Чёрный пёс Элчестера. Часть первая.

Грубая рубашка и засаленные бриджи составляли весь наряд хозяина когга.

Он быстрым цепким взглядом окинул больного и неприветливо буркнул по-датски:

— Чего ревел? Драгоценностей хватился, никак?

Фрэнсис предпочёл сделать вид, что не понял. И продолжал смотреть широко раскрытыми глазами прямо в лицо здоровяку.

— Вот уставился! — фыркнул тот, уперев руки в бока. — Ну, коль ты не из наших будешь, откедова же ты в таком разе?.. — И коряво начал выспрашивать на различных языках: — По-немецки знаешь? Нет?.. Вот, зараза! По-норвежски кумекаешь?.. Чёрт, что за утопленник глупый! Английский-то разумеешь?..

Лорд Элчестер кивнул.

— Да! Я должен отблагодарить вас...

— Ну, хоть вовсе не немой... — по-датски проворчал мужчина, и снова перешёл на кошмарный английский, пытаясь втолковать своему безмолвному слушателю:

— Мы тебя спасли. Понимаешь ты это? Мы. Тебя. Спасли. Из воды вытащили!

— Я понимаю, — кивнул юноша. — Примите мою искреннюю благодарность...

— "Благодарность"! — захохотал этот неприятный тип. — Мне твою благодарность в похлёбку не положить! Э, нет, дорогушенька! Ты занял мою каюту, я теперь с приятелем в одной теснюсь...ты ешь нашу еду, пьёшь нашу воду... Думаешь, всё это стоит лишь благодарных слов?.. Так не пойдёт!

— Вы взяли моё золото, — холодно ответил Фрэнсис. — Полагаю, его достаточно, чтобы оплатить те небольшие издержки, что вы понесли из-за своего доброго сердца... — тут уж лорд не сумел удержаться от сарказма. — А вот оружие и кольца я прошу вас вернуть мне!

— Ох ты, он просит! А обратно за борт ты не попросишься?.. Кем ты себя тут воображаешь? Еле душа в теле держится, а гордости! Мы ведь с Харди не крестьяне, мы вольные рыбаки, свободные люди, и спины не привыкли гнуть даже перед нашими ярлами, не то что перед утопленниками какими!

— Разве в моей просьбе есть что-то обидное? Или грабёж беззащитных и есть ваше понимание свободы?..

— Чего?.. — тупо заморгал датчанин. — Словом, неча тут рассусоливать. Род у тебя какой? Заплатить за тебя могут, утопленник?.. Ну, чего молчишь?.. Плохо объясняю?.. Семья у тебя какая? Поди, потеряли твой корабль, с тобой вместе? На рифы, что ль, наскочили? Ну, твой дурной шкипер уже свою награду получил, поди: рыбы уж обглодали, голову держу! Ну? Что молчишь? Не боись, ты, сразу видать, знатный, богат, а мы дорого не возьмём. Содержать хорошо станем... Видишь, голодом да жаждой не морим? На столе, видишь? Тебе! Ты ешь, ешь, не стесняйся. Вот внесут за тебя выкуп, так сразу свезём, куда скажешь. Давай, говори!

— Ты ошибся, рыбак, — медленно произнёс Фрэнсис. — Я не спасся с погибшего судна. Меня пустили в море, выполняя приказ короля. Вы спасли от казни приговорённого... Так что вряд ли что-то сможете получить за это! Все мои поместья конфискованы.

Датчанин поскрёб в затылке.

— Врёшь, поди?..

— Можешь верить, можешь нет, — пожал плечами Фрэнсис. — Правда от этого не изменится.

— За что тебя?

— За убийство собственного отца, — медленно и внятно проговорил лорд Элчестер, глядя прямо в глаза рыбаку. — И убийство невесты. За попытку освободить из тюрьмы принца Роберта и вернуть ему престол, сместив Генриха...

Мужчина присвистнул:

— Ну, ты даёшь... Складное враньё...

Но голос его прозвучал очень неуверенно.

— Ладно, подумаем мы, чего с тобой делать! — быстро, словно придя к какому-то решению, проговорил "спаситель" и вышел за дверь.

Ключ в замке металлически лязгнул.

