— Коварно, коварно, — посочувствовал Тео. — В общем, тогда просто прими как данность, что ты стараешься для матери, а не для отчима, и начинай учить математику.

— Угу. Вот только есть тут одна проблема. Я ни разу в жизни не набирал по математике больше тридцати четырех, начиная с младших классов. Она мне не дается. Кому-то не дано сочинять музыку, кто-то не способен писать стихи или картины, а мне не дано знать математику. Я могу подтянуть химию, у меня были неплохие оценки по физике, когда мы проходили то, что не требует сильных знаний математики, я кое-как даже геометрию вытянул за шестьдесят, но вот алгебра... Я пытался объяснить придурку, что готов тянуть любой предмет, кроме математики, но он уперся, сволочь, потому что он сам — доктор, мать его за ногу, сраных математических наук, и свою вонючую математику считает самой главной наукой! Вот теперь думаю, сейчас его разукрасить нахрен, чтобы не издевался надо мной и матерью, или после того, как завалю математику?

Тео вздохнул. Он-то, конечно, знает решение проблемы, но это решение само по себе влечет за собой риск таких проблем, по сравнению с которыми горесть Юдзи — сущий пустяк. С другой стороны, у него не так-то много друзей, и Такехиса был чуть ли не первым, кто общался с "людоедом с задней парты", не считая близорукой Дэлайлы.

— Знаешь, Юдзи, есть у меня одна идейка, как тебе математику подтянуть... Но способ рискованный. Очень рискованный. Как ты смотришь на необходимость совершить похищение человека?

* * *

— Джонни, завтрак почти готов!

— Я уже унюхал его, радость моя, добриваюсь!

Он аккуратно провел бритвой по щеке, сняв последнюю полоску щетины, отложил станок в сторону, наклонился к умывальнику и смыл с лица остатки пены. Поднял голову, чтобы посмотреть в зеркало — и застыл.

У него за спиной стояла Мэрион в строгом черном платье.

В том самом, в котором ее похоронили.

Джон рывком обернулся и облегченно выдохнул: надо же, что человеку порой померещиться может... Он наскоро вытер лицо полотенцем и поспешно, словно ребенок, бегущий из туалета ночью и радующийся, что его там не съели, пошел на кухню.

Яичница с беконом и горкой фирменного салата Фэйт уже дымилась на столе. Простая, вкусная и питательная пища. Впрочем, Джон не стал сразу приниматься за еду, а достал из бара бутылку виски, налил себе рюмку почти до краев и залпом выпил, пролив немного на стол. Фух.

— Джонни? Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Фэйт.

— С чего ты взяла? — Джон посмотрел на жену наигранно-удивленным взглядом.

— Ты выпиваешь по утрам, только если возникают неприятности. И вообще, на тебе лица нет.

Ну да, конечно. Они с Фэйт вместе уже десять лет, и она отлично изучила привычки мужа за это время. Пытаться одурачить ее — идея так себе.

— Да ерунда... Померещилось мне спросонья такое, что без рюмки не обойтись... Сестру в зеркале у себя за спиной увидел.

— Сестру? — удивилась Фэйт. — Но у тебя же нет сестер!

— Угу, нет... И уже давно. Ее звали Мэрион, она умерла тридцать лет назад. Ей было двенадцать, мне десять... Я тогда на два месяца перестал говорить...

— Как ужасно, — посочувствовала жена.

— Угу... Я пережил эту утрату. Что поделать, иногда самые дорогие люди уходят, и с этим ничего нельзя поделать, разве что ждать новой встречи на той стороне... Но, ты знаешь, внезапно увидеть потом этого человека в зеркале у себя за спиной — не те ощущения, которые можно назвать приятными...

— Видимо, время не до конца залечило твою утрату, — предположила Фэйт, — да и потом, галлюцинации бывают у вполне здоровых людей.

Джон сел за стол и взялся за вилку.

— Я тоже так думаю, — сказал он и отправил в рот кусок яичницы.

