— Настоящая война, говоришь? — трубка у Ивана Кузьмича прогорела и он положил её в начищенную медную пепельницу донцем чаши вверх. — Растёшь, Семён. Давно ли я тебя уму-разуму учил, а теперь ты меня заставил задуматься. Настоящая война... Знаешь, давай спать, утро вечера мудренее. Леночка!!! — крикнул Кожанов громко и, протянув руку, ударил в висевшую на привинченном к стене кронштейне рынду, которую я принял за простое украшение интерьера. Хлопнула дверь в конце вагона, там, где обычно размещали купе проводников, и по коридору мягко простучали каблучки. В салон вошла симпатичная блондинка в морском кителе и очень смелой по нынешним временам юбке до колен, не особенно высокая, но крепко сбитая.

— Прошу любить и жаловать, лейтенант Панкратова, — проследив направление моего взгляда, довольный произведённым впечатлением, представил свою подчинённую Кожанов, — радист и комендант этой обители на колёсах.

— Капитан госбезопасности Любимов, — из вежливости я даже встал с места и пожал протянутую мне узкую ладошку.

— Леночка, пожалуйста, проводи капитана в приготовленное ему купе, — попросил-приказал нарком ВМФ и пожелал мне напоследок спокойной ночи. На ночлег идти пришлось в следующий вагон, где мне были приготовлены отдельные, без соседей, апартаменты, даже с уже аккуратно застеленной койкой.

— Может, вам чаю принести, товарищ капитан? — спросила меня лейтенант флота, зайдя вслед за мной в купе. — У меня и пряники медовые есть.

— Нет, спасибо, красавица, я спать.

— Жаль, — вздохнула Лена, — Все на боковую завалились, а тут сиди всю ночь на связи, поговорить не с кем.

— Служба такая, товарищ лейтенант, пост покидать нельзя, — я поучительно поднял вверх палец.

— Да у меня напарница есть, ничего страшного, — открыто улыбнулась девушка и посмотрела мне прямо в глаза, заставив на секунду замереть, несмотря на надрывающийся в душе ревун тревоги.

— Вот с ней и поговорите о своём, о женском...

— Да сколько можно, мы уж друг другу ничего нового не скажем, а по кругу одно и то же болтать надоело до жути, — сказав это, Лена вдруг испугалась, резко вздохнула и, округлив глаза, зачастила, — Ой! Товарищ капитан! Вы только не подумайте! Вы, наверное, неправильно меня поняли!

— Уверяю вас, товарищ лейтенант, что у капитана госбезопасности неправильных мыслей быть не может. Вам не о чем беспокоиться. Руссо чекисто, облико морале! — обыграл я фразу из известной здесь только мне кинокомедии. — Спокойного вам дежурства. Кругом! Шагом марш!

Выпроводив за дверь через чур настойчивую девчонку и заперев замок я резкими движениями стал избавляться от ремней, чуть не отрывая пуговицы расстегнул ворот гимнастёрки и стащил её с себя через голову. Сев на койку, в тишине я будто услышал, как часто и гулко стучит моё собственное сердце. Признавшись самому себе, что испугался, я стал разбирать ситуацию, раскладывать всё по полочкам, пытаясь понять, что, собственно, происходит. Ну, Кожанов, ну жук! Он что, компромат на меня решил нарыть? Выходит, доверию взаимному конец, боится, как бы я к Ворошилову не перебежал? Ну да! Я же сказал, что против Сталина не пойду, а маршал его человек! А Кожанов, выходит, готов против Сталина идти? Бред какой-то! Не складывается ничего.

Запутался я совсем в этих наркомах, будь они не ладны. Думал, что свою игру веду, а теперь, глядя по сторонам, понимаю, что будто в лесу заблудился. И ходы мои в этой игре перестали казаться мне верными. Предполагая, что провала на учениях будет мало для освобождения кресла наркома обороны для более деятельного человека, я сознательно провоцировал Ворошилова на резкие и необдуманные действия в отношении меня, которые могли бы стать той соломинкой, ломающей хребет верблюду. Но при этом я опирался, в основном, на Кожанова. А если этой опоры теперь нет? Перебирая в уме свои связи в верхах, я пришёл к выводу, что друзей у меня там маловато, и почти все они являются людьми Сталина, а вот неявных врагов хватает. Один Берия чего стоит! Его то я из виду почему упустил? А ведь это именно он приказал мне на разбор учений лететь!

