Асеро неспешно начал:
— Горный Ветер, ты ведь знаешь Теосинте, зама Кондора. Тебе случалось по службе иметь с ним какие-то дела?
— Знаю, случалось. А Шнурок что-то говорил про него?
— Да. Он сказал, что сначала хотел передать записку через него, дал ему, но раз до твоего ведомства не дошло, значит... Значит, он всё утаил. Или у тебя кто-то всё утаил. Тут просто необходимо разобраться, тем более что ты не раз говорил, что подозреваешь среди своих измену.
Говоря это, Асеро внимательно следил за лицом племянника. Было видно, что Горный Ветер неприятно удивлён и колеблется, о чём говорить, а о чём нет. Наконец он сказал:
— Ладно, скажу тебе то, чего говорить не хотел. Теосинте — мой человек. И стал моим тайным агентом ещё до поступления к тебе в охрану. Сам понимаешь, на таком важном участке должен же кто-то следить за настроениями юношей. Он втёрся в доверие к белым людям. Он знает испанский, а кроме того, у него примесь крови бородатых, так что это помогло завоевать их доверие.
— Ну ладно, допустим. А насчёт записки Золотого Шнурка он с тобой говорил? Тогда о подозрении на заговор среди твои люди должны были узнать сильно раньше. Почему этого не произошло?
— Ну, о том, что дело идёт к заговору и попытке тебя свергнуть, мы с тобой ещё и раньше говорили. Но Теосинте говорит, что ориентировочная дата никак не раньше Райма Инти. Ты ведь знаешь, что может сильно изменится состав носящих льяуту, а идти на риск или нет, они вроде ставят в зависимость от этого. По его словам.
— Допустим. А про попытки вербовать людей из моей охраны он говорил?
— Он говорил, что устраивает иногда людям из твоей охраны проверки. Асеро, я понимаю, что тебе это не по нраву. Я и сам не в восторге от таких методов. Но он считает, что тут иначе нельзя. Говорит, что трагическая судьба его отца была предопределена его излишней доверчивостью... И, в общем-то, тут и в самом деле по-другому не очень проверишь.
— Ну ладно. Допустим, Золотого Шнурка могли так проверять, но опять же зачем было шантажировать его Розой и кто ударил его по голове? Брат?
— У брата алиби. Всё это и в самом деле слишком подозрительно, конечно, я должен проверить Теосинте. Но сам понимаешь, тут надо со всей осторожностью, не могу позволить себе его засветить перед всеми, я и перед тобой не хотел, да пришлось.
— Ну ладно, делай как знаешь. Слушай, по компромату на Жёлтого Листа твои люди ничего не нарыли? И сам Теосинте с ним не пересекался?
— Нет. И тут произошло кое-что нехорошее. Ты знаешь про спецоперацию по поводу ликвидации магната Так вот, магнат убит, это известно более-менее точно. Значит, группа своё задание выполнила. Однако они с компроматом не возвращаются. А по срокам должны если не вернуться, то дать о себе знать. Больше всего я боюсь, что их мог погубить предатель на борту. Конечно, я стараюсь не думать о худшем, но боюсь, что к Райма Инти они могут не успеть. А что именно к этой дате что-то готовится, всё-таки очень вероятно. А если у нас не будет компромата на Жёлтого Листа, то нам будет трудно лишить его льяуту. И всё-таки мне думается, что что-то он затевает. Ты знаешь, что он свою дочь в Кито отослал?
— Знаю. Но вроде из-за какой-то любовной истории.
— История и в самом деле была, да только... только я думаю, что это предлог. И что в Куско скоро станет очень жарко...
Допрос Золотого Лука должен был происходить в тронном зале, Асеро восседал при всех регалиях, а Золотой Лук был приведён под конвоем. Всё это было сделано для того, чтобы допрашиваемый почувствовал серьёзность ситуации, перетрухнул и чем-нибудь себя дополнительно выдал, ибо рассчитывать на откровенность со стороны Золотого Лука не приходилось.
