9. Пропавшие звезды

Внешне Эршенгаль был спокоен, но я чувствовал, что он волновался. Будь ситуация менее тяжелой, будь на месте Шеннейра другой магистр — посвящение отменили бы. Но Эршенгаля с нетерпением ждал север, и на посвящение он прибыл чуть ли не в походной одежде.

Джиллиан был на грани нервного срыва. Матиас едва не прыгал от счастья.

— Сколько их стояло в круге, — Иллерни раскладывал на подносе завернутые в марлю металлические инструменты. — Молодых и полных надежд... Сколько было и сколько ушло.

Иллерни выглядел молодо, но молодо он выглядел уже много лет.

После ухода Гвендолин Иллерни временно взял на себя роль устроителя ритуалов. В последние дни он выглядел суетливей, чем обычно, и я внезапно понял, что без Гвендолин он чувствует себя неуверенно. Гвендолин выглядела как маг, который поддерживает своих бывших учеников. Гораздо приятнее быть под защитой могущественного покровителя, чем не быть.

Пустота на том месте, где обычно стояла Гвендолин, бросалась в глаза.

— Как магистр, прошедший инаугурацию, вы должны выступить с программным заявлением, — деловито сообщил мне темный. — Определить направление движения и приоритеты. Ваш магистр, Ишенга, выбрал перемены.

Ишенга принес перемены.

— Мир, — без колебаний выбрал я. — Что обычно идет рядом? Процветание. Безопасность для мирных граждан. Исполнение законов.

— Еще вам нужно обратиться к гильдии, — подсказал Иллерни. — Я бы посоветовал отменить преследование родственников и друзей осужденных. Этого очень ждут. Так тяжело даже нам.

А правило о преследовании и не вводилось. Я могу запретить, но будет ли Шеннейр исполнять? И тех, кто будет радоваться слишком рьяно, можно сразу же брать на карандаш.

— Еще объявить полную амнистию.

Я ничего не сказал, но Иллерни заторопился, объясняя. Он не был эмпатом, но хорошо соображал:

— Многие из наших живут в постоянном страхе. Все устали, Кэрэа Рейни. Вам готовы подчиняться, но дайте нам шанс! Если мы начинаем все заново и пытаемся объединить светлых и темных...

— Я сделаю это.

Какое славное "мы".

— Как прошлый темный магистр не заметил Ишенгу? — я скользнул взглядом по местам для высших, цепляясь за Нэттэйджа. Нэттэйдж явился на посвящение как ни в чем не бывало, и теперь разглядывал кандидатов в высшие чуть ли не с родительским покровительством. Казалось, что ни провалившиеся планы, ни обвинения в некомпетентности его нисколько не заботят. Настораживающе.

Иллерни сразу подхватил новую тему, поняв, что угроза миновала и можно больше не стараться быть незаметным:

— Ишенга всегда был на виду. Его считали прямолинейным, простым. Однажды он сказал Риану, что зачитает ему приговор на столичной площади, и Риан посчитал это очень забавным.

Пока ему не зачитали приговор. Но Иллерни старался рассказать нечто особенное, чтобы меня отвлечь.

— Когда Ишенга был еще простым магом, он умудрился сцепиться с высшим темным, дошел до дуэли и проиграл. Вы можете себе представить?

Конечно. Это же Ишенга.

— Обычный светлый не может сражаться с высшим темным.

В той гильдии, которую я застал, это было запрещено. Но мой магистр бросил вызов высшему темному совету, когда был так слаб. Я испытывал гордость.

— Мы все его отговаривали. Шеннейр был в ссылке на Островах и с нас требовал, чтобы мы это остановили. Шеннейра ни одно живое существо не могло остановить, и как он представлял, чтобы мы остановили Ишенгу?.. А после поражения его окончательно перестали считать опасным. Но светлые опасные создания, Кэрэа Рейни, — задумчивый взгляд сосредоточился на мне. Словно пытаясь что-то передать. — Светлые не проигрывают.

Иллерни молчал, но не пропадал, словно желая что-то добавить. Иллерни в самом деле многое перенял у Гвендолин.

