История вовремя убрала товарища Козлова с шахматной доски, но подсказала им всем, "заговорщикам" из ПрВр, в том числе и отцу маленького семейства, Васе Тимофееву, что хорошо бы — получше, поконкретнее продумать меры защиты против неожиданной засветки со стороны властей. Не откладывая, с завтрашнего же дня!
Бог не нянька съедобным организмам. Засветился — значит, пропал, ибо жернова всесильного "комитета государственной безопасности" мололи "производственное" зерно с тем же несокрушим упорством, столь же неустанно, как и Вася Тимофеев свое, на Павлопетровском заводе транспортных механизмов, но здесь "Времени" в очередной раз крепко подфартило: во-первых, тот же Шелепин приложил немало усилий, чтобы развернуть карающий меч КГБ на внешние рубежи, чтобы именно там находить, изобличать и побивать основные массы врагов, а не у себя внутри, и во-вторых, подковерная борьба за кремлевскую власть никогда не прекращалась, товарищи Козлов, Шелепин, Игнатов, Подгорный, Брежнев, Семичастный и многие, многие другие, помельче, были увлечены ею не на жизнь, а на смерть. Поэтому беду пронесло, засветка не состоялась.
В те короткие времена, хрущевские "оттепельные", сталинский сокол Микоян и "комсомолец" Шелепин были в неплохих отношениях, ибо, в силу возрастной разницы, оба думали, что не мешают друг другу, находясь почти по разные стороны политического горизонта: один на закате, другой на восходе... Кто мог знать в тот краткий миг Матушки Истории, что осторожный и коварный Анастас Иванович даже Шелепина переживет в политическом смысле этого слова... Аккуратненько подставит под "кадровые" подозрения нового "Первого" и переживет...
Но это произошло чуть позже, а тогда на кремлевском дворе суетилась новая эпоха — начало смутных и бестолковых шестидесятых... Шелепин из председателей КГБ пошел на повышение, в секретари ЦК, оставив "комитет" на верного ему человека, на "комсомольца" Семичастного, и тот до поры строго следовал прежним курсом своего благодетеля, слушался советов, борозды не портил. Поэтому слухи о некой то ли организации, то ли оппозиции по линии зауральских совнархозов муссировались в партийных кабинетах, а не в лубянских, да и то — на средних этажах... Тем не менее, Фрол Романович Козлов, в качестве второго лица Президиума ЦК партии курирующий всю "оборонку" страны, решил эти невнятные намеки проверить и добраться до источника, ибо абсолютно все "звоночки" и слухи такого рода принимал прежде всего на свой счет: "не под него ли копают кириченковцы, игнатовцы, или еще какие другие!?"
Была в полном разгаре весна шестьдесят третьего года, положение Фрола Козлова казалось прочным как никогда: о Кириченко все уже и думать забыли, подонок Игнатов навеки сокрушен, из Президиума выведен надежно, Подгорный — никто и звать никак, Шелепин молод, слабоват и трусоват, Анастас Иванович Микоян, та еще капказская сволочь и нашептыватель на ухо — Микояшка тоже в ближайшее время отправится к чертовой матери на заслуженную пенсию, сначала он, а там — глядишь, и...
Фрол даже в мыслях боялся проговориться о своей мечте... которую, тем не менее, уже не раз, и не два громогласно озвучивал сам Хрущев... насчет преемника... Хрущеву о чем угодно можно языком молоть, он Первый, а ему, Фролу, нельзя, ему — как минимум преждевременно. Тут главное — не оступиться, не подставиться.
"Колю" Вознесенского, хотя бы, вспомнить — тоже, кстати, с питерского трамплина в преемники скакнул, да еще к самому товарищу Сталину!.. Только вдруг передумал товарищ Сталин, и Вознесенского пришлось расстрелять. Все строго по науке. Что значит — по какой!? Вот, по такой! По Кремлевской, важнейшей из всех наук. Никита, подвыпив, любил поболтать иной раз, повспоминать эту самую науку...
Сталин поручил Хрущеву, Булганину и Маленкову навестить в следственном изоляторе поверженного в прах Вознесенского и провести с ним заключительную беседу. Короче говоря, втоптать его окончательно и, по возможности, разглядеть в нем повинную голову. Авось, смилуется товарищ Сталин... Но где там! Когда Вознесенский на Маленкова, на Кагановича волок, или даже на Молотова — это еще простительно: милые грызутся, сталбыть не сговорятся! Но прослушки четко показали: Вознесенский выше метил, сталинским креслом в мыслях жопу промерял! Куда уж тут прощать, в сталинских инструкциях-интонациях все четко было сказано.
