Прибытие (полностью роман)

— Я не могу создать вам новую руку. К моему глубочайшему сожалению. Если б кости не повредились, тогда ткани можно было б восстановить. К сожалению, вам придётся пройти в клинику по созданию искусственных протезов. Вам нужно создание кости. После этого ткани мы вам нарастим.

Два мага проводили Витьку из трактира, а Тёмный остался. Странно, но на записи не было шипения. Голос был схож с тем, которым он общался со мной мысленно. Он может менять голос?

Маг вызвал военных. И те потребовали у хозяина запись происшествия, забрали повреждённый стол, слизь, в которую превратился человек или существо — виновник происшествия.

Я просматривала в режиме быстрой промотки, иногда включая в реальном времени. Промотала назад, пытаясь рассмотреть все детали неизвестного существа. Он воспользовался суматохой и попытался покинуть помещение вместе со всеми, но маги вовремя заметили и в момент его трансформации заключили его в какое-то поле.

И кто этот гад? Судя по всему, выходило, что в этом замешан муж. Но зачем? Он хотел, чтоб мне расплавили руку? Но ведь если её можно восстановить, тогда какой смысл? Хотел чтоб я страдала? Опять же, неужели ему мало? А ведь говорит, что любит, и судя по решению суда, это правда. Хотел убить? Опять же, зачем? Не проще ли дать развод и забыть обо мне? Или проще меня убить, чем отдать другому?

Я выключила экран. Что ж получается-то?

В том, что Буря был в трактире — сомневаться не приходится. Он может быть в какой-то другой форме или невидимости?

Почему он не показался сразу? Скрывал своё пребывание? Судя по всему, Буря занимает положение в магии гораздо выше, чем остальные целители, если им пришлось звать его. А ещё это именно он вызвал военных. Какие у него дела с ними? Кто такой Аристарх?

Чем дальше, тем меньше ответов. Ощущение, что меня втянули в какие-то странные игры… с возможным летальным исходом.

Глава 7. И этот день нужно пережить.

Некоторое время я просто тупо сидела в кресле, не в силах заставить себя подняться. В голове рой мыслей поутих, но от этого легче не стало. Хозяин несколько раз заглядывал ко мне, но не решался выгнать. А я собиралась с духом.

Мне Анютка-разносчица принесла комплект обеда. Борщ по-украински, греча с мясом и подливой и компот из сухофруктов с пирожком с мясом.

Я с наслаждением поела эти простые блюда. Девчонка вернулась, забрала пустую посуду, а после заглянул хозяин.

— Ария, с тобой всё в порядке? Может, пригласить целителя?

— Я сейчас, только поднимусь, — а ноги ватные, не подъёмные.

Неприятно, обидно, когда тебя увольняют. Уж не знаю, видно это стало последней каплей.

— Ария, он тебя ждёт на улице, так что если хочешь, сиди, сколько потребуется. Не сожжёт же он трактир...

— Значит, ему мало, решил добить, — правда, что ему чужие люди, если он пошёл на то, что я только смотрела?

Это придало сил — страх за чужие жизни.

Ничего так, я выживу, как-нибудь.

По стеночке спустилась к выходу.

— Привет, любимая, — столько фальши в этих словах.

Протягивает мне руку. Нужно отвлечь его разговорами. Помнится он любитель поболтать.

— Слушай, Вить, я видела в окошко, как у тебя от руки один обрубок остался. А кто тебе восстановил руку? — мне правда, интересно.

— А, руку. Знаешь, судя по тому, что представляют из себя целители — они ни на что не годны. Вдвоём тут пытались и не вышло. Вызвали третьего, так тот даже пытаться не стал. Эти хоть пытались.

— Но кто ж тогда починил?

— Меня отправили в центр протезирования. Там вставили металлический каркас, а на него тот третий сумел нарастить мышцы. Уж не знаю, как он это сделал, но видно, и правда сильный целитель. Правда, обезболивать не стали, так что я корчился от боли семь часов.

— Ого!

— Да! — и опять бахвальство попёрло.

