Рыцарь малого зла

Потом один из мусульман прямо с седла прыгнул на защищаемую ими телегу. Небрежным движением разрубил голову одному из обозников. Отрубил кисть другому и будто танцуя, уклонился от выпада Джона, попутно врезав ему в лицо кулаком второй руки в железной перчатке, так что парень упал, беспомощно роняя копье. Когда проморгался, обнаружил рядом еще двух мертвых и стоящего над ним умельца, сдерживающего натиск обозников и давая возможность другим сарацинам к нему присоединиться. Где-то на краю сознания выли, кричали, стонали, он не соображая, просто извлек из ножен кинжал и загнал одним движением под кольчужную юбку врага в пах. Тот свалился сверху, дико визжа и пребольно треснув по многострадальной голове своего убийцу.

Впрочем, умер мусульманский герой далеко не сразу. Уже спихнутый в сторону, лежал и поддергивал ногами в агонии, одаряя немалой болью. Джон, напротив, благодаря ему, был снова бодр и готов продолжать воевать. Челюсть не болела, хотя ей положено минимум не иметь зубов, голова тоже в относительном порядке. Подобрал саблю им убитого, лучше б короткий пехотный меч, чтоб колоть в толпе, но тут не до переборчивости, подхватил тяжелый щит и отрубил ноги уже стоящему на телеге и готовому повторить прыжок предыдущего очередному врагу. Жуткий вопль нисколько не тронул, а вот выброс боли оказался неплох. Потом встретил еще одного, уже замахивающегося клинком, практически разрубив того от шеи до пояса страшным ударом, плеснув наружу яростью.

С каждым разом, продемонстрированное Эгилем, становилось все проще применять. Все это время он непроизвольно подпитывался чужими страданиями, а их более, чем хватало для подвигов. Почти как в Акре. Но тогда он не расходовал одновременно в бою. Может поэтому и не чувствовал прежнего опьянения и трезво оценивал возможности. За свою жизнь он дорого возьмет, однако битва проиграна. По соседству прорвались внутрь оборонительной линии, причем не в одном месте и началась резня. Пора драпать. Беда, что некуда. С одной стороны, рвущиеся к его глотке мусульмане, с другой толпа народа и сквозь них не проскочить. К тому же честь не позволила б бросить Теобальда и прочих, ставших с ним спина к спине в последней схватке.

Какое-то мгновение не понимал, просто отдыхая в наступившем неожиданном перерыве. И тут рядом оглушительно и торжествующе закричали. Сарацины разворачивались и уходили. Где-то неподалеку гудели рога, отдавая приказ. Через пару минут стала ясна причина. Мусульмане не успели закончить натиск победой. На них обрушился удар большого отряда рыцарей. Не успевшие развернуться и построиться враги были буквально сметены и втоптаны в землю мощным натиском. Судя по знаменам здесь был не только английский король с личным отрядом, но и де Баррэ, командовавший французскими всадниками, не отбывшими домой.

Правда разгромить удалось лишь часть мусульман. Большинство легких всадников при появлении нового противника просто рассыпались, уходя во все стороны и не принимая схватки. Ничего удивительно. Выдержать правильную атаку настоящих рыцарей они не способны. Другое дело заманить излишне азартных христиан и окружив сразу десятком, выбить из седла. Ловить дурачков они умели прекрасно и отход частенько оказывался ложным. Но это уже Джона не особо занимало. В отличие от многих он не полез добивать валяющихся на поле и проверять их имущество. Не из отсутствия желания нажиться, а потому что отовсюду тащили раненых и работы предстояло много. Потери все ж немалые и сейчас, в первую очередь, требовалось отнюдь не умение сносить головы. Закончил труды по спасению жизней Джон уже под вечер. Кто иной, наверняка, валялся бы без сил, но он прекрасно себя чувствовал.

Серьезная проблема не показать остальным насколько ты по-прежнему ощущаешь себя прекрасно, когда те валятся с ног от усталости. Тем не менее, голод никуда не девался по-прежнему и охотно взял у молодой женщины здоровенный шмат только что зажаренного мяса. Живот радостно забурчал, а слюни потекли при одном виде угощения. Уж на этот счет можно не волноваться. Найти сейчас мертвого вола или лошадь настолько не сложно, что глупо истреблять иные запасы.

