— А ну, сели! — рявкнул Чернявский. — Вас уговаривать надоть!?
— Клим, я слушаю, говори, — оставил стоять старосту великий князь.
— Ну, дык. Как все живём.
— Хлеба до лета хватает?
— Бог милостив. В этом году тяжелее, но мы как-нибудь...
— Уже голодаете?
— Не то, чтоб очень...
-Хлеба дать?
— Тк...
— Могу дать в долг. Вернёте работой.
— Не, даст бог обойдётся.
— Нет, так нет. А как оно обойдётся ещё увидим. У Вас теперь новый барин и порядки будут новые. Земли я знаю за деревней сто двадцать десятин.
— И лугов тридцать, — поспешно вставил Клим, — и то без дворов с огородами.
— Ладно по весне обмерим. Барщину с вас требовать не стану. Но оброк и подушную задам не малые. С десятины, что запашной, что луговой. буду брать по сорок рублей. Если земли вам мало, из барской запашки уступлю и за неё буду брать по пятьдесят рублей с десятины. Подушную же ставлю вам по пятьдесят рублей с души мужского пола в возрасте с двадцати, до пятидесяти лет. С младых и старых подушную брать не буду.
По гостиной прошёл вздох и следом за ним шёпот.
— Барин...— у Клима явно не хватало дыхания, — такие подати невмочны.
— Много!? Знаю. Но я не только брать , но и давать тоже буду. За каждого ребёнка и отрока в возрасте до пятнадцати лет мужского пола по пять рублей в год, женского пола — два рубля. Работу тоже дам. За полный год буду платить от ста рублей и до двухсот. Смотря по прилежанию. Подати будете платить всем миром с круговым ручательством. Считаться будем на Покрова.
Шёпот нарастал. Клим беспомощно озирался. Пожилой мужик хотел было встать и наверное сказать что-то, но Чернявский резко одёрнул его:
— Сиди, вставать не разрешали.
— Но... Барин... — замямлил Клим, — нам не собрать столько.
— Работать будете, соберёте. Я вам работы достаточно дам, и заплачу за них достаточно, чтоб все подати смогли выплатить... Эй, Клим, ты что, болен? — заметил наследник престола кровь в углах рта старосты.
— Тк, пошатка у меня. Да она у многих по весне бывает.
— Зубы покажи...Сколько зерна осталось в деревне?
— Ну, как бы, на посев.
— А едите что?
— Ну, кто как...
— Ладно, пошли по избам. Ильин со мной. Остальные здесь. Мужики пусть тоже здесь подожут... Пошли Клим, чего стоишь.
— Позвольте мне пойти с Вами, ваше высочество, — подал голос всё это время молчавший Мердер.
Вчетвером они вышли во двор и направились к деревне. Клим шёл впереди, показывая дорогу. Он то и дело оглядывался, порывался что-то сказать, но вздохнув отворачивался. Когда подошли к первой избе, великий князь не выдержал:
— Ты что сказать хочешь, Клим? Говори не бойся.
— Барин, невмочно такие подати. Мужики взбунтуют. И так последнюю краюху весной доедаем.
— Вот что Клим, — Саша встал на завалинку возле избы и его глаза оказались на одном уровне со глазами старосты. — Будете работать хорошо, буду хлеб покупать и вас кормить. Не дам пропасть ни вам, ни детям вашим. Хорошие работники мне нужны. Будете плохо работать, под землю всех спущу, не пожалею. А теперь пойдём житьё ваше смотреть.
Через полчаса великий князь прекратил осмотр. Худшие его опасения сбылись. Он вышел к деревенскому колодцу и посмотрел на старосту, долго не отпуская его взглядом. Климу явно было не по себе.
— Карл Карлович не могли бы Вы выдать Климу сто рублей.
— Вы уверены, что в этом есть необходимость?
— Есть. Вы же сами всё видели.
— Хорошо, — Мердер протянул несколько ассигнаций.
