— Но ты же на самом деле не ученик алхимика, — заметила я, глядя на обновку — шапочка чем-то напоминала огромного растоптанного в лепешку паука, и порождала самые неприятные ассоциации. — И черный тебе как-то не к лицу. Обтяни ее, что ли, цветным шелком. Да ленточек добавь для красоты!
— Тут вот бусинки можно пустить, — активно поддержала мою идею Машенька. — Или вышивку. А можно и то, и другое!
Оставив девушек обдумывать фасон первой в этом мире шляпки-таблетки, я вернулась в приемную и сама вытянулась на кушетке. Удобно! Может, вообще выкинуть перину с кровати? Никаких тебе комков под боком, для позвоночника полезно... Да и Настасье меньше работы, не перетряхивать каждое утро тяжеленный мешок с перьями — наверное, чтобы мыши не завелись. Комков от этого что-то меньше не становится...
Тем же вечером важный курьер доставил в мою комнату посылку, упакованную в деревянный ящик. Причем обращался с ношей так бережно и осторожно, будто внутри лежала бомба, способная детонировать от малейшего сотрясения.
— Что там? — проникшись торжественностью момента, шепотом поинтересовалась я.
— Это из королевской сокровищницы, — туманно пояснил тот. Возможно, и сам не знал: — Велели передать лично в руки!
Заверив, что ни в какой квитанции о вручении расписывать не нужно — он-де верит мне на слово, — слуга откланялся. А я с нетерпением приступила к распаковыванию. Не без труда оторвала верхнюю крышку, разворошила солому, и не удержалась от восторженного вздоха: в ящике лежали невероятной красы чашки и блюдца из тонкого, как бумага, почти прозрачного фарфора — почему-то в количестве четырех пар. В поисках если не письма, то хотя бы коротенькой записочки, объясняющей причины столь щедрого дара, я достала из сена небольшой холщовый мешочек, знакомо похрустывающий при нажатии... Принюхалась... Точно — чай!
— Девочки, скорее сюда! — закричала я. — Будем пить чай из королевского фарфора!!!
Чайничек к сервизу не полагался, его роль по-прежнему вызвалась играть старая добрая колба. Заваривающийся напиток издавал умопомрачающий аромат... Сюда бы еще лимончик! Кто бы мог подумать, что раньше я китайский черный чай совсем не любила, предпочитая более запашистый цейлонский, а еще лучше — зеленый, с жасмином. Да мне просто подсовывали дешевую подделку, траву сушеную под видом нектара!
Разделив первую заварку на троих, по-братски... или, точнее, по-сестрински, — я трепетно обняла ладонями горячую чашку, и сделала первый глоток. Как мало все-таки человеку надо для счастья! Отними что-то привычное, без чего он не мыслит жизни, а потом верни. Хорошо еще, что я не научилась в школе курить — вот без сигарет заядлые курильщики, по слухам, просто на стену лезут.
— Ну, как? — поинтересовалась я, когда горничные осторожно, кончиками пальцев удерживая чашки, сделали пробные глотки.
— Горько! — поморщилась Настасья.
— Попробуй с сахаром, — я пододвинула миску с неровными обломками серого, но сладкого сахара.
— А мне и так нравится! — похвалилась Машенька. — Очень бодрит!
— А тож! Напрасно, конечно, мы на сон грядущий пьем...
С сахаром у Настасьи дела пошли лучше — впрочем, можно ли уже называть чаем насыщенный сироп, в котором только что ложка не стоит? На вкус и цвет товарищей нет — вот уж воистину...
— Можно, я завтра с утра ненадолго покину дворец? — посмотрев на подругу, Машенька утащила из мисочки кусок сахару, и теперь весело хрустела вприкуску.
— Свидание? — подмигнула я.
Беременная горничная невольно поперхнулась чаем:
— Нет, — прокашлявшись, выдохнула она. — Ленточек у нас нет подходящего цвета. Хотела быстренько сбегать в модный ряд, прикупить...
