Увечное болото (Быть некромантом 4)

— Что происходит, Хоп? — снова требовательно спросил я у спутника.

Длинноносый хобгоблин, наконец, отвел взгляд и уставился куда-то за мое плечо.

— Ты... не помог мне... тогда, — то ли вызывающе, то ли обвиняюще заявил мне он. Я понял, о каком "тогда" он толкует. Но смутило меня другое — исходя из тех же книг, да и по уверениям моего отца, выходило, что хобгоблины не могут позволить себе так обращаться с человеком. Разговаривать так... дерзко. Решать, говорить или не говорить с людьми — это они могли. Но хохмить, издеваться и обвинять? Такого позволить себе хобгоблины не могли — для этого они были слишком просты. Так говорили все. Но то, что я сейчас услышал.... Выходит, все не так? Или это я чего-то недопонимаю?

А хобгоблин тем временем продолжал.

— Ты... говорил мне, что умеешь сражаться, — теперь в голосе хога слышался... ого, откровенный вызов. — Но ты меня... обманул! — резко добавил Хоп, упрямо продолжая смотреть за мое плечо.

— Но я тебя не обманывал, — поспешил заверить я его. — Я умею драться.

— Теперь я вижу, что ты... умеешь... драться. Но тогда... Тогда ты не дрался, — с какой-то ноткой отчаяния добавил он. — Там, на том острове, я подумал, что ты обманщик, — откровенно заявил хобгоблин. — Так-так — обманщик. Лжец, лгун, врун.

— Но я же помог... потом, — понимая, о чем идет речь, виновато проговорил я.

Но Хоп-Хопа уже было не удержать. Когда он заговорил, то мне показалось, что прорвалась плотина.

— Моя кричать "помогай" — ты стоишь. Моя снова кричать "помогай" — ты не помогаешь. — Хоп нервно дернул плечом. — Моя стоит против много крыс. Моя ждет помощь от чей-ловека. — быстро заговорил он, словно боясь, что его прервут. — Чей-ловек на помощь не приходит. Чей-ловек стоит. Моя бояться. Моя думать, что пришел конец — врагов много, а я один. — Взволнованный, Хоп ужасно коверкал речь. — Я тогда думал — почему так? Ведь ты сказал: "У тебя есть глаза и уши, у меня — топор и булава". Ты много говорил тогда, а я поверил. — Наконец-то Хоп снова взглянул на меня. — Да, сначала я думал, что ты лгун. А потом я подумал иначе. Подумал, что ты хочешь, чтобы я выполнил всю работу за тебя. Чтобы я сражался, чтобы я рисковал, а ты нет. — Хоп снова нервно дернул плечом — похоже, такое откровение давалось ему нелегко. — Гил лгун — плохо. Гил не-делать-что-обещал — тоже плохо. Я... я не знал, что из этого правда, а потому я... я хотел ... уйти.

Я неловко переминался с ноги на ногу, не решаясь перебить расстроенного хога.

— Потом я видеть, что ты умеешь драться, когда ты все-таки начал мне помогать. И там, и тут я видеть, что драться-таки ты умеешь. Да-да, умеешь. И я снова не понимать, в чем дело. Я был растерян, — продолжал Хоп свое нелегкое исповедание. — А сейчас, когда я увидел, как ты спасал человека, я подумал, подумал, что дело в другом. — Хоп отчаянно взмахнул кулаками. — Подумал, что Гил мыслит так: "если в беде хог, Гил не будет драться. Пусть хог пропадает. Но если в беде человек, Гил будет драться". И мне это очень не нравится. Потому я был зол. Очень зол, что согласился стать твоим провожатым.

— Но Хоп, это не правда, — постарался я заверить разошедшегося хобгоблина. Нет, это ж надо такое надумать!

— Правда, неправда — я не знаю. — Хоп рассеянно шмыгнул носом. — То, что я вижу, мне не нравится. То, что я думаю обо всем увиденном, не нравится мне еще больше. Но... — Он тяжело вздохнул, отчаянно стараясь взять в себя в руки. — Я понимаю, что не все понимаю. Теперь я не знаю, как думать правильно. А потому не знаю, как мне поступать. И мне опять плохо. Очень плохо.

Сказать, что речь Хопа меня удивила, то значит, не сказать ничего. Да я был поражён услышанным. Нет, не так — ошарашен! Кто знал, кто ж знал, что у лягуша-переростка, у моего лягуша-переростка, есть свои...идеалы, есть стремления и способности понять истину. Что его посещают и мучают сомнения. Что он ищет правду. Силится понять и ее, и при этом старается нанести другим как можно меньше вреда. Да что я? Такого не мог себе представить никто в целом мире.

Почему я в этом так уверен? Да потому, что в книгах, что я прочитал, об это не писалось ни строчки. А значит, ни один из книгописцев даже и не подозревал о такой возможности. Да что там книги! Даже мой отец, знающий в сто раз и прочитавший в десять раз больше меня, никогда не упоминал о такой вероятности.

Что говорил нам отец про младшие народы? Например, то, что гоблины или те же хобгоблины весьма просты по своей натуре. Говорил, что они в своем развитии недалеко ушли от тех же зверей. Есть, спать и спариваться — вот и все их основные потребности. Да — у них есть некое подобие культуры и даже есть примитивные разделения на сословия. Да — у них есть жажда жизни и жажда познания нового. Но у них нет, говорил отец, и не может быть желания познать самих себя. Нет ни силы воли, ни способности убеждать, ни способности подняться над своим естеством. Поэтому никто из младших народов не в силах прекословить человеку, быстро сдаваясь под напором человеческой силы убеждения. Вот почему у гоблинов процветает воровство и разбой — они не могут, просто не умеют не с кем ни о чем договариваться. Вот почему хобгоблины лучшие поставщики товара в этих землях — они добры, щедры, миролюбивы, но лишь потому, что они не в силах отказать, уклониться от споров и настоять на своем в общение с человеком.

Так говорил нам отец. Но сегодня... Сегодня я увидел нечто иное. Нечто... большее. И у меня создалось такое впечатление, что я прикоснулся к чему-то важному, к чему-то сокрытому и сокровенному. К чему-то...

Но всклокоченный Хоп снова вернул меня в этот мир.

— Я... понимаю, что не все понимаю, — осторожно заговорил он, теперь уже куда более спокойным тоном. — Иногда говорят, что если чего-то не знаешь, не понимаешь, то можно спросить. — Говоря это, Хоп нервно теребил кончик своего длинного носа. — Ответь мне, э, Гил, только честно — ты не сражался там, на острове с крысами, не потому, что я — хобгоблин? — И посмотрел в мои глаза так пристально!

Чего таиться — таково у меня и в мыслях не было. В чем и поспешил я его заверить.

— Да нет! Что ты, Хоп! — Я был сама искренность. — Мне бы такое и в голову не пришло. Поверь!

Хог снова испытывающе посмотрел в мое лицо, словно ища в нем подтверждения то ли своим страхам, то ли своим надеждам.

— А... тогда скажи — ты не помогал мне тогда... не потому, что хотел, чтобы я выполнил всю работу сам, за тебя?

Я замешкался всего лишь на мгновение. Конечно, какая-то часть моего разума тогда желала, чтобы хобгоблин сам разобрался с крысиным полчищем. Но, в общем и целом, я не собирался перелагать всю работу на Хопа — он бы ни за что не справился с такой задачей в одиночку.

Что я и поспешил ему сообщить.

— Хоп. Я не помогал тебе тогда совсем не потому, что хотел, чтобы ты сам выполнил эту, как ты говоришь, работу. Даже я понимал, что тебе не выстоять против такой оравы в одиночку. А потому выставлять тебя одного против такого количества крысюков.... Ты меня понимаешь?