Полночи, под мерный ход поезда, я лежал и прикидывал и так и сяк, не в силах уснуть, расклад сил и цели "кланов", но в итоге пришёл к неутешительному выводу, что ясной картины у меня нет. Похоже, по настоящему "большие маневры" только начинаются.

Эпизод 7.

Поезд прибыл в Москву, на Белорусский вокзал, ровно в одиннадцать часов дня. Всё утро я прятался в своём купе, делая вид, что отсыпаюсь, лишь бы не контактировать ни с наркомом ВМФ, с которым я ещё не понял, как надо себя вести, ни с красавицей Леной, ни с кем-либо ещё. Неожиданных сюрпризов я ещё вчера перебрал, хватит. Пока у меня не созреет ясный план действий, шагу не ступлю. Забрался в ракушку, как рак-отшельник, благо водку пили мы вчера хорошую и закуска была на соответствующем уровне, похмелье не мучило. Даже бриться я вышел в уборную только перед самым выходом на перрон.

Распрощавшись, не подавая вида, что что-то не так, с наркомом ВМФ и его сопровождающими, которых уже ждали лимузин и автобус, поданные к самой платформе, вежливо отказавшись меня "подбросить", я пошёл к стоянке такси. Пришлось постоять полчаса в очереди, но к полудню 40-й "Газик" всё-таки доставил меня в Нагатино. Пройдя первое, внешнее КПП перед запретной зоной вокруг судоходного канала, я увидел колонну из трёх фургонов-полуторок, выстроившихся перед переездом в ожидании, когда будет закрыт шлюз. Оказалось, что это переезжает в центральное здание на Лубянку моторный отдел, а грузовики присланы за архивом. Забыв про обед, я побежал спасать необходимую в будущей работе техническую библиотеку, которую кропотливо собирал всё это время. Лично присутствующий при изъятии документов новый начальник управления, увидев меня, явно был удивлён и даже расстроен, из чего я сделал вывод, что акцию планировалось провести в моё отсутствие. Это умозаключение сразу настроило меня на "конструктивный" лад и "раздел имущества" вылился в непрерывную четырёхчасовую перепалку из-за любой бумажки. Агентурную картотеку отдать пришлось без разговоров, теперь она мне не очень-то и нужна. Чертежи я пообещал скопировать, загнав весь спецконтингент за кульманы, и отдать копии как только, так сразу. Косов согласился, но настаивал на оригиналах. И мне и ему было понятно, что оторванные от важной для них работы ради непонятно чего, заключённые инженеры особого рвения и тщательности не проявят, а проверить всё одному человеку и целого года не хватит. Пришлось уступить в обмен на то, что справочники останутся на месте, будем консультировать смежников, пока не обзаведутся собственными. А описания будут отправлены в центр только временно, до тех пор, пока машбюро не справится с перепечаткой.

Со всей этой свистопляской наркомы с их проблемами, потихоньку становящимися и моими, совсем вылетели у меня из головы. К тому же и Полина, придя домой, заставила меня поволноваться. Я как раз собирался попить чаю и идти забирать малышей из сада, как она вошла во двор и уже с детьми. Не успели родители поздороваться, как Петя и Вика уже разболтали, что были в гостях у деда Исидора.

— На вот, полюбуйся, чем меня твой дорогой дядюшка решил порадовать, — устало сказала Поля и достала из сумки газету, сложенную так, что моя фотография в обрамлении двух молоденьких комсомолок оказалась сверху. — Смотри, говорит, за ним очень внимательно, а то уведут, охотниц много.

— Ты же всерьёз не думаешь? — удивлению моему не было предела, "Минская правда" в Москве, да ещё и утренний номер. — Ага, что там внутри? Премьеру фильма "Дети капитана Гранта" посетил товарищ Любимов. Замечательно. Всей Белоруссии просто необходимо об этом знать. Не бери в голову. Староват я для таких, да и страхолюден.

— Да ничего я не думаю, — махнула супруга рукой, — только намёки его уже надоели. Он мне тут даже анекдот похабный про тебя рассказал, как ты, Сталин и Киров фильм "Голубой ангел" с Марлен Дитрих в Кремле смотрели.

