскрыв глаза.

— Прошу прощения, господа, — смущенно пробормотал Герарди, садясь в кресло.

— И тем не менее, — продолжил глава корпуса жандармов, — Ваше предложение понятно мне, как бы радикально оно не звучало, но в нем есть определенный смысл. Ну а Вы, Петр Александрович, — повернулся он к командиру лейб-гвардии 4-го стрелкового батальона, — как Вам идея Бориса Андреевича? Или у Вас тоже есть что предложить ...?

Ну вот, сейчас и станет понятна причина участия герцога в этом совещании. Так то нельзя сказать, что это меня сильно волнует, но учитывая нашу 'духовную связь' интересно все же.

— Да, Дмитрий Федорович, — сидя в кресле с сигарой в одной руке и бокалом коньяка в другой и до этого не принимавший участия в разговоре, тихо молвил Петр Александрович, — с Вашего позволения ... — кивком головы обозначив поклон, — должен сообщить Вам, что во вновь созданном Главном управлении Генерального штаба (высший орган оперативно — стратегического управления ВС Российской империи в 1905 — 1918 гг.,ведавший, в том числе, разведкой и контрразведкой) принято решение развернуть на базе лейб-гвардии 4-м стрелкового батальона императорской фамилии, коим мне выпала честь командовать, штаб — офицерские курсы. Да, подобное заведение уже существует в Ораниенбауме, но как Вам известно, оно предназначено для подготовки офицеров к самостоятельному выполнению обязанностей командиров подразделений. Здесь же планируется, — он поставил бокал с коньяком на столик возле себя и продолжил, — развернуть учебное заведение несколько другой направленности, где упор будет делаться, если так можно выразиться, на сугубо практической подготовке офицеров, и именно офицеров — командиров специальных подразделений. Подобных Вашей, Александр, — он повернулся ко мне, — группе. Исходя из этого, — после небольшой паузы продолжил он, — думаю, будет правильно создавать школу, учитывая опыт группы и, что логично, на основе этой группы. Я уже подал записку на высочайшее имя с моими предложениями по этому поводу. Его Императорское Высочество Владимир Александрович (командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа) так же согласен с моим мнением ...

— Совершенно точно, господа, — подтвердил Дмитрий Федорович, — должен сказать, что именно этот вариант рассматривается как основной. Но конечное решение еще не принято, идут обсуждения ...Поручик.— обратился он ко мне, — сама идея так называемых 'специальных групп' принадлежит Вам, хотелось бы тогда услышать Ваше мнение и о бюрократической стороне этой, с позволения сказать, идеи, а именно вопросах принадлежности тому или иному ведомству, департаменту. А от этого, Вы же понимаете, будут зависеть и вопросы подчиненности и подотчетности, обеспечения, наконец, необходимым для успешного решения задач..., — сидите, сидите, поручик, — отреагировал он на мою попытку встать для доклада, — давайте без официоза...

— Да, Ваше высокопревосходительство, как Вы изволили отметить, решение бюрократических организационных вопросов весьма существенно для функционирования любого подразделения. Но считаю эти сугубо формальные, но несомненно важные вопросы ставить пока преждевременно. Создание офицерских курсов давно назревшая необходимость, и я рад, что это осознают в высших сферах. По большому счету, считаю, что отдельные подразделения по 'тайным операциям', необходимо создавать и в армии, и составе Особого корпуса, да и в полиции подобное не будет лишним. Но, господа, задачи у этих подразделений будут стоять совершенно разными. А следовательно и система подготовки должна быть совершенно разными.

— Согласен с Вами, поручик, — кивнул шеф жандармов, — прошу Вас, продолжайте ...

— Так вот, очевидно, что действовать 'специальным группам' придется в разной обстановке, ну, к примеру, чисто армейские группы — это что то вроде пластунов в казачьих частях или подразделений егерей. Отличие, по моему мнению, то, что там это более крупные подразделения, действующие в общей логике всей военной операции . Но порой необходимо решать, так сказать, точечные задания, вне, так сказать, общей обстановке. Ну, например быстрое и, что важно, скрытное проникновение на охраняемый объект в глубоком тылу врага с целью его уничтожения. Причем, по условиям поставленной задачи противник не должен потом догадаться о принадлежности совершивших diversio (латин. диверсия). По-простому говоря, обнаружить объект, быстро и скрытно пробраться к нему, эффективно уничтожить и по возможности вернуться назад. То есть, умение действовать в отрыве от основных подразделений, ограниченным составом, напрочь исключая возможность быть обнаруженным противником. Полицейский же спецназ ...

— Э-э, как Вы сказали, поручик? — удивленно подняв брови, повернулся ко мне полковник Герарди Да, что то я увлекся, за языком перестал следить. — спецназ, Борис Андреевич, или 'подразделение специального назначения'

— Хм — м, оригинальное определение, да ... Но прошу простить, продолжайте ...

— Благодарю, с Вашего позволения, ... здесь операция против пусть и отпетых, но простых уголовников, как правило, в условиях населенного пункта, на его окраинах, или как выразился модный нынче литератор Пешков, 'на дне' ('На дне'-пьеса М.Горького, 1902 г.). Здесь и подготовка должна быть соответствующая, я бы даже сказал, не помешает и толика публичности, в назидании, так сказать ...— и Трепов, и Герарди внимательно слушали меня, в особо интересных, на их взгляд, кивая в знак согласия головой, — В составе жандармерии же, ну и тут своя специфика, контртеррористические мероприятия в корне отличаются от действий, описанных выше ...

— Простие, как Вы изволили выразиться, — тут уже Трепов подозрительно уставился на меня.

— Контртеррористические мероприятия, Ваше высокопревосходительство — действия законных властей в условиях номинального отсутствия открытых активных боестолкновений при возрастающем наличии террористических актов против отдельных представителей гражданских и военных властей, когда для силового противодействия противоправным проявлениям применяются не штатные подразделения полиции или армейские части, а ограниченные специальные силы и средства структур правопорядка и защиты существующего строя.

Фу, как по писанному оттараторил. Сам не знаю, что на меня нашло, но это на автомате, крепко вбито еще по прошлой жизни.

На некоторое время установилась полная тишина, присутствующие уставились на меня, широко раскрыв глаза, пытаясь переварить мою воистину языкодробильную фразу. Первым очнулся Дмитрий Федорович, очевидно, как более опытный и поднаторевший в подобных оборотах. Но видно, и для него мой перл явился уж очень мудрёным.

— Э— э, поручик, хм — м, — попытался он что то сказать, сходу не находя слов, — извините, не совсем понял, э— э, а повторить сможете ... ?

— Простите, Ваше высокопревосходительство, не понял ...

— А? да нет, ничего, — пришел он в себя, — продолжайте, прошу Вас ...

Ну а что, я и продолжил

— Так вот, на мой взгляд, здесь специфика совершенно иная. Действовать порой необходимо в условиях нахождения на месте боестолкновений посторонних гражданских лиц, не причастных к проводимым мероприятиям, простых обывателей, случайно оказавшихся на месте совершения теракта, а зачастую и обыкновенных зевак. Задача специальных групп здесь не просто обезвредить злодеев, но при этом не допустить, чтобы пострадали лица, не причастные к теракту. При этом обстановка может быть осложнена и возможным наличием заложников, взятых злодеями с целью принудить власти к выполнению своих требований. Освобождение этих заложников так же требует специфической подготовки, кстати, не только физической, но и психологической.

Тут я понял, что мои собеседники 'поплыли'. Эк, я задал!

— Да, поручик, — опять первым пришел в себя шеф жандармов, — я поражен Вашими рассуждениями. Вполне разумными, должен сказать, рассуждениями, вполне. Думаю, нам надо будет более конкретно еще раз поговорить об этом, — к этому времени и другие стали приходить в себя, Борис Андреевич прокашлялся, герцог поерзал в кресле, глубоко вздохнув и рассаживаясь удобнее, — хм — м, да весьма интересно, весьма ..., — и как то встряхнувшись продолжил более спокойным тоном, — пока же, давайте вернемся к Вашей группе, что Вы можете сказать об этом?

— Так точно, Ваше высокопревосходительство, — вновь попытался я встать

— Сидите, поручик, мы же решили, без чинов ...

— Так точно, докладываю, подготовка группы проходила без определенной направленности, если так можно выразиться, по общим вопросам, не учитывая будущей специализации. На этом этапе и исходя из общей подготовки офицеров, считаю, что этого достаточно. Откомандирование в Прибалтику расцениваю как определенный этап этой подготовки и объективно оценивая разный уровень участников группы, предлагаю следующее, — учитывая то, что непроизвольно перешел на официальный тон, пришлось все же встать, — группу отправить в полном составе, в качестве отдельного подразделения, передав ее в оперативное подчинение одному из полков гвардии, направляемых в эту зону действий. Задачами группы определить выявление лиц и групп, причастных к руководству антиправительственных выступлений, их нейтрализацию, вплоть до физического уничтожения.

— Хм-м, поручик, — задумчиво произнес шеф жандармов, внимательно глядя на меня, — как то уж очень четко построен Ваш доклад. Да, интересно, интересно ... Но мне кажется, что это задача непосредственно моего ведомства, а Вы предлагаете оставить Вас в подчинении Его Императорского Высочества Владимира Александровича (командующий войсками гвардии) ...

— Точно так, Ваше высокопревосходительство, — согласился я, — но в отличии от Вашего ведомства, у группы, в моем, конечно понимании, будут, если так можно выразиться, развязаны руки при проведении операции. Ведь согласитесь, формальное следование букве закона не всегда позволяет нейтрализовать смутьянов. Учитывая чрезмерную, опять таки на мой взгляд, либеральность нашего законодательства. А при проведении войсковых операций, а мы будем действовать, хотя порой и формально, но в составе армейских частей, мы будем свободны от некоторых условностей. Кроме этого, подготовка некоторых членов группы позволяет проводить так называемую 'свободную охоту', или скрытные рейды в районах, наиболее подверженных влиянию противников. существующего строя с целью выявления и уничтожения их опорных пунктов

— 'Скрытные рейды', 'свободная охота' — по смыслу понятно, что Вы имеете в виду, — опять прервал меня Трепов, — но как то уж очень Вы радикально предлагаете действовать. Кроме этого, в Прибалтийских губерниях военное положение не объявлено, и по всей видимости, объявлено не будет. А то, что Вы предлагаете, это и вовсе полное игнорирование всяких законов. Нет, на это никто пойти не может, я не могу допустить этого.

Присутствующие сидели, не проронив ни слова, но если Герарди хоть как то понимал, о чем я говорю, учитывая его информированность относительно меня, то герцог, и это было видно, был в полнейшем шоке. Оно и понятно, да, он был в курсе моей 'крутости', но то, о чем я сейчас говорю, это уже другой уровень, уровень не простого 'боевика', а тем более не вновь произведенного поручика. Он и в самом начале встречи, это так и читалось на его лице, был в легком недоумении о самой возможности обсуждения стратегических вопросов таким составом присутствующих. А уж сейчас, прослушав мой спич и вовсе впал в ступор.

