Ангел Специального Назначения (Часть 1)

На комбинезон пришивались куски распоротой ткани, бахрома, делались петли для веток и листьев, полог, он же "намордник-накомарник", кусок ткани, закрывающий лицо. Костюмы получились что надо. Каждый, проявляя смекалку, придумывал что-то свое.

Алексей, нашив несколько кусков ткани, вставил внутрь тонкую медную проволоку и при ее сгибании куски меняли фигуру до неузнаваемости, причем их можно было изогнуть по месту, приспособив к форме конкретного фонового участка.

Дальше — "прятки". Один прячется, другой высматривает. Наконец, пришел черед стрельбы, но сперва сборка-разборка. Легендарная "Драгунка" снилась по ночам. Осваивали всерьез. Леха уловил, как выбрать курок и плавно провести его по всем шероховатостям и зацепам спуска. Придумал, а потом отработал способ, ярко представляя, что какая-то сила давит на указательный палец, и незаметно для себя производил выстрел.

Наступил новый, 1981 год. Свободные от вахты солдаты сидели в Ленинской комнате. По телевизору шел "Голубой огонек".

— Леха, — негромко произнес, отвлекая приятеля, Вовка, — а я себе "позывной" придумал.

— Ну? — Алексей, следя за прыгающим на экране Леонтьевым, поинтересовался: — Какой?

— "Лютый", — гордо выдохнул приятель и в ожидании глянул на товарища.

Понимая, что обидеть можно не только словом, но и интонацией, Алексей состроил соответствующее лицо, помолчал и, наконец, произнес: — А что, нормально. Одобряю.

С тех пор Вовка перестал отзываться на имя, признавая только новое прозвище.

* * *

Разбудил Алексея стук в стекло.

— Эй, в джипе, запер, — разорялся мужичок в коротком плаще.

Леха передвинул машину и попытался вновь задремать, но сон улетучился.

"Надо же, как наяву? А ведь, сто лет прошло", — Алексей потянулся и задумался. Вчерашние события казались далекими, словно были и не с ним.

"И что дальше? Выяснять, кто из моих командиров сволочь? — внезапно почувствовал совершенное безразличие. — Да хрен с ними. Чего добился? Убрал одного бандюгана, так сегодня на его месте трое новых появятся. Найду я подонка в родном полку? Его тоже валить? Тогда и Гену Тверского надо убирать, чем он лучше?"

Новое состояние переполняло душу. Жизнь прожил, а кроме роты покойников за спиной вспомнить и нечего.

Решение созрело мгновенно. Он подхватил сумку, бросил в салон оба ствола и захлопнул дверцу.

"Пропади оно все", — махнул рукой и, не оборачиваясь, двинулся прочь. Сделал пару шагов и внезапно сообразил, что его сознание не одиноко. В голове отчетливо звучали чужие мысли.

Глава 5

А в актрисы слабо?

Ольга улыбнулась. На душе необычайная легкость. Захотелось петь. Она оглянулась. Раннее утро, кругом ни души.

Потихоньку затянула старинный романс. Откуда вспомнились эти слова и мелодия?

Миновав парк, вышла к остановке. Автобус со вздохом распахнул забрызганные дорожной грязью двери. Забралась внутрь и устроилась возле окна. Не имея представления, куда едет, Оля точно знала — все будет хорошо.

Неожиданно заметила площадь "трех вокзалов". Не раздумывая, выскочила из салона и двинулась в кассы. А уже через час, сидя в купе, провожала взглядом неласковый московский пейзаж.

В Питер так в Питер. Ближайший поезд решил все.

Попутчиков, к счастью, не оказалось, пустое купе.

Разглядывая мелькающий за окнами ужастик промзоны, неожиданно сообразила, что скучает по дому.

"Как там они, даже не позвонила. Странно, будто провал в памяти, так бывает, когда дни заполнены рутиной, учебой, например. При желании не вспомнить, что делала вчера, а уж тем более три дня назад. Но тут? Я же вроде экзамены сдавать приехала?"

— Ничего не понимаю, — голосом "колобков" из мультика пробормотала она.