Джон женщину помнил. Наряду с остальными дралась у телег по соседству. А потом помогала с раненными. Для обоих удачное решение. Хоронить погибших занятие не менее тяжелое, могилы копать на сотни людей не великое счастье. Хотя при этом можно обшарить покойников и чем полезным поживиться. Многие на это и рассчитывали. Зато желающие получить помощь от лекаря платили, а Джон честно делился с помогающими. Нельзя сказать огромная прибыль, все ж не графов, а обозников резал и зашивал, однако для простых людей очень недурной заработок вышел. Даже Теобальд остался доволен. Пусть он болтун и хвастун, зато не предаст и в бою не растеряется.

— Спасибо, Дагмар, — сказал с благодарностью, получив в дополнение большую лепешку.

Вроде тоже англичанка, хотя имя скандинавское. Красавицей ее б и поэт не назвал. Остренькое личико, худая и тощая, к тому же рыжая. На лисичку смахивает. И голос, как у мужчины, грубый и хриплый.

— Вы потом одежду дайте, я постираю, — сказала она застенчиво, что никак не вязалось с дикими воплями, с которыми тыкала копьем в ноги мусульманам из под телеги.

— Меня должен благодарить, — сообщил Теобальд недовольно, пиная глухо звякнувший мешок. — Вот так вот.

— Это что?

— Твои честные трофеи. Ты скольких положил?

Старый вояка был в недоумении. Не ожидал от молокососа-костоправа такой прыти. Видать кровь баронов-крестоносцев сказалась.

— Трех вроде.

Наверняка еще парочка в общей толкучке, когда лезли на конях, но там попробуй разбери. Бедро пропороть удачно — не долго и кровью истечь. Человека убить очень легко. Надо просто знать куда бить. Еще одному в бок всадил неплохо. Но мертвых не видел. Значит трое.

— Ну! И с чего кому-то дарить добро?

Пятеро минимум, отметив скромность, мысленно кивнул Теобальд. Со своей вроде зажившей (спасибо парню), однако побаливающей еще ногой он не особо способен бегать и все больше торчал рядом, так что уверен. Из Иоанна вполне может вырасти хороший рубка. А храбрости ему не занимать.

— Я прибрал все ценное.

— И много?

— Кольчугу ты попортил одному знатно, — сказал старый вояка со странной интонацией. — А покажи-ка саблю.

Джон, продолжая жевать, вытер руку о штанину и извлек из-за пояса боевой трофей подло убитого мусульманина. А иначе ведь не скажешь. Представив себе, что кто-то ему нанес удар кинжалом между ног, невольно содрогнулся. Правда, совесть нисколько не мучала. Война есть война и в бою либо ты, либо твой враг остаются в живых. Другого варианта не существует. Ради победы можно и грязный прием применить. Это ж не турнир, а на кону голова.

— Пятиречье , — уверено заявил валлиец, тоже наклоняясь посмотреть.

У него на спине умелся жуткий синячище от удара, но вареная кожа спасла, серьезных повреждений нет. В отличие от имени, Джон обычно помнил, что именно зашивал или резал. Вот и с этим так. А лежащий рядом без сознания священник, читавший молитву перед боем, имеет хороший шанс оклематься. Его лечил кроме скальпеля при помощи силы. Не по доброте душевной. Исключительно для тренировки и обучения. Гораздо проще, когда можно добрать необходимого у страдающих, возмещая потери сразу. Любопытно было, сумеет ли помочь. Похоже, выживет. А не сделай такого и выхаркал бы 'отец' с кровью душу в ближайшее время. Еще парочке спас руки и ноги. Иначе пришлось бы отрезать. Но там и вовсе не поймут ничего. Выздоравливать потребуется время. Просто убрал худшее, избавив от лихорадки и остановив кровотечение. Ну и конечно, за дальнейшее лечение станут платить. Тоже неплохо. А калека ни на что не годен и разве проклинать судьбу способен.