— Бери Клим, — велел великий князь. — И слушай. На эти деньги будешь кормить мир. Помрёт кто, я велю тебе выдать двадцать ударов кнутом за каждого умершего. Ещё. Купишь зерна. Вымочишь пол дня в тёплой воде. Потом воду поменяешь. И продержишь зерно в воде ещё три дня. Зерно даст ростки. По пять пророщенных зёрен в день будешь давать каждому, и бабам, и детям. И следить будешь чтоб все эти зёрна ели. Варить или печь их запрещаю. Тебе понятно, что делать надо?
— Ну, это...
— Понятно?
— Ну, понятно.
— Тогда повтори, что ты должен сделать, и что с тобой будет, если помрёт кто... Повтори!
Глава 28
17 марта 1827, Царское село
Послеобеденную прогулку великий князь совместил с посещением своих подопечных, оставленных под надзором Яковлева. В сопровождении Юрьевича он отправился в полковые мастерские. Ещё вчера предупреждённый Ильиным, Яковлев встретил наследника престола у порога мастерских уже готовый к поездке.
— Здравия желаю, ваше высочество. Они Вас ожидают в доме Кривоноса, если желаете, можем ехать не медля.
— Здравствуй Семён Фёдорович. Едем.
Жильё бывшего купца третьей гильдии произвело на Сашу благоприятное впечатление. Мощный добротный бревенчатый сруб, крытый тёсом. Большие окна в разноцветных окладах. Мощные резные ворота, через которые великий князь со спутниками проехал в достаточно просторный двор, однозначно говорили о зажиточности хозяев. Сдав коней на попечение маленького отрока, и ответив на приветствие хозяев, гости поднялись на высокое и широкое крыльцо и, пройдя за массивную дубовую дверь, оказались внутри. И сени и следующая за ними большая комната уже не производили такого хорошего впечатления. Находящиеся в доме вещи были слишком малочисленны, и в комнатах складывалось ощущение пустоты и дисгармонии. Большой стол из плотно сбитой строганной доски и простые лавки не сочетались с ажурными занавесями и тонкой фарфоровой посудой. Во главе стола расположилось большое резное кресло с мягкими вставками. Хозяин дома, гостеприимно и несколько подобострастно сопровождающий высокого гостя от ворот, указал на это кресло рукой:
— Прошу-с Вас, Ваше Императорское Высочество присаживайтесь.
Усевшись в кресле, которое оказалось довольно высоким, великий князь коротко указал присутствующим:
— Садитесь.
Пока все рассаживались, он задумчиво рассматривал Кривоноса.
"Боюсь, что это лицо не может быть лицом нашей компании. Никто ему рубля в долг не даст."
Кривонос, по утверждению Яковлева, уже давно не пил, но предыдущий образ жизни оставил неизгладимый отпечаток на нём. Странного желтовато-серого оттенка кожа, измятая и рыхлая. Одышка несмотря на скрывающуюся под просторной одеждой худобу. Мешки под глазами. Да и сами глаза были подкрашены подозрительной желтизной. Всё выдавало в нём тяжело больного человека. Если верить Яковлеву, то Петру Савовичу тридцать шесть лет, но выглядел он на пятьдесят. Поведение Кривоноса также не располагало к нему. Он всё время суетился, озирался по сторонам. Руки его не прибывали в покое ни минуту. На фоне этого тщедушного мужичёнки его жена, Лукерья Петровна, выглядела тяжёлым танком. До этого наследник воспринимал её как бедную женщину, измождённую бытом и битую мужем. Хотя теперь становилось понятным, что прошлогодний синяк скорее всего был боевой раной, полученной в неравном бою. С тех пор лицо её заметно посвежело, а мощная спина, крепкие руки и волевой взгляд убеждали, что в кулачном бою лучше ставить на неё, а не на мужа. По тем взглядам, которыми обменивались супруги, было очевидно, что в свои тридцать четыре Лукерья Петровна, купеческая дочь, пришедшая в семью с богатым приданным, крепко держала в своих руках всё хозяйство и беспутного мужа. Единственно, что было пока не ясно, так всегда было или только после того как муж запил.
Немного подождав пока все усядутся и успокоятся, великий князь заговорил:
— Рад видеть вас в добром здравии, — он улыбнулся Кривоносу. — Судьба вручила мне ваши долговые, и я рад что могу избавить вас от тяжести этих долгов. Однако, моя забота о вас не может ограничится лишь этим. Я полагаю потребным принять посильное участие в дальнейшей судьбе как вас, так и ваших домочадцев.