— Итак по ходу разбирательства убийства твоего брата выяснились некоторые до того скрываемые обстоятельства. Известно стало, что ты сначала подкладывал покойному ныне Золотому Шнурку землю в постель, а потом подложил муравейник, и он был жестоко искусан, — Асеро изо всех сил старался говорить официально, но в груди у него клокотала ярость.
— Я всего лишь пошутил над ним, — Золотой Лук намеренно улыбнулся, надеясь этой улыбкой смягчить государя. Однако номер не прошёл, Асеро понимал суть этого трюка и такого лицемерия не жаловал. По прежнему холодно и сурово он ответил:
— Это слишком жестоко, чтобы быть шуткой. Ты не мог не знать, что вы находитесь на службе и что во время, предназначенное для сна, вы должны хорошо высыпаться, поэтому даже земля в постели — проступок довольно серьёзный. Но после муравьёв он в госпиталь на два дня загремел! Впрочем, лучше дать слово самому лекарю.
Дворцовый лекарь сказал:
— Когда Золотой Шнурок, преодолевая неловкость, рассказал о муравьях в постели, я попросил его раздеться. Когда я увидел его тело, я ужаснулся. Его ноги, живот, грудь и спина сильно распухли, и я не знаю, как он терпел страшный зуд. Но сильнее всего пострадали паховые области — там до того всё распухло, что бедолага не мог помочиться. Если бы у меня не было мази, которая снимает воспаление достаточно быстро, то он мог бы умереть от разрыва мочевого пузыря.
— Понял, Золотой Лук! — Асеро не выдержал и даже привстал, чтобы крикнуть это. — Ты едва не обрёк своего брата на смерть в страшных мучениях! Ты мог стать братоубийцей!
— Золотой Шнурок всё равно мёртв, что теперь об этом говорить, — ответил Золотой Лук, пытаясь сохранять спокойствие, но было видно, что открытие этих обстоятельств ему неприятно.
— Нет, это важно, — ответил Асеро, — получается, что собственную жизнь, а также жизнь и здоровье моей семьи и всех гостей дворца я доверял человеку, который муравейник родному брату подложить способен? А если ты так подшутишь надо мной и моими близкими?
— Хорошо, теперь, когда мой брат мёртв, я могу рассказать правду. Государь, именно мой брат пренебрёг своим долгом. Ведь наш долг состоит и в том, чтобы беречь честь жён и дочерей инков, а Золотой Шнурок завёл интрижку с девой крови Манко. Я сделал ему предупреждение — он не внял. Да, государь, я виноват. Я должен был донести тебе сразу же, но я испугался за него. Всё-таки родной брат... Да и страшно опозорить так свою семью. Я надеялся, что лёгкий вред здоровью, причинённый муравьями, образумит его и заставит больше дорожить своей плотью, ибо если бы его шашни раскрылись, то он бы так легко не отделался. Мой отец — человек очень строгих нравов, и я представляю, что бы он сделал с юношей, который посмел поцеловать мою сестру, не имея намерения жениться. Так бы его отделал, что тот потом о женщинах и думать больше не посмел. Да и женщинам он был бы не нужен. Я не думаю, что инки — отцы хуже, чем мой.
— Суровый у тебя отец. И с суровыми мерами в воспитании похоже переборщил.
— А ты бы, государь, что сделал с юношей, который полез под юбку к твоей дочери? Разве не измордовал бы его?
— Мордовать — это не по закону, а мы, инки, должны соблюдать законы, или мы не инки.
В этот момент в зал вошла Роза. Направившись к трону, она передала отцу какой-то пакет, а потом вышла. Золотой Лук при виде девушки несколько дёрнулс,я и в глазах у него мелькнуло какое-то возбуждение. Если бы Асеро не следил за ним специально, то, может, и не заметил бы ничего, но теперь у него никаких сомнений не оставалось — юноша пылает к ней страстью, и на этой почве вполне мог впутаться в заговор. О дочери правителя он не мог и мечтать, но если бы её отец оказался лишён престола, а то и убит... тогда совсем другое дело. Но свою роль надо было доигрывать до конца, так как было обговорено с Горным Ветром.
