Почему же Артамасов больше всех ненавидел Егора, никак не причастного ко всему этому? Потому что эта маленькая падаль не ломалась. Ревел, скулил, выл от боли, но не ломался. В его глазах горела злость, но не отчаяние. Это выводило из себя и заставляло Никиту снова и снова издеваться над убогим. Даже с его исчезновением ненависть не прошла. Казалось, что она только возросла, потому что источник беспокойства посмел уйти, так и не сломавшись.

Неприязнь к Бессонову была очевидной: Слава имел то, чего не имел Никита, — власть и деньги. Они были его собственными, заработанными не именем и деяниями богатого отца, а им самим. А с Громовым всё было ещё примитивнее: бабы. Миша неоднократно, сам того не подозревая, уводил девушек, на которых обращал своё внимание Артамасов. У белобрысой болонки был прямо талант по соблазнению. Иногда казалось, что он где-то учился этому и имеет диплом, подтверждающий окончание института обольщения.

И эти двое готовы были порвать друг за друга. Друзья. У Никиты не было друзей. Он не был идиотом и понимал, что интерес к его персоне вызван известной фамилией, а не им самим.

— Никит, как твоя новая мачеха? — Алеся лежала на спине поперёк кровати, устроив голову на животе парня.

— Никак. Дура. Очередная. Молчит, смотрит отцу в рот и хлопает глазами. Тошно.

— Отрабатывает вложенные в неё деньги.

— Знаешь, что самое смешное? Эта идиотка его любит. Правда! Я бы и сам не поверил, но она или любит его, или просто чокнутая. По договору ей при разводе ни копейки не достанется. Она сама настояла на этом.

— Хитрый ход. Хотела сразить своей честностью.

— У неё мозгов не хватит для подобного плана, поверь. Она такая честная, что мне блевать хочется, глядя на неё, — Артамасов брезгливо поморщился. — Где отец её нашёл? Безродная дешёвка.

— Потерпи пару месяцев.

— Придётся. Хорошо хоть я свалил из этого балагана. Здесь меня никто не достаёт, отец не заявляется с проверками, а эта овца вообще подходить ко мне боится.

— Хорошо жить отдельно?

— Не жалуюсь. У тебя тоже есть квартира, давно бы свалила.

— Кто меня отпустит? В нашей семье только Олегу дозволено всё.

— Через годик пошлёшь всех и свалишь.

— Да…

— Алесь?

— М?

— Твой отчим действительно так хорош, как о нём говорят?

— Ещё лучше.

— Любишь его?

— Очень.

— А родного отца?

— Конечно. То, что он умер, не значит, что он исчез из моей жизни.

— И я любил свою мать. Наверное, это единственная женщина, которую я любил.

— Вечер откровений?

— Это не секрет. Мать умерла, когда я был совсем мелким. Я был очень привязан к ней. Я не выношу баб отца не потому, что они занимают её место, а потому, что они насквозь лживые. Они улыбаются мне и изображают материнскую заботу, а на деле считают меня самым большим препятствием на пути к его кошельку. Не притворялись бы, я бы лучше к ним относился.

— Говоришь о честности, а сам…

— Мне можно. Мне всё можно, Алесь. И ты лживая. Иногда мне противно на тебя смотреть.

— Но ты смотришь, — усмехнулась девушка.

— За всё нужно платить. За секс тоже. Просто цены разные.

— И во сколько ты оцениваешь меня?

— Какая разница?

— Действительно.

* * *

Егор вошёл в беседку, в которой, сидя за столом на скамейке, читал его отец.

— Пап, я в город отъеду. Буду поздно или рано. Как сложится.

— И куда тебя тянет в закат? — Роман с улыбкой посмотрел на сына, отложив книгу. Перед ним стоял он сам в юности.

— С другом встречусь. Не поверишь, но у меня остались друзья в Москве.

— Денег дать?

— У меня есть.

— Матери звонил?

— Я звонил Марату. Его моя жизнь волнует больше, чем мою мать.

— Как они?

— Отлично. Нью Йорк не Питер.

— А какой город любишь ты? — Смирнов-старший хитро прищурился.

— А мне плевать, где жить. Лишь бы там, где моя семья. Я поеду.

— Будь осторожен.

— Ой, давай без этого? Тётя Таня уже дала мне наставления, — парень тепло улыбнулся.

— Что ж, тогда умолкаю, потому что она в этом деле спец.

— Пап, на этот раз тебе повезло с женой. Женщины лучше просто не существует.

— Я знаю.

— Разве что Женя…

— Она не женщина. Для меня. Но для твоего брата она лучшая.

— Достоин ли он её?

— А вот это уже не нам судить.

— К сожалению.

— Егор!

— Всё, я ушёл.

