— Нормально. — Буркнул Вовка. — Братан у тебя классный! Вот бы мне такого вместо сеструхи!
— Какой братан?
— Твой брат, Фридрих!
— А, этот... — Вальтер сморщил нос. — Тупой солдафон.
— Интересно, из-за кого он стал солдафоном, а? По милости твоего папеньки он остался без монетки и с голой... Итак, у меня мало времени. Поэтому слушай и запоминай: ты — Владимир Волков. Летел в Германию к бабушке — Лидии Энцель. Не подведи меня, Вальтер!
— Я постараюсь. И ты постарайся.
— Уж соображу. Кстати, выучи русский язык. Я об твой немецкий не только зубы, но и все мозги обломал.
Вовка обернулся и посмотрел куда-то в угол комнаты.
— Да, Ингер, заканчиваю... Бывай, Вальтер. Если снова получится увидеться... Владимир Волков! Не забудь! Сестра — Мария, по мужу — Кунина. У меня в Сибири остались племянники...
Вовкин силуэт медленно растаял в рассветных сумерках больничной комнаты.
— Вовка! — Позвал еще раз Вальтер. — Я обязательно постараюсь!
* * *
Проснулся он оттого, что над его головой разговаривали мужчина и женщина. Причем, женщина настаивала, судя по тону, а мужчина ее уговаривал.
Вальтер дрогнул ресницами и открыл глаза.
— О, вот молодой человек сам проснулся! — Улыбнулся ему тот врач, который разговаривал с ним на родном языке. — Как спалось? Что-нибудь вспомнил?
— Вспомнил. Меня зовут Владимир Волков. И я летел к бабушке в Германию. Ее зовут Лидия Энцель. Я — сирота.
Женщина, с подозрением взглянув на мальчишку, снова что-то быстро сказала мужчине.
— Вот Татьяна Александровна интересуется, почему ты говоришь на немецком, когда ты совершенно русский мальчик?
— Не знаю. Наверное, ударился головой. — Вальтер улыбнулся и сделал попытку поднять руку. — А немецкий я в школе учил. Наверное, так хотел к бабушке, что теперь меня на нем заклинило... — Вальтер попытался присесть.
— Нет-нет, еще рано. Лежи спокойно. Татьяна Александровна, — продолжил врач на русском, — такие случаи описывались в литературе. Генетическая память? Может, у него в далекой родне были этнические немцы? Тем более он говорит странными для слуха оборотами речи. Я бы сказал, не совсем современным языком.
— Сделаем томографию мозга.
— Делали. Опухолей и переломов нет. Некрозов тоже. Для его положения он практически здоров. Надо найти его родственницу, эту Энцель. И пригласить психолога.
— Как же они станут общаться? — Язвительно улыбнулась женщина.
— Картиночками, миледи.
Бросив на веселого и привлекательного мужчину неприязненный взгляд, дама, строго цокая каблуками, вышла из палаты. А врач, сменив улыбочку на серьезное лицо, обернулся к Вальтеру:
— Мальчик мой, хотя ты, безусловно, интересный экземпляр для психиатрии, постараюсь на растерзание им тебя не отдавать. Ты же не хочешь остаться в больнице на долгие годы?
— Нет! — Испуганно шепнул Вальтер. — Я к бабушке хочу!
— Понимаешь, вся беда в том, что твои документы, скорее всего, сгорели. Даже если твоя бабушка приедет прямо завтра, ей снова придется проходить все инстанции, чтобы доказать свое право на опеку. Ты ведь несовершеннолетний?
— Мне...четырнадцать...
— Это хорошо. Значит, сведения о твоем паспорте должны сохраниться. Кто твой опекун?
— Не помню! — По щеке Вальтера сползла слеза боли и досады на то, что не успел все выспросить у Вовки.
— Ладно. Тогда начнем искать старушку Энцель. Хотя... Тебя наверняка должны были провожать в аэропорт твои опекуны... Надо дать объявление по телевидению. Они должны знать, что ты жив!
И доктор, кинув на парнишку задумчивый взгляд, вышел из палаты.
