Князь Холод-2

— Яблонец где-то совсем рядом, — почти прокричал в ответ полковник, — минут сорок, может, чуть больше, как миновали небольшую рощу. Силирийцы сказали, что от нее до городских посадов всего два-три километра.

— Нужна разведка! — сообщение Волкова вновь возродило во мне почти уже угасшую надежду.

— Люди могут потеряться! Очень тяжело держать направление!

— Веревки! Я прикажу доставить из обоза веревки! По ним разведчики смогут вернуться!

Все прекрасно понимали, что время играет против нас. Если в ближайшие часы не удастся обнаружить противника, то выбившаяся из сил армия просто поляжет в снегах чужого края. А кроме всего прочего войско сильно растянулось в пути, так что даже доставка веревок из обоза заняла не менее часа. Страшно подумать к каким последствиям может привести необходимость неожиданно вступить в бой — авангард может просто не дождаться помощи от ничего не ведающих о происходящем поотставших частей. Так что следующие полтора часа я спешно подтягивал к голове походной колонны середину и арьергард армии.

Снова широким веером разошлась наша разведка. Задача у нее непростая: нужно не только не заблудиться и найти противника, но и сделать это осторожно. По имеющейся информации, часть улорийской армии расквартирована в расположенном вне городских стен посаде, потому был высок риск случайно наткнуться на часовых противника и, тем самым, раньше времени переполошить всё вражеское войско.

Ждать пришлось мучительно долго. Уже не было сил пританцовывать на месте в тщетных попытках согреться, а мозгом постепенно овладевало усталое безразличие. Если результата не будет в ближайшие полчаса, то придется срочно разбивать походный лагерь прямо на этом месте. Люди нуждаются в защите от непогоды, тепле и горячей пище. Хорошо, что у нас в обозе для этого имеется всё необходимое, только вот еще немного — и у солдат не останется сил даже на устройство лагеря. Так что всё: еще полчаса — и конец похода на сегодня. Будь что будет. Даже если с окончанием метели окажется, что мы стоим в каких-то пятистах метрах от неприятеля — плевать. Лучше потерять преимущество фактора неожиданности, чем потерять армию.

Но удача была на нашей стороне, не зря говорят, что она любит смелых и дерзких. И сумасшедших...

— Михаил Васильевич, есть город! — ко мне подбежал радостный командир передового полка. — Мы чуть мимо него не прошли!

— Пленного взяли? — я кивнул в сторону разведчиков, тащивших за собой какого-то человека в длинном тулупе и пуховом платке, повязанном поверх треуголки.

— Так точно! — проорал один из солдат. — Столкнулись с ним нос к носу, да он совсем не готов к встрече оказался, напялил на себя всё, что смог найти, только бы не замерзнуть в карауле.

— Что там?

— На улице никакой активности, в трех кабаках гулянки с участием улорийских солдат, остальные по домам местных жителей расквартированы.

— Узнайте у него, — я снова кивнул в сторону пленника, — сколько всего солдат в посаде?

— Говорит, что сначала был целый пехотный полк, но постепенно все офицеры, а потом многие унтеры и солдаты-ветераны стали уходить на ночь в город. Поначалу все возвращались по утрам, но сейчас уже многие приходят только в дни заступления в караул. Бардак, короче говоря, начался. Так что реально не больше пяти сотен по эту сторону стен.

Понятно. Бардак — это хорошо, когда не у нас. Яблонецкий посад еще не успел разрастись во все стороны, дома пока ютятся только со стороны долины, в гору не лезут. Так что площадь пока невелика, хуже было бы, если вокруг всего города успели жилые кварталы построиться. Тогда бы пришлось зачистку посада оставлять на потом. А так — справимся одновременно со взятием стены.

Гонцы помчались к подполковнику Торну в третий Белогорский полк и к зеленодольцам, к кавалерии и Григорянскому. Вскоре часть разведчиков повела два пехотных полка на зачистку от улорийцев Яблонецкого посада, я же с первым Белогорским пехотным полком двинулся прямиком к городской стене.