— Именно поэтому предлагаю выделить сводную группу в отдельное подразделение, оперативно подчинив одному из полков лейб — гвардии, но с правом проведения самостоятельных операций. Это, по моему мнению, несколько расширит наши возможности в оперативном плане и снимет возможные юридические вопросы, так как мы de facto (лат. 'на деле', 'фактически'), будем действовать именно в составе воинского подразделения.

— Разрешите, Дмитрий Федорович, — вступил в разговор полковник Герарди, — здравое звено в рассуждениях поручика есть, я склонен согласиться с его предложениями. Обкатаем группу в 'поле', выражаясь языком Александра Николаевича, — он изобразил короткий поклон в мою сторону, — вот и будет возможность делать какие либо выводы и вообще по необходимости подобных подразделений, и по созданию школ в различных департаментах.

Я учтивым кивком поблагодарил полковника за поддержку моего предложения, но не стал и дальше убеждать командующего Отдельным корпусом. Мои аргументы он выслушал, ничего нового добавить мне нечего, да по большому счету, и спор ни о чем. Мы едем в Прибалтику, это факт. Как я понял, с предложением ехать отдельной группой, но в составе одного из полков лейб — гвардии он согласен, во всяком случае, возражений я не услышал. Честно сказать, что то мне кажется, с самого начала так это руководством и планировалось, это же логично. А все разговоры — еще раз убедиться в правильности этого решения. Ну а дальнейшие перспективы — это уже по итогам поездки, во всяком случае, в том числе.

Герцог так и не проронил больше ни слова, в наш разговори не вступал, молча переводя взгляд от меня то на Трепова, то на Герарди. Мы же, исчерпав каждый свои доводы, и судя по последним словам Бориса Андреевича, придя к общему пониманию всей идеи, тоже постепенно перешли к другим темам в разговоре, в конце сведя все к обыкновенной светской беседе о погоде, напитках и табаке.

А вот при прощании герцог меня удивил.

— Александр, Вы обещали визит к нам, мы с Ольгой Александровной ждем Вас...

— Э-э, Ваше Императорское Высочество ...

— Ну-у, бросьте, Александр, бросьте, мы же условились, достаточно просто по имени — отчеству ..., — странно, когда это мы об этом условились? — намедни Вы наносили визит, но виноват, не смог лично принять Вас ..., служба, понимаете ли ..., но Ольга Александровна рассказывала, чудесно провели время ...

Вот интересно, что он имеет в виду, как то двусмысленно выражается, и как на это все реагировать? Ну что же, только и остается, как сделать морду кирпичом и ждать дальнейшего развития сюжета.

— Да я бы с удовольствием, Петр Александрович, но тут эти занятия, тренировки...

— Ну так в чем же дело, раз Вы уже и так здесь, чего же откладывать? Предлагаю сегодня и отобедать с нами. Сейчас же только доложат Ольге Александровне о дорогом госте... Ну Вы же знаете этих женщин, они должны подготовиться, носик припудрить, шарм навести, ну Вы понимаете ..., а мы пока здесь переждем. Только прошу Вас, давайте вот так, по простому, без официоза ...

* * *

* * *

*

Честно сказать, я не смог устоять перед этим напором. Оно конечно странно, во всяком случае для моего менталитета, но немного зная историю, этот его пассаж не стал для меня совершенно уж невероятным и чем то шокирующим.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА В апреле 1903 во время парада в Павловском дворце, Великая княгиня Ольга впервые увидела ротмистра Кирасирского ЕЕ Императоского Величества полка(г.Гатчина) Николая Куликовского и уговорила брата Михаила посадить их рядом за завтраком. В то время великая княгиня была замужем за герцогом Ольденбургским, В 1906 году муж Ольги, герцог Ольденбургский, назначил Куликовского своим адъютантом и разрешил ему поселиться в своем доме на Сергиевской улице в Санкт-Петербурге, где жили они с женой. Среди высшего света распространялись небезосновательные слухи о романе между великой княгиней и Куликовским. В 1916 году Николай II разрешил расторгнуть брак Великой княгини с герцогом Ольденбургским и в этом же году Н.Куликовский женился на Ольге Александровне.

— С радостью приму Ваше приглашение, Петр Александрович ..., — вынужден был согласиться я.

— Ну вот и славно! — совершенно искренне обрадовался герцог, — вот и славно, Ольга Александровна будет весьма рада, весьма! Тогда я, с Вашего позволения, дам указания прислуге, — звякнув при этом колокольчиком, вызывая денщика, — а мы пока ..., вот, предлагаю еще по капельке шустовского ...

За минут пятнадцать ожидания мы с герцогом успели обсудить и новых рысаков Семеновского ипподрома, и марки сигар, и разницу между шустовским и подлинным французским cognac. Конечно же, не могли обойти вниманием и такое событие, как предстоящий приезд на гастроли знаменитой Клео де Мерод (французская танцовщица 1875 — 1966 г.г., носила титул 'царицы красоты' с 1896 по 1906 гг., позировала многим известным художникам и скульпторов той эпохи).

— Ах, Александр, — буквально взахлеб пытался передать мне свой восторг собеседник, — это так пикантно, так пикантно, видеть в одежде и вживую ту, которой восторгался в обнаженной скульптуре (уже около 10 лет в обществе не утихал скандал, вызванный представленной на Парижском салоне в 1896 году скульптура Александра Фальгери 'Танцовщица', для которой позировала Клео. Она настаивала,что портретной в этой обнажённой скульптуре из белого мрамора была лишь её голова). Я, знаете ли, большой ценитель красоты молодого тела, причем, должен Вам сказать, независимо от того, женское оно или мужское. Хм-м, — он сделал небольшую паузу, — хотя честно сказать, конечно до истинной красоты мужского тела женскому далеко.

Да, что то разговор приобретает опасную направленность, опрометчиво было с моей стороны оставаться с ним наедине. Спасибо, хоть ограничивается только полунамеками, скорее бы уж звали за стол.

Постучавшись и получив разрешение, зашел денщик и наклонившись, что то доложил хозяину кабинета.

— Ну, наконец то! — еще не дослушав доклад, повернулся ко мне Петр Александрович, — ну что же, Александр, Ольга Александровна нас приглашает к столу. Но, к сожалению, я вынужден буду вскоре оставить Вас, дела требуют прибытия на Сергиевскую (Сергиевская улица, дом 46-48, особняк Барятинских, с 1896 года во владении герцога П.А.Ольденбургского, место жительства его самого и его супруги, Великой княгини Ольги Александровны. В настоящее время ул. Чайковского), но это не должно Вас смущать, у нас будет время пообщаться. Ну а пока, прошу Вас ...по докладу, нас уже ждут ...

Как это не странно, но обед прошёл в непринуждённой светской беседе, вспоминали забавные случаи из жизни высшего света, шутили, я рассказал пару анекдотов. Было весело и как то уютно. Герцог оставил нас примерно через час с небольшим. Мою попытку извиниться и, сославшись, как на повод на необходимость решения массы неотложных дел, так же покинуть гостеприимный дом, отмели сразу же. Петр Александрович, а он, в виде компромисса согласившись, чтобы я обращался к нему именно так (я настаивал на 'Ваше высочество', а он просто на 'Петр'), заверил меня, что полностью доверяет мне свою супругу (как то прозвучало это двусмысленно), что они крайне редко выходят в свет, а ей так не хватает простого общения. Он, конечно же постарается не задерживаться в городе и будет только рад, если застанет меня здесь, но разумеется, ни на чем не настаивает. Ольга не была столь многословной, но ее взгляд говорил сам за себя.

* * *

* * *

*

Ты человек — загадка, — произнесла Ольга как то равнодушно, холодно. Улыбалась, шутила, пила шампанское ..., и вдруг резкий переход. Поэтому и прозвучало это неожиданно для меня.

Чуть повернув голову и смотря прямо мне в глаза, — рядом с тобой я будто впадаю в какой транс ..., перехватывает дыхание, буквально ноги подкашиваются. Не то от восторга, не то от страха. Страха от того, какую власть ты имеешь надо мной.

Она схватила мой бокал с коньяком и залпом выпила его. На глазах ее проступили слезы, замерла, не в силах продышать, подняла руки, забавно шевеля пальцами. Я быстро наполнил опустевший бокал сельтерской и подал ей. Запив, она вроде бы пришла в себя, отдышалась.

— Налей мне еще! — пришла в себя? Да, что-то я поспешил с выводами.

— По-моему, это лишне! — отставил я пустой бокал.

— Налей, мне надо тебе что то сказать.

Кажется, сейчас начнется истерика, пора заканчивать этот чудесный вечер. Я вытер губы салфеткой, встал из за стола

— Прошу простить меня, но думаю, мне пора ...

— Но почему?

— Потому, что Вы сейчас можете сказать то, о чем возможно будете жалеть потом

— Не буду, налей!

Я присел, посмотрел на нее. Она выдержала мой взгляд, не отвела глаза.

-Ваше высочество, — она удивленно вздернула брови, резкий переход с 'ты' на 'Вы' несколько смутил ее, но я продолжил, — Вы хотите сейчас выпить. Это что, для храбрости, или чтобы забыться?

— Ах, Александр! — после недолгого молчания, тяжело вздохнув, ответила она, — неужели ты не понимаешь ... , — все таки дотянувшись до бокала, взяла, покрутила в руках, не делая, правда, попытку вновь наполнить его, просто занять чем-то руки, — впрочем, пожалуй ты и прав, именно для храбрости ...

— Ну и что дальше?

— Дальше? А что дальше? — она замолчала, — не знаю ..., — и опять пауза.

Она повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. И этот взгляд не оставлял сомнений в ее чувствах. Это был взгляд не просто увлеченной женщины, а женщины влюбленной, влюбленной почти до умопомрачения. Это и пугало его, пугал эта безрассудность, переходящая в подлинное сумасшествие, эта готовность на все. Пугало, что эта ее исступленность в любви привяжет ее. Ему было страшно не за себя, нет, страшно за нее. Он не был готов ответить ей такой же неистовой любовью, а идолом ее любви быть не хотел. И дело здесь даже не в высоких чувствах, нет. Он не хотел быть источником проблем для нее, компрометировать ее ее же любовью. Он не мог позволить что либо такого, что бросит тень не просто на Великую княгиню, бросит тень на женщину. Да, он, как говорится, старый солдат и (согласно классики), не знает слов любви (цитата из художественного фильма 'Здравствуйте, я ваша тетя' по мотивам пьесы Брэндона Томаса 'Тетка Чарлея'), но именно потому, что вся сознательная жизнь его прошла, в основном в мужских коллективах, полученное при этом воспитание, он не мог своим поведением бросить тень на репутацию женщины. А такая ее любовь неизбежно бросит тень на нее, причем независимо от того, как он сам будет себя вести. А она хотела, хотела именно такой любви, любви отнюдь не платонической. Это читалось в ее взгляде. Но и она прочла в его взгляде что то такое, что заставило ее высказаться

— Ты ведь сам понял, наверное ..., еще тогда, на ужине во дворце ..., как ты поешь, ведешь себя ... Потом эти слухи, разговоры, какой ты ... и та ночь ...! Я потеряла рассудок, это было какое то волшебство ..., — она замолчала, и вдруг как то робко, еле слышно, — ты ведь не воспользуешься этим ...?

