Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Лагерь, в котором ему не повезло оказаться жил даже ночью. Из-за частокола до него доносились звуки активности, в основном это были неприятные голоса птицелюдов и трубные фырканья каких-то животных. Оберон пока плохо ориентировался в местной фауне, но смог запомнить по-крайней мере три вида существ, что были приручены местными жителями. Это были массивные рептилии, которые использовались как тягловые животные, увиденные им впервые ещё когда они шли к городу, двуногие, покрытые перьями ящеры, что являлись, видимо, местным аналогом лошадей, и мелкие, похожие на барсуков зверьки, что рыскали по надземной части города, и которых он увидел только когда они покинули подземелья. Так что низкий, похожий на мычание коров звук, принадлежал скорее всего первому из этих существ — казалось, что такой голос может быть только у очень крупного зверя. Выживший пытался запоминать и отмечать про себя все мелочи, что возможно помогут ему сбежать от своих пленителей. Правда, с тем, что делать после побега он пока совершенно не определился.
Рассвет, произошедший так же стремительно, как и закат, что говорило о их географической близости к экватору этой планеты, застал его за этими мыслями внезапно, и почти совпал с грохотом барабанов, что начал разноситься по всему лагерю. Москиты, кружившие вокруг всё это время, отступили перед натиском разгорающегося светила, уступив место своим дневным аналогам. Серые вокруг выжившего начали просыпаться, отдельные из них уже спешили к отхожей яме, что располагалась на противоположной от входа стороне лагеря и представляла из себя ров, уходящий куда-то за пределы загона пленников, перегороженный деревянной решеткой, сооруженной из стволов похожих на бамбуковые стебли, связанные между собой толстыми канатами. Оберон отметил это место ещё вечером, хотя задумываться о побеге по заполненному нечистотами каналу, в котором его скрыло бы с головой не хотелось. "Время ещё не настало" здраво рассудил он и, поднявшись со своего лежака, вышел из под навеса, мельком глянув на пришедшую в себя и растирающую виски Саол.
Тофа проснулась от того, что услышала гул барабанов хирихиа. Стоило ей подняться со своего места, как её лицо исказилось из-за резкой боли в висках, в которой она сразу узнала последствия использования силы. "Те, кто владеет" рождались не умея контролировать свои способности. Это было сродни троайде, рожденным с дополнительными конечностями, которые многие годы учились ими управлять, только отличалось тем, что этой силой нанести себе вред гораздо проще, чем лишней парой рук. Сама по себе энергия, что выделялась телами некоторых тофа, была чужда физическому миру, что не могло не сказываться на их организме во время всплесков. Даойне верили, что она — это благословение самих предков, что помогают своим детям из мира духов. Впрочем, умершие пращуры могли не только благословлять, но и проклинать, что в свою очередь заставляло её народ смотреть на любого владеющего с опасением — были случаи, когда пробудившаяся сила пожирала целые племена. Так или иначе, такие как Саол — необученные и не контролирующие своих сил, несли больше угрозы, нежели пользы.
Придя в себя и немного успокоив боль, девушка попыталась восстановить в памяти события прошедшей ночи. Её штаны из выделанной кожи, в свое время считавшиеся в племени роскошью и показателем статуса, теперь были в полностью непригодном для использования состоянии, а сама она ниже пояса была фактически голая. Потому, недолго думая, тофа разорвала кусок грубой ткани, что заменял ей одеяло и обмотала вокруг талии, предварительно избавившись от остатков порванной одежды. Вспомнить же, что произошло после того, как ужасный троайде схватил её она не могла, но догадывалась, что тот стресс, что довелось ей испытать спровоцировал очередной приступ. Впрочем, это никак не объясняло то, что она жива.
Головная боль помогала отвлечься от гложущего на задворках сознания чувства обреченности, что зародилось в ней ещё тогда, когда на них напали охотники за рабами. Тофа, удовлетворив заявившие о себе естественные потребности, села у края навеса, и стала молча наблюдать за вяло шевелящимися вокруг сородичами, заметив, что те опасаются не только говорить с ней, но даже смотреть в её сторону. Ранее боготворившие девушку соплеменники теперь избегали её, и от них можно было бы ожидать скорее подлости, нежели помощи. На секунду она поймала себя на мысли о том, что они все похожи на запуганный, бездумно слоняющийся перед забоем скот. К тому же, троайде, которые собирались взять её как женщину этой ночью вряд ли оставят всё как есть. В худшем случае они расскажут о случившемся своим хозяевам и тогда за её жизнью придет преображенный, стоит ему хоть на миг посчитать, что она опасна для детей Создателей. И она взывала к предкам, что бы они отвели от неё эту участь — умереть так, пленницей, от рук безжалостного палача, среди врагов их народа. Она тонула в этих страхах, столь реальных, столь очевидно неизбежных и гнетущих. Девушка, уставившись в грязную, истоптанную босыми ногами рабов и их пленителей землю, начала беззвучно плакать.
