Возьмите нас в стаю

Раньше Тим не подозревал за Айрин такой эмоциональности. Но, с другойстороны, обстоятельства...В несколько шагов она пересекла коридор и бросилась ему на шею.Найджел бесшумной рысью следовал за ней.Вдруг Джек тихонько зарычал сзади, и даже со своей ограниченнойчувствительностью Тим почуял: псу что-то не нравилось. Что-то очень,очень не нравилось...Скорее повинуясь интуиции, чем сознательной мысли, Тим отстранился -и удар ножом пришелся по боку его куртки. Однако другой рукой Айринуже выхватила пистолет.Сбоку прыгнул Найджел — Тим услышал лай, рык и грохот: кто-то,то ли Баум, то ли Бергман, вскрикнул. Он знал, хотя и не видел этого,что собаки, сцепившись клубком, покатились по полу. Найджел былкрупнее, видимо, злее; но Тим сейчас не мог позволить себе отвлечьсяна них, потому что пистолет Айрин был направлен ему в грудь, а егособственный пистолет он только что убрал в кобуру. Глупость, конечно,и та же Данилова наверняка не допустила бы этой ошибки...Прежде чем он сообразил, что делать, Айрин ослепительно улыбнуласьему, отвела пистолет в сторону и выстрелила между Тимом и стеной.Сзади закричали — теперь точно Баум, потому что идиш. Тим этотязык не понимал, но различал на слух.Кто-то упал.Айрин развернулась и исчезла за поворотом коридора, прежде чем Тимуспел-таки достать свой пистолет. Найджел косматой черной теньюметнулся за ней.Тогда Тим обернулся.Лена Баум с удивленным лицом сползала по стене, оставляя на нейкрасный след, и силилась что-то сказать, а оброненные ею сумки содеялами и аптечкой валялись на полу.Ее муж пытался поддержать женщину и нес какую-то чушь. Первым порывомТима тоже было схватить Лену, но что он мог сделать? Он нихрена непонимал в медицине, уж точно меньше Баума, однако ему было ясно, чтоАйрин зацепила Лену почти в центр грудной клетки — смертельно.Если бы под рукой была реанимационная бригада или криокамера, ещеможно было бы что-то придумать, а так...Его больше интересовал Джек: тот тяжело дышал, на одном боку у негокраснело. — Дружище, ты как? — Тим схватил пса за шею, провел побокам, ощупывая. Джек словно бы передавал "ничего серьезного, царапина",но за этой бравадой Тим чувствовал страх. Так что, может... Да, царапина. Неприятная, нужно бы зашить, но к счастью, толькоцарапина. Почему же Джек боится?Впрочем, не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Джекбоится Найджела. Волкособ был значительно крупнее служебной овчарки,вполне вероятно, что лучше тренирован: Последние годы Тим регулярноводил Джека на специальную площадку, но Найджел-то фактически состоялна действительной! К тому же, Найджел был, кажется, моложе: Джекусравнялось восемь лет. Для джековой породы (элитная служебная ?4) невозраст: они живут до двадцати лет, и только последние три-четырегода становятся слишком стары, чтобы активно драться; чаще всегособаки в этом возрасте обучают щенков. Но Найджелу было, кажется,года четыре, он бурлил нерастраченной энергией юности.— Опыт, партнер, — пробормотал Тим. — Жизненныйопыт тоже должен чего-то стоить.Но сам он этой уверенности не испытывал: его тоже охватил страх заДжека, который Тим постарался запихать поглубже. Им всем сейчасстоило бояться за себя. В этом адском лабиринте, мешанине из лестници коридоров, теперь бродила как минимум одна прекрасно тренированнаясумасшедшая (или диверсантка? или и то и другое?).— Все, — безжизненно произнес Баум, на сей раз наанглийском, а не на идише. — Умерла. Умерла, пока вы там сосвоей собакой... — голос его поднялся до визга.— Он мой друг, — ответил Тим, поворачиваясь и глядя набезжизненную Лену, сидевшую, посаженную у стены. — И он жив. Амы горевать будем потом, сейчас некогда. Берите аптечку. Бергман, выберите одеяла, холодает, они могут нам пригодиться. И пойдемте.Будьте вдвойне осторожны: теперь у нас нет врача.— Теперь у нас ничего нет, — сказал Баум и добавил что-тона идише. Что-то про бога, кажется.

