Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Третьим претендентом является наша разведка. — Видя, что генерал Зайцев пытается возразить, Андрей поднял руки в протестующем жесте. — Витя, я прекрасно понимаю, что твоё ведомство в этом не участвовало. Иначе ты бы об этом знал. Но ты можешь поручиться за своих конкурентов из наркомата обороны или Коминтерна?
Генерал Зайцев промолчал — возразить было нечего. Как ни пытался Верховный впрячь конкурирующие разведслужбы в одну упряжку, ситуация чаще всего напоминала небезызвестную басню дедушки Крылова — о лебеде, раке и щуке, которые пытались сдвинуть воз разведки, но чаще всего просто мешали друг другу.
— Я бы не сбрасывал со счетов и японцев. Им потрясения в Британской империи жизненно необходимы. А что может быть лучше гибели первого лица в государстве? — Продолжил Андрей. — Ну, и наконец, могли устроить покушение и сами боевики IRA. По собственной инициативе. Там собрались те ещё ребятки — отмороженные на всю голову. Из тех, кто вначале стреляет, а потом думает — нужно ли было стрелять.
— А самих англичан ты не считаешь необходимым упомянуть? — Подал голос молчавший до этой минуты Сашка.
— Да, Саш, ты прав. — Согласился полковник Банев. — Мог и кто-то из своих. Может быть те самые людишки, которым и поручено расследование.
— Получается как в сказке: "Пойди туда — не знаю куда, найди то — не знаю что", — подвёл итоги разговора генерал Зайцев.
— Дела такого рода или вообще невозможно расследовать, или же обнаруженная истина такая страшная, что её немедленно засекречивают, а всех посвящённых отправляют к праотцам. — Андрей был абсолютно согласен с генералом. Во всех громких политических убийствах второй половины двадцатого века истина осталась где-то за пределами официальных версий. Её не то что не пытались озвучить, от неё старательно бежали как от чумы. Ибо она была смертельно опасна для всех участвующих в расследовании. Упрямые дураки, не желающие этого понять, вскоре сами попадали в лучший мир, а их последователи не долго думая соглашались на многолетний "висяк", лишь бы не угодить под "несчастный случай", или не заработать "сердечный приступ".
— Насколько я понимаю, это не единственная причина твоего приезда? — Полковник Банев серьёзно посмотрел на генерала Зайцева.
— Ну конечно же, Андрей. — Улыбнулся генерал. — Я ещё хотел поздравить твою жену.
— Витя, я тебя неплохо знаю. — Возразил полковник. — Не надо мне парить мозги. У тебя на лице написано, что случилось что-то очень серьёзное.
Генерал погасил фальшивую улыбку, вновь придвинул к себе пепельницу и закурил, хотя в последние месяцы всеми силами старался избавиться от этой вредной привычки. Бросить совсем, естественно, не смог, но хотя бы ограничил свою дневную норму несколькими папиросами, вместо полутора пачек, выкуриваемых полгода назад.
— Да, Андрей, ты прав. — Виктор задумчиво оценил состояние потолка кабинета полковника Банева. — Но с разговором придётся немного подождать. Пока твои родственники не разойдутся.
Андрей согласно кивнул головой и повернулся к радиоприёмнику. Там как раз закончили перечисление взятых с боем населённых пунктов врага и захваченных в данных селениях и городах трофеев и пленных. Сколько в предоставленных цифрах было правды, а сколько пропагандистских преувеличений в точности не мог сказать никто. Разве что сам Верховный? Уж ему-то были известны самые достоверные цифры. Врать товарищу Сталину мало кто решался. После показательного суда над несколькими генералами, которые решили заработать орденов и званий, старательно преувеличивая успехи подчинённых им войск. В результате количество звёздочек на петлицах, а с января этого года на погонах, у этих товарищей поубавилось. Кто-то потерял одно звание, кто-то, особо бессовестный, два. А до остальных дошло, что докладывать наверх лучше правду. Врать непосредственному начальству чревато. Вот, если корреспондентам, то тем можно. Даже поощряется, но тоже не превышая некоторый разумный предел.
