За остаток этого дня, проведенного в постели за душеспасительными мыслями, Джес утвердился в намерениях вести отныне самый праведный образ жизни, посвятить всего себя учебе и непременно закончить Академию с лучшими оценками на курсе. А все остальное... Все остальное — потом. Или вообще никогда. Джес рожден, чтобы быть солдатом и именно этому он должен посвятить свою жизнь. И надо научиться жертвовать, всем, что делает тебя мягким и уязвимым, всем, что сбивает с пути истинного и уводит от предназначения. Всегда необходимо жертвовать меньшим ради большего, ради великой цели.
— Прости меня, Элкси, — прошептал он в потолок, — Надеюсь, ты поймешь...
От величия момента на глаза навернулись слезы и Джес поспешил смахнуть их. Войдет еще кто-нибудь, увидит... Великим воинам не положено плакать, великие воины преодолевают препятствия с каменным лицом и никто не знает, как им бывает трудно и больно.
Элкси возвышенных мыслей не имел, и даже напротив, — ссора с Джесом как будто добавила адреналина в кровь, заставив ее бежать быстрее, заставив вспомнить и прочувствовать заново особенно волнующие моменты их взаимоотношений. По причинам совсем иного свойства, нежели Джес, он тоже долго не мог уснуть прошедшей ночью, вспоминая темные от ярости глаза любовника и печалясь о том, что все закончилось не так, совсем не так, как он рассчитывал. Элкси было совестно за свои мысли и за то, что вместо того, чтобы поддержать друга в сложной ситуации он поддался какому-то гадостному импульсу довести его до бешенства. Но в самом деле, разве не идиотство переживать из-за какого-то разбитого катера в то время, как бедный Элкси едва не рехнулся в ожидании прибытия его бренных останков? Эгоист чертов... Впрочем, вряд ли Джес подозревает, что в какой-то момент его здесь объявили мертвым. "Ты извращенец, Элкси, — говорил он сам себе, печально обнимаясь с подушкой, — Ты вечно все портишь... И Джес бы прав, когда послал тебя... Туда, куда тебе и дорога..." Может, попытаться объяснить ему теперь все? Джес не поймет. И не оценит. И возможно, разозлится еще больше. И будет, черт возьми, прав.
* * *
Генерал ничуть не кривил душой, когда пообещал перевернуть Академию вверх дном в поисках нарушений. Инспекция действовала грамотно, со знанием дела, легко разыскивая запрятанные в компьютерах файлы, вскрывая тайники, и изымая запрещенную литературу и головидео. Взыскания третьей степени сыпались горохом, как говорится — не ушел никто. Мрачный генерал расхаживал по комнатам курсантов и придирался ко всему, к чему только мог, ругался, грозил и обещал всевозможные кары. Досталось всем и преподавателям в том числе. Начальнику Академии было рекомендовано ужесточить дисциплину, руководитель практических занятий получил выговор за то, что не смотрит кого и в каком состоянии допускает до полетов. Под конец дня, после ужина, в те несчастные два часа свободного времени, остающиеся до отбоя, курсанты были согнаны в общий зал, где им была прочитана лекция, аккуратно рассчитанная на то, чтобы занять все оставшееся до отбоя время: о чести и достоинстве будущих офицеров, о безопасности полетов, об аккуратности, нравственности, трезвом образе жизни и прочее, прочее... Курсанты терпеливо слушали, они знали, что этот день принесет им мало приятного и заранее смирились с этим, как со стихийным бедствием, которое невозможно предотвратить, которое можно только пережить.
Когда инспекция отбыла, Академия еще долго пребывала в прострации не смея поверить в то, что все закончилось. Слай Теронт, впрочем, уверял общественность, что все прошло удачно. Что бы не наговорил Джес на допросе, он, видимо, вел себя правильно, и расположил к себе генерала.
