Не меньше досталось идущему следом "Аки"... Первые залпы, выпущенные по нему "Бородино", легли с перелетами. Огромные русские снаряды с паровозным рёвом пронеслись низко над самым кораблем, едва не задев трубы. Но потом "Аки" стал "ловить" попадания, сотрясаясь от каждого следующего мощного удара. 14-дюймовые "бородинские" снаряды проламывали броню и взрывались с оглушающих громоподобным грохотом, оставляя после себя в отсеках настоящие пещеры сплошных разрушений. Один их русских снарядов, пробив 6-дюймовую броню верхнего пояса и 3-дюймовых скос броневой палубы, проник в горизонтальный перегрузочный коридор, связывавший все башни 254-мм орудий левого борта.
Взорвавшись, снаряд вызвал возгорание перевозившихся по коридору боеприпасов. Защитные двери из коридора в перегрузочные отделения башен закрыть не успели. Вероятно даже, что эти двери были специально открыты для спасения находившихся в коридоре. В результате в течении полуминуты огонь проник во все подбашенные отделения, где так же воспламенились заряды. Шахты башенных элеваторов мгновенно уподобились бьющим вверх гигантским бунзеновским горелкам. Из амбразур и люков всех трех бортовых башен стали вдруг вырываться струи ярчайшего пламени. По всей средней части корабля — от фок— до грот-мачты встала высокая сплошная стена пламени. На "Бородино" даже решили, что "Аки" взрывается и прекратили огонь. Но пламя, которое выжгло башни со всеми находившимися там, не прошло в артиллерийские погреба. Путь вниз по подъемникам успели перекрыть, а сами погреба были затоплены. Помимо башенной 10-дюймовой артиллерии левого борта страшный пожар уничтожил и все четыре 6-дюймовки на батарейной палубе. "Аки" мог теперь стрелять на левый борт только из 12-дюймовок носовой и кормовой башен.
Серьезно пострадали от обстрела меньшие по размерам броненосцы "Касими" и "Катори". Их прежняя служба в основном состояла в дальних зарубежных плаваниях с официальными визитами. Теперь эти блестящие корабли превращались в плавучие руины, груды горящего рваного железа. Наличие на "парадных" броненосцах большого количества дерева и окрашенных поверхностей привело при обстреле к масштабным пожарам. Силу огню добавили боеприпасы, поднятые к размещенным на палубе и мостиках малокалиберной артиллерии. Охватившие спардеки обоих малых линкорах пожары сделали практически невозможными стрельбу одноорудийных 10-дюймовых башен и казематных батарей 6-дюймовых орудий. Покинувшие орудия из-за огня и дыма включились в борьбу с пожарами. В ходе короткого боя "Касима" лишился и носового и кормового постов управления. 14-дюймовые снарядов снесли мостики вместе с мачтами, рухнувшими за борт. 9-дюймовая броня боевых рубок не спасла находившихся там офицеров, погибли и командир, и старший офицер корабля. У кормовой башни главного калибра сдвинуло броневую крышу, оба орудия сместились с лафетов. Носовая башня продолжала стрелять, самостоятельно выбирая цели. На "Катори" были уничтожены главный пост управления огнем, а резервный, на спардеке, пришлось покинуть из-за пожара. Впрочем, это уже было не важно, потому что прямые попадания, хотя и без пробития брони, вывели из строя сначала носовую, а потом и кормовую 12-дюймовые башни. После этого "Катори" вел огонь на левый борт только из последней 3-дюймовки в носовом каземате. Из-за разбитых дымовых труб и вентиляторов в котельных отделениях росла концентрация вредных газов, кочегары массово теряли сознания у топок. Оба броненосца получили повреждения в подводной части корпуса из-за близких разрывов снарядов, были затоплены угольные ямы, вода постепенно поступала в котельные и машинные отделения.
Меньше других пострадал замыкавший японскую колонну "Сацума". Его противником был не один из "измаилов", а гораздо менее сильный "Афон". Флагманский корабль адмирала Колчака с бортовым залпом из восьми 11-дюймовых орудий (пятая башня на противоположном борту могла стрелять через корпус только в крайнем случае и на очень ограниченных углах) смотрелся едва ли сильнее "Сацумы", который мог вести огонь на борт из четырех 12-дюймовых и шести 10-дюймовых орудий. Разве что бывший немецкий линейный крейсер был бронирован чуть лучше, чем японский броненосец, да единый общий калибр давал "экс-Гебену" преимущество в управлении огнем.
