Вход и выход. Эпизод 1

'Он был сказочно богатым и сексуально привлекательным. Он мог себе позволить, если не всё, то почти всё.

Самые красивые и влиятельные женщины осаждали его дворец в Монако и мечтали просто его увидеть. Увидеть! О том, чтобы провести с ним вечер, они даже мечтать не могли. Ещё бы, Джон был неуловим: он то был на съёмках очередного фильма, то на буровой вышке, то на одном из своих заводов, то на строительстве очередного небоскреба или просто бороздил водные глади на своей огромной яхте под названием 'Мечта', наслаждаясь каждой секундой своей жизни, купаясь в роскоши...'

— Тьфу, бл... Хрень какая-то, — недовольно проворчал Иван

Корский, бросая книжку в мягкой обложке в мангал.

'Красавчик Джон' — так называлась эта книга.

Языки пламени тут же принялись лизать симпатичного мужчину на обложке, в объятиях которого была стройная брюнетка, и яхту на заднем плане, превращая грезы домохозяек в прах.

Недовольство Ивана можно было понять: читать книгу о жизни богатеньких ублюдков, у которых всё было схвачено и за всё заплачено, было неинтересно. Вот если бы книга начиналась словами о том, что в мешке нашли расчлененный труп сказочно богатого и сексуально привлекательного, было бы совсем другое дело. А так — пустая трата денег, пусть даже книжонка была куплена по дешевке, на распродаже.

Смеркалось. Иван залпом осушил полстакана водки, закусил соленым огурчиком и, крякнув, откинулся в старом, прожжённом сигаретами кресле.

Огонь в мангале разгорался всё сильнее и сильнее, разгоняя полчища комаров. Это хорошо: скоро будут готовы угли, на которых можно будет поджарить шашлыки.

Разумеется, шашлыки он купил самые дешевые, с истекающим сроком годности. Он не гордый. И такие съест. Дурацкая привычка — на себе экономить! Но что поделать? Это, как говорится, не мы такие, а жизнь такая. К тому же, жизнь в нужде учит на всём экономить. Иван Корский знал, что такое нужда не понаслышке, а потому боялся её и не любил вспоминать те дни, когда ему приходилось побираться, но их из жизни не выкинешь.

Подумать только, а ведь совсем недавно всё было совсем по-другому. У Корского были все шансы стать тем самым Джоном из дешевого чтива, но он все эти шансы упустил. Просрал, профукал, причем, по собственной глупости.

А ведь ещё недавно он работал в одной из крупнейших торговых фирм Кургана заместителем директора. У него была семья, квартира, машина и всё прочее, на чем он не собирался останавливаться. Планы были грандиозными и далеко идущими, но, как всегда, все карты спутал случай. Долбаный случай, будь он неладен!

Всё шло, как по маслу: карьера, деньги, власть. Разумеется, власть Ивана распространялась только на офисный планктон, но все равно ему было приятно. Власть ведь она — как наркотик: если с первого раза понравился, потом соскочить с него трудно. Практически невозможно. Человек теряет контроль над собой, и в какой-то момент, сам того не замечая, оказывается в большой, глубокой жопе, выбраться из которой без посторонней помощи тяжело. Но Корский считал, что всё держит под контролем.

Ведь не он, а его босс — Максим Эдуардович — мог на спор и по пьяни гнать по встречке со скоростью двести километров в час. Тот же Максим Эдуардович мог бегать голым по улице и при этом снимать себя на видео. Он мог нассать на официанта в ресторане и дать пинка администратору, мог заказать в свой офис несколько шлюх, заставить их ублажать себя, а потом, не заплатив им ни копейки, гнать их в шею. Разумеется, это он делал только по пьяной лавочке. В трезвом состоянии это был образцовый отец-одиночка, все силы бросающий на то, чтобы единственная дочурка ни в чем не нуждалась.

Иван Корский не страдал такой ерундой. Он считал, что самоутверждаться в своей конторе нужно умом, а не эпатажем. Поэтому, получив в своё время дополнительную специальность — 'Управление персоналом', он, не без помощи шефа, урвал возможность принимать на работу и увольнять всех нижестоящих работников — от дворника до старшего менеджера.

Разумеется, в первую очередь всеми законными и незаконными способами он уволил тех, кого на работу лично не принимал.

Проводя собеседования с кандидатами на вакантные должности, он всегда тяжело вздыхал и говорил: 'Ну, я даже не знаю, можно ли с вашими анкетными данными претендовать на эту должность? Я говорю не только про нашу, но и про другие организации. К тому же, у меня есть кое-какая негативная информация о вас из источников, которые я не могу вам раскрыть...'

Человек пугался, расстраивался. И тогда Иван, нагибаясь, доверительно хлопал, казалось бы, безнадежного, кандидата на вакантную должность по плечу и с хитрым прищуром добавлял: '...Но вы мне нравитесь. Я вас возьму в свою команду!'

Таким образом, за короткое время он, с молчаливого согласия шефа, окружил себя стукачами и жополизами, готовыми из шкуры вон вылезть, лишь бы угодить любимому 'заму'.

А 'зам', тем временем, всегда зная, что и когда происходит в фирме, безнаказанно прокручивал под носом босса всевозможные махинации, ведущие к не совсем законному личному обогащению.

В какой-то момент Корский почувствовал себя неуязвимым и непотопляемым. И ему всё сходило с рук. До поры — до времени, пока его не пригласил на вечеринку в свой загородный дом босс.

О той треклятой вечеринке, которую позже Иван будет вспоминать только матерными словами, он практически ничего не помнил. Помнил только, как Максим Эдуардович налил ему большой пузатенький бокал коньяка и предложил сигару. Потягивая коньяк и попыхивая сигарами, они сидели с шефом на кожаном диване в беседке и говорили о политике.

Где-то на заднем плане играла классическая музыка. Вечерний ветерок приятно обдувал тело и играл зеленой листвой деревьев и кустов. Пахло цветами и фруктами.

Это был ещё один вечер в гостях у босса. Скучный, на котором не пошалишь, но весьма полезный для карьеры. Всё было вполне нормально, пока не пришла Лиза — дочь босса. Корский с Максимом Эдуардовичем как раз закончили обсуждать Америку и экономические санкции против России. Иван уже решил, что разговор с боссом окончен, хотел уже вызывать такси, чтобы ехать домой, но тут вдруг Лиза нагнулась и принялась что-то шептать отцу в его большое ухо, обрамленное сетью морщинок, словно растущее из паутины. Корский посмотрел на её упругую задницу, на длинные ноги, обтянутые черными чулками, на гибкий стан и почувствовал, как член наливается кровью, оттопыривая ткань брюк. В голове Ивана тут же возникла мысль о том, что он с удовольствием вдул бы Лизе, не будь женат. Черт, но почему жена выглядит не так, как эта сучка?!

И всё! На этом мысль оборвалась, как оборвалось и всё хорошее, что было на тот момент в его жизни.

Он почувствовал, как куда-то проваливается, и мир вокруг него тает, как кусок масла на раскаленной сковороде, теряя свои очертания.

Из провала он вышел внезапно, словно проснулся после долгого и болезненного сна. Голова гудела, перед глазами всё двоилось. Когда два изображения слились в одно, Иван приподнялся на локтях и огляделся по сторонам. То, что он увидел, его не обрадовало. Он понял, что находится в какой-то лачуге, из мебели в которой есть только стол, сколоченный из необструганных досок, да такая же кровать, на которой он и лежал. С потолка на проводе свисает почерневшая, давно сгоревшая лампочка. Из-под бревен торчит пакля, похожая на не знающие расчески волосы старой алкоголички. Окна разбиты, сквозь них внутрь прорывается холодный ветер, несущий запах навоза, неприятно обдувая своим зловонным дыханием лицо и руки... В общем, жуть!

Рывком приняв сидячее положение, Корский увидел двух облезлых мышей, снующих у него между ногами, почему-то обутыми не в немецкие туфли, а в кирзовые сапоги. Когда Иван топнул этими сапогами по полу, мыши мгновенно разбежались по углам дома.

От топота собственных ног боль в голове Корского усилилась ещё больше, и он застонал, сдавив виски руками. Только стон его был больше похож на хрип старого деда, который всю жизнь курил махорку.

Когда боль немного поутихла, Иван медленно, с трудом преодолевая слабость во всем теле, поднялся на ноги. Сразу же закружилась голова и к горлу подкатила тошнота.

Чтобы не упасть, Корский оперся на шероховатую спинку кровати и закрыл глаза. Постоял немного. Неприятные ощущения вдруг стали проходить.

— Зашибись! — буркнул себе под нос всё тем же стариковским голосом Иван, после чего разлепил веки и оглядел себя. Он был одет, как бомж: рваная телогрейка с просвечивающей сквозь дыры ватой, дырявые спортивные штаны, сильно растянутые в районе колен. — Что это за дерьмо?

Словно ища ответ на свой вопрос в грязной хибаре, Корский вновь начал осматривать помещение, пока взгляд его не уперся в деревянный стол, на дощатой крышке которого что-то блестело.

С трудом переставляя вялые ноги, он дошел до стола и протянул руку к тому, что привлекло его внимание. Это было видавшее виды зеркало в пластиковом корпусе, с наполовину отломанной ручкой. Когда же Иван глянул в это зеркало, он не поверил своим глазам: вместо привычного отражения своего, как ему всегда думалось, красивого и брутального лица, он увидел распухшую рожу немытого, нечёсаного бомжа, словно только что вылезшего из помойки.

— Нет! — закричал Корский. Зеркало выпало из его ослабших пальцев, упало и разбилось, усыпав пол десятками осколков. — Нет! Нет!

Конечно, этого не могло быть. Ведь еще вчера он был в гостях у босса, в его загородном доме, пил дорогой коньяк...

Коньяк! Вот, почему он, Иван, оказался здесь и так себя плохо чувствовал. Скорее всего, Максим Эдуардович решил разыграть его, как он это любил делать по пьяной лавочке. Не исключено, что босс подсыпал в коньяк снотворное, перевез спящего Ивана в эту дыру, загримировал его, и сейчас снимает его на скрытую камеру и ржет сидя где-нибудь неподалеку. Это в его стиле. Ему это по карману.

Иван вцепился себе в бороду, пытаясь оторвать её, но она не отрывалась. Вцепился в длинные, сальные волосы, потянул...

Бесполезно. Всё было своим, настоящим. Но как такое возможно? Как?! Ведь за один день такое не отрастет. А была ли вечеринка вчера?

Хрустя по осколкам зеркала, Корский приблизился к окну. За рамой без стекол простиралась заброшенная деревня с покосившимися домиками. Редкие листья на деревьях, холод и сырость свидетельствовали о том, что была уже поздняя осень. Осень! А вечеринка была 5 июня. Как можно было на такое время погрузиться в небытие, Иван не знал. Если бы шеф его всё это время набухивал до беспамятства, он бы хоть что-то помнил, а тут — чистый лист, вообще никаких воспоминаний.

Может, его как-то погрузили в искусственную кому? Но как и кто, а главное — зачем? Шеф не стал бы этого делать, так как Корский нужен ему как рабочая лошадка, на которой можно и нужно пахать, вспахивать вдоль и поперек поле чудес в стране дураков.

Может, это происки конкурентов? Но почему тогда память обрывается на ягодицах дочери босса, а не на какой-нибудь разборке с братьями Габиевыми или с "Мегапродом"?

Лиза? Вряд ли. Она же со своим отцом заодно. Значит, ей Иван нужен так же, как и Максиму Эдуардовичу.

Тогда что это, если не бред?

Бред-не бред, а всё равно нужно было как-то выбираться из этого дерьма и что-то делать. Поэтому Иван толкнул скрипучую дверь и вышел из грязной хибары, со стороны больше похожей на сарай. Неужели в этом доме кто-то когда-то жил?

Корский пересек заросший травой двор, по лежащему на земле пролету забора, как по мосту, перешел через лужу, остановился на вязкой дороге, долго смотрел по сторонам, выбирая направление, в котором двигаться, и направился направо, где домов было больше. Ведь ему необходимо было найти хоть кого-то, кто мог бы подсказать, что это за деревня, и в какой стороне находится Курган.

Увы, найти "хоть кого-то" оказалось делом непростым. Дома, попадавшиеся на пути, были либо наглухо заколочены досками, либо смотрели на Ивана слепыми глазницами без окон. В одной из таких "глазниц" Корский увидел сморщенное лицо старухи, которое появилось на миг из темноты дома и спряталось. Иван минут пять стоял под окном, упрашивая бабку ему помочь, но та больше не показывалась. Тогда, плюнув, Корский пошел дальше.

Он уже решил, что в деревне вообще никого нет, как вдруг впереди показался домик с решетками на окнах, на котором над крыльцом большими буквами было написано: "Милиция", а рядом с домом стоял желтый уазик.

Дверь дома открылась, и на крыльцо вышел пухлолицый полицейский. Немного постояв, почесывая большой живот, полицейский направился к машине.

Именно в тот момент, будучи без мобильного, без денег, без документов, глядя на толстяка при погонах, Иван осознал полную степень безнадежности своего положения. А также то, что для него этот полицейский — посланник Божий, счастливый билет, с которым можно быстро доехать до Кургана и разобраться с шутником, который пошутил над ним столь неудачно и столь не вовремя.

— Господин полицейский! Господин полицейский! — от радости у Корского даже голос прорезался, и появились силы, чтобы бежать вприпрыжку.

Увидев его, полицейский приоткрыл от удивления рот и остановился в шаге от водительской дверцы уазика.

— Тебе чего надо? — тряся тройным подбородком, рявкнул толстяк при погонах, когда Иван подбежал к нему.

— Понимаете, сам я из Кургана. Сегодня проснулся в том доме, — Корский указал пальцем в ту сторону, в которой находился сарай, в котором он провел не самые приятные минуты своей жизни. — Нет ни денег, ни мобилы, ни документов, а мне домой надо, в Курган. У меня там жена, работа. Помогите мне, пожалуйста, а?

— Больше тебе ничего не надо, бомжара? — Лицо полицейского расплылось в улыбке

— Ну-у-у, — Иван ненадолго замолчал, морща лоб. — Не отказался бы от сигаретки. Курить очень хочется.

— Не переживай. Сейчас чего-нибудь придумаем! — Толстяк повернулся к Корскому спиной.

В душе Ивана забрезжил лучик надежды. И, едва он успел подумать о том, что представитель власти поможет ему, не оставит в беде или в"биде", как в подобных случаях говорили в офисе, толстяк развернулся и ударил Корского в челюсть.

Иван упал на спину. Когда попытался подняться на ноги, его стало болтать из стороны в сторону, как пьяного, и он снова упал. На сей раз на бок. В тот самый момент толстопузый мент начал избивать его резиновой палкой и пинать ногами, приговаривая:

— Вот тебе, вот тебе, вот тебе, вот тебе, бомжара вонючий!.. В курган он захотел, бл... Типа своих бомжей там не хватает!..

Полицейский бил и пинал Ивана так сильно, словно хотел вышибить из него дух. И вышиб бы, не позвони ему на сотовый неизвестный абонент, который, сам того не желая, спас Корскому жизнь.

— Алло! — прорычал в трубку толстяк, наконец-то прекратив экзекуцию. — Что? Я?.. Ладно, сейчас подъеду.

Хлопнула дверца машины, затарахтел двигатель, и уазик покатил по грязи, увозя толсомордого мента водному лишь ему известном направлении.

А Корский остался лежать, скорчившись, в позе зародыша. Часов у Ивана не было, и он не знал, сколько так провалялся на жёлтой траве, но, судя по ощущениям, не меньше часа. Немного придя в себя, он осторожно поднялся на ноги и, постанывая и харкая кровью, пошел по следам уазика. Он был уверен, что где-то недалеко есть автострада, по которой он и сможет вернуться домой. Пешком или автостопом, ему было наплевать, лишь бы быстрее убраться из этой деревни, которую, ввиду отсутствия указателей, он про себя окрестил Хрензнаеткаковкой.

Чутье его не подвело. Он действительно минут через сорок вышел к автомагистрали, чему был несказанно рад. А ведь раньше он никогда бы не подумал, что ему могут нравиться такие признаки цивилизации, как: рекламные щиты, пердящие выхлопными газами автомобили, линии электропередач и вышки мобильной связи, стоящие вдоль дороги.

От радости Иван чуть не заплакал. Ему хотелось опуститься на колени и поцеловать темный асфальт. И только боль в правой ноге помешала ему это сделать, так как он понимал, что, если опустится на колени, может потом не подняться. А ведь ему ещё до дома нужно добраться, а уж там можно упасть. Да!

Направление, в котором нужно двигаться, Корский определил для себя сразу. Ориентиром был для него указатель, манящий издалека своей яркой синевой. Он шел к нему по обочине с таким чувством радости и надежды в душе, с каким шёл на первое свидание со своей будущей женой.

Однако, чем ближе он подходил к указателю, тем меньше становилось в душе радости.

Сначала он думал, что ему это кажется, но по мере приближения к указателю он понимал, что нет.

Надпись на дорожном указателе гласила, что до Катайска осталось 26 километров, до Шадринска — 97 и до Кургана — 237 километров. 237 гребаных километров!

— Вот дерьмо! — только и смог тогда сказать Корский, сплюнув себе под ноги кровавый сгусток.

Впрочем, думал он, всё не так уж и плохо. Достаточно лишь остановить какую-нибудь машину. И тогда часа через три он точно окажется в Кургане. К гадалке не ходи.

Конечно, остановить машину просто, если ты — молоденькая красотка с длинными ногами и с большой грудью, но в случае с Иваном всё оказалось гораздо сложнее. Машины проносились мимо, как бы он ни махал руками, и ему только и оставалось, что крыть матом "черствых, бездушных говнюков" и идти по обочине пешком.

Но вот впереди показалась заправка. Для Корского это был ещё один шанс, который он не мог упустить. К тому же, эти машины не нужно было останавливать. Они и так стояли.

На заправке были два грузовика и три легковушки. Корский не сомневался, что здесь ему точно повезет, кто-нибудь хоть чем-то обязательно откликнется на его душещипательную историю и поможет, но почти все водители отгоняли его от своих машин и послылали на три буквы, известные любому русскому. А водитель грузовика, на кузове которого были изображены дети, с аппетитом жрущие мороженое, даже пригрозил проломить Ивану голову монтировкой. Для пущей убедительности он даже потряс перед лицом Корского своим проржавевшим инструментом.

Иван тяжело вздохнул и направился к кассе. Подождал, когда расплатится последний покупатель и жалобно пропищал рыжеволосой даме с добрыми глазами, как у коровы:

— Красавица, разреши позвонить в Курган, а? Ты не смотри, что я так выгляжу. Когда я доберусь до Кургана, я тебе закину денег на карту столько, сколько пожелаешь. В Кургане я человек не бедный. Просто попал в такой переплет, что...

Дама с добрыми глазами пристально посмотрела на Корского. В какой-то момент ему даже показалось, что он увидел искорки понимания в её больших, красивых глазах, жирно обведенных тушью. Но это только показалось.

— Пошёл в жопу, бомжара вонючий! — послышался визгливый голосок дамы с коровьими глазами. — Пошёл в жопу и не пугай наших клиентов!

Тут же открылась дверь сбоку, и из кассового узла вышел лысый охранник, больше похожий на урку-пересидка.

Поняв, что кому-то сейчас не поздоровится, и этим "кем-то" окажется он, Иван поковылял прочь от кассового узла, но, так как был уставшим и сильно болела правая нога после знакомства с ментом, далеко уйти не смог. Охранник быстро догнал его, схватил за шиворот, повалил на асфальт и принялся пинать его ногами. К счастью, пинал не так сильно, как толстый ментяра, иначе второго избиения за день Корский просто не пережил бы.

Из динамиков снова послышался знакомый визгливый голосок:

— Стёпа, вернись в кассу! Мне нужна твоя помощь!

Охранник пнул Ивана ещё пару раз и посеменил в сторону кассового узла.

Корский немного полежал, набираясь сил и начал подниматься на ноги, сплошным потоком извергая из себя проклятия в адрес водителей, самой заправки, кассира с коровьими глазами и охранника. Но никто его не слышал, и хрип его голоса тонул в шуме проезжающих по автостраде машин.

— Да пошли вы все... — Иван резко замолчал, увидев у себя под ногами кошелек и красивую зажигалку в металлическом корпусе.

Определённо, эти вещи принадлежали охраннику и вылетели из его карманов, когда тот так увлеченно пинал Корского, скорее всего, пытаясь произвести впечатление на кассирку с коровьими глазами.

Зажигалка исправная, в кошельке — около пятисот рублей и фотография Стёпы 3 на 4 сантиметра. Что ж, и на том спасибо! Скажем так, не зря повалялся на асфальте и пострадал животом, спиной и задницей. Зато появился огонь, который согреет ночью и деньги, на которые можно будет купить еды в какой-нибудь придорожной закусочной.

Ещё в июне, до той вечеринки у босса, Иван поднял бы кошелёк и зажигалку, отдал бы всё это Стёпе-недотёпе, а так... Хрен ему! Пусть вспомнит, КОГО он пинал на асфальте и жалеет об этом, когда захочет покурить или пожрать в закусочной.

А зажигалка красивая, стильная, с золотистым орлом на блестящем корпусе.

Щёлкнув колёсиком, Корский с восторгом посмотрел на яркий огонёк, согревающий не столько тело, сколько душу, захлопнул крышечку, рассовал свои "трофеи" по карманам штанов и похромал дальше.

Идти было очень тяжело, но он упрямо шёл вперед, преодолевая боль и усталость. В какой-то момент ноги перестали его слушаться. Иван запнулся и упал, сильно ударившись лицом и поцарапав его об камушки. Полежав немного, поднялся и присел на большой валун. И тут мужество, с которым он в тот день сносил все удары судьбы, покинуло его. Свесив руки между колен, он опустил плечи и заплакал. Это были горючие слёзы бессилия, усталости и боли. Слёзы, которые лились не из глаз, а из его израненной души.

— Я — бомж! — всхлипывая, повторял он. — Сраный, вонючий бомж! Бомжара...

Оказалось, что не зря врачи пишут, что плакать полезно для здоровья. Вдоволь наревевшись от жалости к самому себе, Корский почувствовал себя гораздо лучше, и у него появились силы на то, чтобы идти дальше. Главное — он был уверен в том, что всё то, что он делает — правильно! И эта уверенность подгоняла его, как попутный ветер.

Солнце клонилось к закату, удлиняя тень. Впереди показались какие-то строения, со всех сторон окруженные грузовиками. Так как это не было похоже ни на заправку, ни на ментовку, Иван ускорился, так как не сомневался в том, что именно там можно будет раздобыть хоть немного еды. К тому же, желудок от голода, казалось, уже давно переваривал сам себя.

Это оказался кемпинг "Подорожник", состоящий из двух гостиничных корпусов, магазина, закусочной и бокса, на котором белой краской было написано: "Ремонт, шиномонтаж".

Разумеется, первой мыслью было сразу пойти в закусочную, но, глянув на своё отражение в стекле припаркованного у гостиницы внедорожника, Корский решил пока не спешить, чтобы ему лишний раз не намяли бока.

Иван остановился и начал осматриваться. Тут же на глаза попались металлические бочки, установленные под водосточными трубами гостиничных корпусов. К одной из этих бочек он и направился, на ходу снимая с себя телогрейку и пряча её в кусты.

Под телогрейкой оказалась тельняшка — на удивление чистая и без дырок. Очень похожая на ту, которую Корскому когда-то подарила на 23 февраля тёща. Тельняшка, которая когда-то перекочевала на дачу и сгинула там в ворохе всякого ненужного барахла.

Начал мыть свалявшиеся волосы и лицо. Потом помыл шею и руки. Хотел помыть ноги, но передумал: вода уж больно холодная. И, если кто-нибудь подловит его за этим занятием, проблем не избежать.

Вода отдавала машинным маслом, из чего Корский сделал вывод о том, что он не первый, кто решил привести себя в порядок подобным образом. Первопроходцами, по-любому, были дальнобойщики. Наспех помывшись, Иван побежал в сторону закусочной: холод сдавил виски, словно желая выдавить глазные яблоки из глазниц и скрючил пальцы на руках, которые стали похожи на куриные лапки.

Народу внутри было много, и почти все столики были заняты. Но Корского это не волновало, так как он сидеть за столиком не планировал.

Почти все, кто был в закусочной — дальнобойщики. На их фоне Иван практически не выделялся, и впервые за день ощутил себя полноценным членом общества, а не бомжем.

Перед кассой стояли ещё двое таких же, как он — в грязной одежде, небритые. И пока кассир их обслуживала, Корский читал меню. Конечно, он с удовольствием съел бы котлетку с пюре и запил бы всё это компотом, но решил ограничиться несколькими булочками и бутылкой минеральной воды.

Один мужик рассчитался, с полным подносом сел за стол, а второй со своими несколькими чебуреками что-то принялся шептать на ухо кассирше. Та немного помялась, потом достала из-под прилавка бутылку водки и протянула мужику. Пока тот рассчитывался, Ивану почему-то расхотелось есть булки. Он захотел напиться, а завтра — будь, что будет. Причем, желание выпить водки было непреодолимым. Выпить водки и закусить чебуреками. Это желание заглушило голос разума, и Иван принялся убирать с подноса булки и заменил их чебуреками.