Яблонец давно привык к мирной жизни. Слишком давно под его стенами не пылали костры осаждающих армий. На провинцию Нижняя Вилковица никогда прежде не претендовали Улорийские короли, а от нападений таридийцев она всегда была надежно прикрыта Злинской крепостью и Дьявольским ущельем. Никаких попыток хоть чем-то защитить посад не было и в помине, это просто считалось ненужным. Да и вынужденные селиться вне города жители безо всякого стеснения лепили свои дома прямо к городской стене, что с точки зрения обороны является недопустимым. Нам же сейчас всё это, вкупе с непогодой, играло только на руку.

Совершенно не заботясь о скрытности, мы прошли через хаотично застроенный посад и, где с крыш пристроенных к городской стене домов, где прямо с земли, быстро выставили два десятка лестниц. Лукьянов с Иванниковым снова попытались меня удержать, но на этот раз были проигнорированы. Я полез наверх вслед за первой группой штурмовиков.

Ветер свирепо завывал, швырял в лицо мириады колючих снежинок, норовил сбросить с лестницы вниз. Но я продолжал упрямо карабкаться, порой пережидая чересчур сильные порывы и отчаянно цепляясь за перекладины негнущимися от холода руками в обледеневших рукавицах. Но это были еще цветочки, на стене оказалось еще хуже: мало того, что она оказалась непривычно узка, так еще и была покрыта утоптанным снежным настом, который нерадивые улорийцы не удосужились хотя бы посыпать песком или золой. Да и ветер здесь свирепствовал вдвойне, потому любое неосторожное движение грозило закончиться неприятным полетом с семиметровой высоты.

Благодаря снежному бурану, всячески старавшемуся сбить нас с пути, ближайшими для нас оказались не Западные и не Южные, а Восточные ворота, от которых дорога вела во внутренние земли Силирии. Так даже лучше выходило, хотя... Хотя улорийцы нас не ждали хоть у Западных ворот, хоть у Восточных. Самый максимум — это если они знают о подошедшей к Злину таридийской армии, свежее информации у них просто не может быть.

Дверь в надвратную башню отворилась, и в ярко освещенном прямоугольнике возникла долговязая фигура в массивной шубе. Глаза бедолаги еще не успели привыкнуть к темноте, а сильный удар ружейного приклада уже отбросил его обратно в помещение кордегардии. Следом незамедлительно устремились штурмовики первого батальона. Истошные крики, грохот переворачиваемой мебели, звон стали — наше преимущество в численности было подавляющим, всё закончилось очень быстро.

После целого дня, проведенного на морозе, в помещении казалось очень жарко, и, волей-неволей, взоры всех таридийских солдат притягивала мирно потрескивающая горящими дровами каменная печь. Жаль, но расслабляться еще не время.

В следующие четверть часа надвратная башня была полностью зачищена от противника, решетка поднята, ворота открыты. Из пленных спешно вытрясли местоположение расквартированных внутри Яблонца улорийских частей, вошедшая в город кавалерия сразу двинулась в центр, к городской ратуше, где располагался штаб армии и где в близлежащих домах богатых горожан проживали высшие офицеры во главе с генералом Пищаком.

Через час были захвачены и отперты все городские ворота, южная часть Яблонца досталась нам практически безо всякого сопротивления. В центре пришлось повозиться подольше, но это обусловливалось необходимостью обыска большого количества домов, в каждом из которых на постой были определены от трех до пятнадцати вражеских солдат. И всё это беспокойное хозяйство пришлось отрывать от сытных ужинов, вытаскивать из теплых постелей и препровождать в не столь уютные места временного содержания.

А вот в северной части города развернулось настоящее сражение. Слухи докатились туда быстрее наших солдат, и расквартированные в складах и конюшнях рыночной площади, а также в расположенных рядом вместительных зданиях местных мануфактур улорийские кирасиры и пехотинцы успели занять оборону.