Фэйт положил вторую порцию себе и села напротив. Джон как раз откусил бекона и наколол на вилку несколько долек порезанных овощей. Вкусно, как всегда. Фэйт, как и все люди, имеет свои недостатки, но ее готовка идеальна, будь то яичница с беконом или венский штрудель.

Он поднял взгляд на жену, намереваясь отпустить ей очередной и на сто процентов заслуженный комплимент, как вдруг застыл. В полумраке коридора, ведущего в гостиную, стояла Мэрион, и на этот раз не одна: с нею папа и мама. Все трое с печальными лицами, в траурной одежде, которая сливается с полумраком, и только белые пятна лиц хорошо видны, как и выражение печали на них.

— ... Джонни? Джонни, ты меня слышишь вообще?

Слова Фэйт вывели его из ступора, он уронил вилку и принялся яростно тереть глаза. Ну да, конечно, коридор пуст...

— Господи, да что за наваждение! — выдохнул Джон.

— Ты снова видел сестру? — всерьез обеспокоилась Фэйт.

— Да вот если бы только ее! Уже и родители с ней! Срань господня, где там в телефоне у меня был номер психиатра... Или тут к экзорцисту обращаться надо?

— Успокойся, Джонни, призраков не существует! Это просто разгулявшееся воображение!

В этот момент Мэрион и родители появились снова, и отец печально покачал головой, примерно так, когда маленький Джонни огорчал его своим поведением.

— Да что я сделал-то?! — в отчаянии завопил Джон. — Что вам от меня надо?!!

Фэйт обернулась, чтобы взглянуть в коридор, тихо охнула и начала сползать со стула.

— Господи боже мой! — закричал благим матом Джон, пытаясь одной рукой удержать жену от падения, а второй дотянуться до радиотелефона на тумбочке. — Мама, папа, что вы делаете, а?! За что?!

В этот момент крупная ваза из натурального хрусталя, до этого спокойно стоявшая на декоративной полке, разбилась о стол в двадцати сантиметрах от него. Чуть правее — и скорая помощь могла бы понадобиться уже не только Фэйт.

Джон взвыл, взвалил жену на плечи, схватил телефон и бросился прочь из дома, во двор, в майке и семейных трусах. Двор, правда, огорожен декоративным заборчиком в метр и никак не защищает от удивленных взглядов соседей, но ему сейчас не до них.

Он уложил Фэйт на траву и дрожащими пальцами взялся за телефон, но прибор внезапно затрещал и из него сквозь дикие помехи послышался неразборчивый голос.

— Джонни... Сынок... Нас очень печалит то, каким человеком ты вырос...

Воскресный день Джона Сильвервуда начинался не совсем хорошо.

Совсем нехорошо.

* * *

Как Трекслер и предполагал, колумбиец поначалу отказался с ними встречаться, а использовать свои полномочия агенты не могли, чтобы окончательно не настроить потенциального информатора против себя. Проблему решил начальник тюрьмы, пообещав заключенному телевизор, право на который узники получают только за длительное хорошее поведение, досрочно.

— Как же мало, оказывается, нужно человеку, который сидит за решеткой, — пробормотал Вукович, пока они ждали своего визави в комнате для допросов.

Вскоре привели Морено.

— Чего еще вам надо, легаши? — пробурчал он вместо приветствия, садясь на стул.

Трекслер решил сразу брать быка за рога.

— Нам нужен ваш враг, мистер Морено. Тот, который "помог" вам оказаться за решеткой, подбросив вам кокаин в гостиничный номер. Как вы смотрите на возможность расквитаться с ним той же монетой?

— Какие же вы глупые... Точь-в-точь как я, когда наивно полагал, что мне по плечу его достать... Его нельзя посадить за решетку, потому что он оттуда просто уйдет. Или улетит, или просто испарится. Скорее всего последнее, причем в буквальном смысле...

Агенты переглянулись.

— Вы серьезно полагаете, что он сможет выбраться из тюрьмы вроде этой?

Колумбиец фыркнул.