Голос разума заговорил в Корском только тогда, когда он вышел из закусочной с пустым кошельком, бутылкой водки и двумя чебуреками: "Ну, я и осёл! Какого хрена я всё бабло потратил? Завтра сосать буду! Понятное дело, не лапу".

Достав из кустов телогрейку и натянув её на себя, он направился к лесу. Заметив двух бомжей, ходящих от машины к машине и просящих у водителей мелочь "на пропитание", спрятал бутылку во внутренний карман телогрейки и ускорился.

Между кемпингом и лесом была большая свалка. Иван хотел пройти мимо, но подумал, что в его положении и в мусоре порыться не грех. Можно найти что-нибудь полезное. Однако руками рыться в мусоре он не смог, предпочтя ворошить вонючую кучу палкой. Нашел кусок тента и веревку. Всё это взял с собой. Ещё прихватил тонкую полоску жести.

В лесу, пока не стемнело, собрал длинные сухие палки. Полоской жести разрезал верёвку на несколько частей. Связав маленькими веревочками палки, соорудил каркас шалаша, поверх которого кинул кусок тента. Углубившись в лес, всё той же полоской жести нарезал еловых веток, положил их вниз, по бокам и в верхней части шалаша. Оглядел конструкцию, мысленно похвалил сам себя. Насобирав сухих палок, пользуясь зажигалкой охранника с заправки, Иван разжег костер, что было весьма своевременно, так как солнце село, и лес погрузился в темноту.

Глядя на языки пламени, Корский думал о том, что нужно было в закусочной украсть стакан. Хотя зачем ему стакан? Он и так не гордый, может пить из горла. Что он и сделал. А через час он уже спал крепким сном.

Он проснулся утром от того, что кто-то волоком вытащил его из шалаша, навалился на него и начал ощупывать карманы. Открыв глаза, Иван увидел, что на нем сидит бомж — один из тех двоих, что вчера клянчили мелочь у дальнобойщиков. В одной руке он держал нож с выкидным лезвием, а второй шарил по карманам Корского. Заметив, что Корский проснулся, он приставил нож к глазу Ивана и, обдав его лицо зловонием, прохрипел:

— Не рыпайся, сука! На куски порежу...

Наверняка, любой бы на месте Корского испугался. Когда на тебе сидит бомж и тычет ножом в глаз, обещая порезать на куски, нельзя не испугаться. Но Ивану почему-то страшно не было. Зато была злость. Лютая злоба за то, что его грубо выволокли из его личного шалаша, оскорбили, угрожали и дышат в лицо какими-то помоями.

Ивана молчал, глядя снизу вверх на бомжа, разглядывая его грязное, морщинистое лицо. До чего же хотелось ударить по этой вонючей харе! Так хотелось, что правая рука сжалась в кулак и дернулась.

"Откуда здесь стекло?" — подумал Корский, когда костяшки кулака коснулись гладкой холодной поверхности. Тут же вспомнив, что это — его стекло, пустая бутылка из-под водки, от которой остались лишь воспоминания, он понял, что сделает. План действий возник в голове сам собой. И он так понравился Ивану, что тот даже улыбнулся.

— Что ты лыбишься, с-сука? — снова прохрипел бомж.

— Весело мне, — ответил Корский и ударил бомжа по голове бутылкой, которая тут же разбилась, превратившись в "розочку".

Тут же на лицо Ивану капнули капли теплой крови, а бомж обмяк, словно марионетка, у которой разом перерезали все нити.

Скинув с себя бомжа, всё еще сжимая в руке "розочку", Иван поднялся на ноги и тут же увидел напарника попрошайки, который стоял в двух шагах от него, опираясь на костыль.

Когда Корский сделал шаг в сторону второго бомжа, тот угрожающе поднял свой костыль и прорычал:

— Не подходи, сука! Башку проломлю!..

— Да что вы все сегодня "сука", да "сука"? — изобразив недоумение на лице, задал вопрос Иван.

— ...Петьку убил, падла.... — словно не слыша слов Ивана, продолжал напарник.

— На, держи. Это возмещение морального вреда. — Корский достал из кармана штанов кошелёк и бросил его к ногам бродяги.

Тот удивленно посмотрел сначала на кошелёк, потом на Корского, что-то прожевал беззубым ртом и начал нагибаться. Иван тут же подскочил к нему, вцепился левой рукой в волосы, а правой вогнал "розочку" бомжу в шею.

Бродяга уронил свой костыль, схватился за шею, издал клокочущий звук и завалился на бок.

Ухватившись двумя руками за нижнюю, утолщенную часть костыля, Корский несколько раз обрушил его на голову бомжа. Тот перестал булькать и затих. Кровь, текущая на землю из бутылочного горлышка, была похожа на красное вино. Иван подставил под струю крови два пальца, облизал их, пробуя кровь на вкус. Отнюдь не вино. Нечто солоноватое и теплое, от чего хочется блевануть.

— Какой ты сам — дерьмо, такая и кровь у тебя! — произнес Корский, плюнув кровью в распростертое на земле тело бомжа.

Сзади послышался нечеловеческий рёв. Обернувшись, Иван увидел того, первого бомжа, которого считал мертвым. Оказалось, что он очень даже живой. Левую руку он прижимал к окровавленной голове, в правой держал всё тот же нож, которым размахивал, пытаясь пырнуть им Корского.

Иван размахнулся костылем и ударил им бомжа по голове. Перекладина для упора в подмышечную впадину угодила попрошайке в висок. Рёв мгновенно прекратился. Бомж, как подкошенный, рухнул на землю.

— Надеюсь, больше не воскреснешь, — произнес Корский, когда поднял с земли нож, сложил его и положил в карман телогрейки.

Вывернув карманы бомжей и убедившись, что там ничего ценного нет, он перетащил их тела в шалаш, сложив друг на друга. Вход в шалаш закрыл еловыми ветками. От вони разлагающихся трупов они, конечно, не спасут, но от посторонних глаз — ещё как!

В двух шагах от поляны, которая приютила на ночь, и которая чуть не убила его утром, Иван нашел в кустах вещи бомжей — мешок и рюкзак. В них оказалось рваное, вонючее тряпьё, которое Корский бросил там же, в кустах. Пустой рюкзак Иван решил оставить себе. Что-то подсказывало ему, что рюкзачок ещё может пригодиться.

На глаза попался кошелёк, лежащий на земле там же, куда Иван его кинул. Корский хотел поднять его, как-никак, жалко было оставлять такую добротную вещь из натуральной кожи. Но, заметив на кошельке пятна крови, и вспомнив, до чего противной на вкус оказалась кровь беззубого бомжа, решил оставить кошелёк на поляне. Он себе ещё лучше купит, когда вернется в Курган. И ничего не будет напоминать ему о том, как он побывал в шкуре бомжа и убил двух человек.

Убил двух человек! Какой ужас! Именно кровь на кошельке вернула Корского к действительности. А действительность такова: он — убийца, забил до смерти двух человек. В любую минуту их может кто-нибудь найти, и тогда отправится Иван Константинович Корский в места не столь отдаленные, откуда живым он, скорее всего, не вернется. И, чтобы этого избежать, нужно, как можно быстрее убраться из этого леса. Желательно, никому не попадаясь на глаза.

И он двинулся к шоссе, продираясь сквозь кусты и буреломы, запинаясь об корни деревьев и коряги.

А перед его глазами стоял образ покойной бабушки, которая, как в далеком детстве, сдвинув брови, говорила ему, грозя крючковатым пальцем: "Не убий! Не убий. Это заповедь..."

Уже убил! Причем, дважды! Как с этим жить дальше? И как потом объяснять людям, что это всего лишь было превышение необходимой обороны? Лучше никак не объяснять. Всё равно не поверят!

Впереди показалась очередная куча мусора. Но только на изучение её содержимого у Ивана не было времени: нужно было поторапливаться. Однако метров через сто Корский увидел просвет между деревьями и вышел к деревянному забору, опоясывающему дачный поселок. Ещё через сто метров он увидел щебеночную дорогу, ведущую к проржавевшим воротам. Это был въезд в поселок, который, судя по всему, или не охранялся совсем, или охранялся, но очень плохо. Поэтому Иван беспрепятственно прошел на территорию поселка и начал осматриваться.

Дачный поселок выглядел всеми покинутым: не было машин на парковках у домиков, не было людей, собаки не лаяли, не бегали по участкам кошки, дети не катались на велосипедах, как это бывало обычно в СНТ "Дружба", где была дача Корского.

Все будто собрали весь свой урожай и разъехались, что для осени — абсолютно нормальное явление.

Даже дым из труб бань и домов не шёл.

И только какая-то женщина в костюме садовода, больше похожем на обноски, набирала воду в эмалированные ведра из водопроводной колонки.

Колонка! Это уже хорошо. Ведь в колонке должна быть вода. А на тот момент Корскому ничего так не хотелось, как смочить горло, избавиться от сушняка, который мучил его с самого утра, верблюжьей колючкой застряв в горле.

Дождавшись, когда женщина наполнит свои ведра и скроется за поворотом, Иван подошел к колонке, нажал на рычаг и жадно припал губами к сливной трубе. Вода была такой вкусной, что, казалось Корский в жизни не пил ничего вкуснее. А ещё вода была холодной. Такой холодной, что от неё начали тупой болью ныть зубы. Но Иван старался не обращать на эту боль внимания. Он пил, как в последний раз в своей жизни. Пил, пока не захотел по малой нужде, которую справил тут же, в кустах. Потом снова припал к металлической трубе и пил, пил, пил, пока не стало побаливать горло.

Едва он подумал, что нужно найти где-нибудь емкость, чтобы набрать воды с собой, на глаза тут же попалась пятилитровая пластиковая бутылка с оторванными ручками, лежащая в пожелтевшей траве.

Корский наполнил её водой до верха, радуясь тому, что обитателей дачного поселка не очень заботит его чистота. Иначе ему пришлось бы искать бутылку на помойке.

Бутылку с водой он убрал в рюкзак, чтобы не нести её в руке. Вот и рюкзачок бомжей пригодился!

Вроде, нужно было идти дальше, если планируешь вернуться в Курган до Нового года, но Иван не спешил. Он понимал, что вода — всего лишь цветочки. Ягодки его ждут ещё впереди. Только их нужно поискать.

И он двинулся вглубь дачного поселка, разглядывая опустевшие дома, перекопанные грядки, почти голые плодовые деревья. Так он прошёлся по улице Клубничной, свернул на Яблоневую. В самом конце Яблоневой улицы он увидел участок, огороженный живой изгородью — черноплодной рябиной. На участке никого не было, и Корский принялся рвать грозди сочных черных ягод и горстями отправлять их в рот. Он так увлекся, что не заметил, как оказался на участке. Чужом участке. Но чувство голода вытеснило осторожность и чувство приличия, а потому он ел и ел, как медведь, который отъедается на зиму. Ел, пока не почувствовал неприятные ощущения в животе. Только после этого он отошёл от живой изгороди и начал рассматривать то, что было на участке.

Кроме кустов, яблонь и грядок, на участке стоял двухэтажный дом. Чуть в стороне ютилась небольшая банька, и с торца к дому был пристроен сарай. Похоже, всё это строилось в советские времена из того, что только можно было достать. А потому все постройки выглядели серыми и топорными.

Иван уже хотел уйти, но ноги сами повели его к дому, а руки вцепились в дверную ручку и начали неистово дергать за неё. Дверь не открывалась, закрытая на врезной советский замок, который не только был надежным, но мог ещё и захлопываться.

А раз тут всё советское, значит, хозяева дома тоже люди основательные, советские. Наверняка, у них в доме есть консервы, ещё что-нибудь, на чем можно протянуть до Кургана. Всё это можно будет взять, и хозяева дома вряд ли расстроятся. Ущерб ведь минимальный, да? И зачем им эти консервы, если дачный сезон закончился?

Так думал Корский, разбивая камнем окно и забираясь через него в дом.

Как раз в ту минуту перед его глазами снова встала бабушка. На сей раз, грозя пальцем, она говорила: "Не укради!"

Ну, подумаешь, нарушу ещё одну заповедь, про себя рассуждал Корский. Всё равно это не так страшно, как убить, да? И, если убийство пока сошло с рук, сойдет и мелкое воровство. Главное — помнить, что это плохо. А это, действительно, плохо! Очень плохо! Мне стыдно за свои поступки, но что делать? Я творю всё это не потому, что не отдаю отчет в своих действиях, а потому, что хочу выжить. Только и всего. Выжить!

По дому были расстелены газеты, на которых были разложены дары огорода: картофель, морковь, яблоки. Если "картошку и моркошку" Иван с детства "терпеть ненавидел", то яблоки он с удовольствием засунул в рюкзак.

Пройдя на кухню, Корский обшарил все шкафчики и все ящички, быстро нашёл то, что искал — рыбные и мясные консервы. Они тоже отправились в рюкзак. К ним присоединился консервный нож.

Иван даже нашёл спрятанную за хлебницей пачку сигарет. Тоже прихватил. Курево всегда пригодится.

Уже в прихожей увидел ящик с инструментами и вспомнил про сарай. Вдруг там тоже есть что-то хорошее?

Выудив из ящика фомку, Иван направился к сараю. Одним движением руки сорвал навесной замок вместе с петлями и распахнул дверь.

Тут его ждал настоящий сюрприз — велосипед! Какое не есть, а всё же — средство передвижения, которое поможет добраться до Кургана гораздо быстрее, чем на "пешкарусе".

От радости у Ивана перехватило дыхание, и сердце учащенно забилось, словно хотело выбраться наружу.

Действительно, это был весомый подарок судьбы, который Корский оценил побольше, чем яблоки и консервы.

Сделанный ещё в советские времена, велосипед был в идеальном состоянии. У него даже краска на раме не облупилась. Иван мечтал о таком в детстве, но родители почему-то не покупали. И вот теперь он стоял перед Иваном и словно подмаргивал Корскому светоотражателем под рулем и говорил: Ну, что, прокатимся, приятель? Давай, покатаемся! Мне уже надоело стоять здесь в пыльном сарае! Хочу на свободу! Мне простор нужен!"

Выкатив за руль велосипед из сарая, Иван любовно стер пыль с седла, и уже хотел было взгромоздиться на своего железного друга, но взгляд его упал на разбитое окно, потом переместился на распахнутую дверь сарая. И он подумал:

"Я же не скотина какая-то, чтобы так просто обокрасть людей и уехать. Я же — заместитель директора! Пусть сейчас я похож на бомжа и совершаю поступки, о которых потом буду жалеть, я всё же белый человек, офисный работник. Нет. Я не могу просто так уехать, не отблагодарив хозяев этого дома, которые, возможно, сами того не зная, спасли мне жизнь".

И он снова зашел в дом. В одной из комнат, на комоде нашел карандаш и тетрадку. Вырвав из тетради листок, начал писать:

"Уважаемые хозяева! Меня зовут Иван К. Это я влез в ваш дом. Я взял Ваши яблоки, консервы и велосипед. Дело в том, что мне позарез нужно в Курган, а когда я там буду, я не знаю. Поэтому мне понадобилась еда и средство для передвижения. Когда я приеду домой, я сниму деньги со счета, приеду к Вам как-нибудь в выходной день и щедро отблагодарю Вас. Может быть помогу с ремонтом. Мы отметим наше знакомство и забудем об этом неприятном инциденте раз и навсегда. Не сердитесь на меня и не обращайтесь в полицию, пожалуйста!

Искренне Ваш Иван К.

P.S. Сигареты взял тоже я. Буду должен".

Перечитав записку, Иван прикрепил её к гвоздику в стене, на котором раньше, скорее всего, висела ложечка для обуви, облегченно выдохнул и вышел из дома.

Выкатив велосипед с участка, он залез на него и начал крутить педали. Но сразу же заметил, что ехать по щебеночной дороге не так уж и просто: рюкзак оказался слишком тяжелым, и не было былой легкости в управлении велосипедом. Так что, пока Корский не доехал до шоссе, он несколько раз чуть не свалился со своего двухколесного коня.

Когда Корский катил по обочине шоссе, он был уже весь мокрый от пота. Он никогда бы не подумал раньше, что ездить на велосипеде, оказывается, не так уж просто. И опасно, если есть риск упасть. Это вам не шубу в стринги заправлять!

Плюс к тому же, слева дул сильный ветер, и велосипед всё никак не желал разгоняться.

В какой-то момент Ивану всё же удалось набрать приличную скорость. Это произошло как раз тогда, когда боковой ветер стих.

Корский испытал недетский восторг от скорости, с которой велосипед тащил его тело и от того, что очень скора снова окажется дома.

Опять подул боковой ветер, грозящий сдуть Ивана в кювет. Иван дернул рулем влево, и как раз в этот момент мимо него пронесся синий внедорожник. Причем, так близко, что Корский даже почувствовал жар, исходящий от двигателя автомобиля.

Не на шутку испугавшись, он дернул рулем вправо. Велосипед накренился, рюкзак свесился вправо, окончательно нарушив и без того шаткое равновесие, и Корский упал завалившись на бок. Падая, он ушиб правое плечо, правый локоть, правую ногу.

"Неужели я себе что-то сломал? — думал он, безуспешно пытаясь выбраться из-под велосипеда. Тщетно: правая нога за что-то зацепилась, да ещё рюкзак придавливал к земле своим весом. — Только этого не хватало! То, что ни мусор, ни бомжи мне не сломали, мне сломал долбаный велосипед!"

Тем временем внедорожник, частично виноватый в падении Ивана, остановился и принялся сдавать назад. Глядя на его быстро приближающийся задний бампер, Корский с ужасом подумал, что сейчас его точно задавят и довершат то, что за последние два дня не довершили другие.

Дверца машины распахнулась, и из неё выскочил интеллигент с испуганным лицом. Увидев его, Иван облегченно выдохнул. Хуже было бы, если бы он увидел двухметрового амбала с рожей головореза. Тогда пришлось бы худо. У этого же мужичка на лице было написано, что он — лошара, и опасаться его не стоит.

— Мужчина, мужчина! С вами всё в порядке? — интеллигент подскочил к Корскому, убрал в сторону велосипед.

— Даже не знаю, — Иван принял сидячее положение и начал растирать ушибленные места. Всё болело, но не сказать, чтобы сильно.

Из машины, с пассажирского сиденья, вывалилась толстуха с жуткой химией на голове и принялась отчитывать интеллигента, как могут это делать только жены:

— Я же тебе говорила, чтобы ты не гнал! Ты же меня не слушаешь, ты же всегда считаешь, что самый умный. Вот и доумничался, человека сбил. Гоняет, как Шумахер, а ездить-то так и не научился!

— Не чувствовать габариты новой машины и не уметь ездить — разные вещи, — с обидой в голосе через плечо бросил толстухе интеллигент. — "Не научился ездить" это про тебя. Я же пока габариты не чувствую.

— Да ладно вам, не ссорьтесь, — глядя то на интеллигента, то на его супругу произнес Корский. — А то ещё подерётесь тут...

— А мы и не ссоримся, — интеллигент развел руками. Мы так всегда живем... Кстати, что у вас болит? Давайте, я вас в больницу отвезу!

— О! Так и знала! — толстуха ткнула пальцем в маленькую царапину на задней пассажирской дверце с правой стороны. — И вмятина уже есть. Это на новой-то машине...

— Хрен с ней, с вмятиной! — отмахнулся от неё интеллигент. Здесь человеку помочь надо, а ты... Так, что у вас болит?

— Всё! — ответил Иван. И это было чистой правдой, так как у него уже второй день болело абсолютно всё. В основном, конечно, от побоев.

— Тогда я вызову "Скорую"! — Интеллигент полез в карман за мобильником.

— Не надо "Скорую"! — поднимаясь на ноги, Корский принялся растирать ушибленные места. — Отвезите меня в Курган, пожалуйста!

— А вы тоже из Кургана? — спросила толстуха.

— И вы уверены, что вам не нужно в больницу? — интеллигент пристально посмотрел на Корского.

— Да, черт побери! — ответил Иван сразу на два вопроса. — Тогда я никаких претензий к вам иметь не буду. Будто вы меня не сбивали.

— Хорошо, как скажете, — интеллигент распахнул заднюю пассажирскую дверцу своего внедорожника. — А велосипед, наверное, мы положим в багажник.

— К черту велосипед! — Корский поднял с земли своего двухколесного коня и с размаху закатил его в кювет. Заметив удивление на лицах интеллигента и его жены, пояснил: — Кому нужно это старьё? Потом как-нибудь заберу, если не сдадут в металлолом.

Садясь в машину, Иван отметил, что на заднее сиденье положили клеенку. Видать боялись, что он его испачкает.

Толстуха, протиснувшись между передними сидениями, обрызгала Корского духами.

— Вот так, — сказала она, улыбаясь. — Зато сейчас будете пахнуть французскими духами, и все подумают, что вы едете от дамы...

— Пристегнись, дама! — насмешливо произнес интеллигент.

Когда толстуха обвила ремнем безопасности своё неохватное тело, машина тронулась.

"Зашибись! Я еду! — подумал Корский. — Редкостное везение. Вот, что значить — встретить настоящих лохов! Редкостное везение!"

В дороге они и познакомились. Выяснилось, что интеллигента зовут Аркадий, у него свой автосервис.

Толстушку, жену Аркадия, зовут Надей, и она работает у Аркадия главным бухгалтером.

Когда же очередь дошла до Ивана, он рассказал своим новым друзьям, чем занимался раньше и как проснулся в доме, похожем на сарай, как его отказывались подвезти и как он решился добраться до Кургана на велосипеде. Разумеется, он не стал рассказывать ни о встрече с ментом, ни об охраннике со стоянки, ни о бомжах, которых ему пришлось убить и спрятать в шалаше. О том, как поживился за счет дачников, тоже умолчал. Про велосипед он сказал, что взял его в лачуге и понятия не имеет, чей он, так как спросить было не у кого.

Конечно, на Аркадия и Надежду его рассказ произвел сильное впечатление, особенно, тот факт, что Иван — заместитель Максима Эдуардовича. Оказалось, что босс — постоянный клиент Аркадия, и они давно знакомы.

Также выяснилось, что и Корский, и Аркадий с женой живут недалеко друг от друга: Иван на улице Ленина, а лошарики — на улице Гоголя. Поэтому Аркадий согласился довезти Ивана до его дома.

— Сломается тачка — приезжай ко мне! — сказал Аркадий Корскому напоследок, пожимая руку и протягивая свою визитную карточку. — Починю качественно и недорого!

— Непременно! — парировал Иван, помахал рукой и направился к своему подъезду.

Широко шагая, он всё ещё не верил, что идёт не по лесу, не по обочине, а по асфальту родного двора, в котором не был, судя по ощущениям, очень давно и по нему соскучился. Но ещё больше он соскучился по жене Вике. И Корский уже представлял, как выходит из ванной в своём белом халате, а жена уже ждёт его в спальне абсолютно голая. Он сбрасывает с себя халат, прыгает на Вику, как тигр на добычу, и терзает её своим набухшим, истосковавшимся по сексу членом.

С улыбкой на лице Иван подошёл к двери подъезда и набрал две заветные цифры. Домофон долго издавал гудки, напоминающие: "Иди на... Иди на... Иди на...", а потом всё-таки послышался до боли знакомый голос. Голос Вики:

— Кто там?

— Вика! Это я! — радостно закричал Иван.

— Кто "я"? — после короткой паузы спросила жена.

— Как это "кто"? — искренне удивился Корский. — Твой муж, Ваня.

Долгая пауза. Такая долгая, что улыбка сползла с лица Корского, а постельная сцена вылетела из головы, как давно забытый сон.

Щёлкнул замок, и ледяной, ставший вдруг каким-то чужим, голос Вики произнес:

— Входи!

Пока поднимался на лифте, Иван гадал, почему не слышал радости в голосе супруги? Почему ему показалось, что она была расстроена или растерялась? И что вообще произошло, пока его не было?

Может, она просто простужена, а он уже накрутил себе... Осень ведь на дворе!

Двери лифта разъехались в разные стороны, и Иван оказался на милой сердцу лестничной клетке, где когда-то так часто курил до принятия антитабачного закона, целовался с женой и дрался с наркоманами с восьмого этажа.

Корский ожидал, что дверь в квартиру уже открыта, и Вика ждет его, но дверь оказалась заперта.

Иван нажал на кнопку звонка. Даже через толстую, массивную дверь услышал голос жены. Ему показалось, что она с кем-то спорила. Может, по телефону с кем-то говорила?

Прошла минута, показавшаяся Корскому вечностью, и дверь наконец-то открылась. На пороге стояла Вика, но не в пеньюаре, как фантазировал Иван, подходя к подъезду, а в белой мужской рубашке и в тапочках. Волосы взъерошены, и глаза блестят, как после секса.

"Неужели у неё есть любовник? — подумал Корский", но тут же отогнал эту мысль. Они же любили друг друга, и она обещала хранить ему верность до гробовой доски, что бы ни случилось. Да, тут кое-что случилось. Что-то, чему Иван не мог найти разумного объяснения. Но ведь его отсутствие — не повод ему изменять, верно? К тому же, отсутствовал он недолго и не по своей воле. Это Эдуардыч его разыграл, как пить дать!

— Ну, здравствуй! — Корский расставил руки для объятий, но Вика словно этого не заметила и осталась стоять в дверном проёме. — Мы так и будем стоять? Ты не пригласишь меня в квартиру?