На следующий день испуганный и не проснувшийся толком Вальтер услышал шум, крики и какую-то возню за тонкой стеной палаты. Две женщины сердито кричали, а мужские голоса громко настаивали. Потом возня стихла, а дверь раскрылась. Медсестричка в розовых штанишках и милой полупрозрачной блузочке, сквозь которую просвечивало кружевное белье, сдула со своего покрасневшего лица выбившуюся из-под шапочки прядь и что-то сказала, улыбнувшись Вальтеру. Он понял, что весь этот утренний шум был, так или иначе, связан с ним.
— Wer ist das? Wer schreit? (Кто это? Кто кричит?)
— Это к тебе. Журналисты. Давай я тебя умою, — ворковала вокруг ничего не понимающего парня девушка, — перед камерами надо выглядеть хорошо... Хотя как может выглядеть обгоревший человек? Эх, парень, и чего они тебе спокойно выздороветь не дают?
Она быстро убрала утку и протерла ему лицо влажной салфеткой. Потом дала попить.
— Перевязка после осмотра доктора. Сергей Ильич сегодня в вечер, а днем будет Ольга Николаевна. Но поговорить тебе с ней не получится... Думаю, немецкого она не знает. Но ты не отчаивайся, парень. Найдут твою бабушку и наговоришься. А то, может, и русский вспомнишь!
Вальтер, не поняв ни словечка, неуверенно кивнул головой.
Через какое-то время к нему в палату, жадно вглядываясь в лицо, вошли двое мужчин и ярко накрашенная женщина в коротеньком платье. Ноги, обтянутые прозрачным материалом, вызывающе сверкали массивными коленями. 'Шлюха'. — Нахмурил брови Вальтер. Те тоже вечно задирали юбки и показывали всем желающим ляжки в кружевных панталонах. Тем временем мужчины расставили какие-то штуки у кровати, и прямо ему в глаза вспыхнул свет. Он зажмурился. Медсестра что-то быстро и сердито заговорила. Один из фонарей погас, и Вальтер смог приоткрыть глаз. Оголенная тетка примостилась рядом с его кроватью, практически навалившись на его руку своим глубоким декольте. Парень поморщился: было больно. Медсестра, внимательно следившая за мимикой мальчика, снова что-то сказала и, насмешливо сверкнув глазами, отодвинула плечи женщины от постели. Наконец, свет и фокус были установлены. Дама взяла в руки какую-то штуковину и, глядя в приборы на плечах мужчин, быстро что-то затараторила. Вальтер скучал, смотрел в потолок, хотел есть и пить. Неожиданно обзор ему заслонило лицо этой разукрашенной и сильно пахнущей духами женщины. Она что-то спрашивала. Парень посмотрел ей в глаза и снова перевел взгляд на потолок. Медсестра что-то негромко сказала. У дамы поднялись брови. Но, тем не менее, она справилась со своим изумлением и снова начала говорить. Затем встала и махнула рукой. Свет погас, а Вальтер с облегчением закрыл глаза. Когда он открыл их снова, уже другая медсестра, в голубом костюме, сидела напротив него с тарелкой жидкой каши. Унюхав ее запах, парень скривил нос. Совершенно неаппетитный продукт.
— Давай есть! — На ломаном немецком сказала женщина. — Не кушать — болеть долго!
И она поднесла ложку к его рту. Вальтер нехотя открыл рот. Каша была сладкой и уже холодной. А вкусом напоминала резину.
— Молока можно? — Попросил он.
— Когда кушать кашу, то нести молока. — Медленно подбирая слова, произнесла медсестра. — Ты сегодня видеть люди. Новости по TV. Ты найти.
— А бабушке сообщили?
— Не знаю... Кушать.
Женщине очень тяжело давался этот разговор. Было видно, что она плохо понимает быструю речь Вальтера, а многих слов просто не знает. Поэтому, когда она его покормила, то вздохнула с облегчением.
— Ждать молоко. — Улыбнулась ему и вышла за дверь.
Скоро пришли молодые шустрые парни. Стащив с Вовкиного обнаженного тела одеяло, они начали разматывать бинты. Но едва коснулись слоя, контактирующего с кожей, мальчишку пронзила просто нечеловеческая боль. По лицу потек крупный пот. Сердце затрепыхалось, белый свет почему-то позеленел и наполнил уши противным звоном.