Поезд заскочил в небольшой тоннель и, глянув на отразившееся в темноте провала лицо, девчонка обалдела: "Бли-ин! Прическу сменила? Когда? Ох, провалы в памяти, это склероз, — и все равно, настроение полета не пропадало: — Мы живы, мы веселы, впереди слава. Разберемся". Ей до ужаса захотелось сладкого. Глядеть в окно быстро наскучило, и остаток пути она с удовольствием проспала, несмотря на музыку, гремящую в поездной трансляции.

Разбудила проводница: — Вставайте, девушка. Белье сдаем.

Наскоро умылась и, оглядев дикой расцветки и фасона топик, решила: "Эту страсть в утиль немедленно".

В Питере она была всего раз и то в детстве, поэтому город казался совсем незнакомым. Запомнились только кони на Аничковом мосту, сугробы, голуби у Казанского собора и Дом книги напротив.

С вокзала, поймав такси, махнула в гостиницу.

"Номера дико дорогие, почти сто долларов в сутки. Но искать жилье, в таком виде, просто бессмысленно. Кто пустит немытую, бомжеватого вида, девчонку в дом?" Первым делом залезла в ванну. Отмокала час. "Господи, так вывозиться? — недоумевала она, отчаянно царапая пятна на джинсах и подтеки на кожаной курточке. — Симпотная, кстати, курточка. Где купила? Ума не приложу. И колечко новое? Странно, что с памятью? Забыть такое? А камешек вообще, прикольный. Фианит?" — полюбовалась колечком и, наскоро высушив волосы, кое-как расчесалась.

"Здорово, а мне идет, — крутанулась у зеркала, — диковато, но мордашка высветилась. Еще бы накраситься и барахло поменять. Отстирать это, мне кажется, невозможно. Въелось, как не знаю... Кетчуп что ли?"

"Слушай, Олька, — озадачилась девчонка, — а чего ты в Питер поперлась? Вроде в Москву собиралась? Да ладно, Питер так Питер, театральные вузы и тут есть, — распахнув сумку, обалдела: — Ой, а денег-то сколько?"

Леха, впервые, тихонько вклинился в ворох чужих мыслей, якобы припоминая: "Фишки, шампанское. Воспоминания оживил мелкими эпизодами покупок и похода в Салон красоты".

"Казино? Странно, не помню, совсем. Шампанского, что ли, на радостях перепила? А, ладно, не банк ведь ограбила. Здорово как. Можно что хочешь накупить, а еще и домой послать", — защебетала про себя фантазерка.

Наконец, уже спокойно, вынула деньги и пересчитала. "Надо в банк положить, — твердо решила хозяйственная девочка, — и карточку завести".

"Гостиницу оплатила, на шмотки тысяч пять возьму, и на жизнь столько же. Хватит, наверное?"

Ее рука ткнулась в упрятанные на самое дно сумки ножи.

"Ничего себе, кинжалы настоящие?"

"Пусть лежат", — неслышно попросил Алексей.

"Да ладно, пусть валяются", — ответила она себе и положила "Осу" назад. С отвращением натянув "стоячие" от грязи джинсы, спустилась в холл. К ее радости, все, что нужно, оказалось в том же здании. И филиал банка и бутики.

Скоренько оформила счет, расписалась за карточку и кинулась за покупками. В последний момент не удержалась и захватила с собой еще десять тысяч. На всякий случай.

Набрав гору тряпок и умотав Леху беготней по примерочным, девчонка отправилась в парикмахерскую.

"Косметику потом выберу, а сегодня хоть так, голову подправлю и ногти сделаю", — размышляла довольная, как стадо диких слонов, провинциалка.

Леха с тоской представил, что предстоят два часа муки, и смирился. Дама в парикмахерской заинтересованно прочесала волосы и одобрительно кивнула.

— Хороший мастер. У нас делали стрижку?

— В Москве, — подсказал Оле внутренний голос. — На Арбате в "Волшебнице".

— Знаю, как же, — кивнула собеседница. — Салон известный.

Стоит признать, второе посещение храма причесок Леха перенес значительно легче: "Привыкаю, что ли?"

А вот на живодерской процедуре с ногтями, которые клеили, сушили, пилили, резали по живому, скис: "Ну что тут поделать, выше сил, не могу".

