Зверь лютый. Книга 10. Обязалово

Но я не верил: затаилось, обманет, прыгнет. Ещё раз ударить, ещё жёстче, ещё сильнее. "Вложить ума", "научить жизни", "где пнул, там и завалится", "чтоб и мысли не было"...

В моменты пауз я чувствовал, что оно уже не пытается что-то сделать само, что оно покорно, обессилено, остаётся, "зависает" в том положение, где я его остановил. Только дрожит меленько.

И это — тоже раздражало. Злило. Вызывало ярость. Стремление повторить, сделать ещё раз, ещё больнее. Рвануть на себя и насадить ещё глубже. Чтобы пробрало. Чтобы дошло.

"Дошло" — что? Что от меня не вырваться? Или что крик боли, стон слабого — созывает хищников со всего леса? Не знаю... Молотилку клинило на каждом обороте. С хрустом, будто во всей зубчатке — песок.

Где-то на краю сознания проскочила мысль, что волки так не делают. Манера таскать самку за бёдра появляется у приматов с их человеческими руками.

"Развитие человеческой руки открыло путь к развитию человеческого мозга". И не только.

Кажется, это было последняя связная мысль. Я продолжал дёргаться, ощущая, как во мне нарастает бешенство, как мне становится совсем нечем дышать в этом... идиотском колпаке. Как всё сильнее стучит кровь в голове, всё резче запах гнили и пряности. Прежнее ощущение холодка на коже исчезло, но чувствительность не восстановилось.

Снаружи я был похож на дерево. На сухое, до пыльности, до трещинности — берёзовое полено. А внутри с каждым моим толчком рос раскалённый стальной стержень. Он рос и раскалялся. Это было... очень тревожно. Нервенно. Кажется, я что-то рычал под маской. Подвывал в такт моим движениям, в такт пульсации огня внутри.

"Дерево" нагревалось. Потом вдруг... полыхнуло. Как сухое полено — сперва в одном месте и, мгновенно — по всей поверхности. Меня аж выгнуло, изнутри рванулся рычащий вой. Это не было больно. Скорее — страшно. И — восторженно. И сразу — мокро. Меня прошибло потом. По всему телу вплоть до щиколоток. Кажется. Отпустило. Губы, сведённые до этого судорогой в волчьем оскале, обмякли.

Вообще — тело осело, стало... пустым. Сила, раскалённый стальной стержень, державший его, исчез, испарился, улетучился. Я устало выдохнул и повалился куда-то вперёд, вяло пытаясь остановить своё падение дрожащими от слабости и мокрыми от пота руками.

Разбудило меня... Женские стоны страсти всегда вызывали во мне припадок активности. Какой может быть сон, если в паре метров Марана исполняет свою "песню любви"! Тут даже обморок не поможет. Только могила. Да и то, с учётом амплуа исполнительницы... Она ж и мёртвого поднимет!

Некоторое время я лежал с закрытыми глазами. Не то, чтобы смущать их не хотел... Слушал. Себя.

Во всём теле... усталость, пустота. Чуть ломит левый висок. Какие-то обрывки из недавних картинок. Какой же я, всё-таки, дурак! Так довериться этой... ведьме! Она вполне могла меня ухайдокать. Стоило её только захотеть. Или просто... передозировка, аллергия, нестандартная реакция...

Ванька-покойник... очень близко. А ещё... унизительно как-то. Меня... употребили. Согласно перечню каких-то моих обязанностей. Как вибратор в лечебных целях. С сакрально-ритуальным антуражем.

Исконно-посконные языческие суеверия — инструментарий психиатра-любителя. И я в роли молоточка. Которым по коленке стукают — дёрнётся ножка или нет?

Внутренняя проверка собственного тела давала надежду на относительную "самоходность". Осторожненько поднялся и сел. Чуть кружилась голова, подташнивало. Лёгкий звон в пальцах и в дёснах. А так... "Будем жить". Как и с кем — сам решу.