Поэтому верить сводке Советского Информбюро было можно, пусть и с некоторой натяжкой. В отличие от сообщений ведомства пропаганды доктора Геббельса, согласно которым за год войны немецкий Вермахт уничтожил ВСЮ Красную Армию, со всей боевой и небоевой техникой, по крайней мере раза три. Даже англичане повторяли весь этот бред сквозь зубы, признавая сомнительность этих цифр. Впрочем советские сообщения они отвергали напрочь, и если, всё-таки, что-то из сводок Совинформбюро передавали, то с непременным добавлением "если верить большевистской пропаганде", или по "непроверенным из других источников данным".
А московское радио начало трансляцию военных стихов. И начало с незабвенного "Василия Тёркина". Твардовский всё же послушал Сашку и принялся за цикл военных похождений простого бойца, не обременённого званиями и наградами. Стихи эти пользовались бешеным успехом. Их читали на радио, перепечатывали в газетах и журналах, и даже пытались снять фильм, но вождь запретил. Говорят, что ему не понравился сценарий, в котором немцы изображались полными недоумками и трусами. Автору данного сценария посоветовали посетить фронт, а потом переделать своё творение таким образом, чтобы оно хоть как-то соответствовало действительности и отражало тот настрой, который Александр Трифонович задал в своих стихах.
Читали на этот раз "Переправу", очень похожую на то, что было в реальности Андрея Банева. Вот, только речь шла не о форсировании безымянной реки на просторах Советского Союза, а о захвате плацдармов на Одере, имевшем место в феврале этого года. Дело было славным, но тяжёлым и кровавым. И даже подвиг, описанный в поэме, совершён был на самом деле. Связист одного из стрелковых батальонов вплавь пересёк реку, восстанавливая повреждённую связь. Толкал перед собой бревно с катушкой, раздвигая ледяную крошку, в которую превратился лёд в месте переправы от многочисленных разрывов. И даже звали бойца Василием, правда, не Тёркиным, а Иволгиным. Ему даже орден дали, и что самое удивительное — не посмертно. Выжил связист Иволгин, и действительно вернулся обратно на плацдарм. Но не вплавь. А ночью, на одном из плотов с подкреплением. Что, впрочем, не умалило его подвига.
За Твардовским последовал Симонов. За Симоновым Слуцкий. Потом ещё кто-то из не столь именитых поэтов.
Андрей ждал, теряясь в догадках, что же такого серьёзного произошло? Виктор панику зря поднимать не будет. А выражение его лица говорило о серьёзности случившегося. Возникла мысль поторопить родителей жены, но тут же погасла. Если бы дело было срочным, то генерал не остановился б перед вызовом к себе, или визитом в институт. Значит дело неспешное, хоть и серьёзное.
А на радио закончились стихи, которые с интересом выслушал не только Андрей, но и генерал Зайцев, и даже Сашка имевший непосредственное отношение к появлению в этом мире поэмы о "Василии Тёркине".
Из динамиков раздались первые аккорды и Андрей сразу узнал творчество Ивана Петрова. Только он один не боялся экспериментировать с набором инструментов, используемых для исполнения его песен. Андрей даже нарисовал ему ударную установку, появившуюся в СССР на много лет позднее. Петров долго всматривался в этот набор барабанов и тарелок, пытаясь понять, что же в нём особенного, но наконец просветлел лицом и улыбнулся. И сейчас на фоне аккордеона, скрипок, саксофона и трубы отчётливо проступал ритм барабанов. "Великая музыкальная революция" сдвинулась с мёртвой точки. Это уже похоже на ансамбли шестидесятых, пусть и звучит не популярный тогда твист, а что-то более привычное здешнему уху. Но продолжение музыки удивило даже полковника Банева, а Сашка победно поднял большой палец и улыбнулся. В мелодию настойчиво вплелась электрогитара.
