В когтях кошмара

— А вторая новость?

— Вторая новость... Вообще-то, я пошутил, — оскалился Гжегож противной ухмылкой смертника, который знает, что его сейчас поведут вешать. — Франциск, ты ведь не просто так притащил этот труп с предосторожностями сюда, так ведь?

Монах кивнул.

— Свяжись с Ватиканом. Пусть высылают сюда всех, кого только смогут, включая высшие Номера. Объяви тревогу по всему отделению, прикажи отрезать здание от внешнего мира. Если Истинный Демон вырвется наружу возле такого людного города, потери будут исчисляться миллионами. Давай, давай, иди уже! — подтолкнул он Франциска и кинул озорной взгляд на его подчиненных: — Ну а вы, ребята, можете выбирать, где сдохнуть — здесь, вместе со мной, или сбежать в город и чуть продлить свое жалкое существование. Что выбираете?

— Служу Святой Церкви! — хором ответили Сергей и Хавьер, хотя колени у обоих заметно подрагивали.

— Значит, будем паковать бедолагу вместе? Отлично.

Провожая взглядом Франциска, Хавьер шепнул своему брату по оружию:

— Кстати, ты проспорил мне сотню.

Глава 5, в которой ровным счетом ничего не происходит

Тело привязано к странному устройству, похожему на крест.

Жив ли человек? Похоже, что жив; но осталось ему недолго.

Холодный голос спрашивает:

— Как твое имя?

Тело корчится от боли. Поднимая затуманенный взгляд, коверкая в ненавидящей гримасе губы, человек шепчет:

— Сократис.

— Это мы знаем, — звучит все тот же холодный голос допрашивающего. — Не ты, а второй.

Сверкает синяя вспышка; электрический разряд впивается в тело. Привязанный к кресту бьется в агонии, но кричать уже нет сил. В воздухе пахнет горелой плотью и палеными волосами.

— Как твое имя, Герой? Или ты хочешь ещё?

Тело дергается, и что-то в нем неуловимо меняется. Скованное болью лицо кривится в насмешке, словно ему плевать на пытки.

— Ну, допустим, Макири. Что это тебе дает, Верховный?

— С какой целью ты прислан?

— Ты и сам знаешь.

Ещё одна вспышка, ещё один шоковый удар, что равно болезненно ломает и тело, и сокрытую внутри сущность.

— Сколько всего вас?

Человек на кресте заходится хриплым смехом, насколько позволяют обожженные органы дыхания.

— Нас здесь... много, — рычит он. - Вы... хрен остановите нас. А если не мы... тогда что-нибудь похуже.

— Это мы посмотрим, — говорит Верховный и снова посылает разряд в тело. Приговоренный обмякает, как сдувшийся шар, голова обессиленно падает на грудь.

— Отвяжите его, — приказывает голос палача. — Сожгите тело и усильте охрану. Ни одна сущность не должна появиться возле Башни безнаказанно.

Тело Сократиса слабо засветилось золотым, но мимолетный отблеск исчез, и грубые руки прислужников потащили бездыханный труп на свалку.

Пробуждение было мягким и до ужаса приятным. В какой момент он проснулся? Шики не знал; моменты пробуждения превратились в некий размытый процесс, до ужаса приятный и вызывающий желание повторять его вновь и вновь. Мозг не заметил, как пересек тонкую границу между сном и бодрствованием, когда открываются глаза и сразу же возникает понимание того, что наступил новый день. Нет, все было совсем по-другому: безмятежное плавание в бездонном океане пустоты не прекращалось, лишь сам океан постепенно обретал очертания, превращаясь в реальность затемненной на ночь больничной палаты и мягких одеял, облегающих тело с ног до плеч.

Где-то возле подушки Шики нащупал очки и натянул их себе на переносицу; мир тут же приобрел привычные очертания.

"Доброе утро, хозяин", — прозвучал в его голове мягкий голос лежащего на подоконнике фамильяра. "Приятно ли хозяину спалось?"