— Всего пару раз и видел, — пробормотал Теобальд

— Смотри! — лучник ткнул пальцем в клинок.

Чего они могли углядеть? Сталь неказистая, сероватая, с вкраплениями. Трудно быть сыном воина и не знать о булате и его рисунке. Здесь нечто имелось, но не столь выраженное. Ножны простые, с костяными накладками и никаких драгоценных камней в рукояти. Хорошая сабля для настоящего воина и не больше того.

— Везет же иным, — почти хором сказали 'умники' и рассмеялись.

— И чего, — без особого интереса, поинтересовался Джон, — клинок самого султана?

— Только в Индии варят серый булат, — сказал уверенно Теобальд. — Вот так вот я тебе говорю. Все мастера наперечет и бывает годы тратит на одну такую саблю. Зато и сноса ей нет. Гвозди рубит, а уж кольчуга... Не как масло, конечно, но как кожаный камзол обычным мечом. Лупи таким со всей дури, вроде тебя, по той кольчуге — остался бы без клинка. И не прорубил, и испортил. А этому хоть бы что. Таких на все наше войско пяток, потому что вес серебра за него дадут.

— А кое-кто и золота, — поправил лучник. — Датчанину Соренсону предлагали, — он отказался.

— Рыцарю Эгилю Соренсону? — перестав жевать, переспросил Джон.

— Знаешь? — глянул удивленно.

— Встречался, — осторожно сказал Джон. — Неприятный он какой-то. И слуги странные.

— Не ты первый косишься. В прошлом году Эгиль из Индии вернулся, если не врет. Вот занятный вопрос, как проехал сквозь персов и прочих мусульман, которых по дороге, как блох на псине. А ведь умудрился. Много интересного привез, уж богатством не обижен, но мы-то люди маленькие, в основном его охранников видим. Всегда в стороне держатся и по-своему гыргыкают. Дерутся, не отнять, умеючи, мусульман режут за милую душу, но не во славу Господа нашего, а по приказу хозяина. Не скажет и не почешутся. Вот так и должны, по-моему, выглядеть ассасины , — закончил внезапно.

— Ерунда, — невольно рассмеялся Джон. — Я-то здешний, про хашшашинов побольше вашего слышал. Они выделяться не любят. Притворятся купцом, воином или ремесленником и будут жить среди мусульман, по их законам, а среди христиан спокойно кушать свинину. И никогда не заподозришь в лжи. Первым в церковь пойдет и ни одной молитвы не пропустит. Пока приказ не придет убить господина, которому верно служил годами. Таких примеров десятки. Нет, те совсем иные. За чужаков себя не выдают и плевать хотели на всех. Напраслину говоришь.

— Может и так, — не стал собеседник спорить.

Он явно уже пожалел, что лишнего наболтал. А Джон, принимая назад саблю, думал о том, чтоб лучше поменьше б знатоков вокруг болталось. Достаточно народу вокруг торчит и уши у всех имеются. Теперь ждать пока особо жадный сунет нож под лопатку и ходить все время озираясь? Ну к чему такое счастье, от которого сплошные неприятности. Самое умное срочно продать глубоко сомнительный трофей, как бы не хотелось оставить себе. По любому, не под его руку сделано. Баланс хороший, но чересчур легкая. Или он просто не привык? А может из-за той самой силы так кажется? О, пречистая дева Мария, кому б сбагрить, прежде чем просто отберут? Надо посоветоваться с де Валуином. По крайней мере, денег хватит на приличный дом где-нибудь подальше от этих бесконечных войн.

— У того турка, — полушутя спросил, — больше ничего не нашлось? Кучи алмазов или пояса с золотом?

— У него и броня неплохая, я тебе скажу, — кивнул Теобальд. — И серебро имелось. Да остальные двое не из бедняков. Все ж рыцари по-сарацински. Не шваль какая, не имеющая ничего кроме лука и кинжала.