В избе, на широкой лежанке у противоположной стены, Мара старательно "объезжала" Сухана в позе "родео". Моё шевеление привлекло её внимание, но никак не отразилось на процессе. Впрочем, сосредоточенное и целеустремлённое выражение "богиньского" лица сменилось улыбкой. Насколько я понимаю её физиономистику — дружелюбная, заботливая, несколько покровительственная улыбочка. Но когда зубы видны до коренных — можно и ошибиться.

— Ну что, волчонок? Понравилось? Лихо ты ей. Будто и вправду — бирюк на волчьей свадьбе. Теперь она дня три-четыре отлёживаться будет. А встанет — шёлковой. Ты ей такой страх вбил... все другие вылетели. Могуч, могуч! Надо будет и самой как-нибудь. Этот-то хорош. Но иногда и новенького чего хочется попробовать. Молоденького. Хи-хи-хи...

Она не прекращала своих ритмических движений, просто лучась самодовольством и само-удовольствием, а я, несколько нетвёрдо стоя на ногах, оглядел избу в поисках своей одежды, и, сделав пару неуверенных шагов к сексодрому, уцепился за её плечо.

Тоже улыбнулся ей в ответ. И изо всех сил, проворачиваясь на месте, теряя равновесие и падая, сдёрнул её на пол.

— Ах! Ты... Ты что?! Ох...ел?!!!

— С-сухан. Бей её.

Мара, несколько ошеломлённая своим падением, пропустила пару секунд. Потом, перевернувшись, резво устремилась к двери на четвереньках. Мне хватило сил подняться. На двух ногах двигаться быстрее, чем на четырёх да ещё с такой вывертностью. Я упал ей на спину и, вцепившись в платок, замотанный на шее, попытался душить.

То, что вчера получилось вполне естественно, без контролируемого напряжения сил, сейчас оказалось невозможным — Марана просто дёрнула плечами, и я улетел в угол.

— И-ех!

Плохо. Ещё один боксёр-заочник. Надо учить Сухана правильному удару. Обычная для русских гридней оплеуха в такой позиции не срабатывает, а удар мягкой нижней частью кулака между лопаток — малоэффективен. Надо показать удар торцевой частью.

Хотя, может, он и прав: бил бы "правильно" — убил бы.

— За руки держи.

Я подобрал в углу дрючок, всунул под узел платка у неё на шее и начал крутить.

Какой у меня многофунциональный дрючок! Некоторые мои коллеги по попадизму без ручного пулемёта с запасными барабанными магазинами — даже спать не ложатся. А вы пробовали душить человека с помощью РПК? Вот я и говорю: берёзовая палка хоть и не стреляет, но очень смертельна.

Сухан вывернул ошеломлённой женщине руки за спину, уселся сверху, а я, прижимая её лицо к полу, монотонно затягивал удавку.

Марана начала судорожно биться под нами, но сил ей надолго не хватило. Я довернул палку, придержал, потом отвернул на пол-оборота. Позволил заглотнуть воздуха. Потом — снова довернул.

Мне не нравится, когда меня используют. Даже в медицинских целях.

Возможно, она хотела чего-то хорошего. Господь ей судья — "благими намерениями вымощена дорога в ад". Вот по этой дороге она и отправится. Я — не русский народ, она — не Рылеев с Пестелем. "Для народа, но без народа" — у меня не пройдёт.

Никогда не думал, что мои, несколько хихикающие размышления насчёт роли зоофилии в истории человечества, получат столь идиотское выражение в моём личном жизненном опыте. В форме "волчьей свадьбы" с моим персональным участием.

Когда-то в садике я играл волка в постановке "Трёх поросят":

— Я злой и страшный серый волк! Я в поросятах знаю толк!

Потом вырос, стал "знать толк" и в женщинах. Был в пионерах, где и усвоил главный принцип юного ленинца — "всегда готов!". Но применять меня "в тёмную", кого-то мною... трахать. Без моего согласия, мимо моей воли...

Воли своей я не отдам никому.

У меня... наблюдались остаточные явления. Вялость, замедленность. Сухость во рту. Молотилка никак не хотела выходить на нормальные обороты. Я тупо затягивал петлю, не сильно задумываясь о том, зачем я это делаю, что из этого получится... Вот сейчас правильно вот такое действие. Почему? — Ну, наверное, у меня были причины принять такое решение.

Тут Марана издала мощную трель. Чем-чем... Ну не ротом же!

Этот звук, громкий, долгий и многоголосый, привлёк моё внимание. Пробился сквозь общую тупость и замедленность.

Как-то на предсмертную речь... Наверное, надо дать ей право на последнее слово. По теме: она сама до этого додумалась или ей кто-нибудь подсказал?

Ослабил закрутку на её шее, терпеливо подождал, пока она закончит кашлять и заглатывать воздух.

— Расскажи мне что-нибудь интересное, Марана. Чтобы я не пожалел воздуха, который ты глотаешь.

— Ты, кха... ты сдохнешь! И попадёшь ко мне! В моё царство мёртвых! И тогда я...

— Ты дура, Марана. Ты радуешься тому, чего должно бояться. Да, я умру и попаду к тебе. Ты жаждешь провести вечность во вражде со мной, со Зверем Лютым? Тебе даже убежать будет некуда — твоё царство станет моим. Ничего не остановит мою волю. Мою волю над тобой.

Что-то я совсем плохо соображаю. Возможен ли переворот, силовой захват власти в "царстве мёртвых"? Кажется, по греческой мифологии такие прецеденты были. Насчёт славян — не знаю. По христианству Сатана сумел поднять мятеж среди ангелов в царстве божьем.

"Мятеж не может кончиться удачей.

В противном случае его зовут иначе".

Так что вопрос чисто технический: удача и название.

— Ты оказалась... глупой. Ты попыталась управлять мною. Подмять мою волю. Дуры мне не интересны. Так и быть, я не буду обижать тебя на том свете. Но на этом... ты лишняя.

— Стой! Погоди! Акха-а!

Я начал снова закручивать удавку на её шее. Но остановился.

— Не проси у меня милосердия. Его нет у меня. Что ещё ты мне можешь сказать, Марана?

Кажется, она и правда собиралась просить пощады. Всё-таки, мирная жизнь, защищённая, обеспеченная, обустроенная... Опять же, я сдёрнул её с Сухана в фазе, близкой к приятному завершению... Слишком контрастный переход.

Умирать хорошо, когда ты к этому готов, когда есть время собраться с духом, смириться с неизбежностью.

Но баба крепкая — быстро "затоптала" в себе всякую надежду на мою жалость. Собралась, сосредоточилась. И выдала:

— Постой! Я знаю тайну! Твою главную тайну!

Что?! Моя главная тайна — что я попаданец. Мирный обыватель из 21 века. "Эксперт по сложным системам" среднего уровня полёта. Она этого знать не может. Этого никто знать не может! Или я чего-то не понимаю?

— Говори.

— Акха... Воды дай.

Ага. Водички тебе...

Я просто провернул палку на оборот. Посмотрел, как она синеет, отвернул.

— Акха! Ах-ха. Кхр. Я тебе... перед тем как на случку вести... на уд чехол кожаный надела. Ну, чтобы она... от тебя не понесла. А то... после моих снадобий... такое выродить можно... Погоди! Не дави! А потом семя твоё посмотрела. Не глазами — есть способы. Мёртвое оно у тебя! Вот.

Марана смотрела сперва тревожно, потом, когда поняла, что я уловил смысл произнесённых слов, выражение её лица сменилось на более самоуверенное.

— И чего?

— Так известно чего — детишек у тебя не будет. Пустоцветная ты мартышка.

Её самоуверенность достигла высокого градуса злобной радости и полного превосходства. Торжество с петлёй на шее. С немалой примесью демонстративного, несколько брезгливого сочувствия. И чему эта уродина радуется?

— Ты, обезьянчик, Марану слушай. Может, и помогу чем. А без меня ты так и останешься... На берёзе лишаем.

Не понял. Туповат я нынче.

* * *

А! Факеншит! 12 век, средневековье! "Детей даёт бог", "плодитесь и размножайтесь"...