Он даже отшатнулся, услышав эти подозрения. Ну вот что можно ответить, как можно реагировать на эти слова? Она, видимо поняла всю нелепость своего вопроса

— Прости, я не то говорю. Я знаю, ты не воспользуешься моей слабостью ... Просто ... просто ты дорог мне ... , со мной никогда такого не было ..., наверно я ...

Ольга повернулась и как то рывком поддалась ко мне. Было понятно, что она хотела произнести 'влюбилась', но видно сама испугалась этого. Любил ли я? Она стояла в опасной близости, и эта близость пьянила сладким ароматом незнакомых цветов, будоражила, возбуждала. Кому по силу сопротивляться этому, и надо ли сопротивляться? А любовь это или просто влечение ...кто знает, возможно и любовь ..., но об этом потом!

И только где то далеко в подсознании, вначале еще робко, но потом все более и более отчетливо проступала мысль, что после того, что уже было между ними и что неизбежно случится сейчас, он уже никогда не сможет относиться к ней как просто к женщине. Эта уже будет его женщина, а значит он будет в ответе за нее.

* * *

* * *

*

ПРИМЕЧАНИЕ. ИСТОРИЧЕСКИЕ ХРОНИКИ

 *В декабре 1905 года, в основном, в Северной Эстонии отряды городских рабочих и примкнувших к ним крестьян-бедняков за одну неделю (12-20 декабря) разрушили, подожгли или ограбили 160 поместий (т.е. каждую пятую мызу) и 40 винокуренных заводов. Тем самым была подорвана экономическая база национального и социального угнетения со стороны преимущественно немецкой полуфеодальной верхушки.

 *Для подавления революции в Прибалтике царское правительство использовало войска общая численность которых в регионе составила 19 000 человек. Специальные карательные отряды, которым придавались для помощи местные немецкие остзейские помещики, без суда и следствия расстреляли в 1906 г. более 300 человек, кроме того, военные суды приговорили к смерти ещё примерно 200 человек, телесным наказаниям подверглись примерно 600, сотни были посажены в тюрьмы и отправлены в Сибирь.

 *Появление в 1905-1907 гг. банд 'лесных братьев' в сельской округе и вооруженного подполья в городах Прибалтийского края (в него входили тогда Эстляндская, Лифляндская, Курляндская, Виленская и Ковенская губернии), особенно в Риге, Либаве (современный латвийский город Лиепая) и Двинске (современный латвийский город Даугавпилс), оказалось весьма неожиданным как для местной элиты — немецких остзейских баронов (потомков рыцарей Ливонского и Тевтонского орденов), так и для российских имперских властей.

 *Согласно официальным данным канцелярии генерал-губернатора, в Прибалтийском крае в 1905-1906 гг. было зафиксировано более 1700 террористических актов и 3076 вооруженных нападений5.

 *В 1907 г. директор императорского Департамента полиции сообщил в Государственной Думе, что только в двух прибалтийских губерниях — Лифляндской и Курляндской — было совершено 1148 терактов, в результате чего погибли 324 человека, главным образом это были полицейские и солдаты6.

 *Исходя из количества совершенных террористических актов в Прибалтийском крае в 1905-1907 гг., следует указать на то, что, несмотря на спад революционного движения во всей Российской империи, интенсивность антиправительственных выступлений в Прибалтийском крае оставалась весьма высокой.

 *Феномен 'лесных братьев' в Прибалтийском крае был обусловлен наличием благоприятных географических условий — обилием густых и заболоченных лесных массивов, но особенно — высокой плотностью сельского населения, что обостряло аграрный вопрос в этих губерниях и делало местное крестьянство массовой социальной опорой революционного движения, сразу же приобретавшего черты национального сепаратизма.

 *Большинство 'лесных братьев', как правило, составляли боевики революционных партий, вынужденные скрываться в лесах от репрессий со стороны правительства. Они объединялись обычно в банды по 10-15 человек, которые имели поддержку именно в крестьянской среде. Среди 'лесных братьев' находили пристанище и уголовные элементы, что отразилось на их тактике. 'Лесные братья' применяли стремительные и жестокие набеги не только на феодальные замки и усадьбы местных баронов и богатых помещиков, но и на фермы и деревни, где под страхом кровавых расправ заставляли крестьян предоставлять им продукты, деньги и убежище.

 *Промышленный пролетариат в Прибалтийском крае был интернациональным, однако литовцы, эстонцы и латыши не составляли в нем подавляющего большинства. Поэтому националистические эксцессы в крупных городах практически не происходили. А вот 'лесные братья' отличались особой жестокостью. Всех сопротивлявшихся они безжалостно убивали. Нападения совершались на военнослужащих и полицейских чинов, православных священников, волостных старшин и их помощников, чиновников и учителей, которые не выполняли требований агитаторов поддерживать бунтовщиков. Таких лиц 'лесные братья' объявляли 'шпионами', приговаривали к смерти и убивали.

  ... В следующие месяцы революции отдельные подразделения "старой гвардии" посылались с особыми заданиями в наиболее беспокойные регионы страны. Так, в 1906 г. третий эскадрон л.-гв. Кирасирского Его Императорского Величества полка под командованием ротмистра барона Леона Оскаровича Фрейтага фон Лоринговена был послан в город Ревель Эстляндской губернии "для наведения порядка и несения караульной службы". На одного из военнослужащих этого отряда, вольноопределяющегося фон-Рихтера во время патрулирования было совершено нападение, в результате которого была убита его лошадь. В то же время для подавления беспорядков в Кронштадте был послан полуэскадрон во главе с только что поступившим в полк (в 3-й эскадрон) по окончанию Николаевского кавалерийского училища корнетом Евгением Михайловичем Шрейдером. Гвардейские кирасиры принимали участие в казнях, устраиваемых в крепости...("Русская императорская гвардия в событиях революции 1905-1907 гг."монография.Чувардин Г.С., СПГУ)

... Рабочее движение в Эстонии имеет славную боевую историю и много героических имен. В годы революции 1905-07 годов эстонский пролетариат был на острие борьбы за свободу, равенство, братство. Эта борьба эстонцев за национальное и социальное освобождение шла рука об руку с рабочими всех национальностей, подтвердив тезис о том, что у пролетариата есть свои коренные интересы. Именно здесь накал классовой борьбы против полуфеодальной системы социальных отношений, установленной в пользу привилегированного остзейского дворянства, достиг наивысшего апогея ... . (из выступления представителя Компартии Эстонии на Международной встрече коммунистических и рабочих партий в Афинах 24 ноября 2018 г.)

* * *

* * *

*

Погода нас 'радовала', в кавычках, конечно, и была, можно сказать, премерзпакостной. Хотя чего Бога гневить, это обычная погода для конца октября в Эстонии, или правильнее сказать, в Эстляндской губернии. Хмурое небо в свинцовых тучах, сыро, непонятная морось, не прекращающаяся целый день, тусклый, серый пейзаж в густой пелене тумана.

Выдвинулись мы сюда примерно часа полтора назад, сразу, как получили сигнал от информатора. По его словам, именно здесь сегодня должна пройти группа рЭволюционеров, или, как они недавно стали себя называть, 'лесных братьев'. Видимо, кураторов движения вдохновляли баллады о предводителе благородных Шервудских разбойниках Робин Гуде и его друзьях. Не буду спорить об истинных целях и методах борьбы героя английских баллад, но здесь это были просто бандиты и боевики — националисты, занимающиеся тотальным террором. А террор, он и есть террор, независимо от его целей, он одинаков во все времена. Это всегда кровь, грязь, прикрытая 'правильными' лозунгами. Это чума, раковая опухоль, разъедающая общество. Но должен сказать, в обществе постепенно, не сразу конечно, но приходит понимание этого факта. Что касается офицеров моей группы, то недавнее, буквально пять дней назад, зверское убийство младшего унтер — офицера лейб — гвардии Кексгольмского полка Николая Хохлова прекратило все сомнения офицеров, даже если они конечно были. Во время патрулирования в районе Балтийского вокзала в Каламае (район Ревеля), на группу, которой он командовал, было совершенно нападение. Старший патруля, младший унтер — офицер Хохлов, прикрывая отход двух своих подчиненных, был не просто убит, эти 'борцы за свободу' глумились над уже мертвым телом.

Нас здесь пятеро, костяк моей группы: Федя Вольф, Георгий Одоев, Иванов из 4-го стрелкового, ну и Юра Лишин, куда же без него. Ну и я, в качестве командира.

Загодя выбрали места для 'лежек' по обеим сторонам довольно таки широкой тропинки, разведя пары так, чтобы не попасть под перекрестный 'дружественный' огонь, определили порядок действий. Ожидается, что их будет четверо, племяник хозяина хутора и трое 'гостей', один из которых, по докладу нашего агента, являлся своего рода координатором подпольных групп, действующих во всем крае.

— Вроде идут, — шипит Юра. Он сегодня со мной, вторым номером работает.

— Тихо ты, вижу, работаем по плану! — шепчу в ответ.

Вот они, голубчики! Но их пятеро, а не четверо, как ожидалось. Идут, не особо и таясь, замыкающий только озирается по сторонам, все вооружены. Главным, судя по описаниям, третий. Самое правильное, конечно, просто пристрелить, по закону военного времени имеем право, адвокатов тут не требуется. Идут с оружием, в районе, где объявлено военное положение (особый правовой режим в государстве или его части, который устанавливается решением высшего органа государственной власти в случае внешней агрессии, непосредственной угрозы агрессии или открытых выступлений против существующего строя. К 1 августа 1906 года из 87 губерний и областей России 40 состояло на военном положении, 27 на положении чрезвычайной охраны и 15 на положении усиленной охраны). Одного этого уже достаточно, факт преступления налицо. Я бы так и поступил, но приходится учитывать наличие моих подопечных, а они не готовы сразу стрелять в живых людей. Будем считать этот случай своего рода тестом и учебой. Как говорится, идем от обратного, делаем так, а потом объясняю, почему это неправильно. На ярком примере. Все под контролем, риск сведен до минимума, поэтому могу так и действовать.

— Стой, ни с места! — подаю команду и тут же кидаю в сторону ветку, припасенную заранее. Лучше переоценить противника, чем недооценить, вдруг среди них найдется умелец стрелять на звук. А так, может и отвлекутся они. В ответ звучит выстрел, к счастью, не в нашу сторону. Расчет оказался верным, боевик среагировал на шум упавшей ветки, стреляет на звук. Подельники его, кидаясь на землю, так же открывают огонь.

