Я подошла к трюмо и взяла расческу, наспех приглаживая волосы. Митя наконец-то заметил мою озабоченность, которую я уже и не пыталась скрыть.
— Что именно?
— Не знаю, — меня нервировало мое незнание. — Ванька не сказал. Но он...такой серьезный, Мить. Я боюсь, — почти шепотом призналась я. — И не знаю, что делать.
— Мне поехать с тобой? — Митя встал из-за стола и серьезно собрался одеваться. — Если нужно, ты только скажи.
— Нет, спасибо, — я, не удержавшись, подошла и прижалась к нему, ощущая и подпитываясь теплом его тела, которое нужно было мне, как никогда. — Я постараюсь уладить все быстро и сразу вернуться.
Митя обхватил мое лицо ладонями, держа словно хрупкую чашу, и осторожно поцеловал. Я все еще чувствовала его и его дыхание, когда он отстранился и прижался к моему лбу своим.
— Если что, звони, и я сразу приеду. Поняла?
Я подарила ему слабую улыбку и осторожно высвободилась, отступая на шаг.
— Поняла. Спасибо тебе, — он только рукой махнул. — И да...все равно я на улицу...купить тебе чего-нибудь?
— Лучше не задерживайся.
Я еще раз пообещала, что приеду как можно скорее, но уверенности в своих словах отнюдь не чувствовала. Перед маминым домом я заскочила в магазин, чтобы купить чего-нибудь к чаю. Привычка, выработанная и воспитанная мамой. Какой бы серьезный разговор не намечался и к кому бы я ни ехала, я всегда старалась что-то купить хозяевам, пусть это и будет сущая мелочь.
Маму я застала в нервном и напряженном состоянии, ходящей из угла в угол и нарезающей по тесному залу круги. И теперь уже мне пришлось прятать свои чувства и успокаивать ее. Для начала, я заставила ее заняться делом, например, вскипятить чайник и порезать торт, и на какое-то время мама отвлеклась.
— Ко мне Зоя Павловна приходила, — пришлось применять тяжелую артиллерию, потому что она снова начала нервно заламывать руки и поглядывать на часы. — Когда Митька в отъезде был.
— Правда? — мама удивленно вскинула брови, останавливаясь на полпути и поворачиваясь ко мне. Я утвердительно кивнула, откусывая кусок торта. — Что хотела?
— Митя ей все рассказал. И она приехала поговорить со мной о сложившейся ситуации.
Я говорила спокойным, тихим голосом, как будто рассказывала о погоде или о дне рождении дальней подруги. Дурой я никогда не была, поэтому не стала распространяться относительно всего разговора. Мама знала лишь то, что Зоя Павловна выразила озабоченность моим состоянием и волнуется за наши с ее сыном отношения. Вот так, вполне нейтрально. Такая формулировка ничуть не намекает на само содержание разговора и на ту боль, которую мне пришлось испытать.
Цели своей я все-таки добилась. Мама успокоилась и расслабилась, но только до трели звонка. Как только в дверь позвонили, нас обеих буквально подкинуло на стульях. Мы переглянулись и, не сговариваясь, вышли в коридор.
Открывала мама, и уж что-что, а увидеть Ваньку с девушкой мы никак не ожидали. И это что, было настолько серьезно, чтобы трепать нервы мне и матери? За последние пару часов чего я себе только не напридумывала, вплоть до самых страшных и мрачных вещей, а он просто приводит домой девушку?
Бросив быстрый взгляд на мать, я прочла на ее лице те же эмоции, что бушевали у меня в душе. Только вот если я смогла с ними справиться и сейчас смотрела на парочку, замершую в дверях, спокойно и невозмутимо, то мама просто пылала, сузив глаза и раздувая от гнева ноздри.
Ванька подарил мне полный надежды взгляд, и мне пришлось скрипя сердцем разруливать сложившуюся ситуацию.