— Нет, — спокойно ответила супруга. Причем, ответила так, словно уже сто раз это репетировала или прокручивала в голове.

— Почему?

— Потому, что ты подонок и мерзавец! — послышался знакомый голос из-за спины Виктории. — Ты обесчестил мою дочь, находясь у меня в гостях...

Дверь распахнулась, и, оттеснив Вику, на лестничную клетку вышел Максим Эдуардович. На нем был белый халат. Халат Ивана. Глядя на него, Корский уже не сомневался, что всё это — продолжение розыгрыша. А потому он улыбнулся во весь рот и театрально зааплодировал:.

— Браво-браво! Дал бы я вам "Оскара", да только играете вы бездарно... Ладно, кончайте спектакль!

Тут же крепкий кулак босса врезался в челюсть Корского. Иван на какое-то время потерялся, нырнув в пустоту, а вынырнув из неё, понял, что сидит в прихожей, на банкетке, а Вика водит перед его носом баночкой с нашатырным спиртом.

Корский застонал, потрогав пульсирующую болью челюсть.

— Вы что, совсем, что ли, с ума сошли? — спросил он, переводя взгляд с Максима Эдуардовича на жену и обратно.

— Нет! — Босс улыбнулся злорадной улыбкой. Это ты с ума сошёл, и тебе самое место в дурке. Ведь этот ты трахнул мою дочь, злоупотребив моим доверием. Это ты обозвал меня старым импотентом при моих партнерах по бизнесу...

— Это ты избил меня и обзывал шлюхой, — добавила Вика.

— Нет! — Иван замотал головой. — Этого не было! Я не помню этого!

— А знаешь, почему ты этого не помнишь? — положив руку Корскому на плечо, Максим Эдуардович слегка сжал его и, не дождавшись ответа, сам ответил на свой вопрос: — Потому, что ты — наркоман и пьяница!

Из-за спины босса подала голос жена:

— После того, как ты трахнул... занимался любовью с Лизой, ты сказал мне, что больше не любишь меня, развелся со мной и уехал в какую-то деревню, где жил с какой-то... старухой! Ладно, хоть всё имущество переписал на меня, а то спустил бы на эту старую клячу!

— Нет! Нет! Нет! — Корский продолжал мотать головой. — Не было никакой старухи! И не могло быть, ведь я люблю тебя!

— Нет, — Вика тяжело вздохнула. — Любишь ты только себя.

Иван скинул телогрейку, закатал рукава тельняшки. Действительно, на сгибе локтей имелись многочисленные следы уколов. Увидев их, Корский чуть в очередной раз не лишился чувств.

"Я — наркоман! — с ужасом подумал он. — Вот докатился-то! Теперь понятно, почему я ничего не помню. Я же был под кайфом. Но почему у меня нет никакой наркоманской ломки? Не колюсь-то я уже, как минимум, два дня".

Немного посидев, глядя перед собой отсутствующим взглядом, он наконец-то задал Вике вопрос, который его беспокоил больше всего:

— И что, я прям-таки всё-всё-всё тебе отписал?

Виктория зашла в гостиную, через полминуты вернулась оттуда, держа в руках пухлую папку.

— Вот! — сказала она, хлопнув папкой по столику их красного дерева. — Я знала, что ты когда-нибудь придешь и будешь задавать эти дурацкие вопросы. Поэтому я специально сделала для тебя скан-копии...

— А?... — Иван вопросительно посмотрел на теперь уже бывшую жену.

— Почему не оригиналы? Да потому, что я боялась, что ты их испортишь или уничтожишь. Ты же наркоман, ненормальный!

— М-да, — обреченно выдохнул Корский, открывая папку и досконально изучая каждый документ. Увы, подписи везде были его, не подкопаешься. Согласно этим документам, квартира, машина и дача ему больше не принадлежали. Он — нищий, он — самый настоящий бомж. Бомж!

— Я проснулся вчера без документов. Наверное, они здесь, а, Вика? — с надеждой в голосе он к бывшей супруге, уже зная, что если она скажет "нет", ему — крышка. Это будет полный абзац!

— Ты так торопился на автобус, что всё забыл, — Виктория достала из ящика столика знакомый пакет с документами и положила перед Иваном. — Здесь всё.

— Ну, хоть в этом повезло, — Корский рассыпал по крышке стола содержимое пакета. Здесь был: диплом, военный билет, СНИЛС, ИНН, водительские права, паспорт, в котором из квартиры пол улице Ленина он был выписан, а по другому адресу не прописан. Брак с гражданкой Корской, если верить паспорту, также был расторгнут.

В трудовой книжке значилось, что трудовой договор с ним расторгнут по собственному желанию.

И, если в трудовой книжке дата увольнения и расторжение брака приходились на 2015 год, то отчуждение имущества, нажитого непосильным путем, почему-то было в 2016 году. Если поначалу Корский подумал, что ему показалось, то, пересмотрев документы ещё раз, понял, что ошибка исключена. В правоустанавливающих документах везде стоял 2016 год. Но как же так? 2016 год ещё не наступил!

— Что ты на даты смотришь? — Виктория словно прочитала мысли бывшего супруга, Впрочем, чему тут удивляться, если столько лет вместе прожили? 10 лет жизни в браке отметили в 2014 году. — Тебя больше года здесь не было.

Больше года?! От этих слов Корского в жар бросило. Он-то думал, что отсутствовал три-четыре месяца, не больше.

Из паспорта выпала пластиковая карта. Насколько Ивану не изменяла память, он не снимал с неё деньги. Жена — уже бывшая — тоже снять не могла, так как не знала код от неё. Эту карту Корский про себя называл заначечной, а потому прятал её от Вики в паспорте. И срок действия её ещё не истёк. Воистину, нет худа без добра!

— Любовь моя! — Иван поцеловал пластиковый прямоугольник и убрал его назад, в паспорт.

Виктория не поняла, к кому обращены эти слова, а потому сухо выдавила из себя:

— Поздно в любви признаваться. Раньше нужно было голову включать. Теперь эти слова мне говорит Максимка.

— Эдуардыч? — Корский поднял взгляд на бывшего босса и протянул ему руку. — Поздравляю!

— Спасибо. — Максим Эдуардович вяло пожал руку Ивана и брезгливо вытер свою ладонь об халат. — Ну, раз тебе всё ясно, может, уже оставишь нас в покое, а? Мы и так уделили тебе слишком много своего внимания. Ты даже не представляешь, от каких важных дел ты нас оторвал.

"Не представляешь"?

Иван очень хорошо представлял, от каких дел он оторвал свою бывшую жену и своего бывшего босса. Они чпокались, пока он мчался сюда на всех парах. И, возможно, у Эдуардыча заканчивается действие таблетки от импотенции, поэтому он такой раздражительный, что даже ударил своего бывшего заместителя по лицу. Чуть челюсть не сломал, гнида!

Вроде, всё было понятно, но оставался нерешенным вопрос: куда идти дальше? Тратить деньги, имеющиеся на карте, на гостиницу было бессмысленно. Снова бомжевать не хотелось. Оставалось только одно, последнее.

Уже стоя у входной двери, Иван обернулся:

— Слушайте, но мы же, если вдуматься, люди не чужие. Может, вы мне позволите остаться хотя бы до утра, чтобы привести себя в порядок? Я не буду подслушивать, как вы сексуетесь. Честное слово.

Максим Эдуардович рванулся вперёд.

— Я сейчас полицию вызову!

Этого Корскому меньше всего хотелось, ведь на нем "висели" два трупа, да ещё кража. Поэтому он с жалостливым видом посмотрел на Вику, в душе всё ещё надеясь на эмоциональный отклик и тихим голосом попросил:

— Викуся, а можно я какое-то время поживу на даче, а?

— Живи!— Вика достала из ящика комода связку ключей и бросила их Ивану. Тот их ловко поймал и засунул во внутренний карман телогрейки. — Я всё равно на этой помойке не бываю. Вот у Максимки дача как дача, а эта... Дерьмо! Только помни, что, какой бы дерьмовой дача ни была, она всё равно моя. Понял?

— Да! — Корский кивнул, подался вперед, но снова обернулся.

— Что? — хором спросили Вика и Эдуардыч.

— Мне бы ещё мою мобилу с зарядкой. Она тоже должна быть у вас.

— Да подавись ты! — Экс-супруга достала из того же ящика комода мобильный телефон Ивана, зарядное устройство к нему, рассовала всё это по карманам телогрейки и вытолкала экс-супруга за дверь, хлопнув ею так громко, что задребезжали стекла в квадратных окнах подъезда.

— Сука, — пробормотал Иван, заходя в лифт и нажимая кнопку первого этажа.

Выйдя из ставшего вдруг чужим подъезда, он первым делом направился к банкомату, где проверил состояние своего счета. Оказалось, что оно очень даже неплохое, с пятью нулями на конце. Это не могло не радовать. Всё-таки, не зря он работал заместителем директора, не зря. И не зря бывшая жена его частенько обзывала жмотом. Что поделать, если таким он был и такой есть. Как жопой чувствовал, что нужны накопления на черный день. Похоже, этот день настал.

Сняв немного наличности, Корский первым делом отправился по магазинам, где купил приличную одежду, бритвенные принадлежности, мыло и туалетную воду. Разумеется, не забыл он про спиртное и закуски, ведь нужно было снять стресс и отметить начало новой жизни. Всё это он уложил в огромный рюкзак.

Когда ходил по магазинам, ловил на себе удивленные взгляды продавцов и покупателей, которые, наверняка, недоумевали: откуда у бомжа такие деньги?

Переоделся он в раздевалке магазина одежды. Долго вертелся перед зеркалом, потом сфотографировал себя на память и вызвал такси. Был удивлен тем, что телефон практически не разрядился, из чего сделал вывод, что телефоном всё время его отсутствия либо кто-то пользовался, либо Виктория знала, что он придёт за вещами. Может, он сам сказал ей об этом, только он этого не помнил, как не помнил многого другого. Очень надеялся на то, что память к нему вернется. Хотелось бы вспомнить всё, особенно старуху, с которой он якобы жил.

До дачи доехал без происшествий. Правда, водитель такси в течение всей поездки бросал на Ивана презрительные взгляды и зажимал нос рукой. Одежду-то Корский поменял, а вот бомжатская вонь осталась. Впрочем, Ивана это нисколько не смущало. После того, что он пережил за два дня, вонь казалась такой мелочью!

Наконец-то приехав на дачу, Корский первым делом затопил баню и развел огонь в мангале. Когда угли были готовы, Иван насадил мясо для шашлыков, купленное в магазине, на шампуры, налил себе в рюмку водки и уже хотел выпить за новую жизнь, скрипнула калитка.

Привлеченные запахом жаренного мяса, пришли соседи по даче — Коля и Леонид. Пришлось налить и им. Потом к ним присоединились Петя с супругой и Саня.

В тот вечер Иван всех угостил и водкой, и шашлыками, и попарил в бане, которая, к слову сказать, была очень просторной.

— Почему ты сменил имидж! — как бы между прочим, спросила его жена Пети. Корский всегда забывал, как её зовут, так как они виделись крайне редко. Раз в год — в лучшем случае.

— Потому, что я развелся с женой, — ответил ей Иван.

— Тебе идёт, — словно соглашаясь с самой собой, жена Пети кивнула.

— Спасибо, — сухо ответил ей Корский, а про себя послал соседку на три весёлых буквы. Такой имидж не пожелаешь даже врагу.

После бани, когда все незваные гости, напившись, наевшись и вдоволь напарившись, начали расходиться по домам, Иван зашел в дом, прошёл в комнатку с трюмо, где Вика обычно наводила марафет, и начал бриться.

Борода была довольно большой и густой. Поэтому пришлось расставаться с ней в два этапа: сначала при помощи ножниц, потом — опасной бритвой.

Увлажнив кожу лосьоном после бритья, Корский убрал руки от лица и крик, вырвавшийся из его груди, вспорол безмятежную тишину дома. Из зеркала на него смотрел не тот человек, каким он себя знал и помнил, а какой-то уродец с большим носом, пухлыми отвисшими губами и с торчащими в разные стороны ушами. Этакий Чебурашка из страшного сна упоротого наркомана.

Не веря своим глазам, Корский Сначала прикоснулся руками к зеркалу, потом к своему лицу. Всё было настоящим: и лицо, и зеркало. И, как ни печально, это был не сон.

Только час назад Иван сидел в бане и думал, что он прикончил двух человек, украл, нарушив сразу две заповеди, а его не пронзила молния, не разверзлась земля под ногами его, и он даже не попал в аварию, когда ехал на дачу. Пусть завонял весь салон такси, но ничего страшного с ним не случилось. Бог, думал тогда он, абсолютно слеп к его грехам. У Бога есть дела поважнее, чем убийство бомжей и кража из дачного домика. Поэтому, если не считать того, что Корский узнал, что больше не женат, и нет у него ни квартиры, ни машины, ни дачи, отделался лёгким испугом. Жена всё равно рано или поздно его бы предала, не зря же она не хотела иметь от него детей. А квартиру и машину он ещё купит, ведь не последний же день живет, правильно? Так что, что ни говори, отделался лёгким испугом. Важно, что жив остался и живет не в лесу, не в шалаше.

Оказывается, нет. Это был самообман. Не зря же говорят, что Бог шельму метит. Ивана он всё-таки отметил. Рожу разбарабанило так, словно всё зло, сидящее внутри Корского, вырвалось наружу и отразилось на лице. Лицо — знак для окружающих, что с этим субъектом лучше не связываться.

Хотя это тоже не проблема. Иван был уверен, что тот же пластический хирург, который Вике силиконовые сиськи вставлял и лишний жир откачивал, поможет и ему. И он снова станет таким же, как раньше. Может, даже лучше.

Хорошо, что волосы не успел подстричь. Так, хоть будет, чем 'локаторы' закрывать и прочее уродство. Длинные волосы будут своего рода ширмой.

Раздался звонок в дверь.

— Кого там ещё черти принесли? — удивился Корский и пошёл открывать.

Распахнув дверь и увидев жену Пети, он прикрыл левой рукой своё лицо.

Жена Пети держала в руках бутылку красного вина, а лицо её было озарено идиотской улыбкой.

— Может, продолжим вечер? — кокетливо поправляя подол платья, спросила она.

— Продолжай с мужем! — грубо ответил ей Иван и захлопнул дверь.

В тот вечер и в другие вечера ему уже никто не был нужен. Он был полностью погружён в свои проблемы. Но других обитателей СНТ 'Дружба', похоже, его проблемы не волновали. Они каждый вечер заходили в гости к Корскому, чтобы поесть халявных шашлыков и выпить халявной водки. Одни и те же. Все, кроме Петиной жены. Оно и понятно. Обиделась. Ну, и черт с ней!

И все называли его красавчиком Джоном. Или все прочитали ту дурацкую книжонку, которую Иван так и не смог осилить, или издевались над его внешностью, которая, к слову сказать, лучше не становилась. И Корский день ото дня становился всё страшнее, превращаясь в пародию на самого себя. Того себя, который работал заместителем директора.

Конечно, издевались. Сволочи!

В какой-то момент Иван не выдержал и попросил своих соседей, которых про себя называл халявщиками, впредь приходить со своей выпивкой и закуской. Деньги-то на счете таяли, а вот новых финансовых потоков уже давно не было.

Все поиски работы оканчивались полным провалом. Корский обошёл всех партнеров Максима Эдуардовича и всех конкурентов, какие только были в Кургане. И на всех собеседованиях у него спрашивали:

'Так это ты тот самый Корский, который на корпоративе оттрахал дочь Эдуардыча, развелся с женой и жил в деревне?'

Даже, если Иван говорил, что это был не он, а его однофамилец, все равно слышал в ответ:

'Ну, ты даешь! Красавчик! Ты же просто живая легенда!.. А пластику лица ты сделал, чтобы тебя не узнавали, да? Неудачно сделал. Засуди своего пластического хирурга!'

И там тоже — 'красавчик'! Они что все, сговорились? С ума посходили?

Разумеется, никто после собеседований Корскому не перезванивал, хотя обещали. И так продолжалось несколько месяцев. Это были месяцы отчаяния. И непонятно, чем бы они закончились, если бы не сбережения на счете, которые Корский изначально откладывал не для себя, а на покупку жене новой машины. Каким бы лохом он себя чувствовал, если бы Вичка — в жопе спичка — отжала у него всё имущество, и ещё бы на новой машине каталась!

Вот и оставалось только Ивану, что ходить на собеседования, надеяться на лучшее и комплексовать по поводу своей внешности. Лицо, мало того, что стало походить на страшную маску, так ещё и по телу пошли тёмные пятна.

И зубы стали, как у пираньи. Вот дерьмо-то!

Врачи разводили руками, говоря, что все анализы показывали, что Корский абсолютно здоров. Но при этом выписывали дорогостоящие лекарства, толку от которых было немного.

Как-то раз, возвращаясь из города после очередного неудачного собеседования, Иван увидел старшую дочь Николая — соседа через участок. Дочь звали Настей, и она была слепой. Воспользовавшись тем, что ворота были открыты, Корский прошёл во двор соседа и заговорил с Настей. Разговор был ни о чем, но в какой-то момент Анастасия сказала:

— У вас такой приятный голос. Вы, наверное, и внешне тоже красивы?

— Ну, я бы не сказал... — уклончиво ответил Иван. — Вот вы по-настоящему красивы, а я...

— Можно, я потрогаю ваше лицо? — спросила Настя, глядя в одну точку своими незрячими глазами, спрятанными за толщей темных очков.

— Нет, я... — начал протестовать Иван, но было поздно. Настя поднялась со скамейки, на которой сидела, и провела ладонями по лицу Корского.

Её красивый рот приоткрылся, с чувственных губ сорвался стон. В следующее мгновение, позабыв про трость, прислоненную к скамье, она вскочила и побежала к входу в дом, по пути ударившись лицом об опору балкона. Очки слетели с неё, но она, казалось, ничего этого не заметила. Заскочила в дом и захлопнула дверь.

— Вот и познакомились, — пробормотал Иван и пошёл домой.

В тот вечер он сидел перед зеркалом и плакал. Рыдал навзрыд, как девчонка, пока не раздался телефонный звонок. Звонил бывший одноклассник Корского — Дмитрий Матвеев, который увидел его фотографии в социальных сетях и решил пригласить Ивана в свой Театр Ужасов, как актера. Хотя Иван не помнил, как он выкладывал свои фото в интернете, он дал согласие.

С того самого вечера жизнь стала совсем другой. Пугать людей за деньги Корскому нравилось. В отличие от других актеров, он делал это без грима, с упоением, отдавая всего себя работе. Это наполняло его жизнь хоть каким-то смыслом. Интересно, догадывались ли визжащие от страха и от восторга зрители, что их пугает настоящий убийца? Похоже, нет.

И полицейские, похоже, тоже не знали, что преступник, самое место которому быть за решеткой, выступает на сцене, иногда спускаясь в зрительный зал с бутафорскими ножами, топорами и бензопилами.

Вроде бы, Корский стал курганской знаменитостью, но серьёзных денег как не было, так и нет. Не гонорары, а кошачьи слёзы. Ладно, хоть на мелкие развлечения хватает.

Хватает только на то, чтобы сидеть вечерами у мангала, бороться со скукой всеми доступными способами, глядя на огонь, снова и снова мысленно окунаясь в прошлое.

Угли готовы. Пора нанизывать мясо на шампуры. Скоро подпорченная курятинка поджарится, Иван вонзит в неё свои пираньи зубы и...

От предвкушения скорого пиршества рот Корского наполнился слюной, а в животе заурчало.

Внезапно за забором, со стороны леса, послышался какой-то треск, похожий на звук счетчика Гейгера, только очень громкий. Вслед за ним появилось голубое свечение, которое осветило стволы сосен и берез так, словно у их оснований бушевал пожар, но не обычный, а голубой. И без дыма.

— Это что ещё за хрень такая? — сжимая шампур в руке, Иван направился к небольшой калитке в заборе, которой обычно пользовался только тогда, когда ему нужно было прогуляться по лесу, то есть крайне редко.

Открыв калитку и оказавшись в лесу, он увидел большой светящийся круг между двух сосен, зависший над землёй сантиметрах в десяти. Похожий на тарелку, сотканную из уплотненного воздуха, он издавал пощёлкивание и светился.

При приближении Корского щелчки прекратились, свечение стало не таким ярким, а круг опустился на землю и превратился в воронку, внутри которой по часовой стрелке закручивалась голубая дымка. Когда Иван протянул руку, он почувствовал, как его тянет туда, в середину воронки. Притягивает, как магнитом. Не зная, что это такое, он вдруг испугался и отдернул руку. Воронка тут же начала издавать какие-то звуки, которые сначала были тихими, едва уловимыми ухом, потом начали нарастать. И Корский отчетливо услышал звуки шагов, кряхтение и чье-то тяжелое дыхание, словно кто-то приближался. Но ни за кругом, ни справа, ни слева никого не было.

Это было похоже на бред, на кадр из фантастического фильма, на что угодно, только не на то, что происходит на самом деле. Иван, сам не зная почему, решил, что это какое-то природное явление, может, шаровая молния, о которой он слышал, но никогда её не видел. Говорят, шаровая молния тоже круглая.

Звуки внутри круга усилились. Теперь оттуда слышался шум возни, несвязное бормотание, словно бубнила какая-то старуха.

Но ведь шаровая молния не может издавать таких звуков! Это что-то другое. Но что?

От волнения у Корского вспотели ладони и во рту пересохло. Голос разума подсказывал ему, что нужно спрятаться в доме и обождать до утра. Утром ЭТОГО здесь не будет, и он забудет обо всём, как о каком-то недоразумении.

Но любопытство всё-таки заставило голос разума замолчать, и Корский подошёл к кругу поближе, чтобы лучше расслышать, о чем там бубнит женщина.

Воронка притягивала к себе, словно хотела, чтобы Иван прикоснулся к ней. Волосы на голове зашевелились, словно наэлектризованные. И когда Корский уже решил вытянуть руку и прикоснуться к этой голубой дымке, воронка почему-то перестала притягивать. Из круга выскочило какое-то существо, которое сбило Ивана с ног и, прихрамывая, начало углубляться в лес, ломая кусты и ветки.

Быстро поднявшись на ноги, Иван начал вглядываться в темноту и разглядел пожилую женщину.

— Женщина! Кто вы? Как там оказались? — крикнул он ей вслед.

Старуха остановилась, оглянулась, пристально посмотрела на Корского. Даже в полумраке черты её лица показались Ивану знакомыми. Только где он её видел, было для него загадкой.

— Иди ты на х... — грубо ответила старуха и через секунду темнота леса полностью поглотила её.

Определенно, именно этот голос звучал из воронки. Но почему она его послала на три буквы, ведь он, Иван Корский, ничего ей не сделал?

Понимая, что без сотни граммов водки тут не разобраться, Иван вернулся к себе во двор, выпил водки, закусил огурцом и схватил мобильный телефон. Он хотел заснять на видео то, что увидел — светящуюся тарелку, плюющуюся не очень дружелюбными старушками.

Снова подойдя к тарелке, он навел на неё камеру телефона и уже приготовился снимать, но телефон вдруг выключился.

— Дерьмо ты китайское! — Корский попробовал включить телефон, но тот, видать, обиделся на 'дерьмо' и включаться категорически отказывался.

'Ну, и хрен с ним, с телефоном! — подумал Иван. — И без него разберусь с этой воронкой!'

Воткнув шампур в землю, он вытянул руки и стал приближаться к голубому кругу.

Принятые на грудь сто грамм 'лекарства' начали действовать, всё больше и больше подогревая интерес к этому необъяснимому паранормальному явлению, наполняя душу смелостью, окончательно задушив разума.

Едва руки коснулись воронки, она с жадностью засосала в себя Корского. Он даже глаза зажмурить не успел. Увидел лишь плотный голубой туман и мерцающий звёздочки. Всё.

Он оказался в каком-то странном лесу, не похожем на лес за забором, огораживающим его дачу, в котором росли огромные черные деревья, стволы которых изгибались под немыслимыми углами. Корни этих деревьев были похожи на щупальца гигантских осьминогов. Редкие островки высокой — по колено — зеленой травы трепетали на ветру. Дышалось легко, свежо.

Судя по всему, там, где оказался Иван, было летнее утро. Щебетали птицы, первые теплые лучики солнца приятно согревали лицо.

Круг с воронкой остался за спиной, зависнув в воздухе между кривыми стволами деревьев.

Ещё раз, глянув на него, Корский начал догадываться, что это такое. Это самое настоящее устройство для телепортации. Только раньше подобные устройства Иван видел только в фантастических фильмах, а сейчас испытал его на себе. Причем, бесплатно. Если ученые наконец-то изобрели эту машину, скоро можно будет отказаться от автомобилей, поездов и самолётов. Корабли тоже будут не нужны.

Только куда эта телепортационная машина забросила его: в Африку или в Южную Америку?

Жарко. Иван снял с себя куртку, свернул и положил её на траву.

От круга с воронкой через лес шла узенькая тропинка, похожая на маленький пробор в пышной шевелюре. Корский решил прогуляться по этой тропинке, чтобы осмотреться и понять, где же он всё-таки оказался. Всё равно, если идти по этой тропинке, заблудиться будет трудно.

И он двинулся вперёд.

Он шёл, осматривая каждый кустик, каждое дерево. Здесь всё для него было в диковинку: паук размером с голубя, болтающийся на паутине между деревьями, плоды этих деревьев, похожие на черные арбузы, большие следы неведомых животных и огромные кучи их экскрементов.

Кто это? Слоны?

Но больше всего Ивана поразили маленькие человеческие черепа, лежащие в траве. Неужели все эти черепа — детские? Кроме черепов, из земли торчали ребра, кое-где были гроздьями рассыпаны позвонки, бедренные кости.

Вид человеческих костей как-то поубавил желание идти дальше. Корскому не очень хотелось остаться в том лесу навсегда и удобрить его своими костями.

Где-то впереди послышался шум: приближающийся топот ног, шелест травы, треск сухих веток и рычание.

Кусты в метре от Ивана вдруг раздвинулись, и из них, опираясь на руки и волоча за собой безвольные ноги, выполз человек, рост которого, даже по скромным подсчетам, был больше двух метров. Даже не глянув на Корского, быстро перебирая руками, он пополз к кругу с воронкой, со стороны напоминая перекормленного комодского варана.

Увидев сквозь тонкие прутья кустов черных волков с телами как у людей, но покрытыми шерстью, бегущих к нему со всех сторон, Корский вмиг отрезвел, развернулся и со всех ног бросился к тому, что про себя назвал телепортационным устройством. Нагнав по пути гиганта-паралитика, схватил его за капюшон кофты из грубого материала и почти втащил его в круглую воронку, которая тут же выплюнула их в темном лесу у дачи Корского.

— Они... Они придут! — пробасил гигант, лежа на боку и указывая рукой на голубой круг.

— Понял! — Иван выдернул из земли шампур и подскочил к воронке. И как раз вовремя, так как тут же из неё, один за одним, начали выскакивать человекоподобные волки.

Корский тут же принялся их колоть шампуром в животы, в шеи. Волки, воя от боли, обильно поливая землю, руки и лицо Ивана своей кровью, уходили назад, в голубой туман. На смену им приходили другие, которых тут же протыкал шампур Ивана, который колол, как заводной, не чувствуя ни страха, ни усталости. В голове его пульсировала только одна мысль: 'Не дать волкам прорваться сюда! Любой ценой, иначе всем будет полный пипец!'

Одному из волков Корский воткнул шампур так глубоко между рёбер, что не смог его вытащить. Человекоподобный волк, взвыв, ухватился за шампур покрытыми густой черной шерстью руками с толстыми острыми ногтями, дёрнулся всем телом назад и скрылся в туманной дымке вместе с шампуром.

Понимая, что без оружия противостоять волкам не сможет, Корский побежал к себе на участок, у поленницы рывком выдернул из чурбака топор и быстро вернулся назад. Пока бежал, представлял, как стая волков своими большими зубами разрывает в клочья тело гиганта-паралитика, как он, Иван, будет рубить их топором и отомстит за гостя из другого мира, но ничему этому не суждено было случиться.

Голубое свечение исчезло, а вместе с ним и воронка. И только гигант с парализованными ногами лежал под сосной, опираясь на локоть. Его глаза блестели в лунном свете, а крупные капли пота на лбу выглядели как жемчужины.

— Что это было? — спросил Корский, присаживаясь на землю рядом со своим новым знакомым, привалившись спиной к сосне.

— Ты про вход в наш мир? — Гигант вопросительно поднял бровь.

— Я про всё, — Иван устало опустил голову.

— Долгая история, — незнакомец вздохнул. — За пять минут не рассказать.

— Кстати, как тебя зовут?

— Илиа, — ответил гигант. — А тебя?

— Иван, — Корский протянул руку.

Илиа ответил на рукопожатие так сильно, что у Ивана затрещали косточки на руке.

— Странное у тебя имя. А можно, я буду называть тебя Ильёй? — выдернув ладонь из крепкой руки паралитика спросил Иван.

— Можно, — Илиа тряхнул головой. — Тебе всё можно. Ты же спас меня.

— Кто тебя так искалечил? — Иван кивнул в сторону безвольно лежащих на подстилке из сухой листвы ног гиганта. — Волки?

— Нет. Я как в детстве с лошади упал, ног не чувствую.

— Ясно, — Корский понимающе кивнул головой. — Хребтину, значит, сломал. В бане-то тебе можно париться?

— Не знаю, — Илиа пожал плечами. — Никогда в ба-не не парился. И не знаю, что это такое.

— Узнаешь! — Иван поднялся на ноги. — Ползи за мной.

И Корский направился к бане. Парализованный громила пополз за ним.

Стоит Илье отдать должное: он быстро передвигался и без ног, работая только руками, которые у него были невероятно сильными. И хотя Корский предлагал ему свою помощь, тот наотрез от неё отказался. Он без посторонней помощи заполз в баню, разделся, заполз в парилку и сразу забрался на самый верхний полок.

— Надень это, — Иван протянул Илье войлочную шапочку и рукавицы.

— Зачем? — удивился новоиспеченный друг. — Здесь и так жарко.

— Сейчас будет ещё жарче! — Корский зачерпнул ковш воды из деревянной бочки и плеснул её на камни.

Вода зашипела на камнях. Илья, надев на голову шапочку и натянув рукавицы, посмотрел на Ивана.

— Ну, ничего такого. В кузне ещё жарче.

Корский ничего ему не ответил, ещё плеснул воды на камни.

Минут через десять, когда с обоих мужчин обильно потек пот, Иван, доставая веник из кадки с водой, сказал:

— А вот сейчас будет по-настоящему жарко! Ложись на полок.

И он начал хлестать веником Илью.

Думал, что тот начнет кричать, но парализованный великан молчал, только иногда с его губ срывалось нечто похожее то ли на 'ух', то ли на 'уф'.

И только тогда, когда Иван начал парить ноги Илье, тот заорал во всю мощь своих богатырских легких. Причем, так громко, что Корский почувствовал резь в ушах.

Испугавшись, что навредил своему новому другу, кинул веник в кадку, принялся суетиться вокруг Ильи, пытаясь стащить его с полка. И, как заведенный, повторял:

— Что? Что случилось, Илюшенька? Что?..

Илья принял сидячее положение, потом показал на свои ноги, пальцы которых были скрючены.

— Я чувствую ноги! — радостно закричал он, обняв Корского так, что чуть не сломал ему шею. — Я их чувствую! Им жарко! И я могу сгибать и разгибать пальцы! О, боги! Я этого не делал с детства!

— Ф-фу! — облегченно выдохнул Корский. — Я-то думал, что произошло что-то страшное.

Илья, казалось, его не слышал. Он сидел, двигая пальцами ног, и улыбался.

Корский немного попарился и вышел охладиться в предбанник.

Закрывая за собой дверь, крикнул:

— Когда захочешь охладиться, позови меня. Подстрахую, чтобы ты с полки не свалился. Там сейчас мокро...

— Хорошо! — прокричал ему в ответ великан.

— Действительно, хорошо! — сам себе сказал Иван, открывая бутылку пива и садясь на скамейку, которую сам же и смастерил.

Накинув на плечи простынь, он сделал большой глоток, рыгнул. Когда на него накатила приятная истома, обвел взглядом предбанник. Так хорошо ему ещё никогда не было. Ну, где и когда ещё можно испытать такой кайф?

Хорошо было от того, что впервые за долгое время он парился в бане не один, и ему не было скучно. Хорошо было от того, что он побывал в другом, нереальном мире, где чудом избежал смерти и спас товарища. Ему до сих пор не верилось, что это не сон, а правда. Кому расскажи — не поверят, засмеют. Кряхтение за дверью как бы подтверждало эту правду. Это — реальность, а не выдумка пьяного актеришки.

Взгляд Корского вдруг уперся в зеркало, точнее в собственное отражение. Что-то с ним было не так: уж больно маленьким ему показалось собственное лицо, которое он уже давно и лицом-то не называл. Как угодно: рожей, харей, хлеборезкой, мордой, но только не лицом.

Должно быть, зеркало запотело.

Иван снял с головы шапочку, подошел к зеркалу, чтобы протереть его, но оно не было ни грязным, ни запотевшим. А с зеркальной поверхности на Корского смотрел тот, кого нынче он мог видеть только на фотографиях, которого не надеялся увидеть никогда.

Да, он увидел себя, но таким, каким он был до той злосчастной вечеринки у Максима Эдуардовича — красивым, с небольшим носом и аккуратными ушами, с немного впалыми, а не обвисшими щеками, с тонкими красивыми губами, ровными зубами и с подтянутым подбородком. Именно с подбородком, а не с кожаным мешком, как у пеликана.

И на молодом, подтянутом теле — ни одного 'трупного' пятнышка. И никаких следов уколов на руках.

Корский ухватил себя за сосок, сильно сжал. Испытав сильную боль закричал, но не от боли, а от радости. Это была радость от того, что ему всё это не снится, а всё по-настоящему. Он снова стал нормальным. И пофиг, что это: благотворное действие бани на организм или это как-то связано с проходом в другой мир и возвращением обратно. Всё равно, это потрясающе!

Больше не нужно стесняться своей внешности и прятать лицо за ширмой волос. Отныне кличка — красавчик Джон — будет не издёвкой, а отражением действительности.

— А-а-а-а! — радостно закричал Иван. — А-а-а-а!

Из парилки послышался шум, но Корский его не слышал. Он упал на колени перед зеркалом, и тело его сотрясали рыдания.

— Всё! Всё! — повторял он. — Отмучился. Всё! Всё!

Дверь парилки открылась. Иван отпрянул от стены, кулаком вытирая слёзы и замолчал, удивленно хлопая глазами. И было, чему удивляться: Илья вышел из парной на своих двоих.

Правда, полноценной ходьбой это трудно было назвать, так как это было передвижение маленькими шажками, с расставленными для равновесия в стороны руками. Так маленькие дети учатся ходить.

Дойдя до скамейки, Илья плюхнулся на неё голыми ягодицами и, тяжело дыша, спросил:

— Ты чего орешь, как ненормальный?

— Как 'чего'? — Корский поднялся на ноги. — Я снова стал красивым. А час назад я был уродом. Настоящим уродом, понимаешь?

— Нет, — спокойно ответил великан. — Я тридцать лет и три года не ходил, а тут вдруг пошёл, но не ору... А ты и в нашем мире, когда я тебя увидел, не был уродом.

— Да? — Корский ощупал своё лицо. — Там я ничего не заметил. Изменения увидел только сейчас.

— Ну, это нормально, — Илья снова пошевелил пальцами на ногах, и лицо его озарила улыбка. — Моя покойная бабушка говорила, что все, кто проходят через воронку, в другом мире начинают меняться. И получают то, чего у них не было в своём мире... Похоже, нам с тобой представилась возможность проверить это на себе. Получается, моя бабушка была права, да?

— Точно! — Корский кивнул. — Чертовски права!

Великан развернулся, взявшись за дверную ручку, открыл дверь в парилку.

— Ладно, я пойду ещё попарюсь. Это здорово! Ощущения обалденные. Даже лучше, чем в кузне.

И пошлёпал по полу маленькими шагами. Со стороны он так напоминал годовалого ребенка, что Корский не смог сдержать улыбку.

— А я пойду и ещё раз мангал раскочегарю, — крикнул Иван в спину карапузу-переростку, надевая куртку на голое тело. — И после баньки мы с тобой шашлыков поедим!

Было уже далеко за полночь, когда Корский с Ильёй выпили по рюмке водки и закусили шашлыком, который оказался вкусным и сочным, несмотря на то, что курятина была просроченной.

Отправив сообщение Дмитрию Матвееву, которого про себя в последнее время называл директором цирка уродов, с текстом: 'Сегодня на работу не приду. Дела важные', Иван отложил в сторону мобильный телефон и посмотрел на Илью.

— Скажи мне, Илюха, а почему мы с тобой говорим на одном языке?

Прожевав и проглотив кусок шашлыка, Илья, вытер рот салфеткой и начал говорить:

— Ладно, я тебе расскажу про свой мир, а ты мне потом расскажешь про свой. Говорим мы на одном языке потому, что люди из нашего мира часто бывали в вашем, а ваши люди частенько бывали в гостях у нас. Как ты понял, все попадают через дыру в пространстве, которую моя бабушка называла порталом. Порталы эти всегда открываются в местах, пропитанных дурной энергией. Без энергии они просто не работают. Эти входы в другие миры открываются, поработают немного и закрываются. И никто не знает, где они откроются, и когда закроются. Но, чаще всего, один и тот же портал ведет к одному и тому же месту в другом мире. Я понятно объясняю?

— Ага! — Корский кивнул, наполнил рюмки. — Может, хряпнем по маленькой за портал?

— Давай! — Илья кивнул.

Друзья чокнулись, выпили ещё, закусили и.

— Ух, хорошо пошла! — Иван откинулся на спинку стула и закурил, пустив в потолок струю дыма. — А как называется местность, откуда ты родом?

— Урсия. И правит там царь Димитрий пятый, которого в народе называют Димитрий Жадный или просто — Димитрий Жопа. Я родился в небогатой семье. Моя мать — швея, отец гончар. Я бы тоже был гончаром, не упади я в девятилетнем возрасте с лошади. После этого я только лежать на кровати мог, есть, читать книжки и смотреть в окно. Иногда играл с кошкой или с собакой, когда родители мне их в кровать приносили. Сами-то животные меня не очень любили. Иногда, когда не было снега или дождя, я выползал из дома и ходил, опираясь на руки, по двору. Вот и все развлечения. Скучно. Жизнь стала налаживаться, когда я из сломанной телеги сделал себе коляску и стал выезжать за пределы двора. У меня появились друзья, подруги. Правда, родители не приветствовали мои выходы в город, говорили: 'Зачем ты людей своим видом пугаешь? Сиди дома, не высовывайся!' Но я все равно по городу катался. А город наш называется Славнопобедск. Между прочим, третий по величине в нашей стране... Вот как-то так жил я до тридцати трёх лет, а потом было неурожайное лето. Цены на еду выросли в десятки раз, Да ещё этот Жопа в короне налоги поднял. Люди стали все деньги тратить на пропитание, и никто не покупал ни одежду, ни посуду. И вот как-то раз отец подходит ко мне и говорит: 'Пойдешь с нами в лес за ягодами?' Я, конечно, собирать ягоды не смог бы, но от прогулки не отказался. И хотя я знал, что в лесах наших, кроме зверей, полно человековолков, омжей, аяков и прочих тварей, я не мог отказаться. К тому же, я был уверен, что мы идём в безопасный лес, в котором царская полиция провела зачистку... И вот, значится, пришли мы в лес. Родители ходят с корзинами, собирают малинику. Когда набрали по полной корзине, матушка вдруг куда-то пропала. Как сквозь землю провалилась. Отец тогда поставил мне корзину с ягодами на колени и говорит: 'Я пойду, посмотрю, что там мать в кустах делает. Ну, а ты пока посиди, подожди. Если кто нападет — зови нас'. И ушёл... А я сижу в коляске, жду их. В какой-то момент есть захотел, начал понемногу подъедать ягоды. Сам не заметил, как всю малинику съел, а родителей всё нет. Я начал звать их, а в ответ — тишина. Я покатался немного по лесу, поорал во всё горло, а их нет нигде. Тогда я решил, что нужно возвращаться домой. Я думал, что они забыли, где меня оставили, и решили, что сам вернусь. Поехал по следам своей коляски, и тут начался дождь! Я спрятался под дерево, стою и жду, когда дождь закончится, а он всё не кончался. Когда, наконец, лить перестало, я решил продолжить идти по следам, но их размыло водой. Тогда я просто покатил по памяти в ту сторону, откуда мы пришли. Ехал-ехал, ехал-ехал, ехал-ехал, пока не выехал к поселению омжей...

Корский деликатно приподнял указательный палец правой руки.

— Илюша, а кого у вас омжами называют?

— А! Так это — нищие попрошайки, бездомные, у которых нет ни кола, ни двора, только вши. В своё время Димитрий Жопа велел выгнать их всех из городов и деревень. Пусть, дескать, живут в лесах. Вот они и живут там в землянках и на деревьях. Грабят, убивают всех, кто случайно забредет на их поселение. Вот и я, не на шутку испугавшись, сразу же повернул назад. Поплутав немного, понял, что заблудился. И надо было поаукать, но нельзя, опасно. Вот я и ехал, надеясь, что мне повезёт, и я найду дорогу домой. Не повезло. Дорогу домой я не нашёл. Судя по количеству человеческих костей, которые мне попадались, на пути, я направлялся в противоположную сторону, всё больше углубляясь в лес. И знаешь, что я понял?

— Что? — Иван поднял глаза на Илью.

— Что родители меня специально бросили. Да, бросили в лесу умирать, как старую, паршивую, бесполезную собачонку. Но зла я на них не держу. Я ведь и сам видел, как им тяжело меня содержать. Ем-то я много, а пользы от меня никакой... И вот я еду-еду, сам не зная куда, всё это обмозговываю, и слышу голос отца, словно он стоит где-то слева за деревьями и что-то кому-то говорит. Я, понятное дело, остановился, развернулся и окликнул его. Слышу, кто-то приближается. Я обрадовался, ещё громче закричал. И тут гляжу: из-за деревьев выскакивают человековолки. Их было так много, что пальцев на руках и на ногах не хватит, чтобы сосчитать их. И, когда я понял, что мне одному с ними не справиться, я развернул коляску в другую сторону и как давай крутить колёса! Аж мозоли на руках натёр! Сначала был небольшой подъем, и волки начали меня догонять, а потом начался спуск, и я очень быстро от них оторвался. Правда, я разогнался так сильно, что не смог вовремя затормозить, и коляска застряла между деревьями, а меня выбросило из неё. Но я не растерялся и пополз на руках. Что было дальше, ты знаешь. — Илья замолчал, разглядывая свои большие ладони, на которых после прохода через портал не осталось даже намека на мозоли. — А про себя и про ваш мир можешь рассказать?

— Конечно, — Корский потер переносицу, наморщил лоб. — Страна наша называется Россией. Мы с тобой находимся на окраине города Кургана, на моей, а по документам принадлежащей моей бывшей жене, даче...

А дальше он рассказал ему всё: и про свою работу, и про вечеринку у Максима Эдуардовича, о том, как бомжевал и убил двух других бомжей, о том, как совершил кражу в дачном домике, о том, как добрался до Кургана и как горько разочаровался, оказавшись дома. Не забыл он упомянуть и про изменения своей внешности, и про Театр Ужасов, в котором всё ещё числился актером.

Когда Иван закончил свой рассказ, уже светало. Илья разлив водку по рюмкам, обхватил своей большой рукой шею Ивана, прижался к нему своим широким лбом.

— Ваня! Ты даже не представляешь, до чего у тебя интересная жизнь! Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Тебе, в отличие от меня, есть, что вспомнить. Так что, давай выпьем за тебя! За тебя, мой друг!

Они снова выпили, закусили, и Корский медленно, но верно выпал в глубокий осадок, свалился под стол и захрапел.

Иван проснулся днем. Разбудил его солнечный свет, бьющий из окна.

Корский потянулся, встал с кровати, побрился, почистил зубы. В доме был образцовый порядок, и ничего не напоминало о вчерашних посиделках с великаном Ильёй.

Ничего, кроме отражения в зеркале. Он, как и вчера, был красив. Это было просто замечательно!

Только вот где Илюха?

В доме гиганта не было. Иван прошёлся по двору, вышел даже за калитку, поискал его со стороны леса. Там Ильи тоже не было. Тогда Корский вышел за ворота и увидел его.

Великан кругами бегал по территории СНТ 'Дружба'. Потный, раскрасневшийся, но очень довольный. И плевать ему было на косые взгляды, бросаемые на него соседями из-за заборов, на лай собак и на детей, смеющихся и показывающих на него пальцами. Наверное, было над чем смеяться: в своей кофте из грубого материала, в мягких сапожках он выглядел как выходец из средневековья, вышедший на пробежку. Что, в общем-то, неудивительно, ведь в его мире, если верить Илье, было самое настоящее средневековье.

Увидев Ивана, Илья помахал ему рукой и, не останавливаясь, забежал в ворота, пересёк двор и устремился к поленнице, у которой, накрытые брезентом, лежали большие бревна. Схватив одно из них, гигант из другого мира начал делать с ним упражнения на плечи, на бицепс. Потом упал на землю и начал отжиматься.

Сбившись со счета после сотни отжиманий, Корский пошёл в дом завтракать. После завтрака устроился перед телевизором, как всегда, переключая каналы в поисках чего-нибудь интересного. Рекламы сразу пропускал, передачи про политику тоже. Достали!

И тут в комнату вошёл Илья. По пояс голый, он удовлетворенно фыркал и вытирал пот полотенцем.

— Ваня, ты даже не понимаешь, какое это счастье — просто пробежаться утром! Я думаю, тебе нужно бросать курить и бу... — И тут взгляд его упал на телевизор. Великан приоткрыл рот от удивления, впившись в него глазами. — А это что за такое?

— Телевизор, — не прекращая переключать каналы, ответил Корский.

— А как туда поместились люди?

— Никак. Это как отражение в зеркале, но передаваемое на большое расстояние...

И Корскому пришлось долго рассказывать и показывать, как работает телевизор, почему туда всё влазит, и для чего нужна антенна на крыше дома.

— Дай-ка сюда! — Илья вырвал из руки Ивана пульт, плюхнулся в кресло, уставился в экран телевизора и впал в кому, из которой вышел только во время показа блока рекламных роликов. Видать, не только россиянам они неинтересны. — Прости меня, что не дал тебе посмотреть телевизор. Просто у нас такого никогда никто не видел. Вообще, если я тебя как-то стесняю, ты скажи, я уйду...

— Не вздумай! — оборвал его Корский.

— Что 'не вздумай'? — не понял великан.

— Не вздумай такое больше говорить! Я побомжевал немного и знаю, как это ужасно. Я ты — мой друг, и я не допущу, чтобы ты оказался на улице, как я когда-то.

— А если твоя бывшая жена решит нас выгнать отсюда?

— Пошлём её на х... — Иван прошёл в дальний конец комнаты, сел за стол и включил компьютер.

— А это что такое? — удивленно спросил Илья.

— Комп. Но о нем я тебе расскажу завтра, — сказал Корский, где-то в глубине души надеясь, что великан, как ребенок, увлечется телевидением, и о компьютере забудет.

Но не тут-то было! На следующий день ребенок-переросток из средневековья поднял его с кровати ни свет ни заря и начал требовать, чтобы Иван показал ему, как работает компьютер и рассказал, для чего он нужен.

И снова Корский включил показывал и подробно рассказывал, включив дремавшего в нем педагога. Думал, что Илья с первого раза не всё поймет или не сможет всё запомнить, но, как показала жизнь, недооценил своего товарища.

Тот схватывал всё на лету, впитывая в себя информацию, как губка впитывает воду. Через час Илья уже сидел за компьютером, с уверенным видом дёргал мышью и колотил толстыми пальцами по клавиатуре.

Он бы мог так сидеть и весь день и всю ночь, прерываясь только на приемы пищи и на пробежки по Дружбе, но после обеда Корский выдернул его из пучины интернета и предложил:

— Поехали в город?

— А что там делать?

— Мне нужно заехать в театр, а тебе нужно посмотреть на Курган, прогуляться. А посидеть за компом ты ещё успеешь. Мозоль на жопе натрёшь!

— Ладно, поехали, — Илья с готовностью соскочил с кресла на колёсиках. Кресло протяжно скрипнуло, одно колёсико сломалось. — Ой, какой я неуклюжий!

— Не заморачивайся! Это мелочи! — Корский хлопнул друга по плечу. И полез в карман за телефоном, чтобы вызвать такси. Однако Илья перехватил его руку, вцепившись в запястье. — Ты что делаешь?

— Не надо вызывать так-си!

Корский расслабил руку, великан убрал свою ладонь с его запястья, на котором остались красные пятна.

— Откуда ты узнал про такси? — спросил Иван, разминая запястье.

— Понимаешь, Ваня, в твоем мире я не только научился ходить. Я начал чувствовать то, чего не чувствовал раньше, когда жил в доме родителей, в Славнопобедске... Ты только потянулся за этой коробочкой для связи, а я уже знал, что ты хочешь вызвать так-си, которое должно довезти нас до Театра Ужасов. Но нам не нужно ехать на так-си, так как за него платить нужно. А мы можем доехать бесплатно. Ты мне не веришь?

— Верю, — честно ответил Корский. После вчерашнего вечера чем-либо удивить его было трудно.

— Ну, тогда пошли?

— Пошли! — Иван кивнул, и мужчины вышли из дома.

Едва Корский захлопнул створку ворот, остановилась белая иномарка, за рулем которой сидел мужчина средних лет, которого раньше Иван никогда в Дружбе не видел. Выскочив из машины, он подбежал к Ивану, вцепился ему в руку и начал её энергично трясти.

— Я вас знаю! — скороговоркой говорил мужчина. — Вы — Игорь Кокорский. Я был на спектакле в Театре Ужасов на прошлой неделе со своей женой. И знаете, вы произвели на нас такое впечатление! У вас просто дар, талант! А грим — вообще супер! Вы были страшно великолепны! Ха-ха-ха!.. Куда вам нужно? Позвольте, я подвезу вас абсолютно бесплатно.

— Мне нужно в цирк уро... В Театр Ужасов! — ответил Иван, с трудом впихнув Илью в салон автомобиля, на заднее сиденье. Сам сел на переднее пассажирское.

— И не отвлекайте нас разговорами, — добавил великан из Урсии, видимо, почувствовав возбужденное состояние мужчины.

Доехали быстро, минут за десять. Не потому, что Театр Ужасов находится близко, а потому, что поклонник творчества Корского гнал, как угорелый, нарушая все правила дорожного движения, словно они напрочь вылетели у него из головы.

Выбравшись из машины у здания театра, Иван перекрестился и глянул через стекло на водителя. Глаза того были остекленевшими. Когда Илья хлопнул дверцей, водитель вздрогнул и принялся озираться по сторонам, словно не понимал, где он и как здесь оказался.

— Я же тебе говорил, что у меня есть дар! — Великан подмигнул Корскому.

— Ты только на меня его не распространяй! — попросил Корский, но Илья его не слышал, увлеченно разглядывая дома и прохожих.

Директор театра, Дмитрий Матвеев, которому актёры в своё время дали кличку Карабас Барабас, стоял у служебного входа и курил, жадно затягиваясь.

'Это хорошо, — подумал Корский. — Хоть не нужно по театру бегать и искать его'.

— Ты какого хрена пластику сделал и не предупредил меня? — вместо приветствия спросил Дмитрий.

— Это не пластика, — Иван подергал себя за щеку. — У меня была какая-то болезнь, которая прошла.

— Ну, и зачем ты мне такой нужен?

— Я думал... — начал оправдываться Корский.

— Нет, не нужен, — оборвал его Карабас Барабас, стряхивая пепел со своей рыжей бороды, доходящей ему чуть ли не до пояса. — Неужели ты думаешь, что я ради тебя одного гримера нанимать буду? Вот товарища твоего с удовольствием взял бы в театр, а тебя — нет.

— Мне родители не разрешали людей пугать! — глядя на директора театра сверху вниз, пробасил Илья. — Да я и сам не хочу в театре работать.

— Ну, вот и прекрасно, — подвел итог Матвеев, доставая из внутреннего кармана пиджака белый конверт. — Вот тебе расчет и досвидос.

— Досвидос, — растерянно кладя конверт в карман куртки, ответил Иван, развернулся и зашагал прочь.

Из здания театра вышли горбун с карликом, помахали Ивану руками, но тот, погруженный в свои мысли, даже не обратил на них внимания.

— Ты чем-то удивлен? — спросил его Илья, выведя из состояния ступора.

— Не ожидал, что Карабас Барабас мне сегодня деньги выплатит.

Машина, на которой Корский с Ильёй приехали в Театр Ужасов, стояла на том же месте, только с открытым капотом. Водитель с озадаченным видом колдовал над двигателем, который, судя по всему, никак не хотел заводиться.

— Сейчас заведется, — нагнувшись к уху водителя, сказал великан. — Вези нас домой.

— Да, — послушно ответил водитель. Глаза его снова стали стеклянными. Закрыв капот, он сел в салон.

Едва ключ от машины оказался в замке зажигания, двигатель заработал, мерно урча.

Уже дома, устраиваясь перед телевизором, Корский спросил Илью:

— А этот мужик всегда нас возить будет?

— Как повезёт, — уклончиво ответил гигант, включая компьютер.

С экрана телевизора ведущая местного телеканала новостей с пухлыми губами и большой грудью вещала:

'Сегодня начался суд над охранником одной из автозаправочных станций. Он обвиняется в зверском убийстве двух человек. Выйти на след преступника помог кошелёк, который он выронил, когда прятал трупы... '

Тут же показали того самого охранника с заправки, который избил Ивана и потерял кошелёк и зажигалку. Корский даже вспомнил его имя — Степан. Хотя Стёпа был так же лыс, и на нем был тот же самый спортивный костюм, вид у него был уже не такой боевой. Скорее, испуганный. Глазки из стороны в сторону бегают. Казалось, ещё чуть-чуть, и он расплачется. Но не расплакался. Видать, держался до последнего.

Тут же показали кассира с автозаправки — даму с добрыми, как у коровы, глазами. Она ревела навзрыд, размазывая тушь по лицу.

— Я даже не знаю, как такое могло случиться. Стёпа такой добрый, такой хороший...

И снова голос ведущей новостей: 'Обвиняемый свою вину полностью отрицал. Подробности смотрите в вечернем выпуске новостей!'

— Охренеть, — пробормотал Корский. — Застрелиться и не встать.

— Что там? — подал голос Илья из компьютерного угла.

— Помнишь, я тебе про бомжей рассказывал?

— Ну! — великан кивнул своей большой головой.

— Сегодня за их убийство судят охранника, который меня избил.

— Ну, и поделом ему! — Илья махнул рукой. — Незачем было на людей кидаться. А ты чего скис? Расстроился, что ли?

— Похоже, совесть проснулась, — вздохнув, ответил Корский.

— Как-то она не вовремя. А я как раз хотел тебя попросить в кино меня свозить. В интернете пишут, что это нечто потрясающее.

— Поехали!

В этот раз их везла блондинка на 'Порше'. Она довезла их до торгового центра с дурацким названием 'КУРага', в котором был кинотеатр.

Вход в кинозал был бесплатный, так как Илья с билетерами 'договорился', в очередной раз продемонстрировав внезапно открывшийся в нём дар.

Должно быть, показывали очень интересный фильм с очень известными голливудскими актерами, так как зал был набит битком, и великан охал вздыхал через каждую минуту. Только Иван не смотрел на экран, будучи погруженным в свои мысли, которые были отнюдь не весёлыми. Он всё думал о том, как подставил Стёпу. Слишком уж дорогую цену охранник заплатит за свою оплошность. 'Подстава' лет на двадцать потянет. Зато в следующий раз Степан сотню раз подумает перед тем, как людей бить. Разумеется, если выйдет живым из колонии.

Домой их везла другая блондинка на 'Тойоте'. Илья 'уговорил' её прибраться в доме, приготовить ужин и потащил на второй этаж, где они до утра занимались любовью, и стоны блондинки не давали Корскому заснуть.

Погружаясь в сон, он подумал, что будет спать часов до двух дня, но друг из Урсии разбудил его в десять.

— Ты чего в такую рань? — потирая глаза, с раздражением в голосе спросил спросил Корский. — Я спать хочу!

— Всю жизнь проспишь. Завтракай и одевайся!

— А где блондинка?

— Не знаю, — Илья пожал плечами. — Я отпустил её домой.

— Понятно, — приняв сидячее положение и засовывая ноги в тапки, произнес Иван. — А у тебя-то что такого срочного?

— Я тут списался с одним человеком в интернете. Он устраивает бои без правил... Точнее, правила там есть и называется это смешанными единоборствами. Тот человек пригласил меня на встречу. Если я ему понравлюсь, буду биться за очень хорошие деньги. Неужели ты думал, что я у тебя на шее сидеть буду? Я должен зарабатывать! К тому же, я пересмотрел много боёв и уверен, что в боях без правил нет ничего сложного.

— Ты с ума сошёл? — Корский покрутил пальцем у виска. — Ты же только вчера ходить научился! Какие тебе единоборства? Смешанные?! Ты же ни одним единоборством вообще не владеешь!.. А если тебя убьют или покалечат?

— Верь мне, всё будет хорошо! — Великан похлопал Корского по плечу. — Тебе полчаса на сборы и вперёд!.. Кстати, время по часам определять меня Наташа научила.

— И когда только успела?

Вопрос не требовал ответа, но Илья, не задумываясь, ответил:

— Когда курила.

А ровно в полдень во дворе, недалеко от 'КУРаги' их ждал высокий мужчина с кавказскими чертами лица, который представился Вадимом.

Окинув взглядом Илью, он тут же предложил ему показать, на что тот способен.

— Прямо здесь? — сжав кулаки, спросил великан.

— Да нет же! — Вадим улыбнулся, продемонстрировав ровный ряд золотых зубов. — В зале.

И он провел Ивана с Ильёй в полуподвальное помещение, где были и тренажерный зал, и бойцовский зал, и сауна. В бойцовском зале был самый настоящий ринг, на котором боксировали два амбала.

— На, переодевайся! — Вадим достал из металлического шкафчика спортивную форму и перчатки, протянул всё это гостю из Урсии. Потом окликнул одного из амбалов на ринге, самого крупного. — Серёга, займись им!

— Хорошо! — Серёга прекратил мутузить своего спарринг-партнера и встал, положив мускулистые руки на канаты. Когда Илья поднимался на ринг, тот даже услужливо приподнял канат. А улыбка на его лице говорила о том, что он уже отчетливо видел великана лежащим на ринге в глубоком нокауте.

— Бокс! — крикнул Вадим, и соперники начали сходиться.

После того, как они приветственно хлопнулись перчатками, Серёга принялся кружить вокруг Ильи, прицеливаясь для удара. Скорее всего, он и планировал нанести только один удар, который сбил бы Илью с ног. Внешний вид великана, скорее всего, усыпил бдительность Сергея, ведь Илья не выглядел таким же накаченным, как его соперник. Он был слегка жирноватым, рыхловатым, хотя и большим.

Побродив немного вокруг великана, Сергей, видать, всё-таки решил, что пора бой заканчивать, сократил дистанцию и попытался ударить. Но, едва его рука пришла в движение, Илья нанёс быстрый, мощный опережающий удар. И Серёга упал, раскинув руки и ноги в разные стороны.

— Охренеть! — вырвалось у Вадима.

— Я же говорил, что это просто! — достав изо рта каппу, прокричал великан. — Так ты берешь меня к себе в команду?

— Да, мать твою! — ответил Вадим. — Да!

С того дня жизнь урсианина и Корского круто изменилась. Илья начал активно заниматься смешанными единоборствами, восполняя свой недостаток знаний о единоборствах видеороликами из интернета. Поначалу некоторые броски и удары он отрабатывал на Иване, но после многочисленных вывихов, растяжений и ушибов Корский от роли живой груши отказался. Тогда Илья начал ездить в Курган, где в кабаках нарочно провоцировал на агрессию местных маргиналов и отрабатывал на них все броски и удары, которые только мог видеть в интернете. Причем, в те моменты Корскому было страшно не столько за себя и своего товарища, сколько за тех пьяниц, которые, сами того не подозревая, становились спарринг-партнерами громадного урсианина, который ломал их, как только мог, а сам не получал ни синячка, ни царапинки.

После месяца таких 'тренировок' начались настоящие бои в клетках, которые организовывал Вадим. Сначала это были поединки с начинающими курганскими бойцами, потом начались поездки в Екатеринбург, в Челябинск, в Тюмень, в Киров, в Казань, в Уфу, в Оренбург и в прочие города России, из которых Илья всегда возвращался в Курган победителем, обладателем очередного чемпионского пояса.

В то же время урсианин каким-то образом оформил гражданство России, получил паспорт. И звали его, согласно паспорту, Илья Доброславович Славнопобедский. Иван, конечно, намекал урсианину, что отчество и фамилию нужно взять попроще, но тот даже слушать его не стал.

— Всё правильно! — говорил тогда Корскому Илья. — Я из Славнопобедска, отец мой, хоть меня и предал, носит имя Доброслав. Поэтому я — Илья Доброславович Славнопобедский. И звучит, и придумывать ничего не надо. Верно?

— Верно, — вздохнув, ответил ему Иван.

А что он ещё мог сказать?

Что скажешь человеку, который из умственно отсталого инвалида превратился в сильную личность? Человеку, который мог стать обузой, а стал основным добытчиком денег в их дуэте?

Конечно, ничего такому человеку не скажешь. Хотя бы потому, что знаешь, что перед тобой — отнюдь не дурак, а человек, который каждый день чему-то учится и прогрессирует в умственном и в физическом развитии.

К тому же, благодаря силе урсианина, Корский с Ильей купили себе роскошную четырехкомнатную квартиру и перебрались из пригорода в Курган. И каждый из них катался на новеньком внедорожнике.

Квартира, машина, деньги и развлечения были очень даже неплохим вознаграждением Корскому только за то, что он везде сопровождал Илью и носил его большие сумки и чемоданы.

К Ивану начало возвращаться всё то, что он, как ему в своё время казалось, потерял раз и навсегда. Он снова воспрял духом, чувствовал себя Человеком и улыбался, когда от кого-нибудь слышал в свой адрес: 'Привет, Красавчик Джон!' Теперь это звучало необидно, а гордо!

Он уже всерьёз задумывался о покупке недвижимости за границей, но тут вдруг случилось то, что в его планы не входило: урсианин вдруг решил уйти из смешанных единоборств.

— Как? Почему? — Корский вопросительно изогнул бровь и капризно скривил рот, как когда-то в далеком детстве.

Разговор происходил в пропахшей потом раздевалке. Запах стоял, как в конюшне. На скамейке сидел Вадим и разглядывал фото полуголых красоток, напечатанные в дешевом эротическом журнале.

— Ну-у... — Илья шумно выдохнул, глядя себе под ноги. Он явно не знал, что ответить.

— Ты что, охренел? — Иван подошёл вплотную к великану, пытаясь заглянуть тому в глаза. Но урсианин упрямо отводил взгляд в сторону.

— Стоп, стоп, стоп! — Вадим отбросил в сторону журнал, вклинился между друзьями, слегка оттолкнув Корского. — Ты не кипятись, Ваня! Со всеми бойцами такое бывает. Это абсолютно нормально. Только одни уходят на отдых в зените славы, а другие уползают с канваса с позором. Раз уж Илюха решил уйти, пусть уходит. Только пусть уйдёт красиво, а не поджав хвост, как паршивая собачонка, получившая пинка под зад.

— Это как? — урсианин наконец-то оторвал взгляд от своих огромных кроссовок и посмотрел на Вадима.

Тот смущенно отвернулся, кашлянул в кулак, потом выдавил из себя:

— В последнем бою ты должен лечь!

— Что? Договорной бой? — великан схватил своего менеджера за грудки, приподнял так, что ноги 'великого организатора' болтались над полом.

— За очень большие деньги, — прохрипел задыхающийся Вадим. — За очень...

— Отпусти его! Отпусти! — Корский повис на руке Ильи. — Он дело говорит. Лишние деньги нам не помешают.

— Ладно, я подумаю, — урсианин опустил на пол перепуганного менеджера и вышел из раздевалки.

И он подумал. Подумал и согласился на предложение Вадима.

Последний бой Ильи Доброславовича Славнопобедского состоялся в Екатеринбурге, во Дворце игровых видов спорта. Народу было, как никогда, много. Все трибуны были до отказа забиты теми, кто жаждал увидеть, как Илья Курганец наваляет трендюлей Андрею Лавашову по кличке Бобер. Только не многие знали, что Курганец ляжет на лопатки и больше выступать не будет.

Урсианин, как всегда, был спокоен и сосредоточен. А вот Иван почему-то нервничал, словно с Бобром будет драться он, а не хорошо натренированный гигант.

Виляя задом, по клетке прошла ринг-гёрл, неся над головой табличку с цифрой '1', перевернутую вверх тормашками.

'Плохая примета', — подумал тогда Корский. Такого ещё никогда не было, чтобы с самого начала что-то пошло не по плану. Послышался звук гонга, после которого у Корского внутри что-то оторвалось и упало.

Предчувствие чего-то плохого леденило душу, но начало боя было весьма неплохим: спортсмены сошлись, после небольшой разведки боем Славнопобедский, как и обещал, дал Андрею Лавашову себя несколько раз ударить, а вот дальше произошло то, что было явно не по сценарию: Курганец, вместо того, чтобы лечь, начал избивать его.

Казалось, что робкие и слабые удары, пропущенные от Бобра, лишили Илью памяти. Он всё забыл и, похоже, ложиться на канвас не торопился. Прошёл первый раунд, начался второй. Но урсианин и сам не ложился, и Андрею Лавашову не давал упасть, периодически остужая интенсивность атак, словно играя с ним, как кошка с мышкой. Быть может, он просто хотел насладиться каждым мгновением боя, последнего боя, когда он всё ещё звезда смешанных единоборств, а не инвалид, прикованный к деревянному креслу-каталке.

Неважно, чем хотел насладиться великан, Ивану с Вадимом было от этого не легче.

Не легче было и Бобру: тот еле стоял на ногах, кровь, льющаяся из рассеченного лба, заливала глаза, превратив Андрея Лавашова из претендента на пояс чемпиона в слепого котенка.

— Твою мать, — глядя на урсианина, вслух сказал Корский.

Стоящий рядом Вадим, покачав головой, произнес:

— Мне пиз...ц!

И тут загнанный в угол Бобер вслепую выкинул вперед руку. Да, это был жест отчаяния, слабая попытка загнанного в западню зверя спастись.

Славнопобедский словно ждал этого и услужливо подставил под удар свою челюсть.

Далее всё произошло, как в театрализованном шоу: урсианин закружился в пьяном танце, потом расставил руки в стороны и рухнул на канвас, не забыв в полёте выплюнуть каппу.

Андрей Лавашов, вытерев кровь с лица, с удивлением смотрел то на поверженного противника, то на свою правую руку. Даже, когда судья поднял его руку вверх, тем самым показав, кто новый чемпион, Бобер удивленно хлопал глазами. Наверняка, он думал, что в любую секунду на канвас выйдут люди с камерами, которые будут смеяться и скажут, что это был розыгрыш, а на самом деле он проиграл. Но никто не ворвался в клетку, и Андрей уходил с озадаченным видом. Он не верил, что победил.

Через несколько часов после жирной точке в бойцовской карьере Ильи два верных друга ехали в электричке, держа курс на Курган. Вадим остался в Екатеринбурге, решив 'уйти в отрыв' в гордом одиночестве.

Урсианин достал из своей спортивной сумки бутылку водки, палку колбасы.

— Выпей и закуси, — он протянул Ивану кусочек колбасы и рюмку, наполненную водкой. Сам же принялся хлебать жадными глотками из горлышка бутылки и вгрызаться в палку колбасы, размерами не уступающей полицейской дубинке.

Но на него это было так не похоже! Он же вёл здоровый образ жизни с того самого момента, когда занялся смешанными единоборствами!

— Переживаешь? — выпив и закусив, Корский убрал рюмку в карман ветровки.

— Нет, — рыгнув, ответил урсианин. — Пытаюсь избавиться от голоса.

— Какого ещё голоса?! — подавшись вперед, спросил Илья.

— Вот этого, — Илья постучал себя указательным пальцем по виску, допил водку и убрал пустую бутылку в сумку.

— И как, помогло?

— Нет, — урсианин мотнул головой. — Голос стал громче.

— Да тебе к психиатру надо, — вздохнув, произнес Корский, отвернувшись к пыльному окну, за которым зеленые поля сменялись густыми кронами деревьев. — И давно это у тебя?

— Да нет, — громила пожал плечами. — Около шести месяцев. Сначала голос был тихим, потом громче. Это этот голос заставил меня уйти из спорта...

— Тоже мне спорт!.. Слушай, может тебе к психиатру обратиться, а? Он тебе мозги-то вправит...

— Нет! — Урсианин крутанул головой так, что шейные позвонки хрустнули. — Не нужен мне никакой сикиатер. Мне нужно спасти даму из каменного плена, и всё закончится. Это её голос я слышу каждый день. Она ждет меня. Она — моя суженая.

— И как ты собираешься её спасать? — Иван закинул ногу на ногу и сложил руки на груди. Были бы очки, он бы поправил их, как сделал бы психиатр, к которому он вряд ли затащит своего товарища. И психиатр обязательно упек бы Илюху в психушку. А как не отправить на лечение умственно заторможенного мужика с горящими глазами, который слышит голоса в голове? Эх, повезло бугаю, что напротив него сидит Корский, а не врач, специализирующийся на душевных хворях! Ведь только он, Корский, знает, откуда пришел этот детинушка и никому об этом не расскажет, иначе рискует оказаться с урсианином в одной больнице. В одной палате, если повезет. Но Корский понимал, что его чудаковатый товарищ говорит правду, каким бы бредом сумасшедшего она ни казалась.

— На следующей станции выходим. Там будет лес. Мы должны найти скалу, отмеченную каким-то знаком... В скале и томится моя красавица.

— А если...— Иван вдруг вспомнил сказку Пушкина о мёртвой царевне, но отогнал от себя эту мысль. Слишком уж абсурдной она была: царевна в хрустальном гробу, с которой у великана установилась телепатическая связь. Даже, если предположить нечто подобное, только за полгода от царевны должны остаться лишь кости. Может, мумифицированные останки, если повезёт. Ну, хочет её найти, пусть ищет. Флаг ему в руки! — А вдруг она окажется... не красавицей? Что ты будешь делать с ней?

— Ну... — Славнопобедский в задумчивости сморщил лоб. — Пошлю её на х... Главное — спасти её, как она просит. А дальше — вон из моей головы! Вон!

— Понятно, — Корский поднялся, подхватил сумку гиганта. — Скоро наша остановка. Пошли на выход!

Пройдя по перрону мимо одноэтажного здания, которое вокзалом можно было назвать с большой натяжкой, друзья по узкой дорожке стали углубляться в лес.

Илья шёл первым, Иван плелся позади него, озираясь по сторонам, пытаясь запомнить хоть какой-то ориентир на случай, если они заблудятся. Но тщетно: все деревья, пни и коряги на земле казались ему абсолютно одинаковыми.

Славнопобедский то уверенно шел вперёд, то останавливался, то резко поворачивал налево или направо, то снова останавливался. Со стороны казалось, что он идёт по запаху, как охотничья собака, которая то чует запах дичи, то теряет след. Внезапно он вдруг заговорил:

— Та девка, которую я ищу, из моего мира, то есть из Урсии. Она — дочь царя Димитрия...

— Его же прозвали Жопой за чрезмерную жадность, да? — с усмешкой уточнил Иван.

— Точно. Была у него жена — Мила Прекрасная, которая родила ему дочь Лану. Лану в народе прозвали Дылдой. Наверное, потому, что она была высока, как я...

— А тебя как прозвали? Ты ведь тоже не маленький?

— Да, я не маленький. Только я сидел всё время в каталке, а потому народ просто не догадывался о моих истинных размерах... Ты будешь меня слушать или предпочитаешь слушать звуки собственного дыхания и шум леса?

— Всё, молчу! — Корский изобразил, что застегивает рот на молнию.

— Однажды Мила слегла с какой-то хворью. Ни лекари, ни царская чародейка ей не помогли, а потому она умерла. После её похорон царь наш Димитрий пятый начал скучать и, чтобы не спиться от тоски, женился во второй раз на дочери царя Скинии — Митане. А Митана та — стерва страшная, Лану невзлюбила и в какой-то момент опоила её зельем, которое украла у царской чародейки. Только зелье то не убило Лану, а усыпило. Посовещавшись с чародейкой, Димитрий перетащил дочь в твой мир и припрятал её где-то недалеко от входа в портал...

— Это тебе девка из твоей головы рассказала? — вырвалось у Ивана. Увлеченный рассказом товарища, он забыл, что обещал молчать.

— Нет, — Илья вздохнул. — Это мне люди в Урсии рассказывали. У нас, знаешь ли, новости о царской семье кому попало не рассказывают. От Ланы я просто узнал её имя, и то, что она — дочь Димитрия Жадного. Остальное вспомнил... Димитрий наш, Жопошник, думал, что Лана в твоём мире обязательно проснется, но она пролежала лесу, спрятанная в землянке и не проснулась ни через пять, ни через десять дней и не проснулась. Но выглядела живой. И падалью от неё не пахло. Тогда Димитрий, опять же, по совету своей чародейки, решил заточить дочь в скалу. И, раз я слышу голос Ланы, она или уже не спит, или я должен как-то её пробудить ото сна. Но для начала нужно найти эту скалу, будь она неладна.

— До темноты найдём? — Корский вопросительно посмотрел на своего большого друга.

— Не ссы... в трусы, — не оборачиваясь, ответил Илья. — Почти пришли.

Миновав бурелом и заросли колючего кустарника, они наконец-то вышли к скале, утыканной молодыми сосенками.

В поисках 'какого-то знака' Славнопобедский начал осматривать и ощупывать каждую неровность на скале, даже стучал по ней своими пудовыми кулаками, но ничего похожего на знак так и не увидел.

— Может, нужно подняться выше? — предположил Иван.— Может, зря мы у подножия ходим?

— Нет, — твердо сказал великан. — Вход внизу.

— А вдруг... — Корский хотел сказать, что нужно поискать другую скалу, но замолчал, услышав странный шум, словно кто-то кряхтел от натуги. На этот звуки пошёл Славнопобедский.

Обогнув выступ, похожий на огромный клык, друзья увидели пожилую женщину, усердно пытающуюся сдвинуть валун, по форме напоминающий панцирь черепахи. В качестве упора она использовала клюку.

Услышав звуки шагов за спиной, старушка оглянулась, погрозила мужчинам клюкой и поковыляла прочь.

Глядя на удаляющуюся сутулую спину, Иван вспомнил, что раньше уже видел эту женщину. И была их встреча в тот самый вечер, когда из портала вышел Илья, когда Корскому и самому посчастливилось побывать по ту сторону портала, о которой мало кто знает.

Черт побери, но кто эта старуха и почему появляется именно там, где происходит нечто необъяснимое, какая-то чертовщина?

— Женщина, постойте! -крикнул Иван. — Не бойтесь нас, я просто хочу спро...

— Иди ты на х... — как и в тот раз, ответила бабка и скрылась за кустами.

Мужчины подошли к валуну, над которым корпела старушенция. На камне был высечен кельтский крест.

— Вот этот знак, — уверенно заявил Славнопобедский, указывая рукой на камень. — Что-то мне подсказывает, что бабка искала то, что ищем мы. И наше появление в её планы не входило. Ей это не понравилось.

Корский пожал плечами.

— Похоже, это я ей не нравлюсь. Она меня уже дважды посылала на х...

— Как я понял, вы раньше встречались, да? — Илья пристально посмотрел на Корского.

— Она рыскала у портала незадолго до того, как оттуда выполз ты. Лицо её мне ещё тогда показалось таким знакомым! Только ума не приложу, откуда я эту старую каргу знаю?

— Не бери в голову, — Славнопобедский махнул рукой. — Лучше... Помоги мне этот камень сдвинуть!

Но помощь Ивана великану не понадобилась. Илья поднатужился и сам сдвинул валун в сторону. Послышалось шипение, и две большие каменные плиты у основания скалы разошлись в разные стороны, как двери электрички, на которой друзья сюда приехали.

Из чрева скалы ударил желтый свет, и мужчины увидели небольшой коридор.

Ни слова не говоря, Славнопобедский пошёл навстречу этому свету, уверенно вошёл в коридор, вертя головой из стороны в сторону.

Хотя Корскому не очень-то хотелось заходить внутрь скалы, и он бы многое отдал за то, чтобы остаться снаружи и постоять на шухере, но и отпускать друга туда одного тоже не хотелось: комплекс вины замучает, если с этим добродушным увальнем там случится что-то нехорошее. Что-то, о чем и подумать было страшно. Поэтому Иван поспешил следом за Ильёй.

Небольшой коридор был освещён кристаллами, каждый из которых был помещён в отверстия, сделанные в стене. Кристаллы светились изнутри, распространяя вокруг себя мягкий свет.

— Знаю, о чем ты думаешь, — не поворачивая головы, произнес Славнопобедский. — Ты предполагал, что по ту сторону портала мы живем в каменном веке и лопухами подтираемся, а на самом деле мы изобрели беспроводное освещение и давно забыли, что такое свечи и факелы.

— Но что это? — Корский потянулся было рукой к одному из кристаллов, но, испугавшись, что может обжечься, — отдернул руку.

— Солнцесвет. — Лицо великана озарилось улыбкой. Ему явно было приятно видеть здесь хоть что-то, что напомнило ему о прошлой жизни, хотя положительных моментов, если верить его рассказам, в той жизни было мало. — Его нужно пять дней подержать на солнце, а потом он начинает светиться в темноте. Говорят, что солнцесвет может светиться пятьсот лет, да только я никого не знаю, кто бы столько прожил.

— А чем урсиане скалу долбили? — Иван провел пальцем по стене, которая была идеально гладкой, на ощупь чем-то напоминала стекло. Кое-где на стенах и на потолке виднелись рельефные изображения цветов и диковинных животных. Всё это выглядело очень красиво и, казалось, требовало мастерства сотен мастеров. Из вентиляционных решеток под потолком дул прохладный свежий воздух. Атмосфера внутри была пропитана комфортом и высокими технологиями, словно мужчины попали на инопланетный корабль, а не в усыпальницу дочери Димитрия Жопы.

— Ха-ха-ха! — загоготал великан, запрокинув свою большую голову. — Это у вас тут долбят, а у нас колдуют. Если грамотно заговорить камень, он становится мягким, и из него можно лепить всё, что душе угодно... Как видишь, царская чародейка со своей работой справилась.

— Да уж... — Корский покачал головой. Друзья прошли до конца коридора и по широкой лестнице с низкими перилами спустились вниз. Упёрлись в тупик — стену из ровных, плотно подогнанных друг к другу каменных блоков. — А эти камни ваша чародейка явно не заговорила.

— Подожди... — Илья подошёл к стене, попробовал сдвинуть её плечом. Не получилось. Ударил ногой, стукнул кулаком — тоже безрезультатно. Тогда он просто приложил ладони к стене и принялся водить по ней руками, пока один из блоков не сдвинулся, и стена не отъехала в сторону. Быстро и практически беззвучно. — Пошли!

Друзья вошли внутрь просторного помещения, полностью заваленного изделиями из золота. В центре этого золотохранилища стоял золотой гроб без крышки, в котором лежала девушка неземной красоты. На ней было расшитое золотом платье, голову украшала покрытая бриллиантами корона. Таких красавиц Иван не видел даже в голливудских фильмах. Казалось, что девушка безмятежно спит, но грудь её не вздымалась.

— А вот и я! — Славнопобедский подошёл к гробу и потряс девушку за плечо. Лана никак не отреагировала на его не совсем ласковое прикосновение. — Вставай, красавица!

Ничего: дыхания нет, веки неподвижны.

— Наверное, ты должен поцеловать её, — тихим голосом подсказал Корский, вспомнив старую сказку, которую ему читала бабушка в детстве.

— Ой, да! Точно! — Великан приложил руку к своей широкой груди в благодарственном жесте, приспустил штаны и залез в гроб, взгромоздившись на царевну. — Ваня, оставь нас на пару минут! Не смущай даму, а то она проснуться не может! Тебя стесняется!

Иван поднялся по лестнице, остановился в коридоре. Снизу сначала послышалось металлическое позвякивание, которое переросло в громкий лязг, к которому добавилось сначала шумное дыхание Ильи, а потом — женские сладострастные стоны.

Всё-таки, он разбудил её! Пусть даже не тем способом, который описывался в сказке, но он сделал это! Сукин сын!

Не в силах больше слушать звуки, раздающиеся из усыпальницы, Корский вышел из коридора наружу и сделал вдох полной грудью.

Подумать только, а ведь в какой-то момент Иван засомневался и в существовании этой скалы, и в том, что там действительно спит красавица, которую нужно разбудить. Но самое главное — он до последней минуты не верил в то, что Славнопобедский разбудит свою царевну.

В горле пересохло.

Корский снял с плеча спортивную сумку, поставил на камни и принялся рыться в ней в поисках минеральной воды. Увы, воду он не нашёл, зато нашёл распечатанную пачку сигарет и зажигалку. Откуда всё это взялось — черт знает, но Иван, хотя давно не курил, сунул в рот сигарету и прикурил подрагивающей от волнения рукой. А как тут не волноваться, если не каждый день такое увидишь и услышишь. Звуки, характерные для порно, достигали его ушей и здесь, снаружи.

Сделав несколько затяжек, Корский почувствовал легкое головокружение и чувство эйфории. Давно забытые ощущения накрыли его — что греха таить — приятной волной, и он пропустил тот момент, когда стихли звуки безумного секса великана и его новой подружки.

— И мне сейчас сигаретка не помешает, — послышался голос Ильи за спиной.

Иван оглянулся и увидел Славнопобедского и Лану. Со счастливыми улыбками на лицах, в свете кристаллов они выходили из чрева скалы, держась за руки.

Несмотря на то, что царевна была на полголовы ниже Ильи, она всё равно казалась Ивану очень высокой, как баскетболистка или волейболистка. Но всё равно она была самой красивой женщиной из всех, которых когда-либо видел Корский.

— Держи, — не сводя восторженных глаз с царевны, он протянул сигареты другу и неуклюже отвесил поклон Лане. — Я — Иван Корский, ваше высочество.

Царевна засмеялась. От её смеха у Ивана пробежали мурашки по спине. Её смех был приятен уху. Его хотелось слушать ещё и ещё, как журчание ручья, как шелест денег в счетчике банкнот. Пожалуй, для Ивана не было ничего приятнее.

— А я — Лана, — царевна присела в реверансе. — И давай на 'ты', без всякого 'высочества'. Хорошо?

— Как скажешь, Лана! — Лицо Корского расплылось в идиотской улыбке.

Он мог бы целую вечность стоять и смотреть на эту красавицу, дивясь её неземной красоте, но Славнопобедский не предоставил ему такой возможности. Выдохнув в лицо Ивану струю едкого дыма и хлопнув по плечу, он выдернул товарища из мира грёз и вернул к действительности.

— Итак, какие планы на вечер?

— Я бы что-нибудь съела, — призналась Лана.

— И я что-то проголодался, — промямлил Корский.

— Вот и отлично! — Илья хохотнул и щелчком пальца отправил сигаретный окурок в кусты. Подойдя к валуну у входа в скалу, вернул его на прежнее место. Снова раздалось шипение, плиты сошлись, желтое свечение из коридора погасло. — Едем в Курган, а там — в ресторан!.. Ого! Я стихами заговорил!

Уже начало темнеть, когда троица дошла до шоссе. Перед ними тут же остановился автомобиль представительского класса, и водитель абсолютно бесплатно довёз всех до Кургана и высадил у ресторана "У писателя".

Атмосфера внутри была расслабляющей, играла музыка. Посетители — интеллигентные, состоятельные люди.

Весь вечер официанты носились вокруг урсиан и Корского, ставя на стол новые закуски и напитки.

Глядя на Лану, Иван думал, что та жрёт в три горла, и если она и дальше будет так жрать, станет шире своего суженого.

Впрочем, царевну не очень в тот момент интересовала её фигура: она вся словно растворилась в Илюше, слушая его рассказы о жизни в Урсии, которые Корский слышал уже сто раз, и они не нравились ему из-за их скучности, однообразности и простоты, граничащей с тупостью. А чего ещё можно ожидать от умственно отсталого громилы, который тридцать лет и три года ходить не мог, и большую часть своей жизни провел в доме родителей?

Зато Лане рассказы Славнопобедского нравились. Хотя бы тем, что жизнь сына швеи и гончара разительно отличалась от жизни царевны, 'скучной жизни в богатстве и роскоши, когда целыми днями все всё делают за тебя, пытаясь услужить, а ты киснешь от скуки, не зная, чем заняться, в ожидании подходящего жениха. А где найти этих женихов, если в соседних государствах все женихи — вонючие извращуги'.

При этом, 'вонючие извращуги' царевна повторила трижды, из чего Иван сделал вывод, что по ту сторону портала найти жениха-гетеросексуала — целая проблема. Причем, глобального масштаба. Когда наступила небольшая пауза, и Корский решил рассказать Лане про свой мир, про Россию-матушку, царевна заявила:

— Ваня, не надо мне ничего рассказывать. Лёжав гробу, я не спала. Я находилась в состоянии, когда тело и душа отделены друг от друга. Они связаны чем-то, похожим на канат. В этом состоянии я могла свободно перемещаться в пространстве и даже читать мысли людей. Поэтому я знаю всё о России, о сопредельных государствах, знаю, что такое телевидение, радио, телефония, интернет, самолеты и поезда. Также я изучила экономику, право, менеджмент и прочую ерунду, которой ваша цивилизация так гордится...

— Си-фи-ли... что? — непонял Илья.

— Цивилизация, — вздохнув, поправила его Лана. — Потом объясню тебе, что это такое, раз твой лучший друг тебе этого не объяснил...

Далее пошли объяснения в любви, прочие 'сопли', всё то, чего Иван терпеть не мог. И ему стало так одиноко, что захотелось трахнуть певичку, поющую на сцене что-то из современной попсы, которую Корский терпеть не мог. Он даже представил, что с каким успехом певица держит в руках микрофон, так же она может держать его член своими длинными тонкими пальчиками...

Все его сексуальные фантазии разрушил Славнопобедский, вдруг прошептав в ухо:

— Даже не думай о ней. Болеет какой-то хворью, от которой твой писюн отсохнет!

И засмеялся.

Именно тогда Корский понял, что отныне его лучший друг — одиночество. Был единственный верный друг (никакой голубизны) — Славнопобедский, но он, Иван, ему больше не нужен. Ему нужна царевна, а Корский станет для него эпизодическим персонажем. Одиноким и всеми покинутым. Жалкая Илюхина тень, никто. Никем он и был до встречи с урсианином. Неудачником и убийцей, пусть даже убийство бомжей он оправдывал самообороной.

Унылые мысли никак не хотели уходить из головы. Ресторанная атмосфера, вокальные и внешние данные певички никак не исправляли, а лишь усугубляли положение.

Ивану вдруг захотелось набраться до беспамятства. Выжрать все запасы водки и коньяка в ресторане, лишь бы не видеть счастливых лиц этой влюбленной парочки, не слышать воркования этих голубков, нашедших друг друга в мире, который им не принадлежал и не мог им принадлежать по определению.

Но они вели себя в ресторане, как хозяева этого мира, перед которыми открыты все двери. И ничего в этом удивительного не было: с их-то способностями, проявившимися здесь, они действительно могут позволить себе всё. А он, Корский, ничего.

Время уже было позднее, глубоко за полночь, но официанты продолжали ставить на стол всё новые и новые блюда, разливали по бокалам и рюмкам всё новые и новые напитки.

В банкетном зале никого, кроме Корского, Ильи и царевны, не было. И весь обслуживающий персонал работал только на них.

Интересно, какое заветное слово сказал им Славнопобедский, если они без устали работали, как заводные, да ещё с ненормальным блеском в глазах?

Ответ на этот вопрос для Ивана был очевиден.

— Я тебя люблю больше жизни, дорогая, — говорил Илья, поглаживая руку Ланы.

— Я тебя просто обожаю, милый, — поглаживая густую бороду Славнопобедского, отвечала царевна.

'Вы ещё трахаться тут начните! — с завистью глядя на влюбленных голубков, думал Корский, отправляя в рот очередную порцию коньяка и закусывая салатом, который он брал из тарелки голыми руками. А кого тут стесняться? Здесь все свои. А обслуга, даже если увидит, завтра этого не будет помнить, к гадалке не ходи! — Жаль, что твоя мачеха, сука ты длинная, не отравила тебя до конца! Очень жаль! Видно, поторопилась или кто-то спугнул. Жаль, конечно! Жаль...'.

В какой-то момент очертания предметов и людей начали расплываться, а потом — двоиться. Иван понял, что перебрал, и ему нужно остановиться. Но было уже поздно. Свет в его глазах померк, отключился звук. Вслед за этим вырубился и сам Корский, уткнувшись лицом в тарелку с закуской.

Он открыл глаза и долго не мог понять, где находится. Стены и потолок были знакомыми, но как-то смутно. Да, Иван здесь уже когда-то был, но давно. Казалось, очень давно.

Только приподнявшись на локтях, он понял, что находится в дачном доме, который считал своим, но по факту принадлежащем его бывшей жене. Корский лежал на стареньком диване в комнате на первом этаже.

Противно тикали часы на стене. Каждый 'тик' отдавался болью в висках. В горле — словно застряла верблюжья колючка.

— Ох, нажрался же я вчера, — пробормотал он, вставая с дивана.

— Не вчера! — Послышался знакомый женский голос из кухни. — Дня три бухал, не просыхая.

Глянув себе под ноги, Корский увидел, что весь ковёр усеян окурками и пустыми бутылками из-под водки. Значит, голос не врал.

Руки в сгибе локтя побаливали неприятной резью.

Задрав рукава рубашки, Иван увидел следы уколов на вспученных венах.

— Я что, ещё и кололся?

— Не знаю, — ответил голос.— В таком состоянии от тебя можно было ожидать чего угодно.

— Ой, бл... — выдохнул Корский, входя на кухню. За столом сидела та самая старушка, которую он видел и у входа в портал, и у скалы, в которой была усыпальница Ланы. — А почему я ничего не помню? Как будто только вчера сидел с этими двумя в ресторане...

— Пить меньше надо! — старушенция рассмеялась, продемонстрировав свои редкие, почерневшие от кариеса зубы. Когда зловоние из её рта коснулось ноздрей Ивана, он согнулся пополам и начал блевать в раковину. Проблевавшись, умыл лицо водой и тяжело опустился на табурет.

— Кто вы, женщина? И что вы делаете в моём доме? Почему я постоянно вас вижу, и почему вы всегда посылаете меня на х?..

— Тебе это станет понятно только после того, как ты меня выслушаешь, — бабка закинула ногу на ногу. Суставы покрытых варикозными узлами ног громко хрустнули. Ладно, хоть не треснули. — Возьми баночку пива в холодильнике, поправь здоровье...

— Ага! — Иван достал из холодильника банку пива, открыл её и присел за стол напротив старухи.

— Меня зовут Алекса...

Корский сделал глоток пива, отметив, что пиво оказалось в холодильнике как нельзя кстати.

— А я... — отрыгнув, начал он.

— Да знаю я, кто ты! — оборвала его старуха, гневно сверкнув глазами. — Не перебивай меня!.. Я из Урсии, пришла сюда через призрачный вход, который ты называешь порталом. Я была чародейкой при дворе Димитрия пятого, пока его вторая жена, скинийка Митана, не решилась отравить его дочь...

— Лану? — уточнил Иван, хотя знал ответ на свой вопрос.

Бабка кивнула и продолжила свой рассказ:

— Пока я собирала в лесу коренья и травы для отваров, Митана, сука тупая, гори она в смоле, пробралась в мои покои и украла то, что считала ядом. На самом же деле это был не яд, а зелье, которое вводит в состояние сафны, но не убивает. Сафна — это когда душа покидает тело на короткое время, а потом возвращается снова назад. Только тупица Митана вылила в бокал Ланы слишком много зелья, поэтому на возвращение Ланы к жизни понадобилось слишком много времени. Все мои попытки выдернуть царевну из сафны в короткие сроки не увенчались успехом, поэтому Димитрий объявил меня шарлатанкой, виновной в смерти дочери. Разумеется, он выгнал меня из Урсии. Этот слабовольный дурак под давлением Митаны издал указ, согласно которому любой урсианин, убив меня, получит неплохое вознаграждение. В соседних государствах меня тоже не ожидает тёплый приём, сразу башку отрубят. Поэтому я и решила перебраться сюда, в Россию... Единственный умный поступок, который совершил Димитрий — строительство усыпальницы для дочери, которую построили под моим руководством ещё до того, как он издал свой дурацкий указ. Кстати, ты знаешь, почему там так много золота?

— Это же и ежу понятно, — Корский кивнул, сделав глоток пива. -Чтобы Ланочка не сдохла от голода, проснувшись после столь долгого сна.

— Нет! — Алекса ощерилась. — Золото заряжено энергией, которая поддерживала тело Ланы, не давая ему засохнуть. Это первопричина. То, что Лана благодаря золотишку не будет бедствовать — дело пятое или десятое. Ну, черт с ним, с золотом! Хотя, скажу тебе честно, то золото мне было нужно для того, чтобы вернуть себе красоту, молодость и силу. Всё это я потеряла во время переходов через призрачный проход между мирами. Именно поэтому мы с тобой встречались то у портала, то у Ланкиной усыпальницы.

— А зачем ты меня материла? — Илья задал вопрос, который сидел в его голове ещё с первой встречи с Алексой.

— Да не тебя! — Чародейка махнула костлявой рукой. — Дело в том, что Ланка, находясь вне тела, постоянно залезала в мою голову, угрожала мне, говорила прочие гадости. А простой посыл изгонял царевну из моей головы без затрат сил, которых у меня осталось на два негромких пука.

— Она ещё копалась в мозгах моего товарища, Ильи, — добавил Корский.

— Да, — Алекса в задумчивости качнула головой и кинула взгляд на окно, за которым темнело. Над кромкой забора поблескивал свет портала. — Пошла она на х... И родственники её пусть туда же идут!

— А я тебе зачем? — спросил Иван, двумя жадными глотками опустошив банку.

— Мне нужна твоя помощь, — чародейка взяла с подоконника ноутбук, включила его, поставив перед собой, что Корского слегка удивило, ведь он думал, что Алекса и техника не могут быть совместимыми. Оказывается, ошибался.

— И какая? — Иван подался вперёд, сложив руки на столе.

— Ты должен пройти через проход в Урсию, добраться до дворца Димитрия, выкрасть мою диадему, заряженную энергией сотни чародеев и отдать её мне. Если за время своего путешествия ты потеряешь силы и здоровье, я помогу тебе восстановиться, заодно поспособствую твоему обогащению на сотню-другую миллионов евро.

Корский достал из кармана смартфон, проверил состояние своего счета, на котором лежала весьма неплохая сумма большим количеством нулей на конце.

— Но я и так небедный. С чего ты взяла, что я соглашусь на столь рискованное путешествие? А вдруг я не вернусь оттуда?

Чародейка засмеялась хриплым смехом, обдав в очередной раз Ивана струёй зловония, бьющей из её бесформенного рта.

— А у тебя есть выбор?

— Да, — вполне серьезно ответил Корский, будучи абсолютно уверенным в том, что выбор у него есть, и он может вышвырнуть старуху из своего дома и забыть о ней, как о второстепенном персонаже малобюджетного фильма.

Лицо Алексы вдруг стало серьёзным, глаза налились злостью.

— У тебя что, память отшибло, красавчик?

— Ну, не знаю... — Иван растерянно пожал плечами. Учитывая тот факт, что он не помнил, как оказался на даче, и как рядом с ним оказалась старая бабка, добрая часть файлов в его памяти отсутствовала или была повреждена алкоголем.

— Достань-ка из кармашка записочку и прочитай мне её ещё раз!

Корский хлопнул себя по груди. Действительно, в нагрудном кармане лежал свернутый лист бумаги. Развернув его, Корский понял, что это есть ничто иное, как записка, написанная корявым почерком Ильи, который так и не научился писать прописными буквами, предпочитая им печатные.

' ВАНЮША!

МЫ С ЛАНОЧКОЙ РЕШИЛИ НЕМНОГО ПОСМОТРЕТЬ МИР И ПОДУМАТЬ О НАШЕМ БУДУЩИМ. НЕ ЗНАЮ КОДА ПРИЕДИМ НО В СЕЙФЕ СТОЛЬКА ДЕНИК ЧТО ТЕБЕ ИХ ХВАТИТ НА ДОЛГА. ТОЛЬКО ТРАТЬ ИХ С УМОМ. ВЕДИ СИБЯ РАЗУМНА И НЕ ХУЛИГАНЬ.

ИЛЮХА'.

И тут вдруг недостающие в памяти файлы начали восстанавливаться. Корский вспомнил, как проснулся на следующий день после пробуждения Ланы: один в опустевшей квартире, с головной болью и в плохом настроении. Записка была прикреплена магнитом к холодильнику, куда Иван полез в поисках пива. Но, дочитав записку до конца, он расстроился и решил пиво не пить, а начать сразу с водки.

Что он делал дальше в тот день, Корский вспомнить не мог, только смутные воспоминания, как он голый носится по квартире, крушит мебель и бьет посуду, крича: 'Ланка, сука недобитая! Хули ты из своего золотого ящика выползла! Всё так нормально до твоего появления было, а сейчас... Я в жопе! В полной жопе! Как я буду один? Чем буду заниматься? И всё из-за тебя, сука ты сиськастая! Сука!'

А что бы он сделал на месте Ильи? Конечно, выбрал бы Лану. Ведь она — секси! Она — царевна с нехилым приданным — тоннами золота. Он сделал бы то же самое: вдул бы Лане и уехал с ней в вояж. Поэтому к Славнопобедскому у Корского претензий не было. Зато царевну — будь она неладна — Иван терпеть не мог всеми фибрами своей души. Какого чёрта она нарисовалась на горизонте и всё испортила?

'Сука! Сука! Сука' — с этими словами Корский проснулся на следующий день. Чувствовал себя ужасно, но, прибравшись в квартире, выкинув сломанные стулья и табуретки и приняв ванну, почувствовал себя гораздо лучше. Долго сидел на диване, почесывая своё хозяйство, и думал, чем ему заняться. Нет, не пить, а сделать что-то такое, что постоянно откладывал по независящим от него причинам.

И тут вдруг вспомнил то время, когда ещё не знал Илью, когда всё было из рук вон плохо. То время, о котором Иван старался не вспоминать, а если и вспоминал, то с содроганием.

Он вспомнил дачный поселок, дом, в который вломился, украл яблоки, консервы, сигареты и велосипед. Вспомнил он и записку, которую прикрепил к стене, в которой просил у хозяев дома прощения и обещал компенсировать им убытки.

Похоже, время сдержать обещание пришло. Вот она — возможность хоть что-то сделать, а не киснуть от скуки, сидя дома.

Быстро вскочив с дивана, Корский оделся, достал из сейфа тридцать тысяч рублей — мелочь, которую отдать было не жалко, — выскочил из квартиры.

До поселка он решил ехать на своей машине, хотя знал, что пахнет перегаром и выглядит, как алкаш. Он знал, что откупиться от ментов сможет всегда, а вот найти тот дачный поселок, если поедет на электричке, будет проблематично.

К счастью, нашел он тот поселок довольно-таки быстро. Никакого навигатора, искал только по памяти.

В самом посёлке мало что изменилось, поэтому найти нужный дом в конце Яблоневой улицы особого труда не составило. Кругом сновали дачники, но они не обращали внимание ни на Ивана, ни на его дорогой 'мерс'.

Кусты черноплодной рябины всё ещё окружали дом, только добавился деревянный забор. Видать, после прошлого визита Корского хозяева дома всерьёз задумались о безопасности.

Подойдя к воротам, Иван попытался их открыть, но они были закрыты изнутри на щеколду. Не увидев никакого звонка, Корский постучал по воротам, прокричал: 'Хозяева, откройте!', но его никто не услышал. А стоять весь день под воротами, надеясь, что его заметят и откроют, Ивану не хотелось. Поэтому он просунул пальцы между деревянными досками, отодвинул щеколду и открыл створку ворот.

