Янмэйская Охота

— Здесь все чудные, — отмахнулся тот. — Не чудных не завозят.

— Сударь, вы имеете какую-либо связь с Церковью Праотцов? Какому епископу подчиняетесь?

— Епископусь?.. Да не, глаза бы мои не видели, вот по сюда ужо наподчинялся! Приору, аббату, черту, свату... Ты б знала, красавица, сколько их в монастыре было! Все в рясах, так их растак. Плюнуть некуда...

— Но есть же над вами хоть кто-то!

— Ентот есть... махистр Маллин. Он же у вас в лечебнице за главного. Если надо кому подчиниться, так я — ему. Но вообще мы редко того, видимся. Я здесь, он там, сюда не ходит...

Беглый монах Карл обглодал селедку и бросил голову в угол — мышке. Запил косухой, крякнул, отер рот рукавом.

— Ну так чтось, помолить тебя? Хочешь енту: "Укрепимся трудами и молитвою"? Ух, крепко ее помню!..

Сибил вздохнула:

— Благодарю, сударь, я справлюсь сама.

* * *

За ужином Сибил чувствовала себя превосходно. То есть, разумеется, никуда не делась ноющая головная боль от обруча и синяки по-прежнему подвывали от резких движений. Однако тело наполнилось силами, а ум — идеями. Впервые с того дня, как рухнула интрига, Сибил имела четкий план действий. Теплая одежда. Нож. Ключ. Лодка. День на восток, два на север. И лодочник, очевидно, не доставит трудностей: будет крепко спать, нахлебавшись косухи, пока она уведет шлюпку.

— Как тебя зовут, бедняжечка? Я — Аннет, у меня одно имя, другого нет. Это Карен, другое имя — Кейтлин. А как зовут тебя?

— По-прежнему леди Сибил Нортвуд. А для них — все еще Дороти Слай.

— Так... Я постараюсь запомнить, но если собьюсь, то спрошу, хорошо? Ты мне напомнишь, ладно?

— Еще восемь раз, а потом придушу тебя, чтобы не мучилась.

— Ой... Нет, я не мучаюсь, я хорошо себя веду, мне дают мало про-це-дур. И... когда останется два раза, ты мне скажи, ладно?

Графиня повернулась к Карен:

— Миледи, вам стоит попробовать чистить снег. Это придаст вам сил и аппетита.

Карен удостоила ее долгого взгляда.

— Вы радуетесь, миледи, — произнесла таким тоном, каким могла бы сказать: "Вы нарушили вассальную клятву".

— Желаю и вам того же.

Карен повела бровью и отвернулась.

Отзвучала абсурдная обеденная молитва: "Кто я? Дороти Слай. Что меня терзает? Душевный недуг. Что я делаю? Иду к исцелению..." Холеный лекарь указал тростью на графиню и что-то шепнул брату Кодди.

— Магистр Маллин тебя хочет, гы-гы. За мной.

Она последовала за тюремщиком, размышляя о том, что может пониматься под словом "хочет". Леди Карен проводила ее взглядом.

Кабинет магистра Маллина напоминал пристанище лекаря Финджера: тот же мореный дуб, двуглавая лампа, гравированная табличка. Отличие составляли гигантский книжный шкаф, портрет самого магистра Маллина над столом и еще кожаная кушетка с ремнями. Сама по себе кушетка скорее обнадеживала, чем пугала: будет возможность перегрызть подлецу какую-нибудь вену или просто задушить голыми руками. А вот ремни — это скверно.

— Садись, сударыня, — магистр развязно шлепнул тростью по кушетке.

Она села, тюремщик Кодди встал рядом, поглаживая дубинку. Лекарь плюхнулся в кресло, потер ладони, плеснул себе в бокал чего-то крепкого.

— Для начала, любезная, напомни: как тебя зовут?

— Дороти Слай, сударь.

— Откуда ты родом?

— Из Маренго.

— Прелестно! А позволь узнать, из какого района?

Сибил спешно прикидывала варианты. Трость с набалдашником — хорошее оружие, серьезнее дубинки. Успеть бы добраться до нее! Или просто перекусить яремную вену. Он же не сможет сделать, что хочет, не приблизив лицо... А вдруг сумеет? Допустим, сзади... Или просто назвать свое истинное имя. Лекарь Финджер — кретин, но, может, этот умнее? Хотя вряд ли...

— Что за бестактное молчание?! В каком районе Маренго ты жила?

Вопрос ее удивил. Не все ль ему равно, в каком? Сибил припомнила свои визиты в Маренго.

— На аллее Акаций, за Юлианиной площадью.

— Прекрасное место! Там находился дом мужа или отца?