— Ишенгу и Шеннейра уже тогда считали похожими?

— А знаете, наша верхушка не считала, — медленно произнес он. — А мне всегда казалось, что Ишенга чуть поспокойнее. Как у светлого, у него был хороший самоконтроль. Но шли напролом они совершенно одинаково. Башню Шэн наши магистры захватывали вместе, и когда светлая гильдия ее демонстративно покинула — тогда война стала неминуема. Для Шеннейра это было оскорблением.

— Очень странно.

Светлую гильдию оттуда выживали.

Иллерни пожал плечами и тронул стеклянной палочкой серебряный треугольник:

— Это перечеркнуло последнее, что Ишенга и Шеннейр добились вместе.

Все темные ритуалы основаны на крови и боли. Достойны дара лишь те, кто готов заплатить. Светлые обходились эмоциональным накалом, темным приходилось применять более сильные стимуляторы.

Личная печать Матиаса — рыбка. Кто бы мог подумать.

Личная печать Эршенгаля — песочные часы.

Личная печать Джиллиана — точная копия печати Алина, алый мак. Это выглядело дерзостью.

Они приносили клятвы верности не нам, а гильдии. Я не слушал, я слушал пульсацию темной энергии в висках и думал о том, нормально ли мне, светлому магу, посвящать темных? Это не было предательством моей гильдии. Наверное.

Шеннейр обещал, что темный Источник явится и исчезнет так быстро, что этого никто не почувствует, кроме обращенных, которые почувствовать должны. Он говорил неправду.

Во тьме не было ни мыслей, ни стремлений — только тупое желание существовать. Ломая все, разрушая все, портя все, мучая. Я презирал ее больше, чем ненавидел. Странно ненавидеть ржавчину или плесень. Но стоят ли вещи презрения или ненависти — во главе угла все равно люди.

Эршенгаль смотрел во тьму спокойно; Джиллиан — с видом человека, которому нечего терять. Матиас не смотрел во тьму. Не думаю, что он даже мог ее увидеть.

Боль от тонкого разреза на руке не заглушила мысли. Иллерни зашептал, что это не обязательно, но если ритуал серьезен, мы должны подходить к нему серьезно. Кровь закапала на пол, на мозаичный цветок астры, который и так сегодня стал ярче, чем был. Чем сильнее льется кровь, тем ярче цветы.

Как номинальный глава гильдии, я завершал ритуал. Эршенгаль наклонил голову, я нарисовал у него на лбу семилучевую звезду магов.

"...— Что вы кривитесь? Это вы, Рейни, у нас кукушонок. А Эршенгаль никогда ничего не скрывал".

Я ничего не чувствовал, говоря положенные слова, делая это. Неслышимый звон в ушах становился только сильнее.

Я предлагал пожать друг другу руки и разойтись; темные ответили, что такие вещи предлагать неприлично и что высшее посвящение не настолько ужасно, чтобы всю жизнь вспоминать его в кошмарах. Полагаю, даже этот ритуал посвящения урезан по сравнению с обычным. В истинном виде темные ритуалы мало отличаются от казни. Это прилично.

Матиас тревожно замер, как будто боялся, что в последний момент все окажется ложью. Он сильно вздрогнул, когда я взял его за запястье; хотелось бы закрыть глаза, чтобы спастись от света его искры, но та полыхала и переливалась и за закрытыми веками, бросая на стены зала невидимые блики.

Я не смог бы обмануть его так жестоко. Явление светлого Источника тоже длилось миг: время существовало, пока светлый Источник хотел, чтобы оно существовало.

Гвендолин говорила, что явления Источника совпадают с прохождением ключевых точек — но я не видел здесь никаких ключевых точек. Все было до омерзения закономерно.

Светлые фигуры на темном фоне. На мгновение они стали для меня полностью ясны.

Чистый алтарь и разложенные по нему в строгом порядке ключи.

Вырезанная на коже рыбка.

А что видел Матиас, я понять не успел.