Высидев положенное и рассчитавшись, Ольга выскочила наружу. Однако качество маникюра стоило потерянного времени.

Утром, перекусив в буфете, собралась и отправилась в приемную комиссию.

"Первый тур через два дня, слава богу, успела".

"Стоило мучиться, на каблуках-то? Ведь не экзамен", — запоздало сообразила абитуриентка. "А к чему и на экзамены наряжаться? — подкинул идейку Алексей. — Там все будут в лучшем, и кого здесь "раскраской" удивишь? Может, наоборот? На контрасте".

Оля задумалась: "Может, и правда, не выпендриваться?"

С этой мыслью и заснула.

Весь следующий день выбирала, что читать: "Басни — не актуально. Классиков — скучно. А что?" — так ничего не решив, она устала и махнула рукой.

Вообще-то плюнул Леха, ему надоело следить за ее мученьями из-за такой ерунды.

Странно, Ольга вовсе не беспокоилась о первом туре. Главное — второй этап, музыкальный номер, вокал.

А на следующее утро, повинуясь невнятному желанию, съездила в Пассаж и выбрала хорошую шестиструнную гитару. Концертная "Кремона" обошлась в двадцать тысяч, но денег стоила. Чистейший звук, легкий строй. А в придачу к инструменту, гулять так гулять, разорилась на роскошный футляр. Твердый, обтянутый матовой кожей, кофр.

"Захотелось вот. И плевать, что играю я так себе. Не очень играю, если честно, но пусть будет", — начала оправдываться перед собой транжира.

"Нет, ну надо такое сказать? Это кто, "не очень"? — Алексей даже обиделся. -Да я одних только струн под сотню порвал, а на аранжировке собаку съел".

"Нормально сыграем. А если еще споешь как надо, вообще "супер" будет".

Придя в номер, Оля, первым делом, вынула гитару, устроилась поудобнее и, неожиданно для себя, заиграла какую-то замысловатую классическую мелодию. Не рваными дворовыми аккордами, а немыслимо ловко перебирая тонкими пальцами лады, и с немым восторгом вслушиваясь в кружево волшебной мелодии.

"Ага, вспомнила. Бетховен, "Соната ре минор". Ух, ты, как я успела забыть, что учила. Но, все равно, здорово вышло".

Окончив, взяла новый аккорд и заиграла вступление к старинному романсу. Всплыли в памяти слова великого поэта. Чудо, пальцы сами брали нужные аккорды. Она пела и не могла понять, что стало с голосом. Ну, пела раньше. Для себя, дома, в компании. Знала, есть, но чтобы такой?.. Откуда? Тембр, сила. А верха? Даже слезы проступили. Спела еще, но уже кого-то из современных. Тоже неплохо. В тон и без фальши, правда, немного по-своему. "Ну, так это ведь здорово".

А напоследок, решив похулиганить, вспомнила старую вещь Розенбаума, что-то из "Одесского цикла".

"Обалдеть. Это не я. Это почти мужской голос, даже переходы мужские, интонации. И хотя пела весь вечер, в горле не скрипнуло".

На первый тур пришла в простеньком цветном сарафане, лишь слегка подправив глаза и уложив волосы.

Немного беспокоило ее только одно. Она так и не решила, что будет читать. Но, вот, поди ж ты, страха не было. Была твердая уверенность — все будет хорошо.

Своей очереди ожидала, тихонько сидя в уголке похожего на рынок обилием народа, пропахшего духами и прочей "боевой химией", вестибюля. Дождалась к полудню. Озверев от наплыва чтецов, экзаменаторы уже не слышали ничего. Тоскливо смотрели перед собой, выполняя тягостную повинность.

Ольга поздоровалась и, не дожидаясь традиционного вопроса, неожиданно для себя, на вдохновении, произнесла: — Есенин "Письмо к женщине".

Чуть подсаженный вчерашним вокалом голос ушел вниз, возникла легкая хрипотца, но звучал он четко и сильно. Повторила чуть тише: — "Письмо к женщине".

— Вы помните? Вы все, конечно, помните.