Чем бы ещё его отвлечь, главное идти в нужном направлении? Я задавала какие-то политические темы, что он думает о современном правительстве, о пропаганде по ящику, а играл ли он в ту игру, что рекламировали?

Так он и довёл меня до дома без приключений.

— Пусти меня к себе.

— Если подпишешь бумаги на развод.

— Подпишу.

Стоит ли доверять? Не стоит. А если это моя последняя возможность? Что мне делать?

"Всегда можешь меня позвать."

И я пустила муженька. Пришлось повозиться с пропуском. На один раз. Позвонить старшему по подъезду, потом тот звонил в домофонную компанию. В общем, мы полчаса торчали под дверью. Пока ведёт себя тихо и мирно. Но то на улице, дома никто даже не услышит. Шумоизоляция хорошая, современные новостройки делают качественно. Наконец, мы попали в квартиру. Дверь автоматически захлопнулась.

Витька оглядел помещение, скривился.

— Почему у тебя ковров нет? — начал загибать пальцы.

— У меня аллергия на пыль.

— Ну так прибирать нужно чаще!

У меня что — грязно? Обидно! Сама не прибираюсь, но робот-пылесос всё прибирает перед обеденным перерывом каждый день и полы намывает. Полок открытых у меня нет, а всё закрытое я в выходные протирала.

Да, сегодня уже четверг. Ну и что из этого?

Муж прошёлся в комнату, в башмаках. Свинья! Я ни слова не сказала — держать себя в руках надобно. Какое-то время его не было. Достала ручку, чтоб можно было поставить подпись.

— Вить, иди сюда, пожалуйста, — он пришёл.

— Ты хоть бы чайник поставила, — зашёл, скривился, хотя нигде ни пылинки. — Зачём белую кухню делать? У меня от яркости в глазах рябит.

Я зажгла чайник. Зачем он это делает? И как я могла в него влюбиться? Всё чаще думаю о том, что не могла.

— Вить, подпиши, — подаю ему бумаги. — Ты обещал.

И злорадная усмешка.

И он наступает на меня. А у меня горло сдавливает спазм.

"Позови!"

"Мне надо, чтоб он подписал!"

— Ария, ты наивная дурочка. Как не учил я тебя уму-разуму, что нельзя людям доверять, а ты всё равно ничему не научилась.

— Пожалуйста, подпиши, — удалось выдавить из себя шёпот.

Он хватает бумагу и засовывает в огонь, но огонь закрытый, новые плиты делают не огнеопасные. Бумага не горит, он бросает её на стол. И опять наступает.

— Зачем я тебе? — выдавливаю очередной вопрос.

— Ты — моя!

— Нет! Я не буду твоей! Лучше умереть!

Глаза его начинают сиять зелёным светом. Пытается внушить?

И я опускаю руки.

"Борись!"

— Подпиши! Что ты теряешь? У тебя ведь есть время до девяти вечера.

Переключает внимание на свой чафон, хватает меня и прижимает к столу, стаскивает мои трусики.

— Подпиши! Пожалуйста!

Он переваливается через моё плечо, одной рукой расстёгивает свой пояс, а второй рукой берёт ручку и подписывает.

— Только потому, что обещал.

"Буря!"

Что тут началось! Мужа отбросило к другой стене, по кухне залетали вещи.

— Виктор Пулявкин, вы арестованы! — сказал Жёлтый, надевая на ... теперь уже бывшего мужа наручники. Я никогда не видела такие, но в кинофильмах показывали.

— По какому такому праву?

— Вы нарушили много законов. Пришло время расплаты, — возле мужа появились два военных офицера.

Фиолетовый тоже был тут, а вот Бури не было. Мужа увели через портал, который появился перед Фиолетовым целителем. Загрузившись впятером в него, вертикальная воронка исчезла.

А я опёрлась о стол.

— Здравствуй, Ария, — я вздрогнула от шипящего голоса.

— Здравствуй, давно ты тут?

— Как ты вошла в квартиру. Я беспокоился.

— Прости.

Он подошёл и приподнял мне подбородок.