— Ну, рассказывай уже, интересно ведь, — завёлся я, — Дети, ну-ка давайте руки мыть и за стол. Чай пить будем. А мы с мамой сейчас подойдём.

— Сталин, Киров и Любимов смотрят "Голубой ангел", — стала монотонно пересказывать анекдот жена. — "Вот стерва!" — не выдерживает Сталин. "Да, хороша! Я б её, вертлявую, повертел бы" — отзывается Киров. В это время Любимов встаёт и выходит. "Вы куда, товарищ Любимов?" — спрашивает его Сталин. А ты, балбес, в ответ — "Проверять теорию практикой!".

— Даже не знаю, что и сказать то... — развёл я руками.

— Да ничего не говори, и так ясно. Это тебе не народная байка, которых про тебя и так уже множество ходит. Это специально кто-то придумал, и не на каком-нибудь заводе. Тут тебя шуткой специально в грязь макнули. Народ себе такого не позволял. Если и смеялся, то по-доброму. Ты ж для него мечта.

— Что? — переспросил я машинально, очерчивая в уме круг, кому бы могло быть выгодно бить именно по моей репутации.

— Ну, да! Простой рабочий своим трудом и умом вышел в инженеры, да так, что сам товарищ Киров считает его своим другом. Дом, жена, дети, собственный лимузин, деньги, наконец! Любой чернорабочий спит и видит, чтоб его жизнь была такой же!

— Выходит, по-твоему, я и есть парадная витрина советского образа жизни?

— Наукообразно, но так, — подтвердила мою мысль Полина.

— И кто-то целенаправленно эту иллюзию пытается разрушить, по-твоему?

— Похоже на то...

— И ты думаешь на Исидора Любимова? — спросил я припоминая, что в вагон-салоне дружка наркома лёгкой промышленности имел двусмысленную беседу с некой молодой и весьма привлекательной особой.

— Нет, ну что ты? — Полина даже сделала отталкивающий жест руками, слегка отклонившись назад. — Наоборот. Мне кажется, дядя Исидор просто побаивается с тобой об этом напрямую говорить почему-то, вот и действует через меня.

— Чертовщина какая-то, тайны мадридского двора! — не выдержал я. — Кому это может быть выгодно, леший побери?

В это время мимо моего дома к лагерному двору проехал автозак, подумав, что это Косов никак не угомонится и снова хочет меня раскулачить, я заторопился.

— Вот так всегда, со мной даже и поговорить некогда, — с упрёком сказала Поля, — Хоть бы работу мне помог найти, родственников твоих просить уже неудобно!

— К себе на работу возьму! — бросил я хватая на ходу фуражку, — Приказ с разрешением привлекать вольнонаёмных подписан. Дам тебе химиков, будешь руководить. И никаких парторгов! Я здесь парторг!

Тревога оказалась ложной. Но моё присутствие всё же не оказалось лишним. Доставили первого "специалиста", вытребованного из лагеря под Владимиром по заявке нового технического отдела ПУ ГЭУ НКВД. Первая ласточка, впрочем, достаточно мне знакомая. Во всём чёрном, даже с чёрным "сидором", из кузова неуклюже выпрыгнул, едва удержав на ногах своё длинное тело не кто иной, как гражданин Дыренков. Его кипучая деятельность на ниве создания самых разнообразных бронеобъектов, которые будто специально были сделаны, чтоб доставлять как можно больше мучений собственным экипажам, закончилась уже довольно давно, в середине 34-го. Ещё до того, как "параллельная" система была распространена на все конструкторские коллективы. Видимо, как говорится, просто достал.

— На ловца и зверь! — не здороваясь, встретил я вновь прибывшего. — Узнаёшь?

— Узнаю, гражданин начальник, — удивительно, но от былого гонора не осталось и следа.

— Ты то мне как раз сейчас и нужен! Есть повод отличиться, если, конечно, желание такое присутствует. Присутствует ведь? — последний вопрос я задал с нажимом.

— Присутствует, гражданин начальник, — смиренно ответил ЗеКа, а я сделал себе зарубку, обязательно уточнить, в каких именно местах так ломают людей.

