Едва представление закончилось, как гостьи выставили вперёд правые передние ноги, согнули левые передние ноги, слегка расправили крылья и синхронно поклонились.
(12)
Стоя у окна своих покоев, Луна смотрела на улицу: по звёздному небу неспешно плыл серебряный диск, на поверхности коего при должной доле фантазии можно было увидеть блестящий драгоценными камнями узор: две параллельных цепочки магических фонариков освещали дорогу, ведущую от ворот в ограде к ступеням дворца; по многочисленным тропинкам, пролегающим между зарослями кустов и маленькими рощами деревьев, сплетающимся в затейливый лабиринт без чётко выделенных начала и конца, ходили стражники и редкие придворные… Ну, а если устремить взгляд вдаль, туда, где по пологому склону с вершины и к подножию расстилался Кантерлот, состоящий из белокаменных особняков и башенок с редким вкраплением органично вписывающихся длинных массивов, состоящих из маленьких домиков на три-четыре комнаты, из-за огромного количества источников света ночь и вовсе можно было спутать с днём.
Шумно втянув свежий воздух, врывающийся через приоткрытые ставни и несущий с собой аромат зелени и цветов, принцесса ночи попятилась в темноту своей спальни, чувствуя себя крайне неуютно как под светом уже не своего светила, так и испытывая глухую тоску от вида далёкой и такой близкой столицы… уже не её страны. Могла ли она продолжать называть себя «принцесса ночи»? Ведь луной, по праву владельца, да и по моральному праву, теперь правит Найтмер Мун, которая заселила её своими творениями, для которых владычица кошмаров — богиня; к ночной жизни самой Эквестрии тёмно-синяя аликорница вовсе не приложила своего копыта…
«Когда-то я возмущалась, что пони не ценят мою ночь и возжелала большего… а теперь у меня нет даже этого», — из груди вырвался то ли вздох, то ли всхлип…
Помотав головой, Луна отвернулась от окна и посмотрела на свою постель: большая и широкая, застеленная бархатными простынями с вышивкой в виде звёзд, заваленная книжками для жеребят, учащими писать на новом эквестрийском, попутно в картинках рассказывая всю историю прошедшей тысячи лет. Она могла бы возмутиться, что сестра предложила именно эти пособия для обучения вместо нормальных книг, однако же при попытке прочитать учебник для выпускников школы одарённых единорогов поняла, что понимает только отдельные слова и предлоги, а то и вовсе — буквы.
Несмотря на все старания Селестии, язык, на котором говорили и писали пони, изменился, появилось множество новых слов, в то время как старые ушли в прошлое, да и пони, в общей своей массе, стали более образованными — что говорить, если нынешний обыватель знает больше наук, чем лорд тысячелетней давности? Сама синяя аликорница, благодаря своему образованию и всестороннему развитию, сейчас могла не сильно ударить в грязь мордочкой, если с ней начнёт беседу какой-нибудь благородный пони: в конце концов, на переговорах часто приходилось «говорить обо всём в общем, и ни о чём конкретно». Разве что её магические познания по-прежнему оставались на высоком уровне, хотя во многом и устарели… правда, до тех пор, как восстановится магия, блеснуть этим не получится.
«А зачем блистать? Кому нужно что-то доказывать? Демонстрировать пони силу аликорна?» — скрипнув зубами, крылато-рогатая пони забралась на свободный участок кровати и улеглась на живот, расправив крылья во всю ширь.
Прямо сейчас где-то там Селестия и Каденс встречают послов Лунной Империи, правительницей которой является её… её… дочь? Пожалуй, Луна была бы рада так её называть, но не ощущала, что заслуживает право на это: не после содеянного — точно.
«Насколько же нужно было быть слепой и эгоистичной, чтобы за три сотни лет не понять того, что Найтмер — личность?» — перед внутренним взором вновь возник размытый образ сна, в котором маленький и испуганный жеребёнок, брошенный в темноте и тишине, бегает по серой пустыне, срывая голос в беззвучном крике, в отчаянной и бессмысленной попытке дозваться бросившую его мать…
Мать, настолько ослеплённую собственными переживаниями, что она и не замечала более того, что сама хотела видеть…
Мать, которая была центром её жизни…
«Что же я наделала?» — вновь и вновь в голове звучал этот вопрос, а затем память, словно услужливая служанка, подкидывала слова Найтмер Мун, в которых звучали боль и гнев, злорадство и какая-то извращённая, садистская любовь, причиняющая боль одним своим существованием.
Владычица кошмаров ненавидела её, презирала… и любила. И если первые эмоции были понятны и объяснимы, то последняя пугала до колик в животе, так как обещала слишком многое… А ведь даже воспоминания о её прикосновениях, нежных и нарочито грубых, словно бы она желала причинить боль, но одновременно боялась это сделать, заставляли мурашки бежать по спине.