* * *

В детстве часто играют вот так: закрывают кому-то глаза и заставляютходить кругами. Холодно, горячо... Иди сюда, нет, сюда.Перепрыгни: здесь препятствие. Теперь нагнись, тут ветка...Суть игры в том, чтобы доверять другим. С самого раннего возрастамалыши учатся понимать друг друга, полагаться друг на друга. Интересно, какие игры у сорохов?Этот черный мешок на голове совсем не походил на игру. Он уже промокизнутри от ее дыхания и пота и все время угрожал прилипнуть к носу.От того, что Тэна не могла хотя бы поднять связанные руки и поправитьего, в ней поднималась неодолимая паника. Только огромным усилиемволи ей удавалось не дать этой панике прорваться слезами или дрожью вголосе.— Вы заблуждаетесь на их счет, — Тэна старалась говоритьспокойно, но знала: по-настоящему ей не удается подавить боязнь, онатранслирует ее на всех частотах. — Вы их не знаете.— Это вы заблуждаетесь, — Первый опять повысил голос. -И вы зря боитесь. Мы вас не тронем. Мы просто не хотим, чтобы вывидели наши лица или сняли слепок нашей психики. Тэна ничего не ответила.— Я чувствую, что вам неудобно, — продолжил Первый. -Простите за эту меру. Но я сейчас...Раздался шелест одежды — он протянул руку и поправил мешок,отлепив его от лица. Тэна инстинктивно глубоко вдохнула: в легкиевошел неприятный запах грязеотталкивюащей пропитки. Ну точно, кто-тоновую обувь покупал, а мешок остался.Было странно думать, что до атаки на посольство один из этих людейзашел в обувной магазин.— Вы не понимаете сорохов, — повторила Тэна. — Вамкажется, что вы что-то докажете, если вы вкололи кому-то наркотик! Ноподумайте сами. Ингибитор подавит их социальные нормы, ихобщественные устои, высвободит подсознательную агрессию. Но то жесамое можно проделать с любым разумным существом. Со мной. С вами.— Да, — благосклонно согласился голос. — Но подсоциальными нормами и общественными устоями у нас останется то, начто они опираются: основа психики любого разумного существа.Стремление к миру, к компромиссу. Шемин-мингрели, салафодиаки,тераны, даже такие неразвитые расы, как арлашоки — все мы будемдраться только тогда, когда исчерпаны все другие варианты. Сорохобратится к насилию в первую очередь. Это у них в крови. — Но не делает ли это их лучше, чем нас? — тихо спросилаТэна.— Что? — не понял тот.— Вы принадлежите к какой-нибудь конфессии?— Я робуш.— Я тоже, хотя я давно не совершала обрядов... Помните,что сказал наш Господь, когда ему предложили три цветка? Всегодрагоценнее тот, что возрос на каменистой почве. Так и сорохи. Некажется ли вам, что как бы ни была уродлива их цивилизация, то, чтоони создали ее и умудряются жить в относительном мире друг с другом,несмотря на свой геном, — их величайшее достижение? Не кажетсяли вам, что нам стоит у них поучиться? — Софистика! Они не дорожат жизнями, ни своими, ни чьими либоеще, так как можно ставить их на одну доску с нами?— И этими воображаемыми досками вы готовы заколотить вселеннуювокруг нас... — пробормотала Тэна. — Достойноеповедение, ничего не скажешь.— Знаете что? — устало сказал Первый. — Помолчите.А не то мы вам и рот заткнем.

