Очнулся король достаточно быстро на том же кресле — гвардейцы не посмели открыть дверь без приказа. Все тело ломило мышечной болью, а голова ничего не соображала. С трудом поднявшись, Фернандо отправился к себе, всю дорогу упрямо шел, выпрямив спину и стараясь не упасть. Комната была почти пуста, из мебели осталась только не застеленная огромная кровать посередине. Луиса и Кристиана тоже не было. С удивлением осмотрев разгром в свете слабо натопленного камина: сбитые шкуры, гобелены, валяющие кучей в одном из углов, подсвечники составлены в другом; монарх просто упал на кровать, решив разобраться во всем завтра.

В этот день мэтру прибавилось работы. Сперва его среди ночи, вернее под утро — разбудили и отвели к беспамятному герцогу, который не реагировал ни на одно раздражение. А потом — уже к вечеру Рамонд осматривал барона Моунт. Пожилой лекарь делал, что мог, но был весьма огорчен тем, что происходит. Он вызвал себе помощников. И теперь каждые два часа проверял обоих пациентов, доподлинно считая, что это проклятие божие, но держа свои мысли глубоко за замком.

Фернандо окончательно пришел в себя только после обеда и обнаружил, что комната все еще в странном виде, а сам он заботливо укрыт покрывалом. Пока его приводили в порядок, король усиленно вспоминал, что же вчера было. Картина получалась до того неприглядная, что хотелось, чтобы это все оказалось страшным сном. Но нет — это была реальность, о чем свидетельствовало состояние спальни. Велев все вернуть обратно, Фернандо столкнулся в дверях с лекарем, который осмотрев короля и придя к выводу, что монархом все в порядке, просветил его о состоянии фаворитов. Для Фернандо услышанное стало шоком.

Выпроводив мэтра Рамонда, король стоял около окна, смотрел, как заходящее солнце раскрашивает фантастическими красками небо c редкими облаками, кусал губы и пытался вспомнить, что же было в темнице. Что-то очень плохое. Луис пока был без сознания, и Фернандо решил навестить Кристиана. Самое неприятное было то, что монарх не знал, как себя вести — ведь неизвестно что было ночью.

Увидев короля на пороге, Легрэ слез с постели и поклонился Фернандо — движения его были скованными и неловкими. Он так и остался стоять с опущенной головой, небритый, с воспаленными больными глазами и в одной коте, в которую его переодели накануне.

— Что с Луисом? — спросил он тихо и виновато глядя в пол.

Такое поведение брата больно резануло Фернандо неправильностью.

— Ложись, — король придвинул к постели Кристиана кресло и удобно устроился в нем, только после этого ответив: — У него удар. Рамонд пока ничего определенного не говорит, только то, что у мальчика организм крепкий.

Фернандо невольно сжимал-разжимал пальцы левой руки в кулак — нервность усугублялась состоянием Легрэ.

— Кристиан, — король не был уверен, что нужно заводить этот разговор сейчас, но лучше разобраться как можно раньше. — Вчера, в подвале... Почему у мальчика удар?

Легрэ посмотрел на короля долгим щемящим взглядом, сел в постели. Он не сразу решился ответить, и вообще не знал теперь: а надо ли говорить правду? Можно ли говорить о том, что чувствуешь, о своих тревогах или проблемах? Зачем? Чтобы снова так?

— Ты всегда говорил, что я идиот, — начал Кристиан осторожно вздыхая, даже думать о том, что Луис без сознания из-за него, было невыносимо. — Вчера мой идиотизм достиг своего апогея. Я довел Луиса, а потом и тебя до приступа, сказал, что Луис не любит меня... Дальше ты и сам догадаешься, что случилось.

— Это я еще помню, — Фернандо невольно потер лоб. — Но вы же должны были разобраться? Я же специально хотел уйти, чтобы... — король оборвал себя на полуслове и пересел на кровать, чуть ли не силой укладывая брата. Хотя и силы-то не пришлось никакой применять — тот сам с плохо скрываемым облегчением опустился на подушки. — Не разобрались?

— Мне не надо было вообще туда ходить. — Кристиан осторожно коснулся руки брата, провел пальцами по свежему запёкшемуся порезу. Сердце защемило, и к горлу подступил ком. Фернандо не может без Луиса, а Легрэ не может больше с ним. "Прощай, Кристиан. Лучше больше ко мне не подходи".

— Прости меня. Я снова все испортил. Теперь уже окончательно.

Король с каким-то исследовательским интересом посмотрел н брата — что тот сделать такого, чтобы испортить все окончательно? Нет, конечно, Кристиан способен на многое, особенно когда упрется в какую-нибудь идею. Прикосновение было очень приятным и Фернандо даже немного повернул руку, что Легрэ было удобнее.

— Подробнее.

Легрэ медленно кивнул. Ему тяжело было рассказать все, что произошло, все, что они наговорили с Луисом друг другу, пока ругались, о приступе Фернандо, о пыточной, о том, что в этом безумии Дьявол короля разговаривал с Ксанте, о том, как Луис лишился чувств. Когда Кристиан окончил рассказ, он нежно прижался губами к ладони брата. Он так сильно любил его, как и Луиса, и боялся, что уже потерял их обоих.

— Я не хочу быть проблемой в ваших отношениях, в наших отношениях, — слова давались с трудом и болью. — Но всегда, когда Луису становилось плохо — был виноват я. И если посмотреть правде в глаза, нам с ним не нужно видеться больше. Когда мы поссорились в первый раз — был виноват я, тогда же я сказал про Ксавье. Потом во второй раз — тоже я, я хотел ему острых ощущений устроить, а вышло, что продал Самиру как какую-то скотину, пусть и не взаправду. Когда я изнасиловал его, когда просил у тебя Алонсо, я был виноват в том, что он сбежал и попал к Ксанте. Вчера тоже был виноват я. Я не хочу, чтобы ты думал, что это простое самобичевание, нет, я сейчас как никогда готов смотреть на вещи трезво. Луис просто устал от моих выходок, измен и идиотских идей, и я сам от себя устал, Фернандо.

Король слегка усмехнулся и, протянув вторую руку, погладил Кристиана по щеке.

— Тебе еще раз повторить, что ты идиот, милый? Какие измены? Какие выходки? Хочешь, я тебе сейчас покажу твою основную ошибку, после которой у вас с Луисом все наладится? И знаешь, — Фернандо чуть помолчал, — я никогда не смогу выбрать между вами. Я думал, что это понятно. Не ставь меня перед этим выбором.

— Для того чтобы быть с тобой, нам с Луисом не обязательно быть вместе, — вздохнул Кристиан чуть прикрыл глаза от удовольствия — слишком острого для простого касания. И почему у него такие руки? Даже когда он злиться и ругает — все равно хорошо. — У нас ничего с ним не наладиться, даже если я во всех смертных грехах повинюсь перед ним. С самого начала наши отношения с Луисом сводились к постели, и никогда к взаимопониманию. С чего теперь все изменится? Теперь, когда даже близость нам приносит лишь недомолвки и горести. Ему без меня будет лучше. Да, поплачет поначалу, и я помучаюсь, но потом как-нибудь свыкнемся. Думаю, если мы иногда будем спать втроем — это тоже будет вполне приемлемо. Если тебе захочется — я не откажу, но пытаться понять Луиса не проси, у меня не получится, и быть с ним после того, что случилось я не смогу.

— Господи, милый, все-таки ты идиот беспросветный, — отозвался Фернандо чуть грустно, продолжая расслаблять Кристиана легкими прикосновениями. Сейчас это было легко — ведь с души как камень упал: ничего действительно непоправимого не произошло, Луис обязательно выздоровеет и все обязательно разрешится. — Мальчику просто больно от того, что ты так думаешь, и он живет с ощущением, что теряет тебя. Он и самому себе не признается в этом, но его ревность, его агрессивность только от того, что он боится, что ты уйдешь, когда окончательно в них уверишься. Вы друг друга в ловушку загоняете. Не оставляй его, а самое главное — не решай за него. — Фернандо наклонился и легко поцеловал брата в губы: — Помнишь, ты сам как-то сказал, что короля нужно воспитывать? А теперь подумай, что должен испытывать будущий король, когда его любимый твердо скажет: "Ты меня не любишь"? Скажи мне.