Еще два дня Джеса продержали в лазарете, мучая обследованиями, Джес стоически сносил внимание врачей и на свободу не особенно рвался, понимая, что там его ожидает позорная экзекуция. В этом году еще никто из курсантов не получал взыскания первой степени — он будет первым. Джес готовился к казни и настраивал себя на торжественный лад, держась преувеличенно спокойно и с достоинством. Ребята приходили навещать его, все кроме Элкси, и Джесу каждый раз становилось грустно, хотя он и не желал признавать этого. Преодолеть искушение было для него делом чести, первым испытанием на тернистом пути, который он себе назначил, и Джес гордился собой, полагая, что у него получается.
Третьего дня, с утра, он был допущен к занятиям. Джес вышел в знакомый мир Академии с каким-то внутренним трепетом, он чувствовал себя так, будто просидел в заключении годы, и за эти годы в родных пенатах изменилось все. Потом он понял, что все действительно изменилось, но изменилось в нем самом. Как будто он внезапно стал взрослым, — мудрым и искушенным. Мальчишки жили своей незамысловатой жизнью, планируя какие-то очередные шалости и развлечения, придумывая новые обходные пути для получения передач с планеты, обсуждая, где бы устроить тайники, которые никто и никогда уже не найдет. Джесу ничего не было интересно. Он сидел за партой, изображая, что внимательно слушает учителя, и не понимал ничего из того, что тот говорил. На сей раз ему не хотелось спать, он не был переполнен посторонними мыслями и эмоциями, он просто был пуст и заброшен, как пыльный чердак, на который много-много лет не ступала нога человека. Ему не хотелось ничего, ни блестящий карьеры, ни подвигов, ни похвал, почему-то все это казалось теперь суетой и тщетой. Хотелось вернуться в госпиталь, лечь на кровать и закрыть глаза, и спать и не видеть снов, спать сутки напролет.
Элкси не смотрел в его сторону, пялясь в экран компьютера, как будто его очень интересовало то, что там отображалось. Джес понимал, что это к лучшему, что это полностью соответствует его собственным планам, и все равно было обидно.
А еще — эта экзекуция.
Джесу делалось дурно каждый раз, когда он представлял себе, как все это будет, когда его проведут между строем стоящих на вытяжку курсантов и разложат на холодной металлической лавке — специально придуманной и сконструированной для подобных мероприятий, повелев спустить до колен штаны. И потом всыпят. Тонкими гибкими розгами из какого-то странного бледно-розового материала, делающего их похожими на крысиные хвосты, оставляющими на коже полосы, подобные ожогам. Через несколько дней эти полосы пройдут, от них и следа не останется, но пока не пройдут — будут саднить так, что не сядешь. Двадцать ударов... Говорят, очень трудно удержаться, и не заорать. И все будут видеть это. Будут видеть, как ты корчишься от боли и слушать твои вопли. И всем будет неловко. Почти так же, как тебе, и все потом еще долго будут стараться избегать встречаться с тобой глазами и при этом будут всячески демонстрировать, что не придали случившемуся с тобой никакого значения и вообще уже ничего не помнят. Спасибо, господин генерал, большое спасибо за такую милость. В тот момент назначенное инспектором наказание казалось незначительным пустяком, а сейчас... Сейчас кажется, что лучше было бы вылететь из Академии!
Для проведения публичных экзекуций использовалось то же самое свободное время перед сном. Джес счел, что это и к лучшему, по крайней мере потом до утра можно будет никому не показываться на глаза. И еще — ночи вполне может хватить, чтобы удавиться.
Элкси с садистским упорством демонстрировавший равнодушие все эти дни, вдруг явился после обеда. Пришел как ни в чем не бывало, уселся на кровати. Джес подивился его наглости.
— Что-то ты так заходишь посреди дня, как будто мы с тобой лучшие друзья.
— А что, это не так? — картинно изумился Элкси.
— Ты понимаешь, о чем я...
— А, понимаю. Ты можешь особенно не переживать, в конспирации больше нет необходимости. Все про нас знают.
У Джеса не оставалось сил на эмоции, поэтому он просто сидел и смотрел мрачно.
