Зверь лютый. Книга 35. Измена

Одна деталь:

"Существует пятьдесят способов вытащить медведя из берлоги. И ни одного засунуть его обратно".

Как вытащить из Волжско-Окской "берлоги" меня и Боголюбского — они сообразили. А вот что потом...

Всё это уже там было. Все проблемы созрели в РИ. Я ничего не менял, не прогрессировал и не альтернатировал. Я всего лишь помог своей наложнице послать чисто личное письмо её брату. Что привело Пястов в... в недоумение.

В таком недоуменном (от: не до ума) состоянии они оказались восприимчивы к призыву, который и так постоянно звучит на разных уровнях:

— Пойдём бить язычников! Во славу Христа и Милой Польши.

"Кого Господь желает наказать — того лишает разума". Если вам "не до ума" — стоит ли удивляться результату?

Служилое дело нехитрое: сиди и жди пока приказа нету. Корм дают, хоть и не богато, место на княжеском подворье указали. Ждём-с.

И сразу же парни понимают, что вокруг них "петли вьют". Не только обычное любопытство: а как оно там вообще? Не по теме этикетной: по здорову ли сестрица князей наших Агнешка Болеславовна? — Куда ширшее, глубжее и детальнее. В духе: а чего там себе думает князь Иван? А лучше:

— Чего снится Государю вашему, Андрею Юрьевичу?

— Тю! А нам откуда про то ведать? Где мы, гонцы-сеунчеи, а где Китай Бешеный?

Но подходцы не прекращаются. То вином поят... чрезмерно. То девок весёлых подгонят. То в истинную веру, в смысле: в католическую, уговаривают. То подольститься пытаются, то услужить. А в благодарность напрашиваются на откровенные разговоры. О Всеволжске-городе и военно-политической обстановке на Руси.

Штатная работа с дальним гонцом при каждом приличном дворе. Гонец же не провод телеграфный, не радиоволна — живой человек. Едет и видит. А приехав и отдав послание, поев и переспав, стремится удовлетворить свою потребность в общении. Похвастать, произвести впечатление. Естественный путь для такого "почесать ЧСВ" — рассказы о приключениях по дороге, о заморских диковинках, о невидальщинах и небывальщинах, которые вы, дярёвня неумытая, в жисть не видывали.

Привирает, конечно. И откровенничает. Тут-то ты его... просто послушай. Вырази восхищение, поахай в волнении, подлей в знак признательности...

Откровенность — дело взаимное. "Ты мне слово — я те два". Гонцы — выученики Точильщика. Кое-какие правила и приёмы знают. Главное: нельзя молчать. Молчун — подозрителен. Нельзя прямо сказать: я про это говорить не буду. Отказ от ответа — уже ответ. И врать нельзя: такое ловится на эмоциональном (не информационном) уровне.

Парни рассказывают всё честно. Про баб. Какая им весёлая бабёнка попалась под Полоцком: оба всю-то ноченьку с ней кувыркались, едва поутру на коней влезли. А ещё две сестрицы в Берестье... такие лихие... так и не выехали — день целый отлёживались.

— А про Всеволжск? Речка там, вроде, Волга?

— А! О! Волга! Там сомы... во! Чехонь — во! Осетры — сами на берег...! Вот те хрест! А в Ниде вашей как?

Подливая, пропуская, смешивая и чередуя, парни исполняют штатную заготовку: "разговори придурка". Неудачно: собеседник вырубился за столом. Быват. Плохо закусывал. Завтра продолжим.

— О! Янек! Живой! А давай головку поправим!

— Не-не-не...!

— По чуть-чуть! Нашего, лечебного. Тут такого нет. Даже и сам король нашей клюковки не пробовал. Прикинь: одна последняя фляжка на всё Польское королевство.

"Первая — колом, вторая — соколом, третья — залётной пташечкой". "Градус надо повышать". Эти и подобные мудрости ребятами усвоены, освоены и озвучены.

* * *

"Лейся водка на просторе,

Не грусти, не плачь жена.