Катина Ахмар шел в сопровождении бойцов первого звена своей цепи к загону рабов погруженный в размышления о путях, что прокладывают перед ним Создатели. И мысли его были печальны, так как не находил он в своей судьбе ни справедливости, ни покоя. Ещё два месяца назад четвертая цепь под его началом, отвечала за снабжение тренировочного лагеря, что позволяло ему не только иметь достаточное для себя количество свободного времени, но и обеспечивало определенными преференциями по части питания и обмундирования. В конце концов, если вдруг Ахмар проигрался в ил'гебел, он мог рассчитывать на то, что есть возможность договориться о погашении долга в счет получения оружия лучшего качества. Но счастье его кончилось сразу после прибытия в лагерь ещё двух цепей Сети, что позволило сформировать отдельное подразделение снабжения. Самого же Ахмара прикрепили к южному тренировочному полигону рабов, что вызывало недовольство не только у самого Катины, но и в звеньях его цепи. Ахмар посмотрел на идущего рядом Рабта Курхва. Воин, который должен был провести весь день в компания грязных мутантов был угрюм и молчалив. Его бойцы тоже не были образчиками оптимизма и лишь изредка здоровались с встречающимися на пути солдатами из других цепей. Услышав, как служитель культа у алтаря, стоящего на перекрестке начал декламировать "Уроки Их", а именно напевать тридцать шестой стих, Катина дал указание остановится и простоял почти три минуты склонив голову и слушая священное послание. Слово Создателей сделало день чуть лучше и они двинулись дальше, но стоило голосу Тальба потонуть в шуме проснувшегося лагеря, как разум командира Цепи вновь захватили тяжелые мысли.
Вход в загон для мяса охраняли пятеро солдат — четверо Лахам и один Рабта, которых Ахмар уже давно запомнил — это были хирихиа из третьей цепи, которые частенько охраняли загон, формально не относящийся к полигонам, а потому находящийся вне юрисдикции четвертой цепи.
— Приветствую, милостью Создателей! — Рабта, выделявшийся среди бойцов
не только наплечником командира, но и идущем через половину лица шрамом — старым следом от кнута мутантов плоскогорья, первым заметил приближающихся бойцов, — не маловато ли сопровождение, командир?
— Принимаем милость Их, — Катина приложил кисть к груди со стороны сердца, — говорят в этот раз мясо совсем плохо, так что сойдет и так. Не видел Хуски?
Воин пожал плечами, из-за чего его кожаная кираса зацепила лямку ремней для сумки:
— Нет, здоровяк сегодня ещё не приходил, — сумка неудобно съехала и он начал её поправлять, — говорят это животное опять кого то убило на втором западном полигоне.
Из зоба Ахмара вырвался лишь неопределенный щелчок, и он показав кивком, что можно открывать ворота, вошел в спешно освобожденный проем.
Командир ничуть не боялся за свою жизнь. Он был при оружии, и, как и большинство получивших звания воинов из не храмовых стай, неплохо владел им. Без ложной скромности он мог наверняка сказать, что смог бы справиться с несколькими троайде разом, а потому мясо из обычных даойне не представляло для него угрозы. Тем не менее, Катина был собран и, отбросив гнетущие его мысли, полностью сконцентрировался на текущей задаче, внимательно осматривая всполошенных прибытием хозяев рабов. Тем временем Курхва, ранее шедший чуть позади, обогнал командира и громко скомандовал на языке мутантов:
— Стройся, сучины дети! — воин подкрепил свои слова ударом древком дротика, что внезапно появился у него в руках, по опорному столбу навеса, — живее, серые твари!
Лахам, сопровождавшие их умело рассредоточились по территории загона, то и дело подталкивая наименее расторопных.
Ахмар внимательно смотрел на новую партию рабов, что была пожалуй худшей за всё время назначения его на южном участке. Большинство мутантов, казалось, умрут прямо сейчас и только потому, что их заставили шевелится быстрее морской черепахи застрявшей в песке. Рабта начал объяснять новичкам, что Первым нужно от них, а Катина мысленно взмолился Создателям, что бы выжила хотя бы треть мутантов, Царенг не погладит его по голове, если на фронт отправится так мало бойцов.Наметанный взгляд метался от одного силуэта к другому, хирихиа за месяцы общения с серыми научился различать и оценивать их, в то время, как раньше лишь такие чудовища, как Хуски или его ручная зубастая крыса выделялись из общей массы. Один из бойцов его первого звена притащил лежащего без сознания серого, шея и оголенная грудь которого были покрыты одной сплошной гематомой. Воин держал умирающего за ворот рвущейся рубахи:
— Этот, видимо, скоро помрет, -он слегка приподнял мутанта, — его так громила отделал?
— Да одним Создателям известно, — Курхва присел перед полумертвым рабом, — брось его назад, как помрет — вывезут ребята из третьей.
— Рабта, давай их всех на полигон, погоняй, но не прям что бы сильно, — Ахмар потерял всякий интерес к этому мероприятию, ему ещё надо было распределить остальные звенья.
— Да, Катина, — ветеран поклонился и резкими командами стал выстраивать мясо в три колонны, — Ил"Балун, Хахих, сопроводите командира до шатра.
