Эпик Московского уезда

За день до отъезда они с урядником стреляли в тире, и у него очень даже неплохо получалось — выбил семьдесят из ста. Но за всей суматохой совершенно забыл спросить о том, где лучше держать револьвер в одежде. В конце концов, решил положить во внутренний карман пиджака. И достать можно быстро и вроде не мешает, но пока добрался до вокзала, отбил им все рёбра с левой стороны. И вот теперь нужно срочно, пока никто не видит, искать "кобыле" новое место. Попробовал в карман брюк — получалось слишком заметно. Что делать?.. Промучившись минут пятнадцать, Алексей решил положить оружие в саквояж, который взял с собой. Пока едет в поезде, он всегда под рукой, а потом что-нибудь придумает. Кроме револьвера в саквояже были: смена белья, самые необходимые криминалистические инструменты, книжка по электротехнике, бритвенный набор и завернутый в холщёвую тряпицу обед, собранный Серафимой.

В приоткрытую фрамугу врывался чудесный, ни с чем не сравнимый запах паровоза, отчего мерещились неизведанные страны с кровожадными дикарями, скачущими за поездом. В бронированном вагоне состава хранится золото их жрецов, и решающая битва ещё впереди...

Примерно через полчаса в купе заглянули обер-кондуктор и контролёр для проверки билетов.

— Добрый вечер, господин Рябичкин, — сказал контроллёр, взяв билет, — Мы рады видеть Вас на Николаевской железной дороге. Ваш билет в порядке. Паспорт можете получить у меня по прибытии в Санкт-Петербург.

— Благодарю Вас. Скажите, а вагон-ресторан в поезде имеется?

— Да, конечно. В нашем ресторане отличные повара и прекрасная кухня. Он находится в конце состава, — с этими словами железнодорожники вышли.

Алексей рассчитывал съесть еду, приготовленную Серафимой сегодня, а на следующий день воспользоваться услугами ресторана. В Петербург он приедет только завтра днём, поэтому надо будет подкрепиться.

Билет спрятал в карман, освободившийся от револьвера. Его оформили на телеграфиста Рябичкина из Москвы. Ещё день назад вместе с Купавиным и Штольценом решили оставить такую "легенду" для большей достоверности. Мол, едет поступать в Технологический институт. Тем более, что отчасти так оно и было, и меньше вероятность проговориться.

Остаток вечера Алексей провёл, наблюдая в окно и уничтожая продуктовый запас. Паровоз набрал ход, и пейзаж всё время менялся. Картину окраины крупного промышленного города заменили бескрайние русские леса и поля, перемежающиеся серенькими деревеньками. Крестьяне возвращались с полей домой, некоторые что-то везли на телегах. Тёплый майский день заканчивал своё земное существование, уходя в небытиё навсегда. Он никогда больше не повторится — это число месяца года. Остановись время, дай получше рассмотреть его. Но нет ответа. Завтра будет другой день и маленький человек, несущийся в железнодорожном составе, вновь откроет глаза навстречу судьбе.

Уже совсем стемнело, когда Алексей разложил принесённую кондуктором постель, спрятал саквояж в специальное отделение, прикрытое лежанкой одного из нижних мест, и под мерный стук колес и редкие гудки паровоза заснул крепким сном младенца. Он не слышал, как ночью на станции Тверь в купе вошёл и уселся на противоположную постель его сосед — человек пятидесяти лет, крупный с большой окладистой бородой. Помощник пристава безмятежно спал и не думал об опасностях, которые могут подстерегать его в пути. Он только начинал по-настоящему служить в полиции и с серьёзной угрозой для жизни ещё не сталкивался. В тех случаях, когда Штольцен привлекал его к расследованиям, совершались в основном бытовые преступления, когда преступник был заранее известен, и надо было только собрать улики против него.

Человек с бородой внимательно посмотрел на Рябичкина и стал ощупывать карманы сюртука. Достав из одного увесистый кошелёк, он быстро спрятал его под подушку. После этого ему, похоже, стало гораздо проще жить на свете. Он облегчённо вздохнул, заёрзав на лавочке, и стал раздеваться ко сну. Перед тем, как лечь под одеяло, заглянул в свой чемодан, но, по-видимому, ничего заслуживающего внимания там не обнаружил. Наконец он успокоился и, повернувшись спиной к Рябичкину, заснул...

