Вход и выход. Эпизод 1

Черт побери, но кто эта старуха и почему появляется именно там, где происходит нечто необъяснимое, какая-то чертовщина?

— Женщина, постойте! -крикнул Иван. — Не бойтесь нас, я просто хочу спро...

— Иди ты на х... — как и в тот раз, ответила бабка и скрылась за кустами.

Мужчины подошли к валуну, над которым корпела старушенция. На камне был высечен кельтский крест.

— Вот этот знак, — уверенно заявил Славнопобедский, указывая рукой на камень. — Что-то мне подсказывает, что бабка искала то, что ищем мы. И наше появление в её планы не входило. Ей это не понравилось.

Корский пожал плечами.

— Похоже, это я ей не нравлюсь. Она меня уже дважды посылала на х...

— Как я понял, вы раньше встречались, да? — Илья пристально посмотрел на Корского.

— Она рыскала у портала незадолго до того, как оттуда выполз ты. Лицо её мне ещё тогда показалось таким знакомым! Только ума не приложу, откуда я эту старую каргу знаю?

— Не бери в голову, — Славнопобедский махнул рукой. — Лучше... Помоги мне этот камень сдвинуть!

Но помощь Ивана великану не понадобилась. Илья поднатужился и сам сдвинул валун в сторону. Послышалось шипение, и две большие каменные плиты у основания скалы разошлись в разные стороны, как двери электрички, на которой друзья сюда приехали.

Из чрева скалы ударил желтый свет, и мужчины увидели небольшой коридор.

Ни слова не говоря, Славнопобедский пошёл навстречу этому свету, уверенно вошёл в коридор, вертя головой из стороны в сторону.

Хотя Корскому не очень-то хотелось заходить внутрь скалы, и он бы многое отдал за то, чтобы остаться снаружи и постоять на шухере, но и отпускать друга туда одного тоже не хотелось: комплекс вины замучает, если с этим добродушным увальнем там случится что-то нехорошее. Что-то, о чем и подумать было страшно. Поэтому Иван поспешил следом за Ильёй.

Небольшой коридор был освещён кристаллами, каждый из которых был помещён в отверстия, сделанные в стене. Кристаллы светились изнутри, распространяя вокруг себя мягкий свет.

— Знаю, о чем ты думаешь, — не поворачивая головы, произнес Славнопобедский. — Ты предполагал, что по ту сторону портала мы живем в каменном веке и лопухами подтираемся, а на самом деле мы изобрели беспроводное освещение и давно забыли, что такое свечи и факелы.

— Но что это? — Корский потянулся было рукой к одному из кристаллов, но, испугавшись, что может обжечься, — отдернул руку.

— Солнцесвет. — Лицо великана озарилось улыбкой. Ему явно было приятно видеть здесь хоть что-то, что напомнило ему о прошлой жизни, хотя положительных моментов, если верить его рассказам, в той жизни было мало. — Его нужно пять дней подержать на солнце, а потом он начинает светиться в темноте. Говорят, что солнцесвет может светиться пятьсот лет, да только я никого не знаю, кто бы столько прожил.

— А чем урсиане скалу долбили? — Иван провел пальцем по стене, которая была идеально гладкой, на ощупь чем-то напоминала стекло. Кое-где на стенах и на потолке виднелись рельефные изображения цветов и диковинных животных. Всё это выглядело очень красиво и, казалось, требовало мастерства сотен мастеров. Из вентиляционных решеток под потолком дул прохладный свежий воздух. Атмосфера внутри была пропитана комфортом и высокими технологиями, словно мужчины попали на инопланетный корабль, а не в усыпальницу дочери Димитрия Жопы.

— Ха-ха-ха! — загоготал великан, запрокинув свою большую голову. — Это у вас тут долбят, а у нас колдуют. Если грамотно заговорить камень, он становится мягким, и из него можно лепить всё, что душе угодно... Как видишь, царская чародейка со своей работой справилась.