— Мам, отойди с прохода, пусть они пройдут и разденутся, — когда она совершенно не обратила на меня внимания, мне пришлось бедром подтолкнуть ее в сторону кухни. — Замерзли?
— Немного, — Вано снял куртку и небрежно повесил ее на вешалку, а девушка все еще возилась с длинным шарфом. — Но на улице противно, ужас просто. Не знаю, как Надя, а я продрог.
Надя. Надежда. Какая ирония судьбы. Я еле сдержала пренебрежительное фырканье. Но сдержала, понимая несколько вещей. Во-первых, Ванька не притащил бы малознакомую девушку к нам в дом, да еще в экстренном порядке. Во-вторых...я слишком сильно любила и уважала брата, чтобы плевать и пренебрегать его решениями, поэтому послала явно напуганной девушке ободряющую улыбку и помогла снять шубу.
И слегка...удивилась. Но это слово не могло передать всю глубину ее чувств. Судя по короткой стильной шубке, которую я сейчас держала, девочка очень...очень-очень небедная. Я со своей скромной зарплатой фармацевта должна была бы проработать больше года, чтобы купить себе такую вещь. Да и вся она выглядела совершенно не к месту в скромной маминой квартире. И я не понимала, что у такой девушки общего с моим братом.
— Ты замерзла? — она молча кивнула, огромными глазами испуганно осматриваясь по сторонам. — Ничего, мы только чайник вскипятили, чай горячий выпьешь и согреешься. Надя, да? — она снова кивнула, но осталась стоять на месте, прижимаясь к боку Ваньки. — Надя, да не бойся ты меня, я не кусаюсь.
— Надь, правда, — брат осторожно обхватил девушку за плечи и подтолкнул в мою сторону, — иди с Катей. Помнишь, я тебе про нее говорил? — Надя неопределенно мотнула головой, переводя взгляд с меня на Ваньку. Я уже раздражалась от ее постоянной привычки молча кивать, но старалась мило улыбаться и не подавать виду. — Она хорошая и сейчас все тебе покажет. Не бойся.
— Я не боюсь, — наконец, выдавила из себя девушка, и ее хрипловатый голос, то ли простуженный, то ли от природы такой, резко отличался от кукольной, хрупкой внешности. — Я просто не хочу быть в тягость. Вань...поехали домой?
Брат маетно вздохнул и запустил руку в волосы.
— Надь, мы это обсуждали уже. Все нормально, я же говорил. Иди, — Вано добавил настойчивости в голос, и божий одуванчик сделала пару шагов по направлению ко мне. — Я пока к матери.
Последняя фраза предназначалась, скорее, мне, поэтому я кивнула и повела Надю в ванную, изредка бросая на нее незаметные изучающие взгляды. Надя была молоденькой, не ребенок, конечно, но намного моложе меня и даже Ваньки. На вид ей можно дать около восемнадцати-двадцати лет, хотя могло быть и больше. Выглядела она до болезненного хрупкой и уставшей. Круги под глазами и напряженные складки у сжатого рта выдавали ее страх и настороженность, хотя я и жестом не выказала ей неуважения или пренебрежения. Светло-русая, почти пепельная, с яркими серо-голубыми глазами и тонкой светлой кожей, сквозь которую просматривались все вены и сосуды, она только сильнее походила на куколку, а кремовая туника лишь подчеркивала ее хрупкость. Глядя на таких девушек, хотелось их защищать и вообще, ограждать от любых неприятностей и проблем, и мне казалось, что Надя отлично осознает то впечатление, которое производит.
— Как добрались?
Надя от моего вопроса вздрогнула и посмотрела на меня через висящее на стене зеркало.
— Хорошо, спасибо, — она опустила глаза и продолжила мыть руки. — Правда, ветер сильный, как Ваня и говорил.
— Понятно. Ты, кстати, с чем чай будешь? С тортом или печеньями? Или что-то посущественнее?