— Я не полагаю. Я это знаю. Когда я еще находился под следствием, он пришел меня навестить, именно сюда, в эту тюрьму, только в другое крыло... Ночью, понимаете? Потому — он способен зайти в тюрьму и выйти из нее, причем так, что вы и не узнали.

Агенты снова переглянулись, затем Трекслер сказал:

— Тогда он точно тот, кого мы ищем. Лейбер сказал, вы это подтвердили.

— А кого вы ищете?

— Человека, который заходит куда хочет и берет что хочет, независимо от того, как хорошо это что-то охраняется. Музейный вор, укравший кучу антиквариата... Так кто же он, мистер Морено?

Заключенный пожал плечами:

— Эль Диабло, вот он кто. Сатана по-вашему. Это не смертный, как вы ошибочно полагаете.

— Неожиданное заявление, — заметил Трекслер, — мы-то полагали, что это человек из вашего круга, скажем так...

— С чего вы это взяли?! — удивился Морено.

— Ведь это же он вписал в вашу записную книжку адреса ваших "предприятий"?

— Уж точно не я.

— Ну так откуда он это знал, если никогда не имел отношения к вашей организации?

— С моего телефона ночью перед арестом был сделан звонок, угадайте кому? Моему боссу. Угадайте, кто звонил, если я в этот момент спал и не видел, как в мой номер подбрасывают кокаин? Эль Диабло звонил, кто же еще?

— И... зачем?

— Агенты, вы совсем тупые или прикидываетесь? Конечно же, чтобы узнать адреса точек и вписать их в мой блокнот!

Происходящее, по мнению Трекслера, медленно выходило за рамки приемлемого для здоровой психики.

— Тогда вам осталось объяснить, как именно он уговорил вашего босса сдать вас и часть своего бизнеса, — спокойно сказал Вукович.

— Угрозой найти и убить, естественно.

— Вашего босса так легко запугать? — скептически скривился Трекслер.

— Поставьте себя на его место. Вы сидите у себя дома, в Колумбии, и наблюдаете через скайп, как ваши люди, числом в двенадцать человек, готовятся казнить вора, укравшего у вас кокаин. Вор, сидя прикованным к креслу смертника, говорит вам, что вы не понимаете с кем связались, и предлагает попросить у него прощения. Вы, разумеется, смеетесь ему в лицо... а затем наблюдаете, как ваши люди начинают умирать один за другим... Вы бы не испугались?

— Он убил двенадцать человек?

— Да, всех до единого. И после этого заставил одного из них, очень преданного при жизни, выдать местонахождение босса. Прямо перед камерой.

— Стоп-стоп-стоп, — запротестовал Трекслер, — вы не путаете последовательность событий?

— Нет, легаш, не путаю. Вначале убил, затем заставил сказать адрес босса. Именно в такой последовательности. Теперь понимаете, почему босс испугался? Дело было пятнадцать лет назад, и тогда босс просто откупился от Эль Диабло, а после еще много лет видел его в кошмарах. Само собой, что как только Эль Диабло позвонил боссу, тот без раздумий пожертвовал мною, он и сам бы меня прикончил за такую подставу.

Трекслер снова переглянулся с Вуковичем и спросил:

— И вы это сами видели? Как он мертвеца допрашивает?

— На видеозаписи. Дело было пятнадцать лет назад, я тогда еще не был доверенным помощником босса, потому увидел эту сцену много позже.

— И эта видеозапись существует?

— До того, как я был схвачен, она существовала минимум в двух копиях. Одна у босса, вторая была у меня.

— И где она сейчас?

— Эль Диабло забрал ее из моего номера в Денвере, причем в тот момент, когда там шел обыск.

— Это еще как?! — приподнял бровь Трекслер.

— Понятия не имею. У меня было два ноутбука. Во время обыска случилась странная вещь: все копы в номере временно ослепли волшебным образом, и второй ноутбук, в котором не было ничего ценного, загорелся. Первый же просто пропал. А потом меня еще долго доставали говнюки из вашего агентства нацбезопасности — скажи да скажи, какой газ я засунул в тот ноутбук...

— Какой газ?!!

— Да никакой! Не было у меня никакого газа, который вызывает временную слепоту! Эль Диабло пришел, ослепил копов и забрал единственное доказательство своего существования!

— Как ослепил? Чем ослепил?!

— Чем-чем... тем же, чем пятнадцать лет назад убил двенадцать человек. Колдовством.

— Странно... Первый раз слышим об этом... событии.

— Видимо, те же легаши, что меня доставали с газом, дело и засекретили...

Трекслер решил подытожить.

— Итак, вы утверждаете, что этот самый Эль Диабло владеет силами, выходящими за рамки науки. Что он может войти, куда хочет, и выйти, убивать людей колдовством и ослеплять их. Но вы все же его искали, чтобы убить и заслужить расположение босса? На что в таком случае надеялись?

Колумбиец вздохнул.

— Самонадеянный был. Я на многих крутых нашел управу, пулю или канистру с бензином. Думал — и на этого найду. А вышло наоборот.

— А как вы его отыскали?

— Лейбер отыскал. Стервец и не скрывается особо.

— Кто он? — подался вперед Трекслер.

— Фокусник из Вегаса. Выступает под именем Тирр Волан. Настоящее имя — Теодор Диренни... Точнее, он выдает себя за Теодора Диренни, по мнению Лейбера, именно сценическое имя и есть его настоящее. Скрываясь среди нас под человеческой личиной, на сцене он предстает без маски...

— Вы всерьез полагаете, что он — Сатана?

Морено пожал плечами.

— Одно точно, что не человек. Он называет себя "дроу", и Лейбер его тоже так называл.

— На секундочку, а вы сами понимаете, как звучит ваш рассказ, мистер Морено?

Тот только невесело усмехнулся:

— Понимаю, но это уже проблема ваша, легаши. Вы хотели ответов, я хотел телевизор. Вы свое получили. А что ответы вам кажутся странными — увы. Других у меня нет. Да, и просто к слову: хоть я и ненавижу вас всей душой, но желаю удачи. Если вы выживете после встречи с Эль Диабло, мне будет отрадно каждый день видеть вас в камере напротив.

* * *

Покинув тюрьму во второй раз, Трекслер заметил:

— Я не верю этому Морено, но вот что мне не нравится — так это его совет не ввязываться, замаскированный под пожелание удачи. Лейбер нам то же самое посоветовал...

Они сели в машину, и тут Вукович повернулся к напарнику.

— Бобби, есть серьезный разговор на тему морали и этики. На наш самолет мы и так не успеваем, время есть.

— Что у тебя на уме?

— Этот самый наш вор и то, что он сделал.

— И в чем тут моральная проблема? — приподнял бровь Трекслер.

— Давай предположим, что человек, ворующий в музеях, и ловкач, подбросивший кокаин двум ублюдкам — одно и то же лицо. Именно это и есть моя проблема, потому что я подписывался искать вора, а вот парня, который помог нашей конторе упечь за решетку матерого наркоторговца, я искать отказываюсь принципиально. Это тот случай, когда человек по закону преступник, а с точки зрения морали — герой. Если Морено не солгал и наш трюкач не имеет отношения к наркобизнесу — все, что он сделал, не более чем самооборона.

Трекслер потер подбородок.

— Знаешь, в какой-то мере я с тобой согласен. Предлагаю компромисс: если он признает вину за воровство антиквариата — мы не станем раскручивать дело с подставой Морено и Лейбера. Преступник за решеткой, справедливость торжествует, у нас раскрытое дело. Проблема решена?

— Почти. Теперь давай рассмотрим вариант, что Эль Диабло — не музейный вор.

Это уже ставило сложную проблему перед Трекслером. Он всегда считал, что преступник должен сидеть в тюрьме, на всякое преступление должно найтись наказание, а для соблюдения справедливости существуют смягчающие обстоятельства, которых у Эль Диабло полно.