Я-то свою норму знаю, башка соображает. А неписи, в смысле, нубийцы давно развязали мешки. Никто даже вопросом не задался: у какого Сергея Сергеевича может в папашах числиться Карп? Он ведь, я сам слышал, называл полкана сынком.

Запёрли мы "мечту оккупанта" в наше купе (не из опаски, что кто-то упрёт, а чтоб "чемойдан" половину прохода не занимал), а сами в служебку, к проводнику. Хоть там впятером негде присесть, зато стаканов невпроворот.

Я Сашку ещё в коридоре предупредил, чтобы мне наливал на палец, или никак. Три раза сказал. А он мне набухал как всем, по тёщин поясок. Я уже начал слова подбирать, чтоб отчехвостить его по взрослому, да Василь Николаевич перебил. Снял у меня с языка заветный вопрос:

— Слышь, — говорит, — Карп, — мы с тобой теперь как нитка с иголкой, потому что напарник это больше чем сослуживец. Один другого подменять будем, и выручим не по одному разу. А в чём-то друг дружку подозревать да оглядываться, ожидая подлянки, — это вообще последнее дело. Раз уже так срослось, никаких недомолвок меж нами быть не должно. Скажи мне на людях глаза в глаза, кем тебе приходится полковник Калюжный?

— Серёга? — уточнил отец Фантомаса, будто Калюжных, а тем паче, полковников, как минимум, двое. — Кем может приходиться родной племянник? — им и приходится. А ты, как я понял, что-то другое подумал?

Ответ показался мне слишком расплывчатым и неконкретным. Поэтому я поддержал сторону обвинения:

— Ты же его сынком погонял!

— А по-другому как? — Почуяв что на кривой козе истину не объедешь, подозреваемый ударился в лирику. — Сестрёнка моя лет сорок как овдовела. Я от природы бездетный. Семейная жизнь не задалась, три раза разведён. Мы с Надькой хоть через стенку, а под одной крышей живём. Вот и привязался к мальцу. Скажу, мужики, как на духу, что от такого сына я бы не отказался, только не сын он мне, а племяш. Порода наша, Артемьевская! Что меня деревенские пацаны в детстве Фантомасом дразнили, что его до сих пор дразнят. Как всё равно по наследству передалось. Я ж потому и спросил вас за Фантомаса...

Говорят, мысли материальны. И мне показалось, что в голове у Бугра что-то чуть слышно щёлкнуло. Будто на игрушечных счётах сдвинулся влево ряд белых костяшек, и отложился чёрный десяток.

Сам виноват, — злорадно подумал я, имея в виду рассказчика. — Кто тебя тянул за язык?

Не нравилась мне его рожа, и всё! Хотел откланяться и уйти, да наш проводник взглянул на часы:

— Шабаш, мужики, наша смена. На завтрак опаздывать нельзя, будут цэу.

Тоненькой струйкой все потянулись к переходному тамбуру.

— Может этого, как его? — Сидорова сходить да позвать? — спохватился Тэтэ.

— Не надо, всё равно не откроет. Он как про дембель узнал, так

спирта баклагу купил, склеил на станции какую-то бабку, заперся с

ней, и даже поссать ни разу не выходил.

— Сколько ж ему лет?! — в один голос воскликнули мы.

— Как мне, шестьдесят четыре...

В столовой похожей на вагон-ресторан пахло кислой капустой. Не считая нубийца Сидорова, было нас таковых больше тридцати рыл. Несколько неписей из суточного наряда суетились в проходе. Одни протирали влажными тряпками выцветшую клеёнку столов, другие разносили жратву: блюда с нарезанным хлебом, тарелки с брикетами масла, расчерченные ножом по поверхности на шесть равных долей и закопчённые чайники с мутноватой коричневой жидкостью, которую Василь Николаевич опознал как "какаву". Хлеб был подсохший, а масло крошилось.

— И всё? — возмутился Тэтэ, вспомнив про наш рыбий хвост.

— Идёмтя отседова, — поморщился Карп, сделав один глоток из алюминиевой кружки. — Мне Надькя жареного гуся завернула в фольгу. Пусть они бутерброды в одно место себе засунут и какавой зальют.

— Смирно! — донеслось из рабочего тамбура.

— Та-там, та-та-там! — зазвучали в моей голове звуки забытой мелодии.

— Через несколько минут вас посетит Фантомас! — утробным басом провозгласил Бугор.

За соседним столом шутку поняли и оценили, хоть и ошибочка вышла. На камбузе появился не полковник Калюжный, а давешний прапор с большим фолиантом грязно-зелёного цвета в правой руке. В промежуток нужных страниц, вместо закладки, был вставлен его указательный палец. С ним ещё был здоровяк в чистеньком белом халате с причёской как у дедушки Ленина, но без бороды. Судя по брезгливой ухмылке застывшей на небритом лице, не повар, а врач. Его я, как следует, рассмотреть не успел.

— Лукин! — провозгласил дежурный по поезду, найдя нужную строчку всё тем же указательным пальцем.

— Я!!! — рявкнули мы с проводником.

Прапора это смутило. Он тщательно сверил то, что записано, с количеством Лукиных, подумал и уточнил:

— Вас двое?

— Так точно!

— Ну, пусть будет двое. Курган. Стоянка шестнадцать минут. Погрузка угля. Обеспечивающие...

— Суконный!

— Я!..

* * *

Сколько ни путешествуй по железной дороге, а что-то когда-то обязательно происходит впервые. Вместо вокзала, поезд загнали в узкий проезд между двух высоких платформ, на участок выгрузки мусора и загрузки угля, мрачное место продуваемое всеми ветрами. Что касается наших обязанностей, Василь Николаевич их объяснил по-армейски кратко:

— Следить, чтобы нас не "нае", по возможности "нае" самому. Проверено: дальше столбика на один, таблицу умножения не знает никто.

Так и сказал, "нае" — женщины, вдруг, да услышат?

Как подтвердил Суконный, бочкообразный дедок с лоснящейся рожей и весом под сто килограммов, я загремел в наряд по причине своей фамилии. Он писарь при штабе и знает, что наша группа там ещё не оформлена. Я ему, как называется в тему, рассказал анекдот про солдата Зозо, которого старшина называл "рядовым три тысячи тридцать". Он сразу же попросил себя называть "просто Пашей", и вскоре достал. С криками "вот ещё вспомнил!" стал бегать со своей платформы на нашу, по открытому настежь тамбуру и рассказывать такое старьё, что сам удивляюсь, как я его не убил.

Работа была у него проще, чем вспоминать анекдоты. Старший по наряду следил, чтобы бригада неписей не просыпала мусор под вагон, на подъездные пути. Ну, там кроме Пашки соглядатаев было, судя по голосам, не менее четырёх. И все вредные тётки. Особенно строго спрашивали за осколки стекла. Чуть что — сразу хай, совок с веником в зубы — и под пайола.

Нас плотно не опекали. Здесь знали, что проводники уголь не просыпают, а если найдут ничейную кучу, выметут всё до крошки, будь она даже под локомотивом.

"Нае" легко. С таблицею умножения калькулятор компьютера справился. Но то, что сначала нужно выполнить действия в скобках (умножать и делить), и только потом складывать, ему не сказали. В итоге у нас получилось на 600 килограмм больше, чем я посчитал в уме, а по таксе проводников РЖД — полтора ящика водки.

Мастер, чо! Советское образование не пропьёшь. Что супротив него многочисленные инструкции и таблицы?

— Девочки, тише, вы мне мешаете! — возмущалась старшая по участку, чтоб докричаться до бабушки-трактористки. — Тёть Мань, "на пятнадцать процентов больше" это прибавить или умножить?

— Остальное уже посчитала?

— Я же здесь не для мебели!

Из меня чуть сопля не выскочила. Закашлялся я, отвернулся, а Василь Николаевич пихнул меня локтем в бок. Он в угольном деле собаку съел, привык ко всему. Знает весь контингент от Адлера до Владивостока. Не стал я вносить разнобой в отлаженные процессы и тихо ретировался.

А из-за колонны Суконный. Как ждал:

— Чё ржёшь?

— Да вот, — говорю, — слушай.

А там диалог креативного руководства с работницей низового звена:

— Ты как посчитала, в ящиках или тоннах?

— Не помню, сейчас уточню!

Он:

— Та! Что ты от неё хочешь? Это ж дочка начальника станции,

золотой медалист, индиго на всю голову. Я тут анекдот вспомнил. Слушай сюда: встречаются в сорок пятом три солдата: англичанин, американец и русский. Джон говорит: "Я прошлой ночью видел во сне, как будто фельдмаршал Монтгомери назначен командующим всеми войсками союзников". Янки: "А мне приснилось, что генерал Эйзенхауэр назначен главнокомандующим над армиями всех стран нашей планеты". Русский Иван: "Я час назад вздремнул на посту, и как наяву видел нашего старшину Григоренко. Был он с похмелья, небритый, злой и все эти назначения не утвердил".

Посмеялся я для приличия.

— Ну, — говорю, — ты и выдал! Как у тебя получается столько фамилий запоминать, и ни разу не ошибиться?

— Работа такая: всё обо всех знать, но держать язык за зубами. Иначе б давно вылетел. Если проводники не знают как, усидеть, то на мой-то оклад желающи-и-их! — Пашка присвистнул и сплюнул.

Опа-чки! Сам того не желая, писарь затронул актуальную тему. Глупо бы было не зацепиться.

— Я намедни товарища одного на борт принимал...

— В Шумихе?

— Угу.

— Знаю. Это дядька Калюжного.

— Он его и сопровождал...

— Ты хочешь узнать, за что дембельнули Сидорова? — опять перебил Суконный, скучнея лицом.

Он смотрел так, будто я собираюсь украсть самое дорогое, что ещё оставалось в его жизни. Если б не моё "нет", ушёл бы к чертям собачьими и начал точить зуб.

— Нет, — говорю, Паша. — Перемены в судьбе Сидорова мне фиолетовы, если, конечно, ты имеешь в виду человека, что заперся сцуко, в купе и оттуда всех посылает. Интересует другой момент. И чисто в психологическом плане...

Обрисовал я в общих чертах все обстоятельства знакомства с полковником, и более развёрнуто, в лицах — о том, что в Шумихе произошло.

Писарь слушал, как будто стенографировал. Ни разу не перебил очередным анекдотом, только что пришедшим на ум.

— Так ты, получается, тоже Грача знаешь, — мрачно сказал он, — В штабе болтают, что хреновые у него времена, долго не усидит. А под сурдинку, родственников и хороших знакомых приобщают к военному ведомству. С пятнадцати тысяч государственной пенсии, сразу на сто. Вот Фантомас и подумал, что кто-то успел пристроить своего блатника на место его дядюшки. Ты ж натурально выглядел заправским проводником. Он-то не знал, кто там кого подменяет, и откуда ты вообще взялся, если я вас ещё не оформил? Естественно, спустил Полкана. Потом разобрался, повеселел.

— Думаешь, не узнал?

— Ха! Был бы ты начальством над ним, тогда без вопросов. А так... видел где-то, а где? Может вчера, на утреннем построении? Я тут, кстати, анекдот вспомнил. Почти в тему...

— Суконный! — закричали с соседней платформы. — В штаб! Сам вызывает!

— Вашу группу по месту прописывать, — на ходу пояснил тот. — Ладно, покедова... вскорости загляну...

Под сводами склада было всё так же весело. Гулкое эхо искало свободный угол. Трактор стоял под погрузкой, а Василь Ниолаевич — под раздачей.

— Вы дедушка обижайтесь не обижайтесь, но в следующий раз проедете мимо, — возмущалось креативное руководство. — Это не требование, а чёрт знает что и печать. Как представитель сторонней организации, арендующей собственность РЖД, вы должны были не ссылаться на внутренние приказы, а вписать то количество ящиков, которое ваше ведомство намерено нам оплатить. Вспомните школу, математику, арифметику. Купите тетрадь в клеточку. Там для таких как вы, таблица умножения проштампована...

— Сука! — возмущался потом проводник, — единственный раз вышла из-за стола, отлучилась на пять минут, и успела-таки у кого-то проконсультироваться. Всё теперь. Воду сливай! Уже и Курган вычёркиваем из списка. Если так дальше пойдёт...

— Зачем тебе левый уголь? — перебил я из чистого интереса.

Не думал, что Василь Николаевич так резко отреагирует:

— Тебе за секретность платят?

Я ещё "зряплату" не получал, только аванс. Поэтому и ответил без армейской конкретики:

— Сказали, что да.

— Мне тоже! — отрезал он. — Вопросы ещё есть? Нет? Тогда проследи за возвратом пустой тары. И перед начальством меньше отсвечивай. Особенно перед этой... зуб у неё на тебя.

Сволочь ты, думаю, Васька! Пусть теперь с тобой волки пьют! Мысленно сплюнул и отошёл. А то ещё люди подумают, что я его знаю.

И надо же, как бывает! Шага ступить не успел, и боженька его покарал. Огромная тётка возрастом за полтос схватила беднягу под локоток, и ну словесно казнить:

— Ты что вертухай творишь? Куда ты меня припёр?! — и через слово "мать-перемать!"

Членораздельно орёт, по дикции не скажешь, что пьяная. Синяк у неё на скуле — давнишний, отдаёт желтизной. Так он, как каретка у печатной машинки — вверх-вниз.

А этот в ответ что-то гундит, оправдывается. Так ему, гаду, и надо!

Ходил я, короче, по этой технологической площадке свадебным генералом. Неписи попались смышлёные. Что у меня, что у Васьки. Они разобрались без нас, что надо делать и как. Сами разбились на пары, распределили обязанности. По быстрому раскидали по сорок контейнеров в каждый тамбур, а всю "неучтёнку" — к штабным.

Этот момент меня удивил. Как, думаю, наш проводник будет её пропивать? Хотел было дело вмешаться в этот процесс, да вовремя передумал. Зол ещё был на него, и опять же, Суконный нарисовался с очередным анекдотом. Стал что-то буровить про русского, хохла и американца.

Я делаю вид, что слушаю, а сам Василь Николаевича взглядом ищу. Чтобы пришёл, разобрался. А он, значит, на прежнем месте с бабушкой-гренадёром толковище ведёт. И тут она ему с левой, да в рыло. И наповал! Ажник кроссовки рубчатой подошвой сверкнули, а писарь нить повествования потерял:

— О чём, — говорит, — я тебе только что рассказывал?

Я наобум:

— По-моему, что-то про инопланетян.

Он:

— Да? — и завис.

А их проводник:

— Мужики, помогите, пожалуйста, уголь в склад занести. Один не успею, напарник в наряде, а неписям сюда не положено.

Складом у нас служил переделанный почтовый вагон. Двери в него были заперты на сотню замков, столько же раз опечатаны, а на станциях следования, около них всегда выставлялся нуб с кобурой.

В общем, где-то конструкторы не рассчитали, где-то начальники не додумали, и ящики пришлось загружать через смежный переходной тамбур. Если б не мы, не знаю, что бы бедный проводник делал. А так встали цепочкой, и понеслась! Василь Николаевич подтянулся, Фантомас из укрытия вышел, взял на себя общее руководство:

— Работайтя, мужики, ить для себя стараетесь. В учебке уголёк пригодится. Учебка это не то, что вы думаетя. Это ещё хуже...

Глава 6. Четвёртый нуб

К нашему возвращению не было у жареного гуся ни крылышек, ни ног, ни хвоста, а в нашем купе не осталось свободного места для сна. Терентий с Черкашиным припухли внизу, мою верхнюю койку оккупировал Карп, а ту что, напротив — его "чемойдан".

На гражданке кому скажи, что бутылку "казёнки" впятером не осилили, женщины засмеют. А тут разморило бойцов! Мы, значит, с Василь Николаевичем жизнь за Россию кладём, а в тылу разброд и шатание: кто хочешь, зайди, что хочешь, бери. Кержак вон давеча говорил, что на аукционах пустой бутылке из-под "Смирновской" цену не сложишь. Не в каждом музее найдёшь. А тут с завода, под сургучом, натуральный продукт, целая треть! Да за такой раритет столько капусты могут отсыпать, что можно задуматься о покупке новой машины