На следующий день проснулись они почти одновременно.

— Доброе утро, — первым поздоровался Алексей. — Телеграфист Рябичкин Алексей Яковлевич из Москвы.

— Выдрин Фрол Федотович, из тверских купцов, — представился сосед.

— Я вчера так крепко заснул и не слышал, как вы вошли в купе. В поезде всегда прекрасно сплю.

— А я, вы знаете, наоборот плохо. Всё время или в окно дует, или фонари мелькают — спать не дают, или ложка в стакане дребезжит. Одни неудобства. Но по делам приходится ездить в столицу довольно часто. Мы занимаемся производством напитков: пива, кваса, лимонада и поставляем их в петербургские питейные заведения.

— И что прибыльное дело?

— Жаловаться не приходится. В Санкт-Петербурге всегда пили много, несмотря на дождливую погоду — такой народ. Кажется, выгодней возить в Москву, а возим в столицу. Деньги счёт любят. Где больше прибыль — там и мы.

— Везде своя наука, — заключил Рябичкин и выбрался из-под одеяла. Он взял одежду и через несколько секунд уже прыгал на одной ноге, натягивая брюки.

Выдрин сел на постели и, потянувшись, раздвинул занавески. За окном ярко светило солнце и весело мелькали вестовые столбики. На душе у Алексея было радостно. Сегодня он приедет в столицу, где столько любопытного. Будут новые знакомства, интересное дело.

Прихватив полотенце, он направился в конец вагона в туалетную комнату. Остальные пассажиры тоже постепенно просыпались. Двери в некоторые купе были открыты, люди выходили в коридор и отправлялись умываться. Несколько мужчин курили у раскрытого окна.

Через полчаса, когда оба соседа привели себя в порядок, Рябичкин собрался завтракать в вагон-ресторан. Запасы Серафимы уже уничтожены, а молодой организм снова требовал подпитки.

— Фрол Федотович, не хотите составить мне компанию за завтраком? — спросил он. — Где находится ресторан я уже знаю.

— Нет. Благодарствуйте, — ответил Выдрин. — В одном из первых вагонов едет мой подельщик из Москвы, мы договорились с ним позавтракать вместе и обсудить кое-какие дела. Так вы уж ступайте один.

— А вы позовите подельщика с собой.

— У нас принято обсуждать деловые вопросы с глаза на глаз. Я не могу нарушать купеческих правил. Не мной заведено — не мне отменять.

— Ну что ж, как изволите. Тогда я пошёл, ужасно есть хочется.

Алексей Яковлевич вышел из купе и отправился по мягкой ковровой дорожке, устилающей пол пульмановского вагона, в конец поезда в поисках вагона-ресторана. Новый тёмный костюм удачно подчёркивал его стройную фигуру, придавал серьёзный вид и как будто даже прибавлял пару годков.

Поезд тем временем приближался к станции Окуловка, знаменитой своими писчебумажными фабриками. Машинист начал сбрасывать пар, и из окон послышалось шипение и свист. Пассажиры с любопытством разглядывали приближающиеся строения, но выходить с багажом никто не собирался, видно все находящиеся в поезде ехали до Санкт-Петербурга. До столицы оставалось не так уж далеко.

Пока паровоз медленно останавливался, к выходам из вагонов потянулись желающие "освежиться" в станционном буфете. Кондукторы яростно кричали:

— Станция Окуловка! Стоянка поезда пятнадцать минут!

Двери открылись, и засидевшаяся публика высыпала на платформу. Навстречу им шли люди, ожидающие поезда, чтобы занять свои места. Вот ведь жизнь: одним надоело в поезде, а другим — ждать поезда. Всегда чего-то не хватает для счастья.