Выпивать в далеко поле

Посылает нас страна".

Ребята — неженаты, "клюковка" — настойка, а не водка. А так всё правильно.

* * *

Как я уже неоднократно... местные крепкого "не держат", навыка не имеют.

"Пока научишься держать язык за зубами, они все уже выпадут".

Процесс "выпадания" уже пошёл. Но процесс "недержания" — даже не начал тормозиться.

Не проходит часа, как бедный Янек, заливаясь слезами и роняя изо рта недожёванный хвостик карасика, делится с парнями подробности своей пропащей жизни. Которая состоит в служении опальному нищему господину. И доношении на него брату того. Хоть и не нищему, но оч-ч-чень жадному.

А годы-то идут, здоровьишко-то о-хо-хо... уже и в боку... кольнуло... девки красные — только за деньги... во, сапоги каши просят. А хмырь этот, скарбник князев, новых не даёт... ни кола своего, ни двора... не, ты глянь! волос! волос уже сивый... а кубышка? а что кубышка? а на что кубышка?... выгонят меня, несчастливого, бездольного... как пса старого негожего... отберут всё, повытряхнут... и куда я? и угла, главу преклонит напоследок, нетути...

Ребята сидят, бред этот пьяный терпят, кивают-сочувствуют.

— Да уж... и не говори... господа-то благородные завсегда-т самых-то верных не ценят... а девки-т красные, эт ты верно сказал, которая ж пойдёт, коли у тя сапоги-то...? Однако ж, не гневи Господа нашего, будет тебе за муки земные — блаженство небесное. Опять же, глянь по сторонам, есть же и кому хужее. Вот ворона сидит, мёрзнет бедная, вся скукожилась. Вон собака бездомная бежит, с голодухи аж трусится. А прикинь бабам каково? Они с самого начала, с мира сотворения, мучаются, по прабабке своей, по Еве, стал быть.

— Так им и надо! Курвам! Сосудам с этим... с мерзостью!

— Не, не скажи. Вот, к примеру, княгиня ваша. Сразу видать, что смирна и благочестива. А грустна с чегой-то, невесела.

— А! Так она и есть курва курвущая! Но Господь наш и Церковь Пресвятая князя Казика научили-надоумили. И наложил он на жёнку свою беззаконную ярмо крепкое за вину тяжкую! Э... но сиё есть тайна.

— Да ну? Не, нам чужих тайн не надобно. "Умножающий познания умножает..." — чего? — Правильно. За это и выпьем. Чтобы... чтобы не умножать. А наоборот — разделять. Между родными и близкими. Садись ближе. А то тянуться далеко.

Выпили-крякнули-закусили. И Янек, роняя от спешки, от стремление рассказать, крошки поедаемого пирога на бороду, торопится сообщить собутыльникам тайну. Которую вся Польша знает и уже на всех перекрёстках о ней откричала. А тут свежие уши. Как же пропустить такое?

Сюжет прост.

А княгиня-то того... нечестная. Не девкой мужу досталася. Блудница-развратница с "младых ногтей". Надоть бы её сразу взад прогнать, да, вишь ты, король-то наш — добер, смилостивился, не велел гулящую на позор выставить. Пусть, де, живёт. Мало ль у нас мышей за печкой обретается?

* * *

"В декабре 1192 г. Ричард I Львиное Сердце оказался в австрийском плену. Враждебный ему французский король Филипп II Август, начал переговоры с Кнудом VI Датским (сыном Вальдемара Великого — авт.) о браке с одной из его сестер. Через этот союз он намеревался воспользоваться древним нормандским правом на Англию, связанным с датским завоеванием, и рассчитывал на помощь датского флота и армии. Кнуд VI, женатый на дочери Генриха Льва, желал избавиться от опеки императора Генриха VI и охотно бы воспользовался поддержкой французов.