— Да уж... — Корский покачал головой. Друзья прошли до конца коридора и по широкой лестнице с низкими перилами спустились вниз. Упёрлись в тупик — стену из ровных, плотно подогнанных друг к другу каменных блоков. — А эти камни ваша чародейка явно не заговорила.

— Подожди... — Илья подошёл к стене, попробовал сдвинуть её плечом. Не получилось. Ударил ногой, стукнул кулаком — тоже безрезультатно. Тогда он просто приложил ладони к стене и принялся водить по ней руками, пока один из блоков не сдвинулся, и стена не отъехала в сторону. Быстро и практически беззвучно. — Пошли!

Друзья вошли внутрь просторного помещения, полностью заваленного изделиями из золота. В центре этого золотохранилища стоял золотой гроб без крышки, в котором лежала девушка неземной красоты. На ней было расшитое золотом платье, голову украшала покрытая бриллиантами корона. Таких красавиц Иван не видел даже в голливудских фильмах. Казалось, что девушка безмятежно спит, но грудь её не вздымалась.

— А вот и я! — Славнопобедский подошёл к гробу и потряс девушку за плечо. Лана никак не отреагировала на его не совсем ласковое прикосновение. — Вставай, красавица!

Ничего: дыхания нет, веки неподвижны.

— Наверное, ты должен поцеловать её, — тихим голосом подсказал Корский, вспомнив старую сказку, которую ему читала бабушка в детстве.

— Ой, да! Точно! — Великан приложил руку к своей широкой груди в благодарственном жесте, приспустил штаны и залез в гроб, взгромоздившись на царевну. — Ваня, оставь нас на пару минут! Не смущай даму, а то она проснуться не может! Тебя стесняется!

Иван поднялся по лестнице, остановился в коридоре. Снизу сначала послышалось металлическое позвякивание, которое переросло в громкий лязг, к которому добавилось сначала шумное дыхание Ильи, а потом — женские сладострастные стоны.

Всё-таки, он разбудил её! Пусть даже не тем способом, который описывался в сказке, но он сделал это! Сукин сын!

Не в силах больше слушать звуки, раздающиеся из усыпальницы, Корский вышел из коридора наружу и сделал вдох полной грудью.

Подумать только, а ведь в какой-то момент Иван засомневался и в существовании этой скалы, и в том, что там действительно спит красавица, которую нужно разбудить. Но самое главное — он до последней минуты не верил в то, что Славнопобедский разбудит свою царевну.

В горле пересохло.

Корский снял с плеча спортивную сумку, поставил на камни и принялся рыться в ней в поисках минеральной воды. Увы, воду он не нашёл, зато нашёл распечатанную пачку сигарет и зажигалку. Откуда всё это взялось — черт знает, но Иван, хотя давно не курил, сунул в рот сигарету и прикурил подрагивающей от волнения рукой. А как тут не волноваться, если не каждый день такое увидишь и услышишь. Звуки, характерные для порно, достигали его ушей и здесь, снаружи.

Сделав несколько затяжек, Корский почувствовал легкое головокружение и чувство эйфории. Давно забытые ощущения накрыли его — что греха таить — приятной волной, и он пропустил тот момент, когда стихли звуки безумного секса великана и его новой подружки.

— И мне сейчас сигаретка не помешает, — послышался голос Ильи за спиной.

Иван оглянулся и увидел Славнопобедского и Лану. Со счастливыми улыбками на лицах, в свете кристаллов они выходили из чрева скалы, держась за руки.

Несмотря на то, что царевна была на полголовы ниже Ильи, она всё равно казалась Ивану очень высокой, как баскетболистка или волейболистка. Но всё равно она была самой красивой женщиной из всех, которых когда-либо видел Корский.

— Держи, — не сводя восторженных глаз с царевны, он протянул сигареты другу и неуклюже отвесил поклон Лане. — Я — Иван Корский, ваше высочество.

Царевна засмеялась. От её смеха у Ивана пробежали мурашки по спине. Её смех был приятен уху. Его хотелось слушать ещё и ещё, как журчание ручья, как шелест денег в счетчике банкнот. Пожалуй, для Ивана не было ничего приятнее.

