Человек без прошлого

— Вот, как и обещал, — сказал Ларс и, с торжественным видом, выложил на стол небольшой металлический брусочек, состоящий из двух неравных частей, — вот такую удивительную штуку могут смастерить тринидадцы!

Хартманн озадаченно посмотрел на выложенную вещицу и, не увидев, в отполированном, до серебряного блеска, кусочке металла, ничего интересного, спросил, не скрывая своего разочарования:

— Ну и что это такое?!

— Не поверишь, мой дорогой друг! — Ларс говорил с особой напыщенностью, — но это тринидадское огниво! Огонь из него добывается легким движением одного лишь пальца!

Он, демонстративно щелкнул пальцами левой руки возле носа Георга, а правой подхватил со стола брусочек и, едва уловимым движением большого пальца, открыл верхнюю, меньшую часть бруска, оказавшейся крышкой. Взору изумленных Георга и Орлика открылось внутренняя часть брусочка, колесико и фитиль расположенный в нечто напоминающим миниатюрный раструб с боковыми отверстиями. Ларс, этим же большим пальцем, крутанул колесико и... сноп искр посыпался на фитиль. Тот в мгновение вспыхнул и зарделся ровным пламенем. Ларс закрыл крышку и открыл её снова, опять крутанув пальцем колесико. Он проделал так ещё трижды и всякий раз на фитиле рождался весёлый огонёк.

— Потрясающе! — не в силах оторваться от завораживающего зрелища протяжно произнёс Георг.

— Они называют её... — Ларс попытался произнести незнакомое ему слово по слогам, — за-ши-ка... за-жи-кал...

Орлик, понимающий немецкий язык с некой натяжкой, всё же разобрал о чём идёт речь и не смог сдержать саркастический смешок, вырвавшийся как бы сам собой.

— Зажигалка? — спросил он, четко проговаривая слово. Кристенсен ткнул в него пальцем и одобрительно закивал в ответ:

— Вот именно так, как говорит твой слуга!

— У нас, на скотном дворе, конюх Егорий так барскую кобылицу величает! — с ехидцей в голосе добавил Орлик по-русски.

Ларс, не понявший из сказанного ни слова, лишь пожал плечами в ответ и, постучав средним пальцем по корпусу зажигалки, продолжил:

— Тут внутри есть полость, в которую заливается земляное масло, правда тринидадцы очищают его, секретным способом, до такого состояния, что оно становиться прозрачнее самой чистой воды. Это масло пропитывает фитиль и тот загорается от малейшей искры.

— Гениально просто! — восхитился Георг.

— К сожалению, не так просто, — вздохнул Ларс, — у умельцев из Нойштадта сделать что-нибудь подобное так и не вышло.

— Но где ты достал подобное чудо?! — у Георга аж перехватило дыхание. Он загорелся идеей приобрести такую же вещь.

— О, в Гамбурге, огниво пришельцев, большая редкость! Из нового света их привозят не так много. Одним из постоянных скупщиков тринидадского товара является старый скряга Гауфберг из Нойштадта.

— Ах, как жалко, что тетушка Альма не догадалась приобрести что-нибудь из тринидадского товара в свою лавку! В последнее время торговля у неё идёт слишком вяло.

— Эх, дружище Георг, тринидадцы нечастые гости в Европе. Впервые они заявились сюда, в Гамбург, лишь год назад. Их товары из нового света доставляют в основном испанские купцы, — Ларс вдруг замолчал, оглянулся вокруг, а потом продолжил, но уже на пол тона тише, будто бы опасаясь, что его кто ни будь услышит со стороны, — поговаривают, якобы эти самые пришельцы из другого мира, испанцам свой товар, особенно самый редкий, ну, там карты, приборы навигационные, особо точные, даром отдают! А уж те цены-то и задирают, да торговцев, что голландских, что нормандских, любых, с торговых мест выдавливают!

— Зачем это испанцам-то?

— Так чтоб честной народ только их товар и брал, причём втридорога!