Алексей, извиняясь, протискивался между новыми пассажирами, толпящимися возле входов. Ресторан находился после окончания пульмановских вагонов. Затем к поезду были прицеплены обычные общие вагоны с более дешёвыми местами. Как правило, в них ехали мелкие чиновники и крестьяне. Раньше Рябичкин путешествовал только в таких вагонах, там ему было комфортно. Когда народ попроще — это даже лучше, не нужно задумываться о тонкостях светского общения. Говоришь простым русским языком и не боишься выглядеть некультурным. Нет, не подумайте, что ругаться. Боже упаси. Помощник пристава не позволял себе такого. Обычные житейские слова, которыми каждый пользуется дома. А теперь вот приходилось перестраивать свой язык и обдумывать каждую фразу. Взять, к примеру, этого соседа-купчика. Какой-то он непонятный. Такое впечатление, что чего-то недоговаривает или боится. "Может, я ему что-то не то сказал", — думал Алексей. — "Или предложение позавтракать вместе, так вот сразу, неуместно. Не знаю. Ну и ладно, сяду за отдельный столик и поем спокойно один".

Только через полтора часа Рябичкин возвращался в своё купе. Спешить было некуда, и беседовать с Выдриным тоже не хотелось. А так за завтраком, глядя в окно, обмозговал свои действия в Петербурге, подумал о разговоре с кем-нибудь из народовольцев, заключённых в Петропавловской крепости. Вероятность, что кто-то из них заговорит, мала, но попробовать можно. Чем чёрт не шутит...

Войдя в свой вагон, Алексей увидел, что из его купе выходит какой-то ремесленного вида человек, в картузе, сапогах и плотной рубахе, подпоясанной верёвкой. В руках у него был саквояж Рябичкина.

"Там же револьвер!", — промелькнула обжигающая мысль.

Алёша ускорил шаги. Человек глянул в его сторону и быстро пошёл в другой конец вагона, к голове поезда. На его левой щеке мелькнул косой шрам. Жулик, каких хватает в поездах.

— Держите вора! Он украл мой саквояж! — крикнул Рябичкин.

Человек со шрамом побежал, не выпуская саквояжа из рук. Немногочисленные пассажиры, стоящие в коридоре, шарахались в стороны. Никто и не подумал задерживать бегущего, каждый думал о себе. И вор это прекрасно знал, он пробежал весь коридор и скрылся за дверью тамбура. Алексей припустился следом.

Станция была уже давно позади, и все входные (они же и выходные) двери были закрыты. Человек бежал дальше, направляясь к паровозу. Видно он тянул время: до следующей станции Чудово оставалось не так долго, и когда поезд начнет тормозить, можно выбраться в окно.

— Держите, держите его! — продолжал кричать Рябичкин.

Но в каждом вагоне повторялась та же история — люди только расступались. И, как назло, не попалось ни одного офицера, да и проводники куда-то подевались. Что делать? Как догнать его до станции? Сейчас бы револьвер, а он в саквояже. Алексей ругал себя "на чём свет стоит". Полицейский называется. Растяпа!

Удача подвернулась неожиданно. За время погони Алексей сократил расстояние до человека со шрамом метров до десяти, всё-таки молодость имеет свои преимущества. Забежав в очередной вагон, он увидел, как дверь в одно из первых купе открылась, и в коридор вышел Выдрин, собственной персоной. Теперь вор находился между ним и Рябичкиным.

— Фрол Федотович задержите этого человека, он украл мой саквояж!

Купец повернулся в сторону бегущих. Он стоял прямо посередине коридора и медленно соображал что происходит. Расстояние стремительно сокращалось, и человек со шрамом понял, что Выдрин не отойдет с дороги. Просто не успеет. Тогда он выставил вперёд саквояж и со всей силы врезался им в купчика.

Фрол Федотович как стоял,... так и упал пластом на пол. Инстинктивно он вцепился в саквояж и держал так крепко, что вор не сумел его вырвать. Сделав несколько попыток, выругался и двинул дальше с пустыми руками. Времени сражаться с купцом не было.

Алексей подбежал и нагнулся над Выдриным:

— Фрол Федотович, с вами всё в порядке?