Хоп задумался, а потом утверждающе кивнул — похоже, этот довод пришелся ему по душе.

— Это разумно. Да-да — разумно. — Говоря это, Хоп просиял, как полуночный костер в глуши. — Ты не мог умышленно мне не помогать, иначе бы нам двоим пришла смерть. Конец пещеры жизни. Да-да — конец. — Стало видно, что хобгоблин, наконец, почувствовал себя более непринужденно.

— Спасибо, что ответил мне, Гил, — обратился он, улыбаясь во весь рот. — Я доволен, что спросил, что хотел. Я доволен, что получил ответы на свои вопросы. Но, — тут Хоп снова неуверенно помедлил, — я хотел бы знать — почему? Почему ты мне помог мне не сразу?

А вот тут я не поспешил с ответом.

Что я мог ему сказать? Сказать, что испугался, я не мог — мне было стыдно. Как можно соваться в это болото, чего-то страшась? "Если боишься — не делай, а если делаешь, то уже ничего не бойся" — так у нас говорят. И это правильно. Признаться в страхе, значит, признаться в собственной глупости. А в этом я признаваться и вовсе не желал. Потому, что стыдно. И потому, что неизвестно, что на это ответит мне Хоп. Может, услышав такое, он просто развернется и уйдет. И честно говоря, как по мне, то правильно сделает — нечего шататься по такому месту в компании труса и, одновременно, глупца.

И я промолчал, тяжело лишь вздохнув.

Но Хоп, против моего ожидания, нисколько не расстроился.

— Хорошо. Не можешь сказать — не говори, — примирительно согласился он. — Каждый из нас имеет право на свои... тайны. Главное, что мне теперь хорошо — я прогнал кобольдов из своей души. Теперь я могу тебе доверять.

На этом наш непростой разговор закончился, чему я. безусловно, был только рад — ну не люблю я подобные разглагольствования.

Но, как оказалось, у меня осталось одно незаконченное дело.

— Что теперь будешь делать? — неожиданно спросил меня Хоп. Я повернул к нему удивленное лицо.

— Ты про что? Что ты имеешь ввиду?

Хоп стушевался.

— Э... Чей-ловек здесь мертвый лежит. С ним таки что делать будешь? Как у вас положено, у людей? Будешь проводить ваш... обряд погребения? Или хоронить... без обряда? Или, — он запнулся, — так оставишь лежать? — Хоп пожал плечами. — Я не знаю, как у вас, у людей, это правильно. Так-таки-так — не знаю. Потому и спрашиваю.

Я криво ухмыльнулся. Он не знает. А я, можно подумать, знаю?

"Действительно — что мне делать с телом? Проводить ритуал погребения, как полагается? Но я его не знаю. Да и не в моей это власти — это право только жрецов Старших Богов. Закопать его в землю без ритуала?" — Я покачал головой. — "И куда, скажите на милость, его закапывать? Тут не земля, а сплошная вода. Да и чем копать? Топором, что ли? Так хлопот не оберешься". — Я вновь призадумался, прикидывая и так и сяк. — "Оставить его лежать так, как есть? Я взглянул на мерзкое фиолетовое щупальце, продвинувшееся к своему возможному ужину еще на расстояние ладони. Нет, оставлять его так — ужасно. Тогда что же делать?"

— Хорошо, Хоп. Иди. Оставь меня наедине с...ним. Мне нужно время... подумать.

Хоп понимающе кивнул и быстро засобирался.

— Я буду рядом, если что не так, — завил он и вскоре исчез на противоположной стороне поляны.

Обдумывая свои дальнейшие действия, я безотчетно обыскивал труп. Да — нам, некромантам, брезгливость не к лицу. Из кожаного мешочка нам мою ладонь высыпалось несколько бронзовых и серебряных монет. Неплохой улов. Похоже, от этой встречи я не в накладе.