Фрэнсис понял, что он пленник.

Что ж, теперь, по крайней мере, он знает, что рассчитывать приходится лишь на себя. Никто его отсюда не выпустит...

Молодой человек осторожно сел на постели, прислушиваясь к своим ощущениям. Голову немедленно закружило, к горлу подкатила тошнота.

В таком состоянии воевать против мускулистых рыбаков глупо...

Граф подвинул к себе миску с супом, отважно вгрызся в вязкую корочку чёрного, чуть с кислинкой, хлеба, и воздал должное угощенью.

Суп был именно такой, какой требовался в его состоянии: мягкий тёплый бульон, придававший сил и бодрости. Разваренный ароматный кусочек рыбы закрепил результат: головокружение и слабость прошли.

Теперь можно было подумать об освобождении...

Заключённый внимательно оглядел свою темницу. По сравнению с подземельями Элчестера каюта выглядела просто смешным узилищем. В первую очередь внимание привлекало окно: оно держалось лишь на расхлябанном запоре: видимо, новоявленным тюремщикам раньше никогда не доводилось содержать пленников...

Правда, оно казалось довольно маленьким, и Фрэнсису предстояло проверить, может ли через него вылезти человек.

К тому же рыбаки, похоже, полагали, что им в руки попался изнеженный мальчишка, измотанный голодом и жаждой.

Между тем за пресловутым окном ночь до дна осушила бокал сумерек, впитав их в свой мрак, поглотив последние отблески неуверенного света. На Северное море опустилась тьма.

Фрэнсис оделся.

Осторожно отставив в сторону пустую посуду, юноша вскочил на стол и резким рывком распахнул мутные грязные створки.

Волосы растрепал резкий солёный ветер, на лицо упали холодные брызги. Волны плескали совсем рядом: когда когг нырял между иными водными исполинами, кипящая пена бурлила всего лишь в нескольких дюймах от окна...

Пленник, встав боком и согнувшись в три погибели, протиснулся в тесное отверстие. Плечи прошли. Развернуться, уцепиться за крышу низкой надстройки... Придерживаясь за неё, осторожно встать на узкий карниз, лицом к окошку. Несколько шагов — в любую сторону — и можно будет спрыгнуть на палубу.

Несколько шагов по раскачивающейся жёрдочке планшира — Фрэнки в полной мере оценил "беспечность" своих сторожей.

По-прежнему цепляясь за крышу и вгоняя занозы в ладони, Фрэнсис, опираясь лишь на носки, прокрался по скользкому брусу до левого борта. Мягко спрыгнув на мокрые доски палубы, граф осмотрелся, полностью скрытый тенью надстройки.

Он находился на квартердеке небольшого судёнышка, достаточно крепкого и вместительного, чтобы выдерживать небольшие морские переходы и поднимать на борт груз для продажи: на шканцах Фрэнсис заметил незакрытое отверстие трюма. Если бы его посадили туда...

Впрочем, может быть, ещё надумают посадить, загадывать рано. "Спасители" оказались разочарованы в ценности "утопленника", и, вполне вероятно, могли изменить свои намерения, а значит, и отношение...

Вверху звенели ванты под напором резкого ветра, вздувавшего косой парус когга. Судно шло круто к ветру...

Это куда же так спешат рыбаки?..

Рядом тёмной глыбой возвышалось штурвальное колесо: закреплённое клином, его оставили без присмотра, и корабль прорывался сквозь неспокойное море без рулевого: вероятно, рассудил Фрэнсис, тот отлучился по крайней нужде, и вот-вот вернётся...

Впрочем, может статься, хозяева прекрасно знают здешние воды и не считают лёгкую непогоду поводом для излишнего беспокойства?..

Юноша проскользнул шканцы, прячась за бочками и бухтами каната, и поднялся на нос.

Дверь носовой каюты оказалась не заперта, её то и дело шатало ветром. А хозяевам, похоже, не было никакой заботы: они азартно кидали на стол кубики игральных костей, подзадоривая себя криками. Мерцающий свет свечи трепетал на золоте и двух перстнях, в которых Фрэнсис без труда опознал свое имущество.

Имущество было поделено на две неравные кучки, что попеременно то убывали, то вырастали, в зависимости от того, на чьей стороне была удача...

Так вот она, "крайняя нужда"...

Лорд Элчестер презрительно усмехнулся.

Его кинжал, блистая тонким светлым лезвием, лежал возле руки одного из воров.

А где же меч?..

Вон он, валяется в дальнем углу, за игроками...

— А, пакость! — выругался один. — Везёт тебе сегодня! Не буду я больше играть! Ты меня этак разоришь, мухлёвщик проклятущий!.. Больше денег получу с продажи этого типа!

— Ну, смотря сколько ты ещё за него выручить сумеешь, — рассудительно хмыкнул его товарищ. — Викинги скоры на суд: если им товар приглянулся, а цена — нет, то ведь ты можешь остаться и без товара, и без денег...хорошо, если живым ноги унесёшь...

— Зачем же викингам?.. Продадим рабом в дом... С чего ты втемяшил в башку, что парня надо на драккар засунуть?..

— Эх, Харди! — снисходительно вздохнул знакомец Фрэнсиса: именно этот здоровяк не так давно вёл с ним переговоры. — Какая женщина в здравом уме решится купить раба, которого надо будет приучать к покорности? Здорового мужчину, воина?.. Знатного чужеземца?.. Нет, таких дур я не видал ни в нашей Дании, ни в Норвегии! А у викингов разговор короткий, они умеют выбивать норов из строптивцев... Прикуют к веслу — и к концу дня у этого подлеца не будет сил даже думать о чём-то, кроме жратвы и сна! К тому же, говорят, там, на севере, в Исландии, до черта свободных земель, и сейчас многие ярлы плывут туда в поисках счастья. Рабы им нужны и на корабли, и там, жизнь обустраивать! Ладно, выбрось свои глупости из головы, и садись, доиграем!

Фрэнсис стиснул зубы от гнева. Так вот какую участь уготовили ему "спасители"! Рабство у викингов!

Не раздумывая, юноша рывком распахнул дверь и впрыгнул в тесную комнату. Пинком ноги выбив дощатый табурет из-под опешившего Харди, Фрэнсис схватил освободившуюся мебель и с размаху угостил ею поднимавшегося второго рыбака.

В следующую секунду в руке у лорда оказался меч.

Свистящий удар обрушился на хлипкую столешницу, и трухлявые доски вместе с золотом и игральными костями рухнули на так и не успевшего встать Харди.

Тем временем второй, пошатываясь, поднялся, и в руке у него блеснул кинжал.

Собственный кинжал Фрэнки...

Оскалив гнилые зубы, здоровяк рычащей лавиной ринулся на юношу, но граф лишь плавно отступил в сторону: короткое и точное движение кисти, гневный вздох меча — и в угол каюты, подскакивая, скользким шаром покатилась снесённая голова...

Тело с косым обрубком шеи стояло, покачиваясь, несколько долгих мгновений, а потом грузно рухнуло на пол.

Стало так тихо, что было слышно, как трещит фитиль свечи, колеблемой ветром. В нос вдруг ударил ставший излишне назойливым запах текущего воска...

От двух мерзких предметов на полу, бывших некогда человеком, растекались две чёрные в неверном свете лужи...

Фрэнсис спокойно подошёл и вынул из мёртвой руки свой кинжал.

И задумчиво смотрел на пляску бликов на золочёной рукояти, на изукрашенной гарде, на тонком блестящем лезвии...

"В который раз ты оборачиваешься против меня..."

Слабый шум в дальнем конце комнаты привлёк внимание юноши. Харди, с ненавистью и ужасом таращась на вооружённого убийцу, забивался в угол, пытаясь укрыться за досками сломанного стола.

Лорд двумя стремительными бесшумными шагами подошёл к рыбаку. Тот накрыл голову руками. Губы его тряслись, а глаза лихорадочно шарили вокруг в поисках оружия.

— Встань! — презрительно велел граф Элчестер. — Идём на палубу.

— Нет... Нет, благородный господин, нет! — истошно взвыл перепугавшийся Харди. Видимо, он вообразил, что разгневанный рыцарь задумал вышвырнуть его за борт. — Не убивайте меня, не надо! Это всё Хлоди, это всё он, он придумал! Я ему говорил... — Рыбак рыдал от ужаса, а в глазах его плескалось отчаяние, смешанное с бессильной злобой. — Смилуйтесь, благородный господин!!. — заверещал хозяин когга, когда Фрэнсис рывком поставил его на ноги и потащил к дверям каюты.