...Последствия светлого призыва не прошли бесследно, но я знал, что темные предпочтут это забыть. А кто-то втайне будет гордиться, что видел светлый источник вблизи.

— Знаете ли вы, что темная магия забирает часть эмоций, а прикосновение светлой магии позволяет на короткий миг ощутить их в полной мере? — спросил Нэттэйдж. — Теперь знаете.

Вильям с наклеенной улыбкой смотрел в пространство. Высший маг Вильям считал, что если он не будет замечать опасные магические вещи, опасные магические вещи не заметят его.

Эршенгаль сразу сошел с постамента. Он незамедлительно отправлялся на север, но за дверьми зала ритуалов пришлось задержаться. Его поздравляли боевые маги, прибывшие с Шеннейром, и маги собственно гильдии. Эршенгаля знало на удивление много людей. Лицо его казалось сероватым, а на висках выступили капли пота; Эршенгаль выглядел серьезно уставшим, но никому не было до этого дела.

Над замком впервые поднимали штандарты новых высших. Гильдия не обязана отчитываться, кого избирает внутри своей структуры, но познакомить граждан с теми, кто будет выступать от ее имени, сочли нужным. Жители уже давно стояли у ворот замка, и на обзорных площадках, на дорожках в холмах, и море было усеяно лодками. По сравнению с чинной столицей Полынь, побережный Кипарис на все реагировал шумно. Темные не устраивали здесь террор — устраивали не такой жестокий — и не приучили людей к осторожности.

Штандарты темных встретило молчание. Третьей взметнулась вверх рыбка; Матиас обхватил голову руками, а потом спрятал лицо в ладонях, когда снаружи донесся нарастающий шквал ликования.

Кажется, кто-то даже запустил салют, когда заарн вышел на внешнюю галерею и несмело помахал рукой. Его приветствовали как светлого мага, как моего ученика и как перешедшего на нашу сторону врага, приветствовали в пику темным, ясно показывая отношение. Я не стал показываться — этот миг принадлежал только Матиасу. Я не мог разобрать, что за странное теплое чувство ощущаю сейчас, пока не понял, что горжусь за него.

И никто не радовался Джиллиану. Его назначение не заметили.

Я нашел Джиллиана в зале посвящения, где он под удивленными взглядами инфоотдела помогал собирать ритуальные принадлежности. Вопреки обыкновению, Джиллиан был не мрачен, а просто глубоко погружен в свои мысли.

— Готовится ваше назначение как ответственного за оборону городов, — поздравил я. — Вам нужно собрать себе команду и взять часть обязанностей Олвиша. Все жизни Аринди теперь зависят от вас. Надеюсь, у вас останется время для отражения светлой угрозы.

В эмоциях Джиллиана внезапно прозвучала досада. Кажется, светлая угроза перешла для него в разряд вещей, о которых вспоминать стыдно.

Большинство поправок по защите городов, которые предложил Джиллиан, были приняты. Может быть потому, что гражданские власти впервые смогли их прочитать и понять. Назначение подтвердил Шеннейр — чтобы досадить Нэттэйджу. И я не выбирал Джиллиана просто так — его личное дело было изучено от корки до корки. До нашей встречи Джиллиан был известен как уравновешенный маг, не замеченный в скотском отношении к мирным жителям.

Сложно поверить.

— Удачи, — пожелал я. — И теперь, как высший, вы можете потребовать, чтобы вам восстановили голос.

Хотя на его месте, я бы не торопился, пока положение не станет достаточно надежным. Джиллиан наконец заметил, что именно делает, и продолжил раскладывать инструменты по местам.

— Вы окончательно испортите нашу гильдию, Рейни, — было непонятно, почему Миль, раз уж он решил навести порядок в собственном разуме и избавиться от беспочвенных страхов, постоянно встает у меня на дороге. — Только в светленькой гильдии всем утирают слезки!

— А чем это плохо, Миль?

Мне всегда удавалось довести его одной фразой. Но на этот раз мне хотелось уточнить вопрос до конца.