Один из парней что-то сказал другому, и тот вылетел из палаты. А у Вальтера перехватило дыхание. Он раскрыл рот и по-собачьи высунул язык. Вместе со вторым парнем в палату прибежала женщина в голубом. Стукнув чашкой о тумбочку, она крикнула на парней и те отошли в стороны.
— Все хорошо, мальчик, все хорошо... — приговаривала она, наполняя шприц прозрачным раствором. А потом, наклонившись, воткнула его куда-то под ключицу. Боль медленно отступила, утягивая Вальтера в сон.
Когда он снова проснулся, в приоткрытое окно светили теплые закатные лучи. Рядом никого не было, но одинокая кружка с торчащей соломинкой так близко стояла на тумбочке, что он сделал попытку приподняться. Удивительно, но спина послушалась. Вальтер сел, и сразу закружилась голова. Его потянуло назад. Но, вспоминая Вовку, которому в том мире наверняка не сладко среди враждебных людей, он упрямо держал спину. До тумбочки, приставленной к кровати, было всего ничего: чуть подвинуться и наклонить голову. Он шевельнул перебинтованными ногами. Стало больно. Тогда, прикусив нижнюю губу, Вальтер медленно наклонил тело вбок и вниз. Главное — не упасть рукой на ребро крышки...
— Что же ты творишь! — дверь распахнулась, и в нее ворвался доктор Сергей, успевший подхватить заваливающегося парня. — Ложись. Сейчас мы тебя накормим и напоим. Только много все равно тебе нельзя. — Приговаривал он, одной рукой укладывая Вальтера, другой что-то доставая из кармана голубого рабочего балахона. — Смотри, я принес тебе диктофон и наушники. Будем вспоминать русскую речь. Во время перевязки осмотрю твои руки. Ирина Юрьевна сказала, что одной рукой можно потихоньку действовать. Но немного! Будешь на кнопочки нажимать. Сейчас ты поешь, и я поставлю тебе капельницу.
Ночью Вальтер не спал. Он смотрел в незанавешенное окно и слушал диктофон, пытаясь повторять незнакомые слова. Следующее утро вновь принесло с собой боль и уколы, но парень, превозмогая желание тихо свалиться в спасительный обморок, как молитву твердил про себя 'дорога, ехать, бабушка...'. Сергей Ильич, дежуривший утром и контролирующий процесс перевязки, даже не поверил своим ушам, когда услышал хриплый шепот.
— Неужели вспомнил? — Спросил все же на немецком.
— Уч-чил...— выдавил Вальтер. — Ночью.
— Ночью надо спать. И напрягаться тебе пока нельзя. Тамара, мальчика записали на повторное обследование? — продолжил он уже по-русски.
— Да, как немного поправится, его сразу возьмут.
— Со мной все в порядке. Просто хочется быть нужным хоть одному человеку на свете...
— Будешь. А сейчас отдохни.
Опытные медсестры закончили все процедуры и, свалив окровавленные бинты на столик, увезли их из палаты.
— Набирайся сил, Владимир! — Улыбнулся врач. — Судьба дала тебе второй шанс. Будь его достойным.
— Хорошо! — Сказал Вальтер по-русски.
А вечером его ждала еще одна встреча. В палату, где он лежал с закрытыми глазами и плеером, вошли двое посетителей. Молодой мужчина замешкался в нерешительности у двери, а пожилая женщина, всхлипнув, бросилась к кровати. На заднем плане, у стенки, маячила Татьяна Александровна, тот самый психиатр, которая, как ей казалось, нашла отличную тему для диссертации. В руках у нее был смартфон.
'Опять эта женщина...' — С неудовольствием подумал Вальтер. — 'А люди... наверное, опекуны?'
— Здравствуйте, — прошептал он по-русски. Предполагая, что его обязательно найдет кто-то из тех, кому он знаком, парень выучил целую фразу. — Извините за беспокойство...
Татьяна Александровна подняла брови, прислушиваясь к шепоту. Но разве можно поймать акцент в еле уловимых ухом словах?