— Итак, после всего, что я узнал о тебе, я не могу оставить тебя во дворце. За этот проступок ты отправишься одну из дальних крепостей Огненной Земли, туда новый гарнизон отправится после Райма Инти. А пока будут хлопоты о переводе, ты живёшь в казарме, но по дворцу тебе свободно ходить отныне воспрещается.
Так было нужно для того, чтобы люди Горного Ветра могли следить за ним и выяснить его связи. До Райма Инти должны что-нибудь накопать, а если не накопают, значит, для заговорщиков он уже отработанный материал.
— Государь, осмелюсь попросить тебя об одном. Отпусти меня на Райма Инти съездить до родного айлью, хочу перед разлукой увидать своих родных, это ведь недалеко, в Счастье, полдня пути от столицы. Потом я вернусь, обещаю!
— Этот вопрос будешь решать со своим непосредственным начальством, но, думаю, разрешат.
Юношу увели. Асеро уже думал встать с трона и уйти, но тут в зал вошёл Жёлтый Лист.
— Государь, я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз, — сказал Главный Глашатай, войдя и почтительно склонившись.
— Хорошо, — ответил Асеро, сходя с трона. Как носящий льяуту, Жёлтый Лист имел право требовать это. — Пошли тогда во внутренний сад.
— Только чтобы твоя Луна и её родня нас там не подслушивала.
— Тебе повезло, Луна у сестры.
Очутившись во внутреннем саду и убедившись, что никто не подслушивает, Жёлтый Лист сказал:
— Государь, я подозреваю заговор против тебя.
— Вот как? И кто главный заговорщик?
— Твоя супруга. В твоё отсутствие она изменила тебе с англичанином!
— Сейчас ты мне будешь пересказывать бредовые сплетни. Я знаю её уже семнадцатый год. Она всегда была мне верной супругой.
— Ты забыл, что в юности её подозревали в связях с убийцами Горного Потока? Только отец и брат её отмазали.
— Про эти дела я знаю лучше тебя, но не хочу обсуждать. Были у Луны ошибки молодости — но что с того? На её руках нет крови. И она любит меня.
— Если тебя волнует собственная безопасность — отошли её от двора до выяснения всех обстоятельств. Верить нельзя самым даже самым близким людям, вспомни жену Инти... Или вот я отослал дочь — потому что ей тоже не верю.
— Не веришь?
— Она потеряла девичью честь, хотела меня без выбора оставить — мол, выдай меня замуж за того, с кем я переспала. Гадюка!
— Ну и выдал бы. Или жених совсем плох?
— Не в этом дело — я не прощаю ослушания. А ты бы своей дочери простил досвадебные шалости? Говорят таки, что твоя Лилия...
Асеро ответил довольно сердито:
— Будет вопрос — буду и решать. Послушай, если досужие сплетни — единственное дело, с которым ты ко мне пришёл, то лучше уйди пока я не разозлился. У меня ещё куча дел.
— Есть у меня ещё одно дело: англичане требуют, чтобы в нашей Газете была опубликована статья Дэниэла в защиту принципов свободы ведения хозяйства. Он настаивает на публичной полемике. Вот она, посмотри, — и Жёлтый Лист вручил Асеро тетрадь с двумя-тремя исписанными разворотами. Асеро пробежался по ним глазами — в принципе ничего нового по сравнению с теми аргументами, которые Дэниел выдвигал тогда на прогулке, он так и не родил.
— А если не опубликуем, тогда что?
— Тогда будет шум на тему того, что у нас никому не согласному с инками слова не дают, потому что тирания. И сам понимаешь, такой шум — это на шаг ближе к войне. Конечно, начать войну не во власти Дэниэла Гольда, но захочет он — мы станем перед ними в долгах как в шелках. И ни кто иной как ты в этом виноват — подписал документ, не прочитав английскую часть. Так что же ты плачешь теперь?
— Я не плачу. Но если они готовы начать войну за любой чих, то всё равно начнут рано или поздно.
— Однако наши амаута не поймут, если ты доведешь дело до войны по такому пустячному поводу.