Луна чувствовала себя маленькой, слабой и бесполезной: у неё больше не было её луны, не было прав называться принцессой ночи, пока что не было магической мощи аликорна, зато имелись знания, устаревшие на тысячу лет. Была Селестия, которую она уже однажды предала, но которая простила и приняла её такой, какая она сейчас; была новая подруга Каденс, старающаяся быть дружелюбной настолько, насколько это ей позволяет постоянная усталость; был Блюблад, готовый болтать без умолку об истории и изобретениях последних десяти веков…
Новый мир пугал Луну: слишком яркий; слишком шумный; слишком большой и быстрый. Пони, которых раньше были считанные тысячи, сейчас жили в огромных городах и пользовались устройствами, которые иначе как волшебными язык назвать не поворачивался. Чтобы не выглядеть в глазах прислуги дикаркой, приходилось постоянно держать отстранённое выражение мордочки, молчать и слушать, из-за чего по дворцу уже пошли слухи о замкнутости и высокомерии синей аликорницы. Когда-то Старсвирл сказал две фразы, которые сёстры запомнили, но младшая поняла их только сейчас: «Если ты думаешь, что находишься на самом дне, но снизу кто-то стучит — значит, тебе есть куда падать», и «Когда ты находишься на дне, то остаётся только один путь — наверх».
Одни современники считали, что старый ворчун любит шутить, но другие говорили, что у него вовсе нет чувства юмора. Истина, как и много раз до этого, оказалась где-то между этими вариантами: Старсвирл любил шутить, но его юмор мало отличался от серьёзной речи.
Первое высказывание отлично подходило под ситуацию, в которой Луна оказалась во время изгнания: побеждённая, надломленная, осознавшая ужас содеянного (и едва не совершённого…), испуганная и злая как на себя, так и на подначивающую её продолжать глупую вражду Найтмер, она умудрилась «пробить дно» ещё раз. Второе же высказывание неплохо подходило под уже нынешнюю ситуацию, так как ниже, по крайней мере в собственных глазах, падать уже фактически и некуда.
«Можно ещё раз предать Селестию, оттолкнуть Каденс и остаться одной, попутно вызвав ненависть всех пони», — тут же пришла в голову очевидная мысль, вызвавшая глухое раздражение.
Поняв, что отдохнуть не получится, синяя аликорница спустилась с кровати, бросила взгляд на освещаемый луной участок простыни, где лежала открытая книга истории для жеребят, отвернулась и быстрым шагом направилась в ванную комнату. Зачарованный сестрой светильник вспыхнул, стоило лишь переступить порог, белым сиянием заливая помещение с небольшим бассейном, большим зеркалом во всю стену, несколькими шкафчиками и столиками. В углу находилась раковина с двумя крестообразными вентилями, которые перекрывали трубы с холодной и горячей водой, соединяющиеся в смесителе в виде головы журавля. В этом изобретении не было ни капли магии, но само изящество решения вызывало внутренний восторг, ведь теперь даже обычный земнопони мог воспользоваться ванной без того, чтобы сперва греть воду в котле, а затем таскать её вёдрами в корыто.
«Современные пони даже не понимают, насколько хорошо живут в сравнение с предками. И совершенно не ценят подобных чудес, считая их скучной обыденностью», — подойдя к раковине, принцесса осторожно повернула сперва один вентиль, а затем и второй, ощущая некий внутренний трепет при виде того, как вода начинает бить из смесителя ровным потоком, меняя свою температуру от поворота одного из кранов.
Только через несколько минут, поймав себя на том, что просто играет с краном, синяя аликорница стыдливо покраснела и обернулась на дверь, рефлекторно прижав к голове ушки, будто бы действительно сделала что-то постыдное. К счастью, никто не видел её позора, что одновременно вызвало облегчение и огорчение… (в глубине души хотелось, чтобы Селестия застала её за этим неподобающим занятием, сказала какую-нибудь ехидную, смущающую колкость, тем самым заставив надуться от обиды, или рассердиться, чтобы тут же посмеяться и обо всём забыть).
— Жалкое зрелище, — произнесла крылато-рогатая пони, глядя на собственное растрёпанное и помятое отражение, в глазах которого всё сильнее проступало затравленное выражение. — Завтра всё будет по-другому. Завтра…
Выдохнув и опустив ушки, Луна сунула голову под струю воды, зажмуривая глаза и морща нос. Тёплая жидкость, разбиваясь на отдельные струйки, тут же попыталась проникнуть в ноздри, чем заставила отфыркиваться, но свою основную работу всё же выполнила.
«Завтра я встречусь с послами Найтмер и попрошу их о встрече… Или сперва передать письмо? Наверное… будет лучше начать с письма. А может, попросить их рассказать о Найтмер?.. Нет. Вряд ли они захотят что-то рассказывать той, кого их создательница считает предательницей. Хорошо, что хоть не врагом… Хотя статус врага ещё нужно заслужить», — выключив воду и встряхнув гривой, пряди коей прилипли к шее, крылато-рогатая пони вновь посмотрела на своё отражение и… рассмеялась.
Как ни странно, но вид мокрой принцессы, грива которой сосульками липла к шее и телу, пусть и казался нелепым, но уже не был жалким. Впрочем, дело могло быть вовсе не во внешности, а в том, что Луна приняла определённое решение, благодаря чему стала чувствовать себя увереннее.