Кнуд выбрал "самую красивую из своих сестер, Ингеборгу, украшенную всеми достоинствами". Переговоры о браке велись полгода, когда невеста прибыла во Францию надобности в этом союзе для Филиппа уже не было. Соглашение о выкупе короля Ричарда было принято 29 июня, и Филиппу пришлось спешно исправлять ошибку, которую он совершил, нанеся своим браком оскорбление императору Генриху VI.

14 августа 1193 г. в соборе Амьенской Богоматери Ингеборга сочеталась браком с Филиппом, вдовцом после смерти Изабеллы де Эно. Пытаясь исправить положение, на следующий день после первой брачной ночи Филипп изгнал жену, не консумировав брак. Он предложил датчанам увезти Ингеборгу, но она отказалась покидать Францию. 5 ноября 1193 г. на ассамблее епископов Филипп добился разрешения на развод, ссылаясь на якобы существовавшее родство с Ингеборгой. 1 июня 1196 г. он женился на Агнессе Мерранской.

Ингеборга, оставшаяся без поддержки и не говорившая ни на французском, ни на латыни, всё-таки заявила протест папе. Это стало причиной её двадцатилетнего заточения в замке Этамп, во время которого Ингеборга страдала от жестокости и унижений. К ней не допускали посланников с родины, ограничивали в питании, отказывали во врачебном уходе. Под страхом королевского гнева никто не осмеливался её навестить, женщины из её окружения насмехались над ней и разговаривали как с презренной особой.

Папство на четырёх соборах постановило, что развод был незаконным, так как супруги не состояли в родстве. Иннокентий III 6 декабря 1199 г. отлучил короля от церкви. Филипп ещё до смерти Агнессы Меранской (1200 г.) признал Ингеборгу своей женой, но вскоре снова отверг её.

В январе 1213 г. ввиду предстоявшей борьбы с Англией и императором Оттоном IV Филиппу понадобился союз с папой, он вернул Ингеборге место супруги и королевы. Все десять последующих лет она жила с мужем "как брат и сестра". В своём завещании Филипп предоставил ей 10 000 марок, так как признал, что поступал с ней несправедливо. Овдовев в 1223 г. Ингеборга удалилась от двора и возвращалась туда лишь по случаю больших церемоний. Получив во вдовий удел Орлеан, она провела там остаток жизни".

Это — официальная версия.

Фигня. Извините.

Историки пытаются найти разумные обоснования действиям государей. Предполагая, а точнее, неявно мечтая, что правители стремятся к процветанию поданных.

Да, такое — причина. Увы, лишь одна из множества. Правитель вполне остаётся нормальной голокожей обезьяной. Со всеми, свойственному этому элементу живой природы, свойствами.

"Человек — существо не рациональное, а скорее — придумывающее рациональные причины своим поступкам".

Здесь историки "придумывают рациональные причины" чужим поступкам.

Мотивы короля Филиппа предполагают государственными: стремление к захвату Англии на основе древнего права.

Фигня: были претенденты с куда более обоснованными правами.

Не сходятся датировки: между соглашением о выкупе Львиного Сердца и бракосочетанием прошло полтора месяца. Филипп знал об освобождении Ричарда. Т.е. расчёт на древнее право, даже если он был, уже отпал. Зачем завтра исправлять ошибку, если сегодня её можно не делать?

Филипп ведёт невесту под венец. И на следующий день проводит её коронацию.

Ошибся? — И повторил?

Что случилось за эти два дня такого, что изменило отношение Филиппа?

Ингеборг была стройная, грациозная, в расцвете юной женственности. Восхитительное лицо обрамляли две золотисто-медных косы, толщиной с руку ребенка, спускавшиеся на пышную грудь. На фоне белоснежной кожи изумрудные глаза принцессы казались огромными и бездонными. Красота Ингеборги была красотой статуи без единого изъяна, красотой морской богини! Принцессе было восемнадцать лет.

Красавица. Королева Франции.

"Не родись красивой, а родись счастливой" — русская народная женская мудрость.