— Вполне, — вслух ответил Шики, свыкшийся за последние месяцы с приятной ролью хозяина.

"Сегодня будет хорошая погода. Пойдем гулять?"

Лен лежала на подоконнике, свернувшись калачиком. Если бы кто-то из врачей зашел в палату, то принял бы её за самую обычную кошку и, в соответствии со строгими распоряжениями внутрибольничного распорядка, тут же вышвырнул на улицу. Вряд ли он, в панике от столь вопиющего нарушения санитарных норм, стал бы рассматривать её мордашку — по-человечески разумную и с выражением истинного понимания всего происходящего вокруг. Положив лапку на голову и озорно глядя на хозяина, Лен помахивала кончиком хвоста:

"Ну пожалуйста, хозяин".

За те недолгие дни, что Шики провел в роли хозяина, он успел узнать несколько интересных вещей. Самым заметным, что успел ощутить на себе Шики, стали ночи с его новой подругой — если, конечно, маленькую суккубу можно было таковой считать. Природа Лен как фамильяра оказывала на спящего Тоно поистине благотворное воздействие. Раньше по утрам он порой не мог проснуться, а когда стаскивал себя за волосы с кровати и собирался в школу, то до первого урока чувствовал себя разбитым, как Наполеон под Ватерлоо. Но в те несколько дней, что Лен провела вместе с ним, подобного ни разу не произошло; каждое утро сразу по пробуждению Шики чувствовал бодрость, его тело было действительно отдохнувшим, а разум рвался к великим делам.

Он поднялся с постели и сунул ноги в больничные тапки. Тело требовало утренней разминки — ещё одно странное чувство, которое Шики, никогда раньше не делавший зарядку, получил в подарок вместе с Лен. Он потянулся; приятное ощущение растягивающихся мышц, чуть залежавшихся за ночь, наполнило все его тело. С довольной гримасой на лице он принялся делать боковые наклоны, разминая спину и плечи.

— Да, погулять было бы неплохо, — ответил на ранее заданный вопрос Шики. — Как жаль, что меня не выпустят в город.

"Могу и одна. Но хочу с хозяином".

— Что поделать, — сказал он, начиная делать приседания. — Я бы и рад, но есть правила.

На кошачьей мордочке Лен появилось легкое выражение недовольства.

— К тому же, — продолжал Шики, не останавливаясь, — я уверен, что Акиха после вчерашнего скандала непременно наняла половину докторов следить за каждым моим шагом.

"Скучно".

Вместо ответа Шики подошел к лежащей на подоконнике кошке и ласково потрепал её по голове. Лен довольно замурлыкала, но отпихнула руку Шики подушечкой лапы и спрыгнула на пол.

"Все равно скучно", — услышал он в голове её голос. "Пойду гулять одна".

Куда исчезает его фамильяр, Шики понимать ещё не научился: если Лен хотела скрыться, то растворялась в воздухе подобно чеширскому коту — тому самому, чья улыбка существует отдельно от кота, и догнать её не было ровно никакой возможности. Шики подумал, что узнать способности своего фамильяра будет интересно, но крайне непросто — вряд ли Лен просто так сдастся и расскажет, что она умеет и каких поступков от неё можно ожидать. Он пометил в голове: этим можно заняться даже в больнице, пока делать все равно нечего — после чего опустился на пол и принял упор лежа. После десяти отжиманий Шики, слегка покрасневший и со сбившимся дыханием, поднялся на ноги и ещё раз потянулся: анемичное тело давно не чувствовало себя настолько хорошо.