Асеро на миг показалось, что вместо браслетов у него на руках незримые кандалы. Ну да, конечно, может ли считать себя свободным человек, которому диктуют с такой наглостью. С другой стороны, может, и не стоит так упираться в этом вопросе? Асеро понял, что его уже просто тошнит от всего, что связано с англичанами. Преодолевая себя, он сказал:
— Но вообще это дать можно, если рядом дать разбор статьи с наших позиций.
— Хорошо, но кто его будет писать? Это нужно уже к завтрашнему дню.
— Среди амаута хватает толковых людей. Вот тот же Кипу...
— Он уехал к родным в Чимор. Впрочем, будь он даже здесь, я не стал бы с ним связываться. Он — человек необязательный, и не умеет делать работу к сроку.
— Ну ладно. А Золотой Подсолнух чем плох?
— Тем, что слишком мало на нашей земле прожил. И не доучился ещё. Так что столь важное дело ему доверить нельзя. Вообще зря ты его сделал своим любимчиком — предаст он тебя при первой же возможности.
— Послушай, давай не будем об этом. А статью, похоже, придётся писать мне, — Асеро вздохнул, с грустью думая, что ради этого придётся пожертвовать послеобеденным отдыхом, что после полубессонной ночи было совсем некстати. Но надо значит надо, в крайнем случае, съест несколько лишних листьев коки.
— Буду ждать статью к закату, государь, — сказал Жёлтый Лист, и вдруг поспешно удалился. Асеро даже удивился на какой-то момент, но тут увидел, что в сад вошёл Горный Ветер. Очевидно, Желтый Лист не пожелал с ним сталкиваться.
Тот подошёл, огляделся по сторонам, и сказал шёпотом:
— Вот что, Государь...Я поговорил с Теосинте. Да, в охране зреет что-то нехорошее. И замешан или Кондор, или Горный Хрусталь, или сам Теосинте. Он-то, конечно, на двоих других кое-какие улики приводил, но его слова проверять надо.
Стараясь также не сходить с шёпота, Асеро ответил:
— Кондор? Нет, я никогда не поверю в это. Он ведь получил свою должность после того, как грудь заслонил меня от убийц и выжил после тяжёлого ранения. Нет, это невозможно!
— Я понимаю тебя, Асеро. И потому лучше нам вдвоём с ним поговорить и не во дворце. И желательно как можно скорее. Да, думаю, и тебе самому хочется поскорее избавиться от таких страшных подозрений к людям, которым ты привык доверять.
Асеро со вздохом подумал, что статью теперь придётся отложить на вечер, и он может не успеть до заката...
В удалённый угол парка шли три воина в закрытых шлемах-масках. В руках один из них нёс холщовую сумку, где, приглядевшись, можно было увидеть торчащее из неё горлышко бутылки и угадать какую-то снедь. Посторонний наблюдатель, скорее всего, подумал бы, что те тайком от командования решили хотя бы в свой свободный день выпить и закусить. Средний обыватель скорее отнёсся бы к такому с пониманием — не всем так легко переносить обязательный для армии запрет на алкоголь (впрочем, если бы их остановил какой-нибудь военный патруль, проверяющие, к своему удивлению, и в самом деле обнаружили в бутыли сок, а не вино).
Во время послеобеденного отдыха в парке было мало народу, большинство горожан предпочитало отдыхать в этом время или дома, или там, где они обедали, а привычки обедать в парках жители Куско не имели.
Трое воинов расположились на уединённой полянке, предварительно осмотрев окружающее пространство на предмет лишних свидетелей. Убедившись, что таковых не оказалось, один из них сказал:
— Всё чисто, можно снимать шлемы!
— Может, лучше поговорим в шлемах? — не очень решительно предложил другой.
— Ни в коем случае! — сказал первый, снимая шлем. — В шлемах мы будем стараться говорить громче, чем надо, мне уж по службе положено знать об этом моменте. И вообще, Кондор, во время разговора я хотел бы видеть твоё лицо. Конечно, ты последний, кого мне хотелось бы подозревать, но всё-таки...