— А я — Лана, — царевна присела в реверансе. — И давай на 'ты', без всякого 'высочества'. Хорошо?

— Как скажешь, Лана! — Лицо Корского расплылось в идиотской улыбке.

Он мог бы целую вечность стоять и смотреть на эту красавицу, дивясь её неземной красоте, но Славнопобедский не предоставил ему такой возможности. Выдохнув в лицо Ивану струю едкого дыма и хлопнув по плечу, он выдернул товарища из мира грёз и вернул к действительности.

— Итак, какие планы на вечер?

— Я бы что-нибудь съела, — призналась Лана.

— И я что-то проголодался, — промямлил Корский.

— Вот и отлично! — Илья хохотнул и щелчком пальца отправил сигаретный окурок в кусты. Подойдя к валуну у входа в скалу, вернул его на прежнее место. Снова раздалось шипение, плиты сошлись, желтое свечение из коридора погасло. — Едем в Курган, а там — в ресторан!.. Ого! Я стихами заговорил!

Уже начало темнеть, когда троица дошла до шоссе. Перед ними тут же остановился автомобиль представительского класса, и водитель абсолютно бесплатно довёз всех до Кургана и высадил у ресторана "У писателя".

Атмосфера внутри была расслабляющей, играла музыка. Посетители — интеллигентные, состоятельные люди.

Весь вечер официанты носились вокруг урсиан и Корского, ставя на стол новые закуски и напитки.

Глядя на Лану, Иван думал, что та жрёт в три горла, и если она и дальше будет так жрать, станет шире своего суженого.

Впрочем, царевну не очень в тот момент интересовала её фигура: она вся словно растворилась в Илюше, слушая его рассказы о жизни в Урсии, которые Корский слышал уже сто раз, и они не нравились ему из-за их скучности, однообразности и простоты, граничащей с тупостью. А чего ещё можно ожидать от умственно отсталого громилы, который тридцать лет и три года ходить не мог, и большую часть своей жизни провел в доме родителей?

Зато Лане рассказы Славнопобедского нравились. Хотя бы тем, что жизнь сына швеи и гончара разительно отличалась от жизни царевны, 'скучной жизни в богатстве и роскоши, когда целыми днями все всё делают за тебя, пытаясь услужить, а ты киснешь от скуки, не зная, чем заняться, в ожидании подходящего жениха. А где найти этих женихов, если в соседних государствах все женихи — вонючие извращуги'.

При этом, 'вонючие извращуги' царевна повторила трижды, из чего Иван сделал вывод, что по ту сторону портала найти жениха-гетеросексуала — целая проблема. Причем, глобального масштаба. Когда наступила небольшая пауза, и Корский решил рассказать Лане про свой мир, про Россию-матушку, царевна заявила:

— Ваня, не надо мне ничего рассказывать. Лёжав гробу, я не спала. Я находилась в состоянии, когда тело и душа отделены друг от друга. Они связаны чем-то, похожим на канат. В этом состоянии я могла свободно перемещаться в пространстве и даже читать мысли людей. Поэтому я знаю всё о России, о сопредельных государствах, знаю, что такое телевидение, радио, телефония, интернет, самолеты и поезда. Также я изучила экономику, право, менеджмент и прочую ерунду, которой ваша цивилизация так гордится...

— Си-фи-ли... что? — непонял Илья.

— Цивилизация, — вздохнув, поправила его Лана. — Потом объясню тебе, что это такое, раз твой лучший друг тебе этого не объяснил...

Далее пошли объяснения в любви, прочие 'сопли', всё то, чего Иван терпеть не мог. И ему стало так одиноко, что захотелось трахнуть певичку, поющую на сцене что-то из современной попсы, которую Корский терпеть не мог. Он даже представил, что с каким успехом певица держит в руках микрофон, так же она может держать его член своими длинными тонкими пальчиками...

Все его сексуальные фантазии разрушил Славнопобедский, вдруг прошептав в ухо:

— Даже не думай о ней. Болеет какой-то хворью, от которой твой писюн отсохнет!

И засмеялся.