* * *

— Переноску придется оставить, — велел Тим. — Если температура еще упадет, Шаттен5может замерзнуть во сне, — сказал Баум. — Я только чтопотерял жену! Не просите меня бросить подопечного.— Тогда ему повезет больше, чем нам, — резко ответил Тим,— потому что мы замерзнем на ходу. Идемте, Фридрих. Есливыживем, мы его заберем."Если найдем, конечно", — подумал он.И тут же устыдился. Если бы Джек был ранен серьезно, предложил бы Тимего бросить? Раненых товарищей в десанте не бросают, волокут допоследнего, рискуя сгинуть самим. Собаки, люди, кошки — все этожизни, которые надо спасать. Этот кот — друг Фридриху Бауму,точно так же, как Джек друг для Тима... ну ладно, не так: кошкивсе-таки куда глупее собак и что в них хорошего, Тим не понимал. — Я возьму теплые вещи, — сказал Бергман. — Вы менясовсем разгрузили.— Потому что у вас пистолет.— Я перекину сумку за спину, и она не помешает стрелять. АФридрих пусть несет кота и аптечку."Гражданские, — подумал Тим. — Все посольствоукомплектовано людьми с боевым опытом, даже один из наших поваровслужил в добровольческой полиции на Марсе, и мне достались теединственные, у кого никакого опыта нет!"Кошки, собаки, люди... У Тани есть ее птица, которая ходит заней всюду. Глупая птица, что-то вроде гуся, тоже белая такая, сдлинным клювом, только концы крыльев красные. Таня ее за что-тообожает. Психоэмпатическая связь. Кошки тоже способны напсихоэмпатическую связь, если верить ученым, только командовать имисложнее, чем собаками. Если Фридрих сейчас оставит кота, он, можетбыть, совсем расклеится. Да и не такое уж тяжелое животное,килограмма четыре или пять...— Хорошо, — решил Тим. — Тащите Шаттена дальше.Но далеко тащить не пришлось: два поворота и один коридор.— Стоять! — услышали они грозный окрик.Тим не узнал голос, только то, что он был женский и выше, чем у Айринили Даниловой, но остановился. Перед ними было что-то вродебаррикады: фикусы в горшках (Тим подумал, что они обязательно вскорезамерзнут), перевернутые стулья, даже небольшой диванчик. Надбаррикадой покачивалось дуло У-238, такого же, как у Тима.— Это я, Тим! — крикнул он. — Со мной Фирдрих Бауми Александр Бергман. Айрин уже попалась навстречу, она убила Лену иранила Джека, моего пса.— Я помню, как зовут твою псину, Крюков, — довольно резкоотозвался голос. — Бергман, как Тимофей, в порядке? Не пыталсявас застрелить?— В порядке, — ответил Бергман.— А почему вы спрашиваете его? — не понял Баум. -Почему не меня?— Потому что Александр — самый здравомыслящий человек извсех в этом посольстве, — ответил голос, — а вы, Фридрих,трус. Если Крюков слетел с катушек, он мог вас запугать. Ну ладно,проходите.Один из стульев и фикус в горшке был отодвинут, и их маленькойгруппке удалось протиснуться за баррикаду. Женщина, стольповелительно говорившая с ними, оказалась Ренатой, о чем Тим ужедогадался при слове "псина". Мейснер не любила собак.Сама она раньше держала кошку, которая отравилась чем-то и умерланезадолго до прибытия Тима.Тим никогда не слышал у Ренаты таких повелительных интонаций: онавсегда говорила с иронией и намеком на флирт. Теперь она совершеннопеременилась, он едва узнал ее. На лице ни грамма косметики, вместоэлегантного костюма — бесформенный свитер, теплые брюки иботинки, волосы, обычно элегантно уложенные, скрыты под лыжнойшапочкой. Внезапно Тим разглядел, что Рената значительно старше него.До сих пор она казалась женщиной без возраста.— Ты что, теперь за главного тут? — спросил у нее Тим.