Не заметив никого на приусадебном участке, Корский прошёл к дому. Входная дверь оказалась незапертой, что Ивана слегка удивило.

'Блин, да где они все?' — подумал он и громко крикнул:

— Хозяева! Хозяева!

Никто не откликнулся на его крик, тогда Корский подумал, что владельцы дома, скорее всего, ушли куда-нибудь ненадолго, дом закрывать не стали, а ворота закрыли на щеколду так же, как это сделал он, открывая их. Видать, случаи воровства здесь всё-таки редки.

А ему-то что делать? Стоять у крыльца и ждать? А если ждать, то как долго?

Помявшись немного и справив малую нужду на куст крыжовника, Иван решил оставить деньги в доме. А ещё он хотел оставить записку со словами благодарности и с очередными извинениями.

Постояв и подождав ещё немного, он решил не терять времени и прошёл в дом. Войдя в большую комнату, которая, судя по обстановке, была гостиной, Корский подошёл к старенькому комоду и полез в карман ветровки за деньгами. Но, едва подушечки его пальцев коснулись сложенных пополам купюр, за спиной послышался скрип, вслед за которым что-то твердое и холодное уперлось ему в затылок, и хриплый мужской голос произнес:

— Руки вверх!

Над комодом висело зеркало, поэтому Ивану не нужно было поворачивать голову, чтобы увидеть за своей спиной старика в рваном пиджаке, одетом на грязную майку, в трениках, отвисших в районе колен. Лицо старика было злым и решительным, а в руках он держал не кусок трубы, не арматуру, а дробовик. Не на понт брал, как сначала подумал Корский, явно не шутил и мог отстрелить всё, что угодно.

И откуда он здесь взялся? Спустился со второго этажа или стоял, спрятавшись за шторкой?

Подняв руки вверх, Иван, всеми силами пытаясь не выдавать своего волнения, сказал:

— Я извиняюсь за то, что проник в ваше жилище, но я кричал снаружи, но там никого не было. Тогда я решил зайти...

— Чтобы здесь что-нибудь спереть, да? — грубо оборвал его старик.

— Вы не поверите, но я хотел вам денег на комоде оставить. Тридцать тысяч. Это ваши деньги. Года два назад я оказался в безвыходной ситуации, залез в ваш дом, взял яблоки, консервы, велосипед и оставил записку...

— Всё с тобой понятно! — старик оскалился коронками из белого металла. — Тебе здесь так понравилось в прошлый раз, что ты ещё раз решил сюда наведаться, да?

— Нет! У меня действительно с собой деньги, тридцать тысяч. Забирайте их, и я домой поеду... — Корский попытался снова засунуть руку в карман и достать деньги, но ствол дробовика упёрся в затылок с такой силой, будто дедок вознамерился проткнуть своим оружием голову Ивана насквозь. Корский тут же поднял руку вверх, в глубине души уже жалея о том, что решил возместить людям ущерб. Жил себе, ничего не возмещая. И молния его не била, и несчастные случаи с ним не происходили. Мог бы и дальше так жить, ничего бы не произошло, никакой Божьей кары. Какого хрена сегодня сюда приперся?

— Что, сука, думал за деньги меня купить, да? — Старик вдавил дуло в затылок ещё сильнее. В ту секунду Иван подумал, что кожа на его черепе вот-вот треснет. Но обошлось, не треснула. Хотя было очень больно. — Петра Васильевича Головко никому ещё не удавалось купить. Понял, тварь?

— Да, — тихо ответил Корский, слабо кивнув головой.

— Сейчас, тварь, милиция приедет. С ними ты поторгуешься и расскажешь, у кого и сколько украл, паскуда! А потом сядешь!

Полиция? Нет, только не это! Если он, Иван Корский, попадёт в руки правоохранителей, то сядет надолго. В этом Иван был вполне согласен с дедом. Его могут посадить. Только отбывать наказание в местах не столь отдаленных у Корского желания не было. Поэтому он решил, что нужно, как говорится, уходить огородами. Только как это сделать, когда тебе в затылок дробовик упирается? Был бы здесь Илья Славнопобедский, он бы смог сделать так, чтобы этот старикашка, Петр Васильевич Головко, с улыбкой на морщинистом лице засунул своё же оружие себе в жопу и нажал на спусковой крючок. Но рядом не было Илюхи. Значит, нужно было надеяться на то, что старый пердун облажается или надеяться на счастливый случай. В любом случае, внутренний голос подсказывал Корскому, что надежда есть. Хоть и слабая.

И внутренний голос его не подвел. Держа дробовик левой рукой, правой рукой старик полез во внутренний карман своего видавшего виды пиджака. В тот самый момент давление ствола на затылок ослабло, дробовик дрогнул в старческой руке. Когда же Петр Васильевич отвлёкся на свой мобильный телефон с большими кнопками и принялся набирать несложный номер полиции, Илья понял, что пора действовать, ибо промедление может быть смерти подобно.

Он никогда не занимался единоборствами, в отличие от своего друга Ильи, но довольно-таки ловко развернулся, оказавшись лицом к лицу со стариком, левой рукой ухватился за ствол дробовика, отведя его в сторону, другой рукой схватился за кожух ствола и резко рванул оружие на себя. Вырвав дробовик из руки Петра Васильевича, направил его на старика.

Петр Васильевич явно не ожидал такого поворота событий. Судя по фотографиям на стенах, в молодости он был военным, а потому, наверняка, был уверен в том, что Корский обоссытся от страха, едва увидев оружие в его руках. То, что Иван сможет так просто отобрать у него дробовик, в планы старого вояки не входило. От неожиданности он выпучил глаза, побледнел и затрясся всем телом.

— Успокойся, отец! Не буду я в тебя стрелять. Ты только скажи мне, почему ты такой трудный, а? Я же к тебе по-доброму пришёл, объяснил тебе это, а ты...

Договорить он не успел, так как грянул выстрел. Его звук в замкнутом помещении был таким громким, словно стреляли из пушки. Корскому заложило уши, а Петра Васильевича отбросило к стене. Какое-то время он стоял, прислонившись затылком к забрызганным кровью обоям, прижимая руки к развороченной выстрелом груди, а потом рухнул на пол, заливая его кровью.

— Твою ж мать, — потрясенно произнес Иван, глядя то на лежащего в луже крови старика, то на дробовик.

Как такое могло случиться? Корский не хотел стрелять. Он мог чем угодно в тот момент поклясться, что его палец даже не касался спускового крючка. Но почему оружие выстрелило? Зачем ему, Ивану Корскому, ещё один грех на душу?

В низкосортных фильмах обычно в подобных случаях оружие с грохотом выпадает из ослабших пальцев героя. Герой с трясущейся нижней челюстью, размазывая слезы и сопли по лицу, падает перед телом на колени, трясет руками над головой и кричит: 'Нет!.. За что?'

Иван не сделал так только потому, что услышал звук топота ног в прихожей и скрип открываемой двери. В следующее мгновение в дверном проёме возник здоровяк с топором в руке, габаритами ничем не уступающий Славнопобедскому. Скорее всего, это был сын Петра Васильевича. Уж больно он был похож на старого вояку в молодости.

Глянув на распростертое на полу бездыханное тело старика, бугай поднял над головой топор и с рычанием бросился на Корского. Он словно не видел оружия в руках Ивана. А зря, потому что, испугавшись, что Головко младший сейчас превратит его голову в кровавое месиво, Корский нажал на спусковой крючок. На сей раз выстрел не был случайным.

Верхняя часть головы младшего Головко разлетелась по стенам и потолку кровавыми брызгами. Вслед за тем грузное тело, разбрызгивая во все стороны кровь, рухнуло на пол. Топор так и остался в руке.

Как сказал бы любой из спортивных комментаторов, 2:0 в пользу гостей. И трибуны бы взревели от восторга.

Только Иван заревел не от восторга, а от ужаса. Ужаса от того, что сделал. Он возвышался над мертвыми телами посередине залитой кровью комнаты и плакал. Плакал от того, что ему было жалко и себя и тех двоих, которые лежали сейчас у его ног. Слёзы раскаяния оставляли бороздки на залитых кровью щеках.

'Как дальше жить? Что делать? — вертелось у него в голове. — Теперь меня точно посадят. Мне не отвертеться!'

От невесёлых размышлений его оторвал шум снаружи. В голове вдруг наступило какое-то прояснение.

Если терять время и пускать сопли, тогда можно оказаться за решёткой, решил Иван. И гарантированно не дожить до конца срока. Но он не хотел лишаться свободы. Он хотел жить, как раньше. Убивать людей ему было не впервой, поэтому он знал, что со временем всё начнёт забываться. И душевная боль утихнет, ибо, как показала жизнь, водка и время лечат всё. Как бы там ни было, нужно уходить. Любой ценой. Лучше уж застрелиться из того же дробовика, чем отдаться в лапы правосудия.

Отхлестав себя ладонями по щекам, Корский твердой походкой подошёл к телу старика, обшарил карманы его пиджака. Как и следовало ожидать, карманы были набиты патронами. Рассовав их по карманам своей ветровки, Иван прошёл на кухню. Там он принялся смывать кровь с лица и с одежды, благодаря небеса за то, что кровь с ветровки китайского производства счищается легко.

Глянув в зеркало над умывальником и поняв, что более-менее привёл свой внешний вид в порядок, Иван закинул на плечо дробовик и направился к выходу из дома.

Стоя на крыльце, осмотрелся. Ожидал увидеть толпу соседей, толпу ментов или и то, и другое сразу, но никого не увидел. Путь к отступлению был свободен, и Корский по щебеночной дорожке направился к воротам.

Он уже почти дошёл до ворот, как услышал шаги за спиной. Оглянувшись, увидел бегущую ему наперерез бабку с совковой лопатой в руках. Бабка бежала довольно-таки быстро, несмотря на преклонный возраст. Подбежав к Ивану, она сделала взмах лопатой, целясь Корскому в голову. Ивану ничего не оставалось делать, кроме как отойти на шаг и выстрелить, тем самым превратить большой, отвисший живот старухи в кровавую кашу.

Бабку отшвырнуло назад, как тряпичную куклу. Перелетев через куст смородины, она упала на землю. Так и осталась лежать, раскинув в разные стороны руки и ноги, устремив остекленевшие глаза в небо.

Лопата осталась лежать на дорожке. Отшвырнув её ногой в сторону, Иван пошёл дальше.

Не забыв закрыть ворота на щеколду, он сел в машину и поехал к выезду из дачного посёлка.

Уже на полпути к автостраде понял, что кое-что забыл сделать. Остановившись, открутил регистрационные номера от бамперов и кинул их в багажник.

Захлопнув крышку багажника, выжал педаль газа до упора и уехал.

Это то, что он вспомнил. Но этого ему вполне хватило, чтобы сердце учащенно забилось, тело покрылось липким потом. Видя, что от нахлынувших воспоминаний Корский может лишиться чувств, Алекса поднялась с табуретки, достала из холодильника ещё одну банку пива, открыла её и поставила на стол перед Иваном.

— Выпей ещё...

— Ага, — Иван запрокинул банку, кадык его судорожно задергался.

Когда он поставил полупустую банку на стол, обхватил голову руками и выдавил из себя:

— Ещё три трупа. Охренеть! В рай уже точно не попаду!

— Три?! — Алекса поднялась с табурета, нависнув над Корским. — Ты помнишь только три? А девка, которую ты сбил, когда выезжал на шоссе? А твоя жена, её новый муж? Дочь нового мужа и её хахаль?.. Может, это восстановит твою память?

Перед Иваном вдруг возник включенный ноутбук. Его экран пестрел заголовками новостей: 'Курганский маньяк убил семью в загородном посёлке', 'Неизвестный расстрелял троих человек и задавил автомобилем девушку', 'Новые жертвы маньяка', 'Осторожно, в городе появился маньяк!'. Были там и более громкие заголовки.

Корский начал пролистывать статьи. В некоторых уже имелись его описания, к некоторым было прикреплено одно и то же видео, на котором видны горящие машины, лежащие вокруг них трупы, и мужчина, палящий во все стороны из дробовика.

Несмотря на то, что видео было низкого качества, в мужчине, который расстреливал людей, Иван без труда узнал себя. Трудно было не узнать собственное лицо и ветровку.

— Я был даже без маски! — потрясенно произнес Корский. — Вот лошара!

И тут в его голове словно щёлкнул выключатель, который включил его память.

Корский вспомнил, как приехал домой, достал из холодильника водку и начал пить её прямо из горла. Его трясло от страха. Так страшно ему, пожалуй, ещё никогда не было. И страшно ему было, в первую очередь, за своё будущее. Он был на все сто процентов уверен, что в любой момент в квартиру ворвутся полицейские и наденут наручники на его белые рученьки. И будет он сидеть в заточении до конца своих дней и страдать от этого.

Водка начала действовать, и Корский вдруг осознал, что не хочет страдать один. Пусть ещё и жена пострадает, а вместе с ней и её новый муженёк. Ведь это они виноваты в том, что Иван оказался в таком положении. Только эти сволочи, которые сломали ему жизнь! А теперь он сломает их жизни. Двумя жертвами больше или двумя меньше, уже значения не имело. Всё равно посадят надолго.

Эти твари не будут радоваться жизни, пока он будет томиться за решеткой. Не будут — и всё тут!

Поэтому Корский без промедления засунул дробовик в спортивную сумку и поехал к бывшей жене и её новому мужу — Максиму Эдуардовичу.

Увы, дома их не оказалось. Но это была суббота, значит, они могли быть только в загородном доме Эдуардовича. Туда Иван и поехал.

Как в боевике, он машиной снёс ворота, открыл огонь по охране, убив всех охранников, которых было двое, не так уж и много. Потом Корский достал из багажника своей машины канистру с бензином, облил им все стоящие на парковке машины и поджег их.

Где-то в отдалении играла музыка, слышался смех, а языки пламени поднимались к небу. Никто из гостей Максима Эдуардовича не появился. Видать, все приняли звуки выстрелов и взрывов машин за салют. Это их и сгубило, так как Илья пошёл на звуки веселья.

За домом располагалось патио под навесом, огороженное с трех сторон зеленой изгородью из деревьев, названия которых Корский не знал.

Человек пять с видом опытных шашлычников крутились у мангала. Остальные, не меньше десяти, дергались под звуки какого-то попсового хита на небольшой площадке, которую Максим Эдуардович называл танцполом.

Там были все: бывшая жена Ивана, бывший босс, подчиненные Эдуардовича и партнеры по бизнесу. Была там и Лиза. В танце она сексуально вертела задницей перед каким-то мужиком, видимо, изображая похотливую шлюху.

Когда Корский вышел из темноты и вскинул дробовик, никто даже не обратил на него внимание. Зато когда раздались первые выстрелы, и первые жертвы начали падать на мраморный пол, заливая его кровью, все забегали и заорали так, что своими воплями перекрыли звуки музыки.

Несколько человек пытались убежать через зеленую изгородь, но застряли в ней. Они были тут же расстреляны Корским. Их тела так и остались стоять в нелепых позах, зажатые между экзотическими деревьями.

Расправиться с остальной кучкой людей для Ивана особого труда не составило.

Закончив своё тёмное дельце, он направился к воротам. Перед тем, как сесть в машину, он окинул взглядом место побоища: горящие машины, трупы, плавающие в лужах крови... И громкая, попсовая музыка, как реквием. В тот момент Корскому пришла в голову мысль: интересно, было ли что-нибудь похожее в фильмах Квентина Тарантино? Наверное, нет. А если и было, то, наверняка, эту сцену вырезали из фильма.

Иван посмотрел на дом. Если в той, другой, жизни он казался Корскому богатым и гостеприимным, сейчас дом выглядел мрачным и отталкивающим, несмотря на то, что был освещён пламенем машин. Захотелось поджечь его, как те машины, но где-то в отдалении послышался вой полицейской машины. И Корскому ничего не оставалось делать, кроме как прыгнуть в свою машину и быстро покинуть место преступления, место расправы над своим неудачным прошлым.

Разделавшись с прошлым, отплатив ему за всё сполна, он вдруг задумался о будущем. И понял он, что нормальное, безоблачное будущее вполне возможно. Возможно, если только хорошо спрятаться в надежном месте, где его, Ивана, никто не найдёт и не подумает искать. А что это за место? Да всё просто: это место находится по ту сторону портала. И всё равно, что там его ждёт. Главное, что он не будет сидеть за решёткой. Он будет свободен.

Сделав глоток водки из бутылки, которая лежала на пассажирском сидении, Корский закурил и направил машину в сторону СНТ "Дружба", где была его дача, которая уже навсегда останется его дачей и только его! И жена уже не сможет претендовать на неё никогда. Никогда!

Иван вспомнил, как выстрелил в спину своему бывшему боссу, когда тот пытался убежать через изгородь, вспомнил, как его бывшая жена — предательница — рухнула перед ним на колени, и губы её шевелились в мольбе о пощаде. Жаль, что из-за посторонних шумов невозможно было расслышать, что она говорит. Но её голова разлетелась, как разбитая ваза, а из неё во все стороны брызнули кровь, мозги, волосы и осколки черепа. Вспомнив это, Иван тогда улыбнулся. И он не сомневался, что всегда будет вспоминать это с улыбкой.

Приехав на дачу, он сразу же побежал к порталу, который манил его своим светом в темноте, как мотылька. Корский уже подбегал к калитке в заборе, но тут, откуда ни возьмись, на его пути возникла эта старушенция, эта Алекса.

Иван не мог вспомнить, о чем они говорили, но со дна памяти вдруг всплыли слова 'этой старой ведьмы': 'Я здесь для того, чтобы помочь тебе, дурень! Ты тоже мне поможешь, но не сегодня, а позже, так как время у тебя ещё есть. Сегодня призрачный проход не для тебя, так как ты в жопу пьяный. Приведи себя в порядок и иди. Но не сегодня! Не сегодня!'

После они прошли в дом, выпили на кухне, и Корский впал в 'кому'. Из коматозного состояния он периодически выходил для того, чтобы сходить в туалет по нужде и снова выпить. При этом старуха, которая всегда была на кухне, бросала на него пренебрежительные взгляды и укоризненно качала головой...

Всё! Все пазлы сошлись, сложившись в одну картину. Многое стало понятным.

— Ничего себе — 'Вспомнить всё'! — Иван сделал глоток пива, поперхнулся и кашлянул.

— Ага, — Алекса улыбнулась своей кривой улыбкой. — Пока ты был в отключке, я два фильма с таким названием посмотрела. С разными актерами, но одинаково хорошие.

Иван мельком глянул на окно, за которым стало ещё темнее, перевёл взгляд на Алексу.

— А сегодня у меня получится уйти?

— Сегодня — самое время! — Старуха захлопнула ноутбук, дрожащей рукой положила его на широкий подоконник. — Менты уже близко. Они уже в жопу тебе дышат...

— Может, в затылок? — Корский решил поправить Алексу, но та оставила его реплику без внимания.

— Какая разница? Если протормозишь, то сядешь. И твой большой друг тебе не сможет ничем помочь, ибо сейчас он о-о-очень далеко, и насрать ему на тебя, так как он думает только о прелестях своей царевнушки.

— Значит, я пошёл!— Иван поднялся из-за стола.

— Подожди! Ты что, даже не поешь на дорожку? А то я, пока ты дрых, из твоего ружья зубастого перга подстрелила. Разделала его тушу, часть мяса убрала в морозилку, часть засолила и спрятала в погреб. Кости и прочую требуху пришлось спрятать от глаз людских подальше.

Алекса достала из микроволновки тарелку с дымящимися кусками жареного мяса, поставила его перед Корским.

— Кто такой 'перг'? — удивился Иван, принюхиваясь к мясу.

— Зверь, живущий в нашем мире. Если бы не я, Россия не досчиталась бы некоторых своих граждан. Может, многих.

— Ох, какой запах! — Корский нагнулся над тарелкой и принюхался. Действительно, запах был восхитительным. Хотя есть не хотелось, он положил в рот кусок мяса, прожевал. Мясо было очень вкусным, нежным. Казалось, что оно само так и просится в рот. Поэтому Иван за минуту расправился со всеми остальными кусками, уже хотел было попросить добавки, но вспомнил, что времени у него в обрез и пожалел, что вторую порцию съесть не получится. — Божественно!

— А как иначе? Это же был молодой и сильный перг! Кстати, глянь, какое я ожерелье из его костей сделала! — Алекса с гордостью расстегнула кофточку, продемонстрировав Ивану украшение из косточек и зубов животного из её мира. — Это для меня как батарейка, которая заряжает энергией. Я даже помолодела чуток. Ты разве не заметил?

— Заметил, — соврал Корский. Даже если Алекса и помолодела, для него она всё равно была 'старой каргой', на которую даже смотреть не хотелось. — Выглядишь моложе. Ладно, пойдём.

Он поднялся из-за стола и направился в прихожую, ощущая мощный прилив сил каждой клеточкой своего тела. Что ни говори, а мясо перга, действительно, обладало мощной энергетикой.

Старушенция последовала за ним.

— И я с тобой. Провожу хоть тебя, дурня, дам пару советов на прощание... Ты, главное, оружие своё не забудь и ветровку надень. В карманах ветровки лежат патроны. Я их заговорила, поэтому они тебя не подведут ни в этом, ни в том мире. Ружьё своё не забудь.

— Не забуду, — Корский подхватил дробовик, который был прислонен к стене у входной двери.

Спустя какое-то время, когда Иван и Алекса стояли перед порталом, глядя на голубой потрескивающий круг, Корский вдруг ощутил необъяснимое чувство тревоги, от которого защемило сердце. И тут он услышал шум, доносящийся со стороны дома. Подойдя к забору, сквозь щель между досками он увидел, как вооруженные люди в форме через ворота забегают на его приусадебный участок, окружают дом, через окна и двери вламываются внутрь.

— Тебя брать пришли, — тихим произнесла старуха.

— Тогда мне бежать надо! — Иван метнулся к порталу.

— Подожди, дурень! — Алекса остановила его, схватив за руку.

— Что? — Корский с удивлением посмотрел на чародейку.

В покрытых пятнами руках старухи непонятно откуда вдруг появился мешок. Развязав горловину скрюченными пальцами, она извлекла из того мешка два шлема, сделанных из темного металла. Один она надела на себя, другой водрузила на голову Ивана.

— Это не только для защиты башки твоей дурной, и для связи со мной. Не вздумай снимать это, иначе сразу сдохнешь. Эти два шлема связаны между собой магическими нитями. И, пока шлем на тебе, я буду видеть всё, что видишь ты и подсказывать тебе, дураку, что нужно делать. Понял?

— Да! — Корский кивнул. Слово 'дурак' резануло по уху, но он не обиделся, так как понимал, что старуха права. Был бы он умным, не оказался бы в подобной ситуации. В скверной ситуации с неприятным душком.

— А теперь ступай! — Алекса махнула рукой как раз в тот момент, когда за забором послышался приближающийся топот ног, обутых в берцы.

— Ага! — Иван шумно выдохнул и нырнул в голубизну портала.

Как и в прошлый раз, его с жадностью втянула в себя воронка, выплюнув на противоположной стороне портала.

В глаза ударил яркий солнечный свет, высокие деревья, каких не увидишь в России, поприветствовали Корского шорохом листвы. Где-то в отдалении приветственно закричали птицы. Их крики были чем-то средним между карканьем и кукареканьем.

Свечение за спиной погасло.

Оглянувшись, Иван увидел, что портал закрылся. С одной стороны, это было хорошо. Это означало, что полицейские из того мира сюда не пройдут и не схватят Корского, но с другой стороны, если портал больше не откроется, можно застрять здесь навсегда.

'Не ссы, дурень! — в голове Ивана прозвучал голос Алексы. Это было так, словно кто-то вживил в череп Корского динамик, и из него шёл старушечий скрипучий голос. — Призрачный проход открывается и закрывается. Это нормально. Если поспешишь, то успеешь вернуться к его открытию. Кстати, менты хотели устроить в твоем доме засаду, но я прогнала их, наведя на них морок. Так что, всё готово к твоему возвращению. Но это будет потом, а сейчас иди прямо, в сторону тех кустов, у которых листья в крапинку'.

— Ага! — ответил Иван, сделал шаг и чуть не упал, запнувшись за останки какого-то животного, лежащие у него под ногами. Судя по останкам, при жизни животное было не меньше коровы, имело большую зубастую пасть, когтистые лапы и роговые наросты на голове. В общем, настоящий монстр. — Бл...

'Да не вслух, — тут же раздался знакомый голос в голове.— Говори про себя, я услышу. И смотри под ноги. Понял?'

'Понял', — Корский переступил через кости и направился в ту сторону, куда велела идти Алекса.

'А это и был перг'.

'Теперь понятно, куда ты спрятала его кости, — губы Ивана тронула легкая улыбка. — Весьма остроумно!'

'Ты улыбочку-то свою спрячь. За тобой уже следят. Там, за кустами, тебя уже поджидают отсталые. Если их не убьёшь, они тебя забьют палками, а потом сожрут. Так что, приготовь своё ружьё и не забывай перезаряжать его'.

'Хорошо, — Иван взял наизготовку дробовик и начал осторожно пробираться через кусты, у которых листья были в крапинку и напоминали больших божьих коровок... — Я зарядил его дома, в прихожке'.

