9. Стеклянный мир

— Развейте мои сомнения, Нэттэйдж, вы не реализуете через меня свои тайные мечтания? Слава, народная любовь и все подобное?

Обижаться глава внутренней службы не стал, спокойно сложив руки на коленях и обстоятельно ответив:

— Я — всего лишь тень. Я никогда не мешал другим сиять.

Надеюсь, я не угадал.

Белая арка стояла на вершине скалы. Врата на юг — так, чтобы глаза мертвых всегда смотрели на море. Шеннейр уже был здесь; не приехать с его стороны было бы оскорблением, прибыть — немногим лучше. Ненавидящие взгляды соскальзывали с него, ничуть не раня.

Арку воздвигли на высоком постаменте — с вырезанной печатью стабильности, чтобы арка сохранилась, даже если на нас упадет неконвенционное проклятие. От меня требовалось торжественно зажечь огонь в лампадке, вмурованной в замковый камень, сказать пару слов и забыть все, как страшный сон. Это ничего не изменит и никому не сделает лучше, но люди имели право на скорбь.

Множество глаз смотрели со всех сторон. Кажется, я начинал потихоньку бояться людей.

Вырезанная в камне печать вилась под ногами. Я обернулся и внутренне вздрогнул. Всех собравшихся магов словно делила незримая черта. Серая форма Нэтара, черная полувоенная форма шеннейровских магов. Островные, ашео, мирринийке и полукровки против резко отличающихся от побережных народов северян-ла'эр. Все это явно проделано специально.

Ла'эр редко селились на Побережье — они не любили море, и, говоря откровенно, их на Побережье не пропускали. Вражда мирринийке и ла'эр всегда имела глубокие корни: противоборство между исконными народами Аринди и пришельцами из других земель, колонистами юга и колонистами севера. Да, Шеннейр у нас армия, в армии боевые маги, а боевики — это как раз ла'эр, и приехали они в том, что было. Своих заклинателей, а уж тем более островных, Шеннейр на Побережье не потащил, оставив в безопасности в Мэйшем. Но посыл не просто намекал, он буквально лез в глаза. Мы — хорошие, мы с вами, а темный магистр — он не наш, он чужой, он враг. И эти ла'эр, кто их вообще сюда звал, никому не кажется, что эти ла'эр — поголовно убийцы и темные маги? Все то согласие, которое Аринди достигала долгие годы, рассыпалось на глазах.

Лампадка вспыхнула, заливая площадку безжизненным светом, не оставляющим теней. Ну вот, на маяке сэкономили.

— ...Прошлое преподало нам жестокий урок.

Самое лучшее, что смог сделать Шеннейр — это не показывать никаких эмоций. По крайней мере, он не смеялся.

Эршенгаль вновь надел мантию с белой каемкой. Я решил, что кто-то из его родни был светлым — обычная ситуация. Нэттэйдж показывал внешне положенную случаю мину и внутренне — недовольство, что я зарубил все двадцать страниц предложенной речи. Объективно речь была неплоха, в конце вышибала слезу и состояла изо лжи от и до, и я не смог бы произнести из нее ни слова. Единственное, что мне хотелось — исчезнуть отсюда и не быть.

— Наши близкие мертвы, и мы всегда будем помнить о них. Но прошлое никто изменить не в силах, — я был далек от того, чтобы отнимать у людей право на скорбь. Но не было ни малейшего смысла бесконечно искать оправдания или виновных, бесконечно возвращаться и хотя бы в мыслях пытаться что-то исправить — как будто время способно обернуться вспять. Невозможно идти вперед, если постоянно оглядываться. — Только будущее в нашей власти. Только мы можем сделать, чтобы этого не повторилось.

Потом я так и не смог вспомнить, говорил ли это — и что говорил на самом деле. Я помнил только молчание, но люди слушали бы любую чушь, что сказал светлый магистр.

Света и Тьмы не существует, но это никого не спасло. Уже давно нет смысла сожалеть.

Стелу поставили в хорошем месте — тихом и красивом. Весной здесь будут цвести апельсины, а в ясные дни горизонт будет виден далеко-далеко, почти до самых Островов.

Мрамор под рукой был теплым. Я был среди тех, кто начал войну. Прости, мама, ты вырастила своего убийцу.

* * *

В своей комнате я долго сидел у стола, глядя в одну точку, а потом начал открывать ящики один за другим. Папка с делом Эршенгаля так и валялась в первом, уже успев покрыться пылью; я задержался на ней всего лишь на миг и достал аптечку. Откупорил пузырек с антисептиком, вылил содержимое на кусок бинта, протер тонкое лезвие. Мысли немного путались, и это злило. Мой разум — бумажная преграда, за которой прячется тьма.

Ясность мышления — это ценность.

Лезвие легко рассекло кожу. Боль, как и обычно, помогла немного прийти в себя. Порезы быстро набухали кровью, и я повернул руку, с интересом рассматривая результат.

На самом деле я не чувствовал ничего — ни положенной скорби, ни ненависти. Отказаться от эмоций было разумно. Я до сих пор не знал, было или не было это слабостью; ведь слабость, как известно, подлежит наказанию.

Три линии, четвертая поперечная. Все решаемо, все идет хорошо.

Я смел все со стола, захлопнул ящик и быстро обернулся, одергивая рукав. Шеннейр легко вошел в комнату, как всегда не заботясь, ждут его или нет. Хотя люди для темного магистра и не стоили такой заботы.

— Спирт глушите? — вскользь бросил он, и весело объявил: — Я был в доках. С кораблем вы разобрались, дата отплытия назначена. Беру свои слова назад, что вы не хотите спасать своих, светлый магистр!