Все формальности соблюдены, работаем по плану. Цели распределены заранее, стреляю в своего, целясь в ноги, этого желательно брать живым. Краем сознания замечаю, что он упал, схватившись за рану, но не отвлекаюсь, перезаряжаю винтовку и перевожу огонь на сопровождающего. Этот уже не так важен, скорее наоборот, будет только мешать. Ловлю голову в прицел, одновременно нажимаю курок. Да, тяжелая пуля со стальным сердечником — это вам не игрушка! Лицо боевика моментально превращается в кровавое месиво. Вокруг выстрелы, мат, но в принципе все идет по плану. Одоев и Иванов с той стороны добивают замыкающих, раненый пытается отползти в кусты.

— Юра, прикрой меня! — кричу Лишину и кидаюсь к подранку. Ну а дальше на автомате — тычок в место ранения, рывком переворачиваю мордой в землю, скручиваю руки. Бандит шипит, ругается. Успокаиваю его очередным ударом по почкам. Все закончилось, но успокаиваться не стоит.

— Не расслабляться, осмотр, доклад! — привожу в чувство подчиненных.

— Первый, чисто!

— Второй чисто!

— Третий чисто!

— Принято, пакуем!

В принципе, нормально, так и допускалось, главарь живой, остальные — по возможности. Ну а то, что возможности не оказалось, ну что же, бывает, не повезло. Им. Нам же осталось только убрать за собой. Это тоже было обговорено заранее, Федя Вольф осматривает труппы и собирает оружие убитых, Лишин отправился за транспортом для перевозки трупов и нашими лошадьми. Верный денщик мой Федор с денщиком Одоева, они, кстати, так же приписаны к моей группе, ожидают с подводами в перелеске, километра за два, чуть в стороне от места засады. Георгий отправился вперед по тропинке, разведать обстановку, поручик Иванов в обратную сторону. Ну а я пока допрашиваю главаря. Тот упорствовал недолго, пары ударов по ране и несколько тычков в морду, вкупе со зверским выражением лица и мельканием ножа перед глазами не только быстро научили его русскому языку, хотя в начале он его не понимал, но и сделали настолько разговорчивым, что мне пришлось даже делать некоторые пометки в записной книжке, дабы не упустить потом некоторые нюансы. А рассказал он много чего интересного. Как оказалось, этот хутор уже длительное время использовался как своего рода база хранения оружия, боеприпасов, взрывчатки для целой сети бандитских групп, действующих на территории Гапсальского уезда (административная единица в составе Эстляндской губернии в 1745-1920 годах. Центр — город Гапасль (Хаапсалу), где и определено 'работать' нашей группе. И этот молодчик сегодня как раз проводил своего рода 'ревизию' этого 'склада' с целью дальнейшего распределения всего этого добра по бандитским группам.

Возникла мысль тихо захватить этот 'склад — базу' хуторского масштаба, устроить там засаду и брать потихоньку 'гостей', что будут приходить за 'гостинцами. Но по здравому размышлению пришлось от этого отказаться. Живем не в изолированном пространстве, скрыть захват хутора не удастся. Да и самого 'распределителя', что лежит передо мной не удастся привлечь в виде приманки. А без этого ничего не получится. Да, как бы заманчиво это не звучало, но реально этот план не сработает. Ну что же, как говорится, 'за неимением гербовой, пишем на простой'. Долго скрывать сегодняшнюю операцию не удастся, и чтобы 'богатства' не перепрятали, хутор надо брать сегодня же, в этом не может быть сомнений.

Начальство не проинформировано и не получено разрешение на проведение этой операции? Еще при планировании всей кампании было обговорено это мое право в экстренных случаях принимать самостоятельное решение на проведение операции, включая, кстати, и выход на 'свободную охоту'. Но это уже уж в очень особых случаях. Не готово еще мое начальство к столь радикальным методам противодействия противнику. Ну а данный случай не должен вызвать никакой негативной реакции, все предельно ясно.

Ну а 'гости'? думаю, они от нас никуда не денутся. Придется плотно 'поработать' с этим 'шустриком', да и остается надежда, что на хуторе тоже кто разговорчивым окажется. Моральными принципами я не страдаю, а вопросы задавать таким орлам научили еще в той жизни, так что и до гостей доберемся. Смею надеяться.

А жизнь идет своим чередом. В смысле, эти мысли ничуть не мешали ни мне, ни моей команде заниматься 'зачисткой места'. Нет, имею в виду именно хозяйственные дела. Подошли подводы, погрузили на одну из них тела, реквизированное оружие боевиков, накрыв все дерюгой, на всякий случай убрали на тропинке и в кустах следы схватки.

Подводу одну с телами отправлять на 'точку', что находилась за семь километров, а базировались мы на мызе с зубодробительным названием Ыйзу, в имении, которое принадлежало исправляющему обязанности начальника штаба Виленского военного округа генерал — майору Фаддею Васильевичу Сиверсу, не рискнул, а выделять сопровождающих — не видел смысла распылять команду. А так, как и сейчас, двое денщиков, они в захвате не участвуют, будут держаться чуть поодаль, в тылу, но в зоне если не видимости, то хотя бы слышимости, на подхвате, так сказать, основная команда участвует 'в деле'. Посовещавшись, так и решили действовать.

Кружить по лесу не пришлось, не мудрствуя лукаво, по наглому, отправились караваном из двух подвод, основная команда — верхом, по тропинке, в сторону бандитского логова. Минут сорок энергичного движения и показался огороженный высоким добротным забором хутор.

Тихо, будто вымерли все, никакого движения не наблюдается. Неужто услышали стрельбу и попрятались? Тогда плохо, если придется выкуривать их, брать штурмом, без потерь с нашей стороны не обойтись, мало нас. Сказать по честному, конечно большая авантюра эта с нашей стороны, 'брать их' без подготовки. Расчет делал только на внезапность. Но, и это очевидно, по-другому никак, время дорого, как только узнают о гибели своих, перепрячут все, пойди — найди эти 'подарки'. Нет, только сейчас, иначе упустим.

Ну что, диспозиция понятна, Юру Лишина с Одоевым на всякий случай направляю в обход, на случай, если кто попытается сбежать по тихому. Хотя навряд ли, по словам раненого главаря, гостей сейчас тут не должно быть, только семья хуторянина, хозяин сам, мужик лет чуть сорок, с женой, бабка старая, да детей выводок, человек семь, старшему нет и пятнадцати, ну а младший — еще и не ходит. 'Информатора' нашего эти подробности не интересовали, дети и дети, что их считать и рассматривать. Есть, правда еще и батрак, немой, чуток не от мира сего, в сарае обычно обитает. По его словам, силы не мереной, этот, кстати, может быть и опасен.

Подойдя к воротам, я вежливо постучал в привязанную колотушку. В ответ — никакой реакции. Пришлось добавить 'вежливости' прикладом.

— Minge porgu, Alan!(эст.катись к черту, Алан) — о, вот и реакция последовала. Только что то истинного эстонского гостеприимства не наблюдается, да и не Алан я, - miks sa seda peaksid tahtma?(эст.какого черта тебе надо) последовало продолжение

Скрипнув, ворота чуть приоткрылись и выглянула хмурая морда с растрепанными волосами.

— А, тибла (презрительное название русских), — увидев нас, пробурчал себе под нос, но уже другим, более спокойным тоном, но все так же угрюмо, — че-е ко на-т-то? — при этом даже не делая попытки пропустить нас во двор.

— Поручик Белогорьев, — представился я, — Вы позволите задать Вам пару вопросов?

— Мо-о-жно потумать, таже е-если не по-озволю, не заттатите, — так же угрюмо ответил хуторянин, придерживая створку ворот, не пропуская нас, — сто Вы хоттите услышать?

— Благодарю. Вы не замечали в последнее время чего-либо подозрительного?

— Нет— т, не заметил ничеко, у меня своих дел хватает, в Фаши не лезу!

— Вы позволите пройти? — толкаю створку ворот, пытаясь пройти во двор, оттесняя мужика, и тут же как ни в чем не бывало, продолжаю, — благодарю, любезный... — kurat! (эст.черт), — прошипел хозяин в ответ на весьма ощутимый тычок Федора, вломившегося следом.

Едва мы зашли во двор, из сарая, стоящего чуть правее, на задворках, выбежало что то огромное в одном исподнем и с топором в руках, видимо упомянутый батрак, и с каким то диким ревом кинулся на нас. Федор среагировал моментально и весьма эффектно. Он просто поднял ногу. Представьте себе ступню, эдак 47 размера, а теперь представьте всю ногу, которую венчает эта ступня. Вот на эту махину, да еще и с разбегу и наткнулось это чудо. Несколько секунд ничего не происходило. Потом оно жалобно хрюкнуло и повалившись на землю, свернулось в позе эмбриона.

— У — у — ю— ю, — и все выше и выше и выше! По тональности, я имею в виду, как в песне.

Я аккуратно обошел это недоразумение, и бросив на ходу оторопевшему от столь быстрого способа успокоения хозяину:

— Ну, показывай свое хозяйство, любезный. Да, ты уж скажи сразу, есть ли еще посторонние дома. А то я и казачков приглашу, холодно им, понимаешь, в лесу вокруг усадьбы стоять. А тут и тепло тебе, да и весело, смотрю, пошутить можно.

Резко повернувшись к нему и схватив за грудки, прижав к стене избы, почти в упор, глаза в глаза прошипел, — ведь есть же и где пошутить и с кем. Семья то у тебя большая.

Хуторянин побледнел, сразу утратил свой гонор, даже если он и был, и заплетающим голосом прошептал

— Не губи, пан офицер, нет никого, а это Тойво, работник наш. Слаб он совсем умом, не в себе он. Видя нашу 'милую' беседу, во двор выбежало все многочисленное семейство хуторянина, жена, изможденная баба непонятного возраста, бабка старая, еле державшаяся на ногах, с клюкой, видимо мать хозяина, выводок детей, мал мала меньше. Бухнулись в ноги, вой, плач, слезы

— Господин офицер, не убивай ...

Кстати, на довольно таки сносном русском языке. Хозяин вообще спал с лица, как то съежился весь, ссутулился, из глаз потекли слезы.

— А скажи мне, курат этакий, чего это я должен думать о твоей семье? Если ты, идиот о ней не хочешь думать? В Сибирь захотел? Так милости просим, там люди нужны, снега много, убирать его надо. Ну а что не все доедут, не велика беда, баба у тебя здоровая, да на сибирском морозе вообще расцветет, еще нарожает.

Хуторянин стал закатывать глаза и буквально сползать по стенке.

— Стой, сучья морда, куда ... ? Ты этого хочешь, да?

Вой во дворе усилился, наступил полный бедлам. Федор и Иванов переминались с ноги на ногу, не зная, толи оттаскивать меня от мужика, толи пытаться отцепить от себя повисших на их ногах и ревущих детишек. Ко мне представители семейства подходить не решались. На шум прибежали Лишин с Одоевым и тоже стояли в полном обалдении. Даже убогий раненый работник умолк, только изредка чуть слышно поскуливая.

— За что, господин, Богом прошу, не губи!

Да, можно считать необходимый антураж создан, обстановка накалена до нужной кондиции, злой сатрап, это я, если кто не понял, готов проявить милость.

— За что? Ты считаешь не за что? Не делай вид, что не понимаешь. Логово бандитское устроил тут, склад с оружием, ты считаешь этого мало? Как думаешь, что будет с ними, — кивнул я в сторону домочадцев, — когда найдем все это?

Так, а вот это уже интересно. Хозяин чуть заметно вздохнул, явно успокоившись. Нет, он так же выглядел испуганным, точнее делал вид, что так же напуган, но именно делал вид. Я конечно не Станиславский, кричать 'Не верю!' не буду, но и так было заметно, что явный испуг у него прошел. Что то не так, где то я перегнул, но где? Надо думать! По началу, увидев, что нас всего трое, вел себя независимо, почто вызывающе. Узнав, что якобы хутор окружен и сюда зайдут казаки, испугался за своих близких. Пока все естественно. А что было потом? Я сказал, что будем искать тайник. Вот! Именно это его несколько успокоило, он даже облегченно вздохнул. А это значит, что он уверен, что мы ничего не найдем. Это что же получается, 'кинул' нас бандит? А вот только смысл ему в этом? Мы же не отпустили его, можем вернуться к разговору, на что он тогда надеялся? Нет, навряд ли, нет логики в этом. Тайник есть, это почти бесспорно, но хуторянин знает, что мы его не найдем. Ну-ка, ну-ка, идем дальше, это что же получается, или надежно спрятан, или вовсе спрятан не здесь. В таком случае, логичнее будет, что оружие спрятано не в усадьбе, а где то в стороне. Да, будем придерживаться этой версии, ну и жути немного добавим, лишним не будет

— Хутор окружен войсками. Им очень холодно, а это не добавляет им доброты. И как они поведут себя, дай я им команду зайти сюда и провести обыск? Не знаешь? Могу сказать. И показать наглядно. Ну и что будет потом и с твоим хозяйством, и с семьей, думаю, тебе понятно. Ну и вопрос об отправке в Сибирь решится само собой. Вижу, ты понимаешь меня...

— Все расскажу, господин, не губи ..., пожалей детей, господин ...

Так, старая песня, а вот теперь пора, вбрасываем пробный шар, иначе говоря, проверяю свою версию

— А что ты мне рассказать можешь, дурак ты этакий? Гостей твоих взяли с оружием в руках, а про военное положение ты слыхал, вижу, что грамотный. Они рассказали о тебе. И теперь, поверь, никакой нам разницы, здесь оружие или рядом где припрятано. Ты один из них, и даже, если я поверю, что сам не участвовал ни в чем, опять бандитов будешь обслуживать, кормить и оружие для них прятать. И смысл тогда мне думать о твоей семье, если сам не думаешь?

Тут уже пошла вербовка. Нарисовал перспективу разгрома имения и отправку в Сибирь, дал понять, что готов выслушать встречные предложения. Клиент почти созрел, готов отдаться, осталось только чуть дожать, так, маленький стежок. Оборачиваюсь к друзьям,

— Иванов, давай команду казакам ...!

Тот не сразу понял, что от него требуется, но хоть ума хватило, не стал озвучивать свои вопросы, просто стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Нет, господин ..., не надо ..., это племянник все. Да и не племянник он совсем .... — захлебываясь в слезах, быстро залепетал мужик, — Микка — муж племянницы, жили он в Эзеле (в XX веке остров Сааремаа, уезд в Лифляндской губернии), уехали в прошлом году, а тут пришел, помогать. Сказал, должен, родственник. Не мог я отказать.

— Ну, помощь ему уже не потребуется, — 'успокоил' я его.

Хуторянин еще больше побледнел, сглотнул выделившую слюну, замер на мгновение, и встряхнув головой, глухо прокомментировал:

— Туда ему и дорога, плохой человек был, да и Анна, племянница мучилась с ним, — оглянулся на семью, шикнул на них что то на эстонском, те сразу успокоились и продолжил исповедоваться, — в Риге я жил тогда, молодым был, в заводе работал, на железной дороге потом. Там и язык выучил. Черт попутал, связался с революционерами, а сейчас понимаю, он меня к ним подвел. А что я, молодой, глупый, он и с работой помог, вот и слушал его. Поначалу — беседы, собрания, дальше — больше, пакет доставить какой, ну и поехало. Потом арестовали всех, и его тоже. Они не выдал меня, а я уехал, от греха. Жил спокойно, а тут пришел он, говорит должен ему я. За свободу свою, он за меня, говорит на каторгу пошел, вину на себя взял.

— О, а ты, Пааво, оказывается, со стажем революционер! Крови на тебе есть? Лучше сразу скажи, думать тогда будем ...

— Нет, господин, как можно, не дошло до этого ... поверь ...только ..., — и глухо так, — а с семьей что будет? Не губи, господин офицер ...

— А раньше о чем ты думал? Ну да ладно, разберемся потом, время еще будет поговорить, а пока показывай, давай. Да, и еще, ты же понимаешь, если кто говорить будет, ты, из домашних может кто ...

— Что Вы, господин, понимаю я все, не дурак. А Вам служить буду ...

— Потом все, потом, успокой своих пока, да и делом займемся, люди мои, видишь, устали уже ожидаючи, — поторопил я его.

— Да, конетсно, коспотин офицер, фсе сделаю ..., — от волнения он опять заговорил с ужасным акцентом, — я фсе пакажу. Может и правльно, натоело поятся, пойтемте ...

Как я предполагал, склад находился чуть в стороне от хутора. Мы прошли на задний двор, в дальнем углу которого находилась малоприметная калитка, выйдя из которой, оказались сразу в лесу. Не было ни тропинки, ни просеки, сразу довольно густой кустарник, деревья. Впереди шел, прокладывая дорогу, постоянно с опаской оглядывающийся на нас, Тойво, батрак хозяина. Он чуть оклемался, но судя по несколько косолапой походке, еще не до конца. Пройдя метров 60, мы оказались на краю глубокого оврага, заросшего кустарником.

— Здесь это, господин офицер, — показал хуторянин, сейчас Тойво откроет, и кивнув своему работнику, — mine alla ja ava! (эстон. спустись и открой)

- nüüd teen, mister!(эстон. сейчас сделаю, господин), — ответил ему батрак и отодвинув ветки, спрыгнул в овраг. Пару минут провозившись там, он крикнул, — valmis! (эстон.готово)

-Прошу, господин офицер! — пригласил Пааво, спускаясь сам и придерживая руками ветки густого кустарника. Оставив наверху Федора и Одоева, я с Лишиным проследовали за ним. Спуск шёл круто вниз метра на два, ноги на уклоне едва держались, выручали камни, удачно торчащие из стенок. Но буквально через несколько шагов заросли расступились и мы оказались на небольшом пятачке на самом дне оврага. Сверху нас не видно, кустарник мешает, да и здесь все заросло, идеальное место для тайника. Перед нами грубо сколоченная, но добротная дверь погреба, прорытого в стене оврага. Тойво уже открыл ее и стоит, испугано вжимаясь в чуть осыпающуюся стену, покрытую жухлой травой и выпирающими корнями различных растений. А что, нормально придумано, сверху — не разглядеть, прорыл нишу в овраге, вот тебе и тайник.

— Ну показывай свое хозяйство, Пааво ..., — чуть подтолкнул я хозяина стволом пистолета, зажатого у меня в руке, приглашая его первым пройти.

— Да, да, господин офицер ..., только не мое это, век бы все это не видеть ..., — взял он у работника фонарь со свечой и прошел во внутрь.

— Федор, прими убогого. — крикнул я Вольфу, показывая батраку лезть наверх. Кто его знает, что от него ожидать. Как говорится, береженного бог бережет ...!

— Принимаю, командир ..., — громко отозвался Вольф, от голоса которого работника аж передернуло. Поняв меня, он с явной неохотой и озираясь то на своего хозяина, то на меня, полез наверх. Через пару мгновений послышался звучный шлепок и обиженное бормотание батрака.

— Здесь он, командир, — весело проговорил Федор, — все спокойно, мешать не будет!

— Да он и не мешал особо, ты уж не больно его то, богом то обиженного ...

— Как можно, командир, я его только слегка, любя, можно сказать, только помог вылезти ...

— Ну а теперь можно и осмотреться, — входя в погреб, проговорил я, резко перехватывая фонарь у хозяина и не давая ему сориентироваться. Но тот и не думал делать что либо во вред мне. Да и я, честно сказать, не боялся какого либо подвоха с его стороны, это так. на подсознательном уровне вбито. Доверяй, но проверяй, тут без мелочей.

Ну что сказать, помещение, метров пять квадратных, довольно сухое, хотя и дно оврага. Штук семь больших ящиков вдоль стены, пара корзин, несколько берестяных коробов.

— Так, Пааво, встань-ка у стены, — скомандовал я, направляя пистолет на хозяина, — и не дергайся, если детей сиротами оставить не хочешь, — и обращаясь к зашедшему следом Лишину. — Юра, а ты глянь-ка, что это за припасы такие ...

Как и ожидалось, в ящиках оказались винтовки. Два ящика — берданки, новенькие, в фабричной смазке еще, по 12 штук в каждом. В других мосинки, маузеры, манлихеры (системы винтовок конца XIX века), в разнобой, не новые, потертые уже. В коробах — пистолеты, штук по десять в каждом. Узнаваемый маузер, их большинство, несколько люггерев, аналогичных тому, что у меня в руках, наган М1886 проглядывается, допотопный веблей (системы пистолетов конца XIX века). В корзинах, в холщовых мешочках — патроны ко всему этому. Юра был впечатлен, то и слышалось от него, — Ух ты ... ! Ничего себе ...

Да, арсенал впечатляет, это мы хорошо зашли ...Пааво по своему понял мой задумчивый взгляд

— Господин офицер, это все Алан, и дружки его ... не хожу я с ними ..., не мое это ...и утром скал им, чтобы убирались отсюда ..., подрались даже с ним ...

— Ну да, ну да ... а когда, говоришь, придут еще гости?

— Дня через два, сказали, возьмут половину, остальное позже. Сегодня только смотрели все, считали, не брали ничего. Я с ними не был, это Тыйво потом сказал мне ...

— Ну да и ладно, посмотрели, и хватит, пошли наверх, другие тут займутся.

Хозяин поник сразу, что то попытался сказать, потом бухнулся на колени

— Господин офицер, не губи, дети же у меня ..., я не убивал ..., я ..., — попытался он схватить и поцеловать мою руку, — не надо жандармов ..., господин офицер ...

— Я же сказал, Пааво, если чист ты, не тронут тебя, обещаю! А жандармы — это обязательно, чего же ты хотел, раньше надо было думать.

Тот схватился за голову и зарыдал.

— Пааво, — попытался объяснить я ему, — поверь, будет лучше, если этим займутся жандармы. Это же оружие, а те твои знакомые не на рябчиков выходят. Этим должны заниматься именно жандармы. А тебя не тронут, слово даю. Тебя обязательно будут проверять, допрашивать. И не дай бог, если юлить будешь. Я подробно доложу о помощи, что ты оказал нам ...

— Господин офицер, да я ...

— Хватит, Пааво, — чуть устало молвил я. — семью свою благодари, ее я жалею, не тебя ... Да, надеюсь больше нет у тебя среди родственников таких же любителей оружия, как этот твой Алан? Смотри, второй раз разжалобить меня не получится ...

Хуторянин очумело замотал головой, опять бухаясь на колени

— Спасибо, господин офицер, всегда буду помнить ...

— Ты не меня помни, а о семье своей. Вон тебе скольких поднимать надо! Об этом помни, ради них живи, — бросил я, направляясь к выходу. А хуторянин так и стоял на коленях, плача беззвучно.

Уже потом, после того, как вызванные из уездного Гаапсаля казаки, под пристальным взглядом жандармов вывезли все оружие, после того, как прошел тщательный обыск на хуторе, допрошен сам хозяин, его взрослые домочадцы, и мы возвращались домой, на базу, надолго задумавшись, Юра Лишин спросил меня:

— Послушай, Александр, — опять ненадолго замолчав, он продолжил, — вот ни как не выходит из головы, — посмотрел он на меня, — почему ты простил этого хуторянина и жандармам не дал арестовать его? Ведь понятно, даже если и не сам он участвовал в нападениях, ему было все известно о бандитах, схрон, вон организовал для них ...

— Да как тебе сказать, Юра... Просто жалко стало. Семья вон какая ... Как они без него? Ну возьмут его, арестуют, дальше что? Дети вон, если выживут, кем станут? Верноподданными гражданами?Нет, за отца буду мстить, за жизнь свою убогую ...Он что сейчас, за идею помогал им? Нет, родственнику отказать не мог, не поняли бы его, уклад мужицкий такой, какая бы ни была, а родня, помогать должен ...

— Я так и подумал, — включился в разговор Иванов. Надо сказать, последние события весьма повлияли на его отношение и ко мне, и ко всей группе. Уже нет того скепсиса во взгляде, вопросов с подковыркой, постоянными попытками доказать что то, — хотя, честно сказать, не ожидал от тебя такого, — он помолчал немного, и неожиданно для меня, протянув руку, продолжил, — ты молодец, позволь пожать ...

Этот его порыв несколько смутил меня

— Я как во двор вошел, понял все ..., — сумбурно попытался объяснить свое поведение, -конечно, есть и за ним грешки, как же без этого ...,вроде и хорохорился поначалу, да видно, от безысходности все это было ...

— Саша, — тут уже Лишин расчувствовался, порывисто обернулся ко мне, — ты ..., ты человек! — так же протягивая руку...

* * *

* * *

*

С утра ничего не предвещало чего либо экстраординарного. После завтрака занимались, как говорится, 'по своему плану'. Четыре дня, что прошли после нашего столь удачного выхода, были заполнены отчетами, отписками, объяснениями. Да, наделали мы шума. Схрон с оружием, уничтожение группы боевиков, захват живым ее руководителя. Ну и как дал понять довольный донельзя руководитель губернского жандармского управления полковник Тиханович (Павел Андреевич Тиханович, начальник Эстляндского жандармского управления в 1904 — 1907 г.г.) примчавшийся из Ревеля на следующее же утро и сам допрашивающий пленного и руководивший следствием, открывшиеся перспективы вербовки этого товарища впечатляют. Да и с Паавом моим тоже, говорит, можно работать, интересные ходы намечаются. Я в принципе, исходя из знаний, полученных в прошлой жизни, знал, что эти, так называемые 'борцы за свободу трудового народа', мягко сказать, иногда координировали и свои акции, да, зачастую и методы этой борьбы с 'правоохранительными органами' в лице Охранки, жандармского управления, а в менее значительных случаях не гнушались 'поработать' и с банальной полицией. Это делает им честь и говорит о высоком профессионализме. Я, естественно, имею в виду должностных лиц правоохранительных органов. Другое дело, как будет видно из истории, руководители этих органов в конечном итоге переиграли сами себя и не смогли удержать под контролем весь этот процесс. Но это уже совсем другая история.

И вот, первое после всех этих событий утро, солнышко выглядывает из за туч, сплошная идиллия. Во дворе послышался какой то шум, плавно переместившийся в дом, бубнеш денщика, охранявшего 'последний рубеж обороны' — дверь кабинета любимого начальника, рык в ответ, в котором угадывались мат и другие характерные обозначения частей тела живого организма и верного Федора, как его ярчайшего представителя. Нет, ну это не порядок, это моя корова и доить ее буду я. В смысле ругать его здесь могу только я. В принципе, прочим допускается, не такая уж я большая шишка, но не постороннем же и в моем присутствии!

— Ваше сиятельство ...! — попытался призвать меня на помощь Федор

— С дороги, курова ..., начальство где ...?

Да, явно идиллия закончилась, а поведение гостя или гостей приобретает или черты банального хамства, а этого оставить я не могу, или же и в самом деле случилось что то из ряда вон выходящее. В коридоре уже послышался топот явно спешащих на помощь офицеров группы. Непродолжительная возня, я успеваю встать из за стола, в это время дверь распахивается и оттолкнув Федора в кабинет буквально врывается весьма габаритный дядечка солидных лет, в распахнутой шинели с погонами коллежского секретаря (соответствует званию поручика в армии), судя по всему, местный становой пристав (чиновник уездной полиции Российской Империи, возглавляющее стан — полицейско — административную единицу из нескольких волостей).

— Поручик, Бога ради ...

Да, вот и дождались. Бунт, массовые беспорядки, самое неприятное, что можно было ожидать. Вот я и оказался у черты, той черты, которую так легко перейти. Черты, и даже пунктирной, между офицером, осознанно и исходя из понимания своего долга вставшего на защиту правопорядка и существующего строя и карателем. Бесспорно, местные бароны зарвались и потеряли чувства реальности. Да, чиновники и так называемое правосудие довели людей до отчаяния, все это так. Но и этот уставший, с красными от недосыпания глазами полицейский прав, если сейчас не остановить, потом хуже будет. И останавливать придется жестко, доведется и стрелять, стрелять в толпу, убивать. Объяснять толпе что либо — бесполезно, толпа — это стадо, которое действует на эмоциях, а не разумом. А эмоции пьянят, дают ощущения всесильности и безнаказанности. Разум здесь спит, последствия никого не волнуют.

— Поручик, помоги, — уже даже с какой то отрешенностью и вздыхая, говорит пристав, — Вы же боевой офицер, — кивая на мои ордена, — должны понимать ..., пока с Ревеля кто подойдет, уже не остановить будет ..., сейчас усмирить надо...

'... Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный...' (А.С.Пушкин. 'Капитанская дочка'). Хотя, в данном случае, бунт не русский, а эстонский, но сути это не меняет, такой же озверелый, кровавый и свирепый. И такой же безумный. Ну, так страна одна, условия одни и те же, хотя и менталитет разный. Но, как ни странно, эта разность в менталитете, типа широко известного про 'горячих эстонских парней' в условиях озверелой толпы пропадает напрочь, и получается, что эта толпа и вправду, без всяких кавычек, состоит из очень уж горячих парней. Ну и если дальше вспоминать ' ... наше все ...' и продолжить, то слова '... те, которые замышляют это, люди жестокосердечные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка ...' полностью соответствует местным условиям, хотя и не в том смысле, что имел в виду Александр Сергеевич. Здесь он, этот бунт, уже нельзя назвать бессмысленным. Нет, у него есть и смысл, и цель, и есть лица, которые наполняют это явление смыслом, ставят цели и являются выгодополучателеми. Всё-таки не глупыми были древние римляне, умели четко и объемно выразить суть какой либо проблемы. Cui prodest? '(лат.) кому выгодно?' Ну а тут все на поверхности. Старая элита — немецкие, или как их называли в империи, остзейские бароны — потомки рыцарей Ливонского и Тевтонского орденов здесь являлись основными землевладельцами. Прибалтийский край, как впрочем и вся Россия — с преобладающей плотностью сельского населения, а Эстляндская губерния, по сравнению даже с соседней Лифляндской, особенно. Это делало местное крестьянство главной социальной опорой революционного движения. Но немцы и русские, а это всего лишь десятая часть населения губернии, практически не заняты в сельском хозяйстве. Здесь трудятся в основном аборигены, которые, и надо сказать не без оснований, убеждены, что их угнетают. Прибавляем сюда, с одной стороны, баронское высокомерие и извечную германскую веру в свою исключительность, с их отношением ко всяким там ... существам, с другой — ту роль, которую играют этнические немцы во власти. Вот тут и получается, что революционное движение начинает приобретать черты национального сепаратизма. А где начинается национальный сепаратизм, там выглядывают и уши желающих если не сменить существующие элиты, то хотя бы подвинуть и самим вступить в их ряды. А тут еще и религиозный фактор откуда то вылез. Понятно, попы и пасторы — властители душ, православие и лютеранство (по имени основателя, Мартина Лютера, христианское протестантское движение, возникшее в 16 веке в Германии в результате реформационного движения, направленного против злоупотреблений, распространенных в римско-католической церкви) — главные религии. Ну, там, и иудаизма немного, куда же без него! Но в последние год — два, как отмечают агенты Охранки (Отделение по охранению общественной безопасности и порядка — департамент Министерства внутренних дел Российской империи, ведавшего политическим сыском), большим авторитетом среди местного населения стали пользоваться приверженцы язычества и их жрецы, а боевой клич Taara, avita! (эст. 'Таара, помоги!' восклицание-молитва последователей языческого течения 'Таарауск', поклоников скадинавского бога Тора,усилиями национальной элиты к концу XIX века провозглашенного верховным богом эстонского пантеона) стал слышится едва ли не чаще привычного 'Боже сохрани'. Вот вам и духовная основа национального сепаратизма, и жрецы, как его идеологи.

Поднял группу по тревоге, общий сбор, по коням ...! Нас двенадцать, включая нижних чинов — денщиков, приписанных к отряду, да с приставом шесть, уже не мало.

Зарево заметили издалека, усадьба горела. Перед нами открылась страшная картина. Пламя, похоже, перекидывалось и на другие постройки, полыхавшими отдельными кострами, пахло гарью, чем то кислым. Дым с жутким подвыванием вился над кровлей, трещали стекла, послышался какой то треск, стали падать горевшие перекрытия. Из полыхающего дома раздавались крики и истошный жалобный вопль. Метавшиеся по двору люди встретили это радостными криками и улюлюканьем. Было понятно, что спасти никого не удастся.

Отдельно стояла группа, человек пять, завороженно наблюдая над этой вакханалией. По всей видимости, судя по аккуратной одежде, дворовые и прислуга, двое из них были сильно побиты. Они уже не делали попыток предотвратить трагедию, помочь находившимся в доме, видно поняв тщетность этого.

— Бога, ироды, не боятся, — со злостью молвил один из них, — люди гибнут, а они радуются, — по щекам его текли слезы.

— Прекратить! — проревел пристав, но было видно, что случившееся настолько шокировало его, что он не в силах принимать какие либо решения, — стоять на месте!

Но куда там, одним криком это не остановить, пьяная толпа громила все подряд. У человек пяти в руках были ружья, у остальных вилы, палки, какие то цепи. Они уже заметили нас, но в пьяном угаре и не думали останавливаться. Все это походило как какой-то сон, сюрреализм этого кошмара завораживал, охватывал ужасом и оцепенеем. В нашу сторону полетели поленья, камни, еще что то. Эта опасность вернула меня в реальность.

— Оружие к бою! — скомандовал я, придя в себя.

— Товсь! — пристав тоже подал команду своим, и тут же продолжил, — пли!

Подбежавший мужик замахивается на меня лопатой и падает, сраженный пулей, выстрелы раздаются и справа, и слева, крики, рев, вой. Краем глаза замечаю, что падает Федор Эсвальд, еще кто то из полицейских. Стреляют в нас, стреляют полицейские, стреляют мои.

— Не распыляться, — кричу я, — близко не подпускать, — выбивая в первую очередь вооруженных огнестрелом.

В общем, бунт был подавлен, крови пролито много. В огне погиб хозяин имения, отставной полковник барон Корх Михаил Августович и его супруга, Луиза Николаевна, чета преклонных годов, люди старых нравов, и по отзывам и 'виновников торжества', и местных полицейских, даже по прошествии сорока с лишним лет после отмены крепостного права во всей России и ста лет фактического отсутствия его в Прибалтийском крае (Сразу после войны 1812 года эстляндским дворянством был составлен законопроект, предусматривающий предоставление крестьянам личной свободы, хотя и не предоставляющий им землю и оставляющий за помещиком широкие полицейские права. Александр I утвердил законопроект 8 июня 1816г., а с 8 января 1817 г. закон вступил в силу в Эстляндской губернии. Таким образом, с этого времени формально крестьяне обретали личную свободу, за сорок лет до отмены крепостного права в остальной России), мягко сказать, весьма своеобразно трактующие права помещика и его работников. Так же погибла престарелая компаньонка — подруга жены, как ее тут называли, 'вредная Марта', по словам даже дворовых работников, весьма вредная и склочная особа, получавшая маниакальное удовольствие от издевательств над ними. Да, довели людей до крайности, оторвавшись от реальности и утратив чувства меры в насаждении 'должного порядка' в имении и искренне убежденные в необходимости поддержания 'твердой дисциплины' среди 'нерадивых работников', к числу которых они относили всех 'этих диких чухонцев и разное другое 'быдло'. Ну и получили то, что получили. Вот и думай, кому сочувствовать, погибшим или их убийцам.

Из моих ранен Эвальд, дробью зацепило. Юру Лишина приложило чем то, Федя Вольф светит огромным фингалом в пол лица. У полицейских хуже, пристав ранен тяжело, без памяти лежит, еще трое, но уже не так тяжело, один погиб. У крестьян пятеро убито, еще двое, по виду, тоже скоро отойдут, ранены и избиты почти все. Согнали в кучу, более менее по виду адекватных заставили тушить пожары и разбирать пепелище. Там уже бродили дворовые, стараясь спасти хоть что и отыскать останки хозяев. Тяжело, мои все подавлены, но злость на бунтовщиков прошла. Те тоже смотрят хоть и исподлобья, но во взглядах уже читается хоть какая то мысль, и если еще не чувство вины, то хотя бы размышления об ответственности за содеянное. По горячим следам опросили почти всех сразу, но так, можно сказать формально, без особого энтузиазма. Человек пять успели смыться, некоторые в самом начале заварушки. По всей видимости, самые умные, не удивлюсь, если не они же и были зачинщиками. Преследовать их не стал, не в том состоянии и мои подчиненные, да и сам я, чтобы рыскать по незнакомому лесу, выискивая тех, кто в этом лесу вырос и живет. Полицейские и вовсе демаролизованы, начальник ранен тяжело, командовать некому, да и боеспособных их осталось то ...

К вечеру опять примчался из Ревеля полковник Тиханович из жандармского управления с группой помощников, дознавателей, других чиновников в сопровождении казаков.

— Да, поручик, зачастил я к Вам, — вылезая из авто и одергивая мундир, обратился он ко мне, — ну рассказывайте, что тут у Вас вообще происходит, что второй раз за неделю приходится навещать ...

— Ну, скорее не у нас, а у Вас, господин полковник, — позволил себе я небольшую дерзость. Ну а что, я здесь вторую неделю всего, и на тебе ...

Да, уничтожение террористической группы и схрон с оружием — это именно то, для чего и создавался отряд, но подавление бунта ... — это уже далеко отходит от задач, поставленных перед нами. Это уж точно его 'косяк' и даже шутки на эту тему допускать нельзя. А то смотришь так, одна шутка, другая, ничего, на первый взгляд не значащая фраза, вот ты в итоге и главный ответственный и виновник происшедшего, теперь есть, с кого и спросить.

— Ну что Вы, князь, немного смутился Павел Андреевич, — я Вам искренне благодарен за помощь. Если бы не Вы, не знаю, как дальше бы пошло, и жертв было бы куда больше!

— Куда уж больше, господин полковник, — не стал я обострять ситуацию, видя, что жандарм не пытается 'наехать' на меня и как зачастую бывает, 'спустить пар' на первом попавшем, — жертв много ...

— Да, но главное, остановили толпу, не дали перекинутся ..., — снимая фуражку и вытирая платком лот на лбу, устало проговорил он, — это же как лавина, не остановить ... В этом он конечно прав, толпа, не встретив здесь должного отпора и чувствуя безнаказанность, пошла бы громить соседние поместья, разрастаясь и принимая в свои ряды все новых и новых сторонников.

Два дня шло предварительное следствие, опять беготня, отчеты и объяснения. Допрашивали, или правильнее сказать, опрашивали и меня, и моих офицеров. По началу немного беспокоило, что мои действия могут расценить как самоуправство и превышение полномочий, случай не рядовой, уж очень много жертв. Но как это ни странно, никто даже не заикнулся об этом, проверяющих, на самом деле интересовало само происшествие и причины, приведшие к этому. На третий день пригнали повозки и всех задержанных под конвоем отправили в Гапсаль, дальше разбираться и оценивать степень вины. Тут набежали родные их, вой, плач женщин, детей. Мужики мнутся, тоже вытирают слезы. Пришло отрезвление, в глазах страх и растерянность, но сделанное не вернуть. Полнейшая безнадега и опустошённость. Да и мои, глядя на все это, ходят хмурые. Тяжело все это, муторно на душе, осознавая свою сопричастность ко квсему этому. <

17.02.2020

* * *

* * *

*

Все эти события, имевшие место в сравнительно небольшом заштатном уезде глухой провинции, хотя и не сильно отличались от происходящего в других уездах и не только в Прибалтийских губерниях, но неожиданно наделали много шума в Петербурге. Оказалось, что у погибшего барона имелись высокопоставленные родственники в столице, которые требовали тщательнейшего расследования 'злодейского убийства' и наказания виновных. А в родстве в той или иной степени с этим семейством только из моих знакомых были старый друг семьи барон Фредерикс, чье имение находилось близ Нарвы, мои командиры генерал Раух Георгий Оттонович, сам родом из этих мест, ротмистр Фрейтаг фон Лоринговен, семья которого владела землями в Эзеле (о.Сааремаа). Генерал Мейендорф, так же являясь другом молодости покойного барона, настаивал на тщательнейшим расследовании. И это только близкие мне знакомые. А сколько еще в высшем свете империи других выходцев из Эстляндской губернии, которые буквально пылали праведным гневом. А началось все с того, что на третий день после всего этого безумства, в имение, где мы располагались, неожиданно прибыл мой номинальный командир, ротмистр Фрейтаг фон Лоринговен в сопровождении полувзвода кирасир. Леон Оскарович командовал третьим эскадроном лейб — гвардии Кирасирского полка, откомандированного в Ревель 'для наведения порядка и несения караульной службы'.

А я, мало того, что состою в списках этого подразделения, так еще и сводная группа, которой я командую, приписана к этому эскадрону.

Как оказалось, супруга погибшего барона приходилась двоюродной теткой Леона Оскаровича, и раньше он часто навещал своих бездетных родственников, которые и завещали ему все свое имущество. Я, конечно, знал, что ротмистр из этих мест, но не предполагал, что все тут так взаимосвязано. От него и узнал, что в ближайшее время в Ревель так же прибывает барон Фредерикс, которому поручено расследовать случившееся, и соответственно он желает встретиться со мной, как непосредственным участником всего этого, что бы, так сказать, из первых уст услышать, понять, сделать выводы, решить, т.д, и т.п.

Щадя чувства Леона Оскаровича, я, не стал выкладывать ему свое мнение о его родственниках и предполагаемых, на мой конечно взгляд, о причинах происшедшего. Посочувствовал, выказал соболезнование, и даже извинился, что не успел предотвратить. Помянули, как и положено, и уже на следующее утро, оставив за себя поручика Иванова, как наиболее подготовленного в плане командования группой, убыли в Ревель. Со мной напросился Юра Лишин, куда же без него, ну и конечно же верный денщик Федор.

Ревель, он же Колывань, в русской транскрипции, или город Калева (мифический прародитель эстов), или более позднее, вернее ранее название Tallinn (taani linn — 'датский город', tali linn — 'зимний город' или talu linn — 'дом, усадьба-замок') — столица Эстляндской губернии, один из крупнейших портов Российской губернии, наряду с Ригой, один из промышленных центров Прибалтийского края. Сейчас он бурлил, кипел, как впрочем и все промышленные центры России. Пожар революции уже разгорелся и пока не думает затухать. Уже пролилась кровь, появились первые жертвы, что привело сначала к жесткому сопротивлению властям, применившим неоправданную жестокость, а потом и к новым и новым жертвам.

 16 октября на Новом рынке Таллинна царские власти расстреляли безоружных рабочих. Эта дата объявлена Днем памяти и к ней приурочивали выпуск листовок, проводились политические стачки и собрания рабочих.

 В рабочем пригороде Таллина состоялся митинг, после которого демонстрация двинулась к центру города на площадь Новый рынок, но была встречена огнем полиции. Около девяноста человек погибло, двести ранено. Через четыре дня состоялись похороны жертв. Двадцать тысяч человек шло в траурной процессии. На братской могиле поставили простой деревянный крест с надписью на металлической пластине: 'Слава погибшим!'.