— Номинально у нас старший Крейн, но он сидит и переживает, -пожала плечами Рената. — А Данилова?— Айрин ее ранила. Я нихрена не понимаю в медицине, но Лейлаговорит, что дело серьезное. Да, еще Айрин убила Саида, охранника.— Я знаю, кто это, — кивнул Тим.В посольстве было три официальных охранника — брат и сестраЛейла и Саид и третий, Чу. Фамилий их Тим, честно говоря, не помнил.— Мы перекрыли коридор. Я охраняю баррикаду с этой стороны, Чус другой. Остальные вон, в библиотеке, — она махнула рукойдальше по коридору.В маленьком помещении библиотеки (четыре компьютерных терминала, столи полка с изданными на бумаге томами конституции Земной Конфедерации)действительно собрались все... Во всяком случае, все, ктоостался. Оба повара, Крейн, который сидел у стенки со своем геккономна коленях, посол Вонг с женой (и их болонка Грасси в комбинезончике,дрожащая, как осиновый лист), Белое Перо, который как ни в чем нибывало спал на полу, сунув под голову поролоновую подушку....Наконец, Данилова, которая лежала на полу, укрытая одеялом. Рядом сней возилась Лейла, кажется, пытаясь соорудить что-то вродекапельницы из подручных материалов. Логично: Лейла имела начальнуюмедицинскую подготовку.Тим обвел глазами эту картину. Все выглядели растерянными,подавленными. Линда Вонг, кажется, только что плакала, Крейн был награни истерики. Пепельное лицо Даниловой почти сливалось с полом, накотором она лежала.Один плюс: из-за обилия людей в комнате тут оказалось значительнотеплее, чем в коридоре. Что ж, они всегда могут сбиться в кучу, каковцы. Воздуха им хватит на несколько дней. И даже продуктов -если добраться до кухни и кладовой. А уж за несколько дней ихобнаружат.Если бы не бегающая снаружи психопатка... И не тот факт, чтоДаниловой, кажется, срочно нужна квалифицированная помощь. Едва лиони смогут оказать ее здесь.Тим принял решение.— Господин Вонг! В чрезвычайных ситуациях командование личнымсоставом посольства переходит к Екатерине Даниловой, не так ли? -громко спросил Тим посла.— Да, полагаю, что так, — довольно сухо ответил он. -Хотя мое слово остается решающим в политических ситуациях.— Также в чрезвычайных ситуациях я перехожу под командованиеДаниловой после всех ее атташе, не так ли?— Да, согласно штатному расписанию.— Ну вот. Один из ее атташе мертв, я его нашел. Другая,фактически, дезертировала. Значит, я принимаю на себя командование вчрезвычайной ситуации. Возражения есть?Тут Тим ступал на скользкую почву. На самом деле и Крейн, и дажеРената ушли в запас в более высоком звании, чем Тим. Но Рената,несмотря на весь свой боевой дух, не была строевым офицером, а потомуне имела права брать руководство в боевых ситуациях. Крейн же,похоже, не имел такого желания.— Командуйте, юноша, — Вонг приподнял брови. -Было бы чем. — Вот сейчас и выясним, — Тим развернулся к Бауму иБергману.— Фридрих, смените Лейлу у Даниловой, посмотрите, что можносделать с нашими ресурсами. Вы, кажется, имеете квалификациюмедбрата?Фирдрих кивнул и бережно поставил переноску на пол. Руки у неготряслись, но он, вроде бы, в достаточной мере владел собой.— Лейла, а вы идите, смените Ренату. Она нужна мне здесь. Онавладеет информацией, которая может нам пригодиться.— Какой информацией? — спросил Вонг.— Информацией о свертывании пространства. Она собирала данныепо этой технологии для других своих работодателей. Вы, верно, знаетео них, посол.Посол только хмыкнул.— Ну, вот это тот случай, когда подработка нам пригодится.