— Я не знаю как они догадались, — беспечно продолжал Элкси, — Сначала скотина Аксел что-то такое начал намекать, потом Теронт явился уговаривать меня идти тебя уговаривать... Якобы ты послушаешь только меня, и больше никого. Я спросил Теронта: "Почему я?", а тот глазки потупил и молчит многозначительно.
Он ослепительно улыбнулся и пожал плечами.
— Да может оно и к лучшему, а Джес?
— Может, — вздохнул Джес, снова укладываясь на кровати и втискивая ноги между стеной и Элкси.
— Что-то ты какой-то пасмурный... Как перед казнью.
Джес поморщился.
— Тебя снова прислал Теронт?
— Эй! В тот раз я сам пришел! Теронт меня потом уже хотел подослать, а я не пошел, я ему сказал, что ты послал меня на хуй и между нами все кончено.
Джес хмыкнул.
— Чтобы он больше ко мне не лез, — вкрадчиво продолжал Элкси, — И в этот раз я тоже пришел сам. Просто решил, что хватит валять дурака... Джеси, ну посмотри на меня... Я по тебе скучал, мне было без тебя плохо. Очень. А тебе по фиг, да?
— Эл... мне не по фиг. Но давай мы как-нибудь потом об этом поговорим, а?
— Почему? — Элкси улыбнулся, — Сейчас самое время. Тебе-то что... Конечно! А я сгораю от ревности, в пору в петлю лезть!
Джес посмотрел на него удивленно.
— Рехнулся, что ли?
— Рехнулся... Тут рехнешься! Такое мероприятие намечается. Все уже просто в предвкушении. Я видел, как светятся глазки у Теронта и у Оргоша. Да и у скотины Аксела тоже! Они мне всегда завидовали, я знаю... Наверняка обсуждали между собой, почему ты выбрал меня, а не кого-нибудь из них...
— О чем ты?! — застонал Джес.
— А теперь, — жалобно продолжал Элкси, — Они смогут лицезреть то, что принадлежит мне и только мне!
— Да иди ты к черту! — возмутился Джес, чувствуя, что краснеет, — Ты издеваешься надо мной, что ли?!
Элкси старался быть серьезным, но глаза его смеялись.
— До того ли мне?! — воскликнул он, — Нет, ну вот представь, только представь, что на твоем месте был бы я. Что, неужели тебе было бы все равно, что все пялятся на мою задницу?
Джес с силой швырнул в него подушкой.
— Ты ненормальный! Совершенно чокнутый, ты знаешь об этом?
Элкси уткнулся в подушку лицом и изобразил рыдания.
— Из-за тебя теперь я все время буду думать... Тьфу! — Джес все еще пытался быть торжественным и мрачным, но улыбка неудержимо кривила губы.
— Ты не думай ни о чем, — сказал Элкси, отрываясь от подушки, — Или лучше — думай обо мне. Думай о том, что спустя всего лишь несколько часов, этой же ночью, я покрою поцелуями каждый рубец на твоей восхитительной заднице, и тебе больше не будет больно.
Джес зажмурился.
— Элкси, иди отсюда, я очень тебя прошу...
— До вечера?
Джес замешкался на секунду, а потом кивнул.
Элкси улыбнулся еще шире, и, прежде чем Джес успел ему помешать, чмокнул его в губы. Потом он ушел, довольный, как кот только что слопавший мышь, и Джес представил себе, как будут смотреть на него все, которые... Которые, оказывается, все давно знают.
— Ну и черт с ними! — пробормотал он, накрывая подушкой пылающее лицо.
И в мыслях и в чувствах его царил полный сумбур и теперь казалось ужасно глупым придаваться страданиям по поводу прилюдной порки. Гаденыш Элкси все опошлил. Джес невольно представил себе, как губы его ангела будут скользить по горящим, воспаленным рубцам и... на какой-то миг захотел быть выпоротым. Уже в следующий миг Джесу стало стыдно перед самим собой, он шепотом назвал себя извращенцем и, так как время перерыва подходило к концу, отправился в класс с тренажерами. Сегодня по программе был сложный бой, смоделированный по типу одного из сражений второй цирданской кампании, в котором войска Союза потерпели когда-то сокрушительное поражение.