— Ария, беспокоиться за любимую — это обыденность. Было бы странно, если б было наоборот.

Любимую? На нём не было привычного балахона, обычная футболка и брюки, правда, всё чёрного цвета.

— Мой любимый цвет, — и улыбка такая нежная.

И он просто обнял меня, крепко прижимая к себе, словно долго не видел и очень скучал.

"Я хоть и видел, но не мог тебе показаться. Так хотелось к тебе хотя бы прикоснуться. И я очень скучал."

"Почему?"

"По решению суда. Я не должен был мешать вашим отношениям. Даже мысленно запретили общаться. Прости. И единственное, что можно было — это лечить тебя."

В его объятиях так было хорошо, тепло и уютно. И ничего больше не нужно в этой жизни. Только видеть его синие глазки, довольную улыбку. Ощущать его дыхание рядом и прикосновения.

Не знаю, сколько мы так простояли, а потом ещё просидели. Он меня не отпускал, словно не мог надышаться.

— А теперь приступим к лечению. Предупреждаю сразу, я уничтожаю причину, поняла? Ты будешь помнить только с моих слов. Ты согласна?

Я кивнула. А он залез мне под платье, скользнул по обнажённой коже и... снял блокиратор. А я надеялась на что-то другое? Странно, но было приятно. Если Витькины прикосновения не вызывали ничего, кроме отвращения, то Бурины как раз наоборот. Хотелось трепетать под ним. А потом и платье снял. Интересно, это действительно нужно, или это так, приятное дополнение?

Он смотрел на меня и улыбался. И так приятно было на душе и мне было всё равно, даже если он возьмёт меня на этом столе.

Распустил мои волосы и они разлетелись в разные стороны и свет полился из меня. Буря отстранил меня от себя, распустил свои чёрные как смоль волосы и превратился во тьму. Тьма окружила меня со всех сторон, не выпуская мой свет за свои пределы, но это было так нежно, словно он ласкал меня. Но насладиться мне не дали воспоминания.

Я возвращалась в тот день, когда познакомилась с Витькой, и вместо него остался лишь смутный силуэт. Все те годы, что мы дружили, их больше не было, воспоминания просто исчезали. И пустота, жгучая, поглощающая исчезала, и тьма, что заполняла эту пустоту, нежная, ласковая, любящая. И два сердца, что стучат в едином порыве ветра, в единой капле дождя, едином сиянии солнышка.

Когда я очнулась, я сияла. Нет, не так, я была сиянием, а напротив меня была тьма. Она нежно протягивала ко мне свои сполохи.

— Я тебя активировал, — тьма стала приобретать очертания любимого мужчины, вначале обнажённого, а потом появилась одежда. — Втяни в себя свой свет, вместе со вдохом.

И я втянула, обретая своё тело.

— А теперь давай спокойно поговорим.

Я протянула руку к своему платью, хотела одеться. Но Буря покачал головой.

— Нет, — и платье превратилось в пепел. Я непонимающе подняла бровь. — Он к нему прикасался.

И в тот же миг рассыпалось много чего ещё, к чему прикасался... Кто? Я не помнила. Но вот самочувствие у меня было, словно заново родилась.

Я пошла в комнату, чтоб одеться. И везде был пепел. Буря неожиданно появился сзади.

— Ого!

— Что?

— Твой бывший, везде меток понаставил.

От комнаты был сплошной разгром. Не уцелело ничего. Лишь стены, обклеенные обоями. Я сама их клеила. И лишь в кучке пепла я увидела пакет. Соскребла пепел: это был мой подарок ему.

— Прости, — раздалось шипение над ухом.

Я растерялась. Разруха в комнате выбила почву из-под ног. Буря подхватил меня, взял на руки и отнёс в кухню.

В кухне тоже мало что осталось. Две табуретки и плита с раковиной.

Буря попросил мой чафон. Я отдала. У него в руках появилось яйцо, он туда вложил устройство, яйцо закрылось и исчезло. Потом попросил пакет, что я прижимала к себе. Отметила, что я вся чёрная. Блин, в пепле измазалась вся.