А я-то весть вечер гадаю, отчего девушки ограничились тем, что скромно обтянули ермолку голубым шелком, так что Настасья в ней стала ужасно напоминать готовую на все медсестру из немецкого фильма для взрослых... Прости меня, господи, за такие мысли!
— Конечно, можно. Я и сама с удовольствием с вами схожу. Ничего не куплю, так хоть поглазею.
Пока Настасья придирчиво выбирала самые-самые лучшие ленточки и блестящий бисер, мы с Машенькой вышли из лавки на улицу — подышать свежим зимним воздухом... и чтобы не скупить целую гору совершенно ненужных, но таких красивых безделушек. По дороге уже столько всего набрали... Сама не помню, что купила, но у Левушки обе руки заняты всевозможными пакетами и сверточками. Может, за одним купить ему объемную суму через плечо, чтобы руки освободить? А то сделали из телохранителя носильщика. Опять же, стоит кому-нибудь на нас сейчас напасть — и он просто побросает покупки на землю, в грязь...
Оглянувшись назад, я так и замерла с открытым ртом: Левушка стоял, как всегда перегораживая широкими плечами переулок... а из груди у него торчал конец острого длинного кинжала! В глупой голове еще успела галопом пронестись мысль: "и как же это мы сразу не заметили, когда из дворца выходили?" — а в следующий момент из раны фонтанчиком брызнула кровь, густыми каплями оседая на свертках с покупками. Наклонив голову, телохранитель — кажется, с неменьшим, чем я, изумлением, — уставился на вспоровшее дубленку острое лезвие... А затем, покачнувшись, тяжело завалился на бок и вытянулся на мостовой...
Подкравшись сзади, кто-то быстро (можно сказать, профессионально) накинул мне мешок на голову. Я даже пискнуть не успела, как, скрученная по рукам и ногам, оказалась заперта в каком-то тесном ящике. А вдруг он закрывается герметически?! Надо экономить воздух... Но сама от волнения запыхтела вдвое чаще. А затем — видимо, от страха, — потеряла сознание.
...Пришла в себя от тряски — нет, меня не приводили в чувство, бережно, но настойчиво потряхивая за плечи и похлопывая по щекам: трясло и подбрасывало ящик, в котором мое бедное, не закрепленное ремнями безопасности тело билось о стенки, дно и крышку. Перепутать было невозможно — ящик явно погрузили в карету... Лучше бы в сани, честное слово! И локтями в стенки не упереться — руки накрепко примотаны к бокам...
Повозившись, я кое-как, насколько позволяло полуподвешенное состояние, разогнула ноги — ящик длинный... как гроб. Вот положеньице...
А ведь когда-то, в дремучем детстве, зачитывалась криминальными и приключенческими романами, воображая себя на месте главной героини, и мечтала быть похищенной каким-нибудь эффектным разбойником или пиратом. Он вежливо пригласит меня "в плен", я буду долго ломаться, но все же паду жертвой мрачного обаяния злодея. При ближайшем знакомстве тот, конечно же, окажется несправедливо оболганным борцом за справедливость.
Жизнь, как всегда, внесла свои коррективы: без предупреждения схватили, обмотали шпагатом, точно палку ветчины, и сунули в тесный ящик... все тело затекло! Хорошо еще, если просто потребуют выкуп, получат деньги и отпустят с миром. Телевидение, газеты и книги убеждают, что киднеппинг редко заканчивается добром — во всяком случае, для жертвы.
Внезапно карета остановилась, вздрогнув особенно сильно, так что я, напоследок ударившись головой о крышку ящика, не смогла удержать стон:
— Молчи, если хочешь жить! — проскрипел откуда-то сверху не вызывающий доверия, явно разбойничий голос. А как же "пожалуйста"?! Мало того, что сразу на "ты" — такого себе даже король не позволяет... Хам!
Дверца кареты хлопнула, то ли выпуская невоспитанного пассажира, то ли впуская нового. Может, шумнуть, попытаться привлечь к себе внимание?..
— Что с девкой? — такой вопрос не располагал к более близкому общению. На всякий случай я решила пока промолчать и послушать, что будет дальше. Голос нового персонажа звучал как-то странно — наверное, из-за преграды в виде стенки ящика.
— Как и положено, — хохотнул первый, тоже не слишком приятный, но все же слегка знакомый голос. — Визжала-а-а!
— Надеюсь, теперь она умолкла навеки?
— Не беспокойтесь, больше вы про нее не услышите!
Я и без того чувствовала себя в этом ящике, точно в тесном гробу, а такие разговоры бодрости не прибавляли. Пожалуй, и впрямь лучше пока голос не подавать.
Прислушиваясь к беседе, которая постепенно перешла в русло торгов по поводу оплаты оказанных услуг, я сама не заметила, как успокоилась и перестала паниковать. Стало даже интересно, во сколько же здесь оценивается человеческая жизнь — тем более, что в данном случае речь шла о моей жизни! — но спорщики осторожно избегали называть вслух точную сумму, оперируя такими понятиями, как "аванс" и "половина". Заказчик прижимисто отказывался от выплаты остатка заранее оговоренной суммы, требуя твердых доказательств выполнения работы — лучше всего, по его мнению, для этого подошла бы голова вредной девки. Разбойник спокойным голосом доказывал, что с отрезанной головой ему в город соваться опасно: ну, как мешок протечет — доказывай потом стражникам, что это не твоя... Вот если бы господин согласился съездить с ними в лес, там прямо при нем тело и откопают, и разделают на порционные куски. После последнего предложения строптивый заказчик моментально пошел на попятный, очевидно, понимая, что с той же легкостью его могут прикопать рядом с первой жертвой, и полностью расплатился, не протестуя даже против надбавки "за вредность".
Меж тем в моем ящике становилось не только душно, но и жарко. При каждом вдохе колючий мешок самым неприятным образом прилипал к лицу, да и вдыхать становилось все труднее. Легкие разрывались, перед глазами поплыли цветные пятна...
Наверное, я снова потеряла сознание, потому что не почувствовала, как открылась крышка ящика, сильный мужские руки вытащили меня наружу и стянули с головы мешок. Первый глоток свежего воздуха казался слаще меда... вторым и третьим невозможно было надышаться.
— Очухалась? — с грубоватым участием поинтересовался похититель — плечистый мужик с окладистой бородой, одетый небогато, но добротно и чисто. В городской толпе трое из пяти выглядели его братьями-близнецами. Грамотная маскировка!
— Вашими молитвами, — насколько позволяли спутанные конечности, я постаралась отодвинуться подальше, на самый край каретного сиденья — очевидно, под ним меня и прятали, в отсеке для багажа. Традиция перевозки пленников в багажниках, оказывается, возникла куда раньше, чем появились первые автомобили...
— Поговорим?
— А у меня есть выбор?
— Верно мыслишь! — усмехнулся в бороду тот. — Заказ мне поступил, сложный, но и денежный. Ни много, ни мало — саму придворную чародейку навеки упокоить. Не в правилах лесного братства уговор нарушать, да только ведьма нам позарез необходима. А ты ведь все равно умерла.
— И стала призраком? — фыркнула я.
— Долго ли? — достав из-за голенища высокого сапога кинжал с длинным лезвием, разбойник с показной невозмутимостью принялся чистить ногти — в условиях каретной тряски эксперимент опасный, однако у него получалось необыкновенно ловко. Что значит привычка!
Может быть, этим самым клинком он и проткнул несчастного Левушку... Меня передернуло.
— Так что у тебя есть выбор, — не обращая внимания на мою реакцию, продолжал злодей. — Или заказчик получит твою голову в подарочной упаковке, или... Если себя не жалко, может, она сумеет тебя убедить?
С этими словами бандит носком сапога подцепил противоположное сиденье, так же оказавшееся крышкой багажного ящика. Свернувшись клубочком, похожая на пушистую кошечку, там лежала моя горничная.