Он пнул снова мешок. Джон заглянул внутрь и обнаружил кучу вещей от богатого разукрашенных поясов до тяжелого мешочка с монетами. Был кинжал с большим красным камнем в рукоятке. Рубин? Другой, с мордой тигра и в усыпанных мелкими камнями ножнах. Несколько перстней с камнями. Вряд ли богатый человек носил ерундовые, раз оправа золотая. Кольчуги, шлемы, перчатки, капюшоны из металлических колец. Все это, не дешево, на первый взгляд, стоило 200-250 шиллингов. Жалованье конного сержанта в неделю — семь. Очень неплохо для впервые участвовавшего в настоящем сражении, да еще и без содержания личной лошади, с риском потерять в ситуации вроде сегодняшней. Конечно, пока это просто железо и полную стоимость не дадут. Однако был еще тугой кошелек, набитый в основном серебром, но попадались в общей массе и золотые с арабскими и греческими надписями.

— Мы с тобой делили еду и вместе дрались, — сказал Джон не раздумывая. Так будет честно. Мог ведь и все монеты зажать, не делясь. Спасибо и за прочее, сказал бы, не удивляясь. Легко пришло, не стоит жалеть. — Твоя половина и кинул Теобальду мешочек.

Тот довольно ухмыльнулся, пряча подарок за пазуху. Ничего ужасного. Кое-что у Джона имелось от больных, десяток безантов дала в дорогу Бренис. Не настолько он гордый, чтоб отказываться. Тем более получила она не тяжелым трудом, а ограбив каких-то удачно подвернувшихся купцов еще по пути в Палестину. Не то на Кипре, не то на Сицилии. Понятно не одна участвовала и не последние подарила. Дала не по обязанности и не откупаясь, зачем же обижать подругу. Если понадобится, он тоже охотно даст и не в долг, а просто так, как и подарил серьги, отнятые у мародеров без какой-то задней мысли. Все ж им хорошо было вместе.

В целом пока все и так удачно сложилось. И в ответ на честность правильно явить щедрость. Тогда и в другой раз не обманут. Так учил отец, а он умел с воинами обращаться и был теми уважаем.

Глава 7.

Сентябрь 1191г. Битва при Арсуфе.

Солнце медленно ползло по небу, нагревая доспехи до ужаса. Внутри люди истекали потом, снаружи о железо запросто можно было обжечься. Тем не менее, никому в голову не пришло бы снять с себя кольчугу или шлем.

Над головами не зря с противными скрипучими криками кружили грифы, в ожидании добычи. Постоянно из-за холмов и пересохших вади налетали бедуины и турецкие всадники, осыпая дождем стрел и моментально уносясь прочь. Избавиться от оборонительного снаряжения означало играть со смертью. Издалека легкие стрелы не пробивали даже варенную кожу или наносили легкие ранения. Без доспеха недолго и погибнуть. Впрочем, получить тепловой удар не менее возможно.

Джон облизнул сухие губы и потянулся к фляге, изготовленной из тыквы. Глотнул воды, слегка смочив глотку, но не утолив жажду и посмотрел налево, где Генрих Шампанский со своей лёгкой кавалерией охранял армию от внезапных нападений. Вассальной клятвы Джон не давал, ему не очень хотелось давать обязательства. Жалованья б не платили, зато пришлось бы, в первую очередь, лечить кого пришлют, а не кого хочешь. Выгоднее неофициально числится в приближенных барона Роджера де Валуина, а тот, в свою очередь, входил в отряд Генриха.

После чуть не закончившегося побоищем сражения в арьергарде Ришар отправил за новыми животными и несколько дней стояли. Все равно потом часть грузов пришлось бросить, поскольку столько найти в разоренной местности лошадей и волов невозможно. Пока торчали на месте король или его советники обдумали происшествие и был отдан приказ о новом построении. Никто не возражал, наученные горьким опытом. Все части армии держались теперь вместе, причем настолько плотно, что яблоку негде было упасть в шеренгах. Крестоносцы маршировали с минимальными разрывами между отрядами. Каждая из трех колонн — авангард, арьергард и центр — не только представляли собой завершенное целое, которое могло самостоятельно действовать, но и все войско на всю глубину действовало как единый организм.