Как только Корский вышел из кустов, на него тут же со всех сторон набросились существа, покрытые густой шерстью, что придавало им сходство с шимпанзе. Только это были не обезьяны, нет. Всё — рост, телосложение, осанка — говорило о том, что это были люди. Такие же, как он, Корский, только страдающие излишней волосатостью. Поэтому одежды на них не было. Она им просто была не нужна.

Скалясь и издавая рычание, они потрясали над головами дубинами и бросались на Ивана. Только не знали они, что Корскому было не впервой убивать себе подобных. Поэтому он, не задумываясь, начал спалить во все стороны.

Стоит отдать должное заговоренным патронам: их убойная сила увеличилась. И каждый выстрел достигал своей цели, отбрасывая отсталых, оставляя на их телах страшные смертельные раны.

Иван без труда перестрелял с десяток обезьяноподобных людей, которые нападали на него на земле и прыгали с деревьев, остальные ретировались, растворившись в густой лесной растительности. Корский не стал их догонять, так как пришёл в этот мир не для того, чтобы убивать всё, что движется, а для того, чтобы украсть диадему.

Однако получалось, что всё, что в этом лесу двигалось, норовило убить: гадюки и черви, размером с анаконду, пауки и скорпионы, размером с автомобиль, птицы размером с дельтаплан, большие животные, которых будто нарисовал пьяный художник для иллюстрации какой-то страшной книжки. По сравнению с этими тварями человекоподобные волки и звероподобные люди казались каким-то детским лепетом.

Да, поначалу разлетающиеся в разные стороны ошметки плоти и фонтаны крови шокировали Корского. Его даже подташнивало от вида всего этого. Но потом он вошёл в раж и начал воспринимать всё происходящее, как какую-то компьютерную 'стрелялку'. Шутеры были его любимыми играми, когда он был офисным работником. Во всех этих играх правила одинаковые: нужно дойти до конечной точки, убив как можно больше врагов, не дав им убить себя. Здесь всё было так же. И требовалось от него то же самое.

Кража диадемы для Алексы превращала игру в квест, что делало её ещё интереснее.

И думать ни о чем не нужно было, так как думала за него старая чародейка, чей голос постоянно звучал в голове:

'...Молодец! Теперь иди прямо до того высокого дерева. Как дойдешь до него, увидишь тропу и иди по ней... Атака слева! Стреляй!.. Отлично!'

Однако в компьютерных играх, если ты не читер, рано или поздно заканчиваются боеприпасы и иссякает здоровье, что приводит к концу игры на самом интересном месте.

Увы, читером Иван никогда не был. Но, если патронов ещё оставалось предостаточно, то здоровье в какой-то момент начало таять. Началось всё с того, что отдача после выстрелов, которая поначалу казалась слабой, в какой-то момент стала настолько сильной, что Корский дважды чуть не выпустил из рук дробовик, что при тех обстоятельствах было бы для него равносильно смерти.

Начали болеть руки, особенно — пальцы в суставах. Сгибать и разгибать пальцы было больно. Корский мог бы списать это на усталость, но его руки выглядели высохшими и стали покрываться темными пятнами. Пальцы стали тонкими и узловатыми, как у старика.

Любой другой человек уже забил бы тревогу и обратился к врачу, но рядом с Иваном на тот момент не то чтобы врачей, нормальных людей не было, да и отвлекаться на подобные вещи не было ни времени, ни желания. Хотелось просто быстрее выйти из этого 'сраного' леса и дойти до города, где располагался дворец царя Димитрия. Как назывался этот город, Корский спросить у Алексы не успел, но ему на название города было наплевать. Точно знал, что это не Славнопобедск, иначе Илья ему бы все уши прожужжал тем, что жил в столице Урсии.

Появилась боль в коленях. Резкая, противная боль. Чуть позже ноги отяжелели, стали практически неподъемными и начали болеть полностью. Болели даже ягодицы и тазобедренный сустав. Минут через пять произошёл 'прострел' в пояснице, после которого Корский вскрикнул, согнулся пополам и остановился, оперевшись на ствол дерева.

'Ты что встал, дурень? — тут же послышался недовольный голос старухи в голове. — Шевелись! У тебя каждая секунда на счету!'

Да, легко сказать: 'Шевелись!' А что делать, если каждое движение причиняет тебе невыносимую боль? Особенно, боль в спине. Иван никогда бы раньше не подумал, что боль в спине может быть такой адской. До того момента самой сильной болью он считал зубную.

Только вспомнил про зубную боль, на язык упало что-то твердое. Сплюнув себе под ноги, он понял, что это почерневшие от кариеса кусочки его зубов. Вслед за этим болели зубы. Почти все. Не ныли болью только клыки и резцы. Хоть это радовало, хотя Корский понимал, что это ненадолго. Значит, нужно торопиться. Иначе какая-нибудь новая боль может застать в самый неудачный момент.

Взвыв, как раненный зверь, Иван оттолкнулся от дерева и пошёл дальше, по узенькой, едва заметной в траве тропинке. Правда, ходьбой это назвать было трудно: постанывая от боли, он передвигался маленькими шажками, согнувшись в пояснице и опираясь на дробовик, как на палку.

'Я сейчас как конь, шахматная фигура. Больной, немощный конь, которого нужно пристрелить, чтобы он не мучился!'

Едва в голову пришла эта мысль, старуха тут же ответила:

'Терпи! Скоро привыкнешь и не будешь обращать на это внимание'.

Корский вдруг ощутил прилив страха. Но это был страх не перед болью, с которой, действительно, при желании можно было свыкнуться, а страх перед беспомощностью: если кто-нибудь внезапно нападет на него, он даже не сможет ни вовремя заметить опасность, ни среагировать. А тогда он станет легкой добычей для всех местных бегающих, ползающих и летающих тварей.

Перед глазами тут же встали их зубы, рога, когти, шипы, и Корский грязно выругался.

'Потерпи! — тут же подбодрила его Алекса. — Немного осталось'.

Тропинка, по которой шёл Иван, начала расширяться, обретая более четкие очертания. Густой лес вдруг сменился редколесьем. Мерзкие лесные твари куда-то попрятались и перестали встречаться на пути, но это Корского не радовало, так, мало того, что он чувствовал себя сплошным клубком боли, так к уже имеющимся болячкам добавилась резкая боль в груди. Она была такой сильной, что трудно было дышать. И хотя Иван постоянно останавливался, чтобы передохнуть, идти вперед становилось всё тяжелее. К тому же, холодный липкий пот застилал глаза, и Корский практически ничего не видел, из-за чего он дважды упал и долго после падений не мог подняться, после чего ко всему остальному добавились головокружение и головная боль.

'А ты терпи, — вещал знакомый голос в черепной коробке, который уже начал надоедать ему и казался невыносимо противным. — Терпи!'

— Да пошла ты на х... — вслух прохрипел Корский.

Это шло от души. Измученной, испуганной души, которая в теле держалась, что называется, на честном слове.

В ту же секунду в России, в загородном доме Ивана старая чародейка вскочила с кресла и забегала по комнате, колотя руками по шлему на голове и крича скрипучим голосом:

— Дурак! Дурак! Дурак! Ты зачем меня послал на три буквы? Ты же связь нарушил! Ты сейчас меня слышать не будешь! Что ты там делать без меня будешь? Ты же сдохнешь! Сдохнешь... Да и я — тоже дура, забыла тебе рассказать, что посыл сигнал прерывает. Вот ведь дура, дура-а-а! Я буду всё видеть и слышать, а что толку-то с этого?.. Ладно, досмотрим это представление до конца. Будем надеяться, что зрелище будет увлекательным и с лихвой окупит потерю шлема.

Она опустилась в кресло, скрипнув коленными суставами, откинулась на спинку и закрыла глаза.

Сделав остановку в очередной раз, Корский, тяжело дыша, смахнул рукавом ветровки пот с лица, скрюченными пальцами протер глаза. Лучше видеть не стал. С сожалением вынужден был констатировать тот факт, что дело не в поте, а в сильно ухудшившемся зрении.

'Вот дерьмо!' — подумал он, а в ответ — тишина. Эта тишина была очень даже кстати: мало того, что всё болит, да ещё эта 'клюшка старая' постоянно зудит в голове. Пусть хоть немного помолчит, даст измученным мозгам хоть немного отдохнуть.

Отдышавшись, Иван, с трудом двигая ногами, продолжил свой путь, который про себя уже окрестил дорогой мазохиста.

Во рту пересохло. Шершавый язык распух и с трудом помещался во рту. Страшно хотелось пить, но воды, как назло, нигде не было.

Редкие деревца вдруг сменились кустарниками, покрытыми красными ягодами. Вокруг этих кустов ходили люди с плетеными корзинами и рвали эти ягоды, не обращая на Корского никакого внимания.

Увидев их Иван обрадовался. Хоть и одеты они были как выходцы из средневековья, но это были люди, а не ужасные лесные твари, многих из которых Корский отправил в мир иной.

'Люди это хорошо, — подумал Корский. — Это значит, что город где-то недалеко, и я на правильном пути'.

Снова в ответ тишина. Иван решил, что он или абсолютно прав, или старухе просто нечего сказать. Может, она устала от собственной болтовни и решила помолчать.

Впрочем, от такой связи с чародейкой был один 'плюс': он смог проникнуть в её голову и выяснить, что всё, что она говорила ему — чистая правда. Но были моменты, о которых Алекса умолчала: бывшая и ныне покойная жена Корского сделала заказ чародейке на его убийство. Прикинувшись молодой служанкой, чародейка проникла на ту злосчастную вечеринку в загородном доме Максима Эдуардовича и подсыпала зелье в бокал Ивана, после которого он перестал понимать, что делает. И то, что ему потом говорила Виктория, было чистой правдой: 'Это ты избил меня и обзывал шлюхой... После того, как ты трахнул... занимался любовью с Лизой, ты сказал мне, что больше не любишь меня, развелся со мной и уехал в какую-то деревню, где жил с какой-то... старухой! Ладно, хоть всё имущество переписал на меня, а то спустил бы на эту старую клячу...'

Примерно то же самое он слышал на собеседованиях, но не верил этому, так как искренне полагал, что на него наговаривают:

'Так это ты тот самый Корский, который на корпоративе оттрахал дочь Эдуардыча, развелся с женой и жил в деревне?'

Оказывается, всё правда! Это всё было о нём.

Понятное дело, в голове Корского возник вопросы: что могло связывать его 'бывшую' и Максима Эдуардовича, и почему Виктория хотела, чтобы его 'убрала' именно старая чародейка? Ответы на свои вопросы Иван нашел в голове всё той же Алексы.

Оказавшись в этом, не своем мире, она быстро поняла, что долго не протянет без денег. Поэтому она начала ходить по Кургану и выискивать 'лохов', которые ей эти деньги могли отдать, принести на блюдечке с голубой каемочкой.

Разумеется, она в какой-то момент подошла к офису фирмы, в которой тогда работал Корский и увидела выходящего из машины Максима Эдуардовича.

Это не было случайностью. Алексу тянуло к этому офису, ноги её сами шли к нему, направляемые какими-то неведомыми силами.

Чародейке не составило особого труда подойти к Эдуардычу и как бы случайно прикоснуться к нему. Тут же ей стало ясно, что перед ней — человек при деньгах, занимающий важный пост. А ещё она узнала, что Эдуардыч давно спит с женой своего подчиненного — Ивана Корского, который как-то опрометчиво взял с собой жену на корпоратив, на котором Максим Эдуардович и Виктория обменялись многозначительными взглядами и телефонами. На том же корпоративе, в подсобке, они и занимались любовью, пока Корский, будучи в пьяном угаре, в курилке доказывал своим коллегам, что он самый лучший менеджер, что совсем не соответствовало действительности. Он был в глазах и Виктории, и Эдуардыча посредственностью. И своим дальнейшим продвижением по службе он был обязан Виктории, а точнее — её прелестям, которые он на тот момент не особо ценил, зато Максиму Эдуардовичу они очень даже понравились.

Тем же легким прикосновением, которого Максим Эдуардович даже не заметил, Алекса наслала на него импотенцию, что в той ситуации было для него неприемлемым.

Как бы случайно, Алекса тут же заговорила с Эдуардычем и протянула ему свою визитку, сказав при этом:

— Я знаю, что у вас есть болезнь, которую не вылечат никакие лекарства. Только я вам смогу помочь.

— Что за глупости? — нахмурив брови, бросил тогда ей Максим Эдуардович, но визитную карточку все-таки взял. Эту карточку Алекса сделала, используя свои магические способности, из обертки конфеты, но Эдуадыч этого не знал. Для него это была визитная карточка, сделанная из плотной бумаги, с высоким качеством полиграфии.

Через два дня, когда у него ничего не получилось с Викторией даже после приема сильных и дорогих возбудителей, он созвонился с Алексой. Чародейка, разумеется, вылечила его от 'недуга', который сама же и наслала, и обогатилась на кругленькую сумму денег. В тот же день, выходя с полной сумкой денег из кабинета Эдуардыча, она увидела Ивана Корского, идущего по коридору в свой кабинет. И тогда она поняла, что он — прирожденный убийца. Она умела вычислять убийц по взгляду, по запаху и по свечению, исходящему от них. Он был ей нужен, точнее — его кровь, обладающая особыми свойствами. Так она считала. Она верила в это.

Вновь став молодым и бодрым, Максим Эдуардович решил больше не обращаться к врачам и уверовал в силу чародейки. Своими соображениями он поделился и с Викторией.

Понятное дело, когда та решила избавиться от Ивана, Алекса тут же предложила ей 'взять это дело на себя'. Опять же, 'за скромную плату'. Но она не убила Корского, а использовала его как лимон, из которого выжимала все соки. Точнее, его кровь, которую она пила для омоложения и продления жизни. Иван подпитывал старуху своей энергией. Его же кровь усиливала магические силы Алексы.

Обычно 'подпитка' осуществлялась следующим образом: Корский лежал на своей дощатой кровати, свесив руку. Алекса втыкала в его вену иглу, к которой крепился катетер. Как только кровь начинала бежать по прозрачной трубке, чародейка подставляла под катетер пустую бутылку, а потом пила из этой бутылки кровь Корского, словно это был томатный сок. После этого 'старая карга' чувствовала себя гораздо лучше и сильнее. Вот, откуда были следы уколов на руках.

В последний раз чародейка сосала кровь Ивана накануне, пока он был в очередной 'отключке', переборщив с водкой.

Вот почему Алекса не стала убивать Корского, предпочтя спрятать его в деревне, накачав зельем, которое превратило Ивана в зомби. В таком состоянии он исполнял все желания 'старой ведьмы', в том числе и сексуальные. Именно из-за состояния, в котором находился, Иван не мог вспомнить, что он делал целый год, который просто выпал из его жизни.

Он мог бы быть рабом Алексы до самой смерти, если бы не очнулся. Но этого не должно было быть. Чародейка думала, что Иван умрет. То, что он выжил, было для неё неожиданностью. Как это произошло, Алекса сама не знала, но предполагала, что что-то напутала с ингредиентами для зелья.

Когда пазлы в голове сошлись, Иван громко выругался. Лучше бы было ему не проникать так глубоко в мозг Алексы. Жить в неведение было для него предпочтительнее. Не зря же говорят: 'Меньше знаешь — крепче спишь!'

Что скажет он чародейке, если вернется? Конечно, ничего хорошего. Может, даже ударит её по сморщенному лицу той же диадемой.

— Да уж! — Корский вздохнул.

Подойдя к ближайшему кусту, он сорвал горсть ягод, отправил их в рот и начал жевать.

— Дурак! — закричала Алекса. — Выплюнь их сейчас же! Они несъедобные, используются для производства чернил.

Корский не слышал её слов, но ягоды выплюнул, так как на вкус они оказались очень горькими. Их горечь очень быстро заволокла рот и вызвала ещё большее желание попить.

— Вот дерьмо-то! Где же вода?

— Вода? — тут же откликнулся бородатый мужичок, активно обдирающий куст в нескольких шагах от Корского. — Иди туда!

— Спасибо, — Иван поплелся в направлении, указанном собирателем ягод.

'Они говорят по-русски, — с удовлетворением отметил он. — Значит, не будет проблем в общении'.

'Старая ведьма' молчит. Это тоже хорошо.

С трудом поднявшись на пригорок, он увидел реку, извивающуюся между поросшими кустами холмами. Вдалеке виднелись очертания большого города, окруженного высокой стеной. Вот он — пункт назначения, конечная цель!

И надо было бы ускориться, чтобы успеть в город до наступления сумерек, но жажда была сильнее желания оказаться в городе, названия которого он не знал, но думал, что ещё узнает.

Посмотрев по сторонам и убедившись, что никакой опасности нет, Корский начал спускаться с пригорка к реке. Спуск был крутым, поэтому Ивану пришлось хвататься руками за кусты, чтобы не упасть. Поначалу всё шло нормально, но, когда до конца спуска оставалось каких-то пять-шесть метров, боль в суставах пальцев достигла своего апогея. Иван разжал ладони, выпустил кусты из рук. В следующее мгновение, чего и следовало ожидать, он потерял равновесие и кубарем покатился вниз, оглашая окрестности своими криками.

Он докатился почти до самой реки. Два метра, отделявшие его от спасительной влаги, он преодолел ползком. Погрузив лицо в чистую, прохладную воду, он с жадностью начал пить.

— Не пей воду! Вставай и уходи оттуда! — кричала старуха в его мире, но звуки её голоса до Корского не долетали, а потому он наивно полагал, что всё делает правильно. Ситуация под контролем. — Тебе конец!

Пил Иван долго, но почему-то жажда не проходила. Более того, хотелось пить ещё и ещё. Он мог бы выпить ещё больше, если бы ни переполнившийся мочевой пузырь, готовый вот-вот лопнуть.

'Ну, раз не напиваюсь, уже не напьюсь. Наверное, здесь вода не такая, как у нас, другая. Нужно поссать и идти дальше, а то проваляюсь тут на пузе до второго пришествия', — твердо решил он и начал подниматься. Однако сделать это было не так просто, так как сил стало ещё меньше, словно вода отняла их у него.

Глянув на своё отражение в водной глади, он увидел не своё лицо, а покрытое сетью глубоких морщин лицо старика, который выглядел старше, чем Алекса. На язык снова попало что-то твердое. Корский сразу же выплюнул это 'что-то'. Оказалось, что это три его зуба.

— Черт! — вырвалось у него.

Но он не был удивлен. Он знал, что в этом мире с ним что-нибудь произойдет. И не обязательно что-то хорошее. Каких-то десять минут назад он чувствовал себя дряхлым стариком. А сейчас он увидел, что, действительно, сильно состарился. И противостоять процессу старения в этом мире он никак не мог. Оставалось только с этим смириться и надеяться на то, что он сможет вернуться назад живым и станет прежним — молодым, сильным и красивым. Он снова станет красавчиком.

Иван поискал взглядом дробовик. Увидел его. Тот лежал в речном песке шагах в пяти. Но эти пять шагов ещё нужно было как-то преодолеть, а ползти ещё раз Корскому не хотелось, так как болели локти.

И тут, пошарив подслеповатым взглядом по песку, он заметил толстую палку, похожую на посох. Палка находилась от него на расстоянии вытянутой руки.

Иван подумал, что палка оказалась на берегу реки очень кстати. Опираясь на неё, он преодолеет путь до города. Пригодится она ему и на обратном пути, особенно в лесу.

Потянувшись, он схватился правой рукой за то, что могло стать его посохом. Но, едва прикоснувшись ладонью к предмету, похожему на посох, он понял, что никакая это не палка. И даже не дерево, а что-то похожее на змею, мышцы которой сократились под его ладонью, и она быстро пришла в движение.

И тут, скорее всего, от испуга, пелена спала с глаз Корского. И он увидел, что держится рукой за длинный, липкий язык огромной твари, зарывшейся в речной песок. Наружу торчала плоская голова этого чудовища на толстой шее. Черные, холодные глаза чудовища, как у краба на ниточках, были нацелены на Ивана. И в них не читалось ничего, кроме предвкушения скорого обеда, на который Корский попадет в качестве основного блюда.

— А-а-а-а! — закричал Иван, дернув руку на себя, но было поздно что-либо предпринимать. Он и сам понимал, что обречен.

Язык чудовища, как питон, обвился вокруг его руки, за считанные переметнулся дальше и кольцами обхватил всё тело, тут же сжал его так сильно, что затрещали кости. Крик Корского оборвался, так как он не мог даже сделать вдох, а уж тем более — кричать. В глазах стало темнеть, но он успел заметить, как открывается пасть чудовища, полная больших острых зубов, в которую его быстро затягивал язык, и он ничего не мог с этим поделать. Оставалось лишь смотреть затухающим взглядом и смириться со своей участью.

'Всё. Конец', — это была последняя мысль, промелькнувшая в голове Корского, после которой он погрузился в вечную темноту.

Прожевав и проглотив его, тварь выплюнула шлем из темного металла и стала закрывать пасть. Со стороны это было похоже на то, как огромный моллюск захлопывает створки своей раковины.

Закрыв пасть, чудовище втянуло свои черные глазки и замерло. Голова его снова стала похожа на большой плоский камень, который до поры до времени будет неподвижно лежать на берегу реки.

А по ту сторону портала, в России, в СНТ "Дружба", чародейка Алекса сняла с головы шлем, отбросила его на ковёр.

— Чего и следовало ожидать, — разочарованно произнесла она. — Как при жизни был дурак дураком, такую и смерть выбрал дурацкую. Подумать только, прирожденного убийцу слопал старый полудохлый многозуб! От этого многозуба ушёл даже Илья, будучи калекой, прикованным к коляске! Ну, Ваня, ну и дурак!

Хоть она и считала Корского дураком, но всё-таки он ей нравился. Пожалуй, он был одним из немногих живых существ, которые вызывали уАлексы чувство симпатии. Иван нравился ей потому, что был изгоем и убийцей. Она и сама была такой. Когда-то, когда она ещё была царской чародейкой в Урсии, она дружила с палачом Микитой. Тот тоже был убийцей, тоже был изгоем. Он целыми днями вешал людей и рубил им головы, а вечером пил кровь казненных. Это он 'подсадил' Алексу на этот 'энергетик'. Выпив крови, он любил её долго и неистово, как никто другой. Это было не так уж давно, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность, а те счастливые дни канули в Лету.

А где-то на подлете к Москве, в салоне самолета, Илья Славнопобедский открыл глаза, тыльной стороной ладони вытер пот с лица.

— Что с тобой, милый? — Лана накрыла ладонью большую руку Ильи, вцепившуюся в подлокотник. Костяшки пальцев побелели. Царевне казалось, что ещё немного, и её суженый выломает подлокотник.

— Мне приснился страшный сон, — тяжело дыша, пробормотал Илья. — Бред какой-то.

— И что же тебе снилось? — Красивые брови царевны вопросительно поднялись.

— Мне приснилось, что Ваньку в нашем мире сожрал большой многозуб. Он напал на него у реки Чистой, когда Ваня пил воду.

— Это был не сон, — Лана отрицательно покачала головой. — Это было видение. Я тоже его видела.

Славнопобедский прижался к царевне и зашептал ей в ухо:

— Скажи, что этого не было, что это когда-нибудь будет, но не скоро. Скажи!

— Не хочу тебя разочаровывать, но нет, — отрезала Лана. — Я много раз в своей жизни видела видения и точно знаю: то, что мы видели — свершившийся факт. Сны могут рассказывать о будущем, но видения — только о настоящем, уже свершившемся.

— Черт! — Илья ударил себя кулаком правой руки по колену, пальцами левой руки сжал переносицу.

— Не расстраивайся, Илья, — царевна погладила своего суженого по колену, на которое только что опустился кулак, который мог бы ей сломать ногу, а на теле Славнопобедского не оставил даже синяка. — Поверь мне, всё, что не делается, всегда к лучшему. Давай смотреть правде в глаза и ответь мне, кем был для тебя Иван?

— Лучшим другом, — ответил Илья и захлопал глазами, как ребенок, готовый вот-вот расплакаться. — И я не представляю, как я буду жить без него в этом мире. Он ведь меня научил, как жить здесь, как...

— Послушай меня, красавчик... — Рука Ланы скользнула выше колена и слегка сжала промежность Славнопобедского. — С того момента, как между нами установилась связь, которую в этом мире называют телепатической, а в нашем — волшебной, твой лучший друг это я. Я и только я! А Корский был для тебя сорняком, растущим на твоей грядке, паразитом, рыбой-прилипалой. По сути, он присосался к тебе, как пиявка, и жил за счет тебя. И ему этого было мало. Он хотел большего. Кроме того, он был, как здесь говорят, косячником. И накосячил он много. Поверь мне, он бы все равно оказался бы по уши в нечистотах и тебя бы за собой утащил в зловонную яму, если бы не я. Поэтому поблагодари сына Божьего Христа за то, что тебе удалось выйти сухим из воды и жить с царевной, а не решать проблемы какого-то там неудачника.

— Я не готов был к такому повороту событий, — честно признался Илья. — Всё произошло так быстро и неожиданно, что я не знаю, что делать дальше.

— Как 'что'? — Лана убрала руку с промежности своего избранника, улыбнулась. — Просто жить дальше. Жить на широкую ногу и дышать полной грудью. Жить со мной, стараясь не оглядываться назад, но делая выводы из ошибок прошлого...

Илья кивнул головой, а самолет начал заходить на посадку.

02.12.2020-21.02.2021