* * *
— Вот ваша общая гостиная, — первой войдя в большую комнату, пол которой покрывал толстый зелёный ковёр, в центре стоял круглый столик, а вокруг него лежали мягкие подушки, объявила Каденс. — Здесь есть небольшая библиотека, чайный сервиз, диванчики для отдыха… А эти три двери ведут в спальни с личными удобствами. Если вам ещё что-то понадобится, то комната слуг в коридоре слева: можете обращаться к ним в любой час дня и ночи. Для вызова слуг можно использовать вон ту пирамидку на столе, которая является парным артефактом, при нажатии на вершину одного из которых второй издаёт тихий звон. Вроде бы всё рассказала… Может быть, у вас ещё есть какие-нибудь вопросы?
Три кристаллопони, внимательно слушавшие принцессу любви на протяжении всей экскурсии по дворцу, изредка задавая уточняющие вопросы, на несколько мгновений замерли, будто бы переговаривались мысленно, а затем вперёд выступила Цирконий. Плавно подойдя к розовой аликорнице, продолжающей дружелюбно улыбаться, несмотря на жуткую усталость, она… потёрлась кончиком носа об её нос и спросила:
— Будешь моей парой?
— А? Чт… В смысле?.. — растерянно залепетала удивлённая таким поворотом Каденс, сделавшая шаг назад, и усевшись на пол, пару раз мотнувшая головой, чтобы привести сбитый самоконтроль в порядок. — Прости, я, наверное, не так тебя поняла. Поясни пожалуйста.
— Ты сильная, красивая, неглупая кобыла высокого социального статуса, — терпеливо, словно жеребёнку, стала объяснять лунная пони, одновременно с этим делая шаг вперёд и смотря на собеседницу сверху вниз, будто нависая над ней. — Ты будешь хорошей родительницей для моего жеребёнка. Хм-м? Я сказала что-то не так?
Принцесса любви, мордочка которой приняла цвет спелого помидора, лишь молча открывала и закрывала рот, не находя слов для ответа. Оставшийся в дверях капитан гвардии Шайнинг Армор просто стоял с отвисшей челюстью, а упомянутые ранее служанки, подслушивавшие весь разговор через приоткрытую дверь, едва ли не пищали от восторга (делать им это не давали только предусмотрительно закушенные передники), предвкушая ту бурю, которую поднимет новый слух.
— Прости, наверное мне следовало подождать, — Цирконий потёрла подбородок правым передним копытцем. — В любом случае — моё предложение остаётся действительным до моего возвращения на луну.
(13)
Войдя в первую из трёх спален, расположенную напротив входа в гостевые покои, три кристаллопони синхронно замерли, закрыли глаза и вскинули головы. Их рога вспыхнули, отправляя по волне магии, которые прокатились по телам, разрушая платья и оставляя лунных кобыл обнажёнными.
Цирконий первая открыла глаза и осмотрелась: посередине комнаты стояла большая прямоугольная кровать, напротив входа располагалось окно с дверью на балкон, у левой стены стояли шкаф, столик с зеркалом и висели книжные полки, в то время как в правой стене между картинами размещалась приоткрытая дверь, ведущая в ванную комнату… совмещённую с туалетом (учитывая, что питались лунные пони кристаллами, полностью используя материал себе на пользу, в последнем необходимость отсутствовала). На полу лежал ковёр с толстым ворсом, на потолке висели несколько маленьких люстр, украшенных цепочками из разноцветных кристалликов, вид коих пробудил аппетит.
— Скорее бы утро, — проворчала тринадцатая по силе, не считая Найтмер, волшебница луны, направляя свои копытца к кровати. — Надеюсь, дворцовые повара учтут наши вкусы…
— Если верить книгам, то этим придётся заниматься ювелирам, — хмыкнула Фианит, устремляясь следом за подругой.
— Хоть строителям, — зевнула Фреон, после чего совершила длинный прыжок, взмахнув для ускорения крыльями, чтобы первой плюхнуться на матрац. — И-и-и-и… Здорово!
— Как жеребёнок, — укоризненно качнула головой Цирконий.
— Не завидуй, — ухмыльнулась Фианит. — Тем более, что она может себе это позволить.
Глава делегации на это только фыркнула, забралась на постель и, поджав под себя задние ноги, распушив игольчатый хвост, удобно уселась. Двум её спутницам ничего не оставалось, кроме как последовать её примеру.
Прямые рога лунных пони вспыхнули серебристым магическим сиянием, а затем между ними протянулись тонкие линии света, образующие равносторонний треугольник. Если бы в комнате находился кто-нибудь из опытных магов, он бы заметил едва различимые колебания яркости лучей, будто бы те мерцали с огромной скоростью…
…
В общем ментальном пространстве, копирующем один из уголков сада, раскинувшегося у подножия башни прародительницы, три кристаллопони устроились со всем возможным комфортом: каждая из них создала для себя ложе, похожее на мешок с воздухом. Впрочем, при желании они могли бы вполне спокойно разместиться и на поверхности солнца, так как законы этого места подчинялись лишь воле создательниц.