— А, какая с того выгода у пришельцев?!

— Как, какая?! У испанцев с ними союз! Да и прибылью делятся, наверняка!

— Тьфу, глупость! Дружище Ларс, вот ты старше меня, а веришь во всякую несуразицу!

— А я и не верю! То, не я, то люди болтают!

— А ты их слушай поменьше! Дай лучше посмотреть!

Георг взял из рук Ларса зажигалку, чиркнул колёсиком и уставился на мерно качающийся, на кончике фитиля, оранжевый огонёк.

— Так где такое чудо можно ещё приобрести? — спросил он приятеля, не отрывая взгляд от огненного язычка.

— На Ратушный рынок можешь не ходить, в пустую потеряешь время. Если хочешь приобрести такую вещь, то не поленись заглянуть в Нойштадт. Там, в самом конце Ремесленного переулка, в аккурат у нового вала, и находится лавка старого Гауфберга. Но учти, что стоит это чудо очень дорого. Дешевле чем за десять талеров он тебе её не продаст. Старик ещё тот скряга и скупердяй!

Примечание: 1) Струг — русское плоскодонное парусно-гребное судно, служившее для перевозки людей и грузов.

4

Гамбург являлся родным городом отца Георга Хартманна. Сам же он родился далеко от вольного города, на берегах небольшой реки Яузы, в Немецкой Слободе. Он был сыном успешного ткацкого ремесленника Хантца Хартманна, в поисках лучшей доли, прибывшего в Русское царство, по приглашению московского царя, на поселение, и простой русской дворовой крестьянки1 по имени Меланья. Его отец, за довольно короткое время, утвердился на новом месте, развернул ткацкое дело и уже через двадцать лет, проведенных на чужбине, он владел фабрикой с двумя дюжинами ткацких станков и около сотни наёмных рабочих. Ткань высокого качества он поставлял по государеву заказу в Рейтарский приказ и имел от этого неплохой доход. Хартманн — старший был не только вхож в государевы палаты, но и очень ценим царем Алексеем Михайловичем.

Свою мать Георг не помнил. По словам отца, она умерла, когда ему не было и года. С раннего детства, из-за постоянной занятости родителя, его основным воспитанием занимался дядька Фрол, приписной крестьянин2, приставленный приглядывать за дворовым хозяйстве отца. Старик, несмотря на своё простое и подневольное происхождение, был неплохо образован и умён. Где крепостной мог получить такое образование никто не ведал, сам же Фрол об этом рассказывать не любил, а Хантц и любопытствовал, ему было достаточно того, что этот крестьянин и за хозяйством умело следил, да и за сыном толково присматривал. Маленькому немчику, как, за глаза, называл его дядька Фрол, не запрещалось водить дружбу с детьми дворовых крестьян и маленький Георг этим активно пользовался. Он, как губка, впитывал в себя всё чему учила русская московская подворотня. Он был в весьма любознательным, разносторонним, но и задиристым ребенком. Орлик же, в их доме появился случайно. Его привёз Хантц Хартманн во время очередной поездки, по своим ткацким делам, на рынок, что находился на территории Китай-города. Там он и приметил полуголодного, облаченного в убогое рванье, мальчугана, выпрашивающего еду у всего честного люда. При этом, откуда он, толком сказать не мог, лишь твердил одно, как заведённый:

— Орликом меня кличут, дядечка, Орликом...

Хартманн — старший пожалел пацана. Быстро разобравшись, что мальчишка сирота, Хантц забрал его к себе и отдал на попечение всё тому же дядьке Фролу.

