Зазеркалье

Священник искренне удивился.

— Вообще-то, в наших православных храмах безопасно всем, — сказал он, подняв брови. — Православным, католикам, протестантам, иудеям и мусульманам. Даже, представьте себе, кришнаитам. И даже преступникам.

Сергей сдержанно ответил:

— Это только так говорится. На самом деле любое живое, действующее и имеющее даже очень много приверженцев божество внимательно следит за всеми чужаками в своем храме. Даже за христианами. И милосердие бога этому не мешает.

— Почему вы так считаете? — с интересом спросил священник. Он явно был готов встретить атеиста или приверженца какой-нибудь христианской секты в лице этого, несомненно, думающего молодого человека, явно бывшего военного, но такого оборота в разговоре не ожидал.

— Такова суть всех божеств, — коротко ответил Сергей. — И моих тоже. Да, я тоже верю, но не в Христа.

— Хорошо, не пойдем в храм, — охотно согласился батюшка. — Вот тут есть хорошая скамейка.

Они уселись на почти новой, ещё не разукрашенной детьми и вандалами железной скамейке с зеленой деревянной спинкой. Прихожане уже разошлись, и никто не мешал разговору. За оградой проезжали машины, но их было почти не слышно. За церковью стоял маленький сад, и оттуда слышалось щебетание птиц, а над клумбой с цветами жужжали пчелы и, гудя, проносились, изредка зависая на месте и снова срываясь в полет, стрекозы.

— Так вы не верите в единого бога? — мирным голосом спросил священник, с интересом рассматривая собеседника. — В кого же вы верите?

— Во многих богов, — просто, как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Сергей.

— И давно вы стали... многобожником? — осторожно спросил молодой батюшка. По тому, как он зажал бороду в кулаке, было видно, что разговор стал действительно интересным для него.

— С рождения, — просто ответил Сергей. — Я, собственно, почитаю в основном тех богов, каким поклонялся весь мой род уже несколько сот лет. Кроме ещё одной богини, какой я стал обязан многим не так давно.

С минуту батюшка молчал, обдумывая сказанное, затем осторожно спросил:

— Простите, но ваши родители, вероятно, сектанты? Они, может быть, оставили православие ради старых славянских богов, как некоторые ныне делают? И вы верите в Перуна или Чернобога?

— Нет, мои родители ходят в храмы наших богов и богинь с рождения. Но Перун, Чернобог, Макошь — не совсем те, кому мы поклоняемся и приносим дары, — очень спокойно и серьезно, без шутливых ноток в голосе ответил Сергей.

— Мне трудно представить, чтобы русский человек мог последние сто-двести лет скрытно верить со всей семьей в богов языческого пантеона... — расстроенно начал батюшка.

— Возможно, русский человек и не мог бы, — спокойно сказал Сергей, которому надоели эти недомолвки по пустяковым поводам, — но, видите ли, батюшка, я не русский.

— Но ваш язык, ваше имя... — несколько ошеломленно сказал не ожидавший такого афронта священник. — Вы говорите как уралец, и имя у вас русское. Кто же вы такой по крови?

— Язык, батюшка, это одно, и имена меняются с веками, они — другое, а кровь в жилах — это вообше третье, — ответил Сергей. — Насколько я знаю, я наполовину кельт, наполовину гот, хотя и живу в России (здесь Сергей предусмотрительно опустил слово 'сейчас'). И славянской крови во мне почти нет.

Глаза священника прямо-таки засветились от любопытства.

— Как интересно! Неужели здесь, на Урале, имеются секретные языческие поселения наследников готов? Ведь, если мне не изменяет память, готы сошли с исторической арены тысячу лет назад, а их племена были ассимилированы германцами и позднее славянами! А язык их исчез, и его можно найти только в библии Ульфиллы, а ближайший к нему язык — это исландский. Но кельты в вашей семье... Вероятно, из шотландских или ирландских эмигрантов, как Лермонтов произошел от эмигранта Лермонта?

