Отмирающие клетки эпидермиса у них не отслаивались, а склеивались с нижележащими. Там, где слой оказывался особенно толстым, возникали ороговелости в виде наростов: мозолей, "гребней", и даже крошечных "рожек". Расположение и форма этих ороговелостей у каждого лесного охотника получалась уникальной, варианты встречались самые разнообразные и удивительные (дальше следовала серия иллюстраций). Получалось, что одежда им не нужна, разве что срам прикрыть, зато на чешуйках можно нацарапать узор или какой-нибудь девиз. Резьба по гоблину, так сказать.

Даже там, где не было видимых наростов, кожа все равно твердела и трескалась. Иторканец не мог получить удовольствие, лаская мягкие округлости партнерши или ощущая нежные губы на своих губах. Но захочешь жить — придется пережить.

Из-за изменения кожи волосы у них исчезли, эта раса стала абсолютно лысой — за что и получила от Марии прозвище гоблины. Правда обычно гоблинов рисуют не только лысыми, но и зелеными, а эти были синими или голубыми. Но кое-кто из их потомков в самом деле позеленел.

Унусы

(подвид "кожная кость")

(пометка Марии: "гномы")

(пометка Кея: "красноглазые")

Там, где еды было чуть больше, гоблины понемногу превращались в более мощных "гномов" или "дварфов". Где грань между теми и другими — это сугубо вопрос восприятия землян, которые смотрели на местные племена сквозь призму привычных образов из собственной мифологии. Визанцы выделяли в данной ветви не два листа, а гораздо больше.

Все гномы и гоблины были низкорослыми, чешуйчатыми и отличались друг от друга формой наростов, расцветкой. Кроме того, у них возникали некоторые деформации скелета, спровоцированные теми же генами, которые сделали их кости подобными стали. Каких-то принципиальных преимуществ это не давало, но и не вредило. Но, согласно принятым принципам классификации, каждое хорошо заметное изменение скелета следовало отнести к отдельному листу (расе). То есть тут сработал некий не очень разумный формализм.

Кей недолго любовался на изображения разных гномогоблинов, которые представляли из себя просто варианты уродств, вызванных одной причиной. Получилась кунсткамера, от которой землянин заскучал, перелистывая страницу за страницей и не особо вчитываясь. Выходило так, что все они вели примерно одинаковый образ жизни, и большинство вариаций сохранилось до цивилизованных времен.

Глаз Кея "зацепился" за название, упомянутое Марией — унусы. Они действительно походили на дварфов — коротконогие и с квадратными туловищами, но выглядели достаточно "гуманоидно", только глаза красные. Утверждалось, что эта раса — самая сильная в ветви и даже немного превосходит черных гигантов, хотя до белых карликов им очень далеко.

Однако самыми удачливым в плане сохранения своей численности оказался первоначальный вариант — гоблины-иторканцы. К тому же от них произошла новая ветвь — тонкой кости.

Это те самые потомки гоблинов, которые "позеленели", они опробовали иную стратегию выживания. Вместо того, чтобы выдерживать удары по крепкой шкуре, зелененькие научились не подставляться.

Халиганцы

(подвид "тонкая кость")

(пометка Марии: "эльфы-кошки")

(пометка Кея: "орки-недомерки")

Потомки иторканцев не захотели мериться силой с хищниками в прямом противостоянии и спрятались от опасности, поднявшись (или правильнее сказать: вернувшись?) на деревья.

Чешуйки на теле и на голове им только мешали, так что они исчезли, а на их место вновь вернулись волосы, но теперь — зеленого "маскирующего" цвета. Такой же стала и кожа. Собственно, вся эта ветвь была зеленой.

Так возникли первые местные "эльфы" — халиганцы (или каллеганцы — правильное произношение где-то посредине). Некоторые расы асанов тоже имели эльфоподобную внешность, но они не в счет, так как другой подвид.

Кстати, уши у местных гоблинов и эльфов были обычные, не острые.

В процессе эволюции халиганцы приобрели более длинные конечности, чем у гоблинов. При этом они стали стройнее, легче и за счет этого сколько-то потеряли в силе, но такие параметры оказались оптимальными для новой экологической ниши — то есть для жизни на деревьях.

Возник (и генетически закрепился) "метаболический ограничитель", который убирал практически весь жир, а мышечную массу держал в определенных пределах. При нарушении заданных границ у халиганцев падала усвояемость пищи или, наоборот, улучшался аппетит.

Такие эльфы, ближайшие к гоблинам, по телосложению больше смахивали на миниатюрных орков: то есть сухие атлеты, но пока еще совсем не худые. Их лица не имели ничего общего с уродливыми орочьими, скорее смахивали на кукольные.

Как негативный побочный эффект от нехватки подкожного жира и "подкрученного" метаболизма при полном отсутствии еды они погибали всего через несколько дней. Но в местных лесах попасть в такие условия было практически нереально — как минимум, повсюду росли грибы — пресные на вкус и не очень питательные, но все же съедобные. Поэтому естественный отбор даже за долгие эпохи не смягчил этот недостаток, а последующие расы унаследовали ограничитель, извлекая из него определенную пользу.

В числе прочих метаморфоз кости халиганцев потеряли избыточную плотность и стали тоньше. Механизм "нокдауна генов" ослабил гоблинские мутации, но не до конца. Костная ткань эльфов осталась тяжелее и прочнее, чем у древних, но только, если брать кусочки одинакового объема, а не сравнивать тонкие кости с обычными.

Потеряв в силе, халиганцы приобрели молниеносные рефлексы. Они отлично чувствовали себя, лазая и прыгая с ветки на ветку, и могли за всю жизнь ни разу не коснуться почвы. Благодаря тысячам лет тренировок на деревянных "турниках", современные халиганцы считались самой ловкой расой, а феноменальная скорость реакции делала их (несмотря на небольшие размеры) очень опасными противниками, особенно в боевой магии.

Женщинам приходилось исполнять все эти "гимнастические упражнения" с ребенком в утробе или на спине. Несмотря на то, что дети у этой миниатюрной расы тоже были мелкими, все равно из-за дополнительной нагрузки с течением времени халиганки стали немного сильнее мужчин и скорректировали свои пропорции в пользу силы рук. А на рост это не повлияло, мужчины остались чуть выше, как у гномо-гоблинов.

"Вот уж не думал, что возможна раса, похожая на орков, но красивая",— размышлял внутренний эстет Кея, рассматривая рисунки.— "Очень пропорционально развитые и симпатичные. Это уже третья попытка эволюции создать низкорослых, но миловидных женщин. Даже не знаю, кто лучше — длинноволосые хрупкие феечки из подземелий или эти спортивные обезьянки с зелеными кудряшками. Я могу придраться только к рельефности мускулатуры халиганок, но это лучше, чем болезненная хрупкость ир-мелоунок. Подозреваю, что зелененькие гимнастки ничуть не слабее землянок, но когда вижу их не на рисунках без масштаба, а в жизни, и макушки оказываются на уровне моего пояса, то всерьез их воспринимать невозможно. Да, все-таки халиганки теперь на первом месте среди коротышек".

Кей прекрасно понимал, что восприятие красоты, эстетика зачастую иррациональны, недаром говорится "любовь зла" или "любовь слепа". А он подходил прагматично, когда начислял дополнительные "очки" за хорошее здоровье или снимает за плохое. Но почему бы и нет? Если иррациональность фактически позволяет ассоциировать красоту с чем угодно, то почему бы не здоровьем? Не самый плохой критерий, хотя и не единственный. У белых карлиц здоровья хоть отбавляй, но ну их к черту.

— А почему "эльфы-кошки"?— спросил Кей.— Скорее, обезьянки.

