Шанталь, или Корона против

Хищная улыбка тронула мужские губы.

Женщина, глупая, влюбленная... Справиться с ней будет проще, чем с самим Дарнебергом.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Леон стоял на борту парохода, провожая уплывающий в темноту Плест. Огни города рассыпались по берегу, точно упавшие с неба звезды. Дул пронзительный ветер, но мужчина не уходил с палубы, наслаждаясь одиночеством и холодом. Утром он встретится со своими людьми, которые взойдут на борт парохода в Рильсгаре. Нужно придумывать план, как "сыграть" внезапно возникшую фигуру. Слабое удовлетворение вызывала мысль, что противник занят тем же. И зачем только ей понадобился дневник? Взяла случайно, а потом испугалась наказания и решила удрать? Ох уж эта женская непосредственность. Сначала делать, а потом думать, если там вообще есть чем думать!

В памяти возникла другая ночь. Морозно холодная, лунная, освещенная огнями праздничного города. Балкон императорского дворца. К середине ночи платья, духи, прически, улыбки начинали жутко раздражать, и он попросту сбежал, мечтая побыть одному. И вот теперь с недовольством разглядывал тоненькую фигурку в белом платье, стоящую вплотную к перилам, как ему надеялось, безлюдного балкона. Белые перья в прическе, полумаска, прозрачные крылышки на спине — незнакомка была одета в костюм феи. Беспроигрышный вариант для юной прелестницы. Но на сегодня их было достаточно: смущающихся, держащихся за спинами мамаш или неожиданно смелых и обмирающих от страха от собственной смелости. Бал кануна года. Крупнейший и один из тех, на котором он обязательно должен быть. Слава святым, скоро фейерверк, а там можно и удалиться.

— Вы знаете, что первыми после дворца начинают кварталы оружейников? Они заслужили это право еще при Даанте втором, поддержав его на престоле.

Голос у девушки был сильным, с приятной хрипотцой. И как только его заметила? Или у нее глаза на затылке?

Внезапно он передумал уходить. Подошел, встал рядом, положив ладони на холодный металл перилл. Действительно, уже поздно, скоро желающие поглазеть на фейерверк займут свободные балконы и террасы дворца, а отсюда к тому же отличный вид.

Не отводя взгляда от темнеющей громады парка, и горящих за ним огней города, девушка продолжила говорить, и он зачарованно смотрела, как облачно пара вырывается из красиво очерченного рта.

— А следом запускают фейерверки казармы императорского полка. Гвардейцы каждый год пытаются стать лучшими, но оружейников пока еще никто не опередил. Те подмешивают частички металла, и потому их фейерверки такие красочные.

Он и не знал. Никогда не задумывался. Красиво и красиво. Дворцовые фейерверки все равно никому не переплюнуть, что там ни добавляй. Магия, а император мог позволить себе дворцового мага, не заменить никакой технологией.

Вместо ответа, наклонив голову, он рассматривал незнакомку. Тонкая фигура, бледная от мороза кожа и темная бронза волос, убранная в сеточку. Он знал лишь об одной дебютантке сезона, которая может похвастаться столь редким цветом волос. ВанКовенберх.

Но если это ее первый императорский бал, почему она здесь, а не среди поклонников? И стоит давно. Кончик носа уже покраснел.

Он снял сюртук, набросил на плечи девушки, и та, поежившись, благодарно склонила голову.

— После гвардейцев приходит очередь остальных кварталов, а на больших прудах запускают квакари и дукеры. В ресторации Лебедь, я слышала, в огни добавляют даже имбирь.

Леон тихо хмыкнул. Придумают же такое... Имбирь и в шуточные огни. Но ВанКовенберх-то... Прям неожиданность и к тому же приятная. Однако тяжело ей при дворце придется. Не любят здесь, когда красота сочетается с мозгами или когда это сочетание активно демонстрируют.

— Смотрите, начинается, — выдохнула девушка, подаваясь вперед. Там, среди деревьев расцветал первый цветок.

— ВанКовенберх, — пробормотал Леон, склонившись над темной водой Рильского залива.

А ведь он хотел одного: выбрать жену, которая его устроит. Которая не будет мешать. Которая не станет претендовать на что-то большее, чем место в его постели пару раз в неделю. Хотел выбрать, руководствуясь расчетом. Выбрал, на свою голову. Чем больше он думал о женитьбе, тем больше подозревал, что боги решили подшутить и подсунули ту, что станет его проклятьем.

Нет, сам виноват. Должен был насторожиться еще тогда на балу при их первой встрече. Но пропустил. Не осознал. А теперь, когда ему открыли глаза на сущность этого семейства, отступать поздно — объявление о помолвке без скандала не отменить.

В голове зазвучал голос Шона. Еще более ехидный, чем обычно.

— Хочу тебя по дружбе предупредить. Постарайся столковаться с невестой до того, как о вашей помолвке узнает её дядя.

— Пугаешь коллекционером древностей? Пустое, с ним я справлюсь.

В черных глазах Шона мелькнуло чистое наслаждение, и Леон насторожился.

— Видишь ли, совершенно случайно, — друг говорил медленно, растягивая слова и удовольствие от разговора, — мне стало известно, что поколения ВанКовенберхов работают на корону. И свое мастерство передают по мужской линии. Как правило, от дяди к племяннику или внучатому племяннику. Удивлен? Сам ошарашен. Случайно заметил, как ВанКовенберх выходит из покоев министра, а я знал, что у того как раз назначена встреча с Проповедником.

— Случайно? — поддел его Леон.

Шонраж широко улыбнулся.

— Ты прав, не случайно. Все-таки Проповедник — легенда в наших кругах. Хотелось посмотреть, хоть глазком. Знаешь, какие о нем ходят слухи! А еще ходят слухи, брат, что племянницу он учил. Не бледней, Проповедник не безумец. Максимум стрелять, да ножи метать. Так что, когда будешь мириться, аккуратнее там. Ты мне, знаешь, нравишься в целом виде.

— Сплюнь, — посоветовал Леон, тщетно пытаясь скрыть охватившую его тревогу. Надо же... сам Проповедник, чтоб его бездна сожрала. Если он испортил его невесту своей наукой ... Да он лично ему голову открутит и не посмотрит на заслуги перед короной.

Насмешливый взгляд Шон словно говорил: "Еще кто кому открутит".

— Сутки, — прошептал Леон темной воде, — пусть она продержится сутки без глупостей.

Глава седьмая

Я смотрела в зеркала и не узнавала себя. Волосы растрепались, выбившись из-под шляпки, глаза темны, точно вода ночью, губы искусаны, а щеки красны, как у девицы, получившей признание в любви.

Прищурилась, покрутилась. Хороша! Дневник под платьем придавал плотности моей фигуре, драгоценности, пришитые к поясу, наполняли чуть неравномерной пухлостью бока, словом, дэра из меня вышла основательная и чуть сумасшедшая. Только этим можно объяснить брошенное в спину "Рыжая". А горничные у них здесь без всякого понятия о воспитании. Я сделал вид, что не расслышала, но будь дело в империи... и кто-то бы потерял работу.

Впрочем, хозяйка пансиона дэра Ластина оказалась настоящей роланкой. Идеальная улыбка, идеальное платье в пол, аккуратно уложенные локоны, и только едва заметно вздернутые брови и морщинка на лбу намекали на любопытство дэры. Вслух же не было задано ни одного вопроса, и все же я сочла нужным упомянуть дэра Розталь. В обществе рекомендации значат много. Вот и в этот раз фамилия Розталь сотворила маленькое чудо, лицо дэры Ластины расслабилось, из него исчезла настороженность, а улыбка наполнилась теплотой. Мне были вручены ключи и даже не потребованы деньги вперед.

Прав был дэр Розталь: на чужбине свои должны держаться своих.

Я обвела взглядом небольшую комнату: мило, чисто и скромно, выглянула в окно, не сдержав полувздох полувсхлип. Нет, это не я стою в комнате и смотрю на завораживающую голубизну моря, кусочек которого виден в проеме между домами. А в доме напротив ветер треплет белые занавески, в ящиках под окнами алеют незнакомые цветы. У нас только снег сошел, а здесь цветут.

Чувство нереальности заставляло снова и снова кусать губы. За окно лежала узкая мощеная улица, на углу перекрестка торговала тюльпанами хорошенькая девушка, а рядом с ней, облокотившись о стену дома, покручивая в руках ветку, стоял мужчина.

Все у них чересчур. Слишком яркое солнце, чудовищно полосатые навесы над балконами, цветы в вазонах, короткие платья на женщинах и... мужчины. Я резко отпрянула вглубь комнаты, когда поймала взгляд незнакомца. Щеки опалило. Это... это просто возмутительно так открыто пялиться на окна, да еще и улыбаться при этом!

Я сердито хмурилась, опять кусала губы, а сердце билось в груди, точно ему было все по нраву. Глупое сердце хотело оказаться на месте той девчонки, что легко смеялась с незнакомцем, не зная такого слово, как "предосудительно". У меня возникло чувство, что я здесь единственная из знатоков этого слова.

Нет, так не пойдет. Потерла виски. Прошла лишь пара часов, а город вполз душу, отравляя её странными мыслями и желаниями. Нет, нельзя забывать, что я — дарьета, и пусть идут в бездну платья, клубника, цветы и мужчины. Особенно мужчины.

А ведь мне придется выйти на улицу, найти мага-доктора, объясниться с ним так, чтобы меня не упекли за решетку.

— Боишься? — спросила у зеркала. Девушка в зеркале сердито надула губы. Глаза блеснули яростью.

Ярость — это хорошо, это полезно, но иногда мешает думать. Объявление о помолвке — вот, что меня смущает. Я ведь рассчитывала, что обнаружив кражу, жених взглянет в мою сторону лишь однажды, чтобы бросить презрительно: "Виновна".

Нет, он серьезно намерен жениться? Или не понял, что я украла его вещь? Ну не настолько же он туп? Бред бездны, какой-то.

— Не бред, а шанс спастись, — шепнули губы.

Пойти в посольство, назваться, придумать причину, по которой я разминулась с женихом и попала в затрудненные обстоятельства — и все закончится. Мне помогут, а совсем скоро я надену подвенечное платье, шагну под своды собора, чтобы стать женой ВанДаренберга — отличная партия по мнению света. И ждет меня семейная жизнь. Два-три раза в неделю визиты в спальню мужа, сопровождение супруга на балы, редко — званые вечера в доме, на которых я буду хозяйкой, на которых муж будет дарить жаркие взгляды, целовать руку, танцевать со мной и хвастать перед друзьями. Но только за последним гостем закроется дверь, мы снова станет чужими.

Я вспомнила родителей. Их нежность друг к другу, утренний поцелуй и традиционный: "на дорожку". И спальня одна на двоих. Они не идеальны, нет, но они — семья.

Сжала кулаки. Хочу так же. Пусть он не будет красив или умен, но станет хорошим мужем.

Украдкой выглянула в окно, разочарованно обозрела пустой угол. Хорошо, пусть он будет немного красив.

Солнце и ночные шторма вредны дарьетам, иначе с чего мне пришла в голову дикая мысль. Единственный способ не выйти замуж за палача, это выйти замуж за кого-то другого. Дикая мысль, подаренная бездной, но такая... заманчивая.

* * *

* * *

* * *

Мысль о замужестве настолько испугала, что я попыталась выкинуть её из головы, но не тут то было. Мысль колючками вцепилась в сознание, не собираясь его покидать. Подмышки святого Гранда, как будто у меня проблем мало! Я не собиралась замуж, по крайней мере, скоропалительно. В мои планы входили поиск работы и мало-мальски приличное обустройство на чужбине. Позже я хотела осторожно выяснить судьбу родных, переждать гнев несостоявшегося жениха и лет через пять задуматься о возвращении домой.

В мыслях просто, на деле... каждый шаг вызывал трепет и страх, но шаг за шагом, Шанти, день за днем. И про письмо потенциальной свекрови забывать не стоит, вдруг она не в восторге от идеи сына?

А замужество... представляю, как подхожу на улице к мужчине и предлагаю подобное. Даже если согласие можно купить за деньги, я слышала о таком, все равно... гадство. И почему-то кажется, что тот черноволосый, которого я видела под окнами пансиона, не согласился бы на фиктивный брак.

— Так говорите, это дневник вашего жениха?

Маг-целитель был не молод. Седые волосы зачесаны назад, круглое лицо с пухлыми щеками обрамляла борода, крупный нос выдавался вперед, а глаза прятались за стеклами очков. Его помощник был прямой противоположностью: тощий, с вытянутым рябым лицом и унылыми патлами светлых волос над оттопыренными ушами. Пара мужчин, точно ноль и единица, составляли мою надежду на свободу.

— Да, именно так, — я очередной раз всхлипнула и промокнула глаза. Мужчины синхронно поморщились. Я их всецело понимала — не люблю истерику, но сегодня без нее никуда. Если нет другого оружия, слезы — тоже аргумент.

— Вы понимаете, мы собираемся пожениться, — я потрясла газетой с объявлением о нашей помолвке.

— Да-да, дарьета ВанКовенберх, мы это уже поняли, — усиленно закивал доктор, а его помощник выглядел так, словно собирался хорошенько приложиться лбом о стол.

Я не рискнула выдавать себя за кузину или кого-то еще. Ходили слухи, что некоторые маги способны различать ложь, к тому же у мага обязательно возникнет масса вопросов, когда он выяснит, кому принадлежит дневник. А так... невеста — почти жена, а значит, мы подпадаем под правило неразглашения семейных тайн.

— Нет, вы не понимаете, — взвыла, незаметно прищемляя палец на руке. Бездна, больно-то как! Зато слезы потекли, и не пришлось доставать платок с перцем, — до меня дошли слухи, что мой жених, э-э-э, большой ценитель женской красоты.

Мой всхлип вышел особенно горьким.

— У него прекрасный вкус, — целитель все еще пытался соблюдать вежливость.

— У него куча любовниц, — рявкнула, теряя терпение, и замерла, судорожно обмахиваясь газетой. Повисла неловкая пауза, во время которой я костерила себя на чем свет стоит, доктор открывал и закрывал рот, растеряв все приличные слова, а помощник рассматривал пол у себя под ногами, точно прикидывал, не заметим ли мы его проползания под столом в сторону двери.

Маг шумно прочистил горло, потом сделал это еще раз, а слова все не находились.

— И что? — тут впервые подал голос помощник.

— Что что? — переспросила, бросив бесполезную газету, все равно щеки пылали, словно их растерли полотенцем.

— Вы же открыли дневник?

Я медленно кивнула. Маг начал разворачиваться, но он не успевал остановить помощника.

— Так и они и правда есть, ну эти, — мужчина все же запнулся, изобразил рукой в воздухе нечто странное и выдохнул: — Подруги.

У меня аж ладони зачесались: газетой, да по длинной морде, ой, то есть пощечиной по лицу. Или лучше вот тем толстым талмудом по голове.

— Сержио! — с негодованием воскликнул маг. Его лицо пылало, подозреваю, не меньше моего, и мы оба с красными лицами и жаркими взглядами, мысленно прикидываем способы умерщвления, а помощник откинулся на стуле, сложил руки на груди и проворчал, точно уже получил газетой:

— Она первая сказала.

Я заменила талмуд на стул, потом прибавила горшок с цветком. Доктор чуть остыл, нервно побарабанил пухлыми пальцами по столу и попытался извиниться.

— Приношу глубочайшие, эм, извинения, дарьета.

Я царственно кивнула, хотя просить прощения было не за что. Помощник прав. Приличные дарьеты не проверяют слухи о любовницах, не ходят тайком по магам, не компрометируют себя и жениха. А значит не могут и пощечины раздавать в ответ на правду.