Глава 14

Тэна попыталась прижаться подбородком к груди — так, кажется,ей удавалось зацепить немного свежего воздуха из-под края мешка.Становилось чуть полегче.В детстве она очень гордилась своими волосами: не у многих быливолосы. Это показывало, что она потомок и шеминов, и мингрелей,настоящая представительница своего народа, плод дружбы и союза. Носейчас от волос было одно неудобство: они прилипли к голове и ко лбу,с коротких прядей тек пот, раздражая кожу.— Можно мне еще сказать? — спросила она мрачно.— Ты думаешь, что нас переубедишь? — язвительнопоинтересовался Второй. — Вот мы на это все пошли, и тыразговорами заставишь нас передумать! На это та рассчитывала? Тактолько в фильмах бывает.Тэне было стыдно признаться, но она не знала, на что онарассчитывала. Ее влекло какое-то лихорадочное желание понять,докопаться до истины, подобраться ближе. Может быть, все оттого, чтоей не было по-настоящему страшно? В смысле, ей было не страшноумереть, она с самого начала думала, что опасность для нееминимальна...И тут Тэна впервые испугалась. Не за себя — за сорохов. Для неевсе это, может быть, интеллектуальное упражнение с манящим привкусомопасности, но ни-то по-настоящему рискуют своими жизнями.— Я преподавала в университете, — сказала Тэна, облизавгубы. — Мои группы всегда собирались полностью. Вам не будетскучно.— Пусть ее говорит, — сказал Первый. — Все равнозаняться нечем."Нечем? — удивленно подумала Тэна. — А кто жеследит за приборами?"Но спросить она об этом не спросила.— Я думала вот о чем, — хрипло проговорила она. -Сколько вы знаете рас, которые жили на одной планете, но в космосвышли по отдельности? У которых свои отдельные корабли, своиотдельные базы...— Точно препод! — хмыкнул Второй.— Предположим, я таких не знаю, — Первый не сталвыпендриваться, но ответил. — Даже если по какому-то стечениюобстоятельств на одной планете существовали две космическиепрограммы, например, в разных странах, все равно выйдя в космос кудапроще объединиться. Для одного государства строительство космическихкораблей и исследование дальних планет почти непосильная ноша наранних этапах развития технологий, никто не дурак истощать своиэкономики.— Я знаю одну такую пару рас, — поправила его Тэна.Тяжело было говорить, не видя аудитории, но она прикрыла глаза ипредставила, что находится на своей кафедре, перед лекционнымэкраном, на который выведены изображения всех учеников в ее группе. -Синтро-куаны.— А! — воскликнул Первый. — Да, помню, в школепроходили. Но они ведь объединили свои космические программы, когдавстретились в космосе, разве нет?— Вы путаете. Это галлоры объединили свои космическиепрограммы, когда встретились в космосе. Но галы и лоры знали осуществовании друг друга, хоть одни жили на дне океана, а другие насуше. Испокон веков корабли галов тонули, попадая в придонный мирлоров. Они брали с этих кораблей строительные материалы для своихдомов, пищу для своих детей и драгоценности для своих правителей, апотом славили богов поверхности за щедрые дары. И отправляли наверх ввоздушных пузырях съедобные водоросли и прекрасные ткани, которыелюди поверхности вылавливали, благодаря богов глубины...— Да, красивая история, — перебил ее Первый. — Явсегда любил этот рассказ в учебнике за первый класс. Потом у нихпоявились машины, они наладили общение друг с другом, все дела...К чему вы ведете?