— Брось, Курхва, я и так дойду. Не забудь описать мясо, понял? — хирихиа на секунду задумался, — и да, мне хватает и одного трупа за сутки.
Катина бросил многозначительный взгляд на подчиненного, развернулся и двинулся к воротам. Хуски тоже надо предупредить, а по-хорошему выписать палок за то, что портит свежее мясо. Нормой лагеря была отправка около шести сотен рабов в месяц. Всего на его территории было семь загонов, в каждом из которых одновременно размещалось от ста пятидесяти до двух сотен серых, а так же пять полигонов, где вся эта толпа обучалась. Но так было раньше. Теперь же из Сидаже Бранка присылали едва триста рабов в месяц, с плантаций и меньших городов приходило еще около четырех сотен, и таким образом в лагере сейчас вместо тысячи мутантов было не больше семиста. С учетом довольно высокой смертности — болезни, не лучшее питание и высокие нагрузки, вкупе с травмами, выживало как правило не больше трех четвертей невольников, а это уже меньше того, что должны предъявить Катина Церенгу командиры полигонов. То, что за этот месяц партия уменьшится на четверть, а глядя на качество серых в этом не было сомнений, было практически состоявшимся фактом. И Ахмару очень не хотелось быть крайним, а значит жизни мутантов начинали кое-чего стоить.
Палатки сменяли друг друга, а их колонна продолжала движение. Сопровождавшие их птицелюды шли с двух сторон строя и внимательно смотрели на рабов, следя, что бы никто не покидал его пределов. Оберон видел, как один дурак выскочил из третьей колонны впереди и был мгновенно оглушен древком копья. К удивлению выжившего, неудачливого беглеца не убили, а пихнули двум другим серым, которые несли его дальше.
Только сейчас, когда они шли по лагерю, становилось понятно, насколько он огромен. Квадраты палаток, изредко разбавляемые какими-то более крупными и основательными постройками, тянулись на сотни метров во все стороны и терялись вдали. По прикидкам пленника, тут можно было разместить три — четыре тысячи солдат, правда было очевидно, что в реальности их было гораздо меньше — по грубым прикидкам, сделанным на основе загруженности основных дорог, около трети от этого числа. Тем не менее, даже несмотря на относительную разгруженность военного поселения, жизнь тут била ключом. Мимо них проходили небольшие группы воинов-птицелюдов, на расположенных каждые сто метров смотровых вышках стояли дозорные, вооруженные луками и внимательно следящие за окрестностями, а на периферии лагеря слышался стук молотков и фырканье тягловых животных.
Судя по всему, место, где был их навес находилось на самом краю лагеря, а сейчас их вели куда то вглубь. Дорога, по которой они шли была шире поперечных троп, уходящих в палаточный городок, и по бокам стояли массивные сбитые из дерева щиты, что фактически лишало пленников возможности сойти с неё, и при этом упрощало оборону лагеря, в случае нападения извне. Во всём, что видел вокруг себя Оберон, чувствовался системный подход и продуманность, не совсем то, что можно было бы ожидать от дикарей-рабовладельцев с боло за поясом. Тем не менее, первое впечатление оказалось ошибочным, птицелюды, кем бы они не были, показывали несвойственную дикарям организованность. Через несколько минут их шествия показался частокол, за которым виднелась разровненная, покрытая грязным песком площадка, которая, как догадался Оберон, была полигоном.
Когда их, пуская по двое, загнали на поле, несколько уже бывших там птицелюдов начали раздавать пленникам палки, которые выполняли роль тренировочных копий, и грубо сколоченные деревянные щиты. Пятеро конвоиров разделяли получивших оружие серых на примерно равные группы, что-то объясняя и выстраивая их согласно каким-то своим схемам. Выживший не мог понять о чем говорят птицелюды, ему удавалось разобрать лишь несколько слов, которые он запомнил вчера,но в основном он лишь повторял то, что делали стоящие рядом с ним серые. Самому Оберону достался довольно увесистый, но грубо оструганный шест и щит, который неприятно впивался ручкой в кисть. На инвентаре были видны следы многократного использования в виде потертостей и небольших трещин. Когда все прибывшие получили оружие и были выстроены в три квадрата по семь пленников на сторону, их начали учить ходить.
Строевая подготовка была бы утомительной, если бы выживший мог уставать. В его квадрате, как собственно и в других, все двигались невпопад, постоянно натыкаясь друг на друга и сталкиваясь плечами. В итоге, проходя шесть-семь шагов коробка начинала разваливаться, из-за чего ведущая шеренга получала тычки от птицелюдов. Недовольные окрики их инструкторов не прекращались вовсе. Через час упражнений, когда некоторые из серых, особенно женщины, начали испытывать сложности с тем, что бы держать щиты поднятыми, тот из воинов, что отдавал команды во время движения начал выстраивать пленников в две шеренги напротив друг друга. Оберона распределили в дальнюю группу, и теперь он стоял и смотрел на запуганных и уставших мутантов, что были в пяти метрах перед ним. На лицах многих из них читалась растерянность и страх, и он догадался, что сейчас их заставят сражаться друг с другом.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |