Три Заряницы

Княжна не спала до рассвета.

Такую бурю эмоций она не переживала никогда в жизни. Таинственный образ Владыки, который она придумала себе, чудесным образом превратился в явь и даже превзошел ее ожидания.

Высокий и статный молодой мужчина с сильным, красивым телом, с широкой грудью и сильными плечами, с тонкой талией и узкими бедрами. Владыка оказался до невозможности хорош собой. Даже разные глаза, золотой и синий, что так холодно глядели на нее, его не портили, а скорее придавали его таинственному образу какую-то законченность и силу. Теперь она знала, что волос у него светлый и коротко остриженный, а бороду он не носит.

Она глядела на него без привычного плаща и капюшона и еще сильнее хотела заполучить его.

Хорош, необычайно хорош, оказался ее дядя Станислав. Именно таким она видела его в своих снах. Только одно смутило ее и заставило выскочить вперед — закутанная в его черный плащ женщина, которую он держал в руках.

'Мертвая', — ужаснулась она поначалу, глядя на расслабленное тело, но в следующую секунду осознала, что та просто спит и жгучая ревность загорелась в сердце.

— Змея подколодная... увела! — мгновенно проняла ее страшная догадка, глядя, как доверчиво та сопит ему в грудь, и как заботливо придерживает он её.

Ох, как горько рыдала она, закрывшись в свое светлице и выгнав нянюшку и прислужниц.

Обида и черная зависть душили её, и не давали и секунды покоя.

— Вон как, — выла она, кутаясь в меха беличьего одеяла, — не люба, значит? А она, гадина, выходит, по сердцу.

Красота девки, которую привез откуда-то Станислав, подняла в душе страшное желание растерзать соперницу.

Я отбирала вещи, а торговка расспрашивала, кто я, откуда и чего в мужских обносках второй день разгуливаю. Пришлось в двух словах рассказать про то, как к ведьмакам попала, и как вещи утопила. Она слушала и только головой качала, а потом вдруг спросила.

— А вчера чего с тобой приключилось, что опять в его портки рядиться пришлось? — окинула меня цепким взглядом и понимающе кивнула на двери, за которыми ждал ведьмак, — не утерпел? — она пошловато расхохоталась.

Пришлось резко оборвать её расспросы.

— Какая тебе разница? Утерпел, — я выложила перед ней тонкую стопку отобранной одежды, отвлекая от опасного разговора, — считай, сколько должна.

Я отобрала пару недорогих рубах и немаркий сарафан, плотную шерстяную накидку, а еще, обнаглев, сунула к вещам два платка и несколько тонких холстин, вспомнив про скорые нечистые дни. Торговка поглядела на жалкую кучку вещей и окинула меня жалостливым взглядом. Потом вытащила из сундука еще одну рубаху, теплое платье и вязаные чулки.

— Так, дура малолетняя, переставай стесняться, раз портки его носишь. Пущай платит, не разорится, — она нагло впихнула и эти вещи в общую кучу и быстро увязала в узел.

Я задохнулась от возмущения, но не стала ругаться, стараясь, поскорее вырваться от любопытной бабы и только тревожилась, чтобы она не заломила Владыке совсем уж несусветную сумму.

— Шесть нул.

Нагло заявила торговка и я, выпучив от возмущения глаза, вылезла перед не успевшим ответить ведьмаком.

— Бога побойся! Три с полтиной!

Я набрала в грудь побольше воздуха, готовясь насмерть отстаивать ведьмаковы кровные, но он вдруг подался вперед, сдвигая меня в сторону и спокойно отдал ей монетки.

— Шесть, так шесть, пересчитай.

Торговка подбросила серебро в руке и довольно улыбнулась.

— Благодарствую, таким клиентам всегда рада. Ежели чего, я завтра до обеда тоже тут буду, а то можете прямо домой идти, вон моя крыша, — кивнула она на дом в конце улицы, — спросите Поляну, всяк проводит.

— С такими обиральщицами скоро по миру пойдем! — рявкнула на нее и возмущенно пыхтя пошла в сторону обувной лавочки.