 25 октября Всеобщая забастовка рабочих. Так бастующие в Нарве провели большую политическую демонстрацию под красными знаменами, требования повышения заработной платы и 8 часового рабочего дня. Бастующих более 10000, войско в боевой готовности. По бастующим открыт огонь, один рабочий убит.

Мрачная хроника тогдашней действительности, какой то замкнутый круг, и выхода нет. На первый взгляд нет. Разумеется, революционный порыв масс никто не отменял, несомненно, для этого порыва есть и предпосылки и причины. Так же логично и вполне естественное желание властей противостоять этому порыву, препятствовать ему. Но логика требует необходимость именно адекватного реагирования. Ведь понятно же, всякое действие равно противодействию, и этот закон верен не только в механике (третий закон Ньютона). Тогда к чему эта неоправданная жестокость с обеих сторон? Здесь еще нет теории 'цветных революций', но уже широко применяется целый штат провокаторов и подстрекателей. Соответственно есть и определенные круги, в интересах которых они действуют. А две противоборствующие стороны в этом противостоянии — всего лишь статисты, марионетки в руках этих кукловодов. Цель — перерастание выступлений пролетариата за свои политические и социальные права в движение под флагами национального сепаратизма. Вроде и цели благие, национально — освободительная борьба там, и т. д. и т.п. Но вот как то интересно получается, что и сейчас, и после 17 года, и на закате Советской власти эта так называемая национально — освободительная борьба почему то неизменно и при том сразу же приобретала форму национализма в самых радикальных его формах. А основными методами этой борьбы почему то всегда оставались провокации и терроризм. А тем временем льется кровь, и множатся жертвы.

Разместились мы у родственников Леона Оскаровича, в нижнем городе. Владимир Борисович (барон Фредерикс) еще не прибыл, задерживается в Петербурге, но здесь уже был мой 'куратор', полковник Герарди, который через прислугу и предупредил о страстном желании встретиться, как только прибуду в город. Здраво рассуждая, что встретиться с Борисом Андреевичем могу только в вотчине его коллеги, а полковник Тиханович так же приглашал зайти, наскоро перекусив и разобравшись с дороги, отправился на встречу.

'Логово царских сатрапов и душителей свободы' — Эстляндское Губернское Жандармское Управление размещалось в отдельном особнячке в исторической части города, на маленькой, всего в восемьдесят метров, живописной Дугласской улице, выходящей на площадь Кирику с ее Домским собором.

Странно, но на входе в это весьма примечательное по своему функционалу здание, как потом сказали бы, из окон которого можно ясно увидеть даже сибирские просторы, нас с Лишиным никто не остановил, и вообще, было как то пустынно и тихо. Пара офицеров, спускавшие навстречу по лестнице и обсуждавшие что то вполголоса, лишь мазнули по нам взглядом и прошли дальше по своим делам. Стандартный для присутственных мест коридор с широкой ковровой дорожкой, по три двери с каждой из сторон, упирается в окно с видом на лютеранский собор. Прямо у окна небольшой канцелярский стол с дежурным — вахмистром средних лет, что то усердно изучавшим в каком то талмуде. Увидев нас, он поднялся:

— Слушаю Вас, ... Вам назначено ...?

— К полковнику Тихановичу, поручик Белогорьев, братец ...

— Здравия желаю, Ваши благородия, Вам в третью комнату, извольте пройти ..., — указал он нужную нам дверь.

Стандартная приемная, комната средних размеров, широкие окна, вдоль стен ряд стульев, у торцевой стены — диван, оббитый кожей, в дальнем углу — казенное бюро (письменный стол с надстройкой над столешницей с полками и ящиками, расположенной над частью её поверхности), за которым сидел молодой поручик, перекладывая какие то бумаги. Вежливо кашлянув, обратил на себя внимание.

— Прошу извинить ...

Поручик нехотя оторвался от своих, несомненно важных адъютантских дел и соизволил обратить на нас внимание

— Чем могу служить, господа ...?

— Поручик Белогорьев и Лишин, к господину полковнику ..., — услышав это, офицер приподнялся и вполне приветливо поздоровался с нами

— Здравствуйте! Да, Павел Андреевич предупреждал о Вас. Поручик Косоротов, Александр Михайлович, к Вашим услугам, — пожимая нам руки, представился он, — кстати, полковник Герарди тоже здесь, Вы, верно и его ищите. Прошу обождать, там посетитель, из муниципалитета, но думаю, скоро освободятся, почти час сидят, просили не беспокоить.

И правда, не успели мы присесть, как дверь распахнулась, и оттуда как ошпаренный выскочил мужчина лет тридцати, брезгливо морщась и что то бурча под нос.

— Я это так не оставлю .... — оглядываясь назад, зло проговорил он. Заметив нас, он остановился, пристально всматриваясь, будто пытаясь узнать меня. После секундного замешательства, видно поняв, что пауза затягивается, посчитал необходимым представиться

— Константин Пятс, к Вашим услугам, — кивком головы приветствовал меня, начисто, при том игнорируя моего спутника.

— Поручик Белогорьев, честь имею, — даже как то с удивлением кивнул в ответ. Странно, совершенно незнакомый тип, но явно меня или узнал или с кем то спутал.

— Наслышан о Вас ...— как то оценивающе окинул он меня взглядом, в котором ясно читалась ненависть и даже презрение. Странно, точно знаю, я никогда не встречался с этим господином, тогда откуда все это?

— Хм-м, не могу подобного сказать о Вас, но всегда к Вашим услугам ...— только и осталось ответить мне.

Он еще раз кивнул мне и стремительно вышел из комнаты.

— Кто это, Александр? — с недоумением спросил Лишин.

— Понятия не имею!

— Он так странно смотрел на тебя, такое впечатление, что ты знаком ему

В это время в приемную вышел полковник Тиханович, эмоции от прошедшего разговора ясно читались на его лице.

— Александр Михайлович, — обратился он к вскочившему адъютанту, но тут заметил нас, что привело ко смене его настроения.

— О, поручик, я вижу Вы уже прибыли, — вполне искренне расплылся он в улыбке, — рад, весьма рад Вас видеть. Вы, как я понимаю, к Борису Андреевичу?

Дождавшись утвердительного кивка, продолжил, — прошу Вас, проходите, — отступив в сторону и пропуская в кабинет, где нас уже встречал Борис Андреевич

— Ну, наконец-то, Александр Николаевич, а мы уже и заждались, — делая шаг навстречу и протягивая руку для рукопожатия, — рад видеть Вас.

— Здравствуйте, э-э, — повернулся он к Лишину, чуть замялся, вспоминая, как к тому обратиться.

— Поручик Лишин, господин полковник, — щелкнул Юра каблуками, пожимая протянутую руку.

— Да, да, если не ошибаюсь, Юрий ... э-э ...

— Юрий Александрович ...

— Да, простите, поручик, совершенно верно, Юрий Александрович! — и вновь обращаясь ко мне, повторил, — рад, весьма рад Вас видеть, Александр Николаевич! Тут, вон, Павел Андреевич уж так расхваливал Вас, так расхваливал ... Вы обязательно должны рассказать мне все это.

— Ну, тут и рассказывать, то особенно нечего ...

— Не скажите, поручик, — присоединился к разговору полковник Тиханович, — методы Вашей группы весьма эффективны. К сожалению, не везде их можно использовать, — вздохнул он, — но честное слово, порой так и хочется буквально растерзать таких вот Пятсов и ему подобных. Ведь явный смутьян и бунтовщик, и даже не особо скрывает это, но сделать ничего нельзя — помощник городского головы!

— И чем же он так заявил о себе, что будучи, как Вы говорите, явным смутьяном, попал в категорию неприкасаемых?

— Пятс, Константин Яковлевич (1874 — 1956 г.г., эстонский государственный деятель, с 1921 г. по 1934 г. — в руководстве Эстонской республики на должностях государственного старейшины и премьер — министра.В 1934 г. Совершил государственный переворот и перешел к авторитарному правлению в должности президента — регента), — стал объяснять мне полковник Тиханович, — адвокатишка, кто бы сомневался, газетенку местную, 'Вестник' издает (Teataja, газета демократического толка, издается в Эстляндской губернии с 1901 года. В разгар революционных событий 1905 года являлась рупором эстонского национализма. Запрещена в феврале 1906 года после неоднократных арестов отдельных выпусков), где пасквили мерзкие печатает. По нашим данным — один из вдохновителей всей этой вакханалии, творящейся на улицах. Негласный надзор установили, но ведь все равно умудряется проворачивать свои делишки. И ведь точно знаем, что рыльце в пуху, но трогать нельзя, во власть пролез, сейчас, вон — заместитель городского головы. Скользкий тип, по всему видно, далеко пойдет ...

— Но как же так, — не выдержал Лишин, — это что же получается, он, видите ли порядок нарушает, и что же, ничем и не остановить?

— Эх, молодой человек, — тяжело вздохнул полковник, — самому противно сознавать свое бессилие. Вот так и живем, а он, гад, будто насмехается над нами ...

— Ну, уж, прибедняться Вам, Павел Андреевич, не стоит, — прервал его Герарди, -положение, и в прям, не простое, но Ваши действия, поверьте, полностью находят одобрение в Петербурге ...

— Эх, может это в Петербурге находит одобрение, ну а здесь совсем по другому, — немного помолчал, ии продолжил, — ну, уж, как говорится, по мере сил своих, стоим, так сказать, на страже ... Но знаете, вот прям руки чешутся поработать вот с такими 'представителями общественности', дабы вытащить на свет божий и спросить по всей строгости! Эх, да ладно, Вы уж простите, что то я и вправду, разжалобился ...

— Да все мы понимаем, Павел Андреевич, все понимаем, — вздохнул полковник Герарди, — к сожалению, не Вы одни в таком положении ...но предлагаю продолжить разговор чуть позже. Полдень уже, и отобедать пора, да и поручики, как я вижу, прям с дороги ...

— Прошу простить, господа, — смутился глава Эстляндских жандармов, — но не могу присоединиться к Вам, на 14 часов назначено совещание у губернатора. Опять там слушать говорильню о недопустимости чрезмерной жестокости и широком применении разъяснительной работы, — опять начал вскипать полковник Тиханович, — это же надо, на полном серьезе в канцелярии губернатора обсуждается мысль о создании вооруженных отрядов рабочих, якобы для помощи полиции. Да, эти помогут, как говорится, запусти лису в курятник ... эх, да что там говорить, — махнул он рукой ...

Павел Андреевич, как радушный хозяин, не поленился лично проводить нас через весь коридор до самой лестницы, вовремя протянул руку для рукопожатия и с чувством попрощался с нами. Его можно понять, гость, хоть и одного с ним звания, но целый глава такого престижного департамента канцелярии, как дворцовая полиция. Вот и думай, с какой целью он здесь обитает уже второй день, если их службы ну никак не пересекается. Да еще и этот поручик молодой, о действиях которого чуть ли не через день интересуется командующий отдельным корпусом.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