Довольно улыбнувшись, Шики подошел к окну, на подоконнике которого только что лежала Лен. Он открыл створку, ожидая почувствовать дуновение горячего летнего воздуха и тут же закрыть, чтобы наслаждаться приятной температурой оборудованной кондиционером палаты, но, к его удивлению, в лицо ударил порыв свежего, чуть прохладного воздуха с отчетливым запахом моря. Небо, вчера безоблачное и обжигающе яркое, за ночь покрылось белыми клочьями облаков. Солнечного жара не чувствовалось, не в последнюю очередь потому, что окно палаты выходило на запад и солнце взошло с противоположной стороны больницы и светило в окно кому-то ещё. Шики вдохнул полной грудью; Лен не соврала, погода была действительно великолепна, и лежать в палате в такой день было бы преступлением против себя самого. Твердо решив сделать все возможное, чтобы добиться разрешения сбежать в город, а если не получится — провести целый день в больничном сквере, Шики принялся умываться и творить прочие утренние обряды, что предписано ежедневно совершать каждому воспитанному и чистоплотному человеку.

Едва Шики закончил приводить себя в порядок, как в палату зашел доктор Насаё. Он осмотрел пациента, проверил давление и пульс, после чего справился о самочувствии и, получив удовлетворивший его ответ, принялся что-то чиркать в больничной карте. Закончив писать, доктор рассказал, что, начиная с сегодняшнего дня, его подопечному придется заниматься восстановительной лечебной физкультурой дважды в день. Шики скривил лицо, будто съел тухлый лимон, но доктор Насаё был непреклонен. Он объяснил, что восстановительные процессы в организме идут более эффективно, если им соответствующим образом помочь извне, и для пущей убедительности прибавил к своей речи десяток непонятных Шики медицинских терминов. Тоно его речь нисколько не убедила, но доктор дал понять, что не слишком нуждается в его согласии.

Через час после завтрака Шики отправился в спортзал под строгим надзором врача. Он морально подготовился, что нагрузки его убьют и до вечера анемичное тело вряд ли доживет, но всё оказалось совсем не так страшно. Доктор заставил его сделать ряд упражнений, оказавшихся легкими и необременительными, после каждого из которых Насаё замерял пульс и проверял мышечное напряжение пациента. Шики с удовольствием размял всё свое тело, попутно узнав о существовании ряда мышц, о которых доселе не подозревал. Когда весь комплекс упражнений был окончен, Насаё предложил ему передохнуть, а сам отлучился куда-то по вызову.

Шики присел на гимнастический мяч и внезапно заметил черный силуэт около стены. Паническая мысль, что его фамильяр не стесняется появляться в людном месте посреди бела дня, обожгла его разум. Он дернулся и вскочил на ноги, едва не потеряв равновесие: Лен сидела возле окна и, наклонив голову, наблюдала за его реакцией.

"Хозяин, что-то не так?"

"Ты что здесь делаешь?" — мысленно закричал Шики. — "Ты понимаешь, что будет, если тебя увидят?"

"Не увидят."

"Откуда такая уверенность?"

"Потому что я так хочу. Хозяин не должен беспокоиться, что меня увидят, если я не хочу, чтобы меня увидели."

Шики подошел к тому месту, где сидела Лен. Его дыхание было слегка сбито; он сел на пол и прислонился спиной к стене, изображая уставшего от физической нагрузки пациента. Лен чинно сидела на задних лапках, как обычная кошка, и слегка помахивала кончиком хвоста.

— Я же просил тебя не показываться на людях, — вполголоса сказал он.

"Скучно."

— И мне скучно, Лен, но я не творю никаких безумств, лишь бы развеселиться.

"Тоже."

Шики вздохнул. Вряд ли следовало обвинять фамильяра в том, что она сходила с ума от скуки и пыталась хотя бы держаться поближе к хозяину. Люди вокруг не замечали странную парочку; кто-то продолжал делать упражнения, кто-то отдыхал в перерывах между подходами под чутким наблюдением врачей в спортивной форме вместо обычных белых халатов.

"Хочу гулять", — настаивала Лен, и её глаза, обычно не несущие никакого выражения, светились озорством. "Хозяин здоров и в порядке. Знаю лучше, чем они. Хозяину следует сказать, что следует пойти в город и купить мне пирожное."