Роман вздохнул, глядя на удаляющегося сына. Мальчик вырос. Это уже не тот заикающийся мальчишка-ботаник, это взрослый парень, который никому не позволит решать что-то за него. Изменения в Егоре и нравились Смирнову-старшему, и одновременно пугали его. Пугала неизвестность. Он даже представить не мог, что творится в голове его сына, как он жил, чего он по-настоящему хочет, почему он внезапно решил вернуться и доучиться в гимназии, которую когда-то покинул, почему он рвался именно в прежний класс, для чего ему пришлось экстерном закончить два года обучения за один, ведь он отстал, пока мать таскала его по Европе, — множество вопросов, на которые Егор не давал чётких ответов.

Роман с болью вспоминал, как бывшая жена увозила их сына. Он долго смотрел в небо, на котором уже не осталось и следа от улетевшего самолёта. Больно было думать, что станет с его ребёнком, когда он поймёт, что является для собственной матери лишь объектом вымещения всех обид и злости. Смирнов никогда не был наивным и не верил, что каждая мать любит своё дитя. Он слишком хорошо знал Ларису. Она любила только себя. Но какое он имел право лишать Егора надежды? Сын сам так решил. Он верил, ждал, надеялся… Что нас не убивает, делает сильнее.

Но когда Женя явилась к нему домой и объявила, что только прилетела из Германии, где встречалась с мальчиком, Роман был в бешенстве. Всему есть предел. Только Татьяна смогла тогда удержать его от необдуманных поступков. И даже после этого Егор сказал, что останется с бабкой в Питере. Смирнову оставалось лишь терпеливо ждать. Сколько мы можем выдержать? Отчаяние Алеси, разрыв Олега с Женей и последствия этого, редкие встречи с стремительно меняющимся до неузнаваемости Егором, финансовые затруднения — он пережил всё, потому что не имел права опускать руки. Он нёс ответственность за свою семью. И рядом с ним была самая удивительная женщина, придающая ему сил.

С Алесей было трудно. Вырастив двух мальчишек, Роман совершенно не был готов к воспитанию девочки. Тем более такой своенравной девочки. Они смогли сблизиться. Да, не самые хорошие обстоятельства поспособствовали их сближению, но вместе они смогли пережить их.

С Олегом всё оказалось ещё сложнее: он был слишком самостоятельным, чтобы попасть под чьё-то влияние. Скрытный, молчаливый, он переживал всё внутри, не позволяя кому-то приблизиться к сокровенному — к душе. Их расставание с Женей повергло всех в шок. Никто никому ничего не объяснял. Все были поставлены перед фактом. Роман был вынужден разрываться между ними. Нет, никто не просил его выбирать или что-то в этом роде, просто его старший сын и подруга всячески избегали встреч друг с другом, и именно ему пришлось помогать им в этом. Встречи с близкими часто были мучительными, потому что на них отсутствовал кто-то из этих двоих, и все понимали, почему так происходит, из-за чего чувствовалась напряжённая атмосфера. А потом Женя отдалилась. Это было больно. Она будто почувствовала себя лишней и удалилась. Даже о её помолвке он узнал из газет. Обидно. Олег же менял девушек как перчатки. Смирнов-старший не был знаком ни с одной, он лишь знал по телефонным разговорам и случайным столкновениям, что их было много. Сын никого не приводил в дом.

Егора Роман видел не так часто, как хотелось бы. Парень всегда улыбался и говорил, что всё хорошо. Обманщик.

И лишь маленькая Кира не доставляла отцу беспокойств, а только радовала его. Но, как говорится, всё ещё впереди.

— Ром, ты чего здесь? — Татьяна вошла в беседку и присела рядом с мужем.

— Фиговый я отец, Тань, — неожиданно для самого себя тихо произнёс мужчина.

— Что за бред?!

— Что я дал детям?

— Всё. Ты научил их делать выбор и следовать выбранному пути.

— А как же ответственность?

— Мы не можем отслеживать каждый их шаг. Они достаточно взрослые, чтобы принимать решения и разгребать их последствия. Я говорю так, потому что мне самой родители никогда не давали право выбора.

— И ты не волнуешься за них?

— Волнуюсь. Безумно, — Смирнова опустила голову. — Какая же я была бы мать, если бы не волновалась? Просто я не хочу пытаться исправить свои ошибки на них. Мои ошибки останутся моими, а они пусть совершают свои. Как бы я ни пыталась уберечь детей от чего-то, я не смогу спрятать их от мира. Единственное, что я могу, — дать им реальное представление вещей. Мы с детства внушаем им, что хорошо, а что плохо, и мне остаётся лишь надеяться, что они усвоили это.

— Ты мудрая женщина, — Роман обнял жену. — Но эта мудрость даётся тебе с болью. Я же вижу.

— А ты как хотел? Я всё время боюсь, когда Леська уходит, что с ней что-то случится. Боюсь, что Олег попадёт в беду, что Егор свяжется не с той компанией… Я всего боюсь! Но я верю в них, понимаешь?

— Понимаю.

— Господи, подольше бы Кира оставалась маленькой девочкой…

— Согласен. Радует, что у неё свой защитник подрастает.

— Если ты о Еське, забудь! Я близко к ней этого бабника не подпущу!

— Тань, он вообще-то ещё в детском саду, — хохотнул мужчина.

— Что не мешает ему уже сейчас вертеть девочками! Настоящий кобель растёт! Наташка жалуется, что на площадке с ним спокойно погулять не может, потому что девочки за него драки устраивают.

— Можно подумать, у нас скромница подрастает.

— А что?

— Ты уже забыла, как внук нашего соседа поколотил племянника женщины с соседней улицы, когда тот Кирюшке одуванчики подарил? Заметь, одному из них пять, а другой в школу в сентябре пойдёт!

— Это было один раз!

— Да ладно!

— Рома, она ещё совсем крошка!

— Ага, и на неё уже обращают внимание мальчики постарше.

— Господи, Смирнов, ты ненормальный, — Татьяна закатила газа. — Старый извращенец.

— Это я старый? — на извращенца Роман не отреагировал.

— Не мальчик.

— А когда-то ты убеждала меня в том, что я очень даже…

— Так я и не спорю. Очень даже, — женщина, повернув голову, потянулась к губам мужа. Она обожала, когда он шутливо сердился.

— Но старый?

— Не для меня.

— Тогда, может, заведём ещё спиногрызика?

— Рехнулся? — Татьяна замерла, так и не поцеловав мужчину. — У тебя внуки скоро будут, а ты о таком думаешь? Детей мало, что ли?

— Детей много не бывает, а с внуками вопрос спорный. Алеська с Егором ещё малы, а от Олега с Женей мы можем ждать чего угодно, только не внуков нам на радость. И вообще я не готов, чтобы меня называли дедом!

— Если уж ты не готов, представь, что с Лёней будет?

— Он кастрирует Олега, если тот даст хоть малейший повод.

— Я и сама порой подумываю, что пыл Олежки нужно как-то поубавить… Как думаешь, где он сейчас?

— Показывает Женьке новый тренажёр в подвале?

— Ага. Неловко как-то…

— Почему? Двери закрыты, музыка скрывает все звуки. Они месяц не виделись. Если бы я тебя месяц не видел, поверь, мой пыл не остудили бы и пожарники.

— Звучит заманчиво, — Татьяна улыбнулась.

— С огнём играешь, — усмехнувшись, Роман резко подался вперёд, жадно целуя приоткрытые губы жены. Они уже столько времени провели вместе, а желание обладать ею не утихало, скорее наоборот, возрастало.

— Кира спит, — оторвавшись от чужого рта, прошептала Смирнова.

— Полагаю, ты поэтому сюда пришла? Хитрющая, — шатен щёлкнул её по носу. — Почему ты просто не можешь сказать, что хочешь меня?

— Предпочитаю действия.

— Ага, окольными путями к соседскому огороду.

— К своему огороду, — острый ноготь указательного пальца впился в подбородок Романа. — К своему.

— Женщина, уйми свою ревность.

— Кто бы говорил…

Глава 8

Женя сидела на банкетке в углу домашнего тренажёрного зала семьи Смирновых. Прислонившись к стене, она наблюдала за Олегом, качающим пресс. Из всех близко знакомых ей мужчин он уступал в росте лишь Тарасу, а его тело и вовсе не знало себе равных: тугие мышцы под покрытой золотистым загаром кожей, широкие плечи и грудь, крепкие руки и ноги — в меру, без излишеств и даже малейших недостатков. Идеально. Копейкина сглотнула, жадно отслеживая взглядом каждое движение парня. Ещё совсем чуть-чуть больше или меньше, и это было бы уже не то, но Смирнов знал, в какой форме нужно держать себя. Поднявшись с тренажёра, он приблизился к Копейкиной и остановился в шаге от неё. Женя невольно протянула руку и провела пальцами по влажным от пота кубикам пресса вниз, по дорожке волос, уходящей под резинку шорт. Она остановилась, дойдя до мешающего ей препятствия, и подняла глаза на Олега. Про таких мужчин говорят, что рот наполняется слюной при одном взгляде на них.

— Жек, — Смирнов улыбнулся, накрыв её руку своей, — мне в душ надо.

— Да…

— Отпустишь?

— Нет, — дыхание обожгло кожу, а кончик языка пошёл по тому же пути, по которому только что прошли тонкие пальцы.

— Что ты творишь со мной? — Олег убрал руку, чтобы не мешать девушке. — Я не железный.

— На это и надеюсь, — язык, поддразнивая, скользнул под резинку шорт и исчез.

— Чёрт, — выдохнув сквозь сжатые зубы, Смирнов отстранился. — Минуту, — он развернулся и чуть ли не бегом бросился в устроенную через стену от зала душевую. Вернулся он с большим махровым халатом в руках. Бросив его на пол рядом с банкеткой, он устроился на нём сидя, расставив согнутые в коленях ноги, и стянул вниз Копейкину. Скользя широкими ладонями по её спине и едва касаясь губами шеи, парень прошептал: — Жек, прибавь громкость.

Она, не желая отрываться от горячего мужского тела, пошарила рукой сзади, под банкеткой, найдя пульт от музыкального центра, несколько раз нажала на одну из кнопок, лишь мельком взглянув на него, чтобы не ошибиться, и тут же бросила его обратно.