Признаться, я немного опасался его реакции на стелу памяти; но последнее, чего я ждал — что он моментально выбросит ее из головы, перейдя к совершенно иным вещам. Я спрятал руки за спиной, почти чувствуя, как кровь пропитывает рукав, и слабо кивнул:

— Да. У меня получилось.

— Кэрэа, не тормозите снова. Вы только стали на человека похожи, — темный мимолетно нахмурился и легко встряхнул меня за плечи, вновь возвращаясь к приподнятому настрою. Правда, задевать повязку было не обязательно. Просто Шеннейр не был эмпатом и не считал нужным об этом думать. — Эй, вам вести за собой свою гильдию! Вы только что легко расправились с теми, кто считал вас негодным слабым противником! Что с вами опять?

Расправился? Ну что же. Мне вовсе не хотелось думать об этом, но Шеннейр уехал слишком вовремя не оставив толковой охраны. Упустив присутствие загорцев рядом с водохранилищем. Упустив Рийшена, не выполнившего приказ и не сумевшего захватить ни одного врага живьем. Темный магистр ошибся? Нет. Темные магистры так не ошибаются.

Я посмотрел на его руку на своем плече и вежливо попросил:

— Я понимаю, что светлый не заслуживает иного отношения, но я все еще ваш союзник. Неужели я не могу рассчитывать хоть на малую часть... такта?

Было довольно любопытно видеть источник всех своих бед перед собой, и не иметь возможности причинить ему вред. "Мститель, магистр или жертва"? Я всегда хотел быть хорошим магистром. Все, что я делал в последнее время — это забывал.

Шеннейр посмотрел на свою руку, так, словно впервые заметил за собой эту привычку, и пожал плечами:

— Хорошо, — и убрал ладонь. — С "Песчаным скатом" вы справились великолепно, светлый магистр. Расскажете свой план на случай, если его снова разобьет зимними штормами?

Хорошо?! Он вот так просто взял и меня послушал? Темные магистры это умеют? Любопытство Шеннейра было неподдельным, и, отойдя от шока, я широко ухмыльнулся, ловя себя на мысли, что не хочу разочаровать:

— Да, корабль потонет. Но у меня есть одна идея на этот счет.

— Миль, — я прибрался на столе, вытер лезвие и накапавшую кровь и залепил порезы пластырем. Наверное, проще было придумать легенду о занятиях магией крови и попытках навести на Шеннейра страшную порчу, чем так скрываться. Темные бы поняли. — Неодобряйте молча.

Тень у двери недовольно пошевелилась.

— Мне вообще все равно, зачем вы берете острые железные предметы. Мне с вами на одном корабле не ехать.

Мне было интересно, когда Миль пришел — и зачем он пришел в один момент с Шеннейром, тогда как раньше избегал с ним сталкиваться.

— Но, Миль, вы со мной поедете. На одном корабле.

Заклинатель ошеломленно молчал. Недолго.

— Нет, нет, нет! С вами?! Рейни, вы грохнули человека топором и хамите Шеннейру. Нам с вами не по пути. Вы светлый и вы на меня плохо повлияете...

— Если Шеннейр не сможет снять барьер, который устанавливал весь совет, то у нас не будет времени возвращаться и плыть на Острова снова. А вы, Миль, сможете снять барьер, даже если его запечатали все высшие за всю историю гильдии, — я сделал паузу, позволив слушателю насладиться лестью, и заботливо дополнил: — Ходят слухи, что вы слишком сильно на меня влияете. Я не могу уехать и оставить вас на растерзание.

Наверное, сейчас Миль разом вспомнил всех, с кем успел рассориться, получив место в совете и покровительство магистра. Я посмотрел в окно, наконец-то улыбаясь искренне. Мои фишки мне не нравились, но фишки редко выбирают. Впереди были Острова, на которые я никогда не хотел возвращаться, люди, которые когда-то пошли за мной, и конец пути, ставший на шаг ближе. Все закончится, все обязательно закончится — мне осталось только завершить дела.

...Миль стоял у окна, когда я вошел в комнату. Он не обернулся, услышав мои шаги, и ожесточенно произнес:

— По земле идет

Тайфун Наэтэрэ,

Заливает окна

И грохочет в двери,

И нам не сбежать...

— ...Никуда не скрыться,

Море у порога,

Плещет и ярится, — тихо подхватил я. Темный маг закрыл уши и рявкнул:

— Хватит! Почему ваши островные стишата постоянно вертятся у меня в голове? Они тупые, в них нет рифмы! Почему я не могу от них избавиться?

Я замедлил шаг, не торопясь попадать под волну раздражения, и пожал плечами:

— Это к вам вопрос, Миль. Откуда мне знать?

— Нет, вы ответьте. Зачем вы мне их рассказали, тогда, в камере? Какой смысл? Вот это вот все, эта чушь, значит, что нам конец?..

— Ничего не значит.

Миль даже не стал делать вид, что поверил. Я мог бы продолжить — мне просто забавно, что он запомнил эти слова на двенадцать лет.

Разрушенный дом с выбитыми окнами. Водоросли на полу, обломки ветвей на крыше. Открытая дверь — это знак и символ.

(А разве у историй есть иной исход?)

— Много... нет, одна вещь, которая больше всех не дает мне покоя, Рейни. За что вы уничтожили свою гильдию?

Я удивленно посмотрел на него и поправил:

— Я не уничтожал светлую гильдию.

Они ошибались. Что я мог поделать?

* * *

— "И не слышно криков —

— Тогда... я немного расстроюсь. Но слабые должны умереть.