Георг и Орлик оказались сверстниками, при этом оба с неусидчивым нравом с авантюрными чертами в, по детскому взрывных, характерах, что быстро сдружило их между собой. Вместе они гоняли местную шпану и устраивали различные, не всегда безобидные, шалости, неизменно приводившие к неизбежным, суровым и не очень, наказаниям, правда, Орлику, как батрацкому отрепью, всегда доставалось батогов3 больше, чем Георгу, сыну ткацкого стряпчего рейтарского приказа. Вскоре Хартманн — старший, дабы приучить сына к порядку и послушанию отдал его, а за одно и Орлика, в приходскую лютеранскую школу и не пожалев на обучение сиротского мальчишки денег, так как считал, что Орлик, будучи образованным, будет более полезен его сыну в качестве слуги, да и изучение арифметики и немецкого языка для паренька не было бы лишним. Правда Орлик, в отличии от Георга, не проявлял особого рвения в учёбе, за что ему частенько перепадало розгами от сурового настоятеля.

Едва Георг достиг совершеннолетия, как отец задумался о женитьбе сына. Он придирчиво стал подыскивать кандидатуру на роль невестки. Но так как Хантц мечтал найти сыну кроткую лютеранку и обязательно из немецких девушек, то проходили месяцы и годы, а подходящей девушки всё не находилось. И оставаться бы бедному Георгу в холостяках ещё необозримо долго если бы не один случай, перевернувший внутренний мир молодого человека с ног на голову.

Поздней осенью 1672 года или нового 7181 года от сотворения мира, в Немецкую слободу, из Гамбурга, приехал дядя Ойген, младший брат отца Георга. Именно тогда он привез с собою одно письмо, для Хантца, от тётушки Альмы, их старшей сестры, вдовы мелкого лавочника Яна Зиверса. В письме говорилось о том, что тётушка Альма взяла на попечение дочь их общего друга детства, фройлен Урсулу. Родители её умерли года два назад от неизвестной, падучей болезни и девушка осталась одна. Затем тетушка расписывала её достоинства, ненавязчиво намекая на возможную помолвку Георга с этой кроткой и застенчивой девочкой. На Хантца Хартманна письмо произвело сильное впечатление, и он сразу же загорелся идеей отправить сына в Гамбург за невестой. Но, по большому счёту, не из-за этого, едва только стали отступать морозы, Георг, сопровождаемый Орликом, отправился в далекий Гамбург.

Дядя Ойген уже в первый вечер рассказал, собравшимся в гостиной у камина чете Хартманн, о поистине невероятных делах, творившихся по другую сторону большого океана, называемым европейцами Новым светом. О далёкой Америке юный Георг уже слышал, и кое-что знал, но знаний этих было непростительно мало. А дядя с упоением принялся рассказывать о появлении там таинственных пришельцев из другого мира, прибывших туда на по воле господа бога, на кораблях построенный не из корабельной древесины, как и положено, а из самого настоящего железа, идущих по морю без помощи парусов одинаково, как по ветру, так и против него. О чудесах ими творимые и чудесных вещах их руками деланные. Об артиллерии, такой мощной что единственным выстрелом одной только пушки топит любое судно на умопомрачительных расстояниях. А самое главное чудо — это огромные корабли, умеющие ходить прямо по небосводу и не падать! В это было невозможно поверить, но Дядя Ойген, в подтверждении своих слов показал нечто, по его словам, им лично приобретенное у пришельцев, вовремя их пребывания с торговой миссией в Гамбурге. Это были небольшой складывающийся нож, имеющий в себе не только лезвие, но и всевозможные пилочки, ложечку и даже маленькие ножницы, а также две подзорные трубы, странной конструкции, скрепленные вместе в одно целое. Когда Георг, с разрешения дяди, посмотрел через них в приоткрытое окно то только аж ахнул от удивления, этот прибор со странным названием — бинокль, так сильно приближал панораму, что казалось протяни руку и тут же ухватишься за ветку одиноко стоящей, далеко за оградой усадьбы, старой берёзы.