Хорошо, что мои офицеры сориентировались и быстро забаррикадировали все близлежащие улицы. Это отбило у кирасир охоту пытаться прорваться к одним из городских ворот.

Я прибыл к месту ожесточенной перестрелки часам к одиннадцати ночи просто одуревшим от усталости. В таком состоянии меньше всего на свете бываешь настроен на дипломатическое решение вопроса. Тем не менее противнику было предложено сдаться. А поскольку в ответ я услышал очень много 'лестного' о себе, то безо всякого сожаления предложил продолжить дело князю Григорянскому с его артиллерией. Если подданные короля Яноша ждали штыковой атаки и яростного рукопашного боя, то этим ожиданиям не суждено было сбыться. Буду я еще понапрасну гробить своих солдат! Они мне еще пригодятся.

Всего лишь два залпа длинноствольных гаубиц, изрешетивших картечью несколько деревянных строений с засевшими внутри улорийцами, сломили их сопротивление. Правда, количество живых врагов к тому моменту изрядно уменьшилось, но тут уж моя совесть была чиста — сами напросились.

К полуночи весь Яблонец был в наших руках, но на этом сей нескончаемо длинный и тяжелый день еще не окончился. Не менее двух часов ушло на размещение пленных, расквартирование своих и силирийских солдат, назначение караулов и на прочие организационные вопросы. Только после этого я со спокойной совестью завернулся в весьма кстати подвернувшуюся под руку медвежью шкуру у ярко пылающего камина и моментально уснул.

7

Слежка за фрадштадтским торговым представительством стала для Джона еще одним неприятным таридийским сюрпризом. По всему выходило, что противник подтягивался к Островам не только в экономике и военном деле, но и в компетенции спецслужб. Так оно, конечно, интереснее и веселее, но он все же предпочел бы более простую и быструю работу против дилетантов. И было совершенно неважно, что слежка осуществлялась некачественно, важен был сам факт ее наличия.

Поначалу-то Олстон решил, что наблюдение ведется за представительством в целом, но спустя пару дней вынужден был признать, что филеры торчат под окнами именно по его душу — уж слишком явственно неопытные соглядатаи напрягались, стоило лишь ему появиться в окне или выйти с сигарой на балкон. Что же это получается? В Тайной канцелярии короля Георга завелся шпион или на его след вышли по итогам измайловского дела?

Та операция вообще закончилась полным провалом. Мало того, что это отодвигало на неопределенный срок, а то и вовсе делало невозможным получение обещанных капитану наград, так еще и был нанесен весьма болезненный удар по репутации одного из самых успешных агентов иноземного отдела канцелярии. И, читая скупые слова сожаления по поводу неудачи в сообщении Гринвуда, Джон отчетливо видел проступающее между строк разочарование в своих действиях. А как еще прикажешь трактовать случившееся, когда цель не достигнута, находившиеся на довольствии наемники убиты, деньги Короны потрачены зря. И главное — упущен уникальный шанс расправиться сразу с двумя врагами Фрадштадта одновременно. В этом Олстону удалось убедиться воочию, посмотрев на торжественный въезд в Южноморск живого и здорового царевича Федора в сопровождении своего друга-помощника князя Бодрова. Так что Джону оставалось только скрипеть зубами да строить планы исправления своего промаха. Правда, он возглавил операцию лишь на завершающем этапе, но захочет ли начальство принять это во внимание, оставалось только гадать.

И тут еще слежка. Первым порывом Джона было выйти на улицу, потаскать хвост за собой пару часов, да и исчезнуть из поля зрения филеров. Или того хуже, завести куда-нибудь в темный уголок и начистить физиономии. Так сказать, в профилактических целях. Но первый порыв ушел, эмоции схлынули, и Олстон благоразумно решил не обострять ситуацию. Пусть себе следят, было бы у местного Сыскного приказа, или кто там у таридийцев еще слежкой заниматься может, что-то серьезное на него, уже бы предъявили. А раз не пытаются войти в представительство, значит, все у них вилами по воде писано, одни не стоящие внимания догадки. Так что здесь он в полной безопасности. Войти на территорию фрадштадтского представительства — это оскорбление Короны и международный скандал, островное королевство такого не прощает. А вот если он выйдет в город, то может попасть в засаду и оказаться в таридийских застенках, причем его соплеменники не будут об этом знать, а значит, и не смогут помочь. Местные же на все вопросы по поводу пропажи подданного Короны будут разводить руками да изображать бурную розыскную деятельность. По крайней мере, во Фрадштадте поступили бы именно так.

А застенки они на то и существуют, чтобы выбивать из угодивших туда бедолаг нужную информацию. Так что нет, не предоставит капитан Олстон таридийцам такой возможности. Посидит в представительстве, спокойно изучит присланные начальством бумаги, наметит новый план действий и тихонько исчезнет. Жаль даже, что не увидит, как обеспокоенные его долгим отсутствием соглядатаи будут лишнюю неделю впустую торчать под окнами.

Если бы не спешка, обусловленная уникальностью представившегося шанса, капитан ознакомился бы с этими бумагами намного раньше. Он всегда делал это перед тем как приступить к делу, потому что прекрасно понимал важность знания предмета разработки. Чем больше знаешь об интересующем тебя человеке, тем легче его просчитать, предугадать поступки, слова, мысли. А когда ты вооружен таким знанием, довести миссию до логического конца — это уже дело техники. Как опытному охотнику, знающему всё о повадках загоняемого зверя, достаточно занять верную позицию и вовремя спустить курок. А в прошлый раз пришлось спешно устраивать ловушку в заранее известном месте — грех было не воспользоваться так редко выпадающим шансом. Так что не до изучения досье было, операцию пришлось кроить быстро, что называется, 'по живому'.

Потому и был Олстон неудачей раздосадован, но не более. Неприятно, что отрицательный результат останется в его безупречном доселе послужном списке, но по большому-то счету винить капитану себя не в чем. Яд попал в пищу объектов охоты? Попал. Убойная команда проникла в дом? Проникла. Какие вопросы к Джону? Или он должен был сам лично пичкать жертвы ядом, а потом добивать кинжалом? Нет уж, дудки, ему доверили руководить финальной фазой операции, но исходные данные поступили от других людей. А он не привык полагаться на чужие слова. Вот если бы вся операция была его, от начала до самого конца, то — да, Джон готов был рисковать и нести ответственность за успех или неудачу.

Что ж, теперь все будет по-другому. Пока филеры мерзли на улице, Олстон, с удобствами, в тепле, спокойно изучал дела Федора Соболева и Михаила Бодрова.

Несмотря на все громче звенящую славу, царевич Федор представлялся разведчику особой заурядной. Умен, любознателен, предприимчив и весьма настырен. Да, этого не отнимешь. Но это всё объяснимо, такие люди с какой-то периодичностью появляются во всех странах. Чаще всего, конечно же, на благословенных господом Фрадштадтских островах, но когда-то должно было повезти и Таридии. Так что здесь было всё понятно и объяснимо.

Вот с Бодровым было сложнее. Еще совсем недавно он был никчемным человечком, высокородным избалованным детинушкой со вздорным характером. Благодаря родству с царствующим домом после смерти родителей был взят на дворцовое содержание, кое успешно и транжирил направо-налево в бесконечных кутежах. Было у Бодрова и свое наследное имение — Холодный Удел, но, как ни старался его управляющий, доходы от него никак не хотели соответствовать запросам молодого повесы. Михаил пил, гулял, охотно брал деньги в долг и часто забывал отдавать, был высокомерен и вспыльчив. Однако от неизбежных при таком нраве дуэлей уклонялся, пользуясь привилегией члена царской семьи. В общем, человеком был князь на редкость неприятным, и уважением у окружающих не пользовался. Ему даже прозвище дали презрительное 'князенька'.