— Ну, ещё не исчез мой родной язык, — ответил Сергей на старородонийском языке богослужений, который он изучал в классической школе графства, и который, как он узнал недавно, назывался здесь готским.

— Простите, но я не понял, — сказал отец Михаил.

— Это я сказал на староготском, что этот язык ещё не исчез, — пояснил Сергей. — Полагаю, знатоки старых скандинавских диалектов поняли бы кое-что. Или любой исландец распознал бы по меньшей мере половину сказанного. Нет, отец Михаил, мой родной язык ещё очень даже жив, и люди, на нем говорящие, исповедуют старинную веру, появившуюся задолго до христианства.

— Но... почему же о вас никто не знает — ни правительство, ни патриархия? — удивленно спросил священник. Было видно, что разговор о загадочных делах сильно его увлекает.

— Это не моя тайна, — с удовольствием уклонился Сергей от ответа.

Отец Михаил огорчился. — Я понимаю... но хоть о вере вашей можно спрашивать?

— Прошу вас, — со вздохом ответил Сергей. Энтузиазм молодого священника, в отличие от многих жрецов этого города, заплывших жиром и копящих блага вроде дорогих домов и автомашин, был несомненно достоен уважения.

— В кого верите... Впрочем, вопрос сформулирован нечетко. Кому из ваших богов, если их много, молитесь и возносите дары лично вы?

Сергей пожал плечами.

— Как человек еще молодой и влюбленный, я молюсь Богине Любви.

— Если вы из готов... значит молитесь, вероятно, луне, то есть Астарте?

— Да, — признал Сергей, немного подумав, — в одном из воплощений она носит имя Ашторет, то есть Астарта. Также, как бывший военный, я приношу моления, воскурения и дары Богине Судьбы и Богу Войны. Без них на войне никак нельзя быть, только пропадать.

— Богу Войны, говорите? А его зовут Перуном или Аресом?

Сергей слегка улыбнулся.

— Нет, это не военное божество эллинов или нордлингов. Кроме того, его имя не упоминается всуе — только на войне или в защищенном божеством храме. Вы же не хотите призвать в мирный город тех, кто начинает войны и питается кровью и страхом людей?

Несколько минут отец Михаил с ужасом смотрел на Сергея, затем, подумав, видимо, что речь идет о духовных, а не о физических категориях, задумался. Он оглядел Сергея заново и скорее утвердительно сказал:

— А вы, очень вероятно, воевали в прошлом.

— Три года, отец Михаил. Ну, и как вдовец и отец маленького ребенка, всегда отдаю должное Богине Семьи.

Священник оживился. — Да, ведь вы были женаты, сын мой, — сказал он. — Могу ли я спросить — на православной или на россиянке происхождением вроде вашего?

Сергей вздохнул, не желая углубляться в воспоминания.

— Она была иностранка, святой отец, — без энтузиазма сказал он. — Конечно, не россиянка. Она служила в армии, но погибла уже после войны. А дочь моя сейчас с моими родителями.

Отец Михаил вздохнул с искренним сочувствием (в этом Сергер не мог ошибиться), и вернулся к старой теме разговора.

— Но как же в России могут существовать, да ещё много веков, укрытые от правительства и Патриархата поселения готов-язычников? — задумчиво спросил он сам себя. — Скажите, Сережа, а вы не могли бы рассказать поподробнее о ваших родственниках и, так сказать, малой родине? Я понимаю, что это, скорее всего, семейная тайна, но ручаюсь, что смогу удержаться от ее разглашения — это мой долг...

— Я предпочитаю не входить в подробности, батюшка, — спокойно сказал Сергей. — Вас они могут лишить спокойствия, а это не даст ничего хорошего. Уверяю вас, что встретиться с моими родными и другими единоверцами вы не сможете. Но я готов ответить на ваши вопросы... На те, на которые смогу ответить, конечно.

— Спасибо. Так каков пантеон ваших богов, если вы говорите, что он очень стар? Греческий, римский, скандинавский, индийский?

'Так я сразу и раскрыл моих богов вам, святой отец!' — подумал Сергей, говоря вслух:

— Так сразу не скажешь, батюшка, ведь имена со временем меняются.

Отец Михаил оценил осторожность молодого язычника, и движением руки попросил продолжать.

— Вы, конечно, знаете, что до прихода римлян в Европу там многие верили в Митру, который есть божество ариев и вообще восточных народов. Кроме того, у друидов были глубокие связи с разными пантеонами. Так что все, как говорится, пересоединилось, и иногда непонятно, где Юпитер, где Зевс, а где Митра. Или где Афродита, где Венера, а где Астарта. Да и богов войны нелегко различить за давностью веков. Единобожие стоит резко в стороне, а многобожные пантеоны как бы отражают друг друга.

— Не звучит ли все это несколько противоречиво? — задумчиво сказал священник, как бы приглашая к дискуссии. — Боги и различны, и схожи, а религиозные системы явно различны.

Он, несомненно, прекрасно чувствовал себя в любимой стихии религиозных споров. Сергей смотрел на него с искренним интересом.

— Христианство тоже полно противоречий, — пожал плечами он в ответ. — Оно отрицает призраки — а в Библии тень Самуила являлась Саулу. Отрицает магию — а триста лет назад жгло на кострах ведьм, друидов и вообще магов. Отрицает многобожие, но пользуется греческой философией и наукой, особенно аристотелизмом, созданными многобожниками-эллинами.

— Интересно, — сказал отец Михаил. — Сейчас об этом мало думают. Вы кажетесь обычным современным человеком, а рассуждаете так, будто жили здесь тысячу лет назад.

И тут священник сделал ошибку.

— Я слышал, что вы даже пишете рунами, как скандинавы тысячу лет назад? — мимоходом спросил он.

'Саня подглядел, скотина' — с уверенностью подумал Сергей. 'Что-то уж очень вы любопытны, батюшка...'

— Семейная привычка писать сакральные тексты старинными знаками, — вежливо ответил он, как бы замыкаясь.

Почувствовав, что тон разговора изменился, опытный в переговорах отец Михаил решил взять паузу.

— Но мы, кажется, обо многом сегодня поговорили, — сказал он, вставая с искренней, извиняющейся улыбкой. — У меня есть обязанности. Вы позволите пригласить вас к продолжению разговора в скором будущем?

— Разумеется, сделайте милость, батюшка, — очень спокойно, безо всякой позы ответил Сергей в несовременной, полной достоинства манере. Отец Михаил в очередной раз с интересом посмотрел на него, затем они раскланялись, и несколько озадаченный неуступчивостью собеседника жрец ушел в храм.

Почти сразу оттуда почти сразу появился нисколько не смущенный своей задержкой Саня с пакетом церковных свечек в руке — явно ждал конца разговора. Сергей, не вступая в разговоры, сделал ему знак рукой назад, тот уселся и они покатили на свою улицу.

Доехав до своего подьезда, Сергей сгрузил с мотоцикла Саню, но вместо того чтобы попрощаться, вдруг сказал товарищу:

— А ну-ка погоди.

Тот настороженно уставился на него. — Саня, ты что, говорил обо мне со своим попом? — без обиняков спросил Сергей. — Он сейчас беседовал со мной. Это был разговор с твоей подачи?

— Ну... да, я говорил с отцами Алексеем и Михаилом о тебе. Но говорил только хорошее.

— А не слишком ли многое тебя интересует, друг любезный? — сухо спросил Сергей. — Ты болтаешь с другими о моей религии, о моих успехах в спорте, о моем военном прошлом...

— Но ты же интересный человек, — недоумевающим тоном, как будто не понимая, что имеет в виду собеседник, сказал Саша. — Тобой интересуются, о тебе спрашивают. Отцы Алексей и Михаил спрашивали, не хотел бы ты зайти к ним в храм, Катька интересовалась, где ты так научился фехтовать, Рената говорила, что ты отличный наездник...