— Володюшка...— женщина у постели из последних сил сдерживала слезы. — Игорь, — она посмотрела на мужчину, — еще был в аэропорту, когда упал самолет... он не поверил... мы думали...
И она все-таки разрыдалась. Мужчина, которого звали Игорь, засуетился вокруг пожилой дамы. А потом что-то приказал Татьяне. Та вышла с недовольной физиономией.
— Я многое забыл... — быстро затараторил Вальтер по-немецки. — И язык. И про себя мало что помню... она, — парень кивнул на дверь, — хочет спрятать меня, изучать... помогите...
Женщина с мужчиной переглянулись.
— I just speak English... — растерянно произнес Игорь. — Why do you speak German?
Вальтера, как высокородного дворянина, учили языкам сопредельных государств. В их числе был и английский. Но вот о России и о русских в его мире, похоже, никто не знал.
— Я забыл русский, — прошептал он на английском. — И ничего не помню. И вас помню смутно. Вы были в аэропорту?
— Он тебя вспомнил! — Дотронулась до рукава сына мать.
— Да, я слышал про такие случаи...И не волнуйся. Я — твой опекун и без моей подписи тебя никуда не заберут. Завтра принесу тебе новый телефон и внесу туда наши с матерью контакты. С мамой тоже говори по-английски. Она понимает.
— Да, мой мальчик. — Улыбнулась женщина. — Немного понимаю. Я завтра снова приду. Днем. И поговорю с твоим врачом. Мы тебя ни за что не бросим. А Лидии, как только смогу, сразу сообщу.
Она скомкала носовой платок и спрятала его в сумочку.
Тут в палату, благоухая корвалолом, влетела врач со стаканом.
— Как мальчик? — Она жадно искала в глазах Игоря и его матери хоть какой-нибудь отсвет изумления или растерянности.
Но мужчина бодро улыбнулся.
— Завтра принесем парню смартфон. Будет нам звонить и все рассказывать. Вы в курсе, что я — опекун?
— Хорошо поговорили? — Не удержалась психиатр.
— Даже не представляете, какой с души камень свалился. Наш парень — большая умница и счастливчик. Мы пойдем. До завтра, Вовка!
— Пока! — Громко ответил тот.
* * *
Дни медленно тянулись за днями. О мальчике, чудом выжившем при падении лайнера, знала уже вся больница. А доктор Сергей Ильич, будучи человеком разведенным и, в общем-то, одиноким, начал задерживаться на дежурствах, чтобы поговорить на забытом парнем русском языке. Ну и самому попрактиковаться в европейских языках, которых Вальтер знал несколько.
Игорь Владимирович принес ему смартфон и научил им пользоваться. Теперь юный герцог тщательно изучал историю этого мира и того государства, куда он, волей неизвестного мага, попал вместо Вовки. Ночами, когда ему не спалось, он пытался достучаться до своего потустороннего друга. Но тщетно. Может, у него просто не было для этого сил?
Одна рука, от запястья до плеча, покрылась молодой розовой кожицей. Вальтер уже садился и сам мог кушать. Но ходить ему до сих пор было рано: ведь ноги пострадали больше всего. Игорь Владимирович и его мама старались навещать его каждый день. Иногда вместе, но чаще приходила одна Инна Сергеевна, ведь работа Игоря в основном была разъездной. Однако сейчас он ездил только по необходимости. Поведав руководству историю своего подопечного, он получил не только дополнительные выходные, но и средства на покупку каких-то дорогих лекарств. Поэтому выздоровление пошло значительно быстрее. Однажды Вальтер не удержался и спросил о бабушке.
— Игорь, она меня забыла? Или калека ей теперь не интересен?
— Эх, а мы хотели сделать сюрприз! — Рассмеялся мужчина. — Приезжает она на днях. Это мы уговорили ее немного подождать, пока ты поправишься. Но разве Лидию удержишь? Накупила тебе лекарств, подарков...
— Но где она будет жить? Меня не отпустят из больницы! Да и не смогу я уйти... А вдруг я ей не понравлюсь? Лысый и со шрамами?
— Ну, положим, волосы уже начали расти, такой маленький светлый ежик. А улыбка у тебя и так замечательная.