В целом бой шел на равных. "Афону" удалось подбить на "Сацуме" заднюю 10-дюймовую башню. 280-мм снаряд раскололся о башенную броню, но часть осколков всё же попала внутрь и повредило одно из 254-мм орудий. Кроме того были выведены из строя механизмы вращения башни, поэтому и уцелевшее орудие не могло вести огонь. Кроме того, на "Сацуме" был разбит каземат со 120-мм орудием. В свою очередь "Афон" потерял два среднекалиберных орудия переднего плутонга правого борта, уничтоженные вместе с расчетами, когда японский 305-мм снаряд взорвался, пробив броню, в каземате. Вспыхнувший там пожар быстро потушили, однако вторая башня главного калибра некоторое время не могла вести огонь из-за сильного задымления. Дым из каземата мешал и наблюдению из боевой рубку, куда командующий спустился с марса. Свое переселение под защиту 350-мм брони Колчак с деланным смехом объяснил правилом не лезть со своим уставом в чужой монастырь: раз он оказался на дредноуте германской постройки, нужно быть там, где немецкие конструкторы отводили место адмиралу — в максимально защищенном командном пункте.
Колчак обдумывал, как воспользоваться главным преимуществом своего корабля — большой скоростью. Правда, активно маневрировать означало покинуть эскадренную линию. Но адмирал не собирался быть пассивным наблюдателем того, как дредноуты Бахирева методично и скучно разделывают японцев. И, к тому же, кто говорил, что командующий со своим флагманским кораблем не может действовать самостоятельно от эскадры? Вспомним, например, как в Балканскую войну при Элли и Лемносе греческий адмирал Кондуриотис на своем броненосном крейсере обходил связанные боем турецкие броненосцы. Может, "Афону" следует зайти противнику с кормы и расстреливать анфиладным огнем. При этом русские получают серьезное преимущество в числе стволов — стрелять на кормовых углах "Сацума" может только из трех задних башен.
Колчак распорядился на всякий случай предупредить о своем решении Бахирева, но из радиорубки доложили, что эфир забит помехами. Удивительно, у японцев еще хватает станций глушить наши переговоры! Но не отказываться же ради этого от задуманного маневра. Передать сообщение сигнальной связью! Подтверждения не дожидаться! "Афон" свалился в резкую циркуляцию на левый борт (японцы при этом решили, что повредили русским рулевое управление) и после поворота на 24 румба взял курс на зюйд, пересекая курс вражеской эскадры между "Сацумой" и далеко отставшими от своих линкоров японскими крейсерами.
Вражеская линия была на створе, так что видно было теперь лишь концевой "Сацума ". "Афон" дал полный залп из всех своих пяти башен, и десять 280-мм снарядов закрыли японский броненосец густой гребенкой водяных столбов. Не успели они опасть в море, как последовал новый залп. За шесть минут было выпущено шесть залпов. "Афон", находясь в выгодном положении, спешил выпустить максимальное число снарядов. Колчак, замирая дыхание, рассматривал в перископ (на германских дредноутах отказались от смотровых щелей в рубках) на увеличенное изображение водяной завесы, надеясь, что там вот-вот полыхнет вспышка рвущегося в пробитых погребах боезапаса...
— Александр Васильевич! Справа, справа... Поворачивают...
Колчак послушно повернул перископ вправо. В поле обзора вплыли выходящие из-за водяной стены силуэты кораблей. Первый, второй, третий, четвертый... Японская эскадра совершала последовательный поворот за флагманом на зюйд-вест. Перед русским линейным крейсером оказались вдруг все пять больших вражеских кораблей. На темных силуэтах зажигались огненные точки. Японцы открыли по "Афону" огонь орудиями правого борта, до того не участвовавшими в бою.