— Тебя спрашивают, и ты с готовностью отвечаешь, — спокойно резюмировал Сергей, задумчиво глядя на знакомого. — Значит, это ты, как верующий христианин, напустил на меня этого приятного человека — отца Михаила?

Саша замялся.

— Ну, ты же не очень верующий... Вот я и подумал, почему бы тебе не поговорить с батюшкой... Вдруг будет интересно...

— Ну да, да, a вдруг повезет, и я обращусь в православие, — поддакнул Сергей, не сводя с Саши внимательных глаз. — А я разве просил тебя об этом?

— Нет... Но ведь это нужно душе... — опять замялся, или сделал вид, что замялся, Саша.

— Вообще-то мне это не очень нужно, — сухо сказал Сергей. — В моём возрасте я уже имею давно установившиеся религиозные взгляды. А телефон мой зачем Ренате Владимировне дал, мне не сказавши?

— А тебя не было рядом тогда, — оправдывался Саша, — а она очень просила.

— Понятно, — сказал Сергей. — Общаясь со мной, ты уже делаешь вещи, на которые нужно вообще-то разрешение спрашивать. Это с какой стати, друг любезный? И что ещё ты рассказываешь другим обо мне? В частности, эта девушка, которая интересовалась, смогу ли я улучшить ей кожу на лице... С чего это она вздумала? Тоже ты сказал что-нибудь? И что же ты сказал?

— Ну, я сказал, что ты вылечил Нину... — пробормотал Саша, опуская глаза.

— А ты откуда знаешь? — с интересом спросил Сергей.

— Сама Нина говорила...

— Нину я просил не говорить об этом, — холдно сказал Сергей.

— Ну, я расспрашивал её... Мне она сказала, — тихо сказал Саша, чувствуя себя как рыба на сковородке, хотя Сергей даже не повышал голоса. Ставший равнодушным голос собеседника начал почему-то вгонять Сашу в панику.

— Расспрашивал, значит... Расспрашивал о том, чего она не хотела говорить. Какое воспитанное поведение, однако. Ты, наверно, давил на неё, — задумчиво сказал Сергей. — Так-так... Я смотрю ты очень много болтаешь обо мне. Значит, так — я запрещаю тебе разговаривать с Ниной о моих с ней совместных делах. Ты понял? — тихо спросил он таким тоном, что Сашу внезапно прошиб пот и он поспешно закивал.

— Подведем итоги, — таким же холодным тоном продолжал Сергей. — Ты со мной много общаешься, кое-что обо мне знаешь, и начинаешь использовать это знание без моего разрешения. Много рассказываешь обо мне за моей спиной. Выжимаешь сведения из моих знакомых, даешь без разрешения номер моего мобильного телефона малознакомым женщинам...

— Ну, Рената же красивая, — тихо оправдывался испуганный Саша, чувствуя, что может заработать серьезные неприятности. — Явно хотела с тобой встретиться, даже, наверно, трахнуться.

— Ну конечно, а твое, собственно, какое дело до моих или не моих женщин? — ещё более холодным тоном спросил Сергей, сверля Сашу беспощадным взглядом. Этого взгляда боялись когда-то самые отчаянные бойцы легкой кавалерии, привыкшие в боях атаковать пушки в лоб на полном скаку с саблей в руке, презиравшие смерть. — Я что, тебя просил об этом? Рассказываешь обо мне священникам, находишь мне пациентов безо всякой моей просьбы...

— Но она же просила... А времени спросить у тебя не было... — отговаривался почему-то не на шутку испугавшийся Саша, непроизвольно втягивая голову в плечи. Ему показалось, что в глазах Сергея вдруг мелькнуло что-то невыразимо ужасное, что редко увидишь в мирной жизни.

— Время было, и не морочь мне голову, — холодно отрезал Сергей. — Ты, попросту, пользуясь близостью ко мне, пытаешься мною манипулировать. Должен тебе сообщить, что я этого не люблю. Так что мы ограничиваем наше общение. А сейчас поворачивайся и иди в сторону ворот.

— И что?... — хмуро спросил Саша, медленно приходящий в себя после вспышки непонятного ужаса.