В мысленно-телепатической речи суккубы звучала искренняя непосредственность маленького ребенка, который уверен, что весь мир вертится вокруг него.

— Они все равно меня не отпустят, — вздохнул Шики с искренним огорчением.

"Могу их попросить."

— Не стоит. Оставь подобные фокусы Арквейд.

"Скучно."

С видимым разочарованием Лен упала на спину, подняла лапки вверх и принялась катать невидимый клубок. Белые прожилки тонкой шерсти на её животе пошли волнами, а бантик на шее самым нелепым образом съехал в сторону. Шики, который никогда ещё не видел своего фамильяра в таком виде, удивленно нахмурился.

— Лен, а можешь мне кое-что рассказать?

"Что?" — ответила кошка, не переставая ерзать на спине.

— Ну, я пока точно не уверен, но мне хочется знать, что ты умеешь.

Шики осознал, что последние фразы он говорил почти так же громко, как обычно, и испуганно закрыл рот, пока никто не обнаружил его сидящим у стены и разговаривающим с самим собой.

— Я помню сон, в который ты меня поместила, — продолжил он, на сей раз мысленно. — Это и есть твоя магическая способность?

Кошка перестала дергаться, как будто вертела в лапках невидимый клубок. Она приняла чуть более чинное положение, лежа на животе, и пристально взглянула в глаза Шики:

"Зачем хозяину знать?"

— Ну, мы же теперь вместе, — ответил Шики и поразился, какие пошлые ассоциации породила его голова при этих словах. — Ты — мой драгоценный фамильяр, и я хочу быть уверен, что могу на тебя рассчитывать. Да и потом, кто вытянет тебя из передряги, если я даже не буду знать, во что ты вляпалась?

Вместо ответа Лен приняла свою человеческую форму. Игривый настрой маленькой кошечки куда-то испарился; девочка, которая сидела перед Шики, выглядела серьезной и чуть-чуть грустной. Её глубокие глаза были совершенно пусты, как будто она смотрела не на сидящего перед ней человека, а сквозь него куда-то вдаль.

"Умею приносить сны", — произнесла она. — "Сон — отражение человека. Но хозяин видел не сон. Хозяин видел маленький осколок реальности".

— Ты создала для меня осколок реальности?

"Просьба госпожи Арк."

Шики почувствовал, как внутри него быстро-быстро забилось сердце.

— Спасибо, Лен. И если увидишь её раньше меня — скажи, что я благодарен. И ещё очень сожалею о том, что случилось вчера.

"Госпожа Арк все понимает. Она любит хозяина. Недоразумение вроде сестры не проблема."

Называть Акиху недоразумением, конечно, было слегка неосмотрительно, но если её нет рядом — хотя бы безопасно.

— И все же, Лен, чем отличается осколок реальности от сна?

"Хозяин и правда хочет знать? Если неосмотрительно применять знание, оно несет опасность. Но могу объяснить. Сон существует внутри сознания. Тот, кто способен думать, оставляет забытые мысли под пеленой множества других. Если вытащить одну, когда тело отдыхает — будет сон."

— А какая твоя роль в этом? — заинтересованно спросил Шики.

"Умею доставать мысли. Могу выбрать, какую мысль вытаскивать. Могу внушить то, чего в мыслях нет. В остальном сон — просто картинка. Выбираю, какую показывать. Иногда рисую новые."

Шики вспомнил сон, который некогда ему подарила Арквейд в награду за помощь, и залился краской.

"Смущаться не нужно. Хозяин видел то, что было внутри."

— Прекрати читать мои мысли! — взвился на дыбы Шики. — Особенно такие!

"Хозяин не должен смущаться. Лен — фамильяр. Фамильяр умеет читать мысли. Процесс неизбежен."

Хозяин отвернулся и покраснел:

— Никому не рассказывай.

"Хозяин не должен беспокоиться. Госпожа Арк и так знает. Остальные не узнают никогда."