Андрей создал первый её экземпляр ещё в декабре, продемонстрировал инженер-майору Егорцеву возможности её звучания, спел несколько песен, требующих именно этого инструмента, дождался неистовых восторгов и совсем собрался припрятать гитару до лучших времён, но Сашка бурно запротестовал против такого варианта развития событий. Заставил повторить концерт для Ирины и Алёнки. Спустя некоторое время смог протащить в режимный город оставшегося в Москве композитора Петрова и ознакомить с новым инструментом уже его. Иван Никодимыч выслушал всё это с отвисшей челюстью, повертел гитару в руках и даже повторил несколько аккордов. А затем Андрею пришлось выдержать два часа настойчивых уговоров инициативной группы в лице композитора Петрова, певицы Егорцевой и инженер-майора Егорцева. И только когда к ним присоединилась его жена Ирина, Андрей сломался и предоставил электрогитару в полное владение Петрова. И даже, по настойчивой просьбе всё того же Сашки, изготовил ещё несколько экземпляров. Естественно не сам. Нашлись желающие среди молодых инженеров и рабочих. Андрей только объяснил суть процесса и проконтролировал его. А уж составлением документации озаботились сами изготовители под руководством Сашки.
Итак, Ваня Петров решил рискнуть и использовать в своих произведениях весь модерн, показанный Андреем и настойчиво проталкиваемый Сашкой. До откровенной наглости ещё не дошло, по крайней мере ни один из любовных шлягеров 70-х-90-х пока обнародовать не решились. Но многие песни "Сябров" и "Песняров", как наиболее подходящие этому времени, Петров, с подсказки Андрея и, естественно, с разрешения Верховного, уже выпустил в большое музыкальное плавание. Вот и сейчас первую музыкальную композицию сменили "Дрозды", а затем "Берёзовый сок" всё тех же "Песняров". Говорят, что последняя песня очень понравилась самому товарищу Сталину, и вождь личным указанием запретил печатать критические статьи про неё. А критиков, точнее обычных завистников, у Петрова хватало. И не только среди коллег по музыкальному цеху.
Пытались поговорить с ним "по душам" некоторые деятели НКВД, обладавшие чрезвычайно обострённым "классовым чутьём". Причём появлялись эти борцы с "буржуазным уклонизмом" в советском искусстве с удивительным постоянством. Все они мгновенно попадали в разработку. А дальнейшая их судьба зависела от той степени искренности, и глупости, которую они проявляли при отстаивании своей точки зрения. Откровенных идиотов, искренне веривших в своё высокое предназначение по спасению душ соотечественников от тлетнотворного влияния музыки композитора Петрова, просто спровадили на фронт. Отдохнуть от тяжких трудов и подумать на досуге в окопах передовой линии. А вот парочку людишек, проявивших излишнее любопытство о судьбе певицы Егорцевой и её семьи, исчезнувших в неизвестном направлении, трясли более основательно. Следы любопытства, как и ожидалось, вели в английское посольство. Выслали очередного атташе по культуре, найдя подходящий предлог. Дождались высылки из Англии его советского аналога. И стали ждать следующего шага своих "заклятых британских друзей".
Черчилль так и не решился на открытый разрыв дипломатических отношений с Советским Союзом. Не сделал этого шага и Сталин. Между правительствами СССР и Великобритании с переменным успехом шла не прекращающаяся ни на минуту дипломатическая война.
Непрерывно обменивались нотами протеста. По малейшему поводу закрывались консульства и представительства. При тени подозрения высылались дипломаты. Неизменно вскрывалась дипломатическая почта. И денно и нощно глушилась радиосвязь. Периодически менялась обслуга. Постоянно случались "аварии" с электроснабжением. Единственная гадость, на которую ещё не решились в Лондоне и не повторили в Москве, так это отключение водопровода и канализации.
Концерт закончился как раз в тот момент, когда в дверь осторожно постучали. Андрей с Сашкой вышли из кабинета, выслушали все слова, которые положены при расставании с близкими родственниками, проводили родителей до дверей. Когда на лестнице стихли шаги, вернулись в квартиру. Сашка сразу устремился в кабинет, а Андрей вначале проверил, как отдыхает жена и потом последовал за ним.