— Во-первых, это невежливо...— начала Мария.

— Это у землян невежливо,— перебил Кей.— А для визанцев может быть невежливой ассоциация с кошками. Или кто у них там вместо кошек?

— Шушелки и гароты. Сравнение с шушелкой — вообще-то комплимент. А, во-вторых, ты мне не дал договорить: по одной из старых биологических классификаций все люди относятся к сухоносым обезьянам. Так что слово "обезьянки" ничего не уточняет. "Кошки" — информативнее. Опять же, вся эта ветвь славится гибкостью и прыгучестью.

— Кстати, как думаешь, может ли тут где-нибудь обитать раса с кошачьими ушками?

— Как "неко" в аниме? Думаю, что да. Помнится, у бабуинов уши острые и расположены довольно высоко. Значит существуют условия, когда эволюция приматов идет по такому пути.

— Можно представить себе девушек-халиганок с кошачьими ушками, хвостами...

— ... и такими же вытянутыми, клыкастыми, собачьими модрами, как у бабуинов.

— Мария, ты изуродовала мою мечту!

— А вот нечего себе чужих баб фантазировать!

Лабердинцы

(подвид "тонкая кость")

(пометка Марии: "эльфы-кенгуру")

(пометка Кея: "головастики")

От халиганцев произошли лабердинцы. Эти снова спустились с деревьев обратно на землю и научились быстро бегать. Естественной экологической нишей для них стало редколесье и луга с высокой травой.

Лабердинцы отличались несоразмерностью пропорций. Ноги у них резко удлинились по сравнению с халиганцами, а верхняя часть тела не выросла. При этом нижняя часть сохранила "орочью" силу, а верхняя ослабла до "эльфийской".

Насчет "кенгуру" Кей был полностью согласен с Марией — именно так лабердинки — мать и дочка — выглядели на иллюстрации — искажение пропорций настолько бросалось в глаза, что даже вызывало некое подспудное неприятие.

Кей протер глаза и несколько раз перечитал надпись под рисунком, пока понял, что попал впросак. Это были не мать и дочь. Замечая лабердинок на улицах, Кей иногда спрашивал себя: а где же их мужчины? Приходила мысль, что когда-нибудь, наверное, попадутся, и вопрос забывался. Оказалось, это те, кого он принимал за девочек. Н-да, слегка перепутал называется. Лабердинец оказался ниже лабердинки, но каким-то совсем хрупким и совсем не мужественным — таз шире плеч, руки — хилые и короткие, и непонятно, как голова держалась на такой тонкой шее.

Аборигены держали в руках длинные тонкие палки с короткими лезвиями на концах. Как пояснялось, это не копья, а хлысты — ими сбивали птиц на лету, крупных насекомых или мелких животных, которые перемещались прыжками. Сразу вспомнились копья асанов с асимметричными режущими наконечниками — принцип тот же, только там двуручное оружие. Два народа независимо пришли к одной идее, превратив детскую игру с тонким прутиком в нечто более смертоносное.

Обычно полустадо-полуплемя доисторических лабердинцев постоянно держалось на открытой местности. В центре, в высокой траве прятались самки с детенышами, вокруг них располагались бездетные охотницы, а мужчины патрулировали местность вокруг. Если что, именно они первыми попадали в зубы хищников, а остальное племя разбегалось. Мужчин рождалось в несколько раз больше, чем женщин, так сказать, "с запасом", но до среднего возраста никто из них не доживал. Не то, чтобы их нарочно бросали на убой — нет, но звери тоже хотели кушать и тоже эволюционировали, соревнуясь с двуногими — кто кого догонит и перехитрит.