— Ты чего не переоделась? — догнал меня ведьмак, а я только возмущенно отмахнулась.

— Не хотела задерживать. Вернемся, переоденусь.

Мы быстро выбрали мне башмаки, и даже лучше, чем вчерашние (ведьмак настоял, чтоб брала хорошие), и вышли за ворота.

— А почему у ведьмаков глаза разные? — решилась спросить, чтоб чем-то занять паузу пока шли домой.

Владыка резко обернулся и я испуганно замерла.

'Вот дура', — проняло меня, — 'а вдруг про такое нельзя спрашивать'?

Но он ответил.

— Глаза разные только у меня. Но это с рождения, а у остальных, обычные, как у всех.

Я с облегчением выдохнула.

— А я думала, что вы потому лица прячете.

— Нет, не поэтому, — оборвал он явно неприятный для него разговор и дальше до самого терема шли уже молча.

Во дворе опять наткнулись на Ямата, тот сидел перед нашими телегами и о чем-то говорил со слугой, который снова загружал на них поклажу.

— Выезжать собираетесь? — как ни в чём ни бывало, спросил он Владыку.

— Проводить решил? — остановился ведьмак рядом с ним, — или к нам завербоваться?

— Да нет, благодарствуйте, — усмехнулся он и окинул ведьмака наглым взглядом, а потом вдруг заинтересованно спросил, — а возьмешь? Не побрезгуешь?

Я не услышала, что ответил Владыка. Мне хотелось как можно быстрее спрятаться от его пронырливого взгляда, который странным образом успевал следить и за Владыкой и за мной.

Быстро поднявшись по лестнице, я решила дождаться ведьмака в сенях. Там и Ямата видеть не буду и на Прохора не наткнусь. А в случае, если он возвращаться будет, всегда на улицу выскочить успею.

Дернула дверь и застыла на пороге, глядя на нарядную девку, которая как раз собиралась выйти на улицу. Боярыня подняла взгляд и изменилась в лице.

— А-аааа! — заорала она так, что я вжала голову в плечи и как чумная вцепилась мне в волосы и принялась лупить по лицу. Била наотмашь, не выбирая куда. Один удар пришелся по носу, и кровь хлынула, заливая мне лицо и одежду.

Она так неожиданно напала и была такая сильная, что я просто физически ничего не могла ей противопоставить и только закрывала лицо руками и плакала, задыхаясь от боли.

Двери за спиной дёрнули, и какая-то сила оторвала ее от меня и отшвырнула к стене. Сквозь пелену слез увидела, как Владыка откинул капюшон и навис над обезумевшей девкой.

— Ты никогда ее больше не тронешь, — в наступившей тишине пророкотал глухой пробирающий до костей голос.

Княжна отпрянула и вскрикнула так, как будто он ножом ее пырнул, а потом замертво рухнула на пол. Со всех сторон раздались крики и толпа служанок бросилась приводить её в чувство: брызгали водой, обмахивали платками, щипали за щеки, а я все это время сидела на полу, вытирая текущие по лицу кровь и слезы и никто даже воды не подал, разве что не пнул.

— Умойся, — раздалось надо мной, и Владыка протянул мне ковш с водой.

Я, глотая слезы, попыталась смыть кровь, но руки дрожали, и ведьмак сам принялся умывать меня, потом вытер лицо своим же плащом и потянул за собой по лестнице.

— Идти можешь? — спросил, глядя, как я с трудом опираюсь на перила и, не дожидаясь ответа, подхватил на руки и быстро понес наверх.

Вынес на второй этаж и резко остановился перед открывающейся дверью, на пороге которой застыл Прохор. Колдун подался вперед, протягивая ко мне руку, и ведьмак повернулся, заслоняя меня, и еще быстрее понес по лестнице вверх, в светелку, где я ночевала.

— Пошла вон, — приказал застывшей с открытым ртом Красаве и, подождав, пока она вышла, внес меня внутрь и ногой закрыл дверь за спиной. Прошел к кровати и осторожно положил головой на подушку.

Потом вернулся к двери и распахнул ее, глядя на всё также стоящую там Красаву.