Вошли они втроем к нему в камеру, а тот им навстречу, раскинув руки: де, мол, братцы, освобождать пришли! А Булганин в ответ: мы тебе, сучий лапоть, не товарищи! — получи-ка в рыло!
Много ли оголодавшему фитилю надо? — упал, корчится... Про себя и Маленкова Хрушев ничего не говорил, но если бы оба отпинали, в четыре копыта, в знак солидарности с принципиальным Булганиным, несостоявшегося бонапартика, он, Фрол Козлов, ничуть бы не удивился. Дела прошлые... Да, относительно гладко было до недавних времен, но примчались беды, откуда не ждали! Ящик Пандоры — тот еще Сезам!
По "внутренним" делам у Фрола основное и главное схвачено как надо: всюду полный контроль, везде свои люди расставлены по нужным местам, чтобы вовремя, чтобы не зевать, чтобы четко пресекать происки врагов и двурушников, мешающих работать. По внутренним стерегся, а по международным — подставился, вернее, помощникам доверился, и те подставили! Но и те не очень-то виноваты. Какой еще хрен н-нахрен "соцьялизьм" в этой гребаной Югославии!? Откуда там социализму взяться, когда они там — каждый первый и каждый второй, во главе с этим Тито — буржуйчики-хозяйчики, кулацкого прозападного толка! Соглашатели хитрожопые!
Козлов так и резанул им в межпартийном приветствии, ну, правда, в очень даже мягкой и деликатной обтекаемости: де, мол, идут по социалистическому пути. Но еще не пришли... Развонялся на него старый! При всех раздолб устроил, велел речь переделать! И по Китаю туда же! И здесь, оказывается, Козлов не доработал! В Китае и в Москве личностный конфликт двух главных вождей по полной программе пошел — а Козлов-то при чем!?? Да, он считал и считает, что пожестче надо быть, принципиально и четко высказать свои требования всей этой маоистской шатии-братии, а не прислушаются ежели, раз и другой, то и силу применить, в порядке воспитания...
Этот апрельский день дался Фролу очень уж нелегко! Никита дважды за день отругал его, как раз по югославским делам, причем в одних и тех же выражениях, по одному и тому же поводу. Дважды за день — за одно и то же! Склероз у него, что ли!?..
Обед невкусный приготовили, все горчило, вплоть до хлеба и варенья, к Президиуму, к совещанию, никто не подготовился толком... шаляй-валяй... Да, и ему самому не работалось в полную силу — опять башка разболелась, хоть кричи. Ну и, под конец дня, верные люди пригнали гостинчик: оказывается, главная причина всем этим разносам не в разночтениях по братскому коммунистическому строительству! Это сам Никита под него копает. Дескать, не забыл того случая на охоте... Да нет же, ослы вы все, при чем тут Кириченко! У Кириченко свой был провал, когда он спорить полез, а Фролов в аналогичной ситуации сразу же признал... или почти сразу — непревзойденную меткость Никиты Сергеевича! Но, получается, что Никита, ёшкин кот, под него, тем не менее, копает!!! Никита, которому он всегда был верный человек и правая рука! Вот ведь злопамятный старый ишак! Все же — нет, стрельба тут явно, что ни при чем... А с другой стороны — что можно ждать от этого клоуна, идиота, который давеча своего подхалима Кириченко точно так же хвалил да облизывал, а потом низверг! А до этого — память товарища Сталина! Предал на голубом глазу! Всё ведь орал в первые годы — все об этом помнят! — дескать, мол, он, Никита Хрущев, говна сталинского не стоит! А потом разоблачил, понимаешь ли, посмертно главным демоном и злодеем назначил! А до этого своего ближайшего дружка-корешка, Лаврентия Берию — сожрал и расстрелял! Змеина подколодный!
Обидно — не то слово! И что теперь делать!? На кого опереться? Завистников и недоброжелателей хоть пруд пруди, а верных людей...
— Фрол Романович! Тут гм... к телефону...
— Я же сказал: потом! Прогуляюсь сперва, проветрюсь, весны хоть глотну!
— Есть!.. Э-э... Просто Вы сами велели напомнить, что...
— А! Да! По космосу должны доложить, иду.