Именно тогда Корский понял, что отныне его лучший друг — одиночество. Был единственный верный друг (никакой голубизны) — Славнопобедский, но он, Иван, ему больше не нужен. Ему нужна царевна, а Корский станет для него эпизодическим персонажем. Одиноким и всеми покинутым. Жалкая Илюхина тень, никто. Никем он и был до встречи с урсианином. Неудачником и убийцей, пусть даже убийство бомжей он оправдывал самообороной.

Унылые мысли никак не хотели уходить из головы. Ресторанная атмосфера, вокальные и внешние данные певички никак не исправляли, а лишь усугубляли положение.

Ивану вдруг захотелось набраться до беспамятства. Выжрать все запасы водки и коньяка в ресторане, лишь бы не видеть счастливых лиц этой влюбленной парочки, не слышать воркования этих голубков, нашедших друг друга в мире, который им не принадлежал и не мог им принадлежать по определению.

Но они вели себя в ресторане, как хозяева этого мира, перед которыми открыты все двери. И ничего в этом удивительного не было: с их-то способностями, проявившимися здесь, они действительно могут позволить себе всё. А он, Корский, ничего.

Время уже было позднее, глубоко за полночь, но официанты продолжали ставить на стол всё новые и новые блюда, разливали по бокалам и рюмкам всё новые и новые напитки.

В банкетном зале никого, кроме Корского, Ильи и царевны, не было. И весь обслуживающий персонал работал только на них.

Интересно, какое заветное слово сказал им Славнопобедский, если они без устали работали, как заводные, да ещё с ненормальным блеском в глазах?

Ответ на этот вопрос для Ивана был очевиден.

— Я тебя люблю больше жизни, дорогая, — говорил Илья, поглаживая руку Ланы.

— Я тебя просто обожаю, милый, — поглаживая густую бороду Славнопобедского, отвечала царевна.

'Вы ещё трахаться тут начните! — с завистью глядя на влюбленных голубков, думал Корский, отправляя в рот очередную порцию коньяка и закусывая салатом, который он брал из тарелки голыми руками. А кого тут стесняться? Здесь все свои. А обслуга, даже если увидит, завтра этого не будет помнить, к гадалке не ходи! — Жаль, что твоя мачеха, сука ты длинная, не отравила тебя до конца! Очень жаль! Видно, поторопилась или кто-то спугнул. Жаль, конечно! Жаль...'.

В какой-то момент очертания предметов и людей начали расплываться, а потом — двоиться. Иван понял, что перебрал, и ему нужно остановиться. Но было уже поздно. Свет в его глазах померк, отключился звук. Вслед за этим вырубился и сам Корский, уткнувшись лицом в тарелку с закуской.

Он открыл глаза и долго не мог понять, где находится. Стены и потолок были знакомыми, но как-то смутно. Да, Иван здесь уже когда-то был, но давно. Казалось, очень давно.

Только приподнявшись на локтях, он понял, что находится в дачном доме, который считал своим, но по факту принадлежащем его бывшей жене. Корский лежал на стареньком диване в комнате на первом этаже.

Противно тикали часы на стене. Каждый 'тик' отдавался болью в висках. В горле — словно застряла верблюжья колючка.

— Ох, нажрался же я вчера, — пробормотал он, вставая с дивана.

— Не вчера! — Послышался знакомый женский голос из кухни. — Дня три бухал, не просыхая.

Глянув себе под ноги, Корский увидел, что весь ковёр усеян окурками и пустыми бутылками из-под водки. Значит, голос не врал.

Руки в сгибе локтя побаливали неприятной резью.

Задрав рукава рубашки, Иван увидел следы уколов на вспученных венах.

— Я что, ещё и кололся?

— Не знаю, — ответил голос.— В таком состоянии от тебя можно было ожидать чего угодно.

— Ой, бл... — выдохнул Корский, входя на кухню. За столом сидела та самая старушка, которую он видел и у входа в портал, и у скалы, в которой была усыпальница Ланы. — А почему я ничего не помню? Как будто только вчера сидел с этими двумя в ресторане...