— Нет, не надо, спасибо большое, — мне досталась дрожащая улыбкой. Честное слово, чувствовала себя какой-то мучительницей детей. — Если можно, просто чай. Я...не в ладах со сладким сейчас.
Я не поняла последнюю фразу, но закивала, не став ничего выяснять. Вдруг у нее диабет или еще что-то. В конце концов, девочка и так напугана, и каждый мой вопрос воспринимает как попытку нападения.
— Чай так чай, — пожала я плечами и протянула ей махровое полотенце. — Точно есть не хочешь? — на всякий случай уточнила я. — Да не стесняйся ты так.
Надя слабо улыбнулась.
— Нет, правда не хочу. Спасибо, Катя.
Я пожала плечами и проводила девушку на кухню. А вот этого, похоже, делать не следовало, потому что только успокоившаяся Надя застыла и побледнела от разворачивающихся перед глазами баталий матери и Ваньки. Нет, они не кричали и не повышали голос, но яростные и взбешенные взгляды и красноречивое выражение лица говорили о многом.
— Так, Надь, садись, — я жестом предложила ей присесть на единственный свободный на кухне стул, а сама отошла к окну, облокачиваясь на подоконник. — Мам, чаю ей налей. Замерзла. Надь, это наша с Ваней мама, Мария Павловна.
— Очень приятно, — я со своего места еле услышала тихий ответ девушки. Надя сложила руки на коленях и опустила глаза, ни разу не взглянув по сторонам, и просидела так все время, пока мама накрывала на стол.
— Чем обязаны? — мать изогнула бровь и с вызовом уставилась на Вано.
— Мам, — я укоризненно на нее посмотрела.
— Да ладно, Кать, все нормально, — махнул Ванька, и по едва заметному шевелению скатерти, я поняла, что он взял Надю за руку. — Мне надо с вами серьезно поговорить. Мы с Надей...в общем, мы собираемся пожениться.
Я не смогла сдержать потрясенный вздох, а мама ошарашено переводила взгляд с одного лица на другое, все время поглядывая на меня, как будто хотелось убедиться в реальности происходящего.
— Это все, конечно, замечательно, — осторожно произнесла я. — Но, Вань, насколько я знаю, ты не собирался жениться в ближайшее время. И к тому же...у тебя ведь еще, работа, учеба, да и Надежда наверняка учится. Мы ни в коем случае не против лично тебя, Надь, — объяснила я замершей девушке, — просто почему бы вам пока не пожить вместе? Приглядеться друг к другу. Сколько вы знакомы?
— Мы познакомились три месяца назад, — пролепетала девушка, опуская голову еще ниже, а мама страдальчески закатила глаза на подобное заявление.
— Вот видите, — подхватила я. — Я уверена, что вы с Ванькой будете замечательной парой, и очень рада, что он познакомил нас с тобой, но женитьба...Надь, тебе сколько лет?
— Семнадцать, — я кинула взбешенный взгляд на брата, обещая тому медленную и мучительную смерть. Надя это заметила и поспешила добавить: — С-скоро восемнадцать будет.
— Вот видишь, зачем вам спешить?
— Она беременна, — подал голос Ванька.
Все убеждающие и правильные слова испарились из моей головы, оставив безграничное удивление и шок. Потерла лоб, пытаясь прийти в себя и полностью осознать сказанное. Перевела растерянный взгляд на маму, совершенно ошалевшую, но не удивленную, наоборот, даже успокоившуюся.
— Сразу бы и сказал как есть, — мама выдохнула и скрестила руки на груди, одаривая голубков пронзительными взглядами. — Вот любишь ты нас вечно пугать, Вань. Не знаешь, что и думать. Пришел бы сразу и сказал, что заделал ей ребенка.
— Мама!
— Не перебивай, Кать, — на секунду она взглянула на меня, но тут же повернулась обратно к брату. — Скажи мне, милый, чем ты думал в тот момент? Ты же такой взрослый, самостоятельный...ответь мне, ну?