— Мужа... Простите, сударь, отца. Вы же спросили — где я выросла.

— Прелестно! Да, именно так и спросил. А где был дом мужа?

Соблазн рос с каждой минутой. "Дом мужа — замок Клык Медведя, столица графства Нортвуд!" Но чем сильней был соблазн, тем яснее становились последствия. Еще три дня обруча, когда она не оправилась от прошлых пыток... Так можно и впрямь лишиться рассудка!

— На Втором Купеческом проезде, сударь.

— Во сколько лет ты вышла замуж?

— В восемнадцать.

— А когда муж тебя бросил?

— Бросил?..

Маллин насупил брови.

— Ну, ты начала воображать себя этой... графиней... и муж оставил тебя.

— Да, сударь, так и было, простите.

— Тебя взял на попечение... напомни-ка...

— Гвардии майор Слай, мой кузен.

— Прелестно, прелестно. Он обеспечивал тебя?

— Да, сударь.

— И ты никогда не зарабатывала на жизнь?

Что ж ты прицепился, клещ!

— Нет, сударь.

— Отчего же твой добрый кузен называет тебя в своем письме швеей?

— Простите, сударь?..

— Он пишет, будто ты — швея. Он что, лжет мне?

— Э... нет, сударь. Мать обучила меня швейному ремеслу, но я никогда не работала...

— Значит, мать обучила? Так почему ты утром сказала, что не умеешь шить?

Краска бросилась ей в лицо.

— Я... не умею, сударь. Много лет прошло, я все забыла.

— Но все-таки, ты швея, Дороти Слай, а не графиня Нортвуда?

— Конечно, сударь.

— А ты бывала на Севере?

— Что мне там делать, сударь?

— Значит, не бывала? Ни в Нортвуде, ни в Шейланде, ни в Ориджине?

— Никогда.

— И всю жизнь провела в городе Маренго на юге Земель Короны?

— Да, сударь, это правда.

— Нынче утром при процедуре водою ты смеялась. Разве нежная барышня из южного города не должна визжать от ледяной воды?

— Я... я визжала... и смеялась. То и другое вместе.

Маллин побарабанил по столу.

— У тебя есть конь?

— Конь, сударь?

— Конь! Простой вопрос: есть конь или нет?!

— Да, сударь, муж подарил мне...

— Часто ли ты на нем ездишь?

— Кто знает... Сложно вспомнить...

— Ты каждый день седлаешь коня и скачешь? Куда и зачем, позволь спросить? На охоту? В гости к приятелям-лордам?

— Нет, сударь.

— А с тех пор, как тронулась умом, добрый кузен, наверное, не выпускает тебя из дому?

— Да, сударь.

— Значит, теперь ты вовсе не скачешь?

— Нет, сударь.

— Тогда какого черта ты утверждала, будто можешь работать курьером?

— Я...

Он грохнул тростью по столу.

— Молчать! И какого черта ты высматривала сквозь ворота и калитки?! Хочешь сбежать из лечебницы?! Куда — к мужу, что тебя бросил? К кузену, что вернет тебя сюда? Или в свой вымышленный замок на Севере?!

Она поднялась на ноги и зарычала:

— Да, тьма сожри, я — графиня Нортвуда! Идиот Финджер не уразумел, что из того следует, но у вас есть шанс! Напишите одно-единственное идово письмо герцогу Ориджину — и станьте богачом до конца дней! Или не пишите — и сдохните, как свинья, в день, когда меня найдут!

Сибил перевела дух и плюнула на кушетку.

— Чтобы избежать неясности: если попытаетесь уложить меня, я откушу вам все органы, до каких дотянусь.

Маллин расплылся в нелепой улыбке, отложил трость, сделал смачный глоток из бокала. Его голос начал источать мед.

— Миледи... мне следует звать вас "миледи", не так ли?

Она кивнула.

— Миледи, при общении со мною, да и с другими лекарями, вы допускаете одну прискорбную ошибку: полагаете, что мы — ваши враги. Вы стараетесь обмануть и обхитрить нас, усыпить нашу бдительность, сказав то, что мы, якобы, желаем услышать. Но, миледи, истина в том, что мы — ваши друзья.

Она не удержалась от нервного смеха.

— Да-да, любящие и заботливые друзья! Наша главная цель — ваше душевное здоровье и гармония. Мы хотим добиться от вас только одного — осознанности, и желаем слышать лишь одно: правду. Вы набрались смелости честно заявить о своей принадлежности к графскому роду — и я рад, миледи, ибо в нашем общении сделан гигантский шаг вперед!

— Я заявляла об этом с самого начала, и ваши люди подвергли меня пытке!