Купец молча хлопал глазами. Из купе выбежал его подельник и тоже склонился над лежащим, пытаясь забрать у него саквояж и помочь подняться. Но не тут то было, Выдрин прикрывался им, как средневековым щитом и ни за что не хотел отдавать. Пассажиры вагона с удивлением наблюдали, как два человека, вцепившись в саквояж, пытаются вырвать его друг у друга.

Видя, что Выдрин жив и, вроде, даже не ранен, Алексей обогнул распростёртое тело и понёсся следом за вором.

— Посторожите мой саквояж, — бросил он назад.

Расстояние до преследуемого вновь увеличилось и приходилось нагонять. А паровоз, тем временем, начинал сбрасывать обороты. Приближалось Чудово. Железнодорожный путь перед самой станцией делал поворот и насыпь в этом месте уходила далеко вниз к несущей свои величественные воды реке Волхов. Понимая, что это его единственный шанс, человек со шрамом протиснулся в окно, оставленное открытым курильщиками, и, выждав удобный момент, прыгнул на насыпь. Приземлился на ноги, ловко спружинил и, упав на бок, покатился вниз. Было похоже, что такие упражнения ему не впервой, и техника падений отработана до совершенства.

Алексей, подбежавший следом, с трудом подавил желание прыгнуть вдогонку. Разгорячённый погоней, юный полицейский намеревался продолжать преследование до конца, но трезвомыслящий блюститель закона, уже поселившийся в душе Рябичкина, правильно расставлял акценты. Его главное расследование впереди, в Санкт-Петербурге.

Поезд дал гудок и плавно остановился у вокзала. В вагонах вновь появились кондукторы и стали открывать двери. Откуда они взялись и где были, когда требовалась помощь, неизвестно. Видно избегали лишних неприятностей, как все.

— Стоянка поезда — пять минут, — сообщил подошедший к Рябичкину контролёр.

— И на том спасибо, — с сарказмом ответил Алексей.

Он вышел на платформу и подошёл к станционному смотрителю. Представившись, рассказал о случившемся и попросил передать в полицию приметы человека со шрамом. Сказал, что нужно действовать быстро и показал в сторону насыпи, где спрыгнул преступник. Всё, пусть с этим делом разбираются другие, а ему пора на поезд...

Выдрин сидел в купе своего подельника, правой рукой держал стакан с чаем, а левой по-прежнему прижимал к себе саквояж Рябичкина. Алексей, вернувшийся со станции, был, прямо-таки, тронут такой заботой. Как можно ошибаться в человеке, ведь никто кроме Фрол Федотовича не помог ему, а поначалу купец просто не понравился бывшему телеграфисту.

— Спасибо вам, Фрол Федотович, за помощь. Если бы не вы, не видать мне больше моих пожиток. Давайте, теперь, вернёмся в наше купе. Вы же хотели туда вернуться?

Выдрин что-то невнятно пробормотал и поднялся с места. Саквояж он не выпускал. Алексей не стал отбирать его, пусть человек немного придёт в себя после пережитого. По дороге встречные пассажиры с сочувствием посматривали на купца, считая его за главного пострадавшего в происшествии. Некоторые справлялись о здоровье, один пассажир-врач предлагал свою помощь.

И только возле купе Выдрин немного "оттаял" и пожаловался на головную боль. Наверное, при падении всё-таки прилично ударился головой. Алексей сбегал обратно к доктору и принёс порошок от головной боли. Приняв лекарство, купец лёг на свою постель, дожидаясь, когда оно начнёт действовать. Он прикрыл глаза и тихонечко постанывал.

Рябичкин наконец открыл спасённый саквояж. Всё, кажется, было на месте. Алексей достал револьвер, проверил патроны, предохранитель и убрал во внутренний карман пиджака. Только с правой стороны — с левой рёбра ещё побаливали. Случай с кражей убедил его носить оружие всегда с собой, только надо будет узнать у петербургских коллег, как лучше это делать. Как-нибудь деликатно спросить, вроде для обмена опытом. Мы, мол, носим в пиджаке, а вы? Не приведи боже опозорить Купавина, он то не виноват, это Алексей-балбес забыл выяснить.