Наследник престола сделал паузу, ему требовалось перевести дух. В возникшей паузе облагодетельствованные смогли проявить своё отношение к сказанному. Сухов сидел, не меняя выражения лица, и хранил молчание. Бывший купец ласково улыбаясь уже готов был рассыпаться в благодарственных речах, но глянув на супругу захлопнул рот.. Зубы громко клацнули. Лукерья Петровна, бросив короткий взгляд на мужа, снова посмотрела на великого князя, кротко вздохнула и промокнула уголок левого глаза платком. Еле заметная улыбка выглядывала в уголках губ Юрьевича. А умудрённый жизнью Яковлев внимательно разглядывал поверхность стола. Все смиренно ждали продолжения.
— Поскольку вы люди торговые, я решил посодействовать вам в ваших торговых делах. Через это вы сможете заработать на пропитание и себе и на будущее своих детей, — продолжил великий князь. Выговаривал он слова медленно тщательно ощупывая взглядом собеседников. -Ты, Пётр, в Астрахань товар возил, я помогу тебе это дело возобновить. А лучше сквозь Астрахань товар прямо в Персию возить. Брать на Нижегородской ярмарке ситец и сахар. А у персиян брать пряности, хлопок и шёлк. Тебе же Иван Ильич, довольно по деревням полотно выкупать. Пристало, свою мануфактуру ставить. Урок на пряжу будешь по сёлам раздавать, а для полотна, миткаля и окраски барак поставим. На всё это деньги нужны, так я к вам в долю войду. Что скажете?
— Да, Я...— начал было обрадованный Кривонос, но вздох жены остановил его на полу слове.
— Ваше Императорское Высочество, дозвольте слово сказать, — поднялся Сухов.
— Говори, Иван Ильич. Я слушаю.
— Постройка мануфактурного барака дело хлопотное, и мне простому мужику не по плечу. Мой удел торговлюшка по-мелочи. Я и грамотой-то владею плохо, куда мне.
— Ну что ж, — улыбнулся великий князь, — А ты Иван Ильич полотно по избам берёшь? Так знай, я в Батово барак поставлю и станок ткацкий. Ты лучше пряжу бери, а у меня на станке полотно сделаем. И его продавать будешь. Оно ж всяко лучше чем по домам брать.
— Спасибо, тока ведь далеко.
— До Царского далеко. А зачем тебе Царское. Гатчина не хуже будет.
— Так, то переезжать надо. Как я там дом куплю.
— В Батово переезжай. Я там хозяин. Не оставлю без крыши.
— Непросто это. Тут и место торговое за мной есть.
— Место торговое я тебе и в Гатчине помогу получить. Так что ты думай. Наследник престола тебе благоволит. Ты думай, — великий князь жестом усадил Сухова на скамью и посмотрел на Лукерью Петровну.
Поняв, что настала её очередь, купчиха вышла на середину комнаты и со словами благодарности сделала глубокий поклон. А распрямившись добавила:
— Только, Пётр Савович немощен весьма. И большого пути ему не одолеть. Сын наш старший ещё не в возрасте, а мне, глупой бабе, и вовсе не пристало по ярмаркам разъезжать. Уж не сердитесь на нас Ваше Императорское Высочество.
— И не думал сердиться, Лукерья Петровна, но ты мне скажи, а каким же трудом вы собираетесь хлеб добывать? — широко раскрыв глаза спросил великий князь.
— Бог в милости своей не оставит, проживём.
— Побираться пойдёте? Переезжайте в Батово, найду вам дело.
— Благодарствую, но мы в своём хозяйстве пока стоим.
— Тоже хорошо, может и полотно у Ивана Ильича на продажу будешь брать.
— Это подумать надо. Я что до дороги в Астрахань и Персию, то знакомец есть у Петра Савовича, Иван Иванович Посылин, он сейчас в Санкт-Петербурге быть должен. Он то уж Астраханскую и персидскую торговлю истинно знает.