— Какой пытке?.. Миледи, вы говорите про обруч на голове? В вашем родовом замке сей инструмент используется для пыток? Как любопытно! Это еще раз доказывает, что медицина часто вынуждена идти тернистым путем мучений. И нож для кровопусканий, и скальпель хирурга, и иголка с нитью, и змеиный яд — все это исцеляет человека, но с тем же успехом может и убить, оказавшись во враждебных руках. Миледи, обруч был применен лишь для того, чтобы подавить приступ вашей хвори. Как видите, он принес плоды: вы говорите и мыслите очень ясно.

— Я и была здорова, магистр! Майор Бэкфилд вам солгал, говоря о моей болезни! А ваши слуги повели себя непростительно, и никакой терапией нельзя оправдать тех мерзостей, что я вытерпела! Три грубые мужички избили меня, насильственно остригли мои волосы. Я требую для них самого жестокого наказания!

Магистр поднял раскрытые ладони:

— Миледи, заверяю: я разберусь во всем и покараю виновных. Никакие проступки не останутся без внимания! Но позвольте мне начать с наиболее насущного вопроса. Вы говорили о некоем письме — кому, куда я должен его отправить?

Так просто?.. Графиня не поверила ушам.

— Вы действительно напишете его?

— Конечно, миледи! Я рад угодить вам и бесплатно, а уж если вы обещали награду, то и сомнений быть не может. Кому писать?

Он выдвинул ящик стола, вынул лист бумаги и письменные принадлежности.

— Эрвину Софии Джессике, герцогу Ориджин, в Фаунтерру, дворец Пера и Меча.

Магистр записал это, вдруг спохватился:

— Миледи, а не желаете ли своею рукой?..

Сибил подняла ладонь — пальцы тряслись.

— Пишите вы, магистр. Все равно Эрвин вряд ли помнит мой почерк.

— В таком случае, что мне сказать, чтобы герцог убедился, что письмо от вас?

Она поразмыслила — и начала диктовать. Упомянула несколько тем, которые обсуждала при встречах с Эрвином, процитировала пару его фраз, чтобы убрать все сомнения. Вкратце описала свое положение и попросила как можно быстрее прислать доверенного вассала, дабы забрать ее из лечебницы. Взвесила, не пообещать ли Эрвину какую-либо оплату — например, некоторые политические выгоды, — но решила воздержаться. Это покажет ее уязвимость, а толку не принесет: она не знает нынешней политической ситуации, значит, и того, что нужно Эрвину. Лучше просто положиться на честь Ориджина.

— Это все, магистр. Отправьте как можно скорее.

— Непременно, миледи.

— Не делайте никаких пометок "лично в руки", или что-то еще в этом роде. Надпишите конверт не самому герцогу, а барону Стэтхему, генералу армии Ориджинов. Так он привлечет меньше внимания протекции.

— Благодарю за подсказку, миледи. Именно так и поступлю. А теперь не желаете ли вы отдохнуть?

Сибил внезапно осознала всю свою усталость. Побои, пытки, унижения не прошли бесследно. Едва она увидела надежду и слегка расслабилась, как тело тут же размякло, а глаза начали слипаться.

— Была бы рада.

— Я выделю вам особую палату.

Сибил вспомнила своих соседок: Аннет глупа, а Карен мрачна и неряшлива, но все же, хоть какое-то общество.

— Не стоит, магистр.

— Я настаиваю, миледи! Столь высокородной гостье нужны особые условия. Брат Кодди, выделите графине особую палату в мансарде.

Пока они шагали по лестнице, у Сибил закралось подозрение: вся вежливость Маллина — часть новой изощренной пытки. Он нарочно зародил в ней надежду, чтобы после жестоко сокрушить ее. Особая палата окажется пыточной камерой с самыми страшными инструментами!

Она примерилась накинуться на Кодди, сбить его с ног, столкнуть с лестницы, чтобы сломал шею. Это казалось легко: тюремщик шагал беспечно, вразвалочку, не ожидая атаки. Его беспечность остудила графиню: нет, не так ведут узника на пытки. Она дала ему живым подняться в мансарду, отпереть дверь, впустить ее в палату.

Там не было никаких механизмов. Была мягкая кровать с одеялом и подушками, кресло, секретер, графин с водой, умывальник, даже уборная за отдельной дверью! Лунный свет струился между штор, изящная лампа стояла на тумбе у кровати. Брат Кодди зажег ее, и в воздухе разлился аромат южных благовоний. Очевидно, это была самая комфортная палата во всей лечебнице. Поистине, достойная графини!

Едва тюремщик вышел, леди Сибил упала на постель и забылась светлым сном.