— Погодите, заинтригую вас еще, — Тэна улыбнулась, хотяпод мешком этого видеть, конечно, было нельзя. — Синтро-куаны -два других народа. Синтро тоже жили на суше, куаны под водой, наогромной глубине. Синтро не ходили по морям, потому что на их планетебыл только один материк. Куаны не стремились на сушу, потому что незнали, что на ней может быть что-то для них полезное. Наконец оберасы вышли в космос, но выбрали для исследования разные луны своейпланеты. Лишь через несколько лет космических исследований расызаметили чужие корабли на радарах и приняли друг друга заинопланетян. Далеко не сразу они разобрались, что пришли с одной итой же планеты. До сих пор у них отдельные корабли, и даже вСодружестве они занимают два кресла: уж больно это разные народы.— Действительно, забавно, — проговорил Первый. — Нуи что дальше? Все хорошо, что хорошо кончается.— Если кончается хорошо. Только представьте, синтро и куаны неповерили бы друг другу. Каждая раса решила бы, что другая обманываетее, чтобы отнять у нее родной мир. Они могли бы устроить войну зауничтожение, а Содружество еще тогда их не знало. Мы бы не могли импомешать.— Такого не могло быть, — спокойно сказал Первый. -Разумные существа не могут не найти общий язык. Они ведь не сорохи.— Насколько хорошо вы знакомы с историей сорохов?— В общих чертах.— Теперь представьте, что у них в рамках одной-единственнойрасы было две разные страны, которые осуществляли космическиеисследования! А потом появились коммерческие компании, каждая изкоторых осуществляла эти исследования отдельно! Потом другие странытоже захотели создавать свои корабли и станции — все отдельно.Они немного сотрудничали между собой для строительства станций испутников, но об общих теоретических исследованиях и речи не шло. Ихпервая колония на другой планете представляла собой четыре анклава,которые едва общались между собой, и поставки для них делалиськораблями двух разных конструкций и типов.— О чем я и говорю! — с мрачным торжеством сказал Первыйголос. — Они даже между собой не могут договориться, что ужговорить о прочих.— Они договорились между собой! Они создали общееправительство, они объединили ресурсы и построили корабли, способныесворачивать пространство и время! Им понадобилось для этого большевремени, но они это сделали. Вопреки своей биологической природе.Разве вы не понимаете, что это тот самый урок, который необходим нам— научиться преодолевать себя, идти против первобытныхинстинктов? Нам-то никогда этого делать не приходилось, мы моглируководствоваться своими инстинктами!— Ну и дальше прекрасно с их помощью проживем, — хмыкнулПервый. — И мои инстинкты говорят, что мы должны защищатьслабых и не спускать тем, кто их обижает. Если Совет Содружества нехочет вступиться за безголосых партнеров, кому, если не нам?— А вы не думали, что у сорохов тоже есть партнеры срединеразумных зверей?— У них не может их быть.— Они способны на эмоциональную связь! Я сама это видела. Ядаже... — Тэна сделала глубокий вдох, но стало толькохуже: закружилась голова, слишком много в мешке было углекислогогаза. — У меня даже возникла такая связь с одним из них. Этовозможно.— Вы принимаете желаемое за действительное, — уверенносказал Первый. — Обманываетесь. Такое бывает с учеными.— Я могу вам показать, — предложила Тэна. — Хотите?Нужен тактильный контакт.— Нет, — хмыкнул Первый. — В фильмах обычно послеэтого герою удается освободиться. — Для главной героини она слишком тощая, — критическизаметил Второй.— А вот грубить не надо. Прошу прощения, — сказал ПервыйТэне. — У моего друга дурной характер.— Я заметила, — сухо ответила Тэна.Больше от отчаяния, чем повинуясь какому-то серьезному плану, онаначала передавать в пространство, без всякого тактильного контакта.Вот она встречает Тима среди метели и пугается его; вот он стыдит ееза этот страх; вот его пес смотрит ей в глаза, и в простом собачьемразуме Тэна читает и обожание, и восхищение, и верность; вот ледянойкрай спуска скользит и скользит мимо них, а солнце бьет в глаза...Но это все, конечно, оказалось бесполезным.Только в фильмах к чему-то приводит.