Показалось, что произнесла это вовсе не хрупкая, в простеньком платьице, девчонка, а кто-то другой.

Один из экзаменаторов, задумчиво сидящий за столом с видом страдающего острой зубной болью, вздрогнул. Поднял глаза. Заинтересованно толкнул локтем соседа, профессорского вида толстяка, незаметно читавшего статью в газете.

А перед глазами у Алексея вдруг всплыл его последний разговор с женой.

Леха сидел на продавленном диване в убогой комнатке гарнизонного ДОСа, закутанный в казенное одеяло, глядел на стоящую у окна Машу и пытался справиться с потряхивающей тело малярийной дрожью. Двухнедельный рейд по джунглям, кишащим тропической живностью, оставил после себя дикое безразличие.

Тяжелый разговор вышел.

В заключение Мария коротко и доходчиво подвела итог: "Если тебя, дурака, убьют в очередной командировке, мне вовсе не светит вдовствовать на копеечную пенсию у черта в турках. Решай".

А на следующий день их группу выдернули на новое задание. Когда вернулись, комната в офицерской общаге была уже пустой.

"Интересно. Как она сейчас? А что меня нет, наверное, и не знает?" — внезапно подумалось Алексею.

Оля читала Есенинские строки и, словно наяву, переживала боль расставания. Всплыло непонятное раздражение и чья-то, уже вовсе нестерпимая, почти смертельная тоска, а еще понимание невозвратности. Скорее, даже не для них читала, для себя. Закончив, подошла к столу и вопросительно глянула на председателя комиссии. Оля часто видела ее по телевизору. Красивая, еще эффектная женщина, задумчиво и слегка недоверчиво посмотрела на абитуриентку. Протянула ей листок зачетки.

Показалось, что глаза актрисы, спрятанные за стильными очками, подозрительно блеснули.

Сосед председательствующей кивнул головой с величественными залысинами: — Да, да, будет очень интересно послушать на втором туре.

В гостиницу летела, как на крыльях: "Надо же, кто мог подумать, прошла. Ура".

Алексей тоже удивлялся, но не ее успеху, а своему настроению: "Это ж надо, сколько лет прошло, думал — зажило все. Ну, разошлись и разошлись. А вон как зажгло. Может, зря тогда не удержал, может, стоило отказаться? Глядишь бы и проскочили.

Нет, бесполезно жалеть. Да и как отказаться? Вся группа на задание, а я в кусты?"

Готовили их тогда для работы в Африке, "Аденские кореша" по социалистическому лагерю неожиданно и крепко поссорились с Генсеком, а их задачей было вправить кое-кому мозги. Воду мутил дальний родственничек их вождя. Без меры уважающий американские деньги, к тому же с непомерными амбициями. Вот эти амбиции ренегату и вышибло, вместе с мозгами. "Ладно, чего уж теперь, проехали, — вздохнул Леха. — Эка, вспомнил".

На музыкальный конкурс Ольга пришла с гитарой. Стоило видеть, как скривило лица экзаменаторов, вообразивших, что вновь придется слушать самодеятельное пение под нестройные "три аккорда".

"Ах так? Ну, держись, славяне", — Леху заело.

Ольга распахнула футляр, вынула инструмент, провела по струнам: "Нормально, не стрясла".

И тут же, без подготовки, выдала шикарный блюз Гарри Мура.

Пройдя почти до финала, внезапно оборвала исполнение, взяла новый аккорд.

— Ехали цыга-а-а-не... — вещь, при кажущейся простоте, для исполнения сложная, и кто понимает, вокал оценит обязательно. А если ее к тому же грамотно аранжировать, вызывает не меньший интерес и искреннее переживание, а голос, улетающий местами на три октавы, слушать без волненья мог только глухой с детства.

"Молчат?" — удивилась Оля, закончив.

Подняла глаза на членов комиссии и заметила вчерашнего мужика, с первого тура. Тот незаметно поднял вверх большой палец и, подбадривая, кивнул головой, предлагая спеть еще.

Дверь в коридор приоткрылась, там тоже слушали.

"Чего они молчат?— уже с тревогой замерла, переводя дух, исполнительница.— Ну, раз не гонят, сыграем еще, чтобы на любой вкус".