Детей, конечно, берегли, особенно девочек. И если первобытная "кошечка" могла отдохнуть, оставив малышку в гнезде, спрятанном высоко в ветвях деревьев, то "кенгуриха" (беременная или с ребенком на руках) в любой момент была готова бежать наперегонки с хищниками — и в зависимости от вида зверя дистанция могла оказаться как спринтерской, так и марафонской. Так что женщинам никак нельзя было слабеть, зато на мужчинах, которые служили живой сигнализацией, природа экономила.

За тысячи лет самцы измельчали и отощали. Патрульным требовались хорошее зрение и слух, а рост и вес могли сокращаться, покуда еще видели над высокой травой и не улетали от порывов степного ветра. Лабердинцы — одна из немногих рас, у которых женщины превзошли мужчин по всем параметрам: они в среднем на 10 сантиметров выше, вдвое сильнее и тяжелее. В современном мире это потеряло смысл, но в генетике закрепилось.

Анатомия лабердинцев изменилась так, чтобы выжать из человеческого тела максимум скорости и выносливости: небольшую грудную клетку почти целиком заняли легкие, а сильное сердце-мотор и солидная печень с запасом "топлива" оказались в животе. Пищеварительная и выделительная системы целиком "утрамбовались" в полости относительно широкого таза. Последние ребра, которые у землян укоротились и назывались "свободными", потому, что не доставали до грудины, у лабердинцев развились до полной длины, чтобы защитить сердце, расположенное чуть выше пупка.

Ступни у них удлинились, чтобы бегать на носках. Если лабердинка собиралась драпать, она привставала на цыпочки и сразу становилась на голову выше. Лабердинки оказывались в среднем меньше землянок, когда стояли, но когда бежали, получалось наоборот. А если где-нибудь раздавался внезапный шум, то лабердинцы сразу выделялись из толпы: все пригибались и приседали, а эльфы-кенгуру вставали на цыпочки и крутили головами в поисках опасности — такие у них были рефлексы.

Судя по всему, Олимпиада на Визе стала бы сомнительной затеей, так как в большинстве видов спорта все призовые места брала бы какая-то одна раса, и в беге это были бы лабердинцы.

Сороканцы или "ядовитые люди"

(подвид "тонкая кость")

(пометка Марии: "сэйлормунки", "классические эльфы")

(пометка Кея: "долгоножки")

Кажется, в этой линии красивые и уродливые расы сменяли друг друга. Началось с лысых и чешуйчатых гоблинов. От них произошли эльфы-кошки — миниатюрные и симпатичные. Но следующими стали совсем несуразные и чересчур специализированные лабердинцы. А потом от лабердинцев произошли сороканцы — тоже по-своему красивая раса.

Они подросли еще, на этот раз — за счет туловища. Таз сузился, окончательно приведя странноватые пропорции предков к утонченным эльфийским. Их ноги все еще оставались относительно длинными и крепкими по сравнению с торсом, но это уже не воспринималось как уродство, скорее наоборот. Недаром Мария назвала эту расу "сэйлормунками" — в честь не совсем пропорционального, но симпатичного мультяшного персонажа.

В среднем они получились немного выше землян, а мужчины постепенно догнали женщин. Вообще у этой расы наблюдалось поразительное внешнее сходство двух полов за исключением первичных половых признаков. Специализация бывает полезной, но универсальность, судя по всему, тоже дала какие-то преимущества. За исключением беременных и кормящих мамаш, все остальные получались взаимозаменяемыми в любом виде деятельности.

Сначала новая порода эльфов расселилась довольно широко, даже в глухих зарослях вместе с иторканцами и халиганцами и на открытых лугах вместе с лабердинцами, но те не были рады конкурентам и начали своих потомков довольно жестко вытеснять: иторканцы — из лесов на равнины, а лабердинцы — обратно с равнин в леса.

Как обычно с эволюцией — скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается, и процесс "изгнания из рая" затянулся на многие тысячелетия. Постепенно сороканцы сконцентрировались на опушках и в редколесье. Но эта экологическая ниша недаром так долго оставалась свободной: там осталось меньше всего пищи.