Датчанин выл и извивался, пытаясь вывернуться из железной хватки державших его ворот пальцев, но Фрэнки был воином, и тренировки с тяжёлым оружием налили силой его руки. Рыбак рыдал, размазывая слёзы по лицу.

Незадачливого работорговца никто не стремился утешить и успокоить. Бывший пленник отнюдь не горел желанием унимать истерики своего тюремщика.

— К берегу! — коротко приказал норманн, подводя моряка к штурвалу.

— Я...Я не умею, благородный господин... — зачастил тот. — Это Хлоди, он...

— Тогда ты умрёшь, — последовал равнодушный ответ.

— О нет, господин! О нет!.. Я попробую...я видел...

— Далеко ли суша?

— Мы должны идти мимо германского побережья, прекрасный ярл, а это недалеко...совсем недалеко... Только сохраните мне жизнь, и я до конца своих дней буду молиться за вас!..

Будешь. А как же...

— Если к восходу солнца я не увижу над морем германских колоколен, ты будешь молиться за меня в аду, — холодно пообещал Фрэнсис, оставляя напуганного Харди у штурвала.

А сам вернулся в каюту, где ещё не успело остыть тело Хлоди.

Несостоявшийся раб не испытывал к убитому ни малейшей жалости. Методично собирая своё золото в кошелёк, пересчитывая монеты, лорд сам поражался удивительному спокойствию, накрывшему душу. Словно белая холодная тишина, что зимой осыпалась на поля Элчестера — из тяжёлых бесстрастных туч, — заволокла и его сердце.

Аккуратно извлечь занозы из саднящих ладоней с помощью кинжала...

Последний штрих — надеть два перстня на пальцы...

И перешагнуть через труп, выходя на палубу.

...На рассвете, тонкой светлой трещиной расколовшем купол ночной тьмы, оба человека на борту заслышали шум прибоя. А когда солнце лениво глянуло вниз, на землю, рассмотрели и белый песок пляжа, и возделанные поля, а далеко за ними — шпиль кирхи, окутанный нежными красками зари. Розовые лучи и голубые тени восхода прозрачными мазками ложились на палитру мира...

— Спускай лодку, — негромко приказал Фрэнсис.

Глава IX.

В солнечном луче, падавшем на потемневшие, но чистые доски видавшего виды стола танцевали пылинки. Беленькие аккуратные занавески казались золотистыми, насквозь пронизанные душистым летним светом, и чуть колыхались, вздуваясь от ленивого ветерка, что долетал с небольшой речушки неподалёку. Вместе с ним с реки доносились мирные звуки: скрип мельничного колеса, звонкие голоса мальчишек, удивших рыбу с лодок, воркование голубей.

Пчела залетела, покружила над столом одно гулкое мгновенье — и вылетела прочь, прямо по солнечному лучу, ввысь.

Стремление к солнцу...

Фрэнсис скупо усмехнулся, проводив её взглядом. Он рассеянно крутил на столе золотую монету, наблюдая, как она попеременно подставляет свои блестящие бока свету, как походит на самом пике кружения на призрачный шарик, с одной ослепительно сияющей половинкой, и с другой — тускло-жёлтой.

Быть может, это — образ человеческой души. В ней сочетаются сияние и серость, в ней...

Но ведь монетка очень быстро крутится, не так ли?

И потом, на неё падает свет...

...только с одной стороны...

Значит ли это, что души людей рассекает эта грань, лишь когда их обладателей подхватывает вихрь перемен?

Но разве от игры света и тени золото перестаёт быть золотом там, где его не касается свет?.. Разве оно не самоценно? Так что же собой представляет пресловутая "другая сторона" монеты? Тёмная сторона души?.. Если её осветить, она сумеет сверкать ничуть не хуже...

Что в таком случае считать освещением?.. И, кстати, тогда в вихре перемен у души не будет тёмной стороны, как у призрачного шарика вертящейся монеты — тусклой половинки...