— Как вы знаете, я только что из Крыма. — Начал генерал Зайцев, как только его собеседники вновь уселись за стол. — Чем я там занимался, вам тоже известно.
— А чем всё закончилось, товарищ генерал? — Проявил любопытство Сашка не имевший доступа к информации такой степени секретности.
— Ничем слишком хорошим или особенно плохим. — Усмехнулся Виктор. — Проблему на некоторое время решили, но разгрести всё это дерьмо до самого дна не смогли. Повязали смутьянов нижнего звена, а вдохновители мятежа исчезли за несколько часов до нашего прибытия. Их, конечно, предупредили. И предупреждение было отправлено из нашей конторы. И как мне кажется, с самых верхов.
— А я предупреждал с самого начала, что ничего путного из этой затеи не выйдет. — Вмешался в разговор Андрей. — Заключать какой бы то ни было договор с данными господами бессмысленно. Или мы решаем проблему с созданием Израиля собственными силами, или не берёмся за неё совсем. С господами из сионистских комитетов кашу не сваришь. Нужно выходить на еврейских боевиков в Палестине и решать вопросы с ними. А эти болтуны пусть надуваются от важности в Лондоне и Нью-Йорке сколько им влезет.
— Но предварительно неплохо бы их дискредитировать. — Отозвался генерал Зайцев. — А также лишить вооружённых сторонников.
— Вы больше себя дискредитировали этой маленькой гражданской войной. — Не согласился с ним Андрей, который знал подробности произошедших в Крыму событий. — Вы с вашим ведомством так и не сделали правильных выводов из моего доклада о "психологической войне", товарищ генерал. Я уверен, что все зарубежные радиостанции уже старательно воют о бойне, которую "дикие азиаты русские" устроили таким милым и безобидным представителям сионистских комитетов.
— Да какая там бойня. Пятеро убитых с нашей стороны и трое со стороны нашего противника. Остальным просто прикладами по спинам надавали. И никаких русских там не было. Наводили порядок солдаты Первой и Второй бригад Еврейского корпуса.
— Это ты, Витя, знаешь правду. Знают в Кремле и твоей конторе. Есть, конечно, и другие посвящённые. А что известно остальным? — Продолжал гнуть свою линию Андрей. — А ничего! Наши идеологи, как всегда, постараются умолчать эти события. А вот там! — Андрей показал указательным пальцем на запад. — Там воспользуются вашим молчанием и набрешут в три короба при первой же возможности. И потери умножат в сто раз, и пытки с казнями придумают, и всех оставшихся в живых на Колыму отправят.
— Да кто же поверит в этот бред? — Удивился Сашка.
— Сейчас может быть и никто. — Ответил ему Андрей. — Но пройдёт лет тридцать и весь этот бред станет непререкаемой истиной. Потому что его будут повторять по десять раз на дню, напишут кучу исследований и диссертацией, найдут "чудом выживших" очевидцев, вдолбят такое видение событий в головы обывателей. И всё! Потом можно сколько угодно опровергать этот бред. С документами, цифрами, фотографиями. Обыватель всё равно не поверит.
— Уж слишком мрачную картину ты нарисовал. — Не поверил Сашка.
— Я, товарищ инженер-майор Егорцев, всю эту технологию в действии видел, когда наследники господ из этих комитетов историю моей страны переписывали. — Продолжил убеждать своих друзей Андрей. — Вначале появляется какой-нибудь поганец со статейкой "А вот я слух слышал...". Потом второй поганец всё это повторяет, но уже слово слух выкидывает. Далее третий из этой "славной" компании вносит эту мерзость в очередное "историческое" исследование. А следом поехало. "Историк N утверждает...". "Несомненно, что именно так всё и было...". "Только откровенные глупцы сомневаются в том, что...". Всё! Историю вывернули наизнанку. Белое сделали чёрным. Героев ославили подлецами. А мерзавцев возвели в ранг "совести нации" и "спасителей отечества".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |