Кей 018

Пленник явно растерялся. Да, он убьет своих кровников, но месть до конца не свершится. Ведь убить мало, нужно сделать так, чтобы враги в новой жизни стали червями. Какая это месть, если кровники смогут переродиться обратно в воинов или даже родятся в богатом сословии? Помочь ему мог только лечебный артефакт. Он хотя бы немного подлечит его, этого вполне хватит, чтобы суметь оттащить трупы врагов к выгребной яме, где и похоронить их. Старик, зная о проблеме выбора пленника, с интересом и долей злости глядел на варвара.

— Хорошо. Я убью. Меня подлечите самую малость, и я завершу месть.

— Лейгис, пусть внесут этих, — приказал Гамилар.

Не прошло и двух минут, как появившиеся люди бывшего правителя внесли пять связанных тел, бросив их перед варваром. Помощник Гамилара вложил кинжал в руку пленника.

Заметно, что приподняться, не говоря уже о том, чтобы встать, варвару было очень трудно — палач неплохо поработал над спиной парня, вырезав из нее несколько кусков кожи, да и крови на пол натекло немало. Но пленник, стиснув зубы, так и не встав на ноги, медленно передвигался на коленях в сторону связанных тел. От увиденного действа Гилькаар даже забыл на время о том, что его дед передумал оставлять чистокровку в живых, а ведь на этом строились все дальнейшие планы семья Тартаганов. Не получит семья семени древних патрициев, не будут вскрыты схроны, где могут храниться ценные артефакты Ушедших, значит, Пуния, а следовательно, и род Тартаганов не приобретет ни грозного оружия, ни ценных знаний. А вот их враг и конкурент Ромул все это имеет и станет получать дальше. И не только благодаря чистокровке Вилмару. Ведь у консула Ромула имелись и другие потомки, кроме вот этого пленника и тех двоих, что совсем недавно убиты людьми Гамилара.

Эти трое бастардов жили на землях Пустоши, и добраться до них оказалось не так и трудно. Зато остальные внебрачные дети Вилмара растут и живут в столичном районе. Кто-то в самом Альбалонге, кто на виллах по соседству. И добраться до тех чистокровок, ой, как трудно. Потому что все они относились к ведущим патрицианским семьям Ромула. А значит, и охрана у бастардов надежна.

Гилькаар, держа руку в кармане, нервно сжимал маленький пузырек с хорошим и сильным ядом. Достаточно капнуть несколько капель вот в эту рубиновую жидкость, что так любил пить его дед, как решатся многие, если не все, проблемы. Дедуля умрет, а он, Гилькаар, получит не просто богатое наследство, а очень и очень... Трудно выразить словами то, чем владеет род Гакаров. Несколько капель — и он унаследует всё!

И чистокровка останется жив, а наложницы принесут роду Тартаганов тех, кто многие годы, десятилетия станет помогать возвышать род. И пока родившиеся мальчишки не войдут в силу крови, придется ублажать строптивого варвара. Как жаль, что другой вилмаровский бастард, малец, не выжил. Теперь вся надежда на терманца, что в эти мгновения заканчивал убивать людей Гамилара. И как отравить деда? Как бы верные дедуле люди не догадались. С них станется убить и его. Опасно!

Тем временем варвар, прикончив последнего, пятого человека, ощерился в непонятной гримасе.

— Месть... Но не полная...

— Оживи артефакт, — старый Гамилар с напряжением смотрел на варвара. — Ну, давай же!

Это были последние слова бывшего верховного правителя Пунии. Уже мгновением позже старик, хрипя, повалился на пол. Варвар показал себя умелым воином. Из неудобного положения, сильно израненный и окровавленный, он метко бросил кинжал в Гамилара, попав тому в горло, завершив месть убийцам своих близких. Даже будь артефакт Ушедших активирован, но и он не смог бы оживить старика, вернув в тело отлетевшую душу, которой вскоре предстоит узнать, в какую конкретную очередь на перерождение ей встать. Впрочем, здесь ответ известен. Старик будет погребен с золотом во рту, а значит, он вскоре переродится в богатой и знатной семье. А вот варвару, которого только что прикончил верный Гамилару Лейгис, придется переродиться среди опарышей. Бездыханное тело пленника бросят в выгребную яму.

Гилькаар, по-прежнему держа левую руку в кармане и глядя на безжизненного тело своего деда по материнской линии, выпустил из пальцев маленький флакончик с ядом, оставив его покоиться на дне кармана. "Вот и ладно. Не пригодилось. Неизвестно, как бы отреагировали люди дедули, когда тот слишком быстро умер. Здесь получилось неплохо. Но и хорошего мало. Поскольку, кроме того, что чистокровка убит, теперь некому открывать схроны Ушедших. Ведь и варвара-мальчишку дедуля приказал убить".

Глава 3

444 год. Гиппон. Морской порт.

Начало нового дня предзнаменовала поднявшаяся на востоке полоса света. Бледная заря медленно обнажала окружающий высокий холм пейзаж. С правой стороны принялись неторопливо проступать высокие крыши портовых сооружений, а еще чуть дальше, там, где всю ночь в вышине горел огонь, вырисовывались линии самого высокого сооружения в Пунии — гиппонского маяка.

С левой стороны холма, откуда дул теплый ночной ветерок, все отчетливее проявлялись очертания большого города — Гиппона, столицы государства, раскинувшегося на южных берегах Срединного моря. С юга к высокому холму, господствующему над окружающим рельефом, почти вплотную примыкали заросли фиговых деревьев, а еще дальше тянулся лес смоковниц, чтобы в нескольких верстах оборваться вклинившимся в пейзаж желтым языком песков. Не очень удачное место выбрано для порта пунийской столицы? Ответить на этот вопрос можно было бы положительно, если не бросить взгляд к северу от холма. С его вершины прекрасно виднелась широкая и удобно расположенная бухта, глубоко вдающаяся в береговую линию. Ширина и глубина бухты легко позволяла размещаться в ней не одной сотне морских судов — от больших галер до совсем небольших рыбацких баркасов.

Со стороны города к холму вела широкая мощеная дорога, по которой в описываемое время двигалась группа всадников, среди которой выделялись две фигуры, натягивающие поводья коней редкой породы, украшенных богатой сбруей.

Поднявшись на вершину холма, всадники остановились, а сопровождающие их люди рассредоточились вокруг вершины, с которой открывался прекрасный вид на оживший с наступившим рассветом порт. С правой стороны к причалу, возле которого стояли две больших галеры, двигались навьюченные поклажей верблюды и мулы, а спины идущих следом за ними рабов сгибались под тяжестью объемных тюков.

— Управляющий заслужил хорошей взбучки, боюсь, что старик не вынесет тех плетей, что следовало бы обратить на его спину, — бросил один из двух всадников.

— Ты прав, Расмес, я подумаю, как лучше его наказать. К сожалению, достойной ему замены не вижу. Старик не одну собаку съел за те несколько десятилетий, что руководит работами в порту. У других на его месте погрузка затянулась бы еще дольше.

— Но я надеюсь, что сегодня еще до того, как солнце поднимется к зениту, мои галеры смогут отправиться в путь.

— Я тоже на это надеюсь. Конги слишком неуправляемы. И если на одной из трирем дикари взбунтуются, боюсь, что другие их могут поддержать. Предводители не настолько ненавидят друг друга, чтобы не объединиться. Под боком столько богатства.

— Их вожди знают, что пограбить город или хотя бы близлежащие виллы не дадут наемники, которые перекрыли все возможные пути чернокожим дикарям.

— Поскорее бы тебе отплыть, брат. В Ромуле уже должны знать о предстоящем налете.

— Не страшно, во-первых, у них случился прорыв карамов на земли Ромула. А во-вторых, Вилмар думает, что флот готовится к высадке на их берегу. Вчерашнее сообщение, прибывшее с купцами, подтвердило, что ромульский флот курсирует на наиболее уязвимых направлениях для высадки. Мы же хорошо всех обманем, пойдя к островам гриков. Когда ромульцы поймут, что их обыграли, будет поздно. Конги успеют порезвиться на островах. Я же, точнее, — мужчина слегка усмехнулся, — твой сын Гилькаар, попробуем закрепиться на паре островов.

— Расмес...

— Хорошо. На одном острове, лучше на Грите. За Гилькааром прослежу, одного не оставлю. Молод еще племянник. И не все у него получается.

— Ты о потере чистокровки?

— И это тоже.

Собеседник Расмеса вдохнул:

— Молод сын, молод... Хоть не глуп.

— Да, — согласился Расмес, — это у него не отнимешь, столько времени водил за нос старикашку.

— А это что такое? — удивился его брат, глядя на участок западной дороги, примыкающий к району, где обитали аристократы Гиппона.

С той стороны в полумиле от холма на дороге появился десяток телег, которые везли отнюдь не верблюды и не мулы и тем более не ослы, а самые настоящие лошади.

— Это со складов нашей семьи, — засмеялся Расмес. — А ты не знал?

— О чем?

— Твой сын любит путешествовать в хорошей обстановке и питаться соответственно. Там всевозможные разносолы и фрукты. Должны еще быть танцовщицы, как же без них Гилькаару?

— Можно подумать, ты сам против, — хмуро ответил отец правителя.

— Я-то нет, но я и не настаивал. По крайней мере, ограничился бы парочкой наложниц. Да и разносолов столько бы не взял.

— Ну и запретил бы, или хотя бы мне сказал.

— А он еще и гребцов поменял.

— Как это? — вновь удивился отец правителя.

— Темнокожих поменял на белых, в основном с Пустошей. Конги ведь пахнут, а скамьи для гребцов не так далеки от кают. Запахи мешают!

— Значит, еще одна трирема будет сплошь из конгов.

— Не хмурься, брат, проблемы здесь не вижу. Для свободных конгов их сородичи, прикованные к веслам, так и останутся неудачниками-рабами. Тем более конгам обещана знатная добыча у гриков.

— Как же плохо без ошейников подчинения!

— Да, Вилмару повезло, заполучив такой трофей после нашего разгрома.

— Он слишком доверяется своему человеку.

— Ты о Тейгере?

— Да, о нем. Если с Вилмаром что-нибудь случится, то Тейгер окажется единственным, кто имеет доступ к механизму подчинения. Даже у дочерей Вилмара доступа нет.

— У них еще осталось шесть бастардов, каждый из которых может перехватить у Тейгера подчинение. Ведь в их жилах кровь Вилмара. И все живут или в столице, или близ нее. Старикашка Гамилар подчистил бастардов в Пустошах.

— Знаю я это. И понимаю. Всех шестерых ни перебить, ни выкрасть. Даже одного-двух — и то почти нереально. А так как бы хорошо было. Чистокровок в Ромуле не осталось, а у нас появились. Один или два. Остальных под нож.

— Но механизм подчинения все равно остался бы в Ромуле, — напомнил Расмес брату. — А Тейгера выкрасть сложнее, как, впрочем, и убить. Живой же он будет оставаться единственным человеком в Ромуле, имеющим доступ к механизму, ведь вилмаровские бастарды сейчас еще малы. Даже новый правитель, кто бы ни взял власть после Вилмара, не пойдет на конфликт с человеком, держащим в руках сотни, тысячи рабов, лично ему преданных благодаря ошейникам.

— Да, как ни крути, у Пунии с этим проблемы. Надеюсь, хоть твой поход окажется удачным.

— Сам знаешь, что многое зависит от того, уведут ли грики триремы с войсками на помощь Ромулу. А это станет известно лишь через три дня. Да и то, если лазутчик сможет добраться до того каменистого островка. Грики могут перехватить, или, не дай боги, попадется пиратам.

— Рядом с Гритом пиратам появляться опасно. Хотя да, случайность может все испортить.