Козлов, весь в накопившейся досаде, мазнул пальцем по дверце калитки на зеленых воротах (все в пыли, никто не вытирает, лодыри чертовы!) вернулся в кабинет (у него даже на даче только ВЧ связь: требования государственной безопасности прежде всего!) пару минут бурчал в трубку всякую кашу из букв и междометий, а потом все-таки вышел погулять по окрестностям обширной дачи. Внешне телефонный доклад был рутинным: помощник сообщал о стадии расследования по космической аварии, случившейся в конце прошлой недели. Но сама неприятность по лунному проекту хоть и была велика, послужила всего лишь поводом к телефонному разговору: помощник, предупрежденный о тотальной прослушке всего и вся по линии КГБ, дал ему понять заранее условленными оборотами речи, что Хрущев и здесь, в этой аварии, склонен взвалить персональную ответственность... причем, не только служебную, но и партийную — на него, на второго секретаря Партии! Это уже не шутки, это уже травля! Старый, наверное, три жизни подряд себе намерил, а, стало быть, преемники теперь... "теперя", "тяперича"!.. ему не нужны. Сценарий знакомый, на многих проверенный. Вот, оказывается, дело-то в чем! Все сигналы сходятся, с самых разных сторон — музыка одна и та же! Козлов теперь лишний стал, да!? Всю свою жизнь положил на служение Родине, все годы исправно подъелдыкивал этой свинье кукурузной, всем его дуростям, а теперь вот оно что!..
С крыльца Фрол Романович спустился нормально, и даже как бы успокоился на лицо и жесты, но вдруг споткнулся, замахал одной правой рукой и мягко повалился лицом вниз.
Набежала охрана — не ушибся ли?.. А товарищ Козлов без сознания!.. Врачей, немедленно, срочно!.. Лукомского, как можно быстрее!.. Сердечный приступ!..
Оказался не сердечный приступ, а гораздо хуже того: "кондратий" его хватил, инсульт правого полушария головного мозга. Положение предельно серьезное, даже транспортировать больного опасно.
— Вона что! Ну, тогда на месте его лечите, прямо на даче. Все, что нужно — чтобы в первую очередь, без ограничений! Организуйте палату ему, прямо там. И это... Когда можно ждать полного выздоровления?.. Я спрашиваю, когда примерно ждать, когда товарищ Козлов вернется к работе... Что? Совсем-совсем?.. Нет, товарищи медики, так не пойдет! Он же еще молодой мужик, лечите изо всех сил, он нам нужен!..
Может быть, в первые месяц-два Хрущев и радовался, что ближайший его соратник, которого он одно время искренне видел своим преемником на Первом посту, который гораздо моложе его годами, не выдержал напряжения в работе и теперь на больничной койке "отдыхает", но... Без Козлова стало резко труднее выполнять свои обязанности, словно бы у него у самого теперь частичный паралич правой руки... И уже полтора года, считай, нет прежней подмоги в делах! Товарищ Подгорный не вполне готов, потому как бестолков, грубо говоря, ему ничего серьезного не поручить, и Леня Брежнев — душа-человек, но ленивый! Может, Косыгина приподнять? Или этого... Полянского?.. Вот Фрол — тот да, тот с полуслова все понимал, и понимал правильно. Это тебе не Фурцева. Бывало, дашь ему нахлобучку — не от сердца, а для пользы дела — и здесь выдерживал, а не размокал, как кисейная барышня... а эта мелкота... Кончился товарищ Козлов, бесповоротно угас: все врачи, все консилиумы дружно сказали, в один голос заявили: выздоровления не будет, глубокий инвалид товарищ Козлов, до конца дней. А жизнь-то ведь дальше идет, работы требует!