Здесь бесплодие — полная катастрофа. В идеологии — гнев божий. Естественно, не просто так, а за свершённые грехи. Ты не знаешь, где ты согрешил? Неважно, Он — всевидящий, молись и, может быть, он простит тебе твою неизвестную вину. Или вину твоих предков.

Полная катастрофа в экономике. Без детей нет нормального семейного хозяйства, нет обеспеченной, хотя бы — приличной старости. Впереди смерть в холоде, голоде, одиночестве.

Катастрофа социальная: к тебе относятся как к больному, ущербному, неправильному, "не нашему".

Полная катастрофа в политическом плане.

Здесь политика — борьба династий.

"Монархия — форма государственного устройства, при котором власть передаётся половым путём".

"Почитать в отца место" — формула вассальной присяги на "Святой Руси".

На боярском уровне отсутствие детей, отсутствие возможности установить надёжные, семейные связи путём браков в этой среде... Ты даже не второй сорт — просто неуместен. Как негру проситься в Палату лордов в викторианской Англии.

Кому ты передашь вотчину? Некому? — Так зачем тебе быть вотчинником? У тебя уже что-то есть, но нет прямого наследника? — Вокруг появляется масса кандидатов. Которые стараются поторопить процесс передачи собственности. Власти понимают предстоящие... коллизии. Решение: отдать твоё имение тому, кто и сам, и сыновья, и внуки его... верой и правдой...

Как у волков: основой стаи является семья. Остальные волки — прибылые и приблудные.

Бездетный выталкивается на обочину жизни, превращается в "приблудного".

"Устал я греться у чужого огня,

Но где же сердце, что полюбит меня,

Живу без ласки, боль свою затая,

Всегда быть лишним — судьба моя".

В феодализме вопрос не в — "где же сердце?", а в освящённой "законом божьим" дырке, из которой выскакивают на свет наследники. Кровные, законные, мужского пола, в достаточном количестве. Замена не допускается: всякие приёмные, внебрачные, племянники... второй сорт, некондиция.

* * *

Здешний мир в очередной раз щёлкнул меня по носу. Я не просто чужой здесь — я никогда не смогу стать здесь своим, "здесь-сейчас-нормальным".

Вот я как-то преодолел один здешний барьер — свою безродность. Выкручивался, выёживался, головой рисковал... Более-менее признали — Ванька-ублюдок, Иван Рябина.

Кажется, перелезу на брюхе и второе препятствие — сословность. Тоже... голова на ниточке, но боярство уже светит. Как-то где-то...

А на кой оно мне? Если главная ценность родовой аристократии — род, семья, потомки... не для меня.

"Не для меня журчат ручьи,

Бегут алмазными струями.

Там дева с черными бровями

— Она растет не для меня".

И ещё один... аспект.

Раньше я думал, что мне здесь жены не найти — по душе. Ну, просто души очень разные. Базовые ценности, архетипические стереотипы, "впитано с молоком матери"...

Ещё понимал, что если вдруг и найдётся что-то дорогое сердцу, то втягивать... на минное поле... в "ураган по имени Ванька"... глупо и больно.

Теперь к этому добавляется моя неспособность дать своей женщине то, что ей необходимо, то, что могло бы быть ей радостью и смыслом жизни. Пусть бы и при моей отдалённости, отстранённости, занятости, невнимании.

При здешней традиции взваливать вину за бесплодие на женщин... Превратить её жизнь в муку, в бесконечное покаяние, самоедство и самоунижение. И не только "само". И получить соответствующую отдачу. Себе в спину, в самый неподходящий момент...

Мда... Костюмчик для моей семиграммовой души оказался... с изъянчиком. Полный факеншит в части персональной абсорбции и ассимиляции. "Святая Русь" по-прежнему пытается меня, если не пришибить, то хоть вышибить.

"Пустоцвет", "греться у чужого огня"...? Как она сказала: "Лишай на берёзе"? К кому-то прислонился, пристроился, присосался... К какому-то роду.

Можно, конечно, и так жизнь прожить. Шутом, как Меркуцио в "Ромео и Джульетте". С неизбежной эпитафией:

"Чума на оба ваши дома