— Я ни о чем тебя не прошу, — тихо, но твердо ответил Ванька. — Я просто решил поставить тебя в известность.
— Я...я...я... — Надя забегала глазами, старательно избегая смотреть в мамино лицо, но я то видела, что мама не злиться и уж тем более, не винит девушку. Скорее, брата, но это детали. — Я хотела сделать аборт, правда хотела, но не успела, срок уже не тот. А Ваня...он, в общем...
— Надя, — предостерегающе произнес Ванька, перебив девушку. — Иди пока в комнату с Катей, ладно?
Это он вовремя, если честно. Зря Надежда про аборт сказала в нашей семье. Тем более, в нашей семье, где никто и никогда бы этого не одобрил. Ни мама, самостоятельно вырастившая двух детей и поставившая их на ноги в одиночку, ни уж тем более я, которая-то своего ребенка никогда родить не могла. Да и Ванька, с детства видевший отношения к такому вопросу, никогда бы и не заикнулся про аборт. И если до неосторожных слов Нади мама была настроена к девушке вполне благодушно и с сочувствием, то теперь посматривала достаточно настороженно и уже не с таким чувством, как минуту назад.
Я поспешила отвести девушку в гостиную, пока она опять чего-нибудь не сказала, и жестом показала брату, чтобы потом он поговорил со мной с глазу на глаз, мысленно планируя разговорить Надежду.
— Я не думала, что все так выйдет, — девушка почти рухнула на потрепанный диван и начала хлюпать носом. — Ты, наверное, думаешь, что я такая дура...
Я плотно прикрыла за собой дверь и покачала головой. На самом деле, я действительно думала, что Надя...нет, не дура, конечно, но крайне неприспособленная и неумеющая ничего в жизни девушка. Беспомощность, ранимость и хрупкость проскальзывали в каждом слове, движении и жесте. Передо мной сидел зареванный ребенок, который очень хотел оказаться взрослым.
— С каждым может случиться, — я пожала плечами и присела рядом. — Не расстраивайся, все нормально будет.
Надя принялась заламывать руки.
— Ты не понимаешь...
— Объясни тогда.
С каждой минутой ее объяснения я чувствовала себя все более разбитой и...шокированной. Казалось, что весь ее рассказ — одна большая шутка. Нет, розыгрыш...Для моего сознания все было настолько неправильно, что услышь я эту историю из других уст, ни капли бы не поверила.
Хотя ничего сверхъестественного там и не было.
Еще по одежде я догадалась, что Надя — девушка крайне непростая, а очень даже золотая. Так, в сущности, и оказалось. Мама — искусствовед, папа — профессор, семья в тридцатом поколении интеллигентная. Дедушка, как не смогла мне не похвастаться Надя, был академиком, он же и познакомил ее мать с отцом, который у него защищал диссертацию. Стандартная история, в общем.
А дальше пошла заунывная подростковая история о непонимании родителей и детей. В семье Надя была единственным ребенком, и растили ее в строгости, учености и при жестком контроле. В три года отдали на балет, в пять — на фортепиано и виолончель, в десять отправили учиться играть на скрипке. Надя говорила, что ее воспитанием занималась в основном бабушка, пока была жива, потом уже дед.
Судя по тому, что она о себе рассказывала, жизнь принцессы тяжела и утомительна. Ее держали в ежовых рукавицах, запрещая общаться с детьми, которые, по мнению деда, не подходили в друзья его внучки, ей запрещалось играть в игрушки, ей запрещалось громко шуметь, ей вообще запрещали быть ребенком.
Полный контроль, так она говорила. Первый телефон купили два года назад, как средство исключительной необходимости, и поставили на него маячок, чтобы всегда точно знать, где находится дочь. Мне вообще это казалось бредом и сумасшествием каким-то, но на расстроенном лице девушке виднелись неподдельные эмоции.