Хрущев с раздражением бросил красный карандаш на стол и окинул взором ненавистный кремлевский кабинет, вездесущие дубовые панели по унылым стенам. Душно здесь, как в склепе в каком! То ли дело на свежем воздухе, на просторе, среди простых людей, среди тружеников... На полигонах, к Челомею, или к этому... к Янгелю... Или на охоте... Но какая, к шутам, охота в сентябре... почти что лето... Первых заморозков ждать надо. А эти — только и думают, как бы друг друга подсидеть! Давеча Семичастный доложил ему насчет всяких-разных идеологических брожений в западной Сибири. Ага! Щ-щегол, комсомолец, понимаешь ли! Сопляк! Велено же ему врагов из-за бугра отлавливать, а не своих плодить! Хотя, разумеется, ухи востро держать должны: заграница сама по себе, но и во внутренних делах нельзя бдительности утрачивать, недобитков разномастных было и есть выше крыши! Тут тебе и валютчики, и аб... сракционисты, понимаешь, и прибалтийские националисты... Но уж здесь-то, с сибирскими якобы фракциями-хренакциями, все шито очень белыми нитками, уж что-что, а фракции он повидал на своем веку, еще с молодых лет: как он услышал от Семичастного армянские фамилии, каких-то там Балоянов, как прочитал оперативную комитетовскую сводку насчет новочеркасских междусобойных бесед, и о том, что это все Фролу докладывалось, так и ясно все стало: коли уж Козлов, который вольно дышать им, интриганам сраным, не давал, заболел и сам сковырнулся — так они теперича под Анастаса таким образом копают! Сегодня под Анастаса, завтра уже под него.
— Шиш вам, молодежь! Анастас еще вас всех переживет. Вместо того, чтобы о работе думать, наветами друг друга душат! Ох, и клоповник!.. Ну? И уйдет он на пенсию, или помрет — что тогда? Или, не дай бог, как Фрол в параличе — что тогда? Как они, племя младое, загребущее, работать собираются без него, без семидесятилетнего?..
Хрущев подумал это — и вдруг похолодел! Ведь почти такими же словами десять... или, там, двенадцать лет назад, Сталин им всем то же самое вкручивал, вслух говорил: Маленкову, Молотову, Булганину, Кагановичу, Берии... Ворошилов не в счет... и ему, Хрущеву!.. А они с Берией точно так же вздыхали, и точно так же втихомолку надеялись, чтобы поскорее!.. Хотя и страшно казалось: как это, они — и без товарища Сталина!
Так ведь выдюжили, справились — но, при этом, ничем не хуже оказались. Поубирали кое-какие камешки с дороги — и пошло дело, коммунизм строим! Причем, убирать-то убираем, но никого не убиваем! Вон они все — и Молотов, и Каганович, и Жуков, и Маленков — все живы-здоровы, все на пенсии... злобствуют, небось... Но живы, здоровы, не по тюрьмам и застенкам спрятаны!.. С Берией иной коленкор, там иначе никак! Лаврентий хорошо власть понимал, холил ее, лелеял... И себя за все эти годы под Сталиным не утратил — не Маленков и не Булганин, чай! Но тем и опасен был Лаврентий! Поскольку он — самостоятельный мужик, ни власти, ни крови, ни работы никогда не боялся. Они с Берией в этом смысле из всех выделялись, любой воз исправно тянули, потому и Сталин их обоих особо отличал. Но Берия хоть и валял дурака в ближнем кругу, хоть и подхалимствовал, хоть и шутовствовал на пьяную голову, а все равно притвориться как следует не сумел — раскусил его товарищ Сталин, под конец не в шутку опасаться начал, Игнатьева на него натравил. А его, Хрущева, не раскусил. Берия все равно бы громыхнулся не по-хорошему, если бы Сталин еще годик пожил... Слишком уж себе на уме был "товарищ" Берия. Был. Был — и расстрелян... Раньше, там, или позже... свершилось. Анастас, небось, до сих пор про себя думает, что можно было пощадить, не доводить до крайнего. Нельзя. Нельзя было! Нельзя допускать раскола во власти, нельзя страной рисковать! Как они этого не понимают! Вот, как так можно — долгую жизнь прожить, а главного не понимать!? Вот, скажем, если уйти добровольно, а вместо себя оставить Микояна: и Первым секретарем, и Предсовмина... И что? — Года не простоит, не усидит — сомнут за милую душу! Запросто! Да и уже подкапываются, причем никакой несусветной дурью не брезгуют. Сожрут и не подавятся! Потому что Анастас всегда был хитер, но слабодушен, соглашатель, всегда уступал сильным и был при них на подхвате. Не боец. А когда ты Первый — тут совсем другая петрушка в работе: проявил слабость, раз, да другой — тебя уже едят... такие вот Семены Игнатьевы, по чужой натравке! И что тогда? Что со страной будет? На кого державу оставить, ты хоть это понимаешь? Нет, Анастас, ни тебе, ни Шелепину в Первых не бывать, замес у вас не тот. Дальше надо искать и думать. Эх... в Пицунду, что ли, съездить, там поработать... Среди природы, на целебном воздухе...