"На следующий день после бракосочетания она была коронована. Но по необъяснимым причинам король ужасается ей на следующий день после свадебной ночи. Никто не знал настоящие причины, которые толкнули короля Филиппа к этому, так как летописцы говорили, что королева была приятна и очень воспитана. Свидетели бракосочетания говорили, что король был лихорадочен накануне церемонии и весь следующий день во время свадьбы.

Филипп попросил послов отправиться вместе с Ингеборгой обратно в Данию. Датчане, почуяв неладное, приготовились незаметно улизнуть из Амьена.

У них есть выход: больше нет Ингеборги Датской. Она не только повенчана, но и коронована. Она стала не только супругой французского монарха, но и французской королевой. А какое им дело до французской государыни?

Ингеборга расплакалась, узнав о том, какое отвращение испытывает к ней супруг. Но когда ей сообщили о решении короля отправить ее домой, молодая королева вдруг успокоилась.

Она — королева, королевой и останется!".

Король не смог "исполнить супружеский долг". Ни в первую ночь, ни во вторую после коронации жены. Отчего решил, что Ингеборга — ведьма. Гийом де Шампань, его дядя, пытался вразумить племянника, намекая на то, что его временная слабость, возможно, вызвана болезнью, перенесенной им под стенами Акры, что если подождать, то...

Филипп не замедлил обзавестись тремя любовницами сразу. Вот, мол, временная слабость!

"На следующий день король отправился в монастырь. Ингеборга, которую успели предупредить о прибытии короля, покорно ожидала его в своей комнате. Минули полчаса, показавшиеся вечностью, когда дверь наконец открылась.

Увы! Государь пребывал в крайнем волнении. По его мертвенно-бледному лицу струился пот, руки дрожали, посиневшие губы плотно сжались. Он в ярости захлопнул за собой дверь, но даже ее грохот не смог заглушить доносившихся из келии рыданий...

Не проронив ни слова, король собирался вскочить на коня, но тут с ним опять случился припадок. Закатив глаза и сотрясаясь в страшных судорогах, Филипп закричал:

— Я бессилен! Бессилен! Ничего не могу сделать! Эта женщина меня заколдовала! Ужас! Ужас! Ужас!

Силы покинули Филиппа, он потерял сознание".

Факеншит! Лошадиную дозу "конского возбудителя"! Или король будет счастлив... или у Франции будет новый король. При ошибке с дозировкой.

"На следующий день об этом происшествии стало известно в Париже.

— Ну да! — смеялись сплетники. — Наш любезный государь, желая лишить королеву девственности, увидел, что с невинностью она рассталась еще в родной Дании...

Оскорбительные предположения дошли до обретавшихся в Париже датских студентов, что вызвало жестокое побоище на горе св. Женевьевы. Те, кто верил в невинность юной королевы, дрались с теми, кто вообще ни во что не верил.

Ингеборга отказалась покинуть страну. Она клялась, что и в Амьене, и в монастыре она принадлежала супругу, однако подробностей описать не могла. Это, впрочем, казалось вполне естественным для молодой неискушенной девушки.

Несчастная Ингеборга провела несколько лет в страшной нищете, ибо Филиппу недостало великодушия обеспечить ей содержание. Чтобы выжить, она вынуждена была продавать свои платья и на вырученные деньги покупать себе пищу.

Сопротивление Ингеборги стало началом долгого плена, который длился 20 лет, во время которого она подвергалась любым видам унижения, психологическому давлению, жестокому обращению и крайним лишениям. Четыре церковных собора заключили, что аннулирование брака было не аргументировано, так как у супругов не было кровного родства, что брак был заключён в церкви, что супруга настаивала, что хочет остаться в брачных узах.

Иннокентий III отлучил короля от церкви и наложил на владения Филиппа интердикт — запрещение на совершение будничных и торжественных богослужений, любых таинств. Наказание, наложенное на суверена, тяжким бременем легло на плечи народа. Даже свадьба сына Филиппа, будущего Людовика VIII и Бланки Кастильской 23 мая 1200 г. была совершена на земле английского короля в Порт-Mop. Филипп в конце года вернулся к Ингеборг; однако право называться королевой она обрела только в 1212 г".