Хантц, впечатлённый рассказами и чудесными вещицами, показанные его братом, в свою очередь, поведал о том, что совсем недавно он нечто подобное уже слышал, в палатах у царя Алексея Михайловича на приёме новоиспеченных европейских послов. Но, присутствующие там же, думские бояре в пришельцев не поверили, посчитав всё это россказнями, и подняли иноземцев на смех. Послы же, слова свои, не смогли подкрепить ничем и, дабы избежать вынужденного конфуза, согласились с тем, что подобное может быть и неправдой, а люди, выдающие себя за пришельцев, попросту шарлатаны, дурящие честной народ. Позже Хантц попытался уговорить своего брата отправиться с ним к русскому царю и показать привезенные диковинки ему. Но Ойген отказался наотрез, справедливо полагая, что царь ему также может не поверить, как и иностранным послам и, как знать, может прибрать к своим рукам его удивительные вещицы. Как говориться, принять их в дар самолично. Кстати, именно из опасения, что при дворе царя всё же станет известно о нём и его 'артефактах', возможно, и не без помощи самого Хантца, Ойген спешно покинул Москву и убыл, по его же словам, в Восточную Пруссию.

Тут-то Георгу и пришла в голову замечательная идея предложить отцу отправить его в Гамбург, не только за невестой, но и с целью собрать побольше информации о пришельцах, о их чудных вещах. А там, чем бог не шутит, может с ними удаться познакомиться и, если получится, даже пригласить посетить Москву. Тогда то, царь-батюшка точно поверит, если это и вправду не россказни и байки. Хантц долго раздумывать не стал и с энтузиазмом согласился.

В Гамбург, до которого добрались без особых приключений, через город Вильно и порт Мемеля за два, с небольшим, месяца, они прибыли в самом начале мая. Не без труда нашли улицу Вдов, пересекающую предместье Крамерштубен почти пополам, на котором и располагался, принадлежащий тетушке Альме, дом с хозяйственной лавкой. Впрочем, поначалу тётушка отнеслась, к прибывшим гостям, излишне настороженно. Даже, прочитав письмо от отца Георга, её родного брата, не сразу впустила дом, а только лишь после наводящих и проясняющих вопросов об отце и дяде. Правда, несколько позже, она свою настороженность изменила на безоглядное доверие и полную доброжелательность. Георг же смог познакомиться с Урсулой, своей будущей невестой. Девушка, хотя и не была писанной красавицей, на была-таки недурна собою и сразу же запала в душу молодому человеку, но всё же не настолько чтобы тот забыл о главной своей миссии: узнать, как можно больше, о пришельцах.

Он вместе с Орликом принялся помогать тётушке Альме и Урсуле в лавке, а в свободное время разгуливал по городу, захаживая в различные трактиры и доходные дома, посещая многолюдные торговые площади и припортовые таверны. Таким образом собирая всё больше новых рассказов о таинственных тринидадцев. Но чем больше он слышал о них историй, тем невероятнее эти истории звучали. Георг, к своему сожалению, стал явственно осознавать, что многое услышанное им не более чем сказки и к реальности отношения, скорее всего, не имеют. В какое-то время он даже начал терять ко всему этому интерес, всё больше разочаровываясь, пока однажды не встретил Ларса Петера Кристенсена, который, непросто снова подогрел его интерес к пришельцам, а зажёг с новой силой желание постичь неизведанное.

Примечание: 1) Дворовые крестьяне (люди) — особый разряд крепостных крестьян, которых использовали в качестве домашней прислуги.

2) Приписные крестьяне — крестьяне, прикреплённые к мануфактурам без определённого срока.

3) Батоги — толстые прутья с обрезанными концами, употреблявшиеся в XV-XVIII веках в России для телесных наказаний.

5

Совершив утомительную, двухчасовую, пешую прогулку с одного конца города до другого, Георг и Орлик, всё же отыскали лавку старого Гауфберга. В дверях задерживаться не стали и отперев её вошли в довольно просторное помещение, разделенное массивным деревянным прилавком практически пополам. За прилавком, пространство от пола до потолка, занимали полки, заставленные разнообразным товаром. В стороне от полок, в правом углу, находился дверной проём, завешанный шторой, из которой, на скрип закрывающийся входной двери, вышел пожилой, приземистый человек в грязно-белой холщовой рубахе и в суконной жилетке серого цвета.