— Внизу вещи ее остались, принеси, — приказал, не терпящим возражения голосом, — потом сходишь к ключнице за вином, скажешь, я приказал.

Он захлопнул двери и подошел к стоящему на лавке ведру с водой. Зачерпнул ковш и отставил в сторону, потом снял полотенце со стены и намочил его в ведре.

Вернулся ко мне и, присев на край кровати, протянул воду.

— Пей, — приказал устало, и я жадно сделала несколько глотков.

— За что она? — Слезы снова потекли по лицу, и он принялся вытирать их влажным полотенцем.

— Забудь, завтра уедем, и ты ее не увидишь больше.

Я отвернулась, закрывая лицо руками и сотрясаясь от плача.

— Уйди... Я одна хочу побыть.

Ведьмак несколько секунд сидел не двигаясь, а потом сжал мне плечо.

— Прости, это из-за меня тебе досталось.

Я обернулась и непонимающе посмотрела на него.

— Как это?

— Это княжна была, Леда, моя племянница.

Я вспомнила, как Велька говорил, что его сестра по Владыке сохнет. Выходит, она приревновала меня, что ли?

— Так как же... это? — не могла я вслух произнести то, что думала, — Вы ж дядя её.

Он вздохнул и подошел к двери. Распахнул её и забрал у подслушивающей Красавы вино и узел с моими вещами.

— Чего не постучала? Руки отсохли?

Та задрожала и испуганно отступила.

— Не успела.

— Ступай вниз, вели в трапезной ей обед отдельно подать, — он захлопнул перед ней двери, а я вдруг испугалась, что Красава мне этого не простит.

— Зачем Вы с ней так? Она и так меня не любит, а теперь вообще житья не даст.

Ведьмак молча налил принесенного Красавой вина и протянул мне ковшик.

— Выпей.

— Я вина не пью, — покачала я головой.

— Считай, что это лекарство, тебе успокоиться надо.

Взяла ковшик и сделала осторожный глоток. Терпкое вино с непривычки защипало язык.

— Еще пей, — велел ведьмак, когда я протянула почти полный ковшик обратно.

— Пьяная буду.

— Ничего, переживу.

Он подождал пока я не выпью весь ковшик до конца и еще раз намочил и отжал полотенце.

— Прижми к носу, так скорее отек уйдет.

Взяла мокрое полотенце и положила на лицо, как он велел. В голове шумело то ли от оплеух, то ли от вина, уже не разбирала, и по-прежнему хотелось плакать. Так что даже хорошо, что полотенце прикрывало меня, можно было реветь и делать вид, что просто лежу. Только бы еще плечи не дрожали и дыхание не срывалось.

Ведьмак видно догадался, что плачу, потому что снова присел на кровать и осрожно погладил меня по руке.

— Не плачь. Красава тебе ничего не сделает. Она может быть еще и тут останется, уж больно за нее Зван князя просил, и я все больше думаю, чтоб согласиться.

— Я не из-за нее, — голос прозвучал глухо от слез и лежащего на лице полотенца, — вернее, не только из-за нее. Просто навалилось сразу столько.

— Может, поспишь? Я велю, чтоб не беспокоили, — спросил он.

— Я переодеться хочу, — села на кровати и убрала полотенце с лица.

— Ладно, — кивнул он, и поставил мне на кровать узел с одеждой. — Если что понадобиться, зови, я велю, чтоб мне сразу передали.

Он вышел, а я сползла с кровати и, пошатываясь, подошла к ведру с водой. Скинула измазанную кровью одежду и, прополоскав в ведре полотенце, обтерлась, как могла, смывая кровь с шеи и груди. Потом переплела косу и натянула новую рубаху и сарафан.

Снова села на кровать и прижала ладони к горящему лицу.

— Господи, взмолилась я, — хоть бы поскорее уехать отсюда.

Княжну унесли в ее покои и, причитая и охая, привели в чувство и послали за бабкой-травницей, которая пользовала ее при разных нетяжелых хворях.

Старуха пришла и ожившая Леда выгнала челядь за двери. А потом усадила травницу за низенький сундук, засланный парчой и начала ластиться.