После той обработки, что учинили 14-дюймовки "измаилов", японские линкоры пребывали в полуразрушенном состоянии. Однако при побортном расположении главного калибра у устаревших японских линкоров, их правые башни сохраняли боеспособность и, разумеется, когда оттуда увидели большой русский корабль, да еще под адмиральским флагом, они немедленно открыли по нему огонь из всех стволов. Даже если учесть, что уцелевшие концевые башни японцев продолжали стрелять по гораздо более опасным "измаилам", для комендоров башен правого борта иной цели, чем "Афон" просто не было. А это было четыре 305-мм орудиями у "Сетцу" и шестнадцать 254-мм пушек "Аки", "Касимы", "Катори" и "Сацумы". Стреляли и среднекалиберные орудия правобортных батарей, но ущерб от них был незначительный, чего нельзя было сказать о крупнокалиберных снарядах. Конечно, системы управления огнем на изувеченных огнем "измаилов" японских линкорах уже не действовали, но короткая дистанция не давала поблажек. Вокруг "Афона" вскипал целый лес фонтанов, заливая водой палубу и надстройки. Осколки дырявили легкие конструкции. За считанные минуты корабль получал сразу три серьезных попадания и все — в башни главного калибра. Первый снаряд разорвался на броневой крыше левобортной башни, сбив ей смотровой колпак. Часть осколков ударила вместе с пороховыми газами внутрь башни, уничтожив там расчет, другая часть — проникла через вентиляционные шахты в машинное отделение. Второй японский снаряд заклинил вращение носовой башни; третий попал в корму и прошел небронированный борт, пока не взорвался на барбете задней кормовой башни, выведя из строя механизмы наводки и подъема боеприпасов. При таком плотном обстреле попадания были гарантированы. Бак "Афона" был изрешечен разорвавшимся на воде у борта снарядом, второй снаряд, пробив броневой пояс, вызвал затопления одной из угольных ям.
Теперь "Афон" мог стрелять на левый борт лишь из двух орудий возвышенной кормовой башни и, на определенных углах, орудиями правой бортовой башни. Продолжать при таких условиях бой со всей японской эскадрой означало серьезно рисковать своим кораблем. Вот ведь Бахирев, ничего нельзя ему поручить! Столько бил по старым японским посудинам из мощнейших орудий, а они вон как огрызаются! Адмирал Колчак приказал капитану Кетлинскому поворачивать на 16 румбов и уходить на всей скорости назад. При повороте линейный крейсер угодил под еще одно попадание в борт, которое взорвало трубу подачи боеприпасов и вызвало пожар в каземате четвертого 130-мм орудий правого борта. Зато теперь уже можно было свободно ввести в действие уцелевшую бортовую башню.
Но медлить с отходом было нельзя ни в коем случае. Вражеская эскадра завершала последовательный поворот, двигаясь на 10 узлах курсом на зюйд-вест. "Афон" был у японских линкоров как на ладони. А с другой стороны их нагоняли три японских тяжелых крейсера — "Ибуки", "Курама" и "Икома", хотя и сильно поврежденные, но, вероятно, сохранившие несколько 12-дюймовых орудий. Для "Афона" близкая встреча с ними могла оказаться роковой. К счастью, двигательная установка русского линейного крейсера малопострадала, а охватившие верхнюю палубу и надстройки пожары сыграли даже на пользу, создав подобие дымовой завесы. "Афон" на полной скорости вырвался из захлопывавшихся бронированных тисков. Но где был всё это время Бахирев со своими "измаилами"?! С наблюдательного поста на фор-марсе доложили то, что Колчак менее всего ожидал услышать. Четыре русских сверхдредноута шли на юго-восток, расходящимся курсом с идущей на юго-запад вражеской эскадрой.
Кантаро Сузуки вполне осознал, что продолжение сражения по навязанной русскими схеме боя однозначно готовит японскому флоту полное уничтожение. Противнику при его превосходстве в скорости достаточно будет просто повторить то, что так великолепно продемонстрировал адмирал Того пятнадцать лет назад: обойти с головы и сделать кроссинг японской кильватерной колонне — "и поставить палочку над Т". Но Сузуки не собирался послушно вести свои корабли на убой, как тот бородатый русский адмирал при Цусиме. Если им и суждено сегодня погибнуть, то пусть это будет быстрая и отважная смерть в атаке. Японский адмирал распорядился подготовиться к повороту лево на борт, на пересечение курса русской эскадры. Возможно, они сумеют прорвать и разрушить вражеский строй. Пусть даже дело дойдет до тарана! Одновременно на минную флотилию, укрывавшуюся от огня по правому борту японских линкоров, был передан приказ выйти вперед и атаковать противника с носовых курсов.
"Сетцу" накренился, поворачиваясь носом на русский боевой строй. Мимо, обгоняя на полном ходу тяжелый дредноут, выбегали вперед маленькие миноносцы. На передней правой башне флагманского японского линкора впервые с начала боя увидели противника. В визиры прицелов его орудий вплыл стремительный и грозный силуэт головного в русской колонне "Измаила". Все четыре его низкие широкие башни озарились вспышками залпа. Одновременно выстрелили и две 12-дюймовки башни "Сетцу", единственной, способной сейчас стрелять по врагу. Русский залп лег почти перелетом, но всё же один из снарядов задел японский корабль. Он попал в корпус справа от заднего мостика и, вскрыв палубную броню, поразил правое турбинное отделение. "Сетцу" с работающими только левыми винтами неудержимо повело в правую сторону. Отсутствие связи рулевого отделения с боевой рубкой не позволило как-то выправить эту самопроизвольную циркуляцию. Следовавшие за флагманом корабли стали повторять этот маневр, отворачивая от противника. Справа неожиданно обнаружился большой вражеский корабль, по которому тут же открыли огонь все орудия нестрелявшего ранее борта.
"Сетцу", наконец-то вернул себе управление, однако его ход упал до десяти узлов. К тому же корабль сильно рыскал по курсу, готовый в любой момент свалиться в новую циркуляцию. Вице-адмирал Сузуки приказал дать знать сигнальной связью на "Аки", чтобы его командир вел флот дальше. "Сетцу" отошел в сторону, чтобы не задерживать эскадру. Странно, что русские позволили японцам так беспрепятственно маневрировать. Но где они сами? С крайним удивлением адмирал Сузуки наблюдал, как четыре мощных русских линейных крейсера, вместо того, чтобы воспользоваться благоприятным моментом и завершить разгром почти уже разбитого 3-го флота, уходят, удаляясь, куда-то совсем в другую сторону.
Вице-адмирал Бахирев отдавал последние распоряжение по охвату вражеской колонны с головы. Неожиданный поворот противника на пересекающийся курс даже облегчал эту задачу. Бахирев перешел на правое крыло мостика, повисшего на многометровой высоте, чтобы лучше разглядеть прущий прямо в лоб "Сетцу", который тяжело толкал перед собой волну глубоко ушедшим в воду носом. На боковой башне линкора сверкнули огоньки выстрелов сразу двух орудий, сразу окутавшихся коричневой дымкой. А потом из-под ног Бахирева вдруг исчез мостик.
Японцам, как бывало с ними и раньше, несказанно повезло. Единственный залп, который успела выпустить по "Измаилу" передняя правая башня "Сетцу", угодил русскому дредноуту прямо в боевую рубку. Два 305-мм бронебойных снаряда не смогли пробить закаленную крупповским методом сталь 16 дюймовой толщины, но мощное сотрясение вывело из строя системы связи и управления командного центра "Измаила". Все находившиеся в его рубке получили контузии. Рикошетом от рубки снаряды ударили по опорам расположенной позади многоуровневой конструкции. Возвышавшиеся вокруг фок-мачты этажи открытых и закрытых мостиков, наблюдательных и управляющих постов стали разваливаться как карточный домик. Внутри этой рухнувшей на палубу и завалившей стакан броневой рубки груды исковерканного железа оказались погребены десятки людей, в том числе и вице-адмирал Бахирев. Адмирала быстро нашли, освободив от завалов вход в бывшую адмиральскую рубку. Бахирев был в сознании и пытался подняться из кучи тел и обломков. Правая его рука висела, рукав мундира набухал темным, лоб был рассечен до кости. Адмирала и других выживших перевязали и осторожно снесли на носилках в лазарет. Капитан 1-го ранга Плен, жестоко страдавший от контузии, спустился для руководства боем в центральный боевой пост. Обычной для крупного боевого корабля резервной кормовой рубки у "Измаила" не было, что являлось одним из немногих серьезных недостатков новейшего русского линкора. Управление из центрального поста, находившегося в недрах корабля, на третьей нижней палубе, не могло полностью заменить живого наблюдения за ходом боя.