— Давайте докажем себе, что учимся на ошибках, — с сарказмом сказал руководитель полетов, выразительно глядя на Джеса, — Все, надеюсь, читали отчеты аналитиков и представляют себе задачу? На сей раз этот бой мы должны выиграть. Аландер командует подразделением.
— Слушаюсь, господин офицер!
И спасибо за этот подарок. Ничто так не оживляет и не вдохновляет, как хорошая драка, как сознание того, что ведешь в бой войска и исход сражения зависит только от того, как ты будешь руководить действиями своих кораблей. Пусть пока эта драка не настоящая, вполне можно себе представить, что это не так, — что от тебя и только от тебя действительно зависит жизнь твоих друзей и безопасность твоей планеты.
— Мы живем войной, а война живет нами, — прошептал Джес девиз Кешанских наемников и надвинул шлем, — Подразделение, готовиться к бою! — сказал он по общей связи.
— К бою готов! — послышался первый возбужденный и радостный голос, вслед за ним прозвучали и остальные. Все шестнадцать. И последний, — насмешливый, семнадцатый, Элкси:
— К бою готов, мой адмирал.
* * *
Обстановка была торжественной, как на параде. Или — как на похоронах какого-нибудь значительного лица. Курсанты выстроились в две линии вдоль стен, лица у всех были каменными и глаза стеклянными. Всеми силами они старались показать, что их здесь нет, выражая тем самым солидарность с идущей на эшафот жертвой.
Джес, до того момента шествовавший на казнь с гордо поднятой головой, вдруг почувствовал, как кровь хлынула к лицу и смешались мысли. Он не мог пойти дальше, не мог стянуть штаны и улечься на скамью. Кто угодно может сделать это и ничего не потерять, но только не он! Не Джес Аландер! Он умрет в тот же миг. Перестанет существовать. Может быть, в его оболочке поселится кто-то другой, но это будет уже не он... Перед глазами все плыло и Джес сам не понял, каким образом ему удалось дойти до места казни. В какой-то момент он обнаружил себя стоящим у позорного ложа и тупо смотрящим на него.
— Не трусь, — услышал он тихий голос дежурного офицера, — Не ты первый, не ты последний. Сильно можешь не обнажаться, так слегка... Никто на тебя не смотрит... И не будет смотреть. Представь, что мы с тобой наедине.
Джесу невольно вспомнились похабные речи Элкси и он почувствовал себя совсем плохо. Ну все, хватит! Он рывком расстегнул форменный ремень, рухнул животом на скамью и уже лежа стянул штаны.
— Публичные порки унижают достоинство будущих офицеров, — неожиданно сквозь звон в ушах донесся до него голос покойного сенатора Сайгерона, — Это дикость и варварство! Вся галактика смеется над нами! Шестнадцатилетних парней, которые вот-вот станут командирами воинских подразделений, раскладывают на скамейках, как провинившихся малышей! Неужели фантазии не хватает придумать что-то другое? Если не хватает — обратитесь к опыту военных академий Галактического Союза.
Ох, сенатор, иногда к вашим словам стоило бы прислушиваться! Среди того бреда, что вы несли с трибуны, попадались и дельные предложения. Иногда.
Первый удар был таким неожиданным, что Джес едва не вскрикнул и едва не вскочил со скамейки, чтобы дать в глаз ударившему его. Пришлось крепче вцепиться в края ложа и сильнее стиснуть зубы. Нет, на самом деле было не так уж больно, просто... слишком уж непривычно, что ли? Еще один удар. Под веками полыхнуло алым. Вот ведь сволочь, бьет по поврежденной коже. Места ему мало, что ли? Джес закусил губу. Не хватало еще заорать! Мир сжался в крохотный комочек, в нем не было больше места размышлениям и нравственным мукам, единственно важным и жизненно необходимым стало попытаться определить на слух, куда метит розга и попытаться передвинуться как-нибудь так, чтобы она не попала по больному месту. Джес не считал удары и потому никак не мог определить скоро ли кончится эта пытка. Поэтому пытка кончилась внезапно.