— Давно не видела тебя, матушка Евглаша, не заходишь ко мне, весточек не присылаешь.

— Так не зовешь, лебедушка, вот и не иду. А напрашиваться сама не умею.

Княжна нетерпеливо хмыкнула и отмахнулась.

— Занята была, — и перевела разговор. — Я тебя, матушка, спросить хотела. Ты ж не только травница, ты и ворожея, я знаю, мне матушка покойная рассказывала. Ты ей про Вельку наворожила. Скажи, — схватила она ее за руки, — что мне делать? Как от разлучницы избавиться?

Старуха отпрянула, и глаза ее испуганно расширились.

— А я верить не хотела тому, что люди говорят. А выходит правда? И как только князь допускает? — с недоверием покачала она головой.

— Князь?! — вскинула полные гнева очи Леда, — да отцу до меня дела нет, держит, как кобылу на продажу. Он кроме Годуна и Вельки никого не видит. Только и знает замужеством пугать.

— Опомнись, Леда, кого ты добиваешься, он же дядя твой?

— Люблю его, — упрямо мотнула головой княжна, — и что с того, что дядя? Вон у заморских-то царевен через одну муж, как не дядя так брат двоюродный, и ничего. А змеюку эту... со свету сживу!

— Пустое это дело, ничего ты ей не сделаешь, и в голову не бери. Завтра уедет она, и он уедет, и не увидишь ты его еще пару лет, а летом князь тебя замуж отдаст, уж и жениха выбрал.

— Ты откуда знаешь? — вскинулась княжна.

— Гадала на тебя.

— Достань яду, — расплакалась княжна.

— Не сходи с ума, Леда. Я матери твоей раз уступила, три года ворожить не получалось. Больше такой грех на душу не возьму.

Глава 8

Обед я проспала, прилегла всего на минутку, а проснулась, когда за окном уж стемнело. Видимо, все это время кто-то заходил ко мне, потому что на сундуке у кровати стоял накрытый полотенцем обед, и горела восковая свечка. Красавы в комнате не было и не похоже было, чтоб она сюда еще заходила.

Я села и провела рукой по лицу, и сразу же ее одернула: нос еще болел, но кровь уже не шла.

В животе заурчало, и я приподняла салфетку, и с удивлением увидела мясной пирог, пару вареных яиц и миску тушеной капусты с грибами. Чуть в стороне стоял кувшин с узваром. Вздохнула, думая о Владыке: 'И тут расстарался', — почему-то была уверена, что без него в лучшем случае пустых щей бы налили, а может и куском хлеба обошлись.

Отломила кусок пирога и, запивая узваром, начала есть. После обеда, опять накрыла все салфеткой и снова повалилась на кровать. От пережитого за эти два дня, я была совсем больная и если бы не внезапно возникшее желание сбегать в кустики, я бы и носа не сунула из комнаты, но когда терпеть уже не было никаких сил, все же решилась выйти. На цыпочках подошла к двери и прислушалась, потом осторожно приоткрыла дверь, с опаской оглядела сени и лестничный пролет. Сбоку скрипнула дверь и уже знакомая мне рослая служанка вышла из боковой горенки.

— Чего тебе? Принести может что? — спросила она, увидев меня в проеме двери.

— Мне в уборную надо, — сказала извиняющимся тоном, — может, проводишь?

— Пошли, — кивнула она и, взяв свечку, подошла к лестнице.

— А Прох... а священник, отец Порфирий, он уехал уже? — спросила, переступая с ноги на ногу, но, не решаясь выйти из комнаты.

— Давно уже, сразу после обеда, — пожала она плечами.

— Тогда пошли, — обрадовалась я и снова испуганно замерла в дверях, — а... княжна?

— Княжна у себя в горнице, в княжеских палатах. А ты в людсом крыле, так что не бойся.

Она провела меня по лестнице, и толкнула двери в зимнюю уборную, что примыкала прямо к терему и имела прямой вход, как с улицы, так и из дома.

Я в секунду обернулась туда и назад и с признательностью посмотрела на служанку.

Она молча кивнула, и повела меня наверх.