— Люди — главный ресурс гильдии. Гораздо проще утереть человеку слезки, и он прослужит много лет, чем отказать в поддержке, чтобы он озлобился и стал ни на что не годен. Сочувствие ничего не стоит, не тратит много сил и времени. Или это настолько страшно — признать, что другой человек важен?

Темный остановился, рассматривая меня через прищур:

— Что за мораль вы мне тут прочитали, Рейни? — нехорошим тоном осведомился он.

— Я с вами не согласен, — уточнил я, и тоже шагнул навстречу, и любопытно округлил глаза: — Вот что мне тут пришло в голову, Миль. Громко крича, как слабы, доверчивы и глупы светлые, вы пытаетесь убедить себя, что вы не неудачники без дома, без семьи и надежных друзей, без денег, вынужденные бороться за жизнь и бояться всех вокруг, и ничего у вас в жизни нет, кроме темной гильдии, которая к вам относится как к грязи?

И мечтающие всех утащить за собой. Ведро с крабами.

— Да, и я обдумал ваши слова, и я не считаю, что виновен в том, что попался на пути людям, которым просто нравится причинять боль другим.

Он преобразился в единый миг. Ощерился; и из глаз его глянула кипящая ярость.

— Что-то вы совсем распустились, Рейни, — его голос резал слух, даже когда превратился во вкрадчивый шепот. — Никому не интересно, с чем вы согласны и что вы считаете. Вы всего лишь светлый.

Мне показалось, что Миль активирует проклятие или изменит себе и все же придушит меня своими перчатками. Но он просто ушел.

Ну что же. Будем считать, что Миля ничего не задело. Хотя на кого я тратил слова? Темные победили, и теперь все вынуждены жить как они.

Светлые колебались, стоит ли поздравлять Матиаса, и как это сделать. Он раскачивал эмпатическую сеть, принося в нее излишние колебания и асимметрию. Но Матиас решил за них.

Я едва не вмешался. Каждый раз, когда к светлым кто-то приближался, они казались мне беспомощными птенцами, которых хватают чужие грубые руки. Но я не мог вечно держать своих людей в коробке с ватой, тем более они сами лезли оттуда — с большим риском, с меньшим риском.

— Теперь вам нечего бояться — я о вас позабочусь! — в компанию светлых и в общее эмпатическое поле Матиас ворвался с грацией боевой машины, чуть ли не обминая ближайшего мага. Раньше светлые были для Матиаса соперниками, но я выделил его, поставил выше всех, и теперь он желал поделиться с новыми подопечными всем счастьем, что чувствовал сам.

Я подхватил его под локоть, потянув за собой. Матиас прошел шагов десять, а потом поднял голову к небу и радостно прокричал:

— Аринди, я люблю тебя!

Под конец сорвался на заарнский свист и щебет. Я впервые видел, как светлого мага настолько сильно вело от полученных эмоций.

Матиаса бил озноб, и когда я подвел его к лежанке под навесом, он сразу свернулся клубком, снова обхватывая руками голову. С его лица не сходила блаженная и болезненная улыбка — эмоциональный перегруз был велик. Или он не мог поверить в то, что все это происходит на самом деле.

Я сел рядом, положив ладонь ему на голову. И не стал использовать эмпатию, позволяя Матиасу пережить триумф самому.

...Я сказал ему не все. Первый высший светлый станет мишенью. Я выбрал Джиллиана, чтобы он отвлек внимание от Матиаса, и выбрал Матиаса, чтобы он отвлек внимание от людей, которых я прочил в настоящие высшие маги.

По пустынной галерее гулял ветер. Матиасу снилось море, огромное безбрежное море, которое ласково качало его в ладонях.

* * *

Пока меня не было, Кипарис как будто разросся еще сильнее. Новые кварталы карабкались по окрестным холмам — беленые домики для семейных ячеек, большие круглые здания школьных и молодежных общежитий. Побережные общины выкупали у города землю, строили дома, а потом сдавали их в пожизненную аренду. Я знал, что сейчас немалую часть постройки и аренды оплачивает Нэтар, и ниэтте видят в Нэттэйдже своего покровителя.