— Машенька! — позабыв о веревках, я рванулась вперед, не удержалась на связанных, онемевших ногах, и потеряла равновесие. Толчок кареты отбросил меня назад, плотно усадив обратно на сиденье: — Если с ней или с ребенком что-то случится...
— Все зависит только от тебя, — развел руками убийца. — Одно только слово! Говорят вы, аристократы, всегда выполняете свои обещания.
— Хорошо, согласна! — я извивалась всем телом, но никак не могла избавиться от веревок: разбойник явно знал толк в узлах и петлях — одна такая давно по нему плачет!
— Вот, сразу бы так, — вновь достав страшный кинжал, он в мгновение ока перерезал связывающие меня путы. Сбросив на пол обрезки веревок, я бросилась к Машеньке. Слава богу, живая! То ли крышка второго ящика прилегала неплотно, то ли щели в стенках пропускали больше воздуха, но горничная... спокойно спала. Даже похрапывала тихонько.
— Станешь хорошо себя вести — и с подружкой будет все в порядке, — пообещал бандит. — Все пальчики на месте, все ушки...
— А зачем вам вообще ведьма? — запоздало поинтересовалась я. — Если прохожих очаровывать или страже глаза отводить — так я этого и не умею!
— Стал бы я связываться с чародейкой, которая такому обучена! — снисходительно хмыкнул бородач. — Без слеги в омут не суемся, сперва все спознали: чем занимаешься, куда ходишь... Хотели сперва засаду в Кривом тупике поставить, или в переулке, а тут такой подарок судьбы — случайно на улице столкнулись! На ловца и зверь бежит.
— Ага, матерый волк на рыбака наскочил, — буркнула я себе под нос, хотя на самом деле и вполовину не чувствовала той уверенности, какую хотела показать.
— Была у нас одна знахарка. Врачевала старушка знатно: ранку зашить или зуб больной вырвать — легкая рука, бывало, и не почувствуешь. Да убралась к черту, а где теперь хорошую замену найдешь?
— Подъезжаем! — донесся снаружи хриплый голос возницы. То ли сильно простуженный, то ли испитый... Еще не приняв дела и истории болезни, я уже примеряла на себя халат участкового врача.
Карета вздрогнула последний раз и остановилась так резко, что меня сбросило с лавки на пол. Даже Машенька проснулась, и села в своем ящике, сонно потирая глаза:
— Госпожа! — обрадовалась она, увидев знакомое лицо. После чего недоуменно огляделась по сторонам: — А где это мы?
— Хотела бы тебя порадовать, да нечем, — вздохнула я. — В плену мы! И если повезет — надолго...
— Навсегда! — припечатал разбойник. — Так что добро пожаловать в новый дом!
Но прежде чем, собственно, пожаловать, нам пришлось привязать к ногам большие плоские дощечки — нечто среднее между ластами и снегоступами. То ли для того, чтобы не проваливаться на ходу в снег, то ли не оставлять следов. А скорее всего и то, и другое.
Какое-то время мы шли по заснеженному лесу гуськом: впереди главный бандит, велевший называть себя просто "батька Тимофей", следом я, затем семенила Машенька, а замыкал процессию возница. На ходу он душераздирающе хрипел и кашлял, заставляя предполагать самое худшее, начиная с двухстороннего воспаления легких со всеми осложнениями. Профессиональное любопытство, что поделаешь...
Бородатый батька Тимофей нырнул в темный провал пещеры, полузасыпаный снегом. Я невольно остановилась:
— Вы что, живете в пещере?!
— Не отставай! — донеслось из-под земли.
Неуверенно оглянувшись, я прихватила широкую юбку вместе с меховой полой, согнулась в три погибели, чтобы не упираться позвоночником в земляной потолок, и осторожно начала спускаться. Внезапно ноги с привязанными к ним дощечками без спросу рванули вперед, и я скатилась в подземелье, точно на лыжах, в самом низу врезавшись в широкую атаманскую спину.