Встретилась с ним взглядом, отдала.

— Это тебе.

Он бережно развернул. Сорочка сияла белым светом.

— Ты что сюда вложила? — я пожала плечами. — Защита, любовь, нежность.

Он присвистнул.

А потом встал на колени передо мной.

— Свадебный подарок? Ты правда хочешь, чтоб я стал твоим мужем?

Не понимаю.

— Приданое. Ты мне предлагаешь жениться на тебе. Ты не знала, но шила и вышивала. Теперь знаешь. Если я приму его, обратного пути не будет. Это навсегда.

Что я хочу? Правда, хочу этого? И понимаю, что да, больше всего на свете хочу быть с ним, рядом, навсегда.

Он кивнул. Снял свою футболку и надел сорочку.

— Я принимаю твой дар, Ладария, — но откуда он знает…

И он встал с колен, на его руках появился свёрток. Бурелом развернул ткань и достал сорочку, вышитую цветами. Я показала на свою грязь. Он улыбнулся и отвёл меня в ванную. Подождал, пока я помоюсь. Протянул мне полотенце, когда закончила мытьё. Волосы были мокрыми. Он просто дунул мне на них. И они стали сухими. Надел на меня сорочку, потом подпоясал плетённым поясом. Сорочка была до щиколоток. Какая красивая. Белоснежная, а ткань такая нежная, словно шёлк.

И тут я вспомнила про Дуську.

— Я её забрал, до того, как ты пришла.

Это радует.

А в следующий миг он встал слева от меня, взял меня за руку, и мы очутились в другом месте. Я за-озиралась. Это была квартира моих родителей. Я не видела их с суда. Какого суда?

У Бури волосы были собраны в хвост на макушке, спускающийся чуть ниже плеч.

У меня ж волосы были по-прежнему распущены.

Родители были в кухне и что-то обсуждали. Буря не отпускал мою руку, пошёл вперёд, ведя за собой.

— Здравствуйте, — Буря встал на колени перед мамой и папой. Я последовала за ним. — Мы просим вашего благословения на союз.

Мама с папой вытаращили глаза. У мамы текли слёзы по щекам.

— Ария? — мама кинулась ко мне.

— Нет! — Буря остановил её. — Благословение...

Родители переглянулись.

— Ария, дочка, что скажешь?

Нужно подобрать слова. Что можно говорить?

"Что чувствуешь. Имя может называть Аристарх."

— Я... Он... Мы... Две половинки одного целого, — я наконец-то осознала это. Наша связь и то, что я чувствовала — это была не любовь. Это было нечто большее: понимание, принятие, осознание, доверие, нежность, страсть. Я вижу в его глазах себя. Он — это я. Моё дополнение, моя жизнь, моё дыхание, моё сердце и моя душа.

— Я, — мы сказали это одновременно. — Мы...

Слова были не нужны, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Мы вас благословляем, — сказал папа и улыбнулся.

И мы вновь перенеслись.

Это был зал, длинный, высокий. С длинным столом. За столом сидели люди.

На стенах были пейзажи, очень красивые, с голубым небом. Помещение было круглым и пейзаж был панорамой. А потолок образовывал небесный свод, в центре которого сияло солнышко.

Где это мы?

"У меня дома."

На нас обратили внимание. Буря повторил действия — упал на колени. И я последовала за ним.

— О, даже так? — чернявый мужчина с бородой до середины груди подошёл к нам. Из-за стола встала женщина с покрытой головой, в белом вышитом синими цветами наряде и подошла к мужчине. Судя по похожести Бури на обоих — это были его родители.

— Мы просим вашего благословения на союз, — проговорил Буря.

— Почему у неё волосы распущены и не покрыты? А ещё всего лишь до лопаток? — отец был серьёзен и хмурил брови. Я ему не нравлюсь с первого взгляда.

— Я не буду это обсуждать при всех.

Отец отвернулся и кивнул, и все вышли, за исключением родителей.

— Отпусти её руку.

— Я не могу. Не её.

Отец притронулся к нашим стиснутым ладоням и его отбросило.