— Вот потому тебе лучше ограничиться одним центральным островом, Гритом. Даже в том случае, если большая часть войска ушла к Ромулу.

— Мы это уже обсуждали, брат. Вся проблема в конгах. Если гриков окажется много, тогда островитяне вырежут большую часть дикарей, а мои пунийцы приструнят оставшихся, и гриков, и конгов. А вот если сопротивление гриков будет недостаточным, от дикарей можно ожидать что угодно. И хорошо, если они сами друг с другом сцепятся из-за добычи. Нам до сих пор везло, что у конгов не находилось предводителя, который смог бы подчинить своему командованию остальных родовых вождей.

— Везение есть результат расчета нашего отца, а до него и деда. Троих вождей, мало-мальски выделяющихся по лидерским качествам и мозгам, они прикончили до того, как эти выскочки успели объединить племена конгов.

— Ну, сейчас среди вождей, идущих в поход, таких, слава богам, нет.

— А Каманго?

— Он не вождь. Даже не сын вождя, а только племянник.

— Зато их племя выделило больше всех воинов.

— Вот я, точнее, — Расмес усмехнулся, — твой Гилькаар, и пошлет их первыми на штурм. А нет человека — нет проблемы.

Теперь Расмес уже улыбался во всю ширину лица. Даже хмурое лицо его брата изменилось, заметно посветлев.

— Кстати, твой сын до сих пор не появился. Любит понежиться с наложницами.

Глава 4

444 год. Срединное море.

Дядя Чонке не очень любил своего племянника, сына сестры. Отец Каманго два десятка лет назад попался презренным пунийцам, был пленен и где-то в далеких местах сгинул. Зумба — старый вождь, пожалел свою дочь, ставшую вдовой, и вернул ее обратно в племя, а вместе с ней и ее сына, своего внука. Вроде бы родная кровь, да только отцом мальца был человек из другого племени, в те давние времена союзного Зумбе. Но с тех пор прошло много лет, союз дважды разрывался, потом опять заключался, пока, наконец, племена вконец не переругались, обострив возникшую вражду еще и кровной местью. Ну и какое может быть отношение к человеку, в жилах которого течет вражеская кровь, пусть он и сын родной сестры, к тому же с мальцовых лет живущий в одной большой семье вождя?

Гнать, конечно, не гнали, но и любить Каманго в роду не за что. Поэтому когда племя собрало четыре сотни воинов, которых вместе с людьми из других племен белокожие наниматели собрались отправить за богатой добычей на больших лодках, то старому Зумбе выделили целых две лодки. Одну, что внешне выглядела красиво, сын вождя Чонке вместе со своими сыновьями забрал себе, разместив в ней половину воинов. Другая же досталась Каманго. Эта лодка, кстати, особо не отличалась от первой. Тоже вместимая и красивая, только гребцами на ней оказались такие же темнокожие конги, как и люди его племени. Зато у Чонке на веслах сидели, прикованные к скамьям, белокожие невольники.

Каманго тоже не отказался бы от белокожих гребцов, которыми можно покомандовать и даже отхлестать плетьми, если те станут лениться. Не все же тем убивать и пленять конгов? Что такого плохого в смелом набеге жителей тропических земель на богатые селения северян? Сладкое и крепкое вино, красивые ткани, золотые украшения, железные мечи, нежные белокожие девы — все это доставалось конгам. Плохо, что удачных набегов получалось мало. Пунийцы умело мстили, уничтожая темнокожих воинов, которые задержались в разграбленных селениях, не успев вовремя уйти с богатой добычей. Белокожие хитры и коварны и чтобы не проиграть, им надо отвечать тем же.

Каманго это понимал, в отличие от своего дяди Чонке и двоюродных братьев, ушедшими с дядей в этот поход. Опять обманут, как это случилось в свое время с его отцом. Богатая добыча достанется пунийцам, а на долю конгов останется смерть или пленение. Слеп Чонке, как слепы и другие вожди, приведшие своих воинов, что плыли в других лодках.