— Хорошо, Пусть тогда Пётр представит мне этого купца.
— Да-с, Ваше Императорское Высочество, я с превеликим удовольствием-с сегодня же поеду-с.
— Вот и славно, — великий князь встал и направился к двери.
Отпустив Яковлева в полк наследник престола, ведя в поводу коня, в задумчивости направился к дворцу. Лицо его было каким-то отрешённым. Полным бессмысленности взглядом он одаривал окружающих, пока не посмотрел на Юрьевича. Внезапно улыбнувшись Саша спросил, вглядываясь в лицо начальника своей канцелярии:
— И что Вы думаете о нашей поездке?
— Полагаю, вашему высочеству не стоит рассчитывать на этих людей.
— Почему?
— Торговые дела всегда сопряжены с риском, а эти люди не готовы рисковать.
— И только-то. Я тоже не люблю рисковать.
— Но Вы же рискуете, — Юрьевич широко улыбнулся. — Вы даже в Персию готовы снарядить поездку.
— Вы уже ознакомились с запиской Александра Сергеевича? — вспомнил о своём поручении великий князь.
— О, да! Мне представляется его прожект Закавказской компании весьма интересным. Чувствуется глубина мысли Грибоедова и знание местных особенностей Завилейского.
— Вам этот прожект представляется реальным?
— Александр Сергеевич умнейший человек, но торговые дела не его поприще. Прожект выглядит весьма деловым и грандиозным. Это пугает, но торговые дела любят риск.
"Вот ведь, век гуманитариев."
— А я полагаю его весьма умозрительным, тем не менее само это направление мысли весьма полезно. Я обязательно представлю его государю. Уверен, что он его заинтересует...
— Дай копейку, барин! — внезапно, мелкий оборванец вырос как будто из-под земли и схватил наследника престола за руку. — Узнал, барин?! Я в том годе Кривоноса искал! Дай копейку!
Сильная рука Юрьевича схватила мальчишку за предплечье, отдернула от наследника престола и швырнула к близстоящему забору. Тело гулко бумкнуло о дощатый забор и распласталось на земле. Спутник великого князя встал нагой на лохмотья не давая оборванцу подняться. Теперь Саша смог разглядеть мальчишку. С трудом он узнал в нём того бойкого отрока, что провёл его к лавке бывшего купца. Он и тогда не выглядел богато, но сейчас был просто жалок. Красные воспалённые глаза глубоко сидели в глазницах худого лица. Вся кожа мальчика была покрыта гнойниками. Одежда была изорвана.
— Что-то ты не важно выглядишь. Давно болеешь? — первое что пришло в голову спросил великий князь.
— Три дня уже. Есть нечего...
— В нищие подался? — спросил великий князь и не дожидаясь ответа обратился к Юрьевичу: — Семён Алексеевич дайте ему меди.
Наследник престола повернулся к нищему спиной и пошёл дальше пытаясь вернуться к прерванным мыслям.
* * *
19 марта 1827, Санкт-Петербург
"Буш хотел занятия со мной продолжить. На сегодня назначились...
Заодно... навещу Гордея. Надо Гордея к себе забирать. пригодится... Буш уже койку освободить хочет... Назначу своим помощником в Батово, чтоб крестьян гонял. А из Фомы продолжу агронома делать..."
С такими мыслями великий князь собирался на конную прогулку. В сопровождении Юрьевича он вышел из дворца, сел на коня и отправился в медицинскую академию. Неспешно рыся по улицам города, он невольно выбирал путь удаляющий его от цели поездки.
"Проект Грибоедова надо поднимать, он конечно может оказаться косячным, но зато направление правильное — на Персию. Попытаю Арсеньева о Кавказе и Астрахани. Может он статистикой богат, а то великий писатель как-то не балует цифрами. Дополним, сместим акцент с Закавказья на Астрахань и, глядишь, то что надо будет. Жаль, времени мало посидеть над этим некогда. Хотя, как говориться: время мерило ценностей. Есть ли для меня сейчас, что-то более ценное, чем притянуть Персию к России торговлей? Впрочем, надо сразу полагать выход за границу коммерции, смотреть надо шире..."