— А что делать, если будущий король твердо сказал: "Не подходи ко мне больше"? Ревность и агрессивность, говоришь? Да он тебя ко мне ревнует — вот и вся причина. Никогда он мне не простит смерти Ксанте, и трахать меня исключительно по злобе душевной будет. Я для него не возлюбленный, а вещь, его собственность. Я много времени провожу за разговорами с тобой, с Алонсо, с Пьетро, а с Луисом нет. Я не помню, когда мы говорили с ним в последний раз по-человечески, как друзья. И я признал, что виноват в этом я. Я не могу воскресить Ксанте, и сказать не могу Луису, почему перед смертью его отца я примирился с ним. Луис не поймет, он еще больше обозлиться на меня, и каждый раз, когда я буду его целовать, я, человек, обманувший его отца и убивший его, Луис будет чувствовать себя униженным и бегать в пыточную по утрам. Не хочу, Фернандо. Не могу я так. Я Ксанте в тот вечер готов был зубами в клочья порвать, из-за тебя, из-за того, что он сделал с тобой. Таким я Луису не нужен, и если он узнает все это — он меня уничтожит. — Легрэ обнял Фернандо крепко-крепко. — Я люблю его, но любовь не всегда все решает, понимаешь?

— Нет, не понимаю, — король тяжело провел ладонью по спине брата. — Взаимная любовь оружие обоюдоострое и от него нет спасения обоим. Ответь на мой вопрос и я расскажу, как вам помириться.

— Я не могу, Фернандо, — Легрэ провел рукой по волосам брата. — Он будущий король, а я его Ахиллесова пята. Ты видел, что случилось. Зачем нам пытаться снова? Ждать, пока из-за моей очередной глупости он прыгнет в окно? Порежет вены? Сунет голову в петлю? Я никогда себе не прощу этого.

— Кристиан, ответь на вопрос, — мягко, но настойчиво повторил монарх.

Барон вздохнул, прикрыл глаза и тихо ответил.

— То же, что любой другой человек... Не знаю, наверное злость. Даже если ему сказали правду.

— Нет, милый. В чем-то ты, конечно, прав. Но ты сказал: "Ты не любишь меня". Ты решил за него, понимаешь? — Фернандо чуть отстранился, чтобы видеть лицо брата. — Ты не сказал: "Я думаю, что ты не любишь меня" или "Я чувствую, что ты не любишь меня". Ты не сказал про свои чувства — ты сказал про его, категорично и безотказно. Люди этого не приемлют, тем более этого не приемлет властитель.

Легрэ обреченно прикрыл глаза — и тут он виноват. Он низко опустил голову. Пока Луис брал его, Кристиану казалось, что это Ксанте, совершенно чужой и страшный человек, стремящийся только унизить его, нанести врет. Это ощущение было столь сильным, что он не сдержался.

— Я... Извини. Ты прав. Я извинюсь перед Луисом, как только он придет в себя.

— Кристиан, — Фернандо бережно обхватил лицо брата руками и заставил посмотреть на себя, — прекрати. Это именно самобичевание, чтобы ты не говорил. Ты сам себя умеешь наказывать так, как никогда бы не смог, — король улыбнулся самими кончиками губ, скорее даже обозначил улыбку — горькую, но ободряющую. Большие пальцы лаской скользили по щекам. — Все мы люди, все мы ошибаемся, особенно когда плохо. Ответь самому себе на простой вопрос — ты хочешь быть с Луисом? Без размышлений о возможном вреде, непонимании и прочей... — Фернандо на миг запнулся — все-таки слово "дурь" было бы сейчас не очень уместно. — И всем прочем.

Легрэ охватил озноб. Он так устал.

— Я не знаю, — сказал он с тоской. — Я уже ничего не знаю.

— Зато я знаю. Хочешь. Иначе бы сейчас так не тосковал. Сейчас прикажу подать тебе одежду, — Фернандо встал и направился к двери.

— И куда мы пойдем? — спросил Легрэ с опаской, понимая, что Фернандо, наверное, прав.

— Вообще-то я хотел предложить вернуться в нашу спальню, — король остановился у двери и обернулся. — Хочешь погулять? Прохладно, конечно, но зато у тебя голова прояснится.

— Было бы неплохо, — согласился Кристиан, а потом тихо спросил: — Ты убил кого-нибудь вчера?

— Нет, — покачал головой Фернандо. Момент последней вспышки он помнил хорошо. — Я не смог. — Слова давались с трудом — как обычно, когда нужно было говорить о глубинных чувствах. Почти невозможно было нарушить многолетний запрет на проявление настоящего. Сжав пальцами вычурную медную дверную ручку в виде головы медведя, тихо продолжил: — Без вас мне противно.

Кристиан облегченно выдохнул.

— Пойдем тогда в подвалы... Мне тоже нужно.

У короля по телу полыхнуло огнем от таких казалось бы простых слов. Он медленно отпустил ручку, в которую вцепился в первый момент как за спасительную опору, и неслышным, подкрадывающимся шагом вернулся к кровати, на которой лежал измученный Кристиан.

— Пойдем, — Фернандо опустился на мягкую перину и склонился к брату, уперевшись руками по обе стороны от его тела. — Когда Рамонд разрешит. А сейчас пойдем на озеро. Будешь сопротивляться — утоплю. Чуть-чуть, — странная игривость появилась в голосе короля и он склонился еще ниже. Губы Легрэ были горькими от лекарства, а дыхание пахло сладкой мятой, которую лекарь постоянно добавлял в отвар, поддерживающий силы. Монарх любил необычные сочетания, но сейчас он бы предпочел чувствовать настоящий вкус Кристиана.

Легрэ трясло от желания получить разрядку, получить Фернандо, и Кристиан отвечал на поцелуй, растворяясь в каждом прикосновении губ и языка. Но все закончилось несправедливо быстро.

— Тогда возьми с собой веревку... и нож. Проведу немного без движения... и небольшой порез мне совсем не повредит... на ладони. — Легрэ погладил короля по щеке. — Ты очень меня напугал.

— Не могу обещать, что такого больше не будет, — Фернандо с видимым удовольствием потерся щекой о ладонь брата. Томление в паху уже давало о себе знать. — Ты много рассказал о Луисе, о себе — ничего. Что я тебе вчера сделал?

Легрэ задумался и понял, что Фернандо не сделал вчера ему ничего дурного или неприятного, такого, что ранило бы сердце Легрэ в самую глубину.

— Ничего... Ты хотел поиграть, и я хотел с тобой, но Луису стало плохо и я попросил отпустить нас. Твой Дьявол сильно разозлился, но отпустил нас. Я бы вернулся к тебе, правда, но ты приказал стражникам никого не впускать к тебе... Я боялся, что ты навредишь себе... Ты даже не представляешь, как мне в тот момент было страшно.

Вместо ответа Фернандо властно привлек к себе Кристиана и еще раз поцеловал, зарывшись пальцами левой руки в его волосы — нарочито медленно, проникновенно, с желанием, которое росло и крепло. Вчера действительно было мало и просто удивительно, что его отпустило — видимо дьявол наигрался по-другому, и сейчас это "мало" оборачивалось новой жаждой. Через несколько минут король поднялся и крикнул подать им одежду для прогулки, а сам вернулся к брату — продолжить начатое.

Легрэ обнял его руками за шею и долго страстно целовал, уложив на себя, и хотелось остаться так на целую вечность, и уже никуда не идти.

— Я больше не огорчу тебя, обещаю, — прошептал он в самые губы.

— Верю, — Фернандо улыбнулся в губы Кристиана. Он знал о слабостях своего брата, о склонности принимать быстрые и не всегда верные решения, но все-таки верил. Ведь все можно исправить, пока они рядом, вместе.

В дверь аккуратно постучали и король разрешил слугам войти. Пока их переодевали, Фернандо неотрывно смотрел на Легрэ — что с того, что так не принято, нельзя, богохульство и так далее? Пусть идут все к богу со своими претензиями. Здесь земля, здесь они, здесь любимые.