— И что, даже не спросишь, что делать надо? — даже удивился я, сказалась привычка и правило общаться в рабочей обстановке с инженерами, заключёнными или нет — безразлично, "на равных".

— Что делать надо, гражданин начальник? — как эхо отозвался Дыренков.

— Ты у нас опыт руководства коллективом имеешь, возглавишь группу, которую я планирую разместить аж в Сталинграде. Не Заполярье, курорт почти для тебя. А задача твоя будет состоять в том, чтоб моторизовать артиллерийский лафет гаубицы Б-4 или пушки Бр-2, без разницы. А то вручную её поворачивать удовольствие то ещё. Двигатели подходящие там же на тракторном заводе выпускают. С тебя, следовательно, трансмиссия. Одна передача вперёд, одна назад, механизм поворота. Без значительных переделок ходовой части лафета. Добавишь над тележками по ведущему колесу и всё. И, душевно тебя прошу, сделай всё так, чтоб пользоваться удобно было, а не так, как у тебя обычно выходит. Будет подарок наркому обороны, не подкачай.

— Не подкачаю, гражданин начальник...

— Уводите! — скомандовал я стоящему тут же конвоиру, разозлившись. Если Дыренков работать так же будет, как только что говорил, каши с ним не сваришь. Ни рыба, ни мясо. Впрочем, время покажет, может он ещё своего счастья не понял. А ведь раньше непременно бы, из принципа, разнёс мою идею в пух и прах и, хотя бы для себя самого, доказал бы, что превращать гаубицу в трактор и при этом продолжать таскать её трактором — глупость. И отгрохал бы самоходку размером с железнодорожный вагон, какие уже пытались на 174-м заводе делать. Вот только на вооружение почему-то до сих пор так и не приняли.

Эпизод 8.

Если день не задался, то это до утра. Поздно вечером, часов в десять, после того, как уже уложили детей и я уже подбирался к Поле, чтобы "исполнить свой супружеский долг", в сенях зазвонил телефон.

— Капитан Любимов, — подбежав к аппарату, пока он не перебудил малышню, раздражённо буркнул я в трубку.

— Ты зачем про сверхтяжёлые танки растрепал?! Через меня не получилось, так ты с другой стороны подход нашёл, да?!! Как тебе доверять теперь?!!! — бушевал на другом конце провода нарком ВМФ. В общем, у меня уже к этому времени оформились кое-какие догадки, а эта истерика стала всего лишь последней деталью более-менее сложившейся мозаики.

— Приезжай на наше место прямо сейчас, поговорим, — ответил я сухо.

— Да о чём нам теперь разговаривать?! Я к тебе как к брату, а ты?!! — негодованию Кожанова не было границ, и я подумал, что одними танками дело не ограничивалось.

— Видимо о том, что наши с тобой разговоры ни для кого не секрет, — после того, как я это сказал, на некоторое время на линии установилась тишина, а потом милый женский голос сообщил, что абонент повесил трубку. Ну, вот и хорошо. Быстро собравшись, несмотря на прямо высказанное недовольство жены, обманутой в ожиданиях, я вприпрыжку побежал в парк к машине. Как же, маршальский лимузин. Разве от такого отказываются, да ещё за полцены? Время позднее, темно, найти сейчас что-то интересное, лишнее в конструкции, нечего и думать, но, пока машина греется, хоть выскажусь от души.

— Берия, ишак горный, совсем берега потерял! Ерундой страдаешь, вместо того, чтоб государственной безопасностью заниматься! Да на кой чёрт ты такой озабоченный нужен, если на настоящей работе сосредоточиться не можешь?! Я тебя зачем в кресло наркома посадил?! Мои же начинания против меня же и использовать, вместо того, чтоб на пользу стране?! Ничего, я не жадный, я эту колымагу по винтику разберу, меня жаба не задушит, даже если с драной обивкой ездить буду! И если я здесь хоть одну проволочку найду, молись всем богам, или во что ты там веришь, в Маркса, Энгельса, я тебя заставлю ответить за нарушение запрета ЦК партии на мою разработку! — высказался я от души. Смысла в моём монологе не было никакого, разумнее было бы наоборот, помолчать, но в этот момент я не задумывался о рациональности. Хотелось выпустить пар.