Это решило дело.

— Что ж, баш на баш. Считай, ты оплатил мне свои похороны, незнакомец, — обратился я к мертвецу.

Вначале я торжественно произнес над грязным телом часть погребальной молитвы — все, что помнил сам.

— Ты прошел этот жизненный путь, зная, что Старшие Боги следят за тобой. Теперь же, когда твоя душа снова вернулось в лоно Матери-Земли, ты будешь судим Ею по делам своим. Если дела твои будут превознесены Ею, то отдаст Она душу твою Отцу-Месяцу — для вечного наслаждения и удовольствия. Если же дела твои будут просто одобрены Ею, то отдаст Она душу твою Отцу-Солнцу — для вечного труда на благо Старших Богов. Но ежели дела твои будут прокляты Ею, то не отдаст Она душу твою ни Отцу-Месяцу и ни Отцу-Солнцу, а останется она на земле до дня искупления — до тех пор, пока Мать-Земля не решит иначе. Да будет на то воля Старших Богов.

Молитва закончилась. Можно было переходить к погребению.

Чтобы исполнить задуманное, я решил прибегнуть к темному колдовству, основанному на своей магической силе. Я собрался с духом, сделать мысленное усилие, пытаясь ощутить свою магическую энергию и выпустить ее на волю. Получилось — в моей руке послушно вспыхнул холодный бледный шар размером с большое яблоко. Отлично — Силы во мне с избытком. Осталось ее наполнить ее заклинанием. На свое усмотрение. Я собирался воспользоваться Заклинанием Порчи.

Порча. Очень интересное заклинание. Оно заставляло портиться и разрушаться все, на что было направлено. При ее воздействия железо — ржавело, дерево — расползалось зловонной слизью. Все, что оставалось от ткани, можно было сдуть одним дыханьем. А человек... человек же медленно, но уверенно превращается в лужу дурно пахнущей жидкости. Очень дурно пахнущей. Сомнительно удовольствие использовать это колдовство в такой непосредственной близи. Но, взялся за гуж....

Я произнес заклинание. Бледный шар в моей руке покрылся черными трепещущими лепестками. Я подвинул свои руки поближе к холодному телу. Черные лепестки заструились вниз, и началось ускоренное разложение. Одежда на глазах истлевала, тело местами вспухало, лопалось, извергая тучи миазмов, а затем опадало внутрь, вытекая наружу из всех щелей грязной лужей. Я отодвинулся как можно подальше, дабы не запачкаться.

Немного времени — и мой магический резерв уполовинился. Но и от трупа остались немного: только череп, позвоночник да пара крупных ножных костей. Что ж, незнакомец — я сделал для тебя все, что мог. На лучшее погребенье ты и не мог бы рассчитывать.

Я встал и развернулся, чтобы уйти вслед за Хопом. Но тут мой взгляд зацепился за тушу. Я задумался, тщательно рассматривая его прищуренным левым глазом. Харк побери — а почему бы и нет? Принадлежности для ритуала воскрешения у меня есть, крови со мне много, да и времени предостаточно...

Когда я снова увидел Хопа, то выглядел он встревожено. Но заметив меня, он успокоился и приветливо махнул рукой.

— Сделал, как должно? — просто спросил он.

— Да, — ответил я.

Мы замолкли, не зная, что сказать друг другу. О чем думал Хоп, я не знал. А вот я думал о том, что тем погибшим "везунчиком" мог оказаться я... если бы вовремя не встретил Хоп-Хопа.

Но печалью делу не поможешь — нужно было двигаться дальше.

Я дал мысленный приказ своему новому подручному. Зомби-кабан резво выскочил на соседнюю прогалину и уверенно потопал к северной границе острова..

Мы с Хопом переглянулись.

— Повторим наш трюк, Искатель